Текст книги "Накануне и в дни испытаний"

Автор книги: Владимир Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

К началу войны на заводе "Большевик" скопилось 300 палубных морских артиллерийских установок, главным образом 130-мм Б-13, которые использовали в обороне Ленинграда. Их устанавливали на специальных железнодорожных платформах, с них они и вели огонь по врагу. Впоследствии все железнодорожные батареи в Ленинграде свели в одну морскую железнодорожную артиллерийскую бригаду, которая по количеству орудий стала самым мощным артиллерийским соединением в городе. Морские установки Б-13 хорошо показали себя и в морских операциях, где они широко применялись. А на Северном флоте эсминцы, вооруженные 130-мм морскими орудиями, вели успешную борьбу с немецкими самолетами-торпедоносцами, летавшими на малой высоте.

Перед самой войной строители морской артиллерии успешно испытали 406-мм корабельное орудие, предназначенное для строившегося тогда линкора "Советский Союз". Такие орудия создавались в нашей стране впервые. Длина ствола этих мощнейших пушек составляла 16 метров, снаряд весил более 1 тонны, и посылался он на 45 километров. Не каждый бомбардировщик мог нести бомбу, равную по весу этому снаряду. Было изготовлено 12 таких орудий, но в боевых действиях участвовало лишь одно. На мемориальной плите, которая хранится в музее ВМФ, сделана следующая запись: "406-мм артустановка Военно-Морского Флота СССР. Это орудие Краснознаменного НИМАПа (Научно-исследовательский морской артиллерийский полигон. – В. Н.) с 29 августа 1941 года по 10 июня 1944 года принимало активное участие в обороне Ленинграда и разгроме врага. Метким огнем оно разрушало мощные опорные пункты и узлы сопротивления, уничтожало боевую технику и живую силу противника, поддерживало действия частей Красной Армии Ленинградского фронта и Краснознаменного Балтийского флота на Невском, Колпинском, Урицком, Пушкинском, Красносельском и Карельском направлениях".

Свою роль в войне сыграла и морская береговая артиллерия, которая также была вооружена морскими дальнобойными орудиями. Особое слово эти пушки наших вооруженцев, изготовленные и установленные еще до войны, сказали на участках от Кронштадта до Полонгена, от Архангельска до полуострова Рыбачий, при обороне Одессы и Севастополя и в других местах.

Следует сказать и о таком виде артиллерийского вооружения, как минометьк Они несложны в производстве, просты в эксплуатации, дешевы, но в предвоенные годы, как и самоходно-артиллерийские установки, не были по достоинству оценены. О неправильном отношении к этому оружию свидетельствует и тот факт, что единственное конструкторское бюро по минометам, возглавляемое Б. И. Шавыриным, в свое время закрыли под предлогом "ненадобности этого вида вооружения". А между тем в миномете – "трубе и плите", как с иронией называли его некоторые военные, заложены большие боевые возможности.

Уже советско-финляндская война внесла ясность в это. Несмотря на некоторую недооценку минометов, закрытие на какое-то время соответствующего КБ, у нас до нападения Германии на СССР были созданы многие образцы этого вооружения, а также боеприпасы к ним. Советский конструктор Б. И. Шавырин добился таких результатов, каких не добились немцы. Минометы, созданные коллективом под его руководством, обладали более высокими боевыми и техническими качествами, чем подобное оружие врага.

Выпуск минометного вооружения усилился после войны с Финляндией. К началу Великой Отечественной войны производство их нарастало, причем стали выпускаться и минометы более крупных калибров. Если в боях на Карельском перешейке применялись 50-мм и 82-мм минометы, то теперь промышленность поставляла и 120-мм. На 1 июня 1941 года в армии имелось свыше 13 тысяч 82-мм минометов и более 3 тысяч 120-мм. Это больше, чем в немецко-фашистском вермахте на это же время, не говоря о качестве наших минометов, превосходивших немецкие. Гитлеровские войска имели, по сути, только один калибр-81-мм минометы, и они уступали нашим 82-мм.

С нападением фашистской Германии на СССР производство минометов развернулось в небывало широких масштабах. Только за один 1942 год на фронт поступило более 25 тысяч минометов калибра 120-мм. "Русские также с большим искусством и весьма широко использовали это оружие, – признавал гитлеровский генерал Э. Шнейдер, – их объединенные в батальоны 120-мм минометы приняли на себя основную часть тактических задач, которые обычно решались легкой дивизионной артиллерией".

Конструкторское бюро, руководимое Б. И. Шавыриным, исключительно скромным человеком, располагалось рядом с одним из наших заводов, которому наркомат уделял большое внимание. Поэтому, бывая на этом заводе, я всегда заходил к Борису Ивановичу, интересовался его новыми разработками, а он охотно делился достижениями своего коллектива и новыми задумками.

Появившиеся в ходе войны тяжелые 160-мм минометы сконструировал уже И. Г. Теверовский. Такого оружия не имела ни одна из воюющих армий. Миномет передвигался на колесном ходу, заряжался, как и орудие, с казенника, а мину весом в сорок килограммов бросал на пять с лишним километров при хорошей меткости.

160-мм миномет, обладая очень высокими боевыми качествами, стал мощным наступательным оружием завершающего периода войны. Тяжелые минометы применялись для разрушения всех видов полевых укреплений, они являлись надежным средством подавления и уничтожения артиллерийских и минометных батарей противника, их эффективно использовали в уличных боях в крупных населенных пунктах. Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов вспоминал: "Когда на одном из фронтов были впервые массированно применены новые минометы, они произвели огромное моральное воздействие на противника. Выстрелы этих минометов глухие, мина взлетает очень высоко по крутой траектории, а затем почти отвесно падает вниз. При первых же разрывах таких мин гитлеровцы решили, что их бомбит наша авиация, и стали подавать сигналы воздушной тревоги".

Появление такого мощного и маневренного оружия, как миномет И. Г. Теверовского, свидетельствовало не только об огромных возможностях советской конструкторской мысли, больших производственных возможностях, но и знаменовало собой завершение создания системы минометного вооружения Советской Армии.

Говоря об артиллерии, следует подчеркнуть, что фашистские агрессоры недооценивали и так и не оценили этот вид вооружения. Планируя наступательные действия для быстрого захвата чужих территорий, гитлеровцы опирались в первую очередь на авиацию и танки, считая, что их наличный парк орудий и минометов, хотя во многом и устаревший, достаточен для того, чтобы выполнить возложенные на него боевые задачи. Советская артиллерия развивалась со значительным опережением не только до войны, но и в ходе нее и завоевала беспредельное господство на поле боя.

Один из пленных немецких артиллеристов рассказывал: "Мы новую артиллерию не создавали. Большинство наших орудий либо образца первой мировой войны, либо немного улучшенные. Гитлер делал ставку на танки и авиацию. Нам уделяли минимум внимания и минимум средств. Большинство артиллерийских заводов переоборудовали в авиационные или танковые. Потом мы захватили артиллерию у чехословаков, поляков, французов и англичан. Так, с разнокалиберной артиллерией, пошли войной на вас. Наше высшее военное руководство считало, что при наличии превосходства в танках и авиации пехота вполне обойдется легкими минометами и пехотным оружием".

Война опрокинула это мнение. Успех или неуспех боя и операции во многом зависел от того, на чьей стороне был "бог войны". А он был на стороне наших войск. Большую роль в насыщении войск артиллерийскими средствами играли постоянно возраставшие производственные возможности нашего тыла, самоотверженный труд рабочих, техников, инженеров, артиллерийских, приборостроительных, металлургических и других заводов, а также конструкторов, которые постоянно совершенствовали советские артиллерийские системы.

Вот что писал в связи с этим бывший нарком вооружения Б. Л. Ванников: "Система артиллерийского вооружения, с которой начала войну Красная Армия, в своей основе оставалась почти неизменной до конца войны. Она претерпела лишь некоторые изменения за счет введения новых калибров. Но не было острой необходимости осваивать принципиально новые типы, конструкции, что имело важное значение для военной экономики, для снабжения армии боеприпасами. В этом большая заслуга военных руководителей, военных специалистов и работников оборонной промышленности, которые отработали гамму калибров артиллерийских систем с хорошими боевыми качествами, сохранив большую преемственность и учтя интересы промышленности.

В ходе войны конструкторами и производственниками-вооруженцами была проделана большая творческая работа по дальнейшему совершенствованию артиллерийского вооружения: повышались его эксплуатационные качества, упрощались конструкции деталей и узлов, совершенствовалась технологичность конструкций с целью улучшить организацию производства, увеличить выпуск и снизить себестоимость продукции".

Промышленность вооружения вышла на уровень, обеспечивавший удовлетворение потребностей фронта в артиллерии спустя полтора года после начала войны, а уже в 1943 году Наркомат вооружения обладал избыточными производственными мощностями.

Известный артиллерийский генерал П. С. Семенов, докладывая командующему артиллерией фронта будущему маршалу артиллерии К. П. Казакову о плане артиллерийского наступления (дело было под Курском), в заключение заметил:

– У нас каждый стрелковый полк будет поддерживать четыре-пять артиллерийских полков. Год назад я мог такое увидеть разве что в фантастическом сне.

Этот "фантастический сон" стал реальностью благодаря самоотверженному труду всех, кто ковал артиллерию в глубоком тылу. За годы войны наша артиллерийская промышленность произвела около 500 тысяч пушек, намного превысив промышленные возможности гитлеровской Германии и ее союзников.

В середине 1944 года в Кремле состоялся смотр новых танков и самоходно-артиллерийских установок. Его проводили руководители партии и правительства в присутствии создателей боевой техники. Рассказывают, что во время осмотра Верховный Главнокомандующий сказал:

– На этих машинах и будем заканчивать войну.

На этих машинах, значит, и с этими пушками. Новой артиллерийской техники уже не требовалось.

Миллионы снарядов, миллиарды патронов

"Сила взрыва боеприпасов определяет мощь всех родов войск". – Патрон – это 180 операций. Автоматизация производства. – Самородок Вася Гуркин. Изобретатель Л. Н. Кошкин и другие. – Как изобрели зажигательную бутылку. Оружейная кузница Севастополя – Спецкомбинат No 1. – Шелковые платья – на картузы зарядов. – На боевом посту – 100 ленинградских заводов. – Пиротехники. – "Фенюша" и "Танюша".

Не все знают, что боеприпасы для стрелкового и некоторых видов авиационного вооружения, а также для противотанковых ружей изготовлял не Наркомат боеприпасов, а Наркомат вооружения. Этим у нас занимался заместитель наркома А. Н. Сергеев. Ему подчинялся патронный главк, которым руководил К. М. Герасимов, а главным инженером в нем был С. И. Ветошкин. Отрасль большая и сложная. Если заводы наркомата давали бойцам на фронте миллионы винтовок и автоматов, сотни тысяч ручных и станковых пулеметов, если сотни тысяч пулеметов шло на вооружение самолетов и танков, то и боеприпасы к этим видам оружия обязан был выпускать наркомат, который это оружие поставлял. Боеприпасы исчислялись миллиардами. Однако о производстве миллиардов патронов известно так мало, что можно подумать: эти миллиарды с неба свалились. А их изготовили беззаветные труженики патронного производства, которые в массе воспоминаний о войне почему-то незаслуженно забыты.

Б. Л. Ванников (до войны нарком вооружения, а в войну нарком боеприпасов) вспоминает: "Замечу, что в предвоенные годы многие вооруженцы считали свою продукцию главной, исходной для любой военной техники, а все остальное разновидностями транспорта для вооружения. С этим не соглашались работники других отраслей оборонной промышленности, причем такого рода "разногласия" носили не только теоретический характер, но сказывались и при разработке тактико-технических требований, когда возникали споры о том, "что чему подчиняется", в стремлении получить преимущества в материально-техническом снабжении и т. п.

Мы, вооруженцы, разумеется, сделали своим девизом слова: "Артиллерия – бог войны". Но Сталин однажды уточнил значение вооружения, напомнив нам о роли боеприпасов, которые производились на заводах другого наркомата".

Этот разговор происходил в неслужебной обстановке и начался с того, что один из военных в шутку назвал Б. Л. Ванникова "нашим Круппом".

– Все зависит от него, – подчеркнул он. – Все другие наркоматы оборонной промышленности работают на него, чтобы расширить рамки использования вооружения.

Сталин возразил:

– Это будет неточно. Вооружению отведена тоже подчиненная роль. Оно нужно для того, чтобы доставить боеприпасы до цели и разрушить или уничтожить ее.

Присутствовавший при этом другой военный, авиатор, добавил, что и авиация является не только транспортным средством для вооружения, но и сама может доставлять боеприпасы туда, куда нужно. Бомбардировщики, например, сами доставляют авиабомбы к цели.

– Значит, все сводится к разрушению цели, – подчеркнул Сталин, – а это остается за боеприпасами. Сила взрыва боеприпасов определяет мощь всех родов войск, в том числе и авиации, и служит мерилом военно-экономической целесообразности затрат на ту или иную боевую технику. Неразумно строить дорогой бомбардировщик на большой радиус действия, если заряд авиационной бомбы будет недостаточно мощный.

Как только я начал работать в Наркомате вооружения, так сразу узнал, что патроны всех видов, включая патроны для противотанковых ружей, – наша забота. Мне объяснили, что снаряды – это одно, а патроны – другое. Кто дает миллионы единиц оружия, обязан дать и миллиарды патронов для него. Заминка, несогласованность между разными ведомствами тут может создать ситуацию, когда под угрозой окажется вся армия.

В кабинете заместителя наркома А. Н. Сергеева я познакомился с К. М. Герасимовым и С. И. Ветошкиным. Вспомнив свои охотничьи дела, я заметил, что патроны всегда снаряжал сам и мог за полдня снарядить 50-60 боеприпасов, и то когда под рукой все есть: гильзы, капсюли, порох, дробь, пыжи. И поинтересовался:

– А вот как вы делаете сотни миллионов и миллиарды патронов?

– Мы познакомим вас с патронным производством, – пообещал Сергеев. И хитро прищурился: – А взамен попросим кое-что у вас, а именно: снабжать нас инструментальной сталью.

– Согласен, – ответил я.

Все говорилось шутливо, но и всерьез. Из дальнейшей беседы стало ясно, что забота у патронщиков сейчас одна – дать фронту боеприпасы, восполнить их потерю на складах, захваченных врагом. Стрельба-то шла от Баренцева моря до Черного. И какая стрельба! Хорошо, что все в основном было отработано еще до войны, но заводы все-таки не поспевают: резко возрос выпуск автоматического оружия, да и винтовочных патронов требуется все больше и больше.

И еще одно обстоятельство. Враг приближается к патронным заводам, расположенным на западе, а там – большинство из них. Начинается эвакуация. Может наступить патронный "голод".

Надежда на один наш самый крупный завод, который находится в глубоком тылу на Волге. Это предприятие одно способно выпускать миллиарды патронов в год, но весь пробел с боеприпасами оно не закроет. Боеприпасы ведь разные: пистолетные, винтовочные, для крупнокалиберных пулеметов, противотанковых ружей и т. д. Надеемся на гражданские предприятия, пока переместим основные заводы.

Кто был на фронте, тот помнит, как остро недоставало боеприпасов в начале войны. И не только патронов, но и мин и снарядов тоже.

В этот период забот было много у каждого. Но у А. Н. Сергеева, К. М. Герасимова и С. И. Ветошкина их набиралось гораздо больше, чем у других. Несмотря на огромную загрузку, ко мне зашел К. М. Герасимов и предложил поехать вместе с ним на подмосковный патронный завод, который предстояло эвакуировать. Тут я и увидел, как делаются сотни миллионов патронов и кто их делает.

Директор завода был человеком еще совсем молодым и очень приветливым. Он сразу повел нас в комнату, где демонстрировалась продукция, выпускаемая заводом. Тут находилось большинство типов патронов, как говорится, в натуре, но были и в разрезе. Я внимательно все посмотрел и даже подержал каждую модель в руках.

Во время стрельб на полигоне мне приходилось многократно убеждаться, что обычно на патроны или другие боеприпасы никто, как правило, внимания не обращает. Проверяют оружие – автомат, винтовку, пистолет, пулемет или пушку. После отстрела идут к мишеням: смотрят на точность и кучность стрельбы, определяют пробивную силу пули или снаряда. Сам боеприпас как-то остается в тени. В какой-то мере это объясняется тем, что смотри на него не смотри, а ничего особенного не увидишь. На самом деле в патроне или снаряде заложено очень много: траектория и дальность полета, сила действия боеприпаса по цели, точность попадания и т. д. В боевых условиях это имеет решающее значение.

И когда смотришь на патроны в разрезе, разница между ними как будто невелика. Но одна пуля летит на два километра, а другая – на пять. Сила одной – в бронепробиваемости, другой – в разрывном действии. Одна летит невидимой, другая оставляет за собой светящийся след – трассу, что позволяет корректировать стрельбу, наводить панику на противника.

Кто же придумал все это? Как и оружие – конструкторы. Но их имена не только не гремели в годы войны и после, как, например, имена Дегтярева, Токарева, Симонова, Нудельмана, Грабина или Шавырина, их просто не знали. Кто создал винтовку или автомат, мог практически сказать каждый боец. А кто трудился над созданием и производством патронов – до сих пор для многих остается белым пятном.

На вид патрон и в самом деле не ахти какое сложное изделие. А чтобы получить его, включая изготовление металлических частей, начинку порохом, вставку капсюля-воспламенителя, сборку и т. д., надо проделать примерно 180-190 механических, термохимических и других технологических операций. Только изготовление пули занимало 44 операции, гильзы – 50 операций, монтаж патрона требовал 15 операций, химических операций насчитывалось 32, контрольных – 39. Производство патронов связано с получением специальных видов латуни и стали, с использованием специального оборудования, а также специальных лаков и красок, не говоря о пороховых смесях и других пиротехнических материалах. В создании патронов участвуют ученые, инженеры-конструкторы, технологи, металлурги, химики и рабочие. Сложное, ответственное и опасное производство.

Завод, который мы посетили, изготавливал металлические элементы – гильзы и пули. Если на патронном производстве каждую деталь только подержать в руках, то работать на заводах должны миллионы людей. Нереально. Поэтому технология в этой отрасли, отработанная еще в довоенный период, применялась такая, что и теперь в некоторых отраслях встретишь подобное очень редко. Создавали такое количество "питателей", которое избавляло производство от ручного труда. Под пресс или в станок изделие попадало само. Вот это я и увидел на заводе. Сброс готовой детали или подача ее на ленту конвейера осуществлялись автоматически. Но люди, конечно, на производстве тоже были. Если рабочий не дотрагивался до каждого изделия отдельно, то все же из специальной тары он заполнял "питатели" сотнями деталей, которые поступали под пресс или на станки.

Основной способ обработки металла в то время – с помощью резания оказался совершенно неприемлемым в патронных делах, хотя резание могло свести число операций к трем-четырем. Однако лишь проточка поверхности гильзы заняла бы около одной минуты. А это в 20-30 раз дольше, чем любая из штамповочных операций. Во столько раз потребовалось бы увеличить количество станков. И другое – при механической обработке невозможно было достичь и необходимой прочности гильзы. Штамповка эту прочность обеспечивала.

Исключительно высокие требования к гильзе объяснялись тем, что при выстреле давление пороховых газов в патроне достигает трех, а то и больше тысяч атмосфер. Стенки гильзы должны выдержать такое давление. Вместе с тем они должны быть и упруги, чтобы после выстрела гильза легко извлекалась из патронника, не было прорыва пороховых газов и сама гильза оставалась целой. Тогда исключались ранение стрелка и выход из строя самого оружия. Все это и определяло исключительно жесткие требования к патрону.

Пуля тоже была не так проста, как это могло показаться. Ее форма и вес обеспечивали меткость стрельбы, оболочка сохраняла от повреждений при прохождении канала ствола, она должна была эффективно действовать по цели. Это обеспечивалось высокой точностью изготовления пули при незамысловатой только на вид ее конфигурации, плотностью ее составных частей (внутри, как правило, был стальной или свинцовый сердечник или специальная начинка из зажигательных смесей), высокой прочностью пульной оболочки, но в то же время и достаточно мягкой, чтобы она могла врезаться в нарезы ствола.

Высокие требования предъявлялись и к патрону в целом. Его боевые свойства должны были сохраняться длительно – в течение 25-30 лет. Если учесть невозможность стопроцентного контроля всех параметров каждого патрона, станет очевидной необходимость строжайшего соблюдения технологического процесса, который обеспечивал желаемое качество боеприпасов.

Выработанная в патронном производстве технология являлась единственно верной, способной обеспечить изготовление патронов в миллиардных количествах. Только такая технология давала гарантию стабильности размеров, форм и других параметров, полностью исключая какие-либо отклонения.

