Текст книги "Кузьменко меняет профессию"

Автор книги: Владимир Огнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Оранжевая магия

Лучищи июньского солнца ударили в глаза. Громадные оранжевые круги легли на смеженные веки, заставляя блаженно жмуриться. Превозмогая лень, Леонид Петрович перевернулся на живот, поднял голову. Перед глазами вновь возникли два оранжевых пятна. Леонид Петрович помотал головой. Пятна приобрели конкретные формы и оказались ярким бикини на очаровательной женской фигурке. Жара не спадала, но лень улетучилась.

…Через час Леонид Петрович понял, что вся его прежняя жизнь была неинтересной и скучной, короче – сплошной ошибкой. Настоящее оранжевое счастье в ней, Нине Анатольевне, Ниночке, по воле судьбы назначенной начальницей соседнего пионерского лагеря с поэтичным названием «Лесная сказка». Соседнего слева, ибо Леонид Петрович отдыхал у приятеля на даче, расположенной между двумя лагерями: Ниночкиным и «Орленком».

Кто сказал, что ночи в июне – самые короткие? Эта тянулась для Леонида Петровича бесконечно. Ворочаясь на кушетке, он мечтал… Завтра они снова встретятся у реки. И, может быть, уже не расстанутся никогда.

Леонид Петрович подходил к пляжу, когда его обогнала шумная команда «орлят», на ходу сбрасывавших рубашонки. В реке, под наблюдением Ниночки и ее помощников уже плескались «юные разбойники» из «Сказки».

Стесняясь подойти сразу, Леонид Петрович остановился в прибрежных кустах. И вдруг увидел искаженное злобой лицо Ниночки, услышал ее незнакомо резкий, срывающийся голос. Наступая на вожатого из «Орленка», Нина Анатольевна кричала:

– Сейчас же уберите своих сорванцов из реки. Вы же видите – они смешались с моими.

– Ну и что? – защищался вожатый. – Что в этом страшного?

– Как что? А если кто-то будет тонуть? Как я узнаю, ч е й  тонет, к о м у  спасать?

У Леонида Петровича противно заскрипело в ушах. Задыхаясь, он опустился на землю. Оранжевые мечты отлетали.

Ни дня без пользы

Я прямо скажу: не насыщена, скудна мероприятиями ваша семейная жизнь. Не умеете вы ее организовать, поднять до уровня века. И страдает от этого воспитание детей и взрослых, и всякие эксцессы и стрессы от этого происходят. Плохо, граждане, и стыдно.

Не обижайтесь, у меня тоже так раньше было. Пока не понял: в семье все дни года должны быть заполнены мероприятиями.

Засел за работу, составил план на год. На все триста шестьдесят пять дней. Посоветовался с соседом-художником – он в восторг пришел. План себе попросил и взялся плакаты к нему нарисовать. Для наглядности. И прекрасно дело пошло.

Не буду вас томить. Приведу кусок из своего плана. Ну, скажем, по третьему кварталу.

1—10 июля. Декада безопасности пользования газовой плитой. П р и м е ч а н и е: участвуют члены семьи, рост которых на семнадцать сантиметров больше, чем высота плиты. Остальные присутствуют в качестве стажеров.

11 июля. Смотр-конкурс жареных пирожков[1]1
  Это единственное мероприятие, которое проводится четыре раза в год; приурочивается к дням рождения: моему, сыновей и зятя. Все остальные мероприятия не повторяются.


[Закрыть]. П р и м е ч а н и е: участники смотра – женская часть семьи, жюри – мужская. Внуки допускаются к участию в работе жюри с правом совещательного голоса.

12 июля. День чтения стихов современных поэтов. П р и м е ч а н и е: не умеющие читать принимают участие в качестве слушателей.

13 июля – 12 августа. Месячник бега трусцой. П р и м е ч а н и е: внуку Борьке бег заменяется ползанием по дивану.

13 августа. День определения веса[2]2
  Имеется в виду не вес в обществе и семье, а вес физический.


[Закрыть].

14—23 августа. Декада упорядочения веса. П р и м е ч а н и е: кому – худеть, кому полнеть определяется по таблице из «Популярной медицинской энциклопедии».

24—30 августа. Неделя выбивания пыли из мебели, ковров и одежды. П р и м е ч а н и е: внуку Славке устанавливается сокращенная норма рабочего времени; Борька от участия в мероприятии освобождается.

31 августа. День смотра чистоты ногтей и ушей. П р и м е ч а н и е: смотр проводит глава семьи, при необходимости привлекающий консультантов.

1—15 сентября. Полумесячник заготовки фруктов и овощей. П р и м е ч а н и е: малолетние члены семьи участвуют в качестве дегустаторов варений и солений.

16—20 сентября. Пятидневка проверки лояльности членов семьи по отношению к ее главе. П р и м е ч а н и е: подвергается разбору поведение всех членов семьи. Не учитываются отдельные проступки, как например: хватание Борькой главы семьи за нос; опоздание Славки на горшок, имевшее место в декабре прошлого года и т. п.[3]3
  Исключения объясняются свойственной главе семьи гуманностью.


[Закрыть].

21 сентября. День смотра ученических тетрадей и дневников. П р и м е ч а н и е: оценка проводится назначаемыми мною членами жюри по принятой в спортивных состязаниях десятибалльной системе.

22—27 сентября. Неделя подведения итогов смотров-конкурсов и других мероприятий за квартал.

28 сентября. День определения премий, вычетов, поощрений и наказаний.

29—30 сентября. Дни подготовки к выполнению плана четвертого квартала.

Вот так, уважаемые граждане, удалось мне сделать жизнь семьи полной, насыщенной, богатой и т. д. и т. п.

Сейчас у нас проходит месячник широкого распространения моего передового опыта. И потому выступаю я перед вами на нашем жековском собрании и еще буду выступать, где только можно. Потому как считаю – передовой опыт распространять надо шире.

Что за девушки?!

Студент биофака Матвей Малков вяло жевал сосиски с гречкой и страдал. Страдал тайно, в душе.

Матвею двадцать лет, у него модный широкий галстук, модная, до плеч, шевелюра и этакая отрешенная сосредоточенность во всей фигуре.

Загляни в пельменную Шерлок Холмс или участковый Анискин, они бы сразу определили: у Малкова что-то неладно по линии любви. И, возможно, оказали бы ему первую помощь.

Но ни великий сыщик, ни знаменитый деревенский детектив в пельменную почему-то не шли. Зато пришел цыганистого вида парень в лиловом берете набекрень. Сердито двинув стулом, поставил на стол тарелку с пельменями и пустой стакан. Выпростав из внутреннего кармана горлышко бутылки, плеснул в стакан прозрачную жидкость. Матвей ничего не видел и не слышал, он сосредоточенно тыкал вилкой в уползавшую с тарелки сосиску и отнюдь не жаждал общения с внешним миром. Однако сосед жаждал.

– Она меня не ув-ва-жает, – ни к кому персонально не обращаясь, протянул парень и хватил из стакана. Подумав, выдохнул на Малкова мощную струю спиртовых паров и перешел на личности.

– А ты меня ув-ва-жаешь?

– Ну, что вы, право… – поморщился Матвей, но увидев волосатые, костистые кулаки соседа, беспокойно елозившие по пластиковой поверхности стола, вдруг икнул и пробормотал:

– Вообще… Как же… Конечно… И даже очень…

– Друг! – завопил парень, почувствовав, что обретает желанного собеседника, и облапил Малкова за шею. – Я ведь жениться хотел… Давай, друг, выпьем!

Отпустив Матвея, парень схватил его чай, выплеснул в горшок с засохшим цветком и наполнил стакан водкой. Матвей содрогнулся.

– Извините, но мы даже не знакомы…

– Толик, – прервал его парень. – Меня зовут Толик. Пей!

Окончательно растерявшись, Малков поднял стакан.

– Ты вот психолог, – парень ткнул пальцем в малковский учебник, на обложке которого были нарисованы полушария головного мозга. – Ты объясни, почему она меня не ув-ва-жает? По науке объясни!

…Влечение Толика Барсукова к Ниночке Орешкиной вспыхнуло два месяца назад. Тогда, на молодежном субботнике, он впервые увидел белокурую, в яркой косынке крановщицу, ловко орудовавшую мощной стрелой своей машины и весело покрикивавшую на расторопных ребят. Любовь Толика разгоралась и крепла. А Ниночкино отношение к нему было похоже на импульсный лазер: то озаряло жизнь яркой, обжигающей вспышкой симпатии, то погружало ее в мрак и холод неприязни.

Они ссорились. По мнению Толика – из-за пустяков…

– Ты слушай, – тянул он за лацкан отупевшего от водки и впечатлений Малкова. – Слушай! Я тогда на молочном заводе вкалывал. Слесарем. На молочном, сам понимаешь, молока – захлебнешься. Продукт, ясно, полезный. Однако, опять же понимаешь, я не верблюд: про запас напиться не могу. Приспособил я на брюхо мешок целлофановый – налью молоком и топ-топ через проходную. И надо же такому случиться: влезаю раз в автобус, и Нинка там. А народу – тьма, как зерна в мешке. Меня в проходе зажали, а тут дундук-шофер ка-а-к дернет, тетка какая-то сзади ка-а-к поддаст – и забил из меня молочный фонтан в потолок. Почище, чем из того льва, что Самсон за пасть держит. Из меня, значит, струя бьет; сзади тетка визжит, неизвестно, что думает; сбоку дядька лысый газетой утирается, милицию зовет, а на передней площадке какой-то нахал баранкой размахивает, кричит: «Подожди, не извергайся, кружку достану!» Кругом ржут, а Нинка, красная вся, плечиками двинь-дерг и… Ума не приложу, как она из такой толчеи выскользнула. Только я ее, как говорится, и видел…

Барсуков вздохнул, задумчиво пожевал пельмень.

– Да-а. Две недели она мне двери комнаты в общежитии не открывала, к телефону не подходила. Потом я ее чем взял? Бросил к черту этот молзавод, пошел на наш гигант индустрии, машины делать. И до того, скажу тебе, дошел, что на симфонический оркестр ее пригласил. Два часа симфонии терпел, глаза, как кукла, таращил, но не заснул.

Вроде бы оттаивать стала, разговаривать начала; один раз даже поцеловать позволила. Правда, жизнь у меня трудная пошла. Чуть что – Нинка носом тянет: «Никак от тебя молочком попахивает? Не обсох еще?». Но я зубами скрипел, а марку держал. И тут-то снова мне «повезло».

Говорю ей: так и так, товарищ Орешкина, есть мнение завтра на пляж двинуть. Ладно, – говорит, – учитывая такое мнение, заеду за тобой на завод после работы, чтобы, значит, успеть солнышка побольше схватить…

Бегу я после смены по цеху, тороплюсь на свидание. Вдруг вижу: на верстаке магнит лежит. Здоровый, черт, как бычьи рога. И никого нет.

Ну, сунул я его под ремень, курточкой прикрыл и дальше бегу. Из проходной вижу – стоит моя любовь и рукой машет. Только повернулся к ней, как вдруг… ухватил меня кто-то за брюхо и на перила бросил. И намертво к ним приклеил: ни взад, ни вперед.

А Нинка смотрит на меня, и глаза у нее все круглее делаются.

Вахтер наш, дядя Гриша – здоровый такой борец-пенсионер, меня сзади за ремень ухватил и тоже дергает, помогает. И тут лопнул мой ремешок с треском. Магнит на перилах остался, дядя Гриша с ремнем в руках к стенке отлетел, а я посередине проходной завертелся в довольно странном и для общественного места неприличном виде: штаны без ремня на мне держаться не пожелали и на пол сползли…

Когда я из проходной выскочил, Ниночки уже не увидел. И с тех пор – все, как отрезала. А почему?

– Она, видно, с характером, – ответил Матвей. – А у вас пережитки.

– Чего-о-о?

– Да, я… она, говорю, того… а их разве поймешь? И вообще девушки нынче пошли…

Сказал – и вдруг мысленно увидел свою Раечку, и загрустил…

– А ты чего киснешь? – отведя душу, проявил, наконец, внимание к собеседнику Барсуков.

– Я – ползунок, – сказал Малков и всхлипнул.

– Ну-у? Это как понимать?

– У Раи, знакомой моей, тетка в Заречье живет, – подавляя слезы, заговорил Матвей. – Я вообще-то ненавижу это Заречье. Вечно там неприятности случаются. На меня один раз собака кидалась, огромная, с теленка: дог или волкодав. Чуть не загрызла. А один раз с дерева зверь какой-то прыгнул. Вполне мог шейные позвонки мне сломать, если б не мимо…

Толик, не раз совершавший набеги на зареченские сады, недоверчиво хмыкнул.

– И позавчера, – продолжал Матвей, – провожал я Раечку к тетке. Ночь, звезды. Я Раечке стихи читаю, про любовь свою говорю. Ничего, слушает. Только хотел я ее обнять – выстрел… и пуля просвистела. Упал я на дорогу и по-пластунски в канаву ползу. Залег. Смотрю: где бандиты? А кругом тишина и никого нет. И Раечки тоже.

Малков вздохнул и платочком отер пот со лба.

– А что оказалось? Вчера сижу на лекции, мне конверт передают. В нем шарик детский, резиновый, ну, знаете, которые надуваются. Порванный только. И записка. Вот эта.

Подрагивающими пальцами Малков развернул листок бумаги, прочитал:

«Матвею – Ползунку.

Посылаю трофейное бандитское оружие, которое вы оставили на поле боя. Я его нечаянно раздавила. Извините. Надеюсь, что больше вас не увижу. Раиса».

Приятели помолчали. Затем единым вздохом у них вырвалось:

– Ну, что за девушки?!

В День рыбака

Инженер Михайлов вышел из машины и по дорожке, усыпанной желтым речным песком, направился к берегу.

По обе стороны от дорожки поднимались кусты, поражавшие яркой свежей зеленью, листьев, нежной белизной собранных в крупные кисти цветов. Напоенный нектаром ветерок освежал лицо. Дышалось так легко, что инженеру захотелось петь.

Вот и широкая песчаная коса, вытянувшаяся вдоль реки. По ней на добрых полтораста метров растянулась цепочка рыболовов-любителей.

На ходу собрав бамбуковое удилище и размотав леску, Михайлов пристроился к цепочке.

У ног плеснула легкая волна. От одного взгляда на чистую прозрачную воду у инженера возникло желание схватить большое ведро и пить, пить благодатную влагу…

На трибуне, расположенной у основания косы, появился главный судья соревнований. Взмах голубого флага – и десятки поплавков легко опустились на водную гладь.

Через тридцать минут мелодичный свисток судьи возвестил об окончании спортивной ловли. Линейные судьи двинулись на электрокарах вдоль косы, осматривая, измеряя и взвешивая улов каждого. Коса покрылась серебряными блестками: сверкали в воздухе пятнистые форели, остромордые стерляди, полосатые окуни…

Шумно поздравив победителя, участники традиционных соревнований, посвященных празднованию Дня рыбака, разошлись.

…Сев в машину, инженер Михайлов плотно завинтил дверь и набрал на маршрутном диске цифру 1979. Раздалось еле слышное жужжанье, на пульте времени замелькали цифры: «2030-й, 2025-й.. 2010-й, 1999-й, 1998-й…»

На цифре «1979» раздался щелчок. Дверь неслышно открылась, крепко прижимая к груди ведерко с уловом, инженер Михайлов осторожно выбрался из машины. Под ногами зачавкала лишенная травы, но обильно политая мазутом скользящая глина.

Перешагивая через чахлые низенькие кустики с покрытыми ржавой копотью свернувшимися листьями, инженер торопливо направился к берегу. Навстречу тянул густо пахнущий жженой резиной ветерок.

Вот и широкая песчаная коса, украшенная разводами нефти, обгорелым плавником и рыбьими скелетами.

На косе, вокруг слабо тлеющего костра, десяток понурых фигур. За ними – серая маслянистая гладь реки.

…Под ногой Михайлова громко хрустнул сухой сучок. С восторженным «ура!» от костра навстречу инженеру бросились друзья, бережно приняли от него улов.

Вскоре в котелке забулькала привезенная с завода дистиллированная вода. А еще через полчаса единогласно утвержденный общественностью шеф-поваром бухгалтер Любочкин разливал по мискам отличную, обильно сдобренную специями уху.

Перед едой дружно качали инженера Михайлова: только благодаря его изобретению заводская секция рыболовов-любителей отпраздновала День рыбака на славу.

Служить бы рад…
(Из записок интеллигентного бульдога)

Совершенно случайно автору этих строк попало несколько листов грубой бумаги, испещренных непонятными значками и отпечатками крупных собачьих лап.

С помощью группы ученых: кинологов, филологов и дешифрологов, – удалось прочитать эти необыкновенные заметки…

Закон строг: Его кусать нельзя. Я вырвал ремень из Его рук и ушел в свой угол. Очевидно, у меня расшатались нервы: в боку покалывало, как будто в шкуру вцепилась блоха. Лежа на старой вытертой подстилке, я тихо рычал, грыз ремень и думал…

Меня зовут Шарк. Мне три года, я чистокровный бульдог и уже получил две медали на областных выставках. Мой портрет был напечатан в газете, а все собаки двора уступают мне дорогу.

Он – мой Хозяин. Кое в чем он похож на меня: у него такие же отвислые щеки и благородная осанка. Соседи тоже уступают ему дорогу. Но у него нет медалей и портрета его газета не печатала. Правда, о нем был напечатан фельетон…

Оказывается, он со странностями, мой Хозяин. Мне трудно это объяснить. Может быть, у него выработались ложные инстинкты, может быть… Впрочем, судите сами.

Вчера Хозяин повез меня с собой на службу. Это редкое развлечение, так бывает только тогда, когда мы после службы едем в гости. Там нас встречает пышная белая дама. Хозяин лижет ее в губы, а она ставит мне полную миску вкусных костей. Но речь не об этом.

Я лежал в кабинете Хозяина на ковре и скучал, когда вошел старик. Худой и лысый, как кость, побывавшая в моих челюстях. Я равнодушно закрыл глаза: старик был явно не опасен. Но как набросился на него Хозяин! Он кричал, и рычал, и бил кулаками так, что со стола разлетались бумажки… Я вскочил на ноги и зарычал. Так, на всякий случай. Я был удивлен и растерян. Впервые в жизни я не знал, кого кусать…

Старик, согнувшись, подобрал бумажки с пола и, пятясь, исчез за дверью. Хозяин опустился в кресло и стал читать журнал.

…А мне вдруг вспомнилась история. Годовалый красавец Джек из соседнего подъезда, отпрыск известного медалиста, вдруг набросился во дворе на трусившего по своим делам старого Полкана. И рычал, и лаял, и кусал Полкана в плечо. Стыдно было смотреть, как здоровая сильная собака грозит облезлому беззубому псу. Но всем известно, что Джек еще глуп. Не только не учен, а просто глуп. А Хозяин? Его не назовешь глупым…

Я разорвал Джеку ухо и прогнал со двора. Но что я мог сделать Хозяину?

Сегодня Хозяин ударил Ее – мою Хозяйку. Она заплакала и села на стул. Хозяин пнул стул!!

Я прыгнул и разорвал ему костюм… Потом я вырвал из его рук ремень и ушел в свой угол.

Я думал: что с ним, с моим Хозяином? Срабатывают ложные инстинкты?

Вы скажете: «Не твое собачье дело – судить о поступках Хозяина. Твое дело – служить ему».

Я служил. Мне не зря выдали две медали. Я знаю, что обязан служить Человеку. Но кто он? Я обязательно должен узнать, действительно ли он – Человек?

Черным по белому

Свершилось! ОН рядом со мной.

Я лежу и пытаюсь читать газету. Увы! Мысли все время возвращаются к НЕМУ. Три года я добивался этого счастья. Три года! Можете ли вы понять мои чувства?

Я читаю объявление в газете:

«Сегодня ресторан «Вечерний» проводит технологическую конференцию овощных блюд».

Рука тянется к справочнику. Я набираю номер ресторана «Вечерний». ОН отвечает приятными длинными гудками. Щелчок. Меня слушают.

…– Нет, я не овощное блюдо, я скромный простой человек. Я не прошусь на конференцию, но я хочу знать… Причем здесь нахальство?..

Пять минут я лежу удовлетворенным.

…Рука сжимает справочник. Аэропорт… Номер…

– Я хочу узнать: какой самолет прибыл последним? А сколько там было пассажиров? Вручили ли им багаж? Сколько блондинок прилетело с ним в наш город?

Меня куда-то посылают… Далеко…

Еще пять минут я лежу умиротворенным.

…Роддом… Номер…

– Скажите, кто родился в последние десять минут? Мальчик? Сколько он весит? Кто его родители? На кого из них он похож. А…

Меня опять куда-то посылают. Далеко…

Пять минут я лежу успокоенным.

…Смирнов Г. К. Номер…

– Скажите, это вы Смирнов? Вы не родственник Смирнову-Сокольскому? А Смирнову Егору Иванычу? Тоже нет… А тому Смирнову, который в пятьдесят девятом работал в общепите? Почему вы ругаетесь? Я хочу знать…

ОН отвечает короткими гудками.

Ничего. В справочнике пятьсот девяносто три страницы. Минимум четыре месяца полнокровной, интересной, содержательной жизни.

ОН стоит на тумбочке возле кровати. ОН ярко-красного цвета, с четкими черными цифрами в белом круге-колесе.

Я три года добивался установки. Что за жизнь была у меня без НЕГО?

Операция „Ядро“
(Из дневника, найденного в гардеробе ресторана)

…«16 июля.

Это свалилось на меня, как обвал в горах.

Еще вчера мы с Бобом и подружками буйно праздновали очередной юбилей. По календарю – 156 лет со дня начала знаменитой экспедиции Беллинсгаузена и Лазарева. Колоссальный тост под коктейль «Северное сияние». Впрочем, Боб пытался утверждать, что мореплаватели плыли на юг и пить нужно «Южную ночь»… Я не спорил. Я безмятежно радовался жизни. Смаковал свежие анекдоты, вывезенные Лорочкой из Сочи; наслаждался, твистуя с красоткой Кэт…

Да что вспоминать! Все рухнуло. Вдруг обнаружилось, что пришла пора вступительных экзаменов. Мне снова нужно поступать в институт.

Не то, чтобы это было для меня ново и необычно. Я, слава богу, уже четыре раза поступал в институты. Но все как-то неудачно складывалось: то комиссия попадалась придирчивая, то баллов не хватало…

Один раз, правда, приняли меня кандидатом, иначе сказать – вольнослушателем. Кто-то там что-то в мою пользу перепутал. Целых два месяца вольно слушал, а потом выперли: хватит, говорят, вольничать.

Ох, тяжкий это труд – поступление в институт.

Голова после юбилея гудит, как высоковольтная линия в бурю. Но… надо идти на семейный совет.

17 июля.

Нет, недооценивал я свою мамулю. Здорово это она завернула: «операция «Ядро». Видно, поднаторела в таких делах во время моих прежних попыток стать студентом.

Но… запишу по порядку.

Итак, семейный совет. Председатель не избирается – у нас в семье самодержавие мамули. Впрочем, справедливости ради надо сказать: тирания обрушивается на нас редко, обычно каждый делает, что хочет.

На совете присутствуют:

Дядя Гога – мамулин брат. Он же ее постоянный заместитель и ближайшее доверенное лицо. Дядя Гога – шишка в ремонтно-строительной конторе. Он уже пристроил к себе папулю и Вику.

Вика – моя богом данная сестра. Впрочем, она скорее дана чертом, чем богом. Раньше Вика была моей старшей сестрой. С прошлого года мы – близнецы. Если дядя Гога – правая рука мамули, то Вика, безусловно, левая.

Папуля – лицо в семье малозаметное.

Отсутствует сестра мамули – тетя Флавия (в прошлом Фекла), она лечится в Крыму.

…Повернувшись ко мне, мамуля гневно втянула носом воздух, покачала головой.

– Мне надоело одной толкать этого оболтуса в институт. Думаете, это легче, чем было Тамаре Пресс затолкнуть ядро в мировой рекорд? – (Мамуля иногда выражается очень оригинально). – Довольно кустарщины. Толчок должен быть мощным. Ядро (я имею в виду нашего милого Эдика) должно влететь в цель!

И она бросила на меня выразительный взгляд своих не менее выразительных глаз.

– Операция «Ядро» начата. Главные удары наносим мы с Гогой. Гога, доложи.

– У меня во всем ажур-порядочек, – дядя Гога ловким движением прикрыл чубом бородавку на лбу, погладил усики. – Мои мальчики на прошлой неделе разобрали полы в квартире этого профессора, как его… Опусова. Председателя этой самой… как ее… приемной комиссии. Разобрали, естественно, не как-нибудь, а согласно плану ремонтных работ. А как разобрали, я мальчиков в утильсырье отослал. Будочку там подремонтировать. Он, профессор-то, сначала все по телефону звонил, а вчера уже сам прибежал. Уговаривал… Ему-де наукой негде заниматься. Но чувствую я – не готов еще профессор, не созрел. Как дозреет – так я его и прижму: Эдька в списках принятых – у профессора конец ремонту. Нет Эдьки в списках – ремонт до зимы. Или до весны. Смотря, как материалы подвезут.

Дядя Гога, хохотнув, сел. Мамуля продолжала:

– Секретаря комиссии я взяла на себя. Я его придавлю руками его собственной жены. Она женщина и не устоит перед моей портнихой. Завтра мы едем делать первый заказ. Через неделю она будет готова сделать для меня все… Вика, ты возьмешь на себя преподавателя литературы. Не бойся, детка моя, он довольно симпатичен…

…Очарованный размахом задуманной мамулей операции, я взлетел на крыльях мечты. К сожалению, мамуля сразу вернула меня на землю.

– Эдик, – сказала она, – хотя ты у нас и не вундеркинг, но без дела не останешься. Надеюсь, ты способен проиграть в день две-три партии в шахматы преподавателю истории Ахилесову. По моим сведениям, он каждый день играет в городском саду. Не смотри, пожалуйста, таким симментальским взглядом, – прикрикнула вдруг мамуля, – это может понравиться женщине, а не экзаменатору. И помни – или ты станешь студентом, или пойдешь работать. Я не буду больше держать тебя на своей шее…

К сожалению, мамуля не может обойтись без угроз. Это привычно, но все-таки раздражает.

…12 августа.

С трудом преодолеваю отвращение к бумаге – она напоминает мне экзамены. Нет, до чего мы дожили! Если план мамули терпит крах, то… наверное, развалится мир. Такая была задумана операция и…

Профессор Опусов оказался очень вспыльчивым человеком. И плюс к этому – спортсменом-штангистом. Он поднял дядю Гогу за воротник и прочитал ему краткую лекцию. Жаль, что дядя Гога не запомнил ее содержания: я подозреваю, что в этот момент он легкомысленно дрыгал ногами и извивался. Домой дядя Гога вернулся в панике и весь вечер потирал синяк пониже спины.

Ахилесову вдруг взбрело в голову жениться, и он потерял интерес к шахматам. Я напрасно проторчал неделю в пивном киоске против шахматного клуба…

Жене секретаря вдруг приспичило вырезать свой аппендикс. А я знаю человека, который прожил без этой операции девяносто семь лет…

Черт возьми, когда будет наведен порядок в наших учреждениях?

Я не нахожу себе места…

…17 августа.

Место мне нашла мамуля. Все-таки она – гений! Где-то узнала, что в Москве, в районе Арбата, функционирует институт красоты.

– Эдик, ты – студент, – сказала мамуля. – Я знаю твои вкусы и уверена – в этот институт ты пройдешь вне конкурса…

Завтра я с мамулей еду в Москву, поступать в институт красоты. Пойду звонить Бобу и милашке Кэт – надо пригласить их на прощальный сабантуйчик…