Текст книги "Генетика этики и эстетики"

Автор книги: Владимир Эфроимсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

5.5. Групповой отбор на стремление к познанию

Большинство людей готово на величайшие труды ради того только, чтобы избавиться от необходимости хоть немножко подумать.

Т. А. Эдисон

Я не могу покинуть этот мир, не совершив все, к чему чувствую себя призванным.

Л.Бетховен. Завещание

Культ наук в самом высоком смысле, возможно, еще более необходим для нравственного, чем для материального процветания нации... Наука повышает интеллектуальный и моральный уровень; наука способствует распространению и торжеству великих идей.

Луи Постер. 1871

Одной из особенностей человека и человечества является любопытство, не только наличие ориентировочного и исследовательского инстинктов, но и жажда знаний, обрекавшая немалое число людей на жертвы и лишения. С житейской точки зрения эту жажду нередко считают противоестественной, тем более что обладание знаниями не помогало, а скорее мешало их владельцам выжить и тем более оставить побольше потомства. Те, что шли дальше уже общепризнанного или думали о недозволенном, гибли во все века. Потомство великих ученых, мыслителей, поэтов, провидцев обычно малочисленно. «Из пророка, познавшего женщину, семьдесят семь дней не говорит Бог», по древнему изречению. Индивидуальный отбор, вероятно, во все века действовал против чрезмерно любознательных, против стремившихся к познанию. Но зато на генотип, устремленный к усвоению, познанию и пониманию, работал групповой отбор, иногда необычайной мощности. Стоит сопоставить судьбу стада, орды полулюдей, целиком лишенных духа познания, с судьбой такой же группы, в которой хоть изредка появлялись его носители, почти всегда погибавшие бесцельно или бесследно либо не оставлявшие потомства, но нет-нет, да оставлявшие полустаду-полуплемени, орде какую-либо из тысячи находок, будь то насадка камня на палку, щит, умение плыть на бревне, хоть немного повышавшую шансы группы на выживание и размножение. Групповой отбор не был столь интенсивным и сильным, чтобы сделать жажду знаний всеобщей и неукротимой, как, например, половое чувство, но он все же шел. Поговорка «научная работа есть удовлетворение личной любознательности за государственный счет» не вполне точна. Любопытство удовлетворяется чтением, даже бездумным. Но именно жажда познания нового,истинного, скрытого заставила работать в науке сотни тысяч людей до того, как этот труд стал хорошо оплачиваться. Жажда знаний и понимания обуревала множество людей всегда. Бели она уводила в жречество, монашество, знахарство, алхимию, талмудизм, кабалистику, сектантство, в изучение Библии, Корана, конфуцианства, то она не создавала непосредственных материальных благ. Но даже эти жаждущие истины искатели религии, обреченные на бесплодие, нередко цементировали свои племена и народы этическими нормативами, ослаблявшими внутриплеменную борьбу.

Искателям приходилось нелегко. Саламанкский совет постановил: «Проект Христофора Колумба суетен и невозможен, и не подобает великим государям заниматься предприятиями подобного рода, основываясь на представленных совету слабых соображениях» (Ирвинг В., 1836—1837).

Об искателях знаний: «Подвижники нужны, как солнце. Составляя самый поэтический и жизнерадостный элемент общества, они возбуждают, утешают и облагораживают. Их личности – это живые документы, указывающие обществу, что кроме людей, ведущих спор об оптимизме и пессимизме, пишущих от скуки неважные повести, ненужные проекты и дешевые диссертации, развратничающих'во имя отрицания жизни и лгущих ради куска хлеба... есть еще люди иного порядка, люди подвига, веры и ясно осознанной цели» (А. П. Чехов по поводу смерти Пржевальского).

Пути естественного отбора неисповедимы. Нечего и думать о том, что естественный отбор шел на способности к высшей математике или абстрактной живописи, но способность обучаться, опознавать и устанавливать причинные связи, прогнозировать, не только наблюдать, но и синтезировать, способность к абстрактному мышлению, способность укладывать огромную информацию в краткие закономерности, действительно должна была создаваться естественным отбором. И этот отбор несомненно существовал уже многие тысячелетия назад. Стали ли дарования более высокими и частыми за последние тысячелетия, трудно сказать, потому что каждое последующее поколение поднимается на плечи предшествующего, и накопление знаний, умений, культуры всецело определяется социальной передачей, социальной преемственностью. Что касается темпов отбора, то они могли быть высокими, что видно по распространению частных особенностей. Близорукость полезна для делающих мелкую работу близко к глазам; может быть, существеннее то, что близорукие не шли на войну. Р. Пост (Post R. И., 1971) привел обширные популяционные данные по частоте цветовой слепоты, близорукости, аномалий перегородки носа и аномально малых наружных отверстий слезного протока, ясно свидетельствующие о следствиях ослабления естественного отбора среди цивилизованных народов. Отбор на психические особенности был тоже весьма интенсивен.

Итак, эмоции человечности, доброты, рыцарского отношения к женщинам, к старикам, к охране детей, стремление к знанию – это те свойства, которые так же канализованно и неизбежно развивались под действием естественного отбора по мере превращения прачеловека в животное социальное из-за цефализации и удлинения срока беспомощности детей, как развивались от человекообразного предка мозг, условные рефлексы и возможности экстраполяционных рефлексов, память, способность к членораздельной речи.

Мы не ставим себе целью здесь объяснить все этические нормы, все веления совести спецификой того естественного отбора, которым создавалось человечество.

Очень сложные системы математических формул, разработанные У. Гамильтоном (Hamilton W. D., 1964) для вычисления интенсивности отбора на альтруизм, представляются нам преждевременными, поскольку еще далеко не выяснены качественные закономерности.

Для измерения роли наследственности в изменчивости психических особенностей интеллекта и способностей недостаточно измерять степень сходства интеллекта родителей и детей, так как в этом сходстве важную роль будет играть социальная преемственность. Основные результаты дает изучение близнецов.

Генетически идентичные близнецы, как правило неразличимо схожие внешне и опытными исследователями по этому сходству безошибочно отделяемые от близнецов неидентичных, стали излюбленным объектом в исследованиях генетики психических особенностей, потому что сопоставление разницы между идентичными партнерами (однояйцевыми, ОБ) с разницей между неидентичными партнерами-близнецами (двуяйцевыми, ДБ) позволяет количественно определять роль наследственности и среды в формировании любых психических особенностей, но результаты, полученные такими методами, надо контролировать на генетически идентичных близнецах, воспитанных раздельно, так как однояйцевые партнеры влияют друг на друга значительно больше, чем двуяйцевые. О том, до какой степени может доходить психическое сходство однояйцевых близнецов, можно видеть из сводки (Newman H. et al., 1937). Эдвин Иски и Ф. Нестор – идентичные близнецы, которые были разлучены при рождении и выросли в разных семьях. Встретившись через 25 лет, оба близнеца удивились схожести своих судеб. Оба стали линейными монтерами в филиалах компании «Американ телефон энд телеграф», расположенных на расстоянии 1500 км друг от друга. Оба женились в одном и том же году на похожих друг на друга девушках, и у каждого из них был сын одного и того же возраста. У каждого из близнецов был фокстерьер по кличке «Трикси». Случайность? Конечно, то, что у обоих было по сыну, а не по дочери, или у одного сын, у другого дочь – чистая случайность с вероятностью 50 %. А то, что они оба стали линейными монтерами, – не случайность, то, что они женились в одном и том же году, притом на похожих девушках, и то, что их дети одного и того же возраста, – вовсе не случайность. То, что их фокстерьеры получили одинаковую кличку – не совсем случайность, как и то, что они оба завели именно фокстерьера. У Джоан Матис, преподавательницы игры на фортепиано из Гринвича, штат Коннектикут, есть сестра-близнец Джойс, известная фаготистка. Однажды они послали идентичные поздравительные письма своей бабушке ко дню рождения, хотя одна сестра была в Колорадо, а другая в Род-Айленде. Одновременный переход на короткую стрижку, одинаковые блузки и джинсы при встрече, одновременное наступление головной боли...

Известна пара близнецов, рано разлученных. Один стал отчаянным бандитом, а другой – начальником полиции, бесстрашным ловцом бандитов. Пути, которые мы выбираем, при кажущейся противоположности психологически не так уж далеки. В обеих карьерах лежит очень сходная темпераментная база.

Но решающий ответ дает не эта отобранно-яркая казуистика, а широкие исследования корреляции между коэффициентом интеллекта у близнецов (табл. 2).

Приведенные данные показывают, что даже суммарный, нивелирующий показатель, коэффициент интеллекта, в нормальных условиях в не меньшей степени зависит от наследственности, чем от среды (табл. 3).

В обоих исследованиях, проделанных на разном материале, в разных условиях, партнеры ОБ, воспитанные врозь и, таким образом, не влиявшие друг на друга, оказались более схожими, имеющими более высокий показатель внутрипарного сходства, чем воспитанные

Таблица 2

Средние коэффициенты корреляции КИ между лицами различной степени родства (по Loehlin, Lindzey, Spuhler, 1975)

Степень родства	Число исследований	Средняя корреляция
ОБ, выросшие вместе	14	+ 0.87
ОБ, выросшие раздельно	4	+ 0.75
ДБ однополые	11	+ 0.56
ДБ разнополые	9	+ 0.49
Братья-сестры, выросшие вместе	36	+ 0.55
Братья-сестры, выросшие раздельно	33	+ 0.47
Родители и дети	13	+ 0.50
Деды-бабки и внуки	3	+ 0.37
Двоюродные братья и сестры	3	+ 0.26
Неродные дети, выросшие вместе	5	+ 0.24
Неродные дети, выросшие раздельно	4	-0.01

Таблица 3

Коэффициент корреляции показателей интеллекта для ОБ и ДБ, воспитанных вместе, и ОБ, воспитанных раздельно

Близнецы	Newman H.H. ct at., 1937	Shields J., 1962	N	Корреляция	N	Корреляция
ОБ, воспитанные вместе	50	0.88	44	0.76
ОБ, воспитанные врозь	19	0-.77	44	0.77
ДБ, воспитанные вместе	50	0.63	28	0.51

вместе генетически неидентичные близнецы ДБ. Это ясно свидетельствует о наследственной детерминированности особенностей, разумеется, при изменчивости среды в рамках условной нормы.

Исключительный интерес для оценки соотносительной роли наследственности и среды в изменчивости коэффициента интеллекта среди наиболее одаренного юношества представляют исследования Р. Никольса (Nichols R.C., 1965). Он обследовал близнецов, входивших в число 600 тыс. ежегодно тестируемых старшеклассников. В ходе 3-часового весеннего тестирования их, между прочим, спрашивали, имеется ли у них близнец и проходит ли он тестирование. По условиям отбора на тестирование и опроса в обследование попадали среди близнецов только те пары, в которых одаренными были оба партнера. Замечательным образом среди тестируемых было выявлено не вдвое большее количество двуяйцевых, чем однояйцевых, а 315 пар однояйцевых (монозиготных) и 209 пар двуяйцевых близнецов. Это «ненормальное» соотношение само по себе замечательно, указывая на то, что среди одаренных, если один однояйцевой близнец одарен, то почти всегда одарен и его партнер, что далеко не так часто происходит при двуяйцевости. Но, несмотря на то что в обследование попали преимущественно интеллектуально схожие двуяйцевые близнецы, коэффициент наследования IQ оказался очень высоким (пг = 0.72). Наиболее схожими оказались ОБ-партнеры по математике (0.80), по словарному тексту (0.69), по естественнонаучной сообразительности (0.51) и по социальным проблемам (0.67). Относительно низкой оказалась доля наследственности в изменчивости по владению английским языком. Это последнее может объясняться тем, что однояйцевые близнецы, тесно общаясь друг с другом и понимая друг друга «с полуслова», меньше нуждаются в развитии речи, чем двуяйцевые партнеры. Но это – вопрос частный, основное и решающее – очень высокое сходство между собой у одаренных ОБ-партнеров, даже на фоне одаренных же партнеров ДБ.

6. ПЛАСТИЧНОСТЬ РЕАЛИЗАЦИИ НАСЛЕДСТВЕННОЙ ИНФОРМАЦИИ И ПРОБЛЕМА «ИМПРЕССИНГА»

Если перейти от содержания наследственной информации к ее реализации (даже если речь идет о самых элементарных, биохимических или морфологических особенностях), то в каждой данной ситуации, в бактериальной ли клетке, или, тем более, клетке человека, реализуется лишь малая доля наследственных потенциалов. Понятно, что и из альтруистического наследства человека, из арсенала его наследственных норм реакции в каждую историческую эпоху реализуется далеко не все. Для пробуждения, реализации этих общечеловеческих эмоций (об исключениях речь будет ниже) нужно воспитание, так, в ходе истории происходит приспособительное изменение реализуемой части этического кодекса в соответствии с существующими социальными условиями. Часть этического наследства временно остается нереализованной, например из-за перерыва в преемственной передаче стимулов, а другая часть, наоборот, усиливается, гипертрофируется.

Одной из систем явлений, связанных с развертыванием генетической информации и демонстрирующих, что это развертывание детерминировано лишь в меру целесообразности, является импринтинг. Сущность его иллюстрируется примером утят, которые сразу после вылупления начинают следовать за уткой, не нуждаясь для этого в каком-либо обучении; существенно, что если нет утки, то утята начинают следовать за любым крупным движущимся предметом, будь то человек, или собака, или даже что-то неодушевленное. Очевидно, что в естественных условиях таким первым предметом оказывается утка-мать, и следование за ней порождено инстинктом, созданным естественным отбором; этот инстинкт в норме обеспечивает выживание беспомощных утят и лишь в необычных условиях бьет мимо цели, заставляя следовать за совсем другим существом или предметом. Но экспериментальное изучение импринтинга показало, что он возможен лишь в течение очень короткого срока после вылупления, позднее же эта способность следования утрачивается и может быть достигнута только длительной дрессировкой.

Важно, что ранний импринтинг показывает, не только за кем надо следовать, но и с представителем какого вида надо спариваться после полового созревания. Подстановка в стадии импринтинга вместо матери другого предмета предрешает, что этот предмет или сходный с ним станут объектом полового влечения, и эта закономерность распространяется не только на птиц, но и на млекопитающих, до обезьян включительно. Более того, младенец тоже проходит период высокой чувствительности, когда у него образуется глубокая привязанность к матери, независимо от кормления и содержания в чистоте. Улыбка младенца, улыбка и возня матери с ним закрепляют накрепко связь между обоими; младенец, хорошо питающийся и ухоженный, но лишенный раннего импринтинга ласки, может на всю жизнь остаться нервозным и боязливым. Наоборот, ранний хороший импринтинг создает устойчивость к последующим психическим травмам. Пожизненное влияние импринтинга или его отсутствие на чувствительной стадии родственны по силе, остроте и длительности впечатлению, производимому на нас какой-либо катастрофой – происшедшее может запомниться навсегда. Ряд исследователей, и в их числе Д. Моррис (Morns D., 1967), полагают, что случайная первая эякуляция, происшедшая во время возни мальчишек друг с другом, может способствовать развитию гомосексуального влечения. Это объяснение, однако, как нам представляется, может быть справедливым лишь по отношению к мальчикам с конституциональной предрасположенностью к гомосексуальности. Вообще не исключено, что гомосексуальные влечения являются своеобразным эволюционно сложившимся барьером – нейрогуморальной связью, ограничивающей размножение чересчур конституционально женственных мужчин (и мужчинообразных женщин), неизбежно появляющихся в виде крайних отклонений от типа в силу явлений внутривидовой изменчивости. Поскольку степень мужественности и женственности неплохо определяется, например, шириной нижнего выхода из малого таза и варьирование этого показателя в сторону интерсексуальности у женщин вело бы к затрудненному деторождению, а женственность мужчин почти наверняка отрицательно сказалась бы на бойцовых качествах, развитие гомосексуального влечения у подобных несколько интерсексуальных типов могло иметь адаптивное значение для вида.

Однако вернемся к явлению импрессинга, ясно показывающего, что генотип есть необходимое, но недостаточное условие для развития самых естественных эмоций. Сильнейшая привязанность младенца, ребенка к матери естественна, генотипична, но и этот элементарнейший инстинкт требует ряда условий для своего развития; то, что в норме эти условия почти всегда присутствуют, маскирует их фундаментальную значимость, но не отменяет их необходимости. Равным образом множество других этических эмоций естественны, генотипичны, но требуют некоторых внешних факторов для развития.

А какова роль импрессинга?

Попробуем взять слово импрессинг в кавычки для его расширительной трактовки и иллюстрируем примерами (Josselyn I. M., 1971).

1. Восьмилетний А. Комптон приносит объемную тетрадь и говорит матери, что в ней собраны доказательства трехпалости африканских слонов и пятипалости индийских, опровергающие установившееся мнение об обратном. Мать поздравляет его со столь серьезным отношением к вопросу. Через 30 лет она спрашивает А.Комптона, нобелевского лауреата по физике, помнит ли он этот случай. «Да, конечно, и если бы Вы рассмеялись, то мой интерес к исследовательской работе угас бы навсегда».

2. У девочки Дженни погиб щенок. Родители ее успокоили: мы купим тебе другого. А затем стали беспокоиться, почему Дженни не тревожится, когда ее песик бегает среди мчащихся машин. Дженни ответила: ведь всегда можно достать другого щенка. Может быть, Дженни когда-нибудь скажет: ведь всегда можно обзавестись другим мужем, замечает автор.

3. Жака Оффенбаха убаюкивали в колыбели одним и тем же вальсом. Первые восемь тактов пребывали в нем пожизненно, и, вероятно, потому его оперетты прямо насыщены вальсами. Раннее возбуждение музыкальной восприимчивости породило второго короля вальсов, или вальсовые такты запомнились навсегда вследствие необычайно ранней музыкальной восприимчивости? Вероятно, и то и другое вместе.

4. Ленин о себе: «Нет никого другого, кто был бы поглощен революцией 24 часа в сутки, который бы думал только о ней, кто даже во сне грезит только о ней». К 54 годам Ленин совершенно износил свой мозг. Что к этой целеустремленности привело? Арест и повешение брата с сопутствующими впечатлениями? Если нет, почему у других революционеров не было такой всепоглощенности революцией?

Можно, например, рассмотреть проблему доносительства. Нелегко подавить даже в детском саду общую нелюбовь к доносчикам. Еще труднее приходится фискалу в школе. Что до взрослых, то в начале XX в. беглый русский революционер мог открыться любому незнакомому интеллигенту в надежде, что получит необходимую помощь, и в уверенности, что не будет передан царским жандармам. То, что написано в 1921 г. Е. Полонской в «Балладе о беглеце», посвященной П. А. Кропоткину, – норма поведения:

Затем, что из дома в соседний дом,

Из сердца в сердце мы молча ведем

Веселого дружества тайную сеть.

Ее не нащупать и не подсмотреть.

Малоизвестный, но характерный факт, рассказанный автору в 1954 г. одним из Лопатиных: Герман Лопатин, знаменитый революционер, уже приговоренный к смерти, скрывался в поместье у своих знатных родичей. Когда оказалось вакантным место одного генерала в семейном праздничном генеральском висте, трое генералов Лопатиных, посовещавшись, вышли и торжественно объявили многочисленной собравшейся на праздник родне, что они за неимением четвертого военного генерала выбирают генерала от революции. Возможность предательства даже не принималась в расчет.

А в немецкой семье времен Третьего райха 9-летний мальчик, пропавший на полчаса из квартиры, заставляет тем самым родителей тщательно обдумывать вопрос: не побежал ли он на них доносить в гестапо, и если да, то что именно, и не обидели ли они его чем-нибудь. Пусть это только сценка из Бертольда Брехта, но мы убедимся далее в том, что истинное искусство – лишь концентрированна жизни.

Очень четким примером влияния импрессинга на развитие сексуальных аномалий является разобранный К. Леонгардом (Leonhardt К., 1974) мазохизм Руссо. Он описывает, как в семилетнем возрасте его телесно наказала воспитательница мадемуазель Ламберсье: «Это наказание даже повысило мое влечение к той, которая наказала. Потребовалась вся истинность моей склонности и моей природной доброты, чтобы я воздержался от провоцирования этого наказания вновь. Дело в том, что я даже в боли и даже в стыде воспринял какую-то особую страсть, которая оставила во мне больше удовольствия, чем страха, и мне хотелось вновь получить это наслаждение». Но второе наказание оказалось последним. Очевидно, м-ль Ламберсье о чем-то догадалась, потому что через два дня постель Жан-Жака Руссо перенесли из ее спальни в другую комнату. Далее Руссо пишет: «Кто бы мог подумать, что это на восьмом году жизни полученное от тридцатилетней девушки телесное наказание на всю остальную жизнь определило мои склонности, влечения, страсти, причем в совершенно обратном, противоестественном направлении». Далее Леонгард разбирает все дальнейшие влюбленности Руссо, показывает его стремление к подчинению объектам своих влечений, будь то женщины бальзаковского возраста и старше или молоденькая проститутка. Но это же выражалось в «Эмиле, или О воспитании», в «Новой Элоизе» и вообще во всех его произведениях. Некоторая доля мании преследования, необычайная возбудимость и психический эксгибиционизм несколько роднят его с Достоевским, дают ему возможность видеть по-своему.

Быть может, уместно заменить предельно краткую формулировку «импрессинг» гораздо более полным содержанием, опирающимся, в частности, на опыты с вживленными электродами (Penfield W., Jasper ff., 1954). Оказалось, что в зависимости от места вживления электрода возбуждение его вызывало строго определенное воспоминание: так, возбуждение точки 19 в первой извилине правой височной доли вызывало ощущение слышимой музыки, причем точно опознаваемой, с тем же воспоминанием при повторном возбуждении. При возбуждении точки 16 возникало точное, конкретное зрительное воспоминание. При возбуждении определенной точки на верхней поверхности сильвиевой извилины в правой височной доле пациент услышал популярную песню, исполняемую оркестром, причем повторное возбуждение вызывало то же конкретное воспоминание. Подобные точечные возбуждения способны вызвать и зрительные воспоминания. Существенно, что электрод возбуждал единственное воспоминание, а не смесь их или обобщение. При этом вспоминались не только детали прошлого события, но и те ощущения, которые были связаны с этими событиями. Событие и ощущение, которое оно вызвало, оказались столь тесно связанными, что одно было невозможно вспомнить без другого. Можно отметить, что некоторые люди, забыв какую-либо нужную мысль, полуинстинктивно воссоздают ту обстановку, в которой мысль пришла им в голову, восстанавливая свое место, позу и по возможности всю ситуацию, вплоть до настроения. Пенфилд сообщает: «Субъект опять испытывает эмоцию, первоначально созданную в нем ситуацией и осознает те же интерпретации, правильные или ложные, которые он ощутил при первом опыте. Возбужденные воспоминания, таким образом, не являются точными фотографическими или фонографическими воспроизведениями прошлых сцен или событий. Это воспроизведение того, что пациент видел, слышал, чувствовал и понимал».

На этом принципе ассоциативного воспроизведения базируется существенная доля психической жизни. Имеет место не просто воспоминание события, но переживание.

Так, психиатр Т. Харрис (Harris Т., 1973), излагая опыты У. Пенфилда, иллюстрирует их двумя примерами. Сорокалетняя женщина, услышав определенную мелодию, впала в состояние глубокой, невыносимой меланхолии; на вопрос, не помнит ли она, когда и где слышала ее раньше, через некоторый срок ответила, что эту мелодию играла ее мать, умершая, когда пациентке было пять лет. После смерти матери она испытала тяжелейшую, длительную депрессию. Другой пациент, гуляя, почувствовал запах извести и серы, которой обрызгивали деревья, и испытал чувство поразительной радости и свободы. Оказалось, что он маленьким мальчиком в саду своего отца чувствовал этот запах весной как предвестие весны и свободы. Таким образом, мозг функционирует наподобие точной магнитофонной ленты, записывающей с детства каждый комплекс увиденного, услышанного, пережитого. Однако вспоминаются лишь те сенсорные элементы, на которые пациент обращал внимание, выделяя их из массы других впечатлений. При этом, пишет Пенфилд, новый опыт, восприятие каким-то образом связывается с возможностью установления различий и сходств. Именно существование этих воспоминаний с их ассоциациями, повторные переживания их играют фундаментальную роль в психике человека и лежат в основе «трансакционного анализа» (Berne E., 1971) взаимодействия между людьми, каждый из которых является носителем трех личностных состояний: «родителя», «взрослого» и «ребенка».

1. «Родитель». Это та часть личности, которая определяется авторитетными заявлениями и действиями родителей либо заменяющих их воспитателей, когда ребенку было менее пяти лет. В течение этого времени все, что делали и говорили «родители», запечатлевалось в памяти как нечто авторитетное и неоспоримое, все упреки, правила и законы, примеры и высказывания. Ребенок еще не способен критически отнестись к увиденному, услышанному и пережитому, не в состоянии понять, что поведение родителей вызвано какими-то искажающими факторами, не в состоянии оценить бесчисленные ограничения, запрещения и табу, наслаивающиеся на восприимчивое дитя; все это воспринимается как истина, которая исходит от взрослых, источников всех радостей, безопасности всего, что необходимо для выживания физического и социального. Но ребенок точно регистрирует и непоследовательность: они запрещают курить, а сами курят, запрещают лгать, но сами лгут. Притом ребенок точно регистрирует гармоничность или дисгармоничность взаимоотношений между родителями, причем дисгармония между родителями ослабляет их влияние, а ослабленный родитель может наложить бремя неустойчивости, недовольства и отчаяния на ребенка, подростка и взрослого, если он потом не сможет осмыслить все сам. Ребенок обучается от родителей всему, и это влияние может сказываться и тогда, когда родительские взгляды, поступки, действия совершенно устарели.

2. «Ребенок». Наряду с записью внешних, в том числе и родительских слов и действий, в ребенке записываются и внутренние события, т.е. реакции самого ребенка на то, что он «видел, слышал, чувствовал и понимал», т.е. то, что он будет далее вспоминать со всеми сопутствующими ассоциациями. Большая часть его реакций – ощущения. Маленькое, зависимое, неспособное, неуклюжее, не владеющее словом, беспомощное, вечно виноватое существо, естественно и неограниченно стремящееся освободиться от содержимого мочевого пузыря и кишечника, двигаться, открывать, узнавать, понимать. И от всего этого он должен непонятным образом отказываться ради родительского одобрения, так быстро и беспричинно исчезающего. Основной побочный результат – ощущение своей неполноценности, воспроизводящее ситуации в детстве с полной зависимостью от родителей, даже если они добрые, любящие и доброжелательные; гораздо хуже, если родители пренебрегают ребенком или обижают его. Но это когда-то пережитое состояние неполноценности сразу, со всеми ассоциациями воскресает в трудных ситуациях, при безвыходных альтернативах и заставляет переживать взрослых весь комплекс неудовлетворенности, фрустрации, обиды и детской депрессии.

К счастью, ребенок обладает любопытством, любознательностью, стремлением к пониманию, познанию, творчеству, исследованию. В ребенка вписывается и масса приятных впечатлений, бесчисленных догадок и разгадок, счастливая беззаботность. Однако все же чувство неполноценности превалирует. К пяти годам ребенок уже испытал все виды поведения родителей, все их упреки, и в дальнейшем их воздействие сводится лишь к усилению усвоенного.

3. «Взрослый». С 10 месяцев ребенок начинает набираться собственного опыта, он пихает все в свой рот и жует, он играет, он двигается, начинает ползать, накапливать собственный опыт, в нем создается собственное познание, отличное от готовых указаний родителей и ощущений ребенка.

С возрастом ребенок все больше перерабатывает внешние стимулы и информацию, которую он оценивает на основе прежнего опыта, он начинает видеть разницу между тем, чему его учил родитель, что он ему показывал, между тем, что чувствовал, желал и фантазировал ребенок, и тем, что он сам узнает о жизни. Перерабатываются все три источника информации: «родитель», «ребенок» и «взрослый». Хорошо, если ребенок может обнаружить на собственном опыте, что почти все слова «родителя» надежны, правильны. Но если мать бьет ребенка за то, что тот выскочил на улицу, то он будет вспоминать страх, гнев, обиду, даже поняв, что мать любила его и берегла его жизнь. «Взрослый» не может стереть записанное «ребенком», но может, однако, отключить воспоминание. «Взрослый» может проверить, устарели ли, годны ли еще те записи, которые переданы ему «родителем» и «ребенком»; «взрослый», кроме того, способен производить вероятностное прогнозирование, и эта способность развивается тренировкой, приводит к предвидению, правильному решению. Однако границы между «родителем», «взрослым» и «ребенком» достаточно хрупки, неясны и ранимы, а поступающая информация нередко воспроизводит состояния, когда бремя решений переносится на застрявшие традиции, полученные от родителя, либо определяется эмоциональными реакциями еще неполноценного ребенка, маленького, зависимого и беспомощного.

Взрослый мозг проверяет старые данные, подтверждает, либо отвергает их, либо исправляет для будущего использования. Если этот процесс идет без особых конфликтов, остается время для творчества, и если от ребенка исходит желание, то у взрослого имеется умение. Если же мозг забит старыми данными или безграничными сомнениями, то у него нет времени для творчества. Хорошо, если родительские указания, подтвержденные проверкой, в дальнейшем используются автоматически, бездумно. Конфликт между «родителем» и действительностью тоже поглощает много времени. «Родитель» говорит одно, его взрослое Я – нечто противоположное. Трансакционные анализ, один из главных методов современной психотерапии, – это апелляция к сознанию пациента, разбор того, что в нем исходит от «родителя», что от «ребенка», и укрепление в нем «взрослого», сознательно берущего годное от обоих и отвергающее то, что уже не годится, будь то заветы родителя или эмоциональные реакции ребенка.