Стабильность формообразовательных операций определялась в патронной промышленности и тем, что размеры и конфигурация поверхностей всех элементов патрона соответствовали размерам и конфигурации инструмента и его расположениям. Человеческая рука не прикасалась во время производства не только к отдельным деталям патрона, но и к самому инструменту, что позволяло обеспечивать однообразие в изготовлении патронов. Стойкость инструмента, который работал часами, производя десятки тысяч срабатываний, также способствовала исключительной стабильности продукции. Отклонения появлялись через относительно долгие промежутки времени, что сразу замечали, так как они повторялись во всех последующих деталях. В любой момент брали выборочно детали, и отсутствие в них отклонений показывало, что и вся предыдущая продукция полноценна. И наоборот, самая незначительная неточность являлась сигналом к смене инструмента. Контроль последних полуфабрикатов перед передачей их на последующие операции предотвращал брак и "засорение" выпускаемой продукции.

Это не исключало иногда наружных дефектов, зависевших от качества металла, загрязнения смазочной жидкости и т. п. Тогда вступал в действие стопроцентный визуальный контроль. Это была очень тяжелая операция. По конвейерам проходили миллионы вращающихся гильз, и все их просматривали работницы, поставленные на эту операцию. У них всегда болели глаза, зрение изнашивалось, зато была уверенность – боеприпасы не подведут.

"Качество наших винтовочных патронов, имевших разнообразные виды пуль, от обыкновенных до бронебойно-зажигательных, – свидетельствует начальник Главного артиллерийского управления Н. Д. Яковлев, – не вызывало никаких нареканий воинов. То же самое в отношении патронов к крупнокалиберным пулеметам и противотанковым ружьям. Хвалили они и ручные и противотанковые гранаты за их безотказность в бою. Все это также свидетельствовало о добротном производстве названных боевых средств, поставки которых ежемесячно выражались в сотнях миллионов штук".

Свидетельством того, какие бывали тонкости в производстве боеприпасов, является случай, происшедший еще до войны с пулеметами ШКАС. Ни с того ни с сего они вдруг стали давать осечки. Подозрение пало на патроны. Отстреляли эти патроны из пехотного оружия. Все патроны оказались нормальными. Разбираясь дальше, выявили, что отдельные партии патронов не дают осечек и при стрельбе из авиационного пулемета. Обратили внимание, что фольга в месте крепления капсюля в разных партиях была покрыта разным лаком: в одних – красным, в других – черным. Осечек не давали патроны с красным лаком, с черным наоборот. Красный лак оказался импортным, черный – отечественным. Все патроны с капсюлями, покрытыми черным лаком, изъяли из авиации и передали "сухопутчикам". ВВС стали снабжать патронами, где у капсюля лак был красным. Отечественный лак, как оказалось, плохо влиял на фольгу. Занялись лаком вплотную и устранили дефект.

В годы войны у нас уже не было брака по "вине" лака. Все сделали до войны. Но тонкости с производством боеприпасов, от которых зависело, пригодны они к бою или нет, были. Вспоминаю лето 1943 года. Нарком приказал срочно лететь в Сибирь на авиационный завод, где уже несколько дней не принимали самолеты из-за неудовлетворительной работы крупнокалиберных пулеметов. На месте увидел несколько десятков самолетов, не принятых военной приемкой. Причина ненадежно работают крупнокалиберные пулеметы.

Отстреляли пять пулеметов прямо из самолета по мишеням. Через 300-400 выстрелов у одной из гильз при извлечении ее экстрактором из патронника оборвалась шляпка, с помощью которой она выбрасывалась наружу. Вместе с отладчиками проверили все пулеметы, но дефектов ни в одном из них не нашли по размерам все оказалось в порядке. Правда, патронники изготовлены на нижнем пределе, но это не должно давать обрывов шляпок гильз.

Взялись за боеприпасы. Не поступила ли партия некачественных? Представителя от завода, который выпускал эту продукцию, я с собой не взял: патроны нас никогда не подводили. Самолеты выходят из цехов завода бойко и все больше загромождают аэродром. После некоторого раздумья и совета с конструктором пулемета предложили нанести легкий слой специального масла на первые звенья гильз, чтобы патронник пулемета покрылся тончайшим слоем смазки. Отстреляли подряд десять пулеметов – ни одного отказа. Руководство авиационного завода и военная приемка записали соответствующий пункт в инструкцию по эксплуатации самолетов. Это было, как говорится, соломоново решение, но, чтобы не остановить авиационный завод и не лишить фронт столь нужной продукции, мы на него пошли, так как были уверены, что пулеметы не подведут. Они и не подвели. Вскоре поступили данные о патронах – они были изготовлены на верхнем пределе допуска. Патронник пулемета изготовили на нижнем пределе, а патроны – на верхнем. Такое бывает крайне редко. Один раз, насколько мне известно, за войну и случилось.

Как и везде в промышленности вооружения, на патронном заводе шла самоотверженная, поистине героическая работа. Тут были и свои самородки, и свои умельцы, без которых, видимо, не обходится ни одно производство. Запомнил встречу с молодым рабочим Василием Емельяновичем Гуркиным. Проходя вместе со мной по цехам, директор завода остановился возле одного паренька:

– Вот, Владимир Николаевич, познакомьтесь с Васей Гуркиным – нашей знаменитостью.

Вася Гуркин был немного выше среднего роста, ладно скроен, блондин. Умный взгляд, спокойное лицо.

– Ну, – говорю, – Вася, как ты стал знаменитостью?

– Да и сам не знаю, – ответил паренек.

А директор снова:

– Самородок, может "блоху подковать".

– Что же ты умеешь делать? – снова обратился я к Васе. Он только пожал плечами. Директор говорит:

– Лучше спросите, что он не может?

– Так что же ты все-таки можешь делать? – еще раз обратился я к пареньку.

Он ответил коротко:

– Да, пожалуй, все.

Директор добавил:

– Вася Гуркин может изготовить любой инструмент любой точности, изготовить любую деталь на любом станке, он может починить любой станок или то, что вы ему дадите. Исправит любой механизм, любые, например, часы, большие и маленькие, любое ювелирное изделие может "исправить", "блоху" не пробовал, но говорит, что и ее подкует. Я нисколько в этом не сомневаюсь.

– Как же, Василий, тебе все это дается?

– Видите, товарищ заместитель наркома, над каждым делом, которое тебе поручают, вначале надо хорошенько подумать, а потом уже за него браться.

– Но к хорошей голове надо, видимо, и руки хорошие иметь и верный глаз.

– И это, – признался Вася, – но сначала все-таки надо иметь голову.

Василий Гуркин, как выяснилось, к труду приобщился рано. В четырнадцать лет уже работал учеником у башмачника, затем на одном из московских заводов учеником каменщика, а по вечерам осваивал специальность токаря и слесаря. На этом заводе он стал токарем-лекальщиком высокого класса, делал все с такой точностью, какой не было у других, да еще и придумывал многое как рационализатор.

После эвакуации патронного завода на Урал Василий Емельянович Гуркин внес ряд предложений, улучшавших патронное производство. Он изобрел приспособление, которое позволяло практически в неограниченном количестве изготовлять твердосплавные сердечники для бронебойных пуль к 14,5-мм противотанковому патрону, надежно поражавшему бронированные цели противника. За это Василия наградили орденом Ленина. А после войны Гуркин стал работать в институте, которым я руководил. И не только выполнял сложнейшие задания, но и помогал инженерам, которые ценили Гуркина, внимательно прислушивались к его советам.

Эвакуировали на восток в этот период оборудование и основные кадры еще четырех патронных заводов. Их переместили на Урал, в Зауралье, Сибирь, Алтайский край и Среднюю Азию. Размещали прибывших в помещениях учебных заведений, складов, на небольших заводах местной промышленности, в недостроенных корпусах других предприятий. Не всегда удавалось на одной площадке устроить эвакуированных, бывало, их располагали в двух, трех, а то и в нескольких местах. Вместо пяти заводов образовалось четырнадцать.

"Новые" предприятия выпускали более узкую номенклатуру изделий, что ускорило поступление патронов с новых точек. Зато рабочую силу пришлось нередко черпать из местных ресурсов. Это вызывало необходимость обучения значительного контингента людей необходимым профессиям.

Руководители Наркомата вооружения, которые отвечали за выпуск патронов, А. Н. Сергеев, К. М. Герасимов, С. И. Ветошкин – не в переносном, а в буквальном смысле не смыкали глаз, заботясь о бесперебойном снабжении патронных заводов всем необходимым, и ускоряли начало выпуска столь нужных фронту боеприпасов на новых местах.