Текст книги "Реквием неудачнику (СИ)"
Автор книги: Владимир Алексеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Annotation
Сюжет произведения по замыслу автора предполагает, как осмысление главного героя своего не совсем (так скажем) счастливого настоящего через взгляд на события и поступки в прошлом. Далёкие неоднозначные события при рождении, позднее несчастье в семье, трудное детство , неудачные отношения с любимой девушкой и др. ставят главного героя перед фактом неутешительного настоящего. Эпизод Чеченской войны становится финальной, но трагической чертой в жизни героя.
Алексеев Владимир Николаевич
Алексеев Владимир Николаевич
Реквием неудачнику. Все главы
Посвящается поколению «лихих 90 – х.»,
погибшим, сгинувших в пекле войн
и "горячих точек", потерявшимся и не
нашедших себя в обычной жизни в
наши непростые времена.
Глава I
На улице шёл дождь. Капли устало барабанили по стенам, окнам и крышам домов, вода шумно стекала по водосточной трубе, дробно стучала по асфальту и, образуя многочисленные ручейки, бежала к близлежащему оврагу. Город, залитый туманом и дождём, притих, затосковали мокрые и почерневшие аллеи, приуныли лица прохожих под широкими зонтами – в осеннюю пору грустит и плачет природа.
Он стоял у окна и безмолвно глядел на приунывший многотысячный город. Погода навевала невесёлые мысли. Они тяжелой плотной массой обволакивали голову, свинцовым грузом ложились на сердце, бередя и без того ноющую рану в груди.
Сложная штука жизнь. Она как огромное многокрасочное полотно, сотканное из тончайших невидимых нитей. В картине не будет линий, взаимно повторяющих друг друга, если она сотворена рукой великого мастера, так и в мире нет двух одинаковых человеческих судеб. Он среди разноликой массы людей был никем, человеком без места и цели. Однажды, не заметил когда и как, жизнь, подобному весеннему половодью подхватил и потащил его за собой по бурным волнам, швыряя временами то к одному, то к другому берегу.
Злая фортуна, неудачная судьба как трудно это слышать, как нелегко осознавать, а ещё тяжелее жить с постоянной мыслью об этом. Он долго не хотел верить в свою несчастливую звезду, отчаянно сопротивлялся, карабкался из-за всех сил, падал, снова и снова шел вперед. Иногда после продолжительного пути сплошных падений, ушибов казалось – вот она долгожданная цель, ещё немного, совсем чуточку и конец твоим мучениям, но вдруг неожиданный поворот, небольшой зигзаг за ней и перед тобой снова однообразная гнетущая тишина. Теперь же после долгих лет бесплодной борьбы он смирился со своей судьбой и полностью отдался власти мощной стихии под названием «ЖИЗНЬ». Умудрённые житейским опытом люди говорят, что каждому человеку дан свой крест, которую необходимо безропотно пронести через дни и годы земного существования. У кого-то он непомерно тяжёлый, у кого-то не очень, а у него оказался таким, с первых шагов по этой жизни...
Январь. На улице стояли лютые крещенские морозы. Деревья, покрытые инеем, кряхтели, ворчали и с треском лопались на морозе. Всё живое в ожидании более теплых дней попряталось в норы, только одинокий волк, изгнанный из стаи, старый и больной, бесцельно бродил по пустынному лесу. Когда-то он был силен, быстр и храбр, водил преданную стаю не в одну удачную охоту, но постепенно силы покидали отважного вожака и, однажды, ему суждено было проиграть схватку более молодому честолюбивому самцу. Теперь волк был один, совершенно одинок, посреди безмолвного пространства из мертвых деревьев и снега. Он тяжело вздохнул, обречённо повёл носом. Вдруг движения ноздрей старого волка стали осмысленнее, словно его чуткое обоняние почуяло там, впереди, желанную добычу. Зверь в мгновение ока преобразился, в глазах появился характерный блеск, мышцы подобно стальным пружинам напряглись и, в следующую секунду, набрав полные лёгкие холодного январского воздуха и высоко подняв морду, взвыл на луну в отчаянном последнем вое.
"У-у-у..., – разнеслось далеко над лесом и покатилось дальше над равниной тягостный вой. "Чу, – насторожилось всё живоё в округе. "Стр-а-а-а-шно, – подумало прочее малое и большое зверьё и подальше зарылось к себе в теплые норы. Лошадь, одиноко, скачущая вдоль леса, встрепенулась, но пришпоренная, нетерпеливым ездоком ускорила ход. Женщина с грудным младенцем в руках, услышав вой, торопливо перекрестилась. "Ох, не к добру этот вой, – подумала она и покрепче прижала к себе малыша. Мужчине тоже было несладко от мрачных мыслей, но он старательно их прятал от сидящей рядом жены и потому нещадно хлестал скотину, стараясь как можно быстрее отъехать от страшного места.
***
В тот роковой день они ехали домой из районного роддома, где он появился на свет всего неделей раньше.
Потом было детство счастливое в семье, правда, очень короткое.
Однажды, родители ушли в гости к родственникам в соседнее село по случаю рождения долгожданного первенца. В те времена у сельских жителей было в порядке вещей отмечать большие и маленькие радости, неизбежные горести вместе, в кругу родственников, соседей, просто знакомых и односельчан. Дети, оставшиеся дома на попечении старших, как и в другие похожие вечера не спали, терпеливо ожидая родителей, чтобы потом радостно приветствовать их с порога. Угадать этот момент было несложно. О долгожданном моменте издалека предупреждала песня, далеко разносящееся по вечернему воздуху: приятный чистый баритон отца и мягкий грудной матери. В этот день всё было по-другому.
Родители молчаливые, внезапно, появились у порога, радостные крики детей, готовые сорваться с уст, так и застряли на полпути. Они также, молча, разделись. Отец, мимолётом взглянув на них, велел идти спать, а сам с матерью быстро прошёл в спальню. Дети, почуяв неладное, притихли. Всю ночь они слушали, как в соседней комнате мать стенала, металась, бредила каким-то волком, якобы преследующим её. Наутро её положение стало хуже и, вскоре, приехавшая по вызову «скорая» увезла их мать, как выяснилось позже навсегда.
Мать похоронили в конце сентября. С тех пор он не любил этот период года. Осень неизбежно вызывала у него приступы ностальгии, неприятные воспоминания...
Во дворе стоит самая настоящая пора золотой осени. На многие километры, радуя человеческий глаз, разливалось широкое разноцветье «бабьего лета», начиная от золотисто-ярко-жёлтых тонов до багряно-пурпурных окрасок вдали. На улице необычайно тепло и солнечно. Рядом, неслышно перешептываясь, кружились в едва уловимом для глаз танце жёлтые, багряные листья клёна, дуба, искрились в лучах солнца серебряные нити паутины, ноздри приятно щекотал запах прелых листьев. Тихо – на много миль вокруг. Казалось, если чуть внимательно прислушаться будет слышно, как звенит воздух в округе. Блаженство, рай для души, но чу...Что за скопление народа в тёмных одеждах и с траурными лицами собралась на опушке леса? Какая нужда вытащила их сюда? Хоронят молодую маму. Посередине стоит гроб, обёрнутый в красную материю, а внутри лежит его мать, странно холодная и неподвижная, а чуть поодаль сгрудились детки, испуганные и растерянные.
Люди с грустными лицами подходили к ним, что-то говорили под ухо, кто-то жалостливо гладил по голове, много незнакомых лиц окидывали сочувственными взглядами. Было очень страшно и одиноко. Он стоял, глухой и немой ко всему происходящему вокруг, ему страстно хотелось только одного – уйти как можно дальше от этого печального места, убежать домой в надежде встретить там прежнюю живую, любимую им маму.
Мать никто не вернул и не мог вернуть обратно. Отец после той трагедии так и не смог оправиться и ушёл в глубокий запой. Их, пятерых детей, оставшихся без присмотра родителей, бдительные государственные мужи разместили в детские дома, как выяснилось позже в разные интернаты. Он очень тяжело переживал разлуку с близкими людьми, в первое время часто плакал, забившись незаметно в угол, потом перестал и замкнулся. На неизбежное в этих местах придирки ребят научился зло огрызаться и давать сдачу, да так, что с ним боялись связываться не только ровесники, но и мальчишки постарше. На все попытки нянек и воспитателей найти ключ к сердцу он ещё больше замыкался в себя, названный с лёгкой руки детдомовской воспитательницы «волчонком», это прозвище стало его пропуском по жизни.
Глава II
Он снова взглянул в окно. Дождь уже перестал. Плотные, низко нависающие облака постепенно освобождали небосклон. На горизонте из-под багрово-сизых облаков блеснули жидкие лучи прощального осеннего солнца, рядом ярким огнем заиграли гроздья рябины. Внизу шумно захлопали двери подъездов, и пространство между дворами привычно заполнила неугомонная, затосковавшая по солнцу детвора, откуда-то из окон раздались крики встревоженных родителей – город после вынужденного безделья снова возвращался к своему привычному ритму.
Гуль, гуль... послышалось совсем рядом. Он скосил глаз и приметил чуть подальше на подоконнике любопытную картинку. Ворковали два голубка так близко, что дыхание перехватывало. Самец горделиво выхаживал вокруг самки, попеременно вытягивал, то втягивал стройную шейку и что-то нежное, наверное, очень важное шептал в невидимое ушко своей возлюбленной. Самка слушала, кокетливо склонив голову, сладко щурила глаза, и даже ему далекому от биологии человеку было понятно, здесь, под его окнами рождались великие чувства.
Странно подумал он: «Даже звери, способны на чувства. А мы люди?» Скорее всего, нет. Похоже, времена героев классической литературы безвозвратно канули в прошлое. А что теперь? Теперь всё иначе. На первое место выходят деньги, материальное благополучие, стремление жить в комфорте, а чувства, любовь отошли на третье, может даже на десятое место. Под любовью мы теперь ошибочно принимаем юношескую влюблённость, привычку жить как все, эгоистическое стремление во что бы, то не стало завладеть желаемым. Если настоящая любовь и зарождается где-то в глубине каменных джунглях современной цивилизации, то она быстро гаснет под ударами житейской рутины. А любил ли он?
После завершения учебы ему каким-то чудом удалось избежать печальной участи большинства детдомовских выпускников. Он не стал алкоголиком, наркоманом, не воровал по мелочи в магазинах, в чужих домах, не попрошайничал на переходах, не угораздило отбывать срок в местах лишения свободы. Ему удалось устроиться по рабочей профессии. Жил как вся иногородняя заводская молодёжь в общежитии. Жизнь здесь развивалась по своим законам, которые ему были привычны по будням в детском доме. Выходные, свободные от работы время с почти постоянными вечеринками, гуляньями протекала бурно, но он от всего этого старался держаться подальше. Даже с девушками, несмотря на возраст уже за двадцать, особо тесно не общался. Нельзя сказать, что они избегали его, скорее всего, наоборот. Высокий брюнет со жгучим взглядом и аскетичной внешностью привлекал противоположный пол. Он панически боялся «этих самых близких отношений» вообще, с любыми людьми. Подруги девчонок друзей по общежитии, девушки-коллеги по работе охотно флиртовали с ним, но все они завершились ничем, за исключением одной.
Звали её Лена. Встретились они банально на одной из вечеринок рабочей молодёжи, куда его затащили, несмотря на упорное сопротивление ребята, соседи по комнате. Вечер начинался как обычно с шуток, разговоров у застолья. Она весь вечер была рядом за одним столом. Искоса, мимолётным взглядом отмечал необычно милую для девушек её круга красоту и женственность, но прекрасно помня результаты прежних романов, особых иллюзий на что-то значимое с ней не строил. Однако уже через некоторое время в его настроении неосознанно произошли перемены, словно там внутри хитрый и таинственный механик «щёлк» и включил рубильник.
За весь вечер, кроме дежурных фраз, они даже особо не общались, пока....Зазвучала медленная мелодия, присутствующие стали расходиться по парам, за столом остались они и ещё несколько молодых людей без своих половинок.
– Не хотите, ли пригласить девушку на танец, – она иронично взглянула на него сквозь густые и длинные ресницы.
"Она прекрасна, – не удержался он. По телу прошёл лёгкий разряд.
– Разрешите, – хрипло выдавил он, страшно, ругая себя за неотёсанность.
– А вы всегда такой стеснительный? – спросила она, уже кружась в танце.
– Вовсе нет, – нарочито сердито буркнул он.
Чувство неловкости нарастало. Она снова глубокомысленно взглянула. Лёгкой тенью скользнула по лицу многозначительная улыбка и спряталась в глубине длинных ресниц.
– Лена, – представилась она и обезоруживающе улыбнулась.
По телу распространялись неожиданные приливы тепла и новые порции неловкости. "Какой же я дурак, каким болваном кажусь ей, – продолжал терзать он себя.
– Серега...то есть Сергей, – осипшим голосом сумел выдавить.
"Она считает его, наверное, за неотёсанного мужлана, – с досадой мелькнула мысль. Он не узнавал себя. С ним творилось что-то неведомое, незнакомое ранее. "Господи, он же зрелый мужчина уже за двадцать, а млею перед девчонкой, которой походу не было и восемнадцати, как сопливый пацан-малолетка, – обескуражено ругал себя.
– Пойдёмте.
– Куда? – неожиданно очнулся от мыслей.
– За стол, – ответила она, – танец уже закончился, – и снова улыбнулась милой улыбкой.
"Опять, в который раз в глупом положении, – с досадой подумал и послушно направился к столу.
***
Дальнейший вечер он сидел как на иголках и с ужасом ожидал окончания вечеринки, но ситуацию снова разрешила сама Лена.
– Серёжа, не проводите меня домой? – просто попросила она, – я живу в другом конце города, а теперь уже поздно.
Бездонный омут больших и синих глаз испытывающее остановились на нём. "Океан, ну и пусть, – мелькнула обречённая мысль. Он непослушными ногами подошёл к ней, словно, заворожённый, продолжая утопать в её глазах, подставил руку, она с благодарностью просунула туда крошечные ладони и, наконец, к его великому облегчению вышли на улицу.
В лицо дохнуло вечерней прохладой. Сумбур в голове постепенно развеялся. "Хорошо, – облегчённо вздохнул он и впервые с интересом взглянул на девушку рядом. Милое личико с копной непокорных светлых прядей, спадавших забавными колечками сбоку и спереди, пониже за мягким овалом бровей тонули огромные синие глаза. Немного шарма лицу придавала аккуратные ямочки под щёчками, которые становились ещё привлекательными, когда она улыбалась. Ветер-задира шаловливо развевал лёгкое розовое платьице, под которым угадывались стройные девичьи линии. Было прохладно. Чувство неловкости окончательно исчезло. Он накинул на зябкие плечи девушки куртку, она с благодарностью приняла ухаживание и, дальше они просто пошли, наслаждаясь близостью друг к другу, чудесным вечером и неспешной прогулкой по ночному городу. Он смутно представлял, о чём они болтали в пути, да это было и не важно, но эти часы, минуты были одними из самых счастливых в его жизни.
– Вот и пришли, – с сожалением произнесла она, – здесь я живу, – и махнула рукой на многоэтажку напротив.
В голове мелькнула смелая мысль: «Сейчас или уже никогда».
– Лена, я... то есть мы можно будем встречаться, – несмело, но с надеждой взглянул он ей в глаза.
– Да, – тихо потупила она глаза, последовала непродолжительная пауза и неуверенно спросила, – я пойду...поздно уже?
Он, молча, кивнул. Она ещё какое-то время в неуверенности постояла рядом, потом решительно повернулась и побежала к дому, на секунду исчезла за дверью и оттуда снова появилась милое личико.
– Приходи завтра в восемь. Здесь во дворе, я буду ждать, – крикнула напоследок, задиристо засмеялась и исчезла в темноте подъезда.
В комнату он возвращался как на крыльях. "Приходи завтра, я буду ждать, – непрерывно звучал в голове её голос.
Их роман с Леной длился чуть больше года. Потом расстались. Такие серьёзные чувства он не испытывал ни до, ни после неё. Ему нравилось в своей Лене буквально всё, начиная от нежной улыбки заканчивая незначительным элементом её гардероба, движения рук, глаз. Какое счастье, блаженство было чувствовать рядом её ровное дыхание, запах милого тела, да просто знать, что она здесь, рядом. Любил ли он её? Скорей всего да. А она? Возможно, тоже, по крайней мере, в первое время, но отношения у них так и не сложились. Он сам всё испортил. Образ «замкнутого нелюдима», «одинокого волка», намертво прикрепившаяся к нему после смерти матери преследовала его по пятам и не давала покоя и здесь. Эту ненавистную черту своего характера он не смог преодолеть даже в отношениях с любимой девушкой.
По этой причине роман у них развивался странно, подобно морскому прибою. Были периоды, когда чувства переполняли его, эмоции перехлёстывали через край. Он в такие минуты готов был на всё ради неё, но за ним неизменно наступала другая полоса. Подступало чувство страха, неопределенности, боязни раскрыться и, тогда кто-то «невидимый» внутри нажимал на тормоза, он останавливался, исчезал на непродолжительное время. Возвращался к Лене, только тогда, когда укладывались эмоции. В первое время она не придавала этому большого значения, считала их типичной причудой парней, в тайне, конечно, надеялась, что время излечить. Однако один день сменялся на другой, а «приливы-отливы» его странного характера не исчезали, а, наоборот, усиливались. Даже заветные слова «я люблю тебя, ты мне нравишься», так и остались невысказанными. Мужчины могут долго, некоторые всю жизнь обходиться без этих слов, женщины нет. Им важно подтверждение любви в словах, возможность опереться на крепкие мужские плечи, найти взаимопонимание, он как раз ничего этого, видимо, не мог ей дать. Да и с взаимопониманием у них тоже был большой дефицит, особенно, в последнее время. В какой-то момент ей надоело ждать, и она ушла к другому.
Это случилось, однажды, после привычных очередных «отливов». С даты последней их разлуки уже прошел месяц. Он лежал в тесной комнате заводского общежития и перебирал в памяти прежние встречи. Разлука явно затягивалась. Надо было решиться, закончить раз и навсегда с недомолвками. Лена нравилась ему, он любил её, не мог жить без неё. Следовало было прямо сказать ей об этом. Решено, он пойдет к ней прямо сейчас.
Купив по пути огромный букет белых роз, он словно на крыльях помчался к ней. Мысленно перебирал слова, которые скажет при встрече. Вот и её микрорайон, дом, знакомая до мельчайших неровностей дверь. Привычным движением он нажал на звонок, послышались знакомые до боли шаги, щелкнули дверные открыватели и, на пороге показалась она.
Слова, готовые вылететь с губ, застряли на полпути. Перед ним стояла другая, не прежняя Лена...
– Здрасть... я к тебе, – неуверенно вымолвил он.
Прежнее приподнятое настроение исчезало.
– Здрасте, – холодно ответила она и отвела глаза.
– Лена, ты прости, пожалуйста, за всё. Я виноват, очень перед тобой. С самого начала вёл себя как последний глупец, – неуклюже подбирал он слова, – прости, пожалуйста, если сможешь,– с надеждой взглянул в глаза.
Она продолжала отрешённо смотреть в сторону.
– Я многое передумал в последнее время и только теперь понял, как тебя мне не хватает. Мы будем счастливы и можем начать всё с начала, потому что Лена, я тебя...
– Серёжа, – прервала она на полуслове, – а ведь знаешь, я так долго ждала этих слов. Вечерами, когда ты исчезал, одна в пустом доме, в мечтах представляла, как ты произносишь их мне. Всего лишь месяц назад была бы, наверное, безмерно счастлива, услышав, а теперь..., – Лена нервно поправила волосы, – пусто, ничего.
Она горько улыбнулась. На душе было паршиво, но надежда ещё не покидала его.
– Лена, я был глуп, знаю, сам всё испортил, но изменюсь. Ты увидишь, я всё исправлю. Лен, я люблю тебя, мы ..., – не теряя надежды, буквально выпалил он заветные слова, хотел продолжить, но...
– Серёжа, не надо, – снова оборвал его бесстрастный голос Лены и, почти как приговор закончила, – слишком поздно.
– Слишком поздно, – обречённо повторил он.
– Да теперь поздно и ни к чему, – как эхо отозвался её голос в голове.
Надежда окончательно угасла. Он бессмысленно взглянул на ненужные теперь цветы.
– Это тебе...думал помириться...теперь...как-то так некуда, – он виновато улыбнулся и протянул ей.
Она, молча, взяла букет, приложила к лицу.
– Спасибо, Серёжа, за всё, особенно за цветы. Они прекрасны и пахнут чудесно...
Её голос предательски дрогнул, в глазах блеснула и покатилась слезинка. В следующую секунду он почувствовал на своих плечах знакомые руки, губы обжёг неожиданный поцелуй.
– А теперь, пожалуйста, иди, Серёжа, – умоляюще попросила она.
Угаснувшая было надежда, снова затеплилась в груди. Перед ним стояла прежняя Лена.
– Лена, Леночка, я знаю, ты ещё любишь меня, – быстро заговорил он, с силой обхватив её за плечи, – ещё ничего не поздно, всё можно исправить, вернуть назад, – с жаром продолжал, целуя в губы, в солённые от слёз глаза, в лицо.
– Серёжа, пожалуйста, уходи. Поздно, ничего нельзя уже изменить, – отчаянно вымолвила она и почти с мольбой выдохнула, – господи, где же ты был неделю назад?
Неожиданно дверь в её квартиру приоткрылась. Оттуда слышался чей-то непринуждённый смех, лилась лёгкая музыка.
– Лена, ты идёшь? Гости заждались нас, – позвал незнакомый мужской голос.
Он понял всё.
– Ты права. Да, действительно, слишком уже поздно что-либо исправить, – глухо повторил он её, медленно повернулся на ватных ногах и зашагал прочь.
– Серёжа, прости меня. Я люблю, и буду любить тебя всегда, – тихо прошептала она вслед, но он уже не слышал этих слов.
Дальнейшее происходило с ним как во сне. В памяти всплывали только отдельные фрагменты: чужие равнодушные взгляды, лицо припорашивало снегом, мелькали дома, проезжающие мимо машины – очнулся в центре города, перед зданием круглосуточного кафе. Заманчивые огни ночного заведения настойчиво приглашали к себе. В тот вечер он впервые по-настоящему напился. Впоследствии привычка залить горе спиртным стала постоянной.
Ежедневные выпивки сказались на нём: исчезла безупречность в ношении одежды, цвет лица приобрел характерный нездоровый цвет. Прежние друзья и товарищи потихоньку сторонились и отошли от него. Он медленно спивался. Скорее всего, при такой жизни его ожидала «канава» – печальная участь местных алкашей, если бы не сон, однажды.
***
Ему снился полузабытый деревенский домик. Ярко светило солнце. Во дворе благоухала сочная зелень. Где-то привычно шумел инструментами отец, рядом резвились ребятишки. Долгие годы разлуки не изменили родные лица и места – всё здесь было как прежде. Неожиданная новость обрадовала его. Он по привычке окликнул своих братиков и сестёр, но ему не спешили с ответом. Детвора продолжала увлечённо копошиться в песочнице, отец также стучал в сарае и тут его осенило. Звуки, несмотря на монотонное перестукивание тяжёлого молота, их не было. Он был чужим в чуждом для него мире. Это открытие потрясло его, к горлу подкатил знакомый ком, захотелось, как в детстве заплакать, излить слёзы незаслуженной обиды. Вдруг, в саду скрипнула дверца предбанника и на пороге показалась мать.
– Мама...? – удивлённо воскликнул он, – разве ты не умерла?
Мать горестно вздохнула.
– Конечно, нет. Разве вас можно оставить одних, вы же пропадёте без меня. Вот и ты, пока меня не было, пошёл по кривой дорожке, – она укоризненно покачала головой, – говорят, и от водки уже не отказываешься. Отец, поди, насколько старше тебя и то только по праздникам позволяет.
– Мам, я больше не буду честно-пречестно, – быстро залепетал он, – а ты, правда живая и не уйдёшь больше? – с недоверием посмотрел на неё.
– Куда же я могу деться от вас, – по её лицу скользнула тень печали, – я всегда была рядом. Тяжело пришлось тебе, сынок, осунулся весь.
Он судорожно кивнул.
– Иди ко мне и тебе полегчает, – протянула мать руки, – в детстве, бывало, плачешь, не остановишься, а как в руки возьмешь, сразу успокоишься. Иди сюда, сыночек, – снова ласково поманила она.
Он уже захотел подбежать, обнять её, укрыться в подоле вкусно пахнущего платья, но, неожиданно налетел холодный порыв ветра. Внутри стало зябко, в глазах потемнело, а когда снова их открыл, матери уже не было, вместо неё перед ним возвышалась голова матёрого волка.
– Ну, здравствуй, мой мальчик. Я давно ждал этого момента, – заговорил зверь вполне человечьим голосом.
– А ты кто? – испуганно спросил он, пятясь назад.
– Я тот, кто всегда был с тобой, – оскалил белоснежные зубы хищник.
– Я не помню тебя, – попытался он отмахнуться от неприятного собеседника.
– Нет, помнишь, – широко заулыбался волк, – и ты знаешь об этом. Я всегда присутствовал рядом с тобой. И в первую неделю твоего рождения, когда ты, мать и отец возвращались домой с роддома. Помнишь этот день, сынок, – волк внимательно посмотрел на него и, не дождавшись ответа, продолжил, – ты мал был тогда, но помнишь. Я стоял рядом с тобой на кладбище, когда хоронили твою мать. Рано она ушла из жизни, – зверь удовлетворённо ощерился,– я везде непрерывно следовал за тобой, где бы ты не находился: в школьные годы там, в далёком детдоме, шёл по пятам за тобой здесь в городе, даже в отношениях с твоей девушкой незримо присутствовал, только время для встреч не было. Теперь наступил.
Хищник удовлетворительно крякнул.
– Как видишь, мы есть одно целое с тобой, мой мальчик. Пошли, следуй же теперь за мной, – позвал волк и, не дождавшись ответа, пошёл вперёд.
Он как под гипнозом последовал за ним. Путь пролегал через лес, чем дальше, тем гуще деревья. Он спотыкался о многочисленные корни, больно поранил колени, но какая-то незримая сила толкала его вперёд. Ветви всё теснее сгущались над головой, они уже закрыли почти всё небо, становилось темно. Рядом слышались подозрительные шорохи, звуки. С каждым шагом они становились ближе к нему. В душу закралась тревога, и тут он услышал далёкий голос: «Сынок, остановись, не иди за волком – эта твоя погибель». "Мама, – догадался он и остановился. Волк подозрительно оглянулся назад.
– Чего остановился, мой малыш. Пошли, осталось совсем чуть-чуть, – вкрадчиво позвал он дальше.
"Сынок, послушай меня, не иди, – продолжал звучать в голове еле слышный голос, пока совсем не исчез вдалеке. "Что я делаю в этом богом забытом лесу, – неожиданно очнулся он.
– Уже немного, за тем бугром, – требовательно показал волк лапой куда-то вдаль, – пошли.
– Нет, – решительно возразил он зверю и остановился как вкопанный.
Силы и разум возвращались к нему.
– Ты пойдешь за мной, я заставлю тебя идти туда, – зло нетерпеливо оскалился хищник.
– Ты будешь подчиняться моей воле, мой мальчик и будешь следовать за мной, – повторил волк и протянул к нему огромную мохнатую лапу.
– Не-е-ет, – истошно завопил он и проснулся.
Больше после этого случая он к спиртному не притрагивался.
Глава III
Облака за окном окончательно очистили небо. Солнце уже село за горизонт. Он закурил сигарету. На улице темнело. В окнах напротив зажглись огни. Город после тяжёлого трудового дня замирал у телевизоров.
Попытка начать с нового листа в тот раз не получилась. Жизнь через некоторое время снова пошла наперекосяк.
Наступили 90– е годы, а с ним исчезла страна, в которой он жил все эти годы, отдал для её защиты свои лучшие два года. Теперь уже в новой стране, с новыми политиками начался кризис, волна закрытий промышленных предприятий. Не избежала печальной участи его родной завод. Он оказался одним из первых, кто попал под нож повального сокращения.
Безработица сама по себе тяжёлое испытание для любого человека, а для него, без всякой надежды на помощь со стороны – эта была катастрофа. Он сразу после этого лишился места в общежитии, благо прежние товарищи, позволяли ночевать в комнате. Для него начались не самые лучшие времена. Он кроме работы рабочего-электрика ничего иного не умел: торговать, как многие не приучен был, грабить и заниматься мордобоем не имел желания, попрошайничать не позволяла гордость. Денег катастрофически не хватало, каждое утро начиналось с непривычной мысли: « Где найти ещё кусок хлеба на день». Приходилось кормиться случайными проработками: подрабатывать на рынке у торгашей, у «чёрных», терпеть хамства, плевки окружающих и поэтому, когда возникла возможность отправиться на Северный Кавказ, он ни на минуту не раздумывал.
Война...Он не любил это слово, тем более рассказывать о ней. Только неопытные юнцы, начитавшись романов и насмотревших фильмов о ней, могли мечтать об этом, как о месте подвигов, романтики, и героизма. Ничего подобного он здесь не видел. Был тяжёлый ежедневный изнурительный труд, физически и морально опустошали марш-броски, боевые выходы в горы. Видел много ранений, смертей, глупых и не очень, видел развороченные взрывом тела ребят с разбросанными вокруг внутренностями, оторванные конечности, до боли в ушах отдавались истошные крики раненных о помощи. От всего этого, иногда, хотелось выть на луну полным криком, но нельзя, он солдат, давал присягу, будь она трижды неладна «... стоически переносить все тяготы военной службы», как издевка теперь звучал знакомый текст. Был, правда, один плюс от войны – отношения между людьми были здесь предельно просты, понятны и ясны. Там где-то находится враг и с ним надо быть настороже, если надо убить, то это надо сделать, ни секунды раздумывая, иначе будешь убит сам, а рядом есть свои ребята – их нужно прикрывать, порой ценой своей жизни. Вот такая простая философия жизни, её не надо было зубрить в университетах, чтобы выучить, она сама постигала тебя.
***
Только война и экстремальные будни рождает настоящую мужскую дружбу. Здесь они находили боевых товарищей, здесь же их потом навсегда оставляли, как он Сашку.
Впервые они познакомились после очередного выхода в горы. Он лежал и отдыхал в палатке, опустошённый и мрачный после задания. Опять ошибка в донесениях разведки и как результат «незапланированные потери» – несколько раненных и пара «двухсотых». Все совсем ещё пацаны, «карандаши», годик даже не отслужили. «Незапланированные потери» – как он ненавидел это слово, в морду бы ткнуть этой бумажкой тому, кто его придумал, и заставить потом проглотить всё до последней крошки. Сергей зло сплюнул и тут появился он.
– Товарищ сержант, разрешите обратиться, – раздался бодрый голос в дверях.
– Давай, – не повернув головы, процедил он сквозь зубы.
– Товарищ сержант, рядовой Н... явился в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы, – также бодро отрапортовал голос.
– Ну, – мрачно переспросил он и приподнялся с кровати.
Перед ним в дверях стоял долговязый новобранец, совсем ещё юнец, как пить дать только вчера со школьной скамьи.
– Рядовой Н... прибыл для прохождения дальнейшей службы, – уже не так бодро повторил пацан.
