Текст книги "Через три океана"
Автор книги: Владимир Кравченко
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
3 апреля. В семь часов утра вернулись с дежурства, показавшегося нам бесконечным; прошли прямо во внутренний бассейн для погрузки угля с борта громадного германского парохода "Бадения". Из Сайгона получена масса почты, конечно, через Гинсбурга[35]35
Купец I гильдии М. А. Гинсбург с конца XIX века занимался снабжением кораблей российского флота на Дальнем Востоке. Он же организовал поставки для 2-й Тихоокеанской эскадры по всему маршруту перехода. При этом во многих вопросах он проявлял больше оперативности, чем руководство Морского ведомства.
[Закрыть]. Моя все еще адресуется на «Изумруд». На госпитальном судне «Орел» идет разборка привезенной свежей провизии. Передают, что на крейсере «Диана», разоружившемся в Сайгоне, тьма больных: тяжело больны командир, светлейший князь Л. и священник; у судового врача острое умопомешательство.
4 апреля. Пришел громадный, зафрахтованный и почти купленный князем Л. у "Messageries Maritimes" пароход "Эридан", старый-престарый, весь в заплатах, ковчег, построенный еще во времена Ноя. Адмирал Рожественский, рассердившись, будто бы сказал: "Разгрузить этот пароход и вернуть Л., пусть будет его яхтой". С "Эридана" мы приняли быков и разную живность: кур, уток, свиней. Бедные тощие куры дохнут десятками. Быки местной породы мелкие, худые. "Аврора" на этот раз стала ближе к берегу, и я не вытерпел, рискнул съехать немного проветриться. Вельбот легко выбросился на песчаный отлогий берег против небольшой деревушки довольно убогого вида из 6-7 дворов, приютившихся под сенью стройных кокосовых пальм. Из-за калитки высокой изгороди боязливо выглянула детвора; приблизилось несколько молчаливых взрослых аннамитов. Их тип представляет [собой] нечто среднее между китайцами и малайцами. Лица у всех плоские, какие-то нездоровые: бледно-серые, худые, выражение бесстрастное; у большинства струпья на ногах.
Невольно мы вспомнили приветливую жизнерадостную носи-бейскую детвору и тамошних красавиц, нарядных, гордых, кокетливых. Здесь же нам предстали какие-то заморенные существа, грязные, бедно одетые; самое ужасное – их рот с черными зубами, воспаленный, окровавленный, так как все без исключения жуют листья бетеля с известкой.
Аннамиты выказали мало удивления при виде нас, а мы тоже не стали ими интересоваться и даже не заглянули внутрь хижин. Нас привлекала больше природа. Горы издали очень обманчивы. Кустарник оказался густым лесом, с такой чащей, сквозь которую нельзя было пробраться, а небольшое едва заметное ущелье развернуло перед нами прекрасную широкую долину, выходящую на противоположный берег перешейка, во вторую бухту. Слева нависли утесы, поросшие высокими деревьями, справа – крутой песчаный скат, окаймленный внизу густой чащей. Растительность здесь много беднее тропической.
Посреди долины я наткнулся на аннамитское кладбище и кумирню общекитайского типа. Внутри висели доски с письменами, цветные лоскутки, курительные свечечки – приношения верующих. Для охоты время было выбрано неудачно – самый солнцепек. Природа точно замерла. Не слышно было щебетанья птиц, только ящерицы да змеи шуршали в сухой траве.
Ящерицы здесь очень красивы, серого цвета с рубиновыми полосами и кожей, точно из плюша. Одна попалась очень большая – всей ее длины за кустами не удалось разглядеть, но туловище было величиной с кулак, а длина не менее полутора аршин. Этакой и испугаться не стыдно. Улепетывали они с быстротой молнии, как-то смешно задирая при этом свой хвост.
Из деревьев я не мог назвать ни одного. На иных красивые цветы – точно букеты из гелиотропов. Зато в траве ни одного цветка. Пролетали красивые тропические зимородки, белые с голубыми крыльями. Над головой долго парил в вышине белоголовый орел. По дороге набил десятка полтора жирных горлинок и диких голубей; по своей окраске они ужасно подходят под цвет скал. Промазал по старому знакомцу – зайцу. Уж никак не ожидал встретить его здесь и растерялся, когда он шмыгнул из-под самых ног. Следующий эпизод прямо стыдно рассказывать. Черт меня зачем-то понес на гору; пришлось лезть по скату, утопая в песке, цепляться за колючие кустарники. Добравшись, наконец, до половины, я упал и с руками зарылся в гнездо красных муравьев, не заметив его сначала. Ну, думаю, последний мой час настал. Крупные, злые, быстро бегающие муравьи моментально облепили меня с ног до головы, забрались всюду, впились даже в веки. Я стремглав бросился вниз, позорно бросив ружье, падая, срывая с лица пригоршнями этих насекомых, дрожа, как в лихорадочном ознобе. Справившись, наконец, с врагом, я уже не возобновлял своих попыток одолеть гору, а, достав ружье, грустно поплелся к морю освежать водой горевшее тело. Вот так красные муравьи! Совсем не чета нашим мирным и незлобивым мурашам. Купанье чудное. Плотный, ровный песок, глубина начинается сразу, есть где поплавать, только не надо забывать об акулах – здесь их много.
Возвращение было не из важных: с моря задул ветер, развел противную короткую зыбь, да еще и с приливом пришлось считаться. Как ни налегали на весла лихие гребцы, вельбот все сносило назад и в сторону к скалистому мысу, где разбивался высокий бурун. Вельбот черпал носом, и все давно вымокли до последней нитки. Наконец, на "Авроре" заметили наше беспомощное положение и прислали паровой катер, который и привел нас на буксире. Ветка кораллов, кокосы, цветы и дичь были нашими трофеями на этот раз. Из ящерицы вышло прекрасное чучело.
5 апреля. Новости: привезено 12 000 пар сапог. Перепало и аврорцам. На "Эридане" идет приемка провизии барказами со всех судов. Говорят, это не приемка, а дневной грабеж. Кто посильнее, кто первый захватил, тот и берет. Команда нарочно разбивает в трюмах ящики с шампанским, пивом и напивается тут же до бесчувствия. Слава Богу, не аврорцы были в этом грешны. Отличается, главным образом, команда "Орла", грозившая даже прибить наших аврорцев за то, что они оказывали им противодействие.
Производить приемку правильно очень трудно; ревизоры выбились из сил. Возить далеко, а с 22 часов с моря задувает ветер – едва-едва можно догрести обратно с помощью паровых катеров. Флагманского интенданта никак не поймать. Содержатель нашей кают-компании приналег на пиво. Кто что, а он, знай себе, ящики с пивом таскает. А на деле есть нечего. Проскользнули слухи о грандиозной битве и победе Линевича, благодаря одной лишь кавалерии, но кавалерия эта будто бы сама наполовину костьми легла. На эскадру приехал один лейтенант – артурский герой. Он побывал уже в Петербурге и вернулся через Сайгон.[36]36
Вероятнее всего, лейтенант М. А. Кедров.
[Закрыть] Говорит, что залпом из 12-дюймовых орудий с «Ретвизана» на «Асахи» смело все надстройки верхней палубы. «Цесаревич» имел пробоину и шел с нею 16-узловым ходом. В темноте на него наскочил миноносец и выпустил мину. Последняя была усмотрена, благодаря фосфоресцирующей струе, и скользнула вдоль борта.[37]37
Подробности сражения в Желтом море, сообщенные «артурским лейтенантом», не подтверждаются другими источниками. Отчасти это можно отнести за счет искажения информации при многократном пересказе уже на 2-й Тихоокеанской эскадре.
[Закрыть] На транспорте «Иртыш» сегодня убило стрелой (для погрузки угля) боцмана.
Сегодня была стрельба пушками по мишеням из учебных стволов, обучение всей команды прицельному прибору. Все чаще и чаще приходится выбрасывать за борт солонину. Это грустно. Припасов не так много, пополнять их негде. Через день отводим душу и отдыхаем от солонины на консервах Малышева. Давно пора вывести из рациона однообразную вечернюю кашицу-размазню. Команда ее вовсе не ест и вечером питается одним чаем, прибавляя сухари и устраивая какую-то тюрю. На "Авроре" уже делаются кое-какие самостоятельные попытки разнообразить ужин: иногда бобы, макароны, консервы. Но это всецело зависит от инициативы нашего старшего офицера и предусмотрительности ревизора.
Прусаки, сгрызая обувь и корешки книг, жестоко принялись за аврорцев. Все изощряются в придумывании способов для уничтожения их. Я мог бы получить первую премию: невзрачная серая пичужка, пойманная мною живой на берегу, уже выловила у меня всех прусаков, теперь бегает по лазарету и мастерски ловит их, вытаскивая из щелей за торчащие усики.
6 апреля. Все, кроме "Олега", "Светланы", "Изумруда", "Жемчуга" и транспортов, сегодня выходили в море на эволюции. Транспорты "Юпитер", "Киев" и еще два были вчера отосланы совсем в Сайгон под охраной разведочного отряда ("Урал", "Кубань", "Терек").
Очень эффектен был спуск флага сегодня. В заливе мертвый штиль. Солнце медленно опускается за горы, золотя их вершины. Ему на смену тотчас же спешит луна, выкатываясь с другой стороны из-за гор огромным красным шаром. Нам незачем ездить на "стрелку". Но мы настолько избалованы, настолько привыкли, что глаз наш редко чувствует всю ту прелесть, которая окружает нас на каждом шагу, будь это очертания берегов, голубеющая даль гор, ежеминутно меняющаяся красота моря или грозный вид эскадры – все нам приелось, примелькалось, и многие из нас нелицемерно вздыхают по туманам родной Балтики. Старший офицер уже успел получить ответную телеграмму из России от жены. Счастливец! Ходят разные слухи. Говорят о том, что мы посланы просто с целью демонстрации, на самом же деле в Петербурге будто бы собираются заключать мир. Что же, неужели с нами только шутки шутят? Неужели мы выносили на своих плечах миллионы лишений, непогоду, голодали, коченели от холода на севере, изнывали подтропиками, восемь месяцев без вестей сидели, отрезанные от всего мира, при вечных тревогах, в ожидании нападения миноносцев, подводных лодок – все это для того, чтобы кончить... пуфом? Неужели не рискнут на эту грандиозную ставку, которая или окончательно доконает весь флот, или даст победу России, положит конец войне?[38]38
Сосредоточение крупных сил российского флота у берегов Индокитая, всего в 2500 милях от Японских островов, само по себе было крупным успехом и могло использоваться в качестве сильного аргумента на мирных переговорах. На желательность такого исхода намекал в своих телеграммах и З. П. Рожественский, лучше других представлявший боеготовность вверенной ему эскадры и, что особенно важно, не чувствовавший себя в состоянии решить поставленную задачу – прорваться во Владивосток и завоевать господство в Японском море. Однако высшее политическое руководство Российской империи продолжало надеяться на перелом хода войны в свою сторону.
[Закрыть]
7 апреля. Сигнальщики сообщают, что почти каждое утро часов около четырех с берега доносится рев какого-то животного – прямо трубный глас, а в ответ ему поодаль откликается другой. Это тигр – "ункопп" по-туземному. Надо на охоте быть осторожнее и не соваться одному зря. Помню, как привлекала меня одна глубокая падь – густые поросли и тропка: в глубине, наверное, должен был быть источник. Что-то меня удержало, однако.
По верованиям туземцев тигр – священное животное; изображения его попадаются в кумирнях наравне с изображениями богов. Не знаю, как здесь, но в Манчжурии китайцы при встрече с тигром и не думают о сопротивлении, покорно ложатся и ждут решения своей участи. По словам французов и местных жителей, тигров здесь много. В известное время года в глубине бухты берегом проходят слоны, ломая деревья, выворачивая телеграфные столбы.
Вечером после спуска флага пришли с моря разведчики: "Урал", "Терек", "Кубань", "Днепр" и "Рион". Последний, входя в бухту, держал сигнал: "Вижу в море много огней". Эти огни прошли мимо нашей притаившейся в бухте с потушенными огнями эскадры, мимо сторожевого корабля в море, тоже неосвещенного, черного, мрачного, как пират. Ночь была проведена благополучно.
8 апреля. Вышли в море на очередное суточное дежурство. В служебном отношении это гораздо спокойнее, чем на якоре. Где теперь может быть 3-я эскадра? Какой путь она избрала? Малаккский ли пролив или вокруг Батавии? А японцы? Куда они прошли из Сула, Натуны, Лабуана? Не пропустили ли они нас нарочно, чтобы разбить отдельно 3-ю эскадру? Один из главных принципов военной стратегии – разбивать противника по частям. Сделать это теперь так легко. Мы здесь стоим тихохонько, смирнехонько, сами никого не трогаем и Бога молим, чтобы нас отсюда не выставляли. Немало толков о подводных лодках. Между прочим, был по эскадре циркуляр с подробным (для команды) описанием перископов, приказано было смотреть за всяким подозрительным предметом на воде. Толкуем о том, насколько действительны сетевые заграждения, опускаемые каждую ночь. Ну а днем? Нет! Против подводного врага суда пока беззащитны, но и сомнения нет, что здесь ли, или в Корейском проливе, или, наконец, во Владивостоке нам придется испытать на своих боках первое применение подводных лодок. На том пока и успокоимся. Если же много сосредоточиваться на этой мысли, то, пожалуй, скоро и рехнешься, загаллюцинируешь, в каждой пустой бутылке, банке из-под консервов будешь видеть перископ.[39]39
На самом деле опасения атак подводных лодок во время перехода 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток были беспочвенны. Япония действительно закупила в США несколько подводных лодок Холланда, но они вступили в строй уже после окончания боевых действий. При этом записи автора красноречиво свидетельствуют о том, какое сильное моральное воздействие оказывала на экипажи кораблей сама возможность применения оружия из-под воды невидимым врагом.
[Закрыть]
Климат в Аннаме и Кохинхине самый зловредный. Днем удушливый зной, после захода солнца роса, густой нездоровый туман. Лихорадки самой тяжелой формы, дизентерия – главные заболевания. Климат особенно вредно отражается на иностранцах и более всего на женщинах. Приезжающие сюда французы-чиновники сменяются через два года. Об этом заботится само начальство: не надо хлопотать, подавать рапорты о настоящем или фиктивном заболевании. А уезжать необходимо – малярийное худосочие, тропическая анемия подкрадываются совершенно незаметно и надолго выводят человека из строя. Увы! Не так давно я знавал на Дальнем Востоке другие места, куда, раз попав, трудно было выбраться; где офицеры, проплавав в прекрасной судовой обстановочке, вроде мною описанной, в непривычном и вредном климате подряд три – четыре года, расстраивали свое здоровье навсегда, делались психопатами, спивались и возвращались на родину, если не физическими, то нравственными инвалидами.
* * *
К закату как всегда стали на якорь, окружили себя сетями. Около этого времени наступает лучшая часть тропических суток. Чувствуется некоторая прохлада; ясное звездное небо со спокойным морем наводит на тихие думы; Южный Крест и Большая Медведица напоминают нам о том, что мы находимся где-то в срединном пространстве между родным севером и чуждым для нас югом.
Обыкновенно в это время на юте собираются на отдых от дневного труда все офицеры: сидя в лонгшезах, на складных табуретках, кнехтах, бухтах троса, они ведут дружные разговоры, вспоминают о том, что делается теперь на их далекой родине. Слышатся смех, анекдоты вперемешку с разговорами по разным морским специальностям. Около 10 ч вестовые выносят на палубу циновки и подушки любителей спать под открытым небом при сильной росе с приятным сюрпризом проснуться от внезапного дождя. Благодаря жаре и духоте внутренних помещений вся палуба (дальше офицерского юта) почти непроходима от спящей команды, и только около пушек бодрствует половинное число орудийной прислуги. На мостиках же и других возвышенных местах всегда самая бдительная служба.
Не люблю я дежурств в море. Тревожно все-таки. Весь день поминутно дымки то справа, то слева, ночью то огни, то неосвещенные темные силуэты рыбачьих джонок – пока-то убедишься, не миноносец ли это, загримировавшийся мирным рыбарем. Зато, когда вернешься с дежурства в бухту, невольно какое-то спокойствие разливается. В эту ночь мы долго не спали: очень любопытно было узнать, какая это парусная джонка удирает от нас таким ходом при полном безветрии. Мы старались осветить ее прожектором, но лучи его оказывались мало действительными при лунном свете.
Сегодня всю ночь ссорился со старшим офицером... во сне. Снилось мне, что он позабирал всех фельдшеров и санитаров и порассылал кого на марс, кого в бочку выглядывать неприятеля, кого уголь грузить. Проснусь. Засну: тьфу, опять лезут мои несчастные санитары на марс, в бочку и т.д.
9 апреля. Вернувшись с дежурства, грузим уголь. Удалось списать на госпитальное судно "Орел" злосчастного Б. с сильным кровохарканием. Пресимпатичный матрос: все норовил работать, уверял, что никакого жара он не чувствует, а у него ежедневно к вечеру 39-40?. С погрузкой приказано спешить. Уходим сегодня в 12 часов дня. Куда? Почему? Что за экстра? Оказывается, французы просят нас удалиться по-хорошему. С одной стороны, видите ли, нейтралитет, а с другой – пришло известие, что и Линевич вместо победы разбит наголову.
– Честью просим.
– Ну, нам это не впервые. Мрачные, злые, точно волки, выходим мы в 2 ч 30 мин один за другим в море с тяжелым чувством изгнанников на душе. Почти весь шар земной обошли мы, притыкаясь к разным углам и дырам, изгоняемые отовсюду. А день-то какой сегодня, суббота вербная! Как мы все рассчитывали, мечтали утречком сегодня съехать, нарубить зелени, цветущих пальм, хотя [бы] немного скрасить нашу неприглядную обстановку, замаскировать эти наваленные всюду груды угля... И вербное воскресенье, значит, в море, и страстная неделя, и пасха, треплясь на этой волне... Говорят, адмирал Рожественский в том случае, если "самотопы" еще немного запоздают, не станет ждать и уйдет без них. Вечером было богослужение: всенощная без вербы.
10 апреля. Вербное воскресенье. Всей эскадрой шатаемся бесцельно взад и вперед самым малым (3-узловым) ходом, без эволюции, так себе, лишь бы время провести. В боевом перевязочном пункте – в церковном отделении – в невозможной жаре и духоте идет богослужение. Батя, отец Георгий, седенький благообразный старичок, служит с чувством, нараспев. Далее праздничный обед с командиром. Для веселости подпущена музыка. Музыканты разучили несколько новых маршей.
* * *
Моросит дождь. Скучно, сыро. По моему подсчету во 2-й Тихоокеанской эскадре за время перехода умерло пять офицеров и 25 нижних чинов, из них два офицера и семь нижних чинов от несчастных случаев; списано по болезни на Родину 10 офицеров и 42 нижних чина, из них один офицер и два нижних чина психически расстроенных, 28 – с острым туберкулезом легких. На самом деле эти цифры ниже действительных: я не располагаю всеми данными. Что же третья эскадра? Высказываются самые различные предположения; заключаются пари. Командир и я, смотря довольно оптимистически, записываемся на 16 апреля, другие, более осторожные, на другие числа вплоть до 28. Из взносов по фунту образовался фонд в 180 рублей. Первый приз 120, второй – 60 рублей.
С тех пор, как мы резко поднялись на север, сразу обнаружились острые желудочные заболевания. Вещь обычная и мне знакомая. Постоят на одном месте – привыкнут; два градуса севернее – снова то же самое. Заблаговременно отдано распоряжение носить набрюшники; фельдфебели пораздавали их всем и каждому и следят за этим, но не любит наша команда этого баловства и предпочитает по-прежнему спать с голым животом. И вот в разное время дня и ночи в лазарет прибывают больные с рвотой и сильнейшими приступами колик. Часов через пять все проходит благополучно. При этом наблюдается всегда одно и то же. Матросы, вообще терпеливый народ, словно дети боятся рвоты. Заболевший сейчас же ложится на палубу и вопит: "Помираю, братцы, помираю", а товарищи его, сломя голову, летят ко мне и докладывают: "Так что, надо полагать, Ваше Высокоблагородие, такой-то кончается".
Нередко из-за неисправности опреснителей, в воде появляется неприятный вкус. Сегодня это вызвало следующий инцидент: за утренним чаем офицеры спрашивают буфетчика, глупого, простоватого парня:
– Отчего это чай такой невкусный? – а тот отвечает:
– Вода, Ваше Высокоблагородие, такая, так что г-н дохтур в нее касторового масла налили.
– Что ты мелешь, болван?
– Так точно, Ваше Высокоблагородие, скус такой, да и команда на баке тоже баяла.
Заявили об этом мне:
– Если Вы не примете своих мер, придется доложить старшему офицеру.
Я принял меры, позвал буфетчика:
– Емельянов, что ты там такое говорил? Вода что ли касторкой пахнет?
– Точно так, Ваше Высокоблагородие, пахнет, да не я один, команда тоже сказывает.
– А откуда ты выдумал, что я подливал касторового масла в воду?
– На баке "печатают" (говорят), Ваше Высокоблагородие.
– Кто "печатает"? Укажи кого-нибудь.
– Так что запамятовал, Ваше Высокоблагородие.
– Ну, а ты вкус касторки знаешь? Принимал ее когда-ни? будь?
– Никак нет. – Санитар, дай-ка сюда касторки...
– Попробуй. Похоже? – Совсем не похоже, Ваше Высокоблагородие.
– Ну, ступай и не мели вздору другой раз.
Инцидент был исчерпан, и докладывать старшему офицеру было лишнее. Сверх ожидания вкус касторки даже понравился Емельянову. Наказание же его было иного рода: долго поднимала его на смех и не давала проходу на баке команда.
12 апреля. Эскадра крейсирует в море. "Рион", "Днепр", "Урал", "Терек", "Светлана", "Алмаз", госпитальное судно "Орел", "Жемчуг", "Изумруд", а также миноносцы втянулись в соседнюю бухту, принялись грузить уголь, а "Аврора" стала в дежурство близ входа в бухту. Перед заходом солнца с севера под адмиральским флагом пришел двухтрубный французский крейсер "Декарт". "Аврора" отсалютовала 13 выстрелами, сыграла марсельезу, офицеры и команда стояли во фронте, словом было все, что обычно полагается в таких случаях. У боцмана Н. аппендицит, требующий операции. Приятно, что с нами госпитальное судно. Командир к пасхе сам назначил денежные награды фельдшерам по двадцати пяти франков, санитарам по пяти. Очень любезно при скудности судовых наград.
13 апреля. Все суда, выйдя из бухты, присоединились к эскадре, построились в походный строй и двинулись к северу. Мы решили, что французы нас окончательно выставили. Идем на японцев. Отлично. Часа через два, однако, выяснилось, что идем совсем не так далеко, в соседнюю бухту. Что ж, и это хорошо. Поживем еще на белом свете. Сегодня выброшено тринадцать бочек солонины. То-то раздолье акулам. Видели в море неподалеку кита: кувыркался, пускал столбы воды.
В 5 ч 30 мин вечера стали на якорь в бухте Ван-Фонг.
Глава XXXII.
Ван-Фонг
Эскадра стоит в громадном полуоткрытом заливе, окруженном очень высокими горными кряжами высотой от двух до пяти тысяч футов. Склоны гор покрыты лесами; много прогалин, голых скал; на многих вершинах природой нагромождены точно искусственные каменные столбы, принимающие вид фантастических замков или храмов. К закату солнца все суда эскадры были на якорях, окружили себя сетями, выслали миноносцы и минные катера в дозор. Еще часа два продолжалось оживление рейда сигнализацией и рассылкой паровых катеров по разным неотложным надобностям; понемногу судовые огни погасали, и, наконец, эскадра погрузилась во мрак, зорко следя за окружающим горизонтом.
14 апреля. Ночью с крейсеров потребовали по 25 человек на "Воронеж" перегружать уголь с немца. Теперь наша очередь: на Мадагаскаре грузила команда броненосцев. Вышел приказ адмирала о том, что береговые жители дают сдачу фальшивыми русскими кредитками. Таковых не брать. Все это японское изделие – отголоски войны, дошедшие и сюда, до Аннама. О Небогатове ни слуху, ни духу. Мечтаем о возможном прорыве через Лаперузов или Сангарский пролив трех владивостокских крейсеров на соединение с нами. То-то хорошо было бы![40]40
Вопрос о присоединении к эскадре крейсеров «Россия» и «Громобой», экипажи которых имели боевой опыт, даже не поднимался З. П. Рожественским, хотя в период стоянки у берегов Индокитая это было возможно и целесообразно. Что касается третьего крейсера – «Богатырь», то он уже около года находился в ремонте после навигационной аварии 2 мая 1904 г.
[Закрыть] Вечером на юте богослужение с чтением двенадцати Евангелий; присутствуют все свободные от службы. Тесно, жарко, душно, хотя ветерок и задувает свечи.
15 апреля. Утром по беспроволочному телеграфу получен ряд загадочных телеграмм: наконец с трудом разобрали одно слово: "Zud-Quest" {Юго-запад (фр.).}, очевидно, говорят французы. А мы думали, 3-я эскадра идет. В четыре часа дня был вынос плащаницы. Продолжаем грузить уголь ботами – медленно, но все же быстрее нашего флагманского корабля "Олег", который за ночь погрузил 40, а мы 61 тонну. Сегодня поэтому "Олег" на правах адмиральского корабля[41]41
На крейсере «Олег» держал флаг младший флагман (он же командующий отрядом крейсеров) 2-й эскадры флота Тихого океана контр-адмирал О. А. Энквист.
[Закрыть] отобрал у нас лучший трюм, а нам дал другой, со сломанной стрелой.
Впрочем, к вечеру немецкий пароход "Ева" стал борт о борт – погрузка ускорилась.
У борта судна толпятся аннамиты на джонках, в которых решительно все сделано из бамбука: дно, такелаж, циновки. Бамбук здесь универсален. Туземцы привозят для продажи местный малорослый тощий скот, кур, свиней, чай, табак, чеснок, саго, апельсины, бананы, папайю, манго, папельмусы, мандарины – все втридорога. С офицера за апельсин меньше франка не берут. Папельмусы мы называем семейными апельсинами, так как одним фруктом можно накормить человек пять – шесть. Папайя – род дыни с приторным сладким вкусом и семенами, похожими по наружному виду на рыбью икру. Все эти фрукты весьма полезны как разнообразие в пище; беда только в том, что наши нижние чины не умеют пользоваться ими: дорвутся до них, моментально обожрутся, а к вечеру катаются от боли в животе и рвоты.
Говорят, нами куплено 18 немецких пароходов: "Ева", "Дагмара" и др. Все они ходят пока еще под германским флагом. "Дагмару" будто бы адмирал на днях выслал отсюда: или она отказалась почему-то выдавать провизию или потому, что на ней в числе прислуги оказались два японца. На остальных немцах прислуга большей частью китайская, затем беглые русские – словом компания с бору по сосенке. "Ева" была уже несколько раз во Владивостоке. Через нее командир получил известие о своем сыне, лейтенанте на крейсере "Громобой". "Ева" передает, что во Владивостоке 200 000 тонн угля, а в Артуре сдано его 80 000 [тонн] . Командир ее во время погрузки говорил нашим офицерам:
– Куда вы идете? Опомнитесь! Японцы вас без труда разобьют.
16 апреля. 3-й эскадры нет, командир и я уже проиграли по фунту. Сегодня страстная суббота, несколько офицеров съехало на берег за зеленью. Как в Камранге, так и здесь ровная, гладкая полоска песчаного берега окаймляется низкорослым колючим кустарником, как непроницаемой стеной. После долгих усилий, отыскав наконец лазейку, ободравшись о колючки, усыпанные красными муравьями, мы очутились в долине, напоенной медовым ароматом. Шум прибоя сразу стих. Здесь богатая зелень. На деревьях крупные цветы (магнолии и другие, мне неизвестные). Щебетанье пташек, резкие крики павлина, ястреба, клекот орла, аккомпанемент цикад, то усиливающих crescendo свое пение, то постепенно замолкающих – все это представляло в общем довольно оглушительный хор.
У ручейка мы заметили массу козьих следов, а в траве – лежбище какого-то крупного зверя. Хотя компания наша и была вооружена, но по случаю такого дня решила никого не трогать. Купанье было бы чудесное, если бы не масса колючих морских ежей с длинными иглами. Сегодня довольно тихо, они и выползли ближе к берегу, а при большой волне они предусмотрительно удаляются на глубину. Каких только здесь нет раковин! Часто они быстро двигаются, шуршат на песке: это убегают обитающие в них раки-отшельники, таща за собой свое жилье.
Рядом с нашим вельботом близ берега на якоре качалась аннамитская шлюпчонка-душегубка; оттуда из-под рогожи торчали две пары голых ног мирно спящих рыбаков. Душегубку сдрейфовало к берегу, ударило о песок и окатило водой. Аннамиты разом выскочили из-под рогожи и, увидав чужестранцев, купавшихся поблизости и смеявшихся над их испугом, решили, что это их проделка, что это они передвинули их якорь ближе к берегу. Мы не могли оправдаться, аннамиты с мрачными рожами перебрались подальше от нас.
Как всегда по возвращении с берега мы навезли с собой разных разностей: зелени, цветов, пальм различных пород. Зелень нужна для уборки судна сегодня идут деятельные приготовления к встрече праздника. Переборки задрапировываются флагами, в батарейной палубе расставляются куличи, крашенные яйца. Под вечер пришло приказание особенно усилить бдительность и надзор в эту ночь. Выдалась темная ночка. У входа в бухту на ночь расположились цепью с правильными интервалами аннамитские рыбаки с одним огнем на каждой шлюпке; это кажется нам подозрительным. Давно бы пора японским миноносцам произвести атаку. Что они? Где они? Зачем время зря тратят?
Несмотря на приевшуюся однообразность нашей судовой обстановки и трудность скрасить ее чем-нибудь, несмотря на грозные боевые приготовления, все: и говеющие, и неговеющие – чувствуют, что приближается Великий Праздник. Невольно вспоминается Родина. Походная церковь собрана на боевом перевязочном пункте. Защита из коек задрапирована флагами. Наверху потушены все огни. Усиленная вахта офицеров и команды зорко следит за горизонтом, прислушиваясь в то же время к доносящимся из батарейной палубы молитвам священника и трогательным для всякого русского возгласам: "Христос Воскресе!". После богослужения, кончившегося в два часа, командир и офицеры поздравили команду, затем собрались за столом дружной семьей.
17 апреля. Адмирал обходил на паровом катере все суда и, не выходя, здоровался и поздравлял с праздником. "Аврора" встретила и проводила его музыкой. Все заметили, до чего адмирал в последнее время похудел и выглядит нездоровым. Это нисколько не удивительно, если принять во внимание, сколько трудов и энергии было затрачено им за почти годичный срок приготовления эскадры к настоящему походу и за длинный период самого похода. Да поможет Господь Бог ему и в дальнейшем, да сохранит силы для довершения подвига, которого ожидает от него вся Россия. Мы, служащие на его эскадре, верим в способности нашего начальника, в его счастье, и с этой верой собираемся победить врага.
Адмирал Фелькерзам совсем плох, говорят. Уже долгое время он не встает с постели. Доконали его тропическая жара и чрезвычайная трудность службы при данных условиях. Суда обменялись по обычаю визитами. Мне пришлось побывать на "Анадыре", "Жемчуге" и "Изумруде", где теперь вся кают-компания завалена углем вплотную; пианино обернуто в брезент. Офицеры живут по-прежнему на верхней палубе, тут же едят и спят. Я уже избаловался на "Авроре", и меня обратно не тянет. Командир и остальные члены кают-компании "Изумруда", как всегда, очень милы и гостеприимны.
Привезено известие, сильно нас встревожившее: в газетах напечатано, что у островов Анамба уже был бой: погибли "Аврора", "Сисой Великий", "Дмитрий Донской". Очевидно, кто-то спекулировал на деньгах и душевном спокойствии наших родных. Какой ужас! Приказ: грузиться углем до полного запаса на три тысячи миль при ходе десять узлов. Наконец-то! Ну, слава Богу! Говорят, "Изумруд" и "Жемчуг" имеют предписание во время боя внезапно броситься на японские флагманские корабли и выпустить по две мины. Рискованное предприятие![42]42
Поддержка своих миноносцев при выходе в атаку была одним из назначений крейсеров этого типа при их проектировании. Если такое «предписание» и было в период похода, то впоследствии в бою 14 мая по приказанию З. П. Рожественского «Жемчуг» и «Изумруд», напротив, должны были защищать свои флагманские корабли от возможных атак японских миноносцев. Своим немногочисленным миноносцам была отведена не свойственная им роль спасательных судов, и каких-либо попыток организовать минную атаку японских кораблей предпринято не было.
[Закрыть]
А зачем это меня судьба перевела на "Аврору"? Вот любопытно-то знать! Наш адмирал не изводит нас тьмой приказов. Все его приказы содержат только необходимое. Каждое движение эскадры сопряжено с большой таинственностью: кроме Рожественского никто ничего не знает. Хорошо ли это? Прошел слух, что третья эскадра только 14 апреля вошла в Малаккский пролив. Поэтому заключается еще одно пари на 130 рублей. Пришел миноносец из Камранга, привез предостережение насчет тайфуна.
19 апреля. Близость тайфуна чувствуется. С утра ходит большая зыбь. Залег туман. Коснется ли нас циклон? Центр его в 400-600 милях от нас; идет он своим обычным трактом к N и к NO. Согласно приказанию все суда выкрасили свои мачты в серый цвет, а реи и марсы оставили черными для того, чтобы труднее было определять по ним расстояние дальномером. Трубы у нас желтые, ночью освещаются прожекторами великолепно. Почему бы не перекрасить и их?[43]43
Характерно, что нерациональность принятой на кораблях эскадры окраски (черный корпус, желтые трубы и шаровые мачты) была очевидна даже для далекого от тактических вопросов судового врача В. С. Кравченко. Если цвет корпуса еще можно было обосновать стремлением командующего сохранить скрытность прежде всего в ночное время, опасаясь минных атак, то желтые трубы в эту концепцию совершенно не укладываются. Аргументы З. П. Рожественского против защитной окраски – «трудно возобновлять» и «должны же мы чем-то отличаться от японцев», высказанные после присоединения «догоняющего отряда» в беседе с командиром крейсера «Олег» капитаном 1 ранга Л. Ф. Добротворским, выглядят малоубедительными. Впрочем, судя по господствовавшему на эскадре настроению мрачной решимости и готовности к самопожертвованию, граничащей с обреченностью, предстоящий бой воспринимался больше как «последний парад».
[Закрыть]
Продолжаем разгрузку немецких пароходов. Сегодня добрались до солонины парохода "Ева"; по клеймам Шангайская {Так в тексте. Возможно, имеется в виду шанхайская (Ред.).}, но хвалить нельзя: небрежная укупорка, у многих бочек вытекает рассол, торцы донышек выпучены. Все же она много лучше той солонины, которая была заготовлена в Кронштадте. В последние дни приходится выбрасывать за борт по 12 бочек испорченной, чтобы найти с трудом 13-ю, сносную для пищи. С вечера опять стали получать непонятные телеграммы. Третьего дня на дежурстве "Дмитрий Донской" заметил пароход, который остановился и спустил шлюпку. Когда пароход отошел, наш паровой минный катер задержал эту шлюпку почти у самого берега. Из нее выбросился голый человек, а куда делся – неизвестно. Говорят, нашли какие-то бумаги. Вероятно, японский шпион.