Текст книги "Браслет Изиды"

Автор книги: Владимир Келер

Соавторы: Владимир Александрович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Ничего этого я не видел или, вернее, не хотел видеть. Я был слеп. Но один случай открыл мне глаза… Я прозрел… И как ужасно было это прозрение!

Во время одного из уроков, когда в аудитории развития ясновидения я остался наедине с Бесси, я сказал ей все, что волновало мое сердце. Я не мастер описывать лирические сцены и поэтому опущу подробности нашего объяснения; закончилось оно тем, что Бесси дала свое согласие на брак со мной, признавшись, что и она давно ко мне неравнодушна.

Счастью моему не было границ: я мечтал о том, как увезу мою Бесси из Каира, покину «Ложу правой пирамиды», гнет которой после моей карточной эпопеи стал для меня почти невыносим, и как под руководством любимой и любящей жены буду продолжать заняли оккультными науками.

Все, по-видимому, складывалось самым благоприятным образом.

И вдруг, совершенно неожиданно, из безоблачного неба грянул гром.

Случились два происшествия, взволновавшие весь Каир. На протяжении одной недели смерть вырвала из рядов высшего местного общества двух блестящих его представителей. Таинственным и непонятным образом скончался Киарам-бей, – богатейший представитель каирской аристократии, владелец роскошного дворца на главной улице Каира и собственник многомиллионного состояния; его нашли сидящим в своем кабинете за письменным столом; еще накануне вечером он весело проводил время в обществе своих постоянных собутыльников, среди которых была хорошенькая испанка Конхита Перес-и-Гальдос, кафе-шантанная певичка, предмет пламенных ухаживаний умершего. Никаких знаков насилия на теле Киарама найдено не было, и смерть приписали параличу сердца, хотя никакими сердечными болезнями покойный никогда не страдал. При аналогичных же обстоятельствах умер и лорд Эдвард Гардингтон, богатейший пэр Англии, приехавший в Каир провести сезон.

Но вот что было странно: оба умерших, точно предчувствуя свою кончину, сделали за несколько дней до смерти завещания, которыми, в обход прямых наследников, оставляли свои несметные богатства: Киарам – испанской певичке Конхите Перес-и-Гальдос, а лорд Гардингтон – своему секретарю, молодому Дженкинсу.

Странные завещания вызвали всеобщее недоумение и негодование. Завещатели были в прекрасных отношениях со своими родственниками, и лишение их наследства являлось совершенно необъяснимым. Но… все было сделано на строго законном основании, и наследникам ничего не оставалось делать, как помириться с потерей громадных богатств.

Я, однако же, посмотрел на вопрос несколько глубже; меня поразило одно обстоятельство, неизвестное ни врачам, ни судебным властям, производившим следствие: певица Конхита и Дженкинс, секретарь умершего лорда, были членами «Ложи правой пирамиды».

Я прекрасно знал, что существует много способов отправлять на тот свет, притом способов, не оставляющих буквально никаких следов. Ты, конечно, слышал о так называемом энвольтовании, бывшем в ходу у средневековых колдунов. Сущность его заключается в том, что на восковом изображении жертвы колдун сосредоточивал всю силу своей воли, направленной к причинению смерти намеченному лицу. Маги доброго старого времени объясняли это очень туманно, влиянием злобных лучей астраля заклинателя на астральное тело жертвы. Но наука последних дней откинула всю сверхъестественную часть этих объяснений. Опыты полковника Роша научно-экспериментальным путем доказали и объяснили возможность подобных явлений. В конце концов, это – психическое воздействие одного лица на другое.

Не так давно много шума наделал следующий опыт: была взята фотографическая карточка известного лица и над нею произведено внушение, чтобы у оригинала карточки выступила на руке экзема; и опыт удался; несмотря на то, что намеченное лицо находилось в другом городе, рука его во время производства опытов покрылась характерной экзематической сыпью. Болезнь была уничтожена точно таким же образом, путем внушения. Все народные поверья о вынутии следа, о заговорах на болезнь и смерть, подкидывании предметов для причинения несчастья – не являются простыми суевериями, а основаны на реальных данных…

Из сказанного можно видеть, что мои подозрения имеют под собой твердую почву; основной принцип уголовного сыска гласит: «cui prodest», т. е. в любом преступлении надо искать того, кому выгодно это преступление. Смерть Киарама и Гардингтона могла быть выгодна только «Ложе правой пирамиды»; вывод отсюда напрашивался сам собой. Я попал в шайку мошенников, – но в какую шайку?! Члены ее вооружены почти сверхъестественными знаниями, по крайней мере, с точки зрения повседневной науки, и потому бороться с ними пока еще немыслимо. И я являюсь простым, слепым орудием, а в будущем, может быть, и жертвой преступления! А Бесси Кроссвенор, моя любовь, женщина, которую я хотел назвать своей женой, неужели же она является членом этой шайки и сознательной преступницей? Все эти вопросы жгли меня, как раскаленное железо. Необходимо было все это выяснить…

И я решил, не медля ни минуты, переговорить с Бесси.

Был двенадцатый час ночи, когда я отправился к ней. Время, не совсем удобное для посещения невесты, но в таком исключительном случае некогда было думать о соблюдении приличий.

Бесси жила в пригородной части Каира, в роскошной вилле, окруженной густым парком. Несмотря на мое жениховское положение, я бывал у Бесси довольно редко; она находила неудобными мои частые посещения и просила меня всегда предупреждать ее о моих визитах: «для того», – как объясняла она, – «чтобы избежать случайной встречи с кем-нибудь из ее приятельниц и помешать возникновению праздных сплетен».

Но я был так взволнован, что, отправляясь к Бесси для решительного объяснения, совершенно забыл предупредить ее.

Роскошный парк ее виллы был погружен в темноту. Целый ряд пересекающихся дорожек опутывал здание лабиринтом, сильно затруднявшим доступ к крыльцу; в густом мраке я пробирался почти наугад, руководясь огоньком, блестевшим в одном из окон виллы. Но, видимо, я все-таки заблудился и попал на какую-то прихотливо извивающуюся тропинку; тропинка эта привела меня не к вилле, а в самую глухую, заброшенную часть обширного парка; передо мной вдруг выросла непроницаемая стена спутанных ветвей и деревьев; в нерешительности я остановился, обдумывая, куда же идти теперь, – как вдруг услышал громкий разговор; собеседники были скрыты густой стеной зелени и, ничего не опасаясь, говорили неизмененными голосами.

И я сразу же узнал эти голоса!

Мужской голос, голос де Ларош-Верни, говорил:

– Почва под нашими ногами горит. Пора спасаться. В истории с Киамаром и Гардингтоном мы, кажется, хватили через край. Боюсь, чтобы не напали на наши следы…

Женский голос, от одного звука которого я вздрогнул, отвечал:

– Пора… давно уж пора! Я устала от этой жизни вечных опасностей. Как хорошо зажить спокойной жизнью, никого не боясь, и смело показываться всюду, как муж и жена! Вечно притворяться, вечно разыгрывать чужую мне роль, слишком тяжело… – и в женском голосе задрожали слезы.

– Ну, Бесси, ну, милая моя женка, перестань… – нежно прервал голос маркиза. – Ведь ты знаешь, как все это случилось. Только из любви к тебе, из желания обставить, как следует, твою жизнь, создал я всю эту «Ложу правой пирамиды», посвятил много лет изучению скрытых тайн природы и, наконец, добился цели… Теперь мы богаты, сказочно богаты. Пусть это богатство досталось нам ценой преступлений, но цель оправдывает средства. Завтра последнее заседание «Ложи» и полная ликвидация дела. Что же касается…

Но продолжение разговора я не слышал. Голова моя закружилась, в глазах поплыл серый туман, и я без чувств упал на траву.

Сколько времени я пролежал там, не знаю. Когда я очнулся, уже брезжил рассвет. Разбитый нравственно и физически, я кое-как добрался до дома и стал разбираться во всем происшедшем!..

Итак, Бесси Кроссвенор была женой маркиза де Ларош-Верни!

Если бы я только мог передать тебе, какая злоба бушевала в моем сердце! Я был оскорблен и унижен! Из меня сделали жалкую, глупую игрушку чужих, преступных целей, разбили мою веру в оккультные знания, осмеяли мою любовь. И кто же сделал все это? Женщина, которую я слепо любил, которую хотел назвать своей женой и которая дала мне слово выйти замуж за меня, будучи женой другого…

«Отомстить!» – вот мысль, которая всецело овладела мною. Ты должен понять меня. Может быть, спустя некоторое время, успокоившись, я не поступил бы так, как поступил в тот момент, но все равно… дело уже сделано.

Через несколько времени после моего возвращения домой, я уже сидел в кабинете начальника каирской полиции и подробно рассказывал ему всю мою историю. Я не упустил из вида ничего и иллюстрировал мой рассказ подробным планом правой пирамиды, ее входов и выходов, расположения внутренних покоев и добавил, что последнее заседание Ложи состоится сегодня ночью.

Решено было нагрянуть на заседание и накрыть все преступное сообщество. Я вызвался быть проводником полицейскому отряду, командированному в экспедицию. Но детально разработанный план в последний момент потерпел неудачу. Вернувшись домой от начальника полиции, я почувствовал страшный жар, лег в постель и… очнулся только через месяц. Оказывается, я заболел сильнейшей нервной горячкой: потрясение было слишком велико, и нервы не выдержали. Долгое время я находился между жизнью и смертью; когда же кризис миновал, я так ослаб, что еще изрядное количество дней должен был проваляться в постели.

IV

То, что произошло в течение моей болезни, передаю тебе с чужих слов.

Полицейская облава не увенчалась особым успехом; отряд, посланный к правой пирамиде, запутался в лабиринте ее переходов и добрался до храма, где происходили заседания Ложи, уже тогда, когда птички упорхнули из гнездышка. Маркиз и Бесси исчезли бесследно; остальные члены ложи тоже успели скрыться. В руки полиции попался один только Солиман бен Аисса, которого задержали благодаря его жадности. В то время, как все участники заседания бежали, он замешкался в пирамиде, желая обыскать тайные хранилища Ложи в надежде найти там какие-нибудь забытые сокровища. Факир был одним из низших братьев Ложи, никаких тайн организации не знал и сообщить ничего не мог; рассказ его касался, главным образом, истории со мной, так как тут Солиман принимал непосредственное участие. Как оказывается, «Ложа правой пирамиды» или, точнее, маркиз де Ларош-Верни обратил на меня свое внимание тотчас по моем приезде в Каир. Я являлся для них как нельзя более подходящим субъектом: мое богатство привлекало их жадность, мои знакомства и происхождение открывали мне двери в клубы и гостиные лучшего общества и, наконец, самое главное, я оказался очень поддающимся внушению. Опыт прокалывания щеки, произведенный надо мной Солиманом беи Аиссой, сыграл в этом отношении роковую роль. Факир, обладавший значительной силой внушения, несколькими пассами подчинил мою волю и подготовил почву для дальнейших воздействий маркиза. Воздействия эти прежде всего сказались в том, что меня потянуло к азартной игре, где я так «счастливо» обыграл моих злополучных партнеров. Дальнейший план был гениален по своей простоте. Любовь и внушение (может быть даже, это одно и то же) должны были всецело подчинить меня влиянию Бесси Кроссвенор и побудить перевести тем или иным путем все мое состояние на ее имя…

О дальнейшей моей судьбе Солиман умалчивал, но о ней нетрудно было догадаться по судьбе Киамара и Гардингтона.

Итак, в деяниях Ложи были все признаки преступлений.

И все-таки дело было замято. Судебный процесс возбужден не был, и преступники даже не разыскивались. Во время бегства маркиз предусмотрительно обронил записную книжку, подобранную полицией. В книжке был подробный список всех членов Ложи: полиция прочла этот список и развела руками. В Ложе значились членами такие лица, что затеять против них уголовное преследование значило бы вызвать мировой скандал: столько представителей знатнейших фамилий всех государств были замешаны в подвигах Ложи!

Пришлось поневоле махнуть рукой на все, и не только махнуть рукой, но даже принять все меры к тому, чтобы дело осталось в глубокой тайне. Внутренность Сфинкса была приведена в такой вид, точно в течение тысячелетий туда не ступала нога человека. И только нескольким людям известно, что не знаменитый ученый египтолог, профессор Рейснер, был первым, разгадавшим тайну молчаливого Сфинкса пустыни.

Впрочем, по многим соображениям, вообще было нежелательно, чтобы мир узнал эту тайну; дипломатия очень пугливая дама, и я нисколько не удивлюсь, если в один прекрасный день в газетах появятся статьи, доказывающие, что никаких храмов внутри Сфинкса не существует, что это обыкновенное каменное изваяние и что все слухи об открытии проф. Рейснера являются чьей-то не совсем приличной шуткой над почтенным ученым.

– История почти окончена, – заключил дядя свой рассказ, – но ты, конечно, вправе спросить меня, за коим чертом я вытребовал тебя по телефону.

Это ты сейчас поймешь.

Я сказал «история почти окончена», но не совсем. Вторая часть ее разыгрывается и в настоящее время.

Вот в чем дело.

Когда я поправился после нервной горячки, мне сообщили, что во время моей болезни какой-то неизвестный принес на мое имя письмо и посылку.

И вот что я там нашел.

Дядя на минуту удалился в соседнюю комнату и вынес маленький деревянный ящичек, который с большими предосторожностями поставил на письменный стол. Ящичек был очень изящной работы, с тонкой резьбой, инкрустированный перламутром. Место замка было залито эмалью в форме медальона, на эмали же красовалось художественное изображение очаровательной женской головки; таким образом, открыть ящичек можно было, только разбив эмаль и попортив портрет.

– Да, да… совершенно верно, это портрет, – по своей привычке, ответил дядя на мою мысль, – и ты, конечно, догадался, чей. Этот ящичек был мне прислан при следующей записке:

«На память о Бесси Кроссвенор. Никогда не расставайтесь с этим ящичком и не пытайтесь открыть его!»

– Последний совет, впрочем, излишен; у меня не хватило бы мужества разбить изображение той, кого я любил… и… что скрывать, люблю до сих пор, – с грустной улыбкой заметил дядя. – В этом ящике проклятие моей жизни. С того момента, как он появился в моем доме, несчастье и неудачи стали моими спутниками; все мои предприятия оканчивались крахами; ценные бумаги, находившиеся в моих руках, точно по какому-то таинственному приказу, падали на бирже; мне стоило вступить в любое дело, чтобы дело лопнуло.

«Это» заметили… распространились слухи, что я всюду приношу с собою несчастье… меня стали сторониться… И вот в результате – полная неурядица в моих денежных делах и продажа моего великолепного полтавского имения. Через две недели у меня будут деньги, и я внес бы долг, – но торги назначены через неделю… – Дядя в отчаянии потер лоб рукой.

– Ты можешь мне помочь. Я прекрасно знаю, откуда все эти напасти. Вот где причина и корень всех злоключений, – и дядя кивнул на ящичек.

Я с недоумением взглянул на него.

– Не понимаешь? Между тем, это очень просто. Тебе, конечно, известны такие ходячие фразы, как: «деньги к деньгам», «беда не ходит одна», «где были две смерти, там третьей не миновать», «коли везет, так уж во всем» и т. д. Все они устанавливают незыблемый закон: и счастье, и несчастье, как сильные магниты, обладают способностью притягивать однородные явления; счастье и удача притягивают удачу, – несчастье – неприятности и неудачу. Каждый человек, в зависимости от своего настроения, характера, склонностей, здоровья и психических данных испускает известные излучения – флюиды. Флюиды эти, невидимые простому глазу, тем не менее реально существуют, имеют определенный химический состав, определенные свойства и окраску.

Так, например, человек высоконравственный и благочестивой жизни испускает излучение голубого цвета, собирающиеся в виде ореола над его головой; этим и объясняется обыкновение изображать святых с нимбом вокруг головы; человек порочный, злой испускает пламевидное излучение бурого цвета; вот почему дьявола, отца зла, изображают сплошь да рядом окруженным языками пламени.

Эти флюиды создают вокруг человека известную атмосферу и, как химические вещества, могут быть сконцентрированы, собраны в одно место и путем известных операций превращены, ну, хотя бы в жидкость. Теперь представь себе, что произведена концентрация или, вернее, конденсация флюидов какого-нибудь несчастного «Макара, на которого валятся все шишки». Получится жидкость, экстракт несчастья, обладающий свойством притягивать всевозможные беды и неприятности на голову того, кто будет владеть этой жидкостью. Проникая сквозь мельчайшие поры, она окутает жертву атмосферой постоянной неудачи, и только огонь, один священный, всеочищаюший огонь может уничтожить это проклятие. И я убежден, что в этом ящичке…

Внезапная мысль, как молния, пронизала мой мозг.

Не дав дяде докончить его слова, я схватил тяжелое пресс-папье, лежавшее на столе, и изо всей силы ударил по эмалевому медальону ящичка. Эмаль треснула, мелкие осколки брызнули в разные стороны, и над портретом Бесси Кроссвенор обнаружился шпенек.

– Боже мой, что ты сделал! – в ужасе воскликнул дядя.

Я нажал шпенек. С глухим стуком отскочила крышка ящичка; на его дне лежал небольшой граненый флакончик с жидкостью чистого изумрудного цвета. Здесь же лежала записка, на которой было написано крупным, размашистым почерком: «Предателю – предательская месть. Ложа правой пирамиды».

– Я так и думал! – воскликнул дядя, в отчаянии опускаясь в глубокое кресло.

Схватить ящичек со всем содержимым и швырнуть его в огонь пылавшего камина было для меня делом одного мгновения.

Хрустальный флакончик со звоном ударился о металлическую решетку, разбился и упал в пламя; несколько капель брызнули на мой сапог, все же содержимое флакона вылилось и, извиваясь змейкой, потекло по горящим головешкам. Огненные языки вспыхнули и непроницаемой стеной сомкнулись над роковым ящичком.

Дядя сидел неподвижно, устремив взгляд на огонь.

– Ну, вот и кончено, – весело сказал я, подходя к дяде.

Ответа не последовало.

В испуге я наклонился к нему и убедился, что дядя лежит в глубоком обмороке.

Около двух часов пришлось нам с лакеем провозиться над дядей, пока он вернулся к сознанию. Но потрясение было слишком сильно, и я уговорил дядю не вставать с постели, тем более что был уже первый час ночи.

– Наконец-то, наконец-то я избавился от этого кошмара, – прошептал больной, пожимая мне руку. – Спасибо тебе, дорогой; ты оказал мне услугу, которой я никогда не забуду. Сам я не был бы в состоянии это сделать. Во-первых, у меня не поднялась бы рука на портрет, а во-вторых… во-вторых, я только теперь понял, что записка, при которой был препровожден ящичек, заключала в себе заочное внушение: вот почему я и не мог расстаться с ящичком. Но внушавший упустил из вида одно: он не запретил мне рассказывать другим обо всем, что меня мучило, м это-то спасло меня! А прежняя сила внушения была уничтожена нравственным потрясением от вероломства Бесси, любовь и жажда мести победили гипноз. Еще раз спасибо тебе.

Покинуть дядю в таком положении я не считал возможным и остался сидеть у его постели. В разговорах, за рюмкой хорошего вина, которое велел подать дядя, время летело незаметно; случайно взглянув на часы, я к удивлению увидел, что уже половина пятого.

Как раз в этот момент в передней раздался сильный звонок. Лакей подал дяде телеграмму. Лихорадочно вскрыв се, дядя пробежал глазами написанное и, откинувшись на подушку, прошептал: «Спасен!»

Телеграмма была от управляющего полтавским имением и гласила: «Сегодня в первом часу ночи скоропостижно скончался ваш кредитор. Торги откладываются до исполнения необходимых формальностей».

– Вот уже и результаты, – обратился ко мне дядя. – Счастье повернулось ко мне лицом. «Исполнение необходимых формальностей»! Это значит, по крайней мере, месяц; а к этому времени у меня будут уже деньги, и полтавское имение не уйдет в чужие руки.

Влияние «эликсира несчастья» прекратилось.

Я оставил дядю в самом радостном настроении.

Уже рассвело, когда я вернулся домой. Торопясь подняться по лестнице, я споткнулся, упал и сломал себе ногу, именно ту ногу, на которую брызнули несколько капель изумрудной жидкости. Это было последним проявлением ее роковой власти.

* * *

Теперь я хромаю. Конечно, это очень печально, но моя печаль умеряется тем, что мне не приходится трудиться из-за куска хлеба и дрожать за свое будущее. Дядины дела в блестящем положении. За свою сломанную ногу я получаю от дяди крупную пенсию и знаю, что в его завещании я значусь единственным наследником его огромного состояния.

Ни о маркизе де Ларош-Верни, ни о Бесси Кроссвенор, ни о Солимане мы больше ничего не слыхали, но я глубоко убежден, что многие таинственные, нераскрытые преступление последнего времени совершены при благосклонном участии братьев «Ложи правой пирамиды».