Текст книги "Белая Бестия (СИ)"

Автор книги: Владимир Положенцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Вообще, легенда с племянницей Деникина, по её мнению была хлипкая. У Махно в армии наверняка есть те, кто в Германскую воевал вместе с генералом. Не исключено кое-кто из офицеров знаком с его биографией и знает, что у отца генерала – Ивана Ефимовича Деникина и его жены Елизаветы Федоровны, урожденной Элжбеты Францисковны – кроме Антона, больше детей не было. А, значит, у Главкома ВСЮР нет и не может быть никакой племянницы. Об этом Анна заметила Васнецову, но тот только отмахнулся: «Не утрируйте, Анна Владимировна, кто кроме штабных знает родословную Главкома? А штабные все теперь в Добровольческой армии. Не можем же мы выдать вас за дочь генерала! Его супруга Ксения почти ваша ровесница. Так что менять легенду не будем. Повторяю, если что пойдет не так, переходите к запасному варианту».

* * *

Лёва Задов сидел в одной исподней рубахе за столом под образами. Кушал козлятину, квашеную капусту и малосольные огурцы с помидорчиками, запивал французским коньяком. Рукавом вытирал взмокший лоб. Хозяйка дома – полуслепая бабка лет восьмидесяти – натопила печь так, что до каменки нельзя было дотронуться. Несколько окон в хате были открыты настежь. В одном из них появилось лицо пожилого, мятого словно опенок повстанца:

– Заводить что ли?

Опустив в рот горсть капусты, Лёва запил её рюмочкой Мартеля – недавно удалось отбить продовольственный обоз белых. Махнул рукой:

– Заводи.

В хату втолкнули ротмистра Бекасова. Задов покачал головой:

– Ба-а, какая встреча! Давно не виделись. Садись, Шилов, раздели со мной вечернюю трапезу. Попробуй огурчиков. Бабка Евдокия замечательно их делает – на черносмородиновом листе, хрене и яблочной бражке. И в Гуляйполе хорошие огурцы квасят, и в Александровке, но таких как здесь, нигде не отведаешь, даже и не пытайся. Ну же, садись Бекасов, что глядишь как на врага. Ха-ха. Да не кругли так глазами-то. Знаю всё и про тебя, ротмистр, и про твою подругу Анну Владимировну Белоглазову – Белую бестию. Что, удивлен? А ты думал начальник контрразведки Революционной повстанческой армии Украины напрасно хлеб, вернее капусту с коньяком кушает? Ха-ха. Всё знаю. И про полковника Васнецова, и про его задумку нейтрализовать вашими руками Нестора Ивановича. У меня повсюду свои люди, в том числе и в штабе генерала Деникина.

Бекасов стал лихорадочно соображать – неужели Лёва не врет и в Ставке действительно окопались люди Задова. Но кто? О задании знали лишь Главком, генералы Романовский, Лукомский и разумеется, полковник Васнецов. Стоп, подслушать разговор в штабе мог помощник Деникина поручик Протасов. Отвратительная, слащавая личность. Но это гадание на кофейной гуще. Надо проверить.

Ротмистр сел напротив Лёвы, тяжело, обреченно вздохнул. Сказал, что раз так, то отпираться не имеет смысла, он во всем готов сознаться, но только пусть не трогают Белоглазову. Она здесь по своей глупой натуре-слишком уж взбалмошная и отчаянная дамочка.

– Наслышан о Белой бестии, – кивнул Задов. – Как же вы собирались убить батьку?

– Готовил нас к акции недавно назначенный начальником ООП – отдела особых поручений – подполковник Куропаткин, – сочинял на ходу Бекасов. – Из бывших сыщиков департамента полиции Москвы, занимался в свое время поимкой бомбистов – террористов. Наверняка знаете о нём.

И Лёва попался.

– Конечно, я знаю о Куропаткине, – ответил он, отправляя в рот очередную щепоть капусты. Запил очередной рюмочкой. – Как же не знать. Всех ваших начальников держим на примете.

«Ну так, – облегченно вздохнул ротмистр, – значит, нет у Задова никого в Ставке, а о нашей акции ему рассказала сама Анна. Для чего пока не понятно, но, видно, другого выхода у неё не было. Скорее всего, это ее запасной вариант, о деталях которого мне неизвестно. У меня тоже есть запасной вариант, который не известен Белоглазовой. Так решил полковник Васнецов, всё предусмотрел. Ладно, поиграем».

Ротмистр сказал, что план убийства Махно был детально не определен. Анна своей красотой должна была очаровать Батьку, а в удобный момент или отравить, или пристрелить. Если повезет, затащить его в постель, а ночью зарезать. Он же лишь у нее на подхвате. Помощник Белой бестии.

– Грубо, не талантливо, – поморщился Задов. – И практически невыполнимо, я имею в виду – затащить Нестора в постель. Супружница Батьки Галя даже древних старух к нему не подпускает, любой особи женского пола глаза сходу выцарапывает. Что ж, занятно. Только, видно, с Анной Владимировной я поторопился.

– В чём?

– Хлопцам своим её отдал, на развлечение. Уж извини, ротмистр, не удержался. Иногда, знаешь, не могу сдерживать свой гнев. Мне и товарищи говорят – Лёва, ты уж держи себя в руках. А я что? Я человек добрый и порядочный, но иногда не могу с собой совладать. Очень я на Анну Владимировну обиделся, не выношу когда меня обманывают. Понял?

Бекасов стиснул зубы так, что они заскрипели, словно от песка. Кулаки сделались стальными. Он еле сдержался, чтобы не наброситься на Задова. А тот спокойно ел капустку.

«Нет, не такой простак Лёва, каким хочет казаться, чтобы сразу концы рубить, с лазутчиками с ходу расправляться, значит, не отдал он Анну на поругание, – решил ротмистр. – Врет. Хитер, но актер неважный».

– А тебе, Бекасов, вот что я предложу, – продолжал Задов, – ты сам убьешь Батьку.

– Как это?

– Ты зачем сюда приехал? Ха-ха. Правильно. Для совершения теракта, вот и будь добр выполнить приказ своей контрразведки. Ну не по настоящему убьешь, разумеется. Обставим дело так, что все поверят. Погиб, мол, дорогой Нестор Иванович от рук белогвардейских гадов. Ты сообщишь об этом в свой штаб. При этом земля слухом наполнится. А еще скажешь, что после гибели Махно, повстанцы решили прорвать оборону белых… ну я потом скажу где. Ясно?

– Нет, – помотал головой Бекасов, хотя, разумеется, все прекрасно понял.

Именно это и было второй задачей – убедить махновцев, что 25-го Егоров ударит по белым с северо-востока и они должны соответственно начать прорыв с юго-запада. Странно, что Задов заговорил именно о прорыве, неужели Анна сказала что-то лишнее?

– Что же тут непонятного? – поморщился Задов. – Деникин будет встречать нас в одном месте, стянет туда дополнительные силы, а мы ударим в другом. И всё, лови тогда нас, все тылы белых сметем, не остановишь. Глядишь, с запада Петлюра поможет, с севера твой Егоров, ха-ха. Ну как?

Не спросив разрешения, Бекасов взял соленый огурец, надкусил. Стал думать-сразу открыть Леве, что именно о точном месте прорыва ему якобы и велел устно сообщить Егоров или все же дождаться самого Батьку? Решил, что опережать события не нужно.

Густой, пахучий сок брызнул во все стороны. Попал на нос Задову. Тот спокойно смахнул каплю, облизал палец:

– Значит, договорились.

– Мне Васнецов денег обещал, – ответил после паузы ротмистр, – просто так я бы почти на верную гибель идти не согласился. 50 тысяч целковых, а потом первым транспортом союзников во Францию или Румынию. Это Белоглазова, оторва, за идею готова землю носом копать.

– Сделаешь как скажу, получишь сто тысяч рублей и поплывешь на корабле в свою Францию. На любую посудину за хорошие деньги человека пристроить можно. Лёва тебе слово дает.

– Мне нужно подумать.

– Подумай, друзь, подумай. Только выбор у тебя не велик – или со мной дело имеешь, или к лошадям за хвосты да в разные стороны, а перед этим кожу с живого долой и ноги в кипяток. Подумай.

Когда Бекасова увели, Задов откинулся на стуле, задумался – неужели контрразведка Деникина и в самом деле настолько тупа и непрофессиональна, что действует такими незатейливыми методами? Нет, здесь что-то не так, Лёву не проведешь, 8 лет каторги научили многому, в первую очередь думать. Поглядим кто-кого. Он велел привести к нему Белоглазову.

Даже побитой и помятой Анна выглядела привлекательно. В её голубых глазах горел синий свет утренней звезды. Она смотрела на Задова с вызовом, облизывала сухие, словно от жажды, губы, хотя всего полчаса назад её напоил Талый.

Костя влез в хату, где держали Белоглазову, через окно. Сразу и не нашел её глазами. Она скорчившись лежала в дальнем углу комнаты, за сундуком. На ней не было Корниловского мундира, только порванная на плече и спине нательная белая рубаха. Белоглазова держалась за живот.

– Что?! – подскочил к ней Талый. – Что с тобой сделали, Полина? Я пристрелю этого жида Лёву.

Анна подняла голову:

– Успокойся, Константин, помоги лучше на лежанку перебраться. Сейчас, я быстро в себя приду. Живучая.

Оказавшись на лавке, попросила что-нибудь подложить под голову. Костя сорвал с сундука покрывало, скрутил, пристроил куда просила а, заботливо потрогал ей лоб.

– Я во всем созналась Задову, я не Полина Деникина, а Анна Белоглазова, Белая бестия. Меня послали убить Махно.

– Ты Белая бестия?! – воскликнул Талый. – Вот как, наслышан. Для чего же тебе убивать Батьку? Ах, да, понятно. А как же мыс Антиб?

Анна сразу и не поняла при чем здесь мыс Антиб, а потом через силу улыбнулась: зацепило Костю, о другом теперь и думать не может.

– Будет тебе и Лазурный берег, и Антиб, если мне поможешь. Дай напиться.

– Я для тебя все сделаю, – сказал Костя, протягивая ковш с белым овсяным квасом. То что не допила Анна, жадно выхлебал сам. Вытер кулаком губы, спросил:

– А много золота в твоем поместье спрятано?

– Глупый, ну кто ж во Францию едет с пустыми руками, не сомневайся, нам хватит.

Костя полез целоваться и Белоглазова позволила прикоснуться ему своими липкими, пахнущими почему-то рыбой губами до своей щеки. Внутренности болели, умело её Лева отходил. Но сразу отметила, что по лицу он не бил, значит, есть у Задова на неё планы. Не иначе позволит встречу с Махно.

Вскоре загремел засов на двери и Лева поторопился вылезти через заднее окно дома в сад. Удивительно, отметила про себя Белоглазова, что же это махновцы дом с «белой лазутчицей» только спереди охраняют? Окна сзади нараспашку, лазай кто хочет. И Костя не боится, что про него Задову донесут.

* * *

Увидев Белоглазову, Лёва подскочил к ней, взял за руку, проводил к столу, словно и не проявлял по отношению к ней несколько часов назад никакой агрессии. Усадил на стул.

– Может, коньяку?

– Не откажусь.

– Ну, конечно, что спрашиваю! Передо мной же Белая бестия. Вы уж извините меня, Анна Владимировна, за несдержанность. Нервы, знаете ли, ни к черту. Годы каторги за революционные идеалы, контузия под Царицыным.

– Знаю вашу биографию, Лев Николаевич, – ответила Анна. – Только каторга не за идеалы, а за разбойное нападение на потовую контору.

Задов застыл, потом рассмеялся, погрозив пальцем:

– А-а, знаете про меня немало, хорошо подготовились, хвалю.

– Бросьте, хорошо бы подготовилась, не пришлось бы открываться вам. Что с Бекасовым?

– С кем? Ах, да. Ну что, да ничего особенного. Я отдал его своим хлопцам, пусть потренируются в человека ножи метать. Да не напрягайтесь так. Зачем нам теперь Бекасов? Пустое место, обуза для нас. Видно, уже на небесах.

Анна прикусила губу – ну да, так я тебе и поверила.

– Как-то нелогично и непрофессионально для руководителя контрразведки сразу уничтожать пойманных шпионов, – сказала она.

– Почему сразу? Не сразу. Ротмистр всё мне рассказал. Например то, что готовил вас к акции начальник ООП полковник Куропаткин.

Что еще за Куропаткин? – напряглась мысленно Белоглазова. – И что такое ООП? Ловушка Задова? Но виду, разумеется, не подала.

– Меня готовил лично полковник Васнецов, – ответила она. – Не знаю кто работал с Бекасовым.

– Раздельная подготовка лазутчиков-это сильно, новое слово, так сказать, в контрразведке. А что, верно. Оба знают только то, что касается общего задания. Если засыплется один, не потянет за собой другого. И у каждого свой запасной вариант. Не так ли? Хм. Но в данном случае это не работает, Анна Владимировна.

– Почему же?

– Потому что у вас якобы была слишком примитивная цель – уничтожить Махно.

– Нейтрализовать.

– Какая разница.

– Большая. К тому же не всё еще потеряно.

– Вы так считаете? Можно позавидовать вашему упрямству.

– Конечно. Вы же хотите предложить мне убить Махно. Не так ли?

Наливающая в рюмки коньяк рука Задова дрогнула, он пролил мимо, что с ним почти никогда не случалось. Даже вернул бутылку обратно на стол, пожевал лягушачьими губами, помял рыхлый, двойной подбородок.

– Не ожидал-с. Многого от красивой, умной женщины можно ожидать, – он посмотрел на сочную молодую грудь Анны, которая виднелась за разорванной спереди нательной рубахой, – но такой смекалистости, признаться, нет, не ожидал-с. Хвалю, как контрразведчик контрразведчика, и выражаю свое восхищение. Да, я хочу предложить вам именно убить Махно. Сколько вам обещали за него? 50 тысяч, 100? Неважно. Я дам вам в два раза больше и посажу на пароход до Константинополя. Идёт?

– Почему бы и нет? – пожала плечами Анна. – Убийство ведь будет не настоящим.

– Разумеется.

– Отчего же «разумеется»? Долго вам всё равно на Украине не обретаться, – сказала Анна. – Рано или поздно махновцев уничтожат или белые, или красные. А самого Батьку повесят. Вы хотите разделить его судьбу? Даже если избежите столь печальной участи вас, Лев Николаевич, ждет судьба беглого, нищего эмигранта. Вы это все понимаете, а потому возможно решите избавиться от батьки уже сейчас, по-настоящему. У вас наверняка припрятано золотишко где-нибудь в лесу.

Задов закашлялся. Эта белая стерва видит всё насквозь, немалый клад – на черный день – действительно, вместе с братом Даниилом, он недавно закопал в Дибровском лесу, на поляне. О нем даже Галина не знает, а Нестору сказали, что спрятали «камушки с рыжьём» на берегу реки Волчья у Зеленого Гайя. На самом деле их зарыли под старым огромным дубом в трех верстах от Больше – Михайловки. На этом самом дубе вешали сначала красных, потом белых, затем всех подряд. Вдруг Нестор об обмане узнает? Не сносить головы.

– Посмотрим, Анна Владимировна, кто кого ещё уничтожит. Большевики как раки пятятся, здорово их ваш Деникин бьет. Но до Москвы он вряд ли доберется. Мы не позволим. Нет, пусть уж лучше враги грызутся между собой, нежели оба повернут свои клыки против нас. Так что рано нас хоронить с Нестором Ивановичем. Мы устроим хороший спектакль с его гибелью. Всё будет выглядеть взаправду. Соберем, скажем, на важное совещание командиров бригад повстанческой армии. Приедет Батька, на глазах у всех войдет в штаб, а потом хата взлетит на воздух. Вместе с Нестором Ивановичем и командирами. Только обгоревшие сапожки от Батьки останутся. Ха-ха.

– В самом деле пожертвуете людьми?

– Конечно. Ради такого дела-то. У нас есть пленные беляки. Они пожелали служить у нас, но разве можно верить тем, кто единожды предал? Верно, нельзя. Так что не жалко. Ну а главную роль Батьки исполнит… догадайтесь кто.

Анна сама налила себе коньяку, выпила.

– Вы же сказали, что отдали Бекасова хлопцам на развлечение.

– Люблю шутить, Анна Владимировна. Потом, было интересно посмотреть на вашу реакцию.

– Ну и как?

– Замечательно, на вашем прекрасном личике не дрогнул ни один мускул. Вы абсолютно верно меня поняли. Роль Махно, последнюю, но какую! исполнит ваш Петя, как вы ласково его называете. Они чем-то даже внешне похожи. Ну скажите, пожалуйста, Анна Владимировна, что мне сделать такого, чтобы вы и ко мне прониклись такими же теплыми чувствами. Побил? Пустяки. Женщины любят крепкую мужскую руку. Нет? Поглядите на меня – я ведь не дурен, крепко сложен, имею, как вы уже догадались, некое состояние, припрятанное в известном только мне месте. А? Ха-ха. Полюбите меня.

– Я подумаю над вашим предложением, Лев Николаевич, но сразу скажу, что вы не в моем вкусе.

– Да это и неважно. Самые крепкие отношения не по любви, а по интересам. Все в мире держится на взаимной выгоде.

– В чем же будет состоять моя роль в спектакле? – задала вопрос Анна.

– Ваша? – удивился Лева, будто до этого речь шла не о ней, а о ком-то еще. Анна заметила, что это была любимая манера Задова-Зиньковского, как бы удивляться самым простым вопросам. – Ах, да. Будете сторонним наблюдателем, зрителем действа, а потом вернетесь в Ставку и расскажите о том, что Махно больше нет. Получите свои деньги, тайно вернетесь к нам и от меня получите энную сумму. Затем проводим вас до Новороссийска, посадим на пароход.

– В Новороссийске с августа деникинцы.

– Тем проще будет вас отправить в Константинополь. В порту теперь полно торговых судов из Британии и Франции.

– А ротмистр Бекасов? Вы что же думаете, я смогу согласиться на жертвоприношение своего товарища?

– Поймите, Анна Владимировна, если вы вместе вернетесь в Таганрог, вам никто не поверит. Ну невозможно, провернув столь дерзкую, опасную операцию, всем членам группы остаться в живых. Это первое. И второе. Ну зачем вам этот… Петя. Я же вижу, он вам симпатичен, но не более того, вы его не любите. Гражданская война, увы, это огромный сенокос. И пусть Бекасов станет всего лишь одним скошенным колоском ради великого дела. Вы говорите, что повстанцев рано или поздно уничтожат белые или красные. Возможно. Но ни те, ни другие не принесут ни России, ни Украине счастья. Белые – из затхлого, прогнившего прошлого, красные из призрачного жидовского будущего. Да, я сам жид, поэтому знаю о чём говорю. Кто бы не победил из них, их власть когда-нибудь рухнет и с таким треском, что сегодняшние события покажутся детской забавой. Генералы при белой власти так и останутся господами, только еще более разжиревшими, а комиссары при красной власти еще более кровавыми и надменными хозяевами жизни. Что в лоб, что полбу. А народ так и останется при них рабом. Мы же, анархисты-коммунисты, хотим дать людям ощущение равенства и всеобщей справедливости. Да, именно ощущение. Пусть на время, потому что нет ничего в мире более желанного, чем иллюзия, самообман.

– Вы, значит, иллюзионисты, обманщики?

– Ага. Даже среди двух людей никогда не бывает равенства, а уж в обществе…

– Тогда ради чего всё это, ваша повстанческая армия, ваша борьба, только ради иллюзии?

– Нет, ради борьбы. За счастье. Без неё нет никакого смысла жить и умирать. Да, умирать. Это самое пьянящее действо в жизни, сознательно умирать. Вам ли этого не знать. Именно ваши: деникинцы, корниловцы, марковцы, дроздовцы ходят в психические атаки и умирают с улыбкой на устах. Зачем? Им что не хочется жить? Хочется, разумеется, но вкус смерти сильнее страха. Да-а… Но мы увлеклись. Повторяю, на спектакле вы будете присутствовать лишь в качестве зрителя. Благодарного и понимающего зрителя, я надеюсь. Так вы согласны?

– Погодите, еще главный вопрос – в чем ваш интерес, чтобы в Ставке думали, что Махно убит?

– По-моему, ответ очевиден. Ваш полковник Куропаткин думает, что со смертью Махно повстанческая армия будет полностью дезорганизована и наступит момент для решительного удара. Вопрос – где этот удар состоится. Кстати, вы мне пока так и не сказали о том, что вы должны нас убедить где и когда совершать прорыв… хм, чтобы напороться на главные ваши силы. Так ведь?

* * *

– Это вам Петя рассказал. Что ж, так. Но ротмистр не знает точного места, даты и времени, которые нужно сообщить Махно для прорыва. Повторяю, об этом я буду говорить лично с Батькой. И если он согласится на спектакль, что ж, я конечно тоже соглашусь принять в нем участие. Только, пожалуйста, больше не распускайте по отношению ко мне руки. Иначе я вам обещаю – ваше участие в трагикомедии закончится раньше, нежели он начнется.

Лева Задов пожевал лягушачьими губами, но ничего не сказал. Поднял свою рюмку, чокнулся с Анной Владимировной и, закатив глаза, выпил.

10 сентября 1919 года, Елисаветградский уезд, Херсонская губерния, село Тарасовка.

– Это ты что ль хочешь моего Нестерка на тот свет отправить?

Перед Анной, которая за ночь пригрелась у печи, стояла красивая статная девушка в мужском цивильном костюме в полоску и высокой каракулевой шапке. Черные, тяжелые её глаза были неподвижны. Девушка с сопением втягивала воздух несколько широким, но не портящим её носом, как тигрица обнюхивает свою соперницу. Казалось, она готова к прыжку.

Белоглазова приподнялась, скинула рукой со лба прядь желто-белых волос.

– Ты кто такая? – в свою очередь спросила она, хотя догадалась что с подобными вопросами к ней может заявиться только один человек женского пола – Галина Кузьменко, жена Нестора Махно.

От Васнецова Анна знала, что Галя – учительница земской Гуляйпольской школы, во всяком случае была. Ярая феминистка, отстаивает права женщин во всем и всюду. Родилась в семье киевского жандарма, а потому и замашки имеет соответствующие.

– Я-то известно кто, Галя, – подбоченилась девушка. – А вот ты, дорогая, еще не известно что за птица. Витька Белаш сказал, что в Тарасовке поймали Белую бестию, которая приехала под видом племянницы Деникина, убить Батьку. Ты и есть что ль та знаменитая Бестия? Не похожа, курица какая-то общипанная.

Васнецов рассказывал Анне и про Виктора Федоровича Белаша. Это начальник штаба Революционной повстанческой армии Украины, имеющий большой авторитет среди махновцев. Старый анархист, ярый сторонник тесного союза с советской властью. К этому союзу он постоянно призывал Махно. Некоторое время Белаш даже командовал полком Красной армии. Именно Виктор Федорович позволил красным политкомиссарам работать в повстанческих частях, создавал в них комитеты РКП(б). На этой почве, особенно после последнего разрыва махновцев с большевиками, вступил с батькой в открытый конфликт. Однако Белаш не раз проявлял себя отменным командиром, в частности в апреле у станции Розовка разгромил казачий корпус генерала Шкуро. Поэтому Батька стиснув зубы, терпел его.

– Я уже все рассказала Льву Николаевичу, – устало сказала Анна и зевнула.

– Ну да, Лёвка и прискакал в Ольшанку с вытаращенным глазом. Ха-ха. Батьку сначала даже напугал – Деникин бомбистов, говорит, по твою душу прислал. А потом сказал, что вроде всех поймали, в том числе и тебя, отъявленную головорезку Белую бестию. Ты вроде раскаялась и все выложила ему начистоту. Так?

– Я умыться хочу.

– Эй, Тимофей! – крикнула в дверь Галя.

В проеме тут же показалась нечесаная голова повстанца:

– Шо, матушка Галина Андреевна?

– Кувшин с водой, мыло и тазик. Ну, живо! И свежий рушник сюда! Да самовар поставь!

Когда повстанец скрылся, Галя улыбнулась:

– С мужиками только так и надо, командно. Иначе не понимают, что женщина тоже человек. Ха-ха. Считают, что только они люди. А что они без нас? Вот я Нестору всегда говорю – слушай меня и всё будет как надо. Он по началу кривился, а потом понял, что я права.

– А вы где с ним познакомились? – задала неожиданный вопрос Анна.

Галя ухмыльнулась, села на лавку у стены. Потом вдруг вспомнив, приподнялась, перекрестилась на образа.

– Тебе – то что? Слыхала я, что ты тоже вляпалась в любовную историю, на том и погорела.

Надо же, подумала Белоглазова, Лёва передал их беседу слово в слово. Вряд ли Галя сама знает так много про неё.

– Было дело, – кивнула Анна. – Как дура влюбилась в пленного красного офицера. Упросила лично генерала Деникина его не расстреливать. А он оказался большевистским лазутчиком.

Она подробно рассказала как ходила спасать бывшего штабс-капитана Императорской армии Владимира Половникова в тыл врага и как пришлось его убить. Выслушав историю, Галина подошла к Анне, взяла ее за руку:

– Мужикам верить нельзя, это я уже давно поняла. Дашь с ними слабину-считай пропала. Я и с Нестором начала с того, что поставила его на место.

– Как так? – в самом деле заинтересовалась Анна.

– Хм, интересно? Он пришел в ко мне в школу – я преподавала в Гуляйполе – и потребовал книгу о философии Сократа. Я еще удивилась, зачем она ему? Рисуется что ль передо мной? Книга была, но я сказала что читать её он может только здесь, в библиотеке, выносить нельзя. Так он раскричался, грозился пристрелить меня. Тогда я швырнула книгу ему в лицо.

– Да ну!

– Слушай дальше. В Нестора не попала, книга шмякнулась о стенку. Подними! – сказал мне он. Но не на ту напал – сам поднимай! – ответила я. Махно достал револьвер, взвел курок. А я спокойно села за стол и принялась что-то писать. И он сдался. Подошел ко мне, приобнял за плечи, сказал: «Ты моя женщина».

– Ну а он-то твой мужчина?

Галя сняла шапку, помяла ее в руках, ответила после некоторой паузы:

– Не знаю. Мы не венчаны, я его коханка, возлюбленная. Мне хорошо и интересно с ним. Он мне не запрещает ничего, а это главное. Я иногда даже вожу повстанцев в атаки, сама рублю белых или красных, как придется. Но больше мне нравится просвещать людей, рассказывать им об анархизме. И ставить всякие спектакли. Понятно?

– Что?

– Тебе же Задов предложил устроить спектакль с убийством моего Нестора. Вот я этим и займусь. Эй, Тимофей, ну где ты там!

В хату наконец вошел повстанец с медным, мятым тазом, наполненным водой, на его плече висело полотенце.

– А мыло?

– Мыло? Нет мыла, матушка. Кончилось.

– Ладно, топай.

Галя поставила тазик у окна, сполоснула свое лицо. Посмотрелась в темное полуслепое зеркало под остановившимися ходиками. Довольно улыбнулась, показала себе язык, рассмеялась:

– Меня кличут в армии красной валькирией, ну еще с тех времен когда мы с красными дружили, ты Белая бестия. Сойдемся, а? Можешь звать меня Гапой. Мое настоящее имя Агафья, мама звала Гапочкой, а я посчитала, что Галочка красивше. Но для друзей я по-прежнему Гапа. А хлопцы меня почтительно, как ты слышала, называют матушкой. А тебя как по-простому? Не величать же бестией.

– Можешь называть Нюсей, если нравится.

– Нюся! Ха-ха. Ладно. Гапа и Нюся. Красная валькирия и Белая бестия. Здорово!

Странно, что Гапа умалчивает о своем монастырском прошлом, где её нарекли послушницей Анфисой, – подумала Анна. По словам начальника контрразведки Васнецова, там она каким-то образом спуталась с сыном барона Корфа и уехала с ним в поместье под Уманью, чтобы обвенчаться. Но старый барон категорически отказался признавать невесту. Агафья вернулась в монастырь, но ее оттуда прогнали из-за разразившегося скандала. Видно, не любит Гапа вспоминать эти свои страницы биографии, решила Белоглазова. И чего это она так активно набивается в подруги? Но это, конечно, на руку. Гапа может знать то, что Васнецов посчитал дополнительным заданием для Анны и Петра. Выяснить где махновцы спрятали золото и бриллианты, похищенные в конце августа в банках Екатеринослава. «Хованием» награбленного занимался брат Махно Григорий и некто Исидор Лютый. Но буквально через несколько дней оба были убиты в стычках со слащевцами. Вместе с ними, по странному стечению обстоятельств, погибли и те повстанцы, что помогали им прятать награбленное золото. Возможно, клад оставил для себя сам Махно.

Галина вынула из-за пазухи пачку розовых бумажек, бросила на стол.

– Что это? – спросила Анна и взяла одну из бумажек. В центре череп с костями, от которого отходят вроде как снопы пшеницы. Сверху по бокам номер А-001, снизу надпись – 50 рублей, кредитный бон 1-ой Революционной армии повстанцев Украины, 1919.

– Деньги махновские. Раньше были маленькие купюрки с портретом Батьки и серпом и молотом, а теперь вон какие солидные. Дрянь, конечно, но в нашей республике сойдет.

– Республике?

– Конечно. Скоро создадим свою федерацию, махновскую. Сила есть, деньги вон теперь тоже. Ха-ха. Шучу. Это Нестор мечтает о государстве, а я думаю когда лучше в Румынию бежать и с чем. Там эти бумажки не нужны. Что так на меня смотришь? Думаешь не понимаю, что Ленин нас рано или поздно раздавит? Да, да именно Ленин. Деникина я в расчет не беру. Уже теперь понятно, что его войско долго не протянет. Ну что толку даже если он возьмет Москву? Никакого. Белые почти на издыхании. Ленин с Троцким соберут дивизии из финнов с китайцами и ударят по Деникину с сокрушительной силой. Чухонцы за то, что свободу получили, на все готовы. Тем более за деньги. А китайцам и денег много не надо, зато их много. Ха-ха. А мы с тылу поможем. Ты же, подруга, пришла сюда не только Батьку убить, но и еще якобы подсказать где повстанцам прорыв делать. Да мы и сами знаем. Эх.

Тяжело вздохнув, Галина собрала в кучу розовые деньги, бросила их веером в потолок. А потом неожиданно схватила Анну за волосы, притянула к своему лицу:

– Вот что, подруга, это ты Лёве Задову можешь мозги крутить, а мне не получится. Я тебя насквозь вижу – ты что-то изощренное и жуткое задумала.

– Отпусти, – сказала почти не разжимая губ Белоглазова.

– А ты попроси как следует, ха-ха.

– Отпусти, говорю, пожалеешь.

– О, как.

Анна немного присела, вывернулась и через секунду одной рукой уже сжимала горло Галины, другой выхваченный из её кармана небольшой Браунинг. Приставила пистолет ко лбу любовницы Махно.

– А мне плевать что ты думаешь, – сказала Белоглазова. – Продырявлю тебе лоб и в окно выброшу. Мне терять нечего. Надоели вы мне, как мыши амбарные. К вам человек с открытой душой, а вы в нее только плюете. Ну что вы за люди, махновцы, а еще собираетесь федерацию свою создавать. Как, готова с архангелами встретиться?

Подтащив Галину к окну, Анна взвела курок Браунинга, засунула ствол в ноздрю махновской валькирии.

– Ну все, будет, – произнесла с трудом Кузьменко. Но в её черных глазах не было испуга. Крикнула: – Эй, Тимофей!

Боковым зрением Анна видела как в хату расторопно вошел пожилой повстанец, застыл с открытым ртом.

– Ну что колодец-то раззявил, – грубо сказала Галина. – Не видишь дамы культурно беседуют. Неси пирогов с вишней и наливку абрикосовую. Люблю абрикосовую. А ты, Нюся, любишь?

– Обожаю, – ответила Белоглазова, вынула из ноздри «подруги» пистолет, бросила его на стол.

Повстанец топтался в дверях, не понимая что происходит.

– Чего встал! – крикнула на него атаманша. – Уши мхом поросли?

– Слушаю, матушка, – кивнул пожилой боец, явно из местных крестьян и побежал, тряся желтыми усами, выполнять приказ.

– И в самом деле бестия, – удовлетворенно сказала Галина, потирая шею рукой. – Ладно, подруга, не сердись. Сейчас закусим и в Ольшанку, к Батьке, обсудим сценарий и мизансцены спектакля. Актеров достаточно профессиональных. Часть труппы киевского театра к нам прибилась, – и помолчав, добавила, – а может, ну его спектакль, сделаем всё взаправду, отправим Нестора Ивановича на небеса, а?

Галина подмигнула Белоглазовой и захохотала.

10 сентября 1919 года, село Ольшанка (Маслово), Елисаветградский уезд, Херсонская губерния.

В белёной хате с синими наличниками на широких окнах, где квартировал Нестор Иванович Махно, был созвал совет командиров повстанческой армии. За большим круглым столом сидели начальник штаба Виктор Белаш, адъютант Батьки Григорий Василевский, ординарец Алексей Чубенко, командир кавалерийских полков Василий Куриленко, члены Совета революционных повстанцев Семен Каретник и Михаил Марченко. Ждали Лёву Задова. Но он где-то застрял.