Текст книги "Шпага Суворова"

Автор книги: Владимир Грусланов

Соавторы: Михаил Лободин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Уланов Санкт-Петербургского полка сменяли эскадроны тяжелой кавалерии кирасир, а за ними двигались с лихими песнями на устах, с присвистом и молодецкими выкриками пехотинцы: апшеронцы, суздальцы, муромцы, кексгольмцы, киевляне, выборжцы, москвичи и многие, многие другие.

Их не удержали ни тяжелый походный марш, ни крепостные стены, ни хитрые вражеские замыслы. Бесконечной лентой, могучие, шли они неудержимой лавиной, словно хотели всем своим видом сказать: "Горе вам, поднявшим на нас оружие".

За пехотой грохотали тяжелыми колесами пушек и зарядных ящиков артиллеристы полковника Маслова и подполковников Глебова и Лаврова, заливались широкой, как безбрежная степь, песней донские казачьи полки Туроверова, Попова, Дьячкина. В синих мундирах, в синих шароварах с красными лампасами, с длинными пиками в руках, на низкорослых быстроногих донских лошадках – они повергали берлинцев в трепет.

– Степное войско, – боязливо шептали жители столицы, глядя на невиданных пришельцев. Те шли, приветливо улыбаясь, будто встретили старых знакомых.

Члены берлинского магистрата поднесли русскому командованию старинные ключи от ворот города.

Полки, участвовавшие в походе на Берлин, были награждены серебряными трубами, очень похожими на те, которые мы недавно видели у горнистов воинской части на перроне вокзала..."

Рассказ Измайлова захватил лейтенанта.

Особенно заинтересовала его награда полков серебряными трубами.

– Это же замечательно! – восхищался молодой офицер. – Но почему трубами? Ведь есть же причина этому?

– Да, есть! – сказал Измайлов.

– Какая?

– Вы читали "Слово о полку Игореве"?

– И не один раз.

В Новеграде трубы громкие трубят,

Во Путивле стяги бранные стоят!

помните?

– Совершенно верно. Помню! – ответил лейтенант.

– Звуком трубы управляли войсками во время боя. Так почему же нельзя награждать трубами за воинские подвиги?

Юноша пристально глядел на Измайлова. Он не замечал ни остановок, ни того, что рассказ о трубах заинтересовал пассажиров вагона.

– ...Только не думайте, что полки сразу получили готовенькие серебряные трубы и сыграли на них зорю. Нет! – говорил Измайлов. Командирам дали контрибуционные деньги в серебряных талерах и предложили перелить монеты на трубы.

Полки стояли на зимних квартирах.

Казначеи отсчитали нужное количество талеров и отправили полковых представителей с заказами на серебряные трубы.

Доверенные от полков поехали – кто в Дрезден, кто в Данциг, а кто в Кенигсберг, где уже несколько лет находился русский генерал-губернатор Василий Иванович Суворов, отец будущего полководца.

Доверенные старались. Они хотели, чтобы Апшеронский пехотный полк имел трубы, совсем не похожие на те, что изготовляли для Невского полка. А трубы Выборгского – своей чеканкой, художественным орнаментом, позолотой и украшениями из дорогих камней – отличались от труб Санкт-Петербургского конно-гренадерского полка.

Мастера изготовили около пятидесяти сверкающих серебром труб, украшенных гравированными надписями, гербами и орнаментом из барабанов, пушек, знамен, кирас, литавр и оружия, перевитых дубовыми и лавровыми ветвями и лентами.

Вот одна надпись на трубах Невского полка. Она запомнилась Измайлову навсегда, хоть впервые он узнал о ней много лет тому назад:

Поспешностью и храбростью взятие города Берлина.

Сентября 28 дня 1760 года

Трубы эти затерялись. И как ни хотели найти их, хотя бы одну, никому это не удалось...

С серебряными трубами произошла еще такая веселая история.

К русскому царю Александру Третьему приехал в гости Вильгельм Второй, последний германский император. На маневрах ему в шефство дали Выборгский пехотный полк. В свое время выборжцы за взятие Берлина получили в награду серебряные трубы.

На маневрах Вильгельм командовал этим полком.

Солдаты в полку подобрались молодец к молодцу, отличались хорошей выучкой, сметкой и сообразительностью.

На параде после маневров Вильгельм увидел в руках у горнистов большие серебряные трубы.

– За какие отличия получил полк эту награду? – обратился он к трубачу.

Не успел переводчик передать последнее слово вопроса, как горнист звучно ответил:

– За взятие Берлина, ваше императорское величество!

Горнист застыл в позиции "смирно". Он "ел глазами" начальство так, как это предписывалось уставом.

Вильгельм на секунду опешил, но, спохватившись, сказал:

– Ну, это происходило давно и больше не повторится.

Растерявшийся переводчик не успел перевести слов германского императора.

Горнист, желая поправиться, быстро отрапортовал:

– Никак нет, ваше величество!

А молодой подпоручик, стоявший подле своей роты, не выдержал и процедил вполголоса:

– Поживем – увидим!

Вильгельм взглянул гневно на горниста и направился к Александру.

– Ну вот и все о серебряных трубах, – закончил Измайлов.

Рассказ понравился. Долго обсуждали его спутники, вспоминая то одну, то другую деталь.

Поезд подошел к какой-то станции. Все пассажиры вышли. В вагоне остались Измайлов и лейтенант.

Еще перегон – и их путь заканчивался.

– Я с большим удовольствием выслушал ваш рассказ о трубах, – сказал лейтенант.

– Рад, что сумел заинтересовать вас, – ответил Измайлов. – Но этого мало! Я хочу, чтобы вы не только помнили этот рассказ, но и предприняли в память Суворова, в честь русской армии, что-нибудь более реальное. Вот попробуйте найти затерянные трубы Невского полка.

– Даю слово, что разыщу пропавшие трубы. Это будет моим ответом на ваш призыв.

Поезд подошел к станции. Измайлов с лейтенантом покинули вагон и, обменявшись адресами, разошлись в разные стороны.

Не прошло после встречи с лейтенантом и месяца, как началась Великая Отечественная война.

Фронтовые заботы заполнили все дни Измайлова. Беседа с лейтенантом о трубах забылась.

II

После окончания Великой Отечественной войны Измайлов демобилизовался и вернулся к своим прежним занятиям.

Как-то, придя домой, он нашел у себя на столе пакет из воинской части.

"От какого-нибудь военного дружка, – мелькнуло в сознании. – Из тех, что не в силах оставить армию". Номер части на пакете незнакомый.

"Кто бы это мог быть?" – думал Измайлов, разрывая конверт, и прочитал:

"Д о р о г о й  д р у г!

Позвольте называть Вас этим большим именем. Узнав, что Вы уже дома и занимаетесь любимым делом, я хочу порадовать Вас. Свое слово, данное Вам много лет назад, я сдержал.

Мною найдены две серебряные трубы, о которых Вы рассказывали в вагоне пригородного поезда незадолго до войны. Они могут быть переданы Артиллерийскому историческому музею. Приезжайте в наш полк.

Искренне уважающий Вас

гвардии подполковник  П а в л о в".

Несколько раз перечитал Измайлов письмо офицера.

Его порадовало, что Павлов жив и с успехом служит в Советской Армии, начал войну лейтенантом, а закончил ее гвардии подполковником. Павлов не забыл случайную встречу и, казалось, мимолетный разговор о наградных трубах.

Спустя несколько дней командование музея направило Измайлова в Н-ский гвардейский полк. Он приехал в штаб и горячо пожал руку подполковнику Павлову – начальнику штаба полка.

Со времени их встречи прошло больше пяти лет.

Подполковник раздался вширь, возмужал. Но его глаза по-прежнему глядели молодо и пытливо.

Перед Измайловым стоял тот же человек, которого он встретил когда-то на перроне ленинградского вокзала, только суровее и строже на вид, а у виска тянулся зарубцевавшийся шрам.

– Ну, вот и встретились! Рад! Очень рад! – говорил подполковник.

Передачу серебряных труб назначили на следующий день.

Павлов постарался обставить все возможно торжественнее. Он хотел подчеркнуть патриотический смысл церемонии, заинтересовать ею личный состав полка, вызвать у солдат и офицеров еще больший интерес к славе советского оружия.

Передача происходила в помещении полкового клуба. На покрытом малиноным бархатом столе лежали, чуть приподнятые с одного конца, две серебряные трубы. На них сверкали освещенные ярким светом надписи:

Поспешностью и храбростью взятие города Берлина.

Сентября 28 дня 1760 года

Одна труба, судя по надписи, принадлежала Невскому пехотному полку, другая – Санкт-Петербургскому карабинерному.

За столом президиума сидели почетные люди – многократно награжденные боевыми орденами солдаты и офицеры.

Полковой оркестр исполнил гимн.

В торжественной тишине командир полка вышел из-за стола и обратился к собранию.

– Товарищи! Прежде чем передать музею наградные серебряные трубы, послушаем представителя Артиллерийского исторического музея, товарища Измайлова. Он расскажет нам, какими знаками отличия награждали защитников Родины в стародавние времена.

Солдаты одобрительно зашумели, захлопали подошедшему к трибуне Измайлову. Но вот шум в зале стих. Измайлов посмотрел на своих слушателей и начал беседу.

– Самым древним видом награды за воинские подвиги являлась гривна, сказал он. – Князья и дружинники древней Руси носили ее на шее, в виде разомкнутого обруча. Она так и называлась – шейная гривна.

Историки установили, что еще киевский князь Владимир награждал своих дружинников за ратные подвиги золотыми и серебряными гривнами. В пятнадцатом веке, при Великом князе Василии и особенно при Иване Грозном появилась новая награда за выдающееся мужество на поле битвы – золотые деньги, или просто – "золотые".

"Золотой" прикреплялся на рукав одежды или на шапку награжденного.

Позже на Руси установился обычай награждать за храбрость одеждами. В 1469 году устюжане за мужество против казанских татар получили от Иоанна III "по триста однорядок, сермяг и бараньих шуб".

Ратные люди простого звания, по-нашему – солдаты, получали обычно не готовые одежды, а сукно.

Много было разных наград за воинские подвиги: золотые и серебряные кубки и другая ценная посуда, шубы и шапки дорогих мехов. Но настоящие награды, в нашем современном понимании, установил только Петр I.

Обер-офицерам Преображенского и Семеновского полков за подвиги и за храбрость в бою под Нарвой 19 ноября 1700 года были даны Петром офицерские знаки с надписью:

"1700 года 19 NO"

Только спустя два года было введено второе отличие за воинские подвиги – медаль.

За Полтавскую победу все офицеры гвардейских полков, принимавших участие в сражении, получили по золотой медали, а нижние чины – солдаты по серебряной.

При Петре стали награждать воинские части отбитыми у противника литаврами, а отличившихся в сражениях солдат – серебряными рублями.

Литавры при Петре I имели такое же значение, как несколько позже серебряные трубы. Они считались музыкальными инструментами, несли сигнальную службу в полках и в то же время ими награждали воинские части за боевые заслуги.

А сейчас подполковник Павлов расскажет боевую историю серебряных труб вашего полка за годы советской власти.

Подполковник подошел к трибуне.

"В тысяча девятьсот восемнадцатом году, когда создавалась Красная Армия, в тихом городке Ораниенбауме, ныне Ломоносове, километрах в пятидесяти от Петрограда, формировался новый регулярный полк. Это был один из первых полков армии рабочих и крестьян, – начал Павлов свой рассказ.

Бойцы расположились в казармах Невского полка царской армии.

При осмотре полкового имущества под грудой солдатских тюфяков красноармеец нашел несколько старых труб полкового оркестра. Среди них оказались четыре серебряных горна. Судя по надписям, их изготовили лет полтораста назад как награду за взятие русскими войсками Берлина.

Две трубы принадлежали когда-то Невскому пехотному полку, две другие – карабинерному Санкт-Петербургскому.

Невский полк в тысяча семьсот шестидесятом году штурмовал Берлин и в награду получил серебряные трубы.

Как попали сюда трубы карабинерного полка, установить не удалось.

Во всяком случае, и те и другие перешли в собственность вновь сформированного полка молодой Красной Армии.

Их серебряные голоса пели теперь о стойкости и храбрости красноармейцев в боях с врагами Советской республики.

Полк вскоре стал участником битв за родную страну.

Под Нарвой он, вместе с другими полками Красной Армии, разбил группировку немецких войск, пытавшихся прорваться к Петрограду.

На смотре командующий фронтом, услышав звонкие сигналы полковых труб "на караул!", подъехал к горнистам, полюбовался и сказал, обращаясь к бойцам и командирам полка:

"Цените эти трубы, товарищи! Берегите их. Это священные боевые награды. Они заслужены кровью наших славных предков, поспешностью и храбростью захвативших вражескую столицу.

Сегодня в бою с грозным врагом вы заслужили награду. Поздравляю вас с большой победой молодой Красной Армии над лучшей армией капиталистического мира.

От имени рабоче-крестьянского правительства награждаю ваш полк красными лентами на трубы и красноармейской звездой".

Длинен был путь героического полка Красной Армии в боях с армиями интервентов и белогвардейцев.

Но где бы ни находился он, подле его знамени всегда стояли четыре горниста. Они держали в своих руках серебряные трубы. Своими звонкими голосами трубы будили бойцов ранним утром, давали сигнал к наступлению и собирали воинов к полковому знамени...

Трубы стали славой полка, его гордостью.

В годы Великой Отечественной войны этот полк прошел славный боевой путь. Много раз упоминался он в приказах Верховного Главнокомандующего.

Я служил в другом полку, когда ко мне в руки попала армейская газета с описанием подвига горнистов вашего полка. Еще раньше я слышал, что в составе нашей армии есть полк с суворовскими трубами, но какой именно мне не удавалось узнать.

Подвиг горнистов помог мне в этом.

Полк свято хранит имена четырех молодых горнистов, погибших героями. В тяжелую минуту боя, под обстрелом врага, они, выполняя команду, бросились вперед и сыграли сигнал к атаке.

Сильные голоса серебряных труб пронзили шум боя.

Солдаты услышали их, увидели горнистов, стоявших на открытом месте, и бросились в атаку. Враг был сбит и разгромлен, а трубы найдены на поле боя подле погибших героев. Солдаты поклялись отомстить за смерть товарищей.

Подвиг горнистов потряс меня. Мне захотелось узнать о них возможно больше. Не только горнисты, а словно весь полк стал для меня, а по правде говоря, и для моих товарищей, полком героев. Я решил во что бы то ни стало перейти в этот полк.

Там, думалось мне, я узнаю, как горнисты пошли на свой подвиг, увижу командиров, воспитавших героев, увижу их товарищей, которые дрались вместе с ними и побеждали врага.

Вы знаете, как не легко перейти из одной воинской части в другую, да еще в военное время.

Больших усилий стоило мне попасть в ваш полк. Но с той поры он стал и моим полком.

К концу войны у нас осталось только две трубы. Две другие мы передали соседнему полку за братскую помощь.

Эти трубы пропали во время боя.

И вот настал день, когда советские войска вошли в Берлин.

Это был великий день. В Берлин вошел и наш полк.

Командующий советскими войсками салютовал горнистам, игравшим подъем флага.

Он приказал украсить трубы за взятие Берлина лентами славы.

Вот какова история серебряных труб.

А сегодня мы собрались здесь, чтобы передать их Артиллерийскому историческому музею и просить его командование хранить боевые трубы как память о доблести нашего оружия.

Сто девяносто лет они честно служили Родине. Пора им на покой, тем более, что, хотя и косвенно, но они имеют отношение к боевой деятельности молодого Суворова. Ведь в тысяча семьсот шестидесятом году он побывал с русскими полками в Берлине".

Подполковник взмахнул рукой. Оркестр заиграл торжественный марш. Два солдата и два офицера вышли на эстраду: молодые, здоровые, подтянутые.

Вот они встали вокруг стола, покрытого тяжелой бархатной скатертью малинового цвета.

На столе лежали перевитые лентами трубы.

Оркестр заиграл громче. Офицеры вынули из ножен шашки и отдали салют серебряным трубам.

Стоявшие позади солдаты сделали два шага вперед и сначала один, потом другой взяли со стола трубы и передали их Измайлову.

– Передаем вам и завещаем от имени гвардейского полка Советкой Армии хранить их вечно, – сказал первый солдат.

– Пусть увидят их все советские люди. Это – солдатская слава. Они много раз поднимали в атаки и суворовских чудо-богатырей, и бойцов Красной Армии, и гвардейцев нашей Краснознаменной дивизии. Своими призывными звуками они звали нас к подвигам и победам во славу Родины, – произнес, волнуясь, другой.

Громовое "ура!" долго не смолкало под сводами полкового клуба.

Принимая трубы, Измайлов склонил колено перед боевой наградой героических полков.

Теперь эти трубы хранятся на самом почетном месте в музее А. В. Суворова в Ленинграде.

А мы бережем в своей памяти образ молодого гвардии подполковника замечательного советского человека и патриота.

К О Ч У Ю Щ И Й  П А М Я Т Н И К

(История одного завещания)

Одержав блестящую победу над стотысячной армией турок, Суворов созвал генералов и офицеров и поздравил их с победой. Он обратился к ним с речью:

– Господа генералы! Господа офицеры! – сказал он необычно для него торжественно. – Славный подвиг свершили русские воины на поле брани. Все храбро сражались с врагом. Все! От генерала до последнего солдата. Дрались, не щадя своей жизни. Все заслужили хвалу нашей матушки-царицы. В глубокой древности римляне увенчивали победителей лавровыми венками, почитая то за самую высокую награду. Того же, считаю, достойны наши храбрые войски.

Суворов испытующе посмотрел на стоявших перед ним людей, его боевых товарищей. Они совершили накануне невозможное: с двадцатью пятью тысячами солдат разгромили сильнейшую, вчетверо превосходившую их, турецкую армию великого визиря Юсуф-паши.

– Прикажите, господа генералы и офицеры, всем своим подчиненным, кои храбро действовали противу неприятеля, нарезать ветви лавра и плести венки на каждого, толково разъяснив значение сего. Завтра поутру построить все полки и команды на поле у реки Рымны.

Суворов, наклонив голову, сделал знак разойтись.

...Дружно плели венки герои недавнего сражения.

А рано утром на следующий день на огромнейшем поле под горою у села Тыргу-Кукулуй, ныне Суворово, в Румынии, вошедшем в историю под именем Рымникского поля сражения, выстроились: кавалерия, казаки, арнаутские команды, артиллерия, егеря, гренадеры и пионеры-саперы.

Суворов, окруженный генералами и офицерами штаба, объезжал колонны, здоровался с каждым полком, поздравлял их с одержанной победой и сам лично подавал команду возложить на головы лавровые венки.

– Виктория! Виктория! – взмахивал он шляпой.

– Виват! Виват! Катерина! – гремело в ответ перекатами по рядам героев, увенчанных лавровыми венками.

Подле команды арнаутов полководец задержался дольше. Он выкликал имена хорошо известных ему своими бесстрашными действиями волонтеров сербов, болгар, молдаван, македонцев.

...С распущенными знаменами и штандартами прошли русские воины, суворовские чудо-богатыри по Рымникскому полю сражения.

В лучах утреннего солнца ярко блестели золотом бляхи головных уборов гренадеров, егерей да, словно молнии, играли клинки сабель донских казаков, палаши кавалеристов и примкнутые к ружьям багинеты.*

_______________

* Б а г и н е т – штык.

Трубачи, в нарядных, расшитых позументами костюмах, держали в руках серебряные трубы, перевитые черно-оранжевыми георгиевскими лентами с серебристыми пушистыми кистями на концах. Их трубы напоминали о славных делах, когда русские полки в 1760 году штурмом овладели Берлином столицей прусского короля Фридриха.

Лихо промчались эскадроны кавалерии, арнаутов, сотни казаков. Сверкая медными стволами, прогромыхала артиллерия.

На многочисленных повозках, закрывая парад русских войск, везли сотни трофейных знамен, бунчуков и булав, захваченных в последнем сражении.

А спустя год с небольшим русские войска под водительством Суворова беспримерным по отваге и мужеству штурмом захватили ключевую крепость турок – Измаил и победоносно закончили многолетнюю войну за Черное море, за Крымский полуостров.

Все, о чем здесь рассказывается, происходило давно, более ста семидесяти лет назад. А вот совсем недавно, с той поры едва минуло пятнадцать – шестнадцать лет, в феврале 1945 года мне с делегацией Н-ского полка удалось побывать в городе Измаиле, освобожденном от гитлеровских захватчиков. Мы были приглашены на открытие памятника героическим русским войскам, которые в ночь на 11 декабря 1790 года после ожесточенного штурма овладели сильнейшей в Европе турецкой крепостью Измаилом.

Церемонией открытия памятника А. В. Суворову руководил генерал Петр Николаевич Громов. Он выступил с речью о заслугах полководца перед Родиной, о славных делах его солдат и офицеров, покрывших себя неувядаемой славой, особо отметил блестящую победу суворовских войск в Измаиле над отборной турецкой армией, ту победу, которая решила исход войны с турками в пользу России.

В гостинице, где остановилось большинство приехавших на открытие памятника, я познакомился с генералом Громовым. Мы разговорились. Выяснилось, что он уроженец Измаила.

Мне очень хотелось узнать, когда и у кого появилась мысль воздвигнуть памятник А. В. Суворову. "Вполне понятно, – думал я, – что генерал, здешний житель, не мог не знать истории создания памятника. А история эта имела большую давность".

Нельзя было упустить счастливый случай. Ведь через несколько часов я и мои товарищи собирались покинуть город.

– Товарищ генерал, – спросил я Громова, – что вам известно о памятнике?

Громов пристально посмотрел на меня.

– Хотите знать историю, связанную с этим памятником?

– Очень!

– Это история одного завещания, – грустно промолвил он.

11 декабря 1890 года в Петербурге, Москве да и в других городах Российской империи патриотически настроенные люди отмечали столетний юбилей штурма русскими войсками крепости Измаил.

В Измаиле этот день отмечался с большим торжеством. Сюда съехались представители Фанагорийского, Апшеронского, Полоцкого, Херсонского и других полков, штурмовавших сто лет назад знаменитую турецкую крепость, а также делегации от многих городов России.

Тысячи крестьян, среди которых были русские, украинцы, болгары, молдаване и румыны из ближайших сел и деревень, заполнили улицы города. Они много слышали о штурме крепости от своих дедов и прадедов, принимавших в нем участие.

У людей было приподнятое настроение. Кругом царило оживление, веселье.

Сильное впечатление на всех произвел парад.

У развернутого знамени гарнизонного полка стоял почетный караул.

Музыканты в парадной форме, в заломленных на бок фуражках играли торжественный марш, под который стройными рядами проходила перед боевым знаменем колонна солдат.

Собравшиеся тогда в Измаиле представители воинских частей и городов Российской империи выразили желание поставить большой памятник-монумент, который увековечил бы подвиг суворовских чудо-богатырей, воинов русской армии.

С этой целью они избрали комитет. В его состав вошел молодой учитель измаильской гимназии Николай Григорьевич Громов, недавно окончивший Московский университет.

В гимназии Николай Григорьевич преподавал историю. Он любил свой предмет, никогда не считался со временем, занимался отдельно с отстающими, а желающим давал дополнительные уроки.

Громов с большим рвением работал в комитете по сооружению памятника. Вскоре из-за бездеятельности остальных членов комитета все дела оказались в его руках.

В поисках средств он обивал пороги городской управы, неоднократно вел беседы с гласными местной думы, бранился с чиновниками казначейства.

На сооружение памятника-монумента требовалось пятьдесят тысяч рублей, но городская управа Измаила отпустила всего лишь две тысячи рублей.

– Поймите вы, молодой человек, – увещевал недовольного двадцатишестилетнего общественного деятеля городской голова, – две тысячи рублей! Деньги немалые! Надо же это понять!

И сколько Николай Григорьевич ни доказывал, что с этими деньгами ничего не сделаешь, что необходимо найти тысяч пятьдесят, никак не меньше, что памятник мог бы украсить город, прославить его, голова, один из самых богатых купцов Измаила, не сдавался:

– Эх, батенька, махнули! Пятьдесят тысяч! Это что же, наличными за славу вашу прикажете отвалить? Не выйдет! Дорого берете за славу! Мы без нее жили и как-нибудь, с господней помощью, дальше проживем! Берите две тыщи, и баста! А то передумаем!

"Что делать! Что делать!" – думал Громов после беседы с городским головой. Его поразило безразличное отношение хозяев города к памяти полководца.

"И так – от городской управы до царского престола!" – возмущался Громов.

Он решил использовать свои знакомства в Московском университете и кое-какие связи в Петербурге.

Время шло. Отступиться от дела, конечно, было легче всего, но учитель был не из тех, кто отступает при первых же трудностях.

Он настойчиво добивался своего и писал во все концы страны письма и ходатайства. Громов умолял, убеждал и возмущался бездушным отношением к идее создания памятника. Он просил о помощи, вовлекал кого только мог в свои хлопоты по сооружению монумента.

Наконец, после долгих проволочек, из Петербурга пришла бумага с разрешением комитету собирать пожертвования на памятник среди населения.

В "департамент по сооружению монумента героям Измаила", как в шутку называли маленький дом учителя, затерявшийся на тихой улице города, иногда приходили рабочие судоремонтного завода, железнодорожники из паровозного депо, даже чиновники. Всех этих людей Громов просил рассказывать у себя на работе о значении сооружения монумента.

Хлопоты комитетчиков дали свои результаты. Простой народ откликнулся на призыв. Рабочие, ремесленники, крестьяне понесли пятаки и гривенники. За ними потянулись чиновники. Солдаты из скудного жалованья выделяли по одной-две копейки и вместе с подписными листами о пожертвовании отправляли их в Измаил.

Деньги на сооружение памятника поступали со всех концов России. Своими копейками, пятаками и гривенниками простые люди выражали большое уважение и любовь к героям Измаила, к полководцу Суворову.

Городской голова Измаила пожимал плечами. Теперь он принимал учителя в своем кабинете безотказно, в любое время, даже стал называть его не "господин Громов", как раньше, а "мой дорогой Николай Григорьевич".

А Николай Григорьевич действовал по старой народной пословице: вода камень точит.

Шли годы...

С того дня, когда впервые зародилась мысль о создании памятника в Измаиле, прошло двадцать два года. Наступил 1912 год, а средств на сооружение монумента всё еще было недостаточно. Поступивших за счет комитета денет хватило лишь на то, чтобы на центральной площади Измаила разбить парк с редкими породами деревьев. В этом новом парке было облюбовано место для памятника. По совету петербургского архитектора памятник решили поставить на высоком холме, напоминавшем о Трубчевском кургане, с высоты которого Суворов руководил штурмом крепости.

Начало было положено. А сколько на это потрачено времени и здоровья! Трудно приходилось учителю. Порой ему хотелось уйти в сторону от комитетских дел. Но натура брала свое. Громов снова начинал свои хождения по мукам. И так многие годы.

Парк разбит. Место для памятника отведено. Теперь, думал Николай Григорьевич, надо заказать в Петербурге проект монумента. Но как раз в это время произошло событие, чуть было не поколебавшее его замыслы.

В газетах появилось сообщение о "высочайшем соизволении" на сооружение памятника полководцу Суворову на Рымникском поле сражения, на месте победы русских войск над турками в 1789 году. Царское правительство отпустило средства.

Это известие сначала привело Громова в уныние.

"Как же так, выходит, что двадцать с лишним лет трудов никому не нужны! Допустим, – рассуждал учитель, – нам не удалось поставить в Измаиле памятник бессмертному подвигу русских людей. Ну и что же! Зато будет воздвигнут не менее величественный монумент на Рымникском поле. Огорчает лишь, что он будет сооружен в Румынии, за пределами России. Немногие из русских людей увидят его. Но там этот памятник расскажет о славе русского оружия другим народам. Пусть они узнают, как русские солдаты мужественно и геройски сражались против турок, освобождая румынский народ от турецкого ига".

После долгих размышлений он понял, что сооружение памятника на Рымникском поле в Румынии нисколько не помешает его работе.

__________

1913 год. На торжества по случаю открытия памятника А. В. Суворову на Рымникском поле съехалось много гостей. Среди них были и делегации от полков русской и австрийской армий, которыми сто двадцать четыре года тому назад командовал на поле битвы у реки Рымник полководец Суворов.

Настала торжественная минута. С памятника спало покрывало, и перед взорами людей предстал Суворов на коне. Полководец со шляпой в руке чуть-чуть приподнялся на стременах, как бы приветствуя проходящие мимо него войска.

Больше всего поразила Николая Григорьевича выдумка строителей памятника. Они отлили его из бронзовых трофейных пушек, отнятых русскими солдатами в сражениях с турками.

– Отлично придумали! – восхищался Громов.

Обо всем виденном на этом торжестве учитель рассказывал своим ученикам, измаильским друзьям. Ему посчастливилось в числе немногих гражданских лиц побывать на Рымникском поле.

После этих рассказов измаильцы, выражая свое недовольство, возмущались:

– Видимо, не доскачет до нашего города Суворов. На Рымникском поле поставили ему памятник, а мы что же? Для чего народ собирал деньги по копейке, по пятачку?

Что мог ответить учитель на эти справедливые упреки? Он понимал денег на сооружение памятника пока что было еще мало.

Наконец в начале 1914 года, после долгих проволочек со стороны городской думы, без разрешения которой комитет не имел права расходовать собранные деньги, состоялась долгожданная закладка памятника.

По обычаю, в углубление фундамента положили металлический футляр, в котором хранилась часть боевого знамени суворовских времен и акт закладки.

– А всё же приятно дожить до того дня, когда дело, за которое ты взялся, завершается! – радуясь, говорил Громов.

И, обращаясь к людям, плотной стеной окружившим место закладки памятника, он сказал:

– Дорогие друзья! В этом большом, благородном деле есть доля каждого из вас. Спасибо вам за помощь!

Громов оглядел собравшихся. Среди них он увидел своих учеников – и малых и уже взрослых, рабочих, ремесленников и крестьян. Многие из них на протяжении долгих лет были его верными помощниками. Рядом с ним стоял его сын – Петр, горячий участник в делах своего отца.

По настоянию учителя разработка проекта памятника была поручена скульптору Эдуардсу.

Николай Григорьевич преобразился, словно помолодел. Можно было уже почти точно наметить сроки окончания работ. Дело сдвинулось с места.

Но разразилась первая мировая война.