Текст книги "За тридевятью морями"

Автор книги: Владимир Ушаков

– Нарушил. Но я люблю…

– Считаете себя виноватым?

– Виноват, товарищ полковник. Но я полюбил…

– Что ты мне заладил: полюбил, полюбил. Послушайте меня внимательно и запомните крепко на будущее. Ты поступил неправильно. Я не говорю нехорошо, а говорю неправильно. Где эта черта стирается, черт ее знает! Неправильно в том смысле, что Вам, военному человеку, офицеру, переводчику нельзя нарушать установленных для беспрекословного выполнения норм, правил, приказов и распоряжений. Иначе из Вас не будет в будущем хорошего офицера. Какой это офицер Советской Армии, который нарушает приказы? А раз Вы переводчик, то и дипломата из Вас хорошего не получится. А ты мне: люблю, люблю. Вижу, что любишь. И любовь свою отстаиваешь и защищаешь. Эх, Ершов, Ершов! Действительно ты ершистый молодец. Оправдываешь ты свою фамилию! Я тоже, признаюсь, тебе, ершистый. Поэтому наказывать Вас не буду. Рука не поднимается. Но внушение Вам сделать – мой долг. Ладно, прощаю тебя. Как отец. Иди и будь счастлив со своей возлюбленной. Как ее хоть зовут?

– Мария.

– Хорошее имя. Наше. Все. Свободны.

– Огромное Вам спасибо, товарищ полковник. Больше подобное никогда не повторится.

– Это как Вас понимать? Что еще на одной кубинке не женишься? Так что ли?

– Нет. Что Вы! Я не это, не так хотел сказать… Я…

– Ладно, идите, товарищ лейтенант. Свободны.

– Есть свободен, товарищ Главвоенсоветник!

Владимир под хитроватым, веселым прищуром глаз полковника поворачивается и браво выходит из кабинета.

– У, мужик, класс!!!!

Звучит марш Мендельсона, стеклянные двери базы отдыха распахиваются, и молодожены ступают на кафельный пол. Присутствующие, расположившиеся вокруг бассейна, встречают их громом аплодисментов. ВИА советских воинов исполняет туш. Владимир и Мария проходят на места, на которые им указывает Рытов, благодарят его и садятся. Рассаживаются за столики, расставленные вокруг бассейна, и гости интернациональной свадьбы. На столах из пластмассовых карандашниц торчат советские и кубинские флажки.

Главный военный советник в штатском костюме, сидящий рядом с родителями Марии, встает и торжественно поднимает бокал. Все гости садятся. Советник произносит поздравительный тост, здравицу в честь молодоженов.

– Дорогие наши Мария и Владимир! Уважаемые мама и папа Марии! Уважаемые наши кубинские друзья! Уважаемые советские дипломаты и офицеры! Все почтенные гости этого торжественного собрания!

Советские и кубинские переводчики переводят поздравление шепотом на ухо высоким посольским чинам и командованию.

– Мы собрались все здесь сегодня, к большому сожалению, без родителей одного из виновников этого торжества, новобрачного Владимира. Они не смогли присоединиться к нам за этим праздничным столом, чтобы вместе с нами поздравить сердечно и от всей души эту очаровательную пару молодоженов с их самым счастливым, самым радостным в жизни днем и самым запоминающимся событием: законным бракосочетанием. Это не простая свадьба, товарищи, не ординарная. Это интернациональная свадьба! Так, видимо, было угодно судьбе, что Володя встретил милую Марию, свою суженую, здесь, в тропиках, в дружественной и близкой нам Кубе, далеко от своего родного дома. Мы пока не можем похвастаться большим числом таких здесь на Кубе свадеб, но теперь можно с уверенностью сказать, что начало этому делу положено. Как говорится, фундамент теперь есть! И я уверен, что наш офицер, военный переводчик Владимир Ершов, сделал свой правильный выбор. И Вы, очаровательная, юная Машенька нашли свое счастье с настоящим русским парнем. Мы уверены, что, вместе с Володей, создадите крепкую, дружную, надежную ячейку общества, семью и у вас будет много детишек. Кто они будут, как их назвать, кубано-совьетикос или совьетико-кубанос? Это неважно! Это ведь одно и то же. Ваша свадьба-это яркое выражение сплочения наших братских, советского и кубинского, народов. И это глубоко символично, друзья! Давайте же и дальше высоко держать знамя крепнущей дружбы между нашими народами и, я уверен, что выражу общие пожелания здесь присутствующих, пожелания нашим молодым большого личного счастья, любви на долгие годы, благополучия и крепкого здоровья. Радости и счастья Вам! А тебе, Володя, позволь тебя сегодня так по– отцовски, неофициально называть, желаю служебного и служебного роста. А для этого у тебя все имеется: образование, знание языков, а теперь, вот, и семья тоже есть. Вот и все, что я хотел для начала сказать. Что ж? Горько товарищи молодожены! Горько!

– Ура-а-а!!! Горь-ко! Горь-ко! Горь-ко!

Молодые крепко и много раз целуются. Долго не умолкает звон бокалов. Встает отец Марии. Одновременно с ним поднимается и наш переводчик для перевода. Кубинец усаживает его рукой на место.

– Не надо меня переводить. Здесь все прекрасно понимают по-кубински. Я, друзья, счастлив. И моя супруга тоже счастлива, потому что наша дочь встретила и полюбила такого хорошего русского парня, советского офицера, как Бладимúр Ерчов. Желаем Вам, наши дети, большого счастья. Будь, дочка, верна и преданна своему мужу. Мы с матерью уверены, что у вас будет все хорошо, всю вашу длинную и радостную жизнь. Теперь наши дети, дети всех простых кубинцев, не только одних богатеев, получили возможность быть счастливыми, уважаемыми людьми, а не людьми второго сорта, как раньше. Теперь наши дети могут пользоваться теми же благами, какими ранее пользовались только богатые. Я счастлив видеть вас, наших детей, Болодю и Майру, счастливыми. Давайте же мы все выпьем за молодых. Счастья вам, детки, на долгие годы. Здоровья и благополучия, Болодья, вашим родителям. Жаль, что их здесь нет, но когда-нибудь мы с ними обязательно познакомимся. Как у вас принято говорить?

– Горько!

– Вот именно. Горико! Горико!

Рытов плотно прикрывает за собой стеклянную дверь входа, машет дежурному, чтобы тот не отдавал ему честь, и идет в кабинет начальника базы. В кабинете Рытов подходит к телефону, набирает номер.

– Оля, это я… ты опять меня без ножа режешь! Все наше руководство здесь. И кубинское тоже. Это уже… беспрецедентно, Оля… Оля…

В кабинет доносится громогласное: «Ура-а!!! Горь-ко! Горь-ко! Горь-ко!». Рытов телефонной трубкой ловит доносящиеся звуки свадьбы.

– Ты слышишь, Оля! Слышишь? Что же ты делаешь со мной? Приходи, пожалуйста, умоляю тебя! Не позорь меня так! Я порвал письмо в Генштаб. Все! Честное слово я ничего молодым плохого не сделаю. Приходи скорее!

– Ну, хорошо. Сейчас приду.

– Спасибо тебе, дорогая! Ненаглядная моя! Бесценная!

Рытов возвращается на торжество. ВИА играет туш. Отец, мать, бабушка и дедушка Марии, а также все гости аплодируют, так как молодые в очередной раз крепко целуются. Рытов подходит к Олегу.

– Ты готов?

– Валентин Михайлович, может не к месту? А?

– К месту! Давай! Я тебя сейчас представлю. Это приказ.

Замполит идет на свое место и стучит вилкой по бокалу.

– Товарищи! Дорогие жених и невеста, вернее, теперь уже муж и жена! Я предоставляю слово сослуживцу нашего жениха Олегу Островскому, который нам прочитает стихи известного советского поэта и переводчика Сергея Гончаренко! Итак, Олег, смелее, смелее.

Звучат аплодисменты. Олег скромно поднимается из-за стола, неловко кланяется и тихо начинает читать стихи:

 
– А в году
за семь пол сотен дней.
За четыре дюжины недель.
До России
тридевять морей,
а в России
белая метель…
А в России —
Белая пора.
По дворам сугробы
Набекрень.
Для тебя
Уже давно вчера
Мой еще не начавшийся
День.
А в России
Белая земля.
Ты выходишь утром на порог
И не знаешь,
Где я от тебя:
Толь на Запад,
То ли на Восток.
Ну а здесь —
Здесь бьет из-под земли
пальма,
как зеленый водомет.
Ну а здесь,
в немыслимой дали,
даже месяц
задом наперед.
Здесь, на пышном
пиршестве стихий
Сожжено все
Матушкой-зимой.
Бормочу я снова, как стихи,
От тебя последнее письмо.
Здесь как кубки
Звонкие слова:
Сибоней, Ориенте, Мариэль.
Где-то там
В кустах кычит сова.
До России
Тридевять морей!
 

Гости аплодируют чтецу, а Рытов видит, что его у стеклянных дверей манит на выход дежурный. Пригнув голову, он тихо выходит и прикрывает за собой дверь.

– Вас к телефону, товарищ подполковник.

Рытов быстро идет в кабинет директора. Там он берет телефонную трубку с аппарата на столе.

– Да. А… товарищ лейтенант. Я же четко вам сказал: и кровать и постельное белье разгружайте в его домик, кабанью, что выделило им кубинское начальство по адресу… Что есть адрес?.. Ну, так что же вы возитесь там? И посольский телевизор туда же и комсомольский холодильник! Чтоб все через час было на месте. К приезду этих… молодых. И вообще. Где Вы раньше-то были? От Вас не зависело? Так сейчас от Вас все зависит. Смотрите у меня. Я ведь и наказать могу. Поворачивайтесь там! Живо, так Вас раз этак.

Рытов появляется за стеклянными дверями. Оркестр играет вальс «Амурские волны». Молодожены кружатся в танце. К ним присоединяются и другие пары. Оркестр исполняет песню «Мой адрес Советский Союз».

Анатолий берет гитару, трогает струны. Владимир и Мария поднимаются из-за стола, подходят к нему.

– Толь, а давай нашу любимую!

– Это какую? «Не уезжай?»

Анатолий перебирает струны, запевает. Константин, Владимир, Олег ему подпевают…

– Сердце бьется в такт колесам, вырвется сейчас.

Подожди еще немного, подожди хоть час.

Рытов и Сапрунец беседуют, хмельные, за столом.

– А меня, Валентин Михайлович, переведут из Благовещенска в какой-нибудь другой округ, поближе к столице?

– Непременно. Я ж обещал. У меня есть связи в верхах. Переведем Вас. Заслужили! Обязательно переведем! Только вот что. Ни проявляйте больше своего усердия на поприще папарацци. Больше, пожалуйста, никакой самодеятельности: ни за кем не следите и никого не фотографируйте. Проявляйте лучше свои мастерские способности в съемках чего-нибудь другого. У Вас это хорошо получается. Я видел Ваши фотографии. Вы меня поняли. Колибри, скажем. Жучков, там, паучков. Ясно?

– Беспредельно ясно. Природа и фауна с флорой здесь, ой, какие живописные. Есть что поснимать! Для души и для газеты части.

– Вот-вот! Правильно понимаете! Флора и фауна! Фауна и флора. И меня с супругой тоже!

– Спасибо Вам преогромное. Никогда Вашу доброту не забуду. Благодетель Вы наш! А все остальное я уже давным-давно забыл, кого и когда снимал.

– Еще пока не за что. А вот, что забыли-это хорошо. Все плохое надо решительно вычеркивать из жизни.

К поющим ребятам подходит кубинец с гитарой, другие пары молодых кубинцев и русских. Кубинец подыгрывает Анатолию, остальные подпевают:

 
– Все смешалось: море, ветер,
Солнце, небо – все на свете,
Ласка и разлука, и любовь.
Без тебя мне очень плохо. Я сейчас глаза закрою.
Так, что из-под век забрызжет кровь.
Счастье вместе с болью ты принес.
Пусть растает боль под стук колес
Не уезжай! Не уезжай!
Не уезжай! Не уезжай!
Сон все это или сказка, кто бы мне сказал!
 

Хор молодых голосов подпевает:

 
Ну, скажите!
Отчего не вижу больше милые глаза?
Хочешь небо или звезды? Хочешь зиму или весны?
Хочешь, я приду к тебе сама?
Но, ведь, я приду навечно. Руки положу на плечи.
Будешь пить любовь в моих глазах.
Мчусь неведомо куда – куда. А-а-а-а-а!
Вслед за мной беда, беда, беда, беда.
Не уезжай! Не уезжай!
Не уезжай! Не уезжай!
Пусть судьба неумолима! Пусть! Жестока! К нам!
Я хочу вернуться к синим от ветров глазам.
У меня одна дорога. У меня одна тревога.
Руки, лишь одним верна я вам.
Понимаешь: очень много. Вспоминаешь: так немного!
Никому тебя я не отдам!
Вечность…. Даже вечность пусть умрет!
Пусть ее любовь переживет!
Не уезжай! Не уезжай!
Не уезжай! Не уезжай!!!
 

– Такие, вот, дела, товарищ лейтенант, – говорит кадровик Владимиру в штабе части, – Продлить Вам пребывание на Кубе нет никакой возможности, так как сейчас идет сокращение штатов и к тому же потребность в переводчиках на Кубе уменьшается. Ну что я могу поделать. Вы у нас на хорошем счету, но в ГУКе виднее. Они нами командуют, а не мы ими. Сами должны понимать. Так что собирайтесь домой.

– Как же так, только что Островскому продлили командировку на второй год. А, ведь, он не семейный, холостяк. А мне женатому не продлевают.

– Ничем не могу помочь.

Ершов выходит из кабинета и медленно в задумчивости закрывает за собой дверь с табличкой «Начальник отдела кадров».

Проводить домой семью Ершовых в аэропорт пришли все приятели Володи, подружки Марии, ее отец с матерью. Мама Марии, одетая в новые желтые брюки, обтягивающие широкие бедра, всплакнула, долго обнимает и напутствует дочку. Высокий, подтянутый мулат, отец Марии, в военной форме, при всех своих боевых регалиях, хлопает Володю по плечу, гладит дочку по головке и успокаивает свою жену:

– Не переживай ты так! – Успокаивает дочь отец, – Ты же в свое время поехала со мной в Африку и ничего, все обошлось. А здесь все же не в Африку ребята едут, а в Москву. И все у них будет хорошо.

Владимир обращается к отцу и матери Марии:

– Я обещаю Вам заботиться о Марии, любить свою жену и нашего сынишку, Энрике.

– Будем переписываться. Обязательно! Со всеми! – Заверяет Островский, не написавший домой ни строчки.

– Конечно! – горячо поддерживает его Владимир.

Владимир обнимается с приятелями. Мария – с родителями и подругами. А Олег Островский, как всегда, не может удержаться, чтобы не сострить:

– Вот декабристка! Тоже за мужем едет. Одна, помню, такая декабристка, поехала за своим мужем в Сибирь и испортила там ему всю каторгу.

– Дурацкая у тебя шутка, Олег. И совсем не к месту.

– Слушаю и повинуюсь. Исправлюсь. Я ж так. Пошутил.

– Я понимаю, а то бы врезал тебе при всем честном народе.

– Я те врежу!

Рассерженный Олег отходит от Толи оскорбленный и непонятый. Последние объятия, пожелания, и чета Ершовых скрывается за барьером паспортного контроля.

В аэропорту «Шереметьево-2» как всегда столпотворение. Около стеклянной перегородки, отделяющей холл от таможенного контроля, там, где надпись на раздвигающейся двери «Выход» толпятся люди с цветами. У некоторых других встречающих в руках бумажки или таблички. Эти ожидают деловых людей или делегации. Наглые таксисты выискивают, кого бы подвезти. И вот родители Володи и Юля различают в толпе пассажиров своего сына и видят, как он подходит к таможенному посту для досмотра. За ним идет Мария с сыном на руках. Они еле управляются с грузовыми тележками. Володя тоже ищет взглядом родных среди встречающих и, наконец, их находит. Он успевает радостно махнуть родным рукой и под напором толпы с вещами скрывается за перегородкой.

Столики для досмотра приставлен друг к другу и вытянуты в одну линию, и за каждым из них стоит таможенник. Строгий мужчина в зеленой форме, ничего не спросив у Ершова, ставит штамп на декларации и дает ему знак рукой проходить на выход. Одновременно с Ершовым досмотр проходят за соседними столиками, справа и слева от Володи, двое по внешнему виду, скорее всего рабочие, то есть специалисты, прилетевшие этим же рейсом с Кубы. У них примерно одинаковая поклажа. И у одного работяги, и у другого на тележках несколько картонных коробок. Обоих досматривают таможенницы. Таможенница спрашивает того рабочего, что стоит справа от Володи:

– Что у Вас в коробках?

– Ракушки, книги, обувь, пластинки. Так, пожитки разные, – отвечает рабочий.

– А в этой?

– Ботинки.

– Откройте.

Рабочий, замявшись, развязывает коробку, и таможенница видит в ней попугая.

– Медицинский сертификат на птицу есть?

– Не успел оформить.

– Птиц без сертификата провозить нельзя. Берем птицу на двухнедельный карантин.

– Я ж улетаю в другой город. Девушка, милая, я ж не смогу его забрать.

– Все. Свободны. Проходите! Не задерживайте очередь! – таможенница берет смело попугая и убирает его в ящик внизу таможенной стойки.

– Эх, девушка, девушка! Черт тебя подери! – зло рычит Генрих, отходя от стойки.

– Проходите. Не задерживайте очередь!

А слева от Владимира другая таможенница, постарше своей коллеги, спрашивает второго рабочего:

– Что в этой коробке?

– Ботинки.

– Идите.

Как только из раздвинувшихся стеклянных дверей появляются Володя и Мария с ребенком, их окружают родные Ершова. Таксисты, получив отказ от своих услуг, отходят в сторону, а отец, мать и Юля помогают Володе и Марии с вещами выбраться из толпы и тут уж дают волю своим чувствам: начинают обнимать, целовать и Владимира, и Марию. А Юля сразу забирает у Марии маленького к себе на руки. Конечно, родня Владимира, хотя и старается это скрыть, во все глаза рассматривает жену сына, но опомнившись, торопятся на выход из аэропорта.

– Пошли, ребятки, на выход, – говорит мать Володи, – Там нас ждет машина. По дороге и дома поговорим. Юля, поосторожнее с деточкой, держи его крепче, не урони.

В это же время к встречающим выходят из таможни и оба рабочих. К одному из них бросается на шею жена.

– Генрих, дорогой, с возвращением! Я так тебя ждала, так по тебе скучала!

– Да ну тебя! У меня тут попугая отобрали, да еще ты здесь! Вон, Пашка! У него не отобрали, а стояли ведь рядом!

Жена Генриха обиженно отстраняется от мужа, не ожидая от него такой неприветливой встречи.

– Генрих! – стыдит приятеля Павел, – Нельзя же так! Лиза тебя встречать прилетела. Два года тебя не видела, а ты так ее грубо…

Генрих нехотя обнимает за плечи супругу, целует ее в щеку и горестно катит свою тележку к выходу. Жена Генриха, вытерев рукавом слезы, снова приникает к мужу. А Павел, развязав и приоткрыв коробку из-под ботинок, с радостью убеждается, что его попка жив и здоров.

Семья Ершовых в сборе за круглым, гостиным столом. Все в хорошем, приподнятом настроении отмечают возвращение сына.

– Мне положен отпуск за два года. Два месяца. Конечно, нам сейчас здесь, в трехкомнатной квартире, тесновато будет.

– В тесноте, да не в обиде. Ничего. Приспособимся, – утешает мама Владимира молодых.

– А я думаю, скоро замуж выйти, – вдруг заявляет безапелляционно Юлька, – и перееду тогда жить к мужу. А пока, Вовка, я на этом твоем диванчике в гостиной посплю. Как ты раньше, до отъезда.

– Обязательно. В твои-то годы…. Уж нам замуж невтерпеж.

– До революции и пораньше дочерей замуж выдавали. Я читала.

– Так-то ж до революции. Не те книжки ты читаешь. Ты бы в кружок какой записалась, если энергии невпроворот.

– Я и так и в драмкружке, и конструкторском, и кулинарить или кулинарничать учусь. Вот! А говорят, скоро опять революция будет. Смена Руководителя! – Юля многозначительно показывает пальцем в потолок.

– Не глупи, Юлька! Во-первых, нет таких слов-кулинарить и кулинарничать. Есть слово-готовить. И поменьше трепись языком. Болтливая уж больно стала. Удержу никакого нет! Так ляпнешь где-нибудь про Генерального нашего Секретаря, тебя из комсомола вмиг и выставят.

– А если серьезно, то я, пока не пошел на службу, буду подыскивать нам квартиру, чтобы снять. Мы здесь вшестером…. В общем надо думать, что делать. Я полагаю, что пока надо нам с Машенькой снять комнатку или однокомнатную квартирку подешевле. Деньги пока у нас есть, а там я на службу выйду, переводами подрабатывать стану.

Мария выходит в другую комнату успокоить плачущего сынишку и вскоре возвращается.

– Нам надо съездить в магазин «Березка». Хочу Вам всем подарки сделать. Купить модную одежку. Кое-что из техники. Телевизор японский. Магнитофон, – Переводит разговор на более приятную тему Владимир.

– Только мне, чур, стерео, – встрепенулась, естественно, Юля.

– Тебе непременно, конечно, в первую очередь, – покачала головой мама.

Но отец Володи тоже оживился:

– А машину будешь брать? На все денег-то хватит?

– Хватит! Хватит! Хватит! – захлопала в ладошки Юля, – Завтра прямо с утречка и поедем в «Березку»! В «Березку»! В «Березку»! В «Березку» Ура-а-ура!!!

Нет, – остудил всех Володя, – Не завтра. Завтра я должен быть в Генштабе, доложится о своем прибытии и так далее. Послезавтра я поеду в магазин оплачивать машину. А когда ее получу, тогда поедем и за другими товарами. Дайте нам хоть несколько денечков в себя прийти. Правда, Маш?

– Си. Ой! Забылась! Чуть было по-испански не заговорила. Да! Устали немного. Правда. Сборы. Проводы. Перелет…

– Обязательно сначала отдых. И никаких разговоров. Все остальное… Шмотки там разные. Это подождет. А какую машину, сын, ты решил брать? Какого цвета?

– «Копейку». «Жигуль» первой модели так называют. Самый дешевый. Чтобы и нажитье-бытье и на съем квартиры нам кое-что осталось. Мне говорили, что если выбирать редкий цвет, морской волны, или вишневый, или серебристый, то их таких можно месяцами ждать. Нужно будет постоянно ездить и караулить у магазина, чтобы другим не ушла. Да и переплачивать продавцам надо. На лапу давать. И не мало.

– И здесь спекулянты! – всплеснула руками мама.

– А как же?! – Юля невозмутима, – Ты как будто с луны свалились!

– Возьму без очереди белую или желтую. Какая мне разница. Зато сразу за руль и в «Березку»!

– Ура-а-а-а!!! – прыгает Юля, – Урр-а-а-а! – И Юличку нашу приодеть надо. Растет, ведь.

– Завтра, вот, замуж выходит! – шутит Володя, обнимая сестру за плечи.

– Правильно! Юличка, она хорошая, – Юля гладит себя по голове, – Растет, ведь, девочка. Братцу своему, Вовику, на Кубу часто писала. Не забывала. Ее, ой как, приодеть надо!

– Уймись! Как тебе перед Марией не стыдно-то? Что она о тебе подумает?! – взывает к дочери мать.

– Всем купим. Никого не забудем. И родителям Марии посылку соорудим. Да, Маша?

Мария встает, подходит к мужу и целует его.

– Спасибо, Вовик.

– В «Березке» на Сиреневом бульваре продают технику: телевизоры, магнитофоны, а также ковры, хрусталь. На Ленинском проспекте, на Академической и на Таганке продают одежду. Приличные очень пальто, платья, брючные костюмы из Франции, Финляндии, Италии.

Юля добавляет:

– А на Кутузовском проспекте – продукты и спиртное. Но только все на бесполосные чеки.

– Ты и это знаешь! – удивляется отец, – А какие еще сертификаты бывают?

– Есть чеки с синей полосой, – Юля загибает пальцы на руке, – Их получают те, кто работал в Польше, ГДР, в Монголии. А бесполосные чеки или сертификаты-это для дипломатов, иностранцев и для тех, кто был в капстранах. На них, как на валюту, можно купить все, что захочешь. Но и наши чеки, с желтой полосой, тоже котируются!

– Не наши, а Володины и Марии. На чужой каравай рот не разевай, – отец щелкает назидательно дочь по носу.

Владимир после посещения Генерального штаба СССР идет к троллейбусной остановке и наблюдает картину, как на автостоянке, недалеко от выхода из ресторана «Прага» стоит черная «Волга-ГАЗ-21», правая задняя дверца которой открыта, и из нее высунута нога в генеральской форме с лампасами. На тротуаре лейтенант в военной форме тянет к машине за руку упирающуюся и плачущую девушку лет двадцати пяти. Видно, что девка сильно пьяна.

– Пошли! Пошли! Хватит ломаться! Мы ж договорились!

– Пустите меня! Я с вами не поеду!

Лейтенант отпускает девку, подбегает к машине и что-то говорит генералу. Потом снова бросается к девушке, пытаясь шепотом ее уговорить и силой затащить в машину, Девушка не убегает, но и не идет к машине, пытаясь вырваться из рук лейтенанта, упираясь ногами, извиваясь всем телом и пьяно от него отмахиваясь.

– Да отпусти ты меня! Не хочу я его! Не хочу!

Нога генерала скрывается в машине. Лейтенант надавливает на плечи девушки, прижимая, заталкивая ее в машину. Прохожие заинтересованно останавливаются.

– Стоять здесь! – приказывает лейтенант девке, снимая фуражку и вытирая рукой пот на лбу. Он снова лепечет генералу, что девка не хочет с ними ехать и что уже собирается толпа прохожих. Лейтенант садится на переднее сиденье. Дверцы машины захлопываются, и машина уезжает. Владимир достает блокнот и ручку и записывает номер машины. Прохожие расходятся. Девка стоит, пошатываясь, соображая, куда ей идти.

На перемене Юля в окружении одноклассников с восторгом рассказывает им о Марии:

– Она такая хорошенькая! Мулатка. Значит, коричненькая. Как шоколадка. Темненькая. А глаза зеленые. А волосы прямые и черные. Мой брат и Маша, как он ее иногда зовет, так любят друг друга. И ребенок у них, мальчик, такой же смугленький, как и его мама, озорной, точнее, резвый.

– А давайте пойдем ее все посмотрим, – предлагает подружка Юли Лена.

– Да вы что! – возмущается Юля, – Она, что экспонат в музее, чтобы ее рассматривать! И не думайте. Не красиво это.

Звенит звонок на урок. Юля направляется в класс. А ее подружки не спешат на урок, продолжают перешептываться и решают все же пойти посмотреть на Марию. Одна школьница, Светка, догоняет Юлю в классе и невинно так ее спрашивает:

– А ребеночку Марии не холодно у нас? Она с ним гуляет на улице?

– Два раза в день. По два-три часа. Утром и днем после сна.

Света отходит от Юли.

– Значит, часика в четыре, в пять…

Из магазина «Березка» выходит Мария со свертками и пакетами в фирменной упаковке в руках и идет к желтому «Жигуленку». У машины Марию догоняют два модно одетых субъекта и обращаются к ней, оглядываясь по сторонам:

– Женщина! Чеки продаешь?

Мария в недоумении и не знает, что ответить.

– Один к двум.

– Я не понимаю.

– У Вас какие чеки? Желтые? Хорошо. Один к трем, если желтые.

Мария пожимает плечами и ищет глазами Владимира, его отца и Юлю. Они как раз выходят из магазина. И несут телевизор. У входа в магазин хорошо одетая женщина, проститутка, спрашивает Владимира:

– Закурить, молодой человек, не найдется?

– Не курим и не гуляем.

Спекулянты не отстают от Марии и наперебой ей втолковывают:

– Чего тут непонятного-то? Первый раз замужем? Вы нам чеки, а мы Вам рубли. За один чек три рубля. В три раза больше.

Подходят Владимир, его отец и Юля.

– В чем дело? – спрашивает парней Владимир.

– Чеки купим. Хорошо поменяем. Один к трем.

Владимир открывает ключом машину:

– Парни! Видите, мы только что отоварились. Больше с собой чеков нет.

Владимир и его отец ставят телевизор в багажник, остальные покупки Мария и Юля кладут в кабину. Затем они садятся в машину и сами. Владимир заводит машину, и Ершовы уезжают. Один из парней плюет вслед машине, и оба субъекта направляются обратно к магазину.

Дома все заняты делами. Владимир и его отец устанавливают телевизор. Мария возится с малышкой. Мать Володи готовит ужин. Юля распаковала стереомагнитофон и ставит в него кассету.

– Твоя, Вов, любимая бардовская песня «Родник».

Мария садится с ребенком на руках около Володи.

– Кто это к нам подходил около магазина и чего они хотели?

– Маша, это спекулянты валютой. Чеки считаются у нас как бы валютой. Эти спекулянты скупают чеки. Потом покупают на них магазинах «Березка» дефицитные товары, а потом продают их за рубли один к десяти где-нибудь в другом городе и получают большой навар. С ними лучше не связываться, а то можно попасть в переплет. Или сесть за спекуляцию валютой. А можно и на обэхеэсников нарваться. Они, рассказывают, тоже иногда представляются валютчиками, а кто клюнет, того заметают в милицию как валютчика или спекулянта. Потом не расхлебаешь! Понятно?

– Понятно. Только не совсем понятно, кто такие спекулянты, что такое «навар», что такое «нарваться», «замести в милицию», кто такие обэхеэсники и что означает «потом не расхлебаешь»?

Все от души смеются. Отец Володи, не отрываясь от наладки телевизора, обращается к Марии:

– Сейчас я тебе все объясню, – отец Володи подсаживается к Марии на диван.

Мария катит по скверику коляску с ребенком. Появляется десяток школьников и школьниц. Пошептавшись, они кто в одиночку, кто парочками, проходят мимо Марии, рассматривая ее и ее ребенка, непременно с ней вежливо здороваясь.

– Здравствуйте! – говорит Светка.

– Здравствуйте, – отвечает Мария.

– Добрый день! – говорят ей Саша и Лена.

– Добрый день.

– Хорошая погодка. Не правда ли? – интересуются у Марии Галя и Вера.

Мария начинает догадываться, в чем тут дело, и отвечает на приветствия ребят, старясь удержаться от смеха.

– Здравствуйте! Ой, какой маленький, сюсюнечка! Сколько ему!? – наклоняется к ребенку Зина.

– Чуть больше годика.

– Просто чудо! – неподдельно восторгается Зина, – И ему не холодно?

– Нет.

– До свидания! – прощается с Марией вся компания молодежи.

– До свидания!

Собравшись за домом, ребята делятся своими впечатлениями об увиденном.

– Кубинка, что надо!

– Ага! Не холодно им здесь у нас?

– Говорит, что нет.

– Завтра Юльке расскажем, кого мы сегодня видели.

– Ты что? Сдурел? Не надо. Посмотрели и ладно.

Остальные ребятки с ней соглашаются, и ватага уходит, живо что-то обсуждая между собой.

Владимир разговаривает по телефону.

– Будь другом, Илья, возьми посылочку на Кубу для родителей моей жены. Совсем маленькую.

– У меня самого вещей под завязку. Я бы с радостью.

– Так всего-то килограммчика два. Не больше. Им так будет приятно, что дочь и зять их не забывают.

– Я только что взвешивал свой багаж. У меня уже перевес.

– Ну, очень тебя прошу, возьми. А? А за перевес я заплачу. Здесь, твоим родителям. А, может, на небольшой перевес в аэропорту и не обратят внимания!

В квартиру с улицы входит Мария.

– Ладно! Вези, – Соглашается Илья, – Но, если будет значительный перевес, то учти: оставлю твою посылку у провожающих.

Владимир подпрыгивает от радости.

– Спасибо, дорогой, выручил. А то жди, когда кто там еще полетит на Кубу! Сейчас я к тебе приеду. И деньги привезу на всякий случай. Жди! Беру такси и лечу!

– Маш, Илья согласился взять посылку для твоих родителей на Кубу. Я поехал. Он завтра улетает. Целую.

– А меня какой-то грузин из машины заметил, выскочил и до самого подъезда провожал. Такой настырный.

– Отшила его? Вот и хорошо. А как, потом расскажешь. Я понесся.

Владимир обнимает супругу и с сумкой в руке выскакивает из квартиры.

Мимо Музы проезжает «Жигуленок». Муза признает в водителе Володю и провожает машину взглядом. Потом медленно идет за ней, останавливается за углом и видит, как из легковушки выходит Володя и галантно помогает выйти из машины смуглой девушке. Муза – вся внимание. Парочка скрывается в подъезде. Муза подходит поближе к машине и ее рассматривает. В этот момент открывается дверь подъезда, и из него выходит пожилая женщина. Муза к ней обращается.

– Скажите, пожалуйста, это сейчас прошел Владимир Ершов?

– А Вы его знаете? – интересуется пожилая женщина.

– Конечно. Мы ж учились вместе и дружили. Я Ваша соседка из пятого подъезда. Значит, он уже вернулся из-за границы! Насовсем?

– Месяц как. А насовсем ли или нет, я этого не знаю.

– А что это за девушка с ним? На его сестру вроде бы и не похожа!

– Так это ж его жена. Кубинка. С Кубы привез.

– Кубинка? Ничего себе! Спасибо Вам. Извините. До свидания.

– Всего хорошего!

Муза идет к своему подъезду шокированная известием.

– Вот тебе и дела! Каков подлец! Я ему писала, писала, а он мне не ответил. Да еще жену с собой притащил. Я ему этого так не спущу. Хороша бы я была, если бы тогда порвала с доктором наук! Комсомолец! Сволочь такая! На машине катается! Ну, я ему устрою счастливую жизнь! Он у меня еще пожалеет!