355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Бушин » Патриархи и президенты. Лампадным маслом по костру » Текст книги (страница 3)
Патриархи и президенты. Лампадным маслом по костру
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 08:42

Текст книги "Патриархи и президенты. Лампадным маслом по костру"


Автор книги: Владимир Бушин


Жанры:

   

Политика

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

* * *

А недавно в «Литературной газете» (№ 35) была напечатана статья «Отряхнулись от старого мира» большого философа Георгия Добыша. Врет философ напропалую и в расчете на олухов. Например, уверяет, что после революции «родину покинули» писатели А. Толстой, А. Куприн, М. Цветаева, А. Белый, В. Шкловский, И. Эренбург, скульпторы С. Коненков, С. Эрьзя… Покинули – и все. А на самом деле все они, кто раньше, кто позже, вернулись. Шкловский, например, кажется, и года не выдержал в Германии (1922–1923), быстро сообразив, что там он никому не нужен; Белый уезжал по издательским и творческим делам с советским паспортом всего на два года (1921–1923); Толстой продержался четыре года (1919–1923); Эренбург рванул во Францию еще в 1908 году, а в 1917-м как раз вернулся, но в 1921-м опять рванул туда же и с 1932 года стал там корреспондентом «Известий», часто приезжая в СССР, пока не остался здесь совсем.

Или вот философ изображает поэта В.Кириллова и критика Семена Радова, громившего-де русскую культуру. На самом деле последнего звали Родов Семен Абрамович (1893–1968). А Радов Георгий Георгиевич (Вельш) – очеркист, покойный муж ныне здравствующей поэтессы Риммы Казаковой.

Да, Кириллов и Родов громили. И что, никто не давал им отпора? А чего стоит хотя бы одна строка Маяковского:

 
Герасимов, Дорогойченко, Кириллов, Родов —
Какой однообразный пейзаж!
 

В статье много и другой литературногазетной чепухи, но я вспомнил философа не по этой причине, а из-за той замшелой тупости, которой статья начинается: «В.И. Ленин русский народ не любил… Русские для него – нация, никакими достоинствами не обладающая» и т. п. Дядя философ, съездили бы вы в названные хозяйства и спросили бы их руководителей и рядовых работников, чего это одни из них до сих пор портреты не любившего их человека в кабинетах держат, другие – даже доныне не отказались от его имени, коим назвали когда-то свои хозяйства, третьи – памятники ставят человеку, считавшему русский народ никакими достоинствами не обладающим. Это после стольких-то лет телевизионно-газетно-думского поношения Ленина! Чего стоит одна лишь малограмотная чушь председателя Думы Грызлова, которому Троцкий с того света шепнул, что Ленин добивался поражения России в войне против Германии.

Вот и послушали бы вы, философ, допустим, Виктора Николаевича Клюева. Он тоже кандидат наук и свое дело вон как знает, в Оренбуржье пальмы выращивает. Наверняка не думает он, допустим, и того, что Алексей Толстой как уехал из России, так и сгинул где-то за бугром. Право, послушали бы. Ведь тут великая философская загадка. Может быть, и ноги потом удалось бы унести… Но в любом случае не забудьте зайти в колхозную библиотеку и попросить там воспоминания Горького о Ленине. Там есть и такие строки: «Я нередко подмечал в нем черту гордости Россией, русскими, русским искусством. Иногда эта черта казалась мне странно чуждой Ленину и даже наивной, но потом я научился слышать в ней стыдливый отзвук глубоко скрытой, радостной любви к своему народу». Кому же верить – газетному философу, видавшему Ленина только в Мавзолее да на своем партбилете, в ужасе сожженном при первом шорохе контрреволюции, или великому писателю, близко знавшему Ленина долгие года?

А ваш Собор, г-н Гундяев, с самого начала вместо того, чтобы сближать и примирять русских людей, сеял раздор и вражду посредством антисоветчины, коммунофобии, поношения Ленина. Вот что сказал на первом же Соборе член его Думы, один из ваших нынешних подписантов Вася, бывший первый секретарь райкома комсомола, а потом член ЦК КПСС, и, конечно, обладатель ордена Ленина да еще и множества советских и антисоветских премий: «Мастера переделывать мир, любители нового мирового порядка в 17-м году знали, что делать. Знают они и сейчас. Разрушение русского национального сознания продолжается и сию минуту». Они! То есть те же самые. Коммунистов, в 1917—1922-м и в 1941—1945-е годах во главе народа спасших страну, выведших ее на мировую вершину, – и демократов, пустивших по ветру пот и кровь многих поколений русских людей, оратор представил разными поколениями одной идеологической шайки.

А еще раньше он требовал: «Крепостное право, основанное на марксизме, должно исчезнуть!» Ну, исчезло, Вася, следа не осталось. И что выросло на месте «крепостного права», кроме твоих орденов да премий?

А как на Восьмом Соборе глумился над вчерашним днем народа парторг Крупин! Сколько он зла посеял, скольких оттолкнул от Собора! Тоже ставил на одну доску творцов и грабителей, спасителей и убийц, причем с бесстыдной прямотой: «Для меня слова „коммунист“ и „демократ“ синонимы!» Из этого следует, что сам он лет тридцать был родным братцем Валерии Новодворской, а потом бросил бедную девушку на произвол судьбы и удрал на сладкие харчи в Духовную академию.

В антисоветском рвении Крупину, как и некоторым другим подписантам, делить с академиком Гинзбургом нечего, – в одной упряжи с ним бредете, православные, одну песенку гнусаво тянете.

* * *

Православные патриоты неоднократно подчеркивают, что письмо против клерикализации подписали всего лишь «несколько академиков». Ну, а у нас, мол, «более сорока известных имен», да еще и другие. Мне лично почти половина этих имен, к сожалению, совершенно незнакома. Ни в биографических, ни даже в телефонных справочниках я не нашел никаких следов, например, Сергея Котькало, Андрея Печерского, Александра Стрижева… А они, вишь ты, ставят под манифестом свои имена рядом с именами чемпиона мира Анатолия Карпова и Героя Советского Союза Владимира Карпова, рядом с Распутиным, Беловым, Прохановым. Они фигурируют в центральной прессе, сокрушают академиков…

А кто такая, например, Галина Боголюбова, стоящая третьей в списке? Ну, член Общественной палаты, как Ганичев и Бородин, променявшие на это звание свое писательское первородство. А что за ней еще? Только после публикации обоих писем случайно выяснил: почитательница Малевича, пишущая во славу его такие вот сочинения:

 
Я брожу по квадратным улицам,
мой взгляд окружают квадратные дома,
люди блуждают по квадратным лужам,
меня гнетет квадратная тоска.
 

И сама же резюмирует: «Не случайно Малевич нарисовал квадрат. Это отражение целой философии». Прекрасно! И не случайно Михаил Швыдкой, киргиз с квадратными мозгами и главный заботник русской культуры, недавно за этот квадрат выложил на бочку из народной казны миллион долларов. Да, прекрасно. Только дома – тоска это все-таки не рифма. И непонятно, почему люди блуждают по лужам, когда можно обойти. И что такое «квадратная тоска»? А бывает треугольная, овальная или кубическая?

Впрочем, дело совсем не в изящных философских стихах красавицы Боголюбовой, а в том, что, вступив на стезю количественных подсчетов и противопоставлений, православные патриоты не понимают, как это опасно.

Один из них в разговоре со мной ужасно возмущался подборкой читательских откликов в поддержку академиков, которую дала «Советская Россия»: «До чего дошел Чикин, а!»

От В. Чикина хорошо бы услышать ответ на два вопроса по этой теме. Во-первых, почему «Советская Россия» в свое время предоставила трибуну служителям церкви? Не «Известия», не «Труд», не «Московская правда», а именно она, тогда еще орган ЦК КПРФ с миллионным тиражом, а потом – все равно газета коммунистической оппозиции. Во-вторых, почему после нескольких лет нежной дружбы, доходившей под Пасху и на Рождество до трогательных портретов на первой полосе тов. Зюганова и Чикина в обществе патриарха, в конце концов, дружба все же пресеклась и святые отцы исчезли со страниц газеты? Не потому ли, что они не знали устали в поношении Советской эпохи?

А сейчас я ответил: «Если Чикин хотел быть честным, то он обязан был дать такую подборку». – «Да разве ты не знаешь, как делаются такие подборки! – воскликнул православный собеседник. – Всегда в газете можно найти отклики на любой вкус». Это был ответ человека, давно привыкшего к манипуляциям. «Дорогой мой, – ответил я, – ты не понимаешь время, в которое живешь. Сейчас очень многое поддается проверке. Так вот, в первые два-три дня „СР“ получила по Интернету около 60 откликов, из коих лишь 7–8 поддерживали вас, остальные – академиков. Кем же был бы Чикин, если дал бы подборку в вашу поддержку? „Завтра“ получила 39 откликов, из них только 5–6 в вашу пользу. Есть все основания думать, что и позднее как по Интернету, так и по обычной почте письма шли в такой же пропорции».

* * *

Между прочим, один автор обращался к православным патриотам: «Опомнитесь! Сейчас Россия не та, что сто лет назад!» А что было сто лет назад или даже сто пятьдесят?

Что писал на сей счет Белинский, все знают. Но вот сам Пушкин. Он сожалел об этом, но отмечал как факт «в нашем народе презрение к попам и равнодушие в отечественной религии… Может быть, нигде более, как между нашим простым народом, не слышно насмешек насчет всего церковного» (Заметки по русской истории XVIII века). Да еще и сам к этому руку приложил.

Прошло восемьдесят лет… 16 января 1902 года Лев Толстой писал из Гаспри в Крыму царю Николаю:

«Любезный брат!

Такое обращение я счел наиболее уместным потому, что обращаюсь к вам в этом письме не только как к царю, сколько как к человеку – брату. Кроме того еще и потому, что пишу вам как бы с того света, находясь в ожидании близкой смерти».

Писатель был тяжело болен, со дня на день ожидали его кончины. И вот в этом письме «как бы с того света» человек, который знал родной народ несколько лучше, чем Валентин Распутин, Василий Белов и Владимир Крупин совокупно, писал царю:

«Ваши советники говорят вам <…> что русскому народу как было свойственно когда-то православие и самодержавие, так это свойственно ему и теперь и будет свойственно до конца дней и что поэтому для блага русского народа надо во что бы то ни стало поддерживать эти две связанные между собой формы: религиозного верования и политического устройства. Но ведь это двойная неправда. Во-первых, никак нельзя сказать, чтобы православие, которое когда-то было свойственно русскому народу, свойственно ему и теперь <…> Во-вторых, если справедливо, что народу свойственно православие, то незачем так усиленно поддерживать эту форму верования и с такою жестокостью преследовать тех, которые ее отрицают» (ПСС. М., 1984. Т. XIX–XX, С. 503).

А вот еще более позднее свидетельство совсем с другой стороны. Генерал Деникин: «Религиозность русского народа, установившаяся за ним веками, к началу XX столетия несколько пошатнулась <…> Этот процесс духовного перерождения русского народа слишком глубок и значителен <…> Поступавшая в военные ряды молодежь к вопросам веры и церкви относилась довольно равнодушно. Командовавшие частями знают, как трудно было разрешение вопроса даже об исправном посещении церкви <…> Надо признать, что духовенству не удалось вызвать религиозного подъема среди войск <…> Голос пастырей с первых же дней Февральской революции смолк, и всякое участие их в жизни войск прекратилось. Съезды духовенства в Ставке и в штабах армии не имели реального значения» (Очерки русской смуты, гл. 1).

О времени более позднем можно вспомнить еще и свидетельство митрополита Вениамина, главы духовенства армии Врангеля: «Авторитет церкви вообще был слабый… Горения не было ни в мирянах, ни даже в нас, духовных. У нас почти не было руководящих идей, как не было их, конечно, и при Деникине <…> Одна из главнейших причин провала всего белого движения в его безыдейности».

И еще: «С Петра Великого духовенство вообще не было в почете. Церковь была сдвинута тем государем с места учительницы и утешительницы. Государство совсем не при большевиках стало безрелигиозным, а с того же Петра, более двухсот лет тому назад» (На рубеже двух эпох).

Наконец, не воинствующий безбожник Емельян Ярославский (М.И. Губельман), а верующий Василий Розанов: «Переход в социализм и, значит, в полный атеизм совершился у мужиков и солдат до того легко, точно в баню сходили и окатились новой водой <…> Христианство вдруг все позабыли в один момент – мужики, солдаты – потому что оно не вспомоществует; что оно не предупредило ни войны, ни бесхлебицы. И только все поет, поет… Не грудь человеческая сгноила христианство, а христианство сгноило грудь человеческую».

Вот какая печальная картина, а вы все стенаете о «безбожных пятилетках большевиков». И ведь все это писали, говоря словами письма-протеста, «люди умнейшие», а то и достойнейшие.

* * *

И вот представьте себе, в фильме «Вторая мировая война. Русский взгляд» его создатель и ведущий, православствующий В. Правдюк заявляет: «Красная Армия была очень религиозной, поскольку 78 % населения были верующими». Какая точность! Одним махом опроверг и Толстого, и Деникина, и Розанова. Вы только подумайте: как подскочила в Советское время религиозность… Похоже, что создатели этого фильма в армии не служили, а я за три года на фронте встретил только одного верующего – Васю Клокова, ездового. Милейший был парень, но, увы, – в единственном экземпляре. И ни на одном – а ведь и в баню ходили, и в реке купались иногда – не видел я креста. И это не только в армии. Ни у деревенских и фабричных мальчишек, среди которых прошло мое детство, ни за десять лет учения в пяти деревенских и городских школах, ни после войны в институте, ни в редакциях самых разных газет да журналов, где работал, ни в своей обширной родне, опять же деревенской и городской, – нигде не встречал я верующих, кроме помянутого Васи Клокова да родного деда Федора Григорьевича, председателя колхоза им. Марата в Тульской области на Непрядве.

А что говорят ныне о количестве верующих люди специально занимающиеся этим вопросом? Вот замдиректора Института социологии РАН Наталья Тихонова: «Реально как о верующих можно говорить о 3–4 % населения» (Л. Г. 10.8.07). Эту же цифру называют и писатель М.Ф. Антонов, сам человек верующий, и Александр Бобров, знаток проблемы (СР. 31.03.07).

Приведенные цифры показывают, чего стоят заискивания КПРФ перед церковниками и верующими, когда она в расчете на их избирательские голоса то в «Правде» печатает в четырех номерах подряд восторги члена Президиума ЦК В. Зоркальцева по поводу «духовного ренессанса» в виде очередей не во МХАТ, не в Третьяковку, не в консерваторию, а к мощам святого Пантелеймона, то устами своего лидера нахваливает мэра Петрозаводска (секретаря обкома), поскольку тот восстановил не больницу, не школу, а церковь, то, наконец, просто теми же лидерскими устами накануне выборов возглашает, как дьякон с амвона: «Мы уповаем…»

С людьми, называющими себя верующими, я столкнулся только в нынешнюю пору. Но какие это верующие? Меня дед крестил, как полагается, в младенчестве, а например, о Р. и Б., двух наших антиакадемиках, известно, что они крестились, вероятно, после того, как увидели по телеку Ельцина и Старовойтову в церкви со свечами в руках, т. е. лет в 50–60. О чем это говорит? О том же: значит, ни родители их, ни другая родня, ни окружающие не были озабочены сей проблемой. И вот теперь на страницах газеты они красуются друг перед другом: «Ты где крестился?» – «В старинном городе Ельце. А ты?» – «А я в деревенской церкви на севере…» И умиляются на глазах публики…

Лев Толстой до пятидесяти лет был неверующим, а в этом возрасте поверил в учение Христа, правда, на свой весьма необычный манер. И что?

Он пишет: «И жизнь моя вдруг переменилась: мне перестало хотеться того, чего прежде хотелось, и стало хотеться того, чего прежде не хотелось. То, что прежде казалось мне хорошо, показалось дурно, и то, что прежде казалось дурно, показалось хорошо <…> Направления моей жизни, желания мои стали другие…».

А что переменилось в жизни иных подписантов после крещения, допустим, в жизни Владимира Бондаренко? Может, прекратил оголтело нахваливать свое непосредственное начальство или стал выплачивать гонорар авторам своей меньшевистской газеты «День»? Ничего подобного! Как нахваливал, так и нахваливает, как не платил по примеру демократических кровососов, так, пользуясь русской безропотностью и безвыходностью нашего положения, и не платит. Нет сомнения, что на его месте Лев Толстой выплачивал бы из собственных гонораров, – перечислял же он их духоборам, помогал голодающим. Вот Александр Проханов всегда платил, и сразу, как появилась возможность повысить гонорар, – повысил. Вот истинно христианская душа!.. А что перевернулось у Владимира Крупина, после тридцатилетнего пребывания в компартии и на высоких должностях в Союзе писателей ставшего вдруг профессором Духовной академии? Хотя бы крестится он перед трапезой, как мой дед? Хотя бы молится на ночь с той же аккуратностью, с какой платил партвзносы? Ох, сомнительно…

Когда в 1901 году была учреждена Нобелевская премия, то по литературе были выдвинули две кандидатуры – разумеется, Лев Толстой и… французский поэт Сюлли-Прюдом. Премию дали, конечно, французу, ныне давно и прочно забытому. Шведские писатели и ученые осудили такое решение и выразили Толстому свое сочувствие и глубокое почтение. А сам писатель?

Он из той же Гаспры ответил им:

«Дорогие и уважаемые собратья!

Я был очень доволен, что Нобелевская премия не была мне присуждена. Во-первых, это избавило меня от большого затруднения – распорядиться этими деньгами, которые, как и всякие деньги, по моему убеждению, могут приносить только зло; а во-вторых, это мне доставило честь и большое удовольствие получить выражение сочувствия со стороны стольких лиц, хотя и незнакомых мне лично, но все же глубоко мною уважаемых.

Примите, дорогие собратья, выражение моей искренней благодарности и лучших чувств» (Цит. соч. С. 509).

Это одно из свидетельств душевного переворота.

И вспоминается беседа уже упоминавшегося подписанта с одним писателем старшего поколения. Тот в который уже раз горестно сетовал на то, что лет пятьдесят тому назад его первую опубликованную повесть выдвинули на Сталинскую премию, но в последний момент что-то сорвалось: премию дали другому. «Да как вы это смогли пережить! – воскликнул собеседник. – Ведь тут и спиться можно, и свихнуться, и в петлю полезть!» Это из-за премии-то… А беседа была уже после того, как подписант крестился. Как видим, переворота в отношении к премиям у него не произошло.

* * *

Читатель из Владивостока, подписавшийся «Иоанн, колхозник, солдат, истинно православный», заявил в «СР»: «Говорят: любая власть от Бога. Я с этим не согласен… Нынешняя власть от сатаны. Она только разрушает. Кормит народ отбросами Запада, не лечит, не учит, не дает жилья. Перетянула посулами некоторых патриотов и церковь».

Кто-то скажет: «Ну, что с него взять: колхозник! Где понять ему Божий промысел!» Допустим.

Но вот что писал через сорок лет после Пушкина и за сорок лет до Толстого великий поэт и верующий монархист Федор Тютчев накануне освобождения крестьян, т. е. в царствование Александра Второго: «Только намеренно закрывая глаза на очевидность… можно не замечать того, что власть в России исходит не от Бога, а от материальной силы самой власти… Власть на деле безбожна» (Цит. по: Х. Исхаков.Пушкин и религия. М., 2005. С. 10).

А лет за пять до этого тот же верующий монархист почтил помазанника Божьего такой эпитафией:

 
Не Богу ты служил и не России —
Служил лишь суете своей.
И все дела твои, и добрые и злые, —
Все было ложь в тебе, все призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей.
 

А патриарх Тихон 7 апреля 1925 года, за два дня до смерти, написал в своем завещании: «В годы гражданской разрухи по воле Божьей во главе Русского государства стала Советская власть».

Так считает и солдат, назвавшийся Иоанном: «Вот Советская власть была от Бога. Она созидала, свой народ кормила, одевала, обувала, бесплатно лечила, бесплатно учила, бесплатно жилье давала, работу давала. При Советской власти мы жили по заветам Христа. Нравственность была на самом высоком уровне в мире… Ежедневно молю Бога: Господи, верни Советскую власть в Россию!».

Да разве он один! Тысячи. Миллионы. До самой петли молил и Борис Примеров, до последнего вздоха молил и Николай Тряпкин:

 
За великий Советский Союз!
За святейшее братство людское!
О Господь! Всеблагой Иисус!
Воскреси наше счастье земное!..
Не держи Ты всевышнего зла
За срамные мои вавилоны, —
Что срывал я Твои купола,
Что кромсал я святые иконы!..
О Господь! Всеблагой Иисус!
Воскреси мое счастье земное.
Подними Ты мой красный Союз
До креста Твоего аналоя.
 
* * *

Валентин Григорьевич Распутин однажды с большим чувством сказал: «Даже Згибнев Бжезинской признает, что православие – последняя защита России». Даже!.. А кто такой Бжезинский? Пожизненный лютый враг России. С какой стати нам ему верить? Неужели Распутину на восьмом десятке жизни все еще неведомо, что в мире существуют интриги, обман, дезинформация, желание сбить противника с толку, направить его усилия по ложному пути. Или писатель считает Бжезинского другом России, желающим помочь ей мудрым советом?

Так вот этот советчик уже немалого достиг. Судите сами. «Советская Россия» сообщает, что главный санитарный врач страны Онищенко с целью предохранения в летний сезон от массовых кишечно-желудочных заболеваний рекомендует устраивать крестный ход. А кемеровский губернатор Аман Тулеев после нескольких страшных катастроф на шахтах области, унесших сотни жизней, обратился к священникам с просьбой усердней молиться о защите от таких катастроф (СР. 31.3.07). А тов. Зюганов сердечно похвалил устно и печатно коммуниста Антропова Михаила Васильевича, бывшего первого секретаря Мурманского обкома, а ныне мэра города Апатиты, не за то, что под его руководством построены или отремонтированы школы, больницы, детские сады и т. п., а за то, что он завершил строительство начатой демократами церкви. Вот, мол, эстафета «национальной духовности» подхвачена… (СР. 22.2.07).

Уж если главный врач, уж если губернатор впали в такой маразм, уж если для председателя компартии церковь для вымирающего народа важнее больницы, то чего же ожидать от рядовых граждан? Это, Валентин Григорьевич, именно то, на что рассчитывает Бжезинский, вот что так желанно ему: не наша борьба, не сопротивление, не работа, не старания предотвратить беду, а крестные ходы, молитвы, сияние куполов да патриотический колокольный треп. Он потирает ручки… Ведь как удобно тащить землю из-под ног народа, занятого молитвами. Вы этого хотите, Распутин?

Церковь могла сыграть важную благотворную роль в эти трагические годы, но во главе ее, как во главе и страны в конце 80-х годов, оказались люди мелкие, мстительные, недалекие. И они вместе с Горбачевым, Ельциным, Яковлевым прошли свой путь до конца.

2007 г.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю