Текст книги "Я куплет допою... (песни для кино)"
Автор книги: Владимир Высоцкий
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Владимир Высоцкий
Я КУПЛЕТ ДОПОЮ... (ПЕСНИ ДЛЯ КИНО)
Составление, подготовка текстов и примечания А.Крылова
Запись рассказов о кино И.Рогового и А.Крылова
Союз кинематографистов СССР
Всесоюзное творческо-производственное объединение «Киноцентр», 1988
OCR А.Бахарев
Содержание
«У меня в кино сложилось...»
Я РОДОМ ИЗ ДЕТСТВА
Песня о госпитале
Песня о звёздах
«В холода, в холода...»
Высота
Штрафные батальоны
Братские могилы
ВЕРТИКАЛЬ
Песня о друге
«Свои обиды каждый человек...»
Скалолазка
Здесь вам не равнина
Военная песня
Прощание с горами
КОРОТКИЕ ВСТРЕЧИ
Песня-сказка о нечисти
Дела
ИНТЕРВЕНЦИЯ
Песня Саньки
«Передо мной любой факир – ну просто карлик...»
Гром прогремел
«До нашей эры соблюдалось чувство меры...»
Песня Бродского
ОПАСНЫЕ ГАСТРОЛИ
Куплеты Бенгальского
Цыганская песня
Баллада о цветах, деревьях и миллионерах
Романс
ВОЙНА ПОД КРЫШАМИ
СЫНОВЬЯ УХОДЯТ В БОЙ
Аисты
«У нас вчера с позавчера...»
Песня о новом времени
Песня о Земле
Он не вернулся из боя
Сыновья уходят в бой
Темнота
ЗЕМЛЯ САННИКОВА
Белое безмолвие
Баллада о брошенном корабле
Кони привередливые
МОРСКИЕ ВОРОТА
«В день, когда мы поддержкой земли заручась...»
«Всему на свете выходят сроки...»
Пиратская
«Когда я спотыкаюсь на стихах...»
КОНТРАБАНДА
Танго
«Сначала было слово печали и тоски...»
ИВАН ДА МАРЬЯ
Скоморохи на ярмарке
Свадебная
Выезд Соловья-разбойника
Серенада Соловья-разбойника
«Если в этот скорбный час...»
Солдатская песня
Походная
Грустная
Слава солдату
Куплеты кассира и казначея
Куплеты нечистой силы
Солдат и привидение
Песня Марьи
Иван да Марья
Частушки
ЕДИНСТВЕННАЯ ДОРОГА
Расстрел горного эха
Песня Солодова
«Если где-то в глухой неспокойной ночи...»
ОДИНОЖДЫ ОДИН
Песня Вани у Марии
Песня о чёрном и белом лебедях
Величальная отцу
Частушки к свадьбе
Студенческая песня
Частушки
Грустная песня о Ванечке
Песня Вани перед студентами
ЕДИНСТВЕННАЯ
Очи чёрные
Погоня
Старый дом
БЕГСТВО МИСТЕРА МАК-КИНЛИ
Баллада о маленьком человеке
Баллада о Кокильоне
Прерванный полёт
Марш футбольной команды «медведей»
Баллада о манекенах
Песня Билли Сиггера
Мистерия хиппи
Баллада об оружии
Баллада об уходе в рай
СТРЕЛЫ РОБИН ГУДА
Песня о времени
Песня о вольных стрелках
Баллада о Любви
Песня о двух погибших лебедях
Песня о ненависти
Баллада о борьбе
СКАЗ ПРО ТО, КАК ЦАРЬ ПЕТР АРАПА ЖЕНИЛ
Купола
Разбойничья
ВЕТЕР НАДЕЖДЫ
Начальная песня
Одна научная загадка, или Почему аборигены съели Кука
«Ну вот, исчезла дрожь в руках...»
«Вы в огне да и в море не сыщете брода...»
Шторм
Гимн морю и горам
Мореплаватель-одиночка
ВООРУЖЁН И ОЧЕНЬ ОПАСЕН
Расскажи, дорогой
Не грусти
Вооружён и очень опасен
Живучий парень
ЗАБУДЬТЕ СЛОВО «СМЕРТЬ»
Пожары
ТОЧКА ОТСЧЁТА
Белый вальс
Мы вас ждём
Песня о двух красивых автомобилях
Затяжной прыжок
ЗЕЛЕНЫЙ ФУРГОН
«Проскакали всю страну...»
НАШЕ ПРИЗВАНИЕ
Гимн школе
ПРИМЕЧАНИЯ
«У МЕНЯ В КИНО СЛОЖИЛОСЬ...»
У мня в кино сложилось не так удачно, как в театре,– особенно в самом начале. Я всё играл таких разбитных полуотрицательных парней: матросиков-братишек, солдатиков, шоферов... И всё время по ходу дела должен был приставать к чужим девушкам. Все режиссёры почему-то думали, что я – артист комедийный, и давали какие-то такие странные роли. Сейчас, честно говоря, я не согласился бы их играть, а тогда был ещё молодой, неопытный – хватал все, что «плохо лежит».
Первое моё столкновение с кинематографом было очень печальным. Первый мой съёмочный день врезался в память удивительно. Я играл роль шофёра Софрона в фильме «Карьера Димы Горина». Еду в машине вместе с Таней Конюховой – а она в то время была уже очень известная актриса,– и я должен был в кабине этого самого МАЗа пытаться её обнять. Я был тогда молодой, скромный человек – как-то рука не поднималась к ней приставать. Она говорит: «Смелее, Володя! Так всегда в кино – всё по-настоящему». Я долго не соглашался, наконец согласился – и это было очень приятно. А после этого Дима Горин, которого играл Демьяненко и который всё видел в маленькое окошечко, выходил из машины и должен был меня бить. Кино, я повторяю, это реалистический вид искусства, там нельзя соврать, не донести руку или слабо ударить. Сразу оператор смотрит в дырку и говорит: «Э! Давай сильнее!» И снимают много дублей подряд. В этой сцене мы сделали девять дублей. Таким образом, ни за что ни про что на второй день моих съёмок я стал жертвой искусства, потому что оно всегда требует жертв.
После этого я решил, что больше такого играть не буду. Но не тут-то было. Начался фильм, который назывался «713-й просит посадки». В этом фильме я играл роль американского солдата морской пехоты и тоже приставал к чужой девушке, а отомстить за это мне должен был актёр Отар Коберидзе. Он человек здоровый, восточный, темпераментный, у него глаз горит дурным огнём,– думаю: «Убьёт!» И говорю оператору: «Ещё два дубля и я дам дуба!» Но всё-таки остался жив. Только после этих вот начальных фильмов я теперь смотрю сценарии: кто кого бьёт. Потому что сначала надо разобраться, потом соглашаться.
Ну, потом я играл ещё несколько ролей, которые не хочется вспоминать. Честно говоря, это было сделано из-за интереса к кинематографу, из-за тщеславия, из-за денег... Это «Увольнение на берег», «Штрафной удар», «Стряпуха»...
В «Стряпухе» я играл роль тракториста Пчёлки. Там у меня была неудача с пением (я впервые в кино пел). Пришёл я смотреть фильм. Вдруг – батюшки мои! – разговариваю я своим хриплым голосом, нормальным, грубым, и вдруг выхожу с гармошкой и пою «Две подружки, две...» – и вот таким тенором, даже выше немного, меня переозвучили. Аж народ в зале передёргивается: ясно, что поёт другой человек.
Ещё я сыграл роль такого «голубого героя» в фильме «На завтрашней улице». Сейчас вспоминаю – даже смешно мне: как я мог при моём характере сыграть такого хорошего человека, даже до противности хорошего. Он – бригадир, его все любят. А живёт он в палатке, хотя она течёт, у него мебель гниёт, дети кашляют, жена плачет... А он говорит: «Не надо мне квартиру – другим нужнее!»
Я не хотел играть эту роль, просил сценариста переменить что-нибудь – таких людей не бывает. Вообще неинтересно играть людей, покрашенных одной – белой или чёрной – краской. У каждого человека всегда есть черты и такие, и такие. И всегда интересно сыграть живого человека. А зритель наш избалован хорошими картинами, хорошими образами, настоящими людьми: он сразу понимает, где правда, а где неправда.
А потом, наконец, мне повезло – и я был приглашён в фильм, который называется «Я родом из детства». Эта картина для меня памятна тем, что впервые мне заказали песни для фильма – и я написал их: и музыку и текст. И с тех пор так повелось, что почти в каждой картине я пишу песни – иногда сам их пою, иногда – другие...
Раньше очень часто, приглашая сниматься, мне предлагали, чтобы я там что-нибудь пел. Я соглашался, пел чужие песенки и свои, но в основном всегда это были вставные номера такого типа: «А вот тут, кстати, случайно гитара – ну-ка, дай чего-нибудь я спою». Беру, значит, играю, напеваю какие-то куплеты и так далее. Потом стал писать песни специально для своего героя, для персонажа, которого играю,– по простым соображениям: роли часто бывали плохие, а споёшь песню – глядишь, и получше запомнят зрители. Потому что, как выяснилось, песня никогда не ухудшает, а только улучшает изображение.
Потом я стал писать песни для других персонажей, даже не участвуя в фильмах. Но иногда это не получается, и... делаешь стилизацию – в общем, я их даже в концертах никогда не исполняю. И я всегда это делал с удовольствием. Потом мне очень многие люди отсоветовали: «Не надо этого делать». Но так как у меня не так много аудиторий, то мне жалко: мне бы хотелось, чтобы как можно больше людей услышали мои песни с экрана – поэтому я соглашался на это. Но я уже тогда старался петь так, чтобы они не были вставным номером, а имели ещё какую-то другую нагрузку: чтобы эта песня каким-то образом – третьим, четвёртым боком – воздействовала на ситуацию, усиливала её или давала ей другой смысл.
Теперь я стараюсь писать песни в картину так, чтобы сам потом мог спеть её в любом выступлении, чтобы у неё был свой сюжет или какая-то своя идея, даже отстранённая от сюжета фильма, чтобы она шла в параллель с кинематографическим действием или даже за экраном, а не принадлежала только тому зрелищу, в которое она вставлена. Если я сам снимаюсь,– я сам пою свои песни с экрана, а если пишу их для кого-то другого, то пусть лучше они звучат за кадром, – чтобы я их сам пел.
Я РОДОМ ИЗ ДЕТСТВА 1966
В этой картине я играл капитана-танкиста. Седой, искалеченный человек в свои тридцать лет возвращается домой, полгода пролежав в госпитале. Пришёл, открыл дверь – мебели нет, всю сожгли в печке во время войны. И только запылённая гитара висит на стене, кто-то её пожалел. Он берёт эту гитару и поёт всевозможные песни: среди них и «Братские могилы» и «Звёзды», и «Песня о госпитале», которая выпала из картины из-за того, что убрали весь эпизод. А потом вдруг инвалид на рынке моим голосом пел «Штрафные батальоны»...
И получилось, что два образа – образ, который я играю на экране, и кто я есть на самом деле, – слились вместе.
Это удивительная по настроению картина. И я писал туда песни – вы представляете себе! Я, никогда не воевавший человек, писал песни в картину, где не было ни одного грамма лжи. (1970 – 1976)
Песня о госпитале
Жил я с матерью и батей
На Арбате – здесь бы так! -
А теперь я в медсанбате -
На кровати, весь в бинтах...
Что нам слава, что нам Клава -
Медсестра – и белый свет!..
Помер мой сосед, что справа,
Тот, что слева, – ещё нет.
И однажды, как в угаре,
Тот сосед, что слева, мне
Вдруг сказал: «Послушай, парень,
У тебя ноги-то нет».
Как же так? Неправда, братцы, -
Он, наверно, пошутил!
«Мы отрежем только пальцы» -
Так мне доктор говорил.
Но сосед, который слева,
Всё смеялся, всё шутил,
Даже если ночью бредил -
Всё про ногу говорил.
Издевался: мол, не встанешь,
Не увидишь, мол, жены!..
Поглядел бы ты, товарищ,
На себя со стороны!
Если б был я не калека
И слезал с кровати вниз -
Я б тому, который слева,
Просто глотку перегрыз!
Умолял сестричку Клаву
Показать, какой я стал...
Был бы жив сосед, что справа, -
Он бы правду мне сказал!..
1964
Песня о звёздах
Мне этот бой не забыть нипочём -
Смертью пропитан воздух, -
А с небосклона бесшумным дождём
Падали звёзды.
Снова упала – и я загадал:
Выйти живым из боя, -
Так свою жизнь я поспешно связал
С глупой звездою.
Я уж решил: миновала беда
И удалось отвертеться, -
С неба свалилась шальная звезда -
Прямо под сердце.
Нам говорили: «Нужна высота!»
И «Не жалеть патроны!»...
Вон покатилась вторая звезда -
Вам на погоны.
Звёзд этих в небе – как рыбы в прудах, -
Хватит на всех с лихвою.
Если б не насмерть, ходил бы тогда
Тоже – Героем.
Я бы Звезду эту сыну отдал,
Просто – на память...
В небе висит, пропадает звезда -
Некуда падать.
1964
x x x
В холода, в холода
От насиженных мест
Нас другие зовут города, -
Будь то Минск, будь то Брест, -
В холода, в холода...
Неспроста, неспроста,
От родных тополей
Нас суровые манят места -
Будто там веселей, -
Неспроста, неспроста...
Как нас дома ни грей -
Не хватает всегда
Новых встреч нам и новых друзей, -
Будто с нами беда,
Будто с ними теплей...
Как бы ни было нам
Хорошо иногда -
Возвращаемся мы по домам.
Где же ваша звезда?
Может – здесь, может – там...
1965
Высота
Вцепились они в высоту, как в своё.
Огонь миномётный, шквальный...
А мы всё лезли толпой на неё,
Как на буфет вокзальный.
И крики «ура» застывали во рту,
Когда мы пули глотали.
Семь раз занимали мы ту высоту -
Семь раз мы её оставляли.
И снова в атаку не хочется всем,
Земля – как горелая каша...
В восьмой раз возьмём мы её насовсем -
Своё возьмем, кровное, наше!
А может её стороной обойти, -
И что мы к ней прицепились?!
Но, видно, уж точно – все судьбы-пути
На этой высотке скрестились...
1965
Штрафные батальоны
Всего лишь час дают на артобстрел -
Всего лишь час пехоте передышки.
Всего лишь час до самых главных дел:
Кому – до ордена, ну, а кому – до «вышки».
За этот час не пишем ни строки.
Молись богам войны – артиллеристам!
Ведь мы ж не просто так, мы – штрафники.
Нам не писать: «Считайте коммунистом».
Перед атакой – водку, – Вот мура!
Своё отпили мы ещё в гражданку.
Поэтому мы не кричим «ура!»,
Со смертью мы играемся в молчанку.
У штрафников один закон, один конец —
Коли, руби фашистского бродягу!
И если не поймаешь в грудь свинец -
Медаль на грудь поймаешь за отвагу.
Ты бей штыком, а лучше бей рукой —
Оно надёжней, да оно и тише.
И ежели останешься живой,
Гуляй, рванина, от рубля и выше!
Считает враг – морально мы слабы.
За ним и лес, и города сожжёны.
Вы лучше лес рубите на гробы —
В прорыв идут штрафные батальоны!
Вот шесть ноль-ноль, и вот сейчас – обстрел.
Ну, бог войны! Давай – без передышки!
Всего лишь час до самых главных дел:
Кому – до ордена, а большинству – до «вышки».
1964
Братские могилы
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают -
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.
Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче – гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы -
Все судьбы в единую слиты.
А в Вечном огне – видишь вспыхнувший танк,
Горящие русские хаты,
Горящий Смоленск и горящий рейхстаг,
Горящее сердце солдата.
У братских могил нет заплаканных вдов -
Сюда ходят люди покрепче,
На братских могилах не ставят крестов...
Но разве от этого легче?!
1965
ВЕРТИКАЛЬ 1967
Горы – это прекрасное место, лучше, чем море. Это я говорю сейчас со знанием дела, потому что три месяца был безвыездно в горах. И самое прекрасное, что есть в горах,– это альпинисты. Они нам помогали делать картину: у нас работало пятнадцать мастеров спорта. Мы три недели тренировались там, лазали тоже, жили на леднике – я написал несколько песен для этого фильма. Сначала не думал, что буду их писать, потому что не знал – о чём. Я увидел там настоящую мужскую дружбу, которая может быть только у Ремарка в «Трёх товарищах» и в горах у альпинистов – больше нигде. И действительно – таких людей внизу на равнине нет. Может быть, альпинисты сами внизу ведут себя не так, а там они ведут себя очень достойно. (1967)
Песня о друге
Если друг
оказался вдруг
И не друг, и не враг,
а так;
Если сразу не разберёшь,
Плох он или хорош, -
Парня в горы тяни -
рискни! -
Не бросай одного
его:
Пусть он в связке в одной
с тобой -
Там поймешь, кто такой.
Если парень в горах -
не ах,
Если сразу раскис
и вниз,
Шаг ступил на ледник -
и сник,
Оступился – и в крик, -
Значит, рядом с тобой -
чужой,
Ты его не брани -
гони.
Вверх таких не берут
и тут
Про таких не поют.
Если ж он не скулил,
не ныл,
Пусть он хмур был и зол,
но шел.
А когда ты упал
со скал,
Он стонал,
но держал;
Если шел он с тобой
как в бой,
На вершине стоял – хмельной, -
Значит, как на себя самого
Положись на него!
1966
x x x
Свои обиды каждый человек -
Проходит время – и забывает.
А моя печаль – как вечный снег:
Не тает, не тает.
Не тает она и летом
В полуденный зной, -
И знаю я: печаль-тоску мне эту
Век носить с собой.
1966
Скалолазка
Я спросил тебя: «Зачем идёте в гору вы? -
А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой, -
Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово...»
Рассмеялась ты – и взяла с собой.
И с тех пор ты стала близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя, -
Первый раз меня из пропасти вытаскивая,
Улыбалась ты, скалолазка моя!
А потом за эти проклятые трещины,
Когда ужин твой я нахваливал,
Получил я две короткие затрещины -
Но не обиделся, а приговаривал:
«Ох, какая же ты близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!..»
Каждый раз меня по трещинам выискивая,
Ты бранила меня, альпинистка моя!
А потом на каждом нашем восхождении -
Но почему ты ко мне недоверчивая?! -
Страховала ты меня с наслаждением,
Альпинистка моя, гуттаперчевая!
Ох, какая ты не близкая, не ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!
Каждый раз меня из пропасти вытаскивая,
Ты учила меня, скалолазка моя.
За тобой тянулся из последней силы я -
До тебя уже мне рукой подать, -
Вот долезу и скажу: «Довольно, милая!»
Тут сорвался вниз, но успел сказать:
«Ох, какая ты близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалоласковая!..»
Мы теперь с тобой одной верёвкой связаны -
Стали оба мы скалолазами!
1966
Здесь вам не равнина
Здесь вам не равнина, здесь климат иной -
Идут лавины одна за одной.
И здесь за камнепадом ревет камнепад, -
И можно свернуть, обрыв обогнуть, -
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа!.
Кто здесь не бывал, кто не рисковал -
Тот сам себя не испытал,
Пусть даже внизу он звёзды хватал с небес:
Внизу не встретишь, как ни тянись,
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес.
Нет алых роз и траурных лент,
И не похож на монумент
Тот камень, что покой тебе подарил, -
Как Вечным огнём, сверкает днём
Вершина изумрудным льдом -
Которую ты так и не покорил.
И пусть говорят, да, пусть говорят,
Но – нет, никто не гибнет зря!
Так лучше – чем от водки и от простуд.
Другие придут, сменив уют
На риск и непомерный труд, -
Пройдут тобой не пройденный маршрут.
Отвесные стены... А ну – не зевай!
Ты здесь на везение не уповай -
В горах не надежны ни камень, ни лед, ни скала, -
Надеемся только на крепость рук,
На руки друга и вбитый крюк -
И молимся, чтобы страховка не подвела.
Мы рубим ступени... Ни шагу назад!
И от напряженья колени дрожат,
И сердце готово к вершине бежать из груди.
Весь мир на ладони – ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим – у которых вершина ещё впереди.
1966
Военная песня
Мерцал закат, как сталь клинка.
Свою добычу смерть считала.
Бой будет завтра, а пока
Взвод зарывался в облака
И уходил по перевалу.
Отставить разговоры!
Вперёд и вверх, а там...
Ведь это наши горы -
Они помогут нам!
А до войны – вот этот склон
Немецкий парень брал с тобою,
Он падал вниз, но был спасён, -
А вот сейчас, быть может, он
Свой автомат готовит к бою.
Отставить разговоры!
Вперёд и вверх, а там...
Ведь это наши горы -
Они помогут нам!
Ты снова здесь, ты собран весь -
Ты ждёшь заветного сигнала.
А парень тот – он тоже здесь.
Среди стрелков из «Эдельвейс», -
Их надо сбросить с перевала!
Отставить разговоры!
Вперёд и вверх, а там...
Ведь это наши горы -
Они помогут нам!
Взвод лезет вверх, а у реки -
Тот, с кем ходил ты раньше в паре.
Мы ждем атаки до тоски,
А вот альпийские стрелки
Сегодня что-то не в ударе...
Отставить разговоры!
Вперёд и вверх, а там...
Ведь это наши горы -
Они помогут нам!
1966
Прощание с горами
В суету городов и в потоки машин
Возвращаемся мы – просто некуда деться! -
И спускаемся вниз с покорённых вершин,
Оставляя в горах свое сердце.
Так оставьте ненужные споры -
Я себе уже все доказал:
Лучше гор могут быть только горы,
На которых ещё не бывал.
Кто захочет в беде оставаться один,
Кто захочет уйти, зову сердца не внемля?!
Но спускаемся мы с покорённых вершин, -
Что же делать – и боги спускались на землю.
Так оставьте ненужные споры -
Я себе уже все доказал:
Лучше гор могут быть только горы,
На которых ещё не бывал.
Сколько слов и надежд, сколько песен и тем
Горы будят у нас – и зовут нас остаться! -
Но спускаемся мы – кто на год, кто совсем, -
Потому что всегда мы должны возвращаться.
Так оставьте ненужные споры -
Я себе уже все доказал:
Лучше гор могут быть только горы,
На которых никто не бывал!
1966
КОРОТКИЕ ВСТРЕЧИ 1967
В этом фильме я играл геолога, который ушёл из министерства, вероятно, потому, что не хотел заниматься своим прямым делом,– это одна из любимых моих ролей. У него почти такая же бродячая жизнь, как и у нас, киноактёров; они втроём там ищут серебро, находят его. Он тоже по полгода дома не бывает... У него дома неприятности, жена просит его остаться, а он говорит: «Поедем со мной!» Он встречает девушку где-то там, посреди своих геологических скитаний. В общем такая вот сложная ситуация, в чём-то это напомнило мне нашу актёрскую судьбу. Но не потому, что у нас какие-то девушки там, в наших скитаниях, а просто – по настроению.
Я считаю, это серьёзная работа. Я там с удовольствием играл и ещё писал песни в этот фильм. Но картина прошла очень незаметно. (1970 -1974)
Песня-сказка о нечисти
В заповедных и дремучих страшных Муромских лесах
Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх:
Воет воем, что твои упокойники,
Если есть там соловьи – то разбойники.
Страшно, аж жуть!
В заколдованных болотах там кикиморы живут, -
Защекочут до икоты и на дно уволокут.
Будь ты пеший, будь ты конный – заграбастают,
А уж лешие – так по лесу и шастают.
Страшно, аж жуть!
А мужик, купец и воин – попадал в дремучий лес, -
Кто зачем: кто с перепою, а кто сдуру в чащу лез.
По причине попадали, без причины ли, -
Только всех их и видали – словно сгинули.
Страшно, аж жуть!
Из заморского из лесу, где и вовсе сущий ад,
Где такие злые бесы – что друг друга не едят, -
Чтоб творить им совместное зло потом,
Поделиться приехали опытом.
Страшно, аж жуть!
Соловей-разбойник главный им устроил буйный пир,
А от их был Змей трёхглавый и слуга его – Вампир, -
Пили зелье в черепах, ели бульники,
Танцевали на гробах, богохульники!
Страшно, аж жуть!
Змей Горыныч взмыл на древо, ну – раскачивать его:
«Выводи, Разбойник, девок, – пусть покажут кой-чего!
Пусть нам лешие попляшут, попоют!
А не то я, матерь вашу, всех сгною!»
Страшно, аж жуть!
Все взревели, как медведи: «Натерпелись – столько лет!
Ведьмы мы али не ведьмы, патриотки али нет?!
Налил бельма, ишь ты, клещ, – отоварился!
Да ещё на наших женщин позарился!..»
Страшно, аж жуть!
Соловей-разбойник тоже был не только лыком шит, -
Гикнул, свистнул, крикнул: «Рожа, ты, заморский паразит!
Убирайся без бою, уматывай
И Вампира с собою прихватывай!»
Страшно, аж жуть!
...А теперь седые люди помнят прежние дела:
Билась нечисть грудью в груди и друг друга извела, -
Прекратилося навек безобразие -
Ходит в лес человек безбоязненно,
И не страшно ничуть!
1967
Дела
Дела!
Меня замучили дела – каждый миг, каждый час, каждый день...
Дотла
Сгорели песни и стихи – дребедень, дребедень, дребедень!
Весь год
Она жила – и вдруг взяла, собрала и ушла,-
И вот -
Опять «весёлые» дела у меня.
Теперь
Хоть целый вечер подари, подари, подари,-
Поверь,
Я буду только говорить!
Из рук,
Из рук вон плохо шли дела у меня, шли дела,-
И вдруг -
Сгорели пламенем дотла,– не дела, а зола!
Весь год
Жила-была – и вдруг взяла, собрала и ушла,-
И вот -
Такие грустные дела у меня.
Теперь
Хоть целый вечер подари, подари, подари,-
Поверь,
Не буду даже говорить!
1966
ИНТЕРВЕНЦИЯ 1968, 1987
В двух картинах я снимался в один и тот же период и играл двух совершенно противоположных людей: поручика Брусенцова в фильме «Служили два товарища» и большевика-подпольщика Бродского в фильме «Интервенция». Оба они гибнут: один гибнет потому что понимает, что выбрал не тот путь, что он теряет Родину и уже потерял идею, – и как отчаявшийся человек пускает себе пулю в рот.
А второй – прообразом его был Ласточкин, его именем названа улица в Одессе – это был удивительный человек, вездесущий. Его все знали, за него интервенты предлагали бешеные деньги. Он, Жанна Лябурб и ещё несколько человек проводили агитацию в войсках интервентов, и это окончилось полным провалом интервенции: французские солдаты отказались стрелять в наших. Он был арестован, его пытали и потом повесили. Но он гибнет как-то спокойнее, потому что он выполнил дело, которому служил. У меня есть сцена в тюрьме, где я пою «Песню о деревянных костюмах» – очень грустную песню. (1970 – 1971)
Песня Саньки
У моря, у порта
Живёт одна девчонка, -
Там моряков до чёрта
Из дальних разных стран,
Загадочных стран.
И все они едва ли
Девчонку эту знали, -
Одни не замечали:
Мол, не было печали, -
Ну а другим, кто пьян,
Скорее бы – стакан.
Подруга, блондинка,
Та, что живёт у рынка:
Как день – так вечеринка, -
Веселье там и смех,
Веселье и смех.
А тихая девчонка,
Хоть петь умела звонко,
К подруге не ходила -
Ей не до песен было, -
Веселье и успех
В почёте не у всех;
Манеры, поклоны,
Мегеры и матроны,
Красавчики пижоны -
До них ей далеко,
До них далеко.
Ей не до поцелуев -
Ведь надо бить буржуев!
И надо бить, заметьте,
На всем на белом свете -
И будет всем легко,
И будет всем легко!
1967
x x x
Передо мной любой факир – ну просто карлик,
Я их держу за самых мелких фраеров, -
Возьмите мне один билет до Монте-Карло -
Я потревожу ихних шулеров!
Не соблазнят меня ни ихние красотки,
А на рулетку – только б мне взглянуть, -
Их банкомёты мине вылижут подмётки,
А я на поезд – и в обратный путь.
Играть я буду и на красных и на чёрных,
И Монте-Карло я облажу все углы, -
Останутся у них в домах игорных
Одни хвалёные зелёные столы.
Я привезу с собою массу впечатлений:
Попью коктейли, послушаю джаз-банд, -
Я привезу с собою кучу ихних денег -
И всю валюту сдам в советский банк.
Я говорю про всё про это без ухарства -
Шутить мне некогда: мне «вышка» на носу, -
Но пользу нашему родному государству
Наверняка я этим принесу!
1964
Гром прогремел
Гром прогремел – золяция идёт,
Губернский розыск рассылает телеграммы,
Что вся Одесса переполнута з ворами,
И что настал критический момент -
И заедает тёмный элемент.
Не тот расклад – начальники грустят, -
Во всех притонам пьют не вины, а отравы,
Во всём у городе – убийства и облавы, -
Они приказ дают – идти ва-банк
И применить запасный вариант!
Вот мент идёт – идёт в обход,
Губернский розыск рассылает телеграммы,
Что вся Одесса переполнута з ворами
И что настал критический момент -
И заедает тёмный элемент.
А им в ответ дают такой совет:
Имейте каплю уваженья к этой драме,
Четыре сбоку – ваших нет в Одессе-маме!
Пусть мент идёт, идёт себе в обход, -
Расклад не тот – и нумер не пройдёт!
1967
x x x
До нашей эры соблюдалось чувство меры,
Потом бандитов называли – «флибустьеры», -
Потом названье звучное «пират»
Забыли, – бить их
И словом оскорбить их
Всякий рад.
Бандит же ближних возлюбил, – души не чает,
И если чтой-то им карман отягощает -
Он подойдёт к им как интеллигент,
Улыбку выжмет -
И облегчает ближних
За момент.
А если ближние начнут сопротивляться,
Излишне нервничать и сильно волноваться, -
Тогда бандит поступит как бандит:
Он стрельнет трижды -
И вмиг приводит ближних
В трупный вид.
А им за это – ни чинов, ни послаблений, -
Доходит даже до взаимных оскорблений, -
Едва бандит выходит за порог,
Как сразу: «Стойте!
Невинного не стройте!
Под замок!»
На теле общества есть много паразитов,
Но почемуй-то все стесняются бандитов, -
И с возмущеньем хочется сказать:
«Поверьте, – Боже,
Бандитов надо тоже
Понимать!»
1967
Песня Бродского
Как все, мы веселы бываем и угрюмы,
Но если надо выбирать и выбор труден -
Мы выбираем деревянные костюмы, -
Люди! Люди!
Нам будут долго предлагать не прогадать:
«Ах, – скажут, – что вы! Вы ещё не жили!
Вам надо только-только начинать!..» -
Ну, а потом предложат: или – или.
Или пляжи, вернисажи, или даже
Пароходы, в них наполненные трюмы,
Экипажи, скачки, рауты, вояжи -
Или просто деревянные костюмы.
И будут веселы они или угрюмы,
И будут в роли злых шутов и добрых судей, -
Но нам предложат деревянные костюмы, -
Люди! Люди!
Нам могут даже предложить и закурить:
«Ах, – вспомнят, – вы ведь долго не курили!
Да вы ещё не начинали жить!..» -
Ну а потом предложат: или – или.
Дым папиросы навевает что-то, -
Одна затяжка – веселее думы.
Курить охота! Как курить охота!
Но надо выбрать деревянные костюмы.
И будут вежливы и ласковы настолько -
Предложат жизнь счастливую на блюде, -
Но мы откажемся – и бьют они жестоко, -
Люди! Люди! Люди!
1967
ОПАСНЫЕ ГАСТРОЛИ 1969
В этом фильме я играл роль актёра Бенгальского, который помогает переправлять нелегальную литературу для нашей партии из-за границы в Россию.
Фильм вызвал много и критики и похвал. Много в этой критике справедливого в том, что касается художественных достоинств: вероятно, многовато мы показали всяких танцев и так далее, а многое – нет. Это первая картина в таком жанре и о ней нельзя говорить как, скажем, о какой-то эпопее о революции – это развлекательное кино на материале 1907 года. Я всё равно тепло отношусь к этой картине, вижу сам много недостатков – но смотреть интересно! А если о необыкновенно интересных вещах – о подпольной борьбе, о гражданской войне – говорится скучно, то ведь само дело проигрывает от этого. Мне кажется, что обязательно должны быть музыкальные фильмы на такую серьёзную тему. (1970 – 1971)
Куплеты Бенгальского
Дамы, господа! Других не вижу здесь.
Блеск, изыск и общество – прелестно!
Сотвори господь хоть пятьдесят Одесс -
Всё равно в Одессе будет тесно.
Говорят, что здесь бывала
Королева из Непала
И какой-то крупный лорд из Эдинбурга,
И отсюда много ближе
До Берлина и Парижа,
Чем из даже самого Санкт-Петербурга.
Вот приехал в город меценат и крез -
Весь в деньгах, с задатками повесы.
Если был он с гонором, так будет – без,
Шаг ступив по улицам Одессы.
Из подробностей пикантных -
Две: мужчин столь элегантных
В целом свете вряд ли встретить бы смогли вы.
Ну а женщины Одессы -
Все скромны, все – поэтессы,
Все умны, а в крайнем случае – красивы.
Грузчики в порту, которым равных нет,
Отдыхают с баснями Крылова.
Если вы чуть-чуть художник и поэт -
Вас поймут в Одессе с полуслова.
Нет прохода здесь, клянусь вам,
От любителей искусства,
И об этом много раз писали в прессе.
Если в Англии и в Штатах
Недостаток в меценатах -
Пусть приедут, позаимствуют в Одессе.
Дамы, господа! Я восхищён и смят.
Мадам, месье! Я счастлив, что таиться!
Леди, джентльмены! Я готов стократ
Умереть и снова здесь родиться.
Всё в Одессе – море, песни,
Порт, бульвар и много лестниц,
Крабы, устрицы, акации, мезон шанте, -
Да, наш город процветает,
Но в Одессе не хватает
Самой малости – театра-варьете!
1968
Цыганская песня
Камнем грусть весит на мне, в омут меня тянет, -
Отчего любое слово больно нынче ранит?
Просто где-то рядом встали табором цыгане
И тревожат душу вечерами.
И, как струны, поют тополя.
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!
И звенит, как гитара, земля.
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!
Утоплю тоску в реке, украду хоть ночь я, -
Там в степи костры горят и пламя меня манит.
Душу и рубаху – эх! – растерзаю в клочья, -
Только пособите мне, цыгане!
Я сегодня пропьюсь до рубля!
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!
Пусть поёт мне цыганка, шаля.
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!
Всё уснувшее во мне – струны вновь разбудят,
Всё поросшее быльём – да расцветёт цветами!
Люди добрые простят, а злые – пусть осудят, -
Я, цыгане, жить останусь с вами!