Текст книги "Надежда (Книга стихов)"

Автор книги: Владимир Корнилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Где учили писать стихи.

На собраньях по нитке в узел

Собирали мои грехи.

Выявляли космополитов,

Чтобы щелочью вытравлять,

И с товарищем у пол-литров

Стал я донышки выявлять.

Слава робкой его улыбке,

Что в те годы была светла,

Слава белой как свет бутылке,

Что от подлости сберегла.

Слава девушкам в главном парке,

Бесшабашным студенткам тем,

Что не очень-то были падки

До высокоидейных тем.

Слава юности, что соплива

И наивна была весьма.

Слава армии, что забрила

И в "телятнике" повезла.

И "губе" хвала, где душою

Отдыхал от сплошной "уры",

И Отечеству, что большое

И припрятало до поры.

65

ПИШУЩАЯ МАШИНКА

Пишущая машинка,

Хлеб мой, моя судьба,

Жизни моей ошибка,

Кто мне родней тебя.

Старый, согбенный, сивый,

Душу к тебе тащу

И с бестолковой силой

Все по тебе стучу.

Ходит каретка шатко,

Серая гнется сталь.

Что ж, мне тебя не жалко,

Да и себя не жаль.

Оба мы инвалиды,

Так что страшиться брось...

Но не снести обиды.

Что похоронят врозь.

58-86

ТОСКА

Мой товарищ ходит по Парижу,

Ручкается с Эльзой Триоле...

Я, несчастный, музыки не слышу,

Словно все притихло на земле.

Никоторой трели,

ни обрывка,

Ни ползвука, просто ни черта...

Словно все примолкло и обрыдло

И на череп вздета глухота.

Жизнь как печь, которая не тянет,

Хоть дрова кидаешь без конца.

Темнотою завалило память,

А из будущего

ни словца,

Никакого отзыва, ни свиста...

Даже жилка смолкла у виска,

И одна тоска самоубийства,

Самая российская тоска.

65

ЧИТАТЕЛЬ СТИХА

Ей-богу, твои ухищренья смешны,

Стыдливая, бедная лира...

Красивым девчонкам стихи не нужны,

И это вполне справедливо.

Для женщин счастливых, для крепких мужчин Поэзия – мелкая ставка.

Их поприще – жизнь, и, как всякий почин,

Она их берет без остатка.

Как мало веселых и звонких людей!

Поэтому грусть в дешевизне.

Читатель стиха, поскорее редей

Во имя вершителя жизни!

Когда в мирозданьи совсем никого

Жалеть уже станет не надо,

Засяду писать для себя самого,

Не зная ни капли пощады.

65

ДОСТАЕТСЯ, НАВЕРНО, НЕ ПРОСТО...

Достается, наверно, непросто

С болью горькой, острей, чем зубной,

Это высшее в мире геройство

Быть собой и остаться собой.

Устоять средь потока и ветра,

Не рыдать, что скисают друзья,

И не славить, где ругань запретна,

Не ругать там, где славить нельзя.

Потому в обыденщине душной,

Где слиняли и ангел и черт,

Я был счастлив и горд вашей дружбой,

Убежденьями вашими тверд.

И хотелось мне больше покоя,

Больше славы в огромной стране,

Чтобы кто-нибудь тоже такое

Мог потом написать обо мне.

66

В ПОДМОСКОВЬЕ

А. Гастеву

Этот стих тебе с любовью,

Если только разрешишь...

Ты меня из Подмосковья

Перекидывал в Париж.

В той закусочной у пруда

И разбитого шоссе

Возникали, словно чудо,

Тюильри, Шанз-Элизе.

Для стакана выбрав место,

Как факир из рукава,

Ты выхватывал де Местра,

Энгра и Делакруа.

Словно впрямь в Пале-Рояле

Десять лет твоих прошли,

А не на лесоповале

На краю родной земли.

И, глаза устало сузив,

Помрачнев навеселе,

Ты расхваливал французов

За уверенность в себе,

За достоинство и гордость,

Непрощение врагу...

И смолкал, упрямо горбясь,

Словно взвешивал тоску.

Так стоял, как будто грезил,

Хмуро, медленно зверел,

И созвучно "Марсельезе"

На столе стакан звенел.

66

ЖЕНЩИНЫ

Мужчины себя потеряли,

Но в женщинах крепче заряд:

Невестами и матерями

За нас, как деревни, стоят.

Мужчины себя уронили,

На то была бездна причин,

А женщины – те и доныне

Рожают и нежат мужчин.

Давно вся надежда и вера

На них – нешироких в кости,

До лучшего времени века

Надеются нас донести.

И носят, рожают и нянчат,

Как корни, из тьмы гонят ввысь,

И снова по-бабьему плачут,

Что помыслы их не сбылись.

67

НЕЗАДАЧА

Кто не мастер – несчастен

И удачи лишен.

К жизни он непричастен,

От нее отрешен.

Неспокойно, негордо

Ходит он по земле,

Потому что при ком-то,

А не сам по себе.

А уж бед и напастей

Нипочем не избыть,

Как возжаждет немастер

Вдруг за мастера слыть...

Не от той ли причины

Полпланеты встрясло?!

А ведь все получил бы,

Возлюбя ремесло,

Трезвость веры и мысли,

Повседневную высь.

И бессмертье при жизни,

И посмертную жизнь.

Только жаждет он снова

Не добра, а вранья,

И рыдает в нем злоба,

Как мотор без ремня.

68

ВЯЗАЛЬЩИЦА

Кто она – черту известно.

Взор из-под челки сердит.

Вечно напротив подъезда

С вечной работой сидит.

Выйду – посмотрит подробно,

Строчку заполнит крючком,

И отчего-то под ребра

Вновь саданет холодком.

Бред?

Несусветная дикость?

Полный в мозгу кавардак?..

Что ж мне мерещится Диккенс

"Повесть о двух городах"?

(В Сент-Антуанском предместье

Тоже плела приговор,

Тоже вязала из шерсти

Сводки на сотню голов.

Злобной волчицей рычала

Сгинула, точно овца...

Кто подстрекает начало,

Плачет еще до конца...)

Так что с вязаньем помедли,

Яростный взгляд опусти

И погребальные петли

Ради себя распусти.

Вяжет...

А жизнь по привычке

Ладит нехитрый уют.

Мимо бегут электрички,

Дети и птицы поют.

И о районе не скажешь,

Будто похож на Париж...

Что ж ты все вяжешь и вяжешь,

Что исподлобья глядишь?

68

ЖАРА

Ну и стояло пекло!

Ну, доложу, пекло!

Тут не опишешь бегло,

Время едва текло.

Парило и парило,

Долгий держался зной.

Словно планер,

парило

Лето над всей землей.

Молодо, яро, добро,

Жадно земля жила.

И неправдоподобно

Я умолял: – Жара,

Надобно продержаться!

Раз уж твоя страда,

Страждь!

Вдруг тебе удастся

Сразу и навсегда!

Жарь же, раскочегарь же!

Я тебя не продлю...

Но на декаду раньше,

Не по календарю

Перед рассветом оземь

Грохнулись небеса...

И потянулась осень,

лач дождевой начался.

68

СИГАРЕТА

Надежная вещь сигарета!

Сдави-ка покрепче в зубах,

Зажги – и не выдашь секрета,

Что дело и вправду табак.

Попыхивает светло-синий

Дымок её – символ добра,

И кажется: смирный и сильный,

Спокойно дымишь, как гора.

Какие огромные горы!

И море у самой горы!..

Какие кругом разговоры!

А ты втихомолку кури,

Молчи, что изъедены нервы,

О том никому невдомек,

Поскольку достойно и мерно

Восходит веселый дымок.

Хватает позора и горя,

А все-таки не обличай:

Покуривай, как крематорий,

И все это в дым обращай.

Пускай докатился до ручки

И весь лихолетьем пропах,

Но это не видно снаружи

Торчит сигарета в зубах.

Я сам за нее укрываюсь

И что-то таю и темню,

Справляю последнюю радость,

Одну за другою дымлю.

69

ПРОСЬБА

С высокой надеждой и верой,

Как будто на откуп векам,

Возил тебя в дом пионеров

По вторникам и четвергам.

В портфелях из всех магазинов

Таскал акварель и гуашь

И, взгляд над мольбертом разинув,

Просил:

– Не смущайся и мажь!

Работай!

Ведь краска, как слово,

Просторна для счастья и мук,

И только не надо такого,

Чего не в тебе, а вокруг...

Работай.

Пусть падают листья,

Пусть травы восходят – пиши.

Ладони с палитрой и кистью

Держи продолженьем души.

Так мало за долгие годы

Успел я в своем ремесле,

А мне после смерти охота

Шататься по этой земле.

Зароют – и стынешь никчёмно:

Ни зги, ни друзей, ни родни.

Не дай мне загинуть, девчонка,

Спаси от забвенья,

продли!..

69

СЛЕПЕЦ

Что такое родина

Город или дом?

Много понастроено

В городе моем.

Здесь не встретишь бедного

Странного слепца

Офицера белого,

Красного спеца.

Он, понурив голову,

У Днепра сидел.

Сизый с полуголоду,

Горбился, сивел.

Выли экскаваторы,

Пятилетка шла,

Он свое выкладывал,

Детство мне круша.

...Вот состарюсь. Начисто

Зренье изведу

И заместо зрячести

Смелость обрету.

Обопрусь на палочку,

Покорюсь судьбе,

Возле дома лавочку

Приищу себе.

Наскребу с три короба

Истины крутой...

Племя незнакомое,

Посиди со мной.

Родина – не родина,

А одно жилье,

Если захоронено

Слово про нее.

Но не все потеряно,

Если сели днем

На скамье под деревом

Слепенький с дитем.

69

ВАГАНЬКОВО

Хотелось бы мне на Ваганьково.

Там юность шумела моя...

Но ежели места вакантного

Не будет, то всюду земля...

Запри меня в ящик из дерева,

Найми грузовое такси

И вывези, выгрузи где-нибудь,

Названья села не спроси.

Пусть буду я там без надгробия,

Как житель чужого угла,

Чтоб ярость былая, недобрая

Колючей травой проросла.

Везде истлевать одинаково.

Давай поскорей зарывай...

...А все ж веселее Ваганьково,

Там тренькает рядом трамвай.

69

УТРО

Полшестого...

Бормочет дождик.

Дождь неспешный, непроливной..

Переводит,

как переводчик,

Слог небесный

на слог земной.

Я глаза на него поднимаю,

Я спросонья внимаю ему

И такое сейчас понимаю,

Что потом никогда не пойму.

Что-то ясное,

Проще простого

Открывается разом

шутя,

И пугает домашность простора

И дурашливый шепот дождя.

Тучи темные соснами пахнут,

В полумраке совсем не темно,

Словно весь я

от ветра распахнут,

Как с плохим шпингалетом окно.

Это кончится через минуту,

И тогда

с этим лучшим из чувств

Распрощусь

и его позабуду

И к нему никогда не вернусь.

Будет дождик

всего только дождик,

И туман

будет просто туман,

И простор,

словно голый подстрочник,

Будет требовать рифм и румян.

И начнутся пустые мытарства,

Жажда точности,

той, что слепа,

Где ни воздуха

и ни пространства,

Только вбитые в строчки слова.

Но покамест,

На это мгновенье,

Показавшись в открытом окне,

Мирозданье,

как замкнутый гений,

По случайности вверилось мне...

Нету в нем ни печали, ни гнева,

И с девятого

этажа

На согласье асфальта и неба

Не нарадуется душа.

70

ЧТЕНИЕ

I

...Он все еще кочует,

Под звездами ночует,

Бичует, и врачует,

И чует, что линчуют.

И никуда не скрыться...

Еще одна страница.

Еще одна девица

Стремится исцелиться...

Мне все давно известно,

Я знаю день и место,

Но все ж надеюсь честно

На исправленье текста.

Но нет!.. Созрели козни,

И бревна в гору тащат...

Не надо мне про гвозди...

Глаголь, второй рассказчик!

...И вновь каленных лечит,

Талдычит, бисер мечет...

"А вдруг не изувечат?"

Надеюсь целый вечер.

И вот, пока кочуя,

Он жить велит по-птичьи,

Я пропущу про чудо,

Зато запомню притчи.

К чему престол небесный

И ангельская свора,

Когда была в нем бездна

Таланта и простора?!

Была в нем прорва чувства.

И мне, ей-богу, грустно,

Не веруя в Иисуса,

Так веровать в искусство.

70

II

Евангелья от Матфея,

От Марка и от Луки

Читаю благоговея,

Неверию вопреки.

И все-таки снова, снова

Четвертым из всех задет,

Поскольку мне тоже слово

Начало всего и свет.

83

ОСТАНКИНСКАЯ БАШНЯ

Адмиралтейская игла

Стихам знакома исстари,

А мне близка, а мне мила,

Которая у Выставки.

Вокруг – панельные дома

И реже – знать кирпичная,

А надо всем она одна,

Такая непривычная.

Когда темно, когда светло,

Когда в тумане слепо,

И днем и ночью, как сверло,

Она буравит небо.

Я на девятый влез этаж

И дверь закрыл наружу,

Чтоб вечных не решать задач

И не морочить душу.

Какая, господи, тоска,

Как холодно и страшно,

Что вдруг до чертиков близка

Останкинская башня.

И молча распахну окно,

И млею перед нею,

Как будто ближе – никого

И никого – роднее...

71

УЧИТЕЛЬ

Учитель болен был и недоволен,

Мои стихотворенья разносил,

А я терпел, как нерадивый воин,

И даже снисхожденья не просил.

Была зима.

Учитель был простужен.

Дрожал в чужом нетопленом углу.

А я, чудак,

Надеялся на ужин,

На рюмку водки и на похвалу.

Он был худой.

Высовывались кости

Из ворота дешевого белья,

А мне казалось,

что ему все просто,

Что ниц пред ним повержена Земля.

Не потому ли,

Хоть об стенку бейся,

Хоть переламывайся пополам,

В ответ цедит:

– Вы не бездарны, Берсы,

Как Лев Толстой никчемным сыновьям.

Тоски и боли поровну изведав,

Терпел стрезва,

терпел и во хмелю,

Терплю и нынче.

Средь живых поэтов

Его любил всех крепче и люблю.

Но если вдруг теперь мои похвалит

Стихи,

где шлаку больше, чем руды,

Мне хочется его обрезать:

– Хватит!

И горько мне от этой доброты.

72

СОБАКА ПОДЛЕЦА

В поселке под Москвою,

Где дачам нет конца,

Заходится от вою

Собака подлеца.

Ей не угомониться,

Не ест она, не спит...

Подлец лежит в больнице,

Кондратием разбит.

Не мелкий бес, а дьявол!

В лихие времена

Кровавый бал он правил,

Как полный сатана...

Все так... А вот, однако,

Не знаю почему,

Несчастная собака

Тоскует по нему.

Какою мерой мерить

Судьбу и суть свою?

И почему не верить

Безгрешному зверью?

И что мы, в общем, значим?

Мне черт-те сколько лет

Ни дачи, ни удачи,

Собаки даже нет.

А вроде жил не праздно,

Не знал без строчки дня,

И не подлец. А разве

Любили так меня?

...Пес лает до упаду

Хоть кайся, хоть реви,

Хоть сочини балладу

О странностях любви.

72

БАЛЛАДА О БУТКОВЕ

1

В благодатном веке

Без гроша, тишком,

Частию в телеге,

Частию пешком

В Петербург добрался

Юноша Бутков,

И ему достался

Худший из углов.

Жизнь в углах неладна,

Смрад в углах и страх.

Надобно таланта

Не пропасть в углах.

2

От солдатской доли

Откупившись в долг,

Стал писать в неволе,

Но велик ли толк?

Вроде достоверный

Сочинит рассказ

"Нет, не Достоевский!.."

Слышит всякий раз.

3

Не дурак, не лодырь,

Хоть не в меру пил,

Он и впрямь не Федор

Достоевский был.

У того дорога

Из углов крута:

С плаца до острога,

Дальше – в рекрута...

И хотя в падучей

Сотрясалась плоть,

Но ее получше

Охранял господь.

4

Был Бутков напуган,

Нелюдим и зол.

Как за нитки – кукол,

Прототипы вел.

Дело шло не ходко,

И пришли в свой срок

С водкою чахотка,

Госпиталь и морг.

5

Господи, помилуй,

Ну зачем ты дал

Юноше унылый,

Невеликий дар?

Не деля на части,

Весь бы выдал кус

Без того несчастья

Наводнили Русь.

Дар – не пайка хлеба,

Не для бедняков...

И не узрел неба

Из угла Бутков.

6

Маленький писатель

Это что за червь?

Ты таких, создатель,

Наплодил зачем?

Где добыть им славы,

Мир перевернуть,

Если сердцем слабы

И таланту чуть?..

72

ТРИ ГОДА

Я тебя зарабатывал кротостью,

И охотою лезть на рожон,

И дурацким хожденьем над пропастью,

Хоть для этого не был рожден.

Я тебя зарабатывал верностью

Стихотворной и просто земной,

И открытостью, и откровенностью,

Все равно ты была не со мной.

Потому, как в заклятии адовом,

Вдохновляясь и плача зараз,

Я три года тебя зарабатывал

На четвертый ты только сдалась.

И теперь уж до самой до гибели

Ни за что не расстанусь с тобой,

И плевать, что парнишка из Библии

Страждал дважды по семь за любовь.

То предание ветхозаветное

Было, не было – не разберем,

И скорее всего и наверное

Там напутали с календарем.

72

СОРОК ЧЕТВЕРТЫЙ ТРОЛЛЕЙБУС

Сорок четвертый троллейбус

В полдень заполнен на треть.

Стоя у дверцы, проедусь,

Чтоб на тебя посмотреть.

Словно из старости в юность,

Словно бы через кордон,

Еду и зверски волнуюсь,

Чуть забелеет твой дом.

Добрый мой, славный товарищ,

Плоть моя, радость моя,

Ты не меня повторяешь,

Ты продлеваешь меня.

И, как подросток, неловок,

Чту я твое волшебство

Целые пять остановок,

Пять остановок всего.

73

ДОЛГОЛЕТИЕ

В этом веке я не помру.

Так ли, этак – упрямо, тупо

Дотащусь, но зато ему

Своего не подсуну трупа.

Двадцать первый – насквозь чужой,

С крематорием чем-то схожий...

Не приемля его душой,

Подарю ему кости с кожей.

От недоли хоть волком вой,

Только все-таки жить охота.

Потому доползти позволь

До две тыщи первого года.

Мне бессмертье не по плечу,

Потому и шепчу с надсадом:

– Пожалей меня – не хочу,

Не могу помирать в двадцатом.

Выдай крови и выдай сил,

Долголетия выдай, донор!..

Все равно я все упустил,

Все равно молодым не помер.

73

НЕПОДВИЖНОСТЬ

– Господа, седлайте коней!..

Ни коня, ни седла, ни сбруи...

На своей земле околей

И не лезь в соседние бури.

Кони ржут.

Стучат поезда.

От моторов твердь задрожала.

...А в груди моей, господа,

Распласталась грудная жаба.

И не слышу ваших коней,

Стука рельс, самолетного лаю..

На своей земле околей.

Потихоньку околеваю...

73

КОРНИ

Надо бы жить попроворней,

Строгость меня извела:

Взял – разменялся на корни,

И ни листвы, ни ствола.

Зряшно, подземно и слепо,

Все свое пряча внутри,

Маюсь без краюшка неба

И без полоски зари.

Жизнь ты моя нутряная,

Что же ведешь в никуда,

Роешь, меня зарывая?

Корень – он вроде крота.

Может, и мог бы покорно

Деревцем чахлым цвести,

Да разменялся на корни

И ни ствола, ни листвы.

Что это – страх или подвиг?

Точный расчет или бред?

...А на земле и не помнят:

Помер такой или нет.

74

ЩИТОВИДКА

Я считал себя гордым, стойким,

Неудачам глядел в глаза.

Врач сказал:

– Нету вас – есть только

– Щитовидная железа.

Все метания и мытарства

И рифмованное нытье,

На которые вы горазды,

Не от вас они – от нее.

Я-то думал:

Томленье духа,

Вера, совесть, и стыд, и честь...

Оказалось – лишь род недуга,

Интенсивный обмен веществ.

Никакого переизбытка

Благородных и высших чувств,

Лишь ничтожная щитовидка

Барахлит

и теперь лечусь.

Все от химии

не от бога

И земля, и вода, и снедь,

И свобода, и несвобода,

И, наверное, даже – смерть.

Вот и загнан, как мерин в мыле,

Вопрошаю в свои полета:

– Я – венец творения

или

Нуклеиновая кислота?!

78

В ПРАЧЕЧНОЙ

Бросила жена? Ее

Бросил сам? Сменил жилье?

...Гладили вдвоем белье

С ним в стекляшке.

Он балдел – заметил я

От шумевшего бабья

И от вороха белья

И от глажки.

А по виду был ходок.

Но совсем не холодок

То ли страх, то ли упрек

Был во взгляде.

Может, чудилось ему:

Я, старик, его пойму.

Объяснить мне, что к чему,

Будет кстати.

На подобный разговор

Я его бы расколол.

Прежде был и спор и скор

На знакомства:

Две рюмахи или три

Пропустили – говори.

Но теперь скребет внутри

Скорбь изгойства.

Несуразная судьба

Эмиграция в себя,

Словно начисто тебя

Съела фронда.

Вроде ты живой и весь

И душой и телом здесь,

А сдается, что исчез

С горизонта.

Потому теперь и впредь

Не к чему ломать комедь.

И не стал я пить с ним – ведь

Мы б не спелись.

После полусотни грамм

Он, запуган и упрям,

Выдохнул бы: "Пшел к ерам,

Отщепенец..."

Так что про житье-бытье

Мы молчали, а белье

Расстилали, как бабье,

На гладилке.

Потому и обошлось

Без мужских горючих слез,

Без сочувствий, без угроз,

Без бутылки.

79

МУЗЫКА ДЛЯ СЕБЯ

Словно бы в перекличке

Банджо и контрабас

За полночь в электричке

За город мчался джаз.

Скопом на барабане,

Струнах и на трубе

Что-то свое лабали

Лабухи о себе.

Видно, нет счастья слаще,

Чувства растеребя,

Мчать по равнине спящей

С музыкой для себя!

...Музыка в электричке,

Смысла в тебе – ничуть,

И потому-то трижды

Благословенна будь!

Кто ты ни есть – искусство,

Почва или судьба

Нету в тебе паскудства,

Музыка для себя!

Только восторг свободы

Да разворот души

И никакой заботы,

Проповеди и лжи!

...Сильно меня задела,

Ужасом осеня,

Исповедь без предела,

Музыка для себя!..

80

ПИВО

Помнишь, блаженствовали в шалмане

Около церковки без креста?

Всякий, выпрашивая вниманья,

Нам о себе привирал спроста.

Только все чаще, склоняясь над кружкой,

Стал ты гадать – кто свой, кто чужой,

Кто тут с припрятанною подслушкой,

А не с распахнутою душой?..

Что ж, осторожничать был ты вправе,

Но, как пивко от сырой воды,

Неотделимы испуг от яви,

Воображение от беды.

...Я никому не слагаю стансы

И никого не виню ни в чем.

Ты взял уехал. Я взял остался.

Стало быть, разное пиво пьем.

Стало быть, баста. Навеки – порознь...

Правду скажу – ты меня потряс:

Вроде бы жизнь оборвал, как повесть,

И про чужое повел рассказ.

...В чистых пивных, где не льют у стенки,

Все монологи тебе ясны?

И на каком новомодном сленге

Слышишь угрозы и видишь сны?

Ну а шалман уподобен язве,

Рыбною костью заплеван сплошь,

Полон алкашной брехни... и разве

Я объясню тебе, чем хорош...

81

ЖИВОПИСЬ

Лето в городе Гороховце,

Белое и рыже-золотое,

Все в полдневной солнечной пыльце,

Все помолодевшее от зноя.

Крохотный и древний городок

Возле Клязьмы прикорнул укромно,

И ему, наверно, невдомек,

Что отныне лето в нем огромно.

Как охота мне в Гороховец!

...Ошалев от зелени и света,

На холсте он уместился весь,

И в нем лето и все время – лето!

Никаких ни осеней, ни зим

Лето – в ржави крыш и колоколен!

...Разве ж этак мы изобразим,

Нарифмуем или наглаголем?

Разве нам дана такая власть?

Разве найдено такое слово,

Чтобы краской на бумагу класть

И тебе – пожалуйста! – готовы

Крыши, колокольни, деревца

Рыже-бело-золотого цвета,

И из города Гороховца

Никогда не исчезает лето.

83

ХУДОЖНИК

Б. Сарнову

Умер Володя Вейсберг,

Умер без суеты,

Умер, наверно, весь бы,

Если бы не холсты

Призмы, цилиндры, кубы

В каждом ожог и шок...

Ради такой Гекубы

Он-то себя и сжег.

Белым писал на белом,

Белым, как небытьё,

Чтоб за любым пределом

Вновь обрести свое.

Словно философ с кистью,

Истиной одержим,

Истиной, как корыстью,

Только одной и жил.

Сколько кругом ничтожных

Выжиг, лгунов, пролаз,

А вон какой художник

Все-таки жил при нас.

85

РЕВНОСТЬ

Я к нему не ревную,

Пусть он жутко красив

И пусть напропалую

Непослушных разил,

Аж со страстью земною,

Всю округу кляня,

Кто, кричал, не со мною,

Тот, мол, против меня.

Я не то чтобы против

Или там супротив,

Но он жизнь мне испортил

И тебя совратил.

И такого к тому же

Любишь больше отца,

Больше дочки и мужа,

И любви нет конца.

Я уже не терзаюсь

И его не кляну,

Издержал даже зависть,

Не ревную к нему.

И тревогой и болью

Сам себя исказнив,

Все равно я с тобою,

И ты все-таки с ним...

86

ЭСТАКАДА

Я иду по эстакаде

Эстакада хороша!

Но душа опять в досаде:

За душою ни гроша.

А на эстакаде снегу

Как на кладбище в селе...

И несладко человеку,

Если сам он по себе.

Я иду замерзши зверски.

Чем-то родственный зверью.

И поскольку больше не с кем,

С эстакадой говорю:

"Лихо ты свое сказала

Хоть в бетоне, а легка,

Аж до Рижского вокзала

От Сокольников легла!

Перехватывает горло,

Чуть начну про это речь...

Каждому бы так просторно

На сердце

навечно лечь!.."

Стих не жалобная книга,

А полундра и аврал!..

Но для праведного крика

Маловато я набрал.

И несу свою бодягу

Никому ни ко двору,

И не ведаю, где лягу,

Если все-таки помру.

86

ЗАБВЕНИЕ

И ты и я обижены судьбой

И, значит, квиты...

Давным-давно я позабыт тобой,

Ты мной забыта.

Когда теперь гляжу за толщу лет,

Которых сорок,

Мой взор как будто в пелену одет,

Совсем не зорок.

Там все вдали под гнетом темноты,

Там все уныло,

Хотя тебя любил и вроде ты

Меня любила.

Друг с другом не связало нас узлом

Пришла разлука...

И вот на улице не узнаем

Уже друг друга.

Да как же так? Зачем и почему?

Что с нами сталось?

А ничего... Есть этому всему

Названье – старость.

А в старости – все годы позади

И эти – сорок,

И не поверить, что свербил в груди

Любви осколок.

Так напрочь зарастает всякий след

Обиды ранней,

Что никаких таких в помине нет

Воспоминаний.

86

ДОЖДЬ ОБЫЧНЫЙ

Вновь дождь: у бога неполадки...

Я мок в окопе и в палатке

Не на войне, а малость позже,

Поскольку дождь тогда был тоже.

И снова он по окнам лупит,

Как будто он кого-то любит,

А вот ему не открывают,

И он чечетку отрывает.

...Он все такой же забияка,

Хотя лет тридцать не без гака

Прошло с окопа и палатки,

А он опять в большом порядке!

Осенний, летний или вешний,

Он все равно какой-то вечный,

А я, хоть лезу вон из кожи,

Здесь только гость или прохожий.

86

ЖИЗНЬ

Горькое и долгое прощанье

С уходящим от тебя тобой,

И тому прощанью нет скончанья

Аж до самой крышки гробовой.

Тут не обретенье, а потеря,

Потому кидаешься в тоску...

Это я прочел не у Монтеля,

Это я в своем нашел мозгу.

Понимаю: мысли всех велики

Супротив такого пустяка.

Только то, что выудишь из книги,

Вряд ли приспособишь для стиха.

Так что ни Христу,

ни Заратустре,

Сколько им с горы ни говорить,

Не раскочегарить наши чувства

И печали не угомонить.

Будешь сам нести свой личный

ужас,

Будешь сам вгонять в строфу

свой вздор,

И как жизнь уходит,

обнаружишь,

Как холодным потом льет из пор.

86

ДОМ

Построить, что ли, дом

Хоть на Мезени

Не с тем, чтобы потом

Он лез в музеи...

Там подлинней с утра

В тиши и хвое

День раза в полтора,

А то и вдвое.

В мансарде – наверху,

Внизу – в столярке

Изображать смогу,

И не в запарке,

Не только пустяки,

А – чередуя,

Романы и стихи,

Столы и стулья.

Вот это бы была

Не жизнь – житуха!

Отнюдь не кабала,

А праздник духа!

Но только из-за всех

Своих историй

Я дома, как на грех,

И не построил.

Растут мои года,

Надежду застя...

Но, впрочем, ерунда,

Не в этом счастье.

86

ПАМЯТИ А. БЕКА

Помню, как хоронили Бека.

Был ноябрь,

но первые числа,

Был мороз,

но не было снега,

Было много второго смысла.

И лежал Александр Альфредыч,

Все еще не избыв печали,

И оратор был каждый

сведущ,

Но, однако, они молчали

И про верстки,

и про рассыпки,

Что надежнее, чем отрава,

Что погиб человек

от сшибки,

Хоть онколог наплел:

от рака.

...Ровно через седьмую века

Десять лет и четыре года

Наконец, печатают Бека

И в театры толкают с ходу.

Вновь звезда ему засияла,

Предрекает горы успеха

И спектакли,

и сериалы...

Но не будет живого Бека.

И не ведает Бек сожженный

О таком своем часе звездном

И, в тоску свою погруженный,

Счет ведет

рассыпкам и версткам.

...Я судьбу его нынче вспомнил,

Я искал в ней скрытого толка,

Но единственно,

что я понял:

Жить в России надобно долго.