Текст книги "Непохожие прохожие (Сказки)"

Автор книги: Владимир Бондаренко

Соавторы: Вениамин Бондаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

ЛЕЗ МУРАВЕЙ НА СОСНУ

В роще ещё была ночь, но Муравей уже проснулся у себя в муравейнике и тихо, чтобы никого не потревожить, начал пробираться по тёмному коридору наружу. Выбирался он долго и, когда выбрался, увидел, что в рощу входит рассвет. Значит, там в полях за рощей загорается заря.

Звёзды уже начали блёкнуть и осыпаться с неба, как осыпаются с деревьев отзеленевшие листья. Неподалёку, в дупле липы, засыпая, хохотал сиплым хохотом филин. ,

– Не опоздать бы, – сказал Муравей и полез на сосну.

Он не видел, что следом за ним, крадучись, вышел из муравейника сосед его и тоже стал взбираться на сосну. Сосед приметил, что каждое утро Муравей, таясь ото всех, залезает зачем-то на сосну, и решил вызнать, что он на ней делает. Хитрой сноровки был сосед.

Муравей лез быстро. Он немного проспал сегодня и потому торопился. Сосед едва успевал за ним. И был осторожен. Он даже сопеть боялся, чтобы Муравей не слышал. Одним громким вздохом можно загубить всё.

«Дело опасное, – подбадривал он самого себя, – поостеречься надо. Выдашь себя – и не узнаешь, что Муравей на сосне прячет».

А что Муравей чего-то прячет на сосне, сосед не сомневался.

«Сегодня узнаю. Он ещё умом короток, чтобы обхитрить меня. Выслежу».

Муравей вскарабкался на самую макушку сосны и стал смотреть в сторону востока. Там розовые дымились в заре облака. Муравей глядел на них и шептал:

   –  Скоро, уже скоро. Я вижу.

И глаза его были розовыми от зари.

Сосед тоже смотрел в сторону востока. Видел небо. Оно упиралось в окраек поля, и заря как будто бы старалась поджечь его. Ничего особенного перед собой он не видел.

И вдруг Муравей закричал:

   –  Вот оно! Поднимается! Значит, и сегодня оно будет светить нам! Ух, какой красоты невиданной!

   –  Кто? – не выдержал и спросил сосед. – О чём говоришь ты?

И только тут Муравей увидел его, и глаза его засветились радостью.

   –  Ты тоже здесь? Ты тоже пришёл посмотреть, как всходит солнце! Правда, в его восходе есть что-то такое... такое? Я каждый день поднимаюсь сюда, чтобы посмотреть, как оно всходит.

Сосед ничего не сказал на это. Сопя, он понурый пополз вниз. Он думал: у Муравья на сосне что-то спрятано, может, что-то из еды, и тот поделится с ним. Он так долго ждал, перезяб, а на поверку одни пустяки вышли, дурачество. «Зря лазил, живот оцарапал только и в росе изгваздался. Эх...»

ЛОСЬ
ИЗ ГОРЕЛОВСКОИ РОЩИ

Подружился Лось из Осинников с Лосем из Гореловской рощи и уманул его к себе жить.

   –  Вместе, – говорит, – всегда будем.

Лось из Гореловской рощи сначала упирался, но шёл.

   –  Я, – говорит, – здесь родился. Здесь у меня всё своё. Каждая тропинка, каждое деревце знакомы.

   –  И у меня в роще всё узнаешь, со всеми перезнакомишься.

И Лось согласился, пошёл. И правда, быстро освоился в Осинниках: роща не лес, здесь всё на виду. И всё бы хорошо, но однажды попил он воды из озера и говорит:

   –  Эх, поставить бы вон с той стороны две плакучие ивы, а вот здесь камень бы замшелый утвердить, и было бы это озеро совсем как моё.

