Текст книги "Рекрут"

Автор книги: Владимир Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Виорел медлил еще минут пять, потом, видимо, мысленно принял какой-то план действий и решительно встал:

– Пошли!

Деталями своего плана он с Костей не поделился. Но вряд ли в этот план входило второе нападение, которое произошло через минуту-другую, едва они вышли на тесное крыльцо гостиницы-маакуте.

Виорел шагнул через порог первым; Костя понял, что происходит неладное, когда откуда-то слева, со стороны, противоположной ступенькам, вынырнули два типа с револьверами в руках. Скорее всего они поджидали спинами к стене гостиницы, поэтому из помещения увидеть их было невозможно.

Грянули два выстрела. Виорел оступился и начал оседать на рефлекторно дернувшегося назад в помещение Костю.

«Господи, куда же я, дурак, вляпался!!!» – подумал Костя с отчаянием, а потом увидел, что на одежде Виорела расплываются два темных кровавых пятна.

Больше всего ему захотелось оказаться дома – отчаянно захотелось, как любому человеку, который внезапно столкнулся со смертельной опасностью и страстно желает выжить, который готов поверить в любое мыслимое и немыслимое чудо, лишь бы оно оказалось спасительным.

Виорел был очень тяжелым, Костя его не удержал, и они вместе упали на пол перед самой дверью. Стрелявшие мелькнули перед крыльцом – еще пару секунд, и они взбегут по ступеням и окажутся в маакуте.

И тут чудо все-таки произошло.

Костя вообще не понял, что это: лежа на полу джавальской гостиницы, он вдруг увидел кусочек комнаты Виорела, где они считаные дни назад готовились к походу в Центрум. Сам Виорел лежал головой к этой дыре между мирами, в нескольких сантиметрах от нее.

Костя хотел домой и увидел дом. И, не раздумывая, пополз, пихая перед собой тяжелое тело напарника, отвоевывая у судьбы дециметр за дециметром.

Проход был низкий и узковатый, как подвальное оконце в его родной пятиэтажке, Костя протискивался туда с упорством схваченной за хвост лисы и с тем же упорством толкал обмякшего Виорела.

Упорство победило – из неуютного и смертельно опасного места они переместились в такую желанную вологодскую квартиру.

Последнее, что Костя увидел в Джавале перед тем, как его собственный ботинок пересек невидимую черту, – это перекошенное лицо типа с револьвером. Кажется, он намеревался упасть на четвереньки и выстрелить еще раз.

Но не успел – Костя поджал ногу, и лаз закрылся. Просто растаял в воздухе, а на его месте возникла стена с висящим зеркалом, одним из четырех в комнате Виорела.

Невзирая на чудесное спасение, Костю затрясло.

– Блокнот, – неожиданно произнес Виорел слабым голосом.

– Что? – вскинулся Костя.

– Верхний ящик стола. Блокнот. Черный.

«Елки-палки, Вира же ранен!» – внезапно осознал Костя.

Он вскочил с колен и метнулся к письменному столу напротив окна. В верхнем ящике действительно нашелся блокнот в черной затертой обложке и почему-то с надписью «Паспорт».

– Буква «эс»! Семен Миронович!

Трясущимися руками Костя открыл нужную страницу. Действительно, есть некий Семен Миронович. И телефон его.

– Мобильник на столе!

Костя поспешно схватил телефон – тот был предусмотрительно оставлен на зарядке, поэтому во время звонка повторить собственные подвиги с отключением трубки в самый неожиданный и неподходящий момент Костя, к счастью, не мог. Он быстро набрал номер, и неведомый Семен Миронович отозвался почти сразу.

– Повторяй за мной! – велел Виорел свистящим шепотом за секунду до ответа. – Просто повторяй, и все!

– Хорошо! – Костя закивал; в тот же миг громко и отчетливо, так, что расслышал не только Костя, но и лежащий на полу Виорел, Семен Миронович произнес:

– Слушаю!

– Виорел, – сказал Виорел.

Костя послушно повторил это в трубку.

– Огонек!

– Огонек, – упавшим голосом странслировал Костя.

– Дома.

– Дома…

– Сейчас буду, – без тени удивления пообещал Семен Миронович и дал отбой.

– Дверь отопрешь, – велел Виорел и закрыл глаза. – Там просто, сначала нижний замок, потом верхний.

Костя боялся его трогать. Сам он перепугался еще сильнее, чем во время стрельбы в маакуте, и впал в странное душевное состояние – мысли словно окостенели и замерли, хотя теоретически можно было попробовать Виорела перевязать. Но было страшно навредить, потому что санитар из Кости уж точно получился бы куда худший, чем носильщик.

В дверь резко позвонили уже минут через десять; ну, может, чуть больше – двенадцать. Перед этим на улице негромко профырчал автомобиль, однако Костя не ждал такой быстрой реакции на звонок, поэтому не связал эти звуки с визитерами.

А зря.

Он отпер замки – на пороге возникли трое мужчин в белых халатах, очень похожие на бригаду «скорой помощи» – в руках блестящие чемоданчики, у одного еще и тренога под капельницу.

– Где? – без обиняков спросил первый.

– Там… В комнате. На полу.

Костю отстранили с дороги. Растерянно глянув в спины врачам, он прикрыл входную дверь и сунулся в комнату, где оставался Виорел, но входить не стал, прислонился к дверному косяку и вытянул шею, вглядываясь.

Кто бы ни были эти ребята, медиками они являлись без всяких сомнений, причем фактически полевые условия их ни в малейшей мере не смутили. Виорел моментально был перемещен на койку, куртку с него срезали; один из чемоданчиков был трансформирован в раскладной столик с хирургическим инструментом. Виорелу вкатили какие-то уколы, и минут десять врач колдовал над его ранами. Остальные двое помогали-ассистировали. Косте только однажды скомандовали поставить чайник, что он со всей возможной скоростью и старательностью метнулся и выполнил. Чаи гонять медики не собирались – им нужен был кипяток.

Так прошло еще минут пятнадцать. А потом над Виорелом захлопотали уже двое помощников, а врач принялся стягивать одноразовые перчатки и пробурчал из-под марлевой повязки:

– Вовремя вы! Еще бы полчаса-час – могли бы возникнуть проблемы.

Голос у него был спокойный и удовлетворенный, как у человека, проделавшего важную и непростую работу, причем проделавшего отменно и прекрасно сознающего это.

– А так не будет проблем? – осмелился на вопрос Костя.

– Теперь – не будет, – заверил врач. – Отлежится. Раны в целом пустячные, но без вмешательства пошли бы осложнения. Ты ему кто? Родственник?

– Нет, просто знакомый, – ответил Костя. – Можно сказать, напарник.

– Давно из Центрума?

Ну, разумеется. Врач все знал, как иначе?

– Только что. Виорел сразу велел вам звонить, как только я его оттуда вытащил.

– Что ж, разумно. Тогда пусть спит. Я буду заезжать первые дни, проверять что к чему.

– А… – Костя растерялся. – Вы его разве в больницу не заберете?

Врач посмотрел на Костю как на умалишенного.

– В больницу? С огнестрелом? – иронично переспросил он.

«Действительно, – спохватился Костя. – От ментов… то есть, прошу прощения, полицаев с таким ранением отделаться – никаких шансов».

Помощники врача вскоре закончили колдовать над бесчувственным Виорелом, свернули часть оборудования (капельница, к примеру, осталась) и всем видом показали, что готовы к дальнейшим перемещениям. Врач что-то с минуту наговаривал в айфон, потом ободряюще похлопал Костю по плечу и, на ходу бросив: «Ну, бывай!», стремительно направился к выходу.

Костя в легком замешательстве проводил медиков и закрыл за ними дверь.

«Носильщиком я поработал, – подумал он мрачно. – Кажется, на очереди роль сиделки при раненом».

Так или иначе, гипотетическое партнерство следует отрабатывать, это Костя понимал прекрасно.

Он, осторожно склонившись, поглядел на спящего Виорела и пошел обследовать кухню. Неотъемлемую и очень важную часть любого госпиталя.

Часть вторая

На поправку Виорел пошел дней через пять. До такой степени, что начал вести с Костей пространные беседы, из которых можно было сделать первые осторожные выводы относительно ближайшего будущего.

Похоже, Косте действительно нашлось местечко в замыслах Виорела.

Кроме того, Костя нежданно-негаданно для себя начал осознавать, что недолгий и сумбурно закончившийся поход в чужой мир необратимо изменил что-то глубинное в его сознании и самооценке.

Во-первых, еще в день возвращения, но уже ближе к вечеру, после второго визита бригады скорой подпольной медицинской помощи, Костя позвонил маме. Сам. Просто сообщить, что с ним все в порядке и исчез он только потому, что ищет новую работу. Даже уже практически нашел. Нет, не голодает, нет, с ним действительно все в порядке, нет, он не спутался с новой пассией. Просто дела. Мама совершенно точно удивилась и ему скорее всего не поверила, но тиранить и допытываться не стала, по крайней мере прямо сразу.

После разговора с мамой Костя не забыл вернуть мобильник на зарядку.

Он долго размышлял – позвонить ли Машке. К определенному выводу не пришел, но и пока не позвонил.

Во-вторых, назавтра после возвращения, когда Виорел был еще слаб, чтобы предпринимать какие-то самостоятельные действия, но уже мог говорить, он велел Косте найти во все том же ящике стола деньги, взять четыреста долларов и расплатиться со Шпицем. А заодно и наполнить холодильник, поскольку там не то чтобы мыши гроздьями от голодухи и безысходности вешались, но вообще было как-то пустовато. И Костя позвонил Шпицу, внезапно осознав, что при этом не чувствует привычного холодка в груди. И потом, встретившись с ним и без всяких прогибов-заискиваний рассчитавшись с долгом и отказавшись обмыть это дело – спокойно, но твердо, без потери достоинства, – Костя понял: он действительно уже не тот самый обормот трехдневной давности. Хоть немного, а другой. Шпиц это тоже почувствовал бандитским своим нутром: деньги спрятал, искоса глянул на Костин разбитый нос и молча отвалил. А раньше просто взял бы за шиворот да и повлек в «Разбойник», и хоть ты обпротестуйся.

Трудно сказать, что на Костю так сильно повлияло – само знание о мире Центрума и других мирах-лепестках? Револьвер в чужих руках и пули, предназначавшиеся не ему и угодившие тоже не в него?

А ведь еще и бывший шеф звонил. Предлагал вернуться на прежнее место, потому что у них там-де завал и кризис, рабочих рук не хватает. «Да и заваливайтесь к хренам, раз у вас завал», – ответил Костя с поразившим себя самого равнодушием, после чего сбросил вызов.

Правильно, увидевший море теряет интерес к лужам.

Он упрямо и скрупулезно следовал наказам врача, написанным на желтых листочках-стикерах в столбик, по пунктам. И было это в общем-то не в тягость, тем более что на третий день наказов стало меньше, чем на второй, а на четвертый – меньше, чем на третий. Врач теперь заезжал только по утрам и вечерам, дневной визит отменился. А с пятого и вовсе стал приезжать только раз в сутки, около полудня. Капельницы исчезли, Виорелу разрешили вставать не только в сортир, но пока ненадолго, и Костины обязанности в конечном итоге свелись к выдаче таблеток и хлопотам по хозяйству.

Но Виорел тут же нагрузил его заданиями другого свойства. С какого-то момента он, полулежа на койке с телефоном у уха, вел бесконечные разговоры, чаще всего по-молдавски, поэтому Костя ни бельмеса не понимал. В перерывах между разговорами Виорел то и дело отсылал Костю с разнообразными поручениями: занести конверт на дачу в Куролитах, а потом еще один в цех во Фрязино. Забрать сумку с образцами в Доронино. Перевести денег в Череповец некоему Дмитрию Закревскому. Купить через интернет-форум винтажные советские вещмешки. Встретить на железнодорожном вокзале передачку из Ярославля. В общем, Костя мотался по городу, как старательный футболист по полю, то туда, то сюда.

Машке Костя так и не позвонил – стало банально не до того.

На восьмой день врач снял Виорелу швы, велел не дергаться еще хотя бы недельку, а лучше две, принял гонорар и буднично попрощался. Постельный режим был отменен, на смену ему пришел добровольный домашний арест. На Костю арест, понятное дело, не распространялся.

На девятый день поступил Очень Важный Звонок, которого Виорел давно уже ждал. Говорил он недолго. Костя в это время стряпал на кухне.

– Эй, партнер! – позвал Виорел из комнаты.

– Ща! – отозвался Костя, помешивая половником борщ в кастрюле. – Иду!

Он вернул на место крышку, вытер руки о фартук, выключил газ, ибо борщу осталось только дойти, и направился в комнату.

– Садись, – велел Виорел, кивая на кресло напротив койки. – Говорить будем. Наверное, долго.

Костя послушно плюхнулся в кресло.

Некоторое время Виорел, насупившись, молчал. Потом поинтересовался:

– Ты сам-то понял, что произошло? Там, в Центруме? В глобальном смысле?

Костя пожал плечами:

– А что там понимать? Нас приняли за кого-то другого, пытались убить. Тебя подстрелили. Хорошо, что в последний момент получилось удрать домой.

– Я немного не об этом.

– А о чем?

Виорел подумал и предложил вспомнить, как они уходили в Центрум из этой самой комнаты, – Костя сейчас сидел аккурат напротив зеркала, на месте которого возник ход в чужой мир.

– Ты велел мне зажмуриться, – добросовестно принялся вспоминать Костя. – Потом открыл портал, подтолкнул меня, и все, мы оказались в Центруме.

– Правильно, – кивнул Виорел. – А когда возвращались?

– Тут помню хуже, – честно признался Костя. – Когда стрельба поднялась, ты упал на меня. Я не устоял – мы оба свалились на пол. И я вдруг увидел вот эту самую комнату – твою койку, ножки вот этого самого кресла. Вроде как в оконце, небольшом таком, у самого пола. Ну, я туда и пополз. Сначала тебя пропихнул, а потом и сам протиснулся. А ты что, не помнишь?

– Помню, – буркнул Виорел, как показалось Косте – недовольно. – Потому и спрашиваю.

– Хорошо еще, что ты сознания не потерял, – вздохнул Костя.

От воспоминаний о недавних событиях по спине снова прогулялся неприятный холодок.

– А что случилось бы, если бы я действительно потерял сознание? – спросил Виорел с интересом.

– Как что? – удивился Костя. – Ты бы не открыл ход на Землю, и нас бы там и пришили, в Харитме.

– Видишь ли, дружище Костя, – серьезно сообщил Виорел, – дело в том, что я не открывал обратного хода.

Костя совершенно растерялся.

– Как это не открывал? А кто тогда его открыл?

Виорел взглянул на него очень внимательно, потом заговорил:

– Суди сам. Во-первых, мне ни разу не удавалось открыть ход из Харитмы. Я вообще не знал, что это возможно, мой ход открывается только с побережья за девятой заставой, там же, куда приводит ход с Земли, около столбика с меткой. Иначе зачем мне на обратном пути все время таскаться за полторы сотни верст из Харитмы в степь? Во-вторых, мой ход всегда вертикальный и узкий, он – дверь, а не оконце у самого пола. Ну и в‑третьих, я просто хорошо помню, что не открывал хода. И у меня есть все основания думать, что обратный ход открыл ты.

– Но… я же не умею! – пробормотал Костя растерянно. – Я даже не знаю, как это делается!

– Я тоже когда-то не умел, – спокойно произнес Виорел. – Все когда-нибудь открывают ход впервые. Поэтому очень важно понять – что именно приводит к этому? Одним нужно сильно разозлиться. Другим – испугаться. Третьим – напиться вдрызг. У каждого процесс открытия хода в Центрум свой, сугубо индивидуальный. И ходы разные – у одних здоровенные и устойчивые, а у других крохотные и держатся меньше секунды, не успеешь юркнуть. Неизменно только одно: куда бы ты ни попал в Центрум и откуда бы ни открывал обратный ход, ты всегда возвращаешься в ту точку на Земле, откуда уходил. Даже если первый ход открывает один человек, а обратный – другой. Ты всегда вернешься в точку старта того человека, который открывает обратный ход, это закон. Именно поэтому никто посторонний в Харитме не мог открыть нам ход, через который мы вернулись сюда, ко мне домой в Вологду. Именно потому, что уходили мы вдвоем и отсюда. Я обратного хода не открывал. Остаешься ты.

Костя жадно внимал рассказу Виорела, невольно пытаясь восстановить в памяти мельчайшие подробности последних секунд в Центруме. Что он чувствовал за секунду до того, как увидел спасительный ход? Да ничего особенного, если разобраться. Жгучее желание оказаться подальше оттуда, где стреляют. Пожалуй, больше и ничего.

– Всех, кого я вожу с собой в Центрум, я рано или поздно экзаменую на способность открывать ходы, – снова заговорил Виорел. – Дошла бы очередь и до тебя, но ты оказался поразительно шустрым.

– Оказался… – проворчал Костя, потирая шею. – Окажешься тут, когда рядом из револьверов палят…

– Зато мы теперь точно знаем, что ты – проводник, – пожал плечами Виорел. – В смысле – ходы открывать умеешь.

– И сколько твоих прежних носильщиков тоже оказались проводниками?

– Ты третий. – Виорел вздохнул. – И признаюсь честно: основная моя проблема в том, что первые два, как только осознали себя проводниками, тут же откололись и начали собственный бизнес. И это меня здорово напрягает.

– Мне пока рановато, – криво усмехнулся Костя. – Я в Центруме пока как папуас в Диснейленде…

– А ты бывал в Диснейленде? – поинтересовался Виорел вкрадчиво.

– Не-а…

– Вот и не обижай папуасов! – Виорел засмеялся. – Шучу.

Он помолчал, потом добавил:

– В общем, мне бы очень не хотелось, чтобы ты, как пооботрешься, тоже откололся.

– Когда меня все устраивает, я никуда не сбегаю, – заверил Костя. – Разве только сам выгонишь…

Виорел некоторое время испытующе глядел на Костю, потом вдруг спросил:

– Что там у тебя на плите, борщик? Давай, наверное, по борщику, а потом будем тренироваться ход открывать. Все равно без этого никуда.

Костя покорно встал и направился на кухню.

* * *

Довольно быстро Костя понял, почему без умения открывать ход в Центрум и обратно (в основном обратно) не обойтись. Виорел хотел отправить его в Центрум с поручением, а сам планировал остаться в Вологде на хозяйстве. Сам он не шел отчасти из-за запрета врача (да и слабоват еще был для турпоходов, даже профан Костя это отчетливо понимал), отчасти из каких-то недоступных Косте высших стратегических соображений.

Удивительно, но открывать ход Костя навострился довольно быстро: уже к вечеру он уверенно вызывал свое «подвальное окошко» на стену под зеркалом, и из него можно было вдоволь полюбоваться джавальской степью, правда, только если прилечь на пол. Пугаться для открытия хода Косте вовсе не требовалось. Он и сам не понимал, как это делает, но когда просек, что называется, фишку, всякий раз делал уверенно и без сбоев. Виорел не уставал поражаться.

– Ты все-таки феномен, друг мой ситный! – говорил он, недоверчиво качая головой. – Всем, ну вот буквально всем проводникам что-нибудь особенное да нужно. А тебе – ничего. Может, именно в этом и фокус? Твой личный персональный фокус?

Костя не знал, да и мало это его заботило, если честно. Куда сильнее его занимал сам факт способности открывать ходы. Жил он себе тридцать с лишним лет и не подозревал, что обладает ею. Мог бы никогда и не узнать, между прочим! И скорее всего многие люди живут и умирают, так и не узнав, что имели верный шанс попасть в чужой мир и вернуться обратно.

Костин ход всегда открывался у самого пола и имел форму полукруга плоской стороной вниз. При испытании на длительность оказалось, что десять-пятнадцать секунд Костя удерживает его совершенно без проблем, а максимальное время, которое далось Косте, – двадцать три секунды. Вряд ли это был физический предел, наверняка тренировки помогут улучшить время, но скорее всего лишь на секунду-другую, не больше, – тут приходилось верить Виорелу на слово, поскольку сам Костя соображал в данном вопросе заведомо хуже. Размер хода был достаточен, чтобы почти любой человек (кроме совсем уж тучных индивидов) сумел проползти. С рюкзаком за спиной ни сам Костя, ни Виорел уже не проходили по высоте, поэтому груз, если что, предстояло проталкивать перед собой, но это вряд ли можно было счесть серьезным недостатком. Виорел, к примеру, нимало этому не расстроился. Главное – стабильно работающий ход. Остальное – частности.

Попытки открыть ход непосредственно в Харитму или в Го-Ойдо (этого очень добивался Виорел), увы, ни к чему не привели. Ход упрямо открывался исключительно в степь, в разные места, причем иногда сквозь жмущийся к полу полукруг удавалось рассмотреть уже знакомую девятую заставу, а значит, как минимум сутки Костины способности Виорелу уже могли сэкономить. Но при этом сам Виорел все равно девять из десяти ходов открывал куда и раньше, на побережье, в окрестности столбика, а редкие оставшиеся – во вторую свою вероятностную точку, тоже в степь, но гораздо дальше к востоку, в практически безлюдные и дикие места.

Поздним вечером Виорел устроил короткий экзамен с реальным выходом в Джаваль. Они даже не стали переодеваться, поскольку не собирались там задерживаться. Пластиковые тапочки-сланцы и прочая нательная синтетика просто не успеет разложиться. Ход в степь открыл Виорел, и они ненадолго окунулись в жаркое лето Центрума.

Даже толком не оглядевшись, Виорел велел Косте:

– Давай!

И тот без труда открыл обратный ход, куда они по очереди (Виорел первым) и вползли. Песок и иссохшую под палящим солнцем траву с линолеума перед зеркалом Костя потом аккуратно собрал веничком на совок и ссыпал в мусорное ведро на кухне.

– Ну что ж… – протянул довольный Виорел, когда Костя закончил наводить порядок. – Раз уж мы все равно пользовались ходами, неплохо бы тебе закрепить джавальский, освоить язык Клондала, да и вообще побольше узнать о Центруме. Так что открываем школу рабочей молодежи, как говаривал мой драгоценный дед Никулаэ…

Косте оставалась только смириться, тем более что новые знания он действительно впитывал с достаточно небольшими усилиями – главное было просто не сопротивляться.

Школа рабочей молодежи функционировала около трех суток с перерывами на еду, сон и телефонные переговоры Виорела.

На четвертый день Виорел обучение свернул и без лишних слов сформулировал Косте задачу: найти в Го-Ойдо хозяина мастерских Хетауцэ, получить с него остаток денег за товар, вернуться к заставе и расплатиться с зерваром. При этом с пограничниками придется иметь дело еще на пути в Харитму, и Косте нужно морально приготовиться к татуажу: второй визит в Центрум однозначно свидетельствовал о намерении ходить сюда и дальше. Зервару Костя написал короткое письмо и надеялся, что тот войдет в его положение, поскольку о стрельбе в Харитме пограничники наверняка уже слышали, а сам Виорел как раз и желает вернуть все долги и продолжить торговлю. Второе письмо, подлиннее, Виорел написал для Хетауцэ. Ну и самое главное: идти Косте предстояло не в одиночку, а с охраной в лице пока незнакомого парня по имени Дима.

– С Димой, – сказал Виорел так уверенно, что Костя даже слегка удивился, – вообще ничего не страшно. Ты только в душу ему не лезь, не любит он этого. И выпить не предлагай, если с собой захватишь. Запомнил?

– Ничего не бояться, – уныло повторил Костя. – В душу не лезть. Выпивку не предлагать.

– Молодец, – кивнул Виорел. – А что так кисло?

Вместо ответа Костя задумчиво потрогал еще не заживший нос.

– Э-э-э, – протянул Виорел со значением. – Вот насчет этого я тебе и толкую: не бойся! Ты с Димой. На этот раз с тобой все будут говорить почтительно и с некоторого расстояния. Знал бы, что нами заинтересуются, – я бы и в прошлый выход его взял. Но кто ж мог предположить? Больше года торговал себе тихо-мирно, расслабился… А услуги Димы – вещь недешевая.

Виорел в сердцах махнул рукой и в очередной раз прикипел к мобильнику.

Старт назначили на следующее утро.

Разбудил Костю и Виорела звонок в дверь. Костя, зевая, поплелся открывать. На пороге обнаружился худощавый то ли парень, то ли мужчина. Сколько лет – не поймешь, может, двадцать пять, может, тридцать, а может, и все сорок. Глаза черные, чисто выбрит, коротко острижен, физиономия загорелая.

– Дима, ты? – донеслось из комнаты Виорела.

– Угу, – тихо промычал гость.

– Впускай, свои! – крикнул Виорел, и Костя послушно посторонился. Вообще-то, если все, что накануне было рассказано про Диму, правда, то наличие или отсутствие в дверях Кости никакой роли не играло: захочет – войдет.

И Дима вошел; поскольку никто не препятствовал – тихо и спокойно. За левым плечом у него висел небольшой рюкзачок замысловатого кроя и пошива – казалось, он состоит сплошь из чехлов, ягдташей и кобур, зачем-то сшитых вместе, а единого большого отсека не имеет вовсе. Рюкзачок был светло-коричневый, местами – с разводами, под общий фон камуфляжа-пустынки, в который Дима был облачен.

Из комнаты вынырнул Виорел, на ходу поручкался с гостем и пошел умываться. Потом настала очередь Кости. Дима все это время чинно просидел на кухне.

Когда покончивший с неизбежными утренними процедурами Костя выскользнул из санузла, на плите уже шкворчала сковорода с исполинской яичницей. Над ней колдовал Виорел в трениках и футболке – сыпал какие-то специи с незнакомым пряным запахом. Из Центрума небось прихваченные.

Костя подумал, что надо бы тоже облачиться, и дернулся в сторону комнаты, где ночевал.

– Одевайся сразу в походное, – посоветовал Виорел, не отвлекаясь от готовки и даже не повернувшись в его сторону. – Сейчас порубаем, и пойдете.

– Яволь… – вздохнул Костя. – Сэр…

Он вдруг отчетливо осознал, что через какую-то четверть часа снова окажется в чужом и далеком мире, знакомом пока только по скудным впечатлениям первой вылазки да по вчерашним рассказам Виорела. В мире, где могут без затей положить разбитым носом в пол, а то и вовсе пристрелить, не церемонясь и не расспрашивая, кто ты, откуда и зачем здесь очутился.

Непривычно было сознавать это. Однако Костя не колебался – что-то в нем с прошлого выхода определенно изменилось. Правда, он еще не задался вопросом – почему.

Под яишенку Виорел налил по сто пятьдесят.

– Больше не надо, – сказал он. – А по одной не помешает. Да и традиция…

– Тебе ж доктор запретил! – проворчал Костя без особого, впрочем, осуждения.

– Ничего, я выздоравливающий, – отмахнулся Виорел. – Хотя за заботу спасибо!

Он поднял стакан:

– Ну, давайте, чтоб все прошло гладко!

Выпили. И принялись закусывать – прямо со сковороды, можно сказать, по-джавальски, тем более что яичница, щедро сдобренная специями, действительно чем-то напоминала по вкусу тамошнюю пищу.

«Странно, – отметил Костя мимоходом. – Говорил Диме не предлагать спиртное, а сам налил. И тот без разговоров выпил…»

Значит, дело вовсе не в том, что Дима совсем не пьет спиртного. Причина иная.

Додумать Косте не позволили.

– Ну что, внимай, напарник, – принялся наставлять Виорел в промежутках между жеванием. – Дима – твоя охрана. Все решения по существу принимаешь сам. Все решения при любой внешней угрозе принимает Дима, до момента, пока он не сообщит, что угрозы больше нет и ты снова можешь выполнять основную задачу. Это ясно?

– Ясно, – кивнул Костя, удивляясь, почему решимость отправиться в Центрум все еще не покинула его.

– Пункт второй: страховка. Каждый день в семь утра и в семь вечера… ну, плюс-минус, конечно, не по курантам, не минута в минуту! – Виорел отложил вилку и поглядел Косте в глаза – внимательно, цепко. – Запоминай: я буду дважды в день, примерно в семь и девятнадцать часов, ненадолго заглядывать в свою точку выброса. Это на случай если тебе не удастся самостоятельно открыть обратный ход. То есть тылы у тебя прикрыты: если что, возвращайся на побережье и ищи флажок, который я тебе в прошлый раз показывал. Найдешь – сиди и жди. Понял?

– Понял, – подтвердил Костя, несколько оживляясь.

Факт подстраховки его здорово приободрил: в самом деле, вдруг что-нибудь пойдет не так, и самостоятельно открыть ход не получится? Где-то глубоко в подсознании такая мысль зародилась еще вчера, но до поры до времени Костя не позволял ей всплыть на поверхность. А теперь можно было расслабиться: в крайнем случае назад их Виорел вытащит. Ну, придется покуковать, конечно, на бережку, на обрывчике. Но это, в конце концов, не смертельно. А гнаться за ними с Димой, он надеялся, никому не возникнет нужды.

– Пункт третий: с вокзала Харитмы езжайте сразу в Го-Ойдо, заночуете в особнячке, который я купил. Хетауцэ можете поискать тем же вечером, он наверняка будет дома или еще где в городке. Как искать, я тебе вчера рассказывал, помнишь?

– Помню! – заверил Костя.

– По наличности: в первую очередь трать ассигнации, монеты лучше прибереги, они ценнее.

– Это тоже помню, – кивнул Костя, поскольку вчерашнюю лекцию о деньгах Джаваля и соседних стран усвоил в полной мере, а подстегнутое переходом из мира в мир сознание действительно впитывало новые знания с невероятной охотой.

– Тогда у меня все, – объявил Виорел. – Доедаем, и вперед!

Чаевничать не стали.

* * *

Поднявшись на ноги, Костя первым делом оглянулся. Ход уже растаял без следа, а место, где он только что открывался, можно было отследить исключительно по границе нетронутой и примятой травы.

Граница была совершенно прямая, словно под линеечку.

Костя не удержался, прикрыл глаза, сосредоточился…

Ход послушно возник примерно в том же месте, где мятая трава переходила в немятую, лишь самую малость левее. Выглядел он точь-в-точь как темный зев русской печи из фильмов про Емелю или Иванушку-дурачка, только расположен был у самой земли.

– Порядок, – пробормотал Костя, почувствовав бодрящий прилив уверенности.

Секунд через пятнадцать ход потускнел и исчез.

Пока Костя навьючивал на себя небольшую сумку с припасами, Дима просто стоял и ждал, не выказывая ни нетерпения, ни раздражения. Сам он компактный свой рюкзачок надел на оба плеча еще в Вологде и в ход прополз с ним за спиной.

– Ну что, двинули? – спросил Костя, когда сумка, надетая наискось через голову на одно плечо, удобно прижалась к правому боку.

На груди Димы висел небольшой короткоствольный автоматик, почему-то не вороненый, а серебристо-блестящий, то ли никелированный, то ли хромированный, то ли еще чем покрытый – в оружии и металлургии Костя совершенно не разбирался.

– Погоди малехо, – пробурчал в ответ Дима, а потом зычно выкрикнул: – Эй, граница! Вылезайте, хорош прятаться!

Метрах в сорока от них, чуть правее хорошо видной вдалеке пограничной заставы, внезапно шевельнулась трава, а еще через какое-то время показалась чья-то голова в широкополой панаме.

– Сюда давайте! – донеслось оттуда. – И ручки, ручки!

Костя послушно вздернул ладони на уровень плеч. Дима, как ни странно, рук поднимать не стал, просто зашагал в направлении пограничного секрета.

– Как ты их заметил? – прошептал Костя с удивлением. – Хорошо ведь спрятались!

Дима покосился на него, потом нехотя пояснил:

– Я их и не заметил. Просто крикнул на всякий случай, да и все. Точки выхода часто кто-нибудь стережет, пальнут еще сдуру, оно нам надо?

Костя усмехнулся:

– Вот оно как… нужно запомнить.

– Запоминай, – сказал Дима негромко. – И еще запомни: я тебе это рассказываю не потому, что такой добрый, а потому что Вира попросил тебя, салагу, воспитывать.