   –  Придумаешь ты тоже, – сказал Лось из Осинников. – Если с той стороны поставить плакучие ивы, а здесь камень утвердить, тогда это будет твоё озеро, а сейчас оно – моё.

Ничего на это не сказал Лось из Гореловской рощи. Только как-то вскоре после этого проходили они мимо горы. Остановился он, задрал кверху голову и говорит:

   –  Эх, если бы этой горе да побольше лысинку, да вон там оврагом бы её разрезать, то была бы она совсем как моя гора.

   –  И придумал же ты опять, – сказал Лось из Осинников. – Да если эту гору побольше вылысить да оврагом прорезать, то она уже будет твоей горой, а сейчас она – моя.

Ничего и на это не сказал Лось из Гореловской рощи. Только как-то идут они по полянке, а он остановился вдруг и вздохнул.

   –  Эх, – говорит, – если бы вон ту берёзку переставить вот сюда, а эти дубки убрать и на их место поставить сосенки, то она была бы совсем такой, как у меня в роще.

   –  Ну что ты всё выдумываешь, – сказал Лось из Осинников.—Если ту берёзку переставить сюда, а на место этих дубков поставить сосенки, то это уже была бы твоя полянка, а сейчас она – моя.

   –  Вот и я об этом же думаю, – сказал Лось. – Если здесь ничего моего нет, тогда зачем же я здесь?

Сказал и пошёл к себе в Гореловскую рощу. Сперва не быстро шёл, но чем ближе подходил к родным местам, тем всё машистее шаг делал. Потом побежал...

ТАК ТОВАРИЩИ НЕ ДЕЛАЮТ

Приснился медвежонку Ивашке сон, будто пошли они с Мишуком в соседний лес за малиной. Забрался Ивашка в малинник, очень малиновый куст нашёл. Сидит, малинку с него сдаивает, Мишука не зовёт: позови его, самому не хватит.

А Мишук аукает, окликает его:

«Где ты, Ивашка?»

Молчит Ивашка, сидит за кустом, будто и нет его. Отзовись, прибежит Мишук. Он такой нахрапистый, подсядет рядом, обеими лапами, кубарик, хватать будет. Горсть сорвёт– убыль: ему, Ивашке, на целую горсть меньше достанется. Лучше уж помолчать, притаиться.

Помолчал Ивашка, не откликнулся на голос Мишука. А Мишук покричал, поаукал и затих – вот и хорошо, не больно и жаль. Обобрал Ивашка малину, вышел на полянку– нет Мишука. Туда, сюда – нет нигде.

А лес вокруг тёмный, кряжистый. Где-то невидимый потатуйка стучит. Поляна следами неведомыми ископычена. Заробел Ивашка. В одну сторону кинулся – нет конца лесу жуткому, в другую сторону кинулся – стоит он стеной непроходимой. И не знает Ивашка, куда бежать ему, где берлога его. Вот как круто дело-то обернулось.

Приложил медвежонок лапы ко рту, завопил:

«Ауу! Ми-и-ша!»

Долго кричал, осип даже. Но на крик его только ворон из чащи откликнулся. Изодрался Ивашка, между деревьями плутая. Обшарил всё вокруг, обаукал – нет Мишука. А тут и ночь налезла страшная. Со всех сторон обошла, хоть глаз коли, не видать ничего.

И кто знает, что бы с Ивашкой было? Может, так и запропастился бы он в чужом лесу, если бы не проснулся. Но, к счастью, проснулся Ивашка. Смотрит: он у себя в берлоге. Никакого чужого леса нет. И Мишук вон косолапит к нему по тропинке в гости и репьи с живота счё сывает.

Рассказал Ивашка Мишуку сон свой и говорит:

   –  Что ж ты меня, Мишка, в неведомом лесу одного бросил? Что скалишься и лапой морду трешь? Разве так настоящие товарищи делают? Я голос изодрал, тебя всё звал.

   –  Что ж ты меня коришь? – насупился Мишук. – Это ж во сне было, а во сне всякое присниться может.

   –  И во сне так настоящие товарищи не делают. Где тебя, дьявола, носило?

И одного только не рассказал Ивашка: как он сидел, неслышный, во сне под малиновым кустом и сдаивал с него малинку и, когда окликнул его Мишук, не отозвался, чтобы не пришёл тот и не подсел рядом. Не рассказал этого Ивашка, потому что знал он теперь, что и так тоже настоящие товарищи не делают... даже во сне.

ТАИНА

Проведала Сорока, что у Зайца есть какая-то тайна, и растрезвонила по лесу:

   –  Есть у Зайца какая-то тайна, я только выведать не смогла какая.

Прослышала об этом Лиса и побежала к Зайцу. Может, проведал он, как незаметно прокрасться в колхозный птичник и унести курицу. Вот было бы кстати.

Прибегает, спрашивает:

   –  Говорят, у тебя есть какая-то тайна?

   –  Есть, – отвечает Заяц.

   –  Ну-ка, скажи мне её.

   –  Нет, – говорит Заяц, – не могу.

   –  Не можешь! – тявкнула Лиса и схватила Зайца за шиворот. – Ах ты, козюлька, досадить мне умыслил?

– Ну что ж, – сказал Заяц, – меня каждый обидеть может, я для всех доступный, но пусть умру я, но вместе со мной умрёт и моя тайна.

Сказал он гак, и отпустила его Лиса.

«Ладно,—думает, – я каким-нибудь окольным путём выведаю его тайну, а умрёт Заяц, ничего не узнаешь».

И убралась восвояси. А Сорока растрезвонила по лесу.

что вот приходила к Зайцу Лиса, грозилась убить его, но Заяц всё-таки не сказал ей своей тайны.

   –  Лисе не сказал, а мне скажет. – Расправил Волк пошире плечи и отправился к Зайцу. Может, знает он, как неслышно подобраться к колхозной кошаре и унести овцу.

Пришёл Волк к Зайцу и спрашивает нахраписто:

   –  Говорят, у тебя есть какая-то тайна? Ну-ка, говори мне её.

   –  Тайна у меня есть, – отвечает Заяц, – но сказать я тебе её не могу.

   –  Не можешь?! – осерчал Волк и схватил Зайца за задние ноги, у того и в животе взбулькнуло. – Ах ты, бестия косая, озлить меня надумал? Да я тебя сейчас за эту речь дерзкую о пенёк, и дух из тебя вон.

   –  Дух из меня уйдёт, а тайна при мне останется, – пропищал Заяц.

• И перелютовал Волк, отпустил его.

«Ладно,– думает, – против ветра не надуешься. Я как– нибудь иначе выведаю его тайну, а умрёт Заяц, ничего не узнаешь».

И ушёл, а Сорока растрезвонила по лесу, что вот и Волк приходил к Зайцу, грозился убить его, а Заяц всё-таки не выдал ему своей тайны.

Дошла эта весть до Медведя. Задумался Медведь: какая ещё такая у Зайца может быть тайна? Может, проведал он, как пробраться неслышно на колхозную пасеку и унести ул'ей с мёдом?

   –  Надо пойти расспросить, – сказал Медведь и отправился к Зайцу.

Разыскал его у речки, спрашивает:

   –  Правду говорят, что у тебя есть какая-то тайна?

   –  Есть, Иваныч, – отвечает Заяц.

   –  Говорят, Лиса к тебе приходила, и ты не сказал ей.

   –  Не сказал, Иваныч.

   –  И Волку, говорят, не сказал?

   –  Не сказал.

   –  Неужели и мне не скажешь?

   –  Тебе бы можно, Иваныч, да... нельзя. И не понуждай. Место здесь больно видное. Сразу все догадаются, что я тебё свою тайну говорю. Обидятся, что им не сказал, и найдут, чем досадить мне. Уж лучше не гневить никого.

   –  Пойдём, коль, тогда к тебе.

Замялся Заяц:

   –  Ко мне бы можно, Иваныч, да... нельзя. Увидят, пошли мы с тобой, и скажут: Заяц Медведя повёл к себе, чтобы тайну ему открыть свою.

   –  Пойдём, коль, тогда ко мне.

   –  И это бы можно, Иваныч, да... нельзя. Увидят, пошли мы, и скажут: Медведь Зайца к себе повёл, чтобы тайну его выведать. Ты уж один иди, а за мной пришли кого-нибудь, будто в гости зовёшь.

На том и порешили. Прибежал Заяц домой. Сидит на завалинке, а Сорока летит:

   –  Иди скорее, косой, тебя Медведь в гости зовёт.

Пришёл Заяц, остановился у порога. Ужинал Медведь,

пробасил:

   –  Ну, говори свою тайну, слушаю я.

Затоптался Заяц:

   –  Оно бы можно, Иваныч, да... нельзя: ты за столом сидишь, я у порога стою. Увидит кто, скажет: вовсе Медведь и не в гости Зайца позвал, а чтобы тайну его выведать. Да и я могу подумать, что ты гнушаешься со мной за одним столом посидеть.

   –  Что ты, – сказал Медведь и пригласил Зайца к столу, – просто мне хочется поскорее тайну твою узнать.

   –  А куда тебе спешить, Иваныч, и так ты самый первый узнаешь её, – сказал Заяц и придвинул поближе тарелку с блинами.

Поблинничал, наелся до отвала, нацедил кваску из жбана, выпил и глаза вытаращил:

   –  Вот это квасок! Пока пьёшь, весь переморщишься!

И когда поел и квасу попил, говорить не спешил: покачался в качалке медвежьей, приёмник покрутил, последние лесные новости послушал. А Медведь всё торопил его:

   –  Ну?.. Ну говори же скорее, умаял ты меня.

Поковырял Заяц в зубах для важности зубочисткой,

сказал:

   –  Ну что ж, теперь я могу тебе, Иваныч, и открыть

мою тайну. Всю жизнь мне мечталось побывать в гостях у тебя. И чтобы ты сам меня пригласил. Посидеть за твоим столом, в качалке твоей покачаться, послушать приёмник твой. Это и было моей тайной.

   –  И только-то?!

   –  Только. Другой у меня тайны, Иваныч, нет и никогда не было. Сбылась мечта моя: побыл я в гостях у тебя. На всю жизнь мне хватит рассказывать об этом... А теперь разреши мне домой пойти. Засиделся я у тебя, поздно уж. Жена хоть и знает, что ты меня в гости позвал, но всё равно волноваться будет.

ЛЕНЬ

Шла как-то вечером Лень по деревне, снежком похрупы– вала, на руки дула. Легко одета была – мёрзла.

Шла Лень и видит – огонёк желтеется. «Дай, – думает, – зайду, обогреюсь».

Вошла Лень в избу – тихо. Принюхалась – тыквой пареной пахнет. Посмотрела на печку – а там Колька Г рек у трубы сидит, уроки учит. Потопталась Лень у порога и говорит:

   –  Пусти погреться, пожалуйста.

   –  Залезай, – говорит Колька, а сам всё читает, старается.

Сбросила Лень пиджачишко с плеч, ботинки сняла дырявые, вскарабкалась на печку, греется, на Кольку поглядывает.

   –  Вот ведь, – говорит, – молодец ты какой: учишься. Ну учись, учись, а я тебе за это песенку спою.

Устроилась Лень поудобнее и запела. Глядел, глядел на неё Грек, отложил в сторону книжку и давай подпевать.

Так и сидели они рядыщком, покачивались под песню, пели. А потом соскочили на пол, плясать начали. Лень крендель ножкой выпишет–и Грек за нею. Лень вприсядку пойдёт – и Грек тоже.

Вдруг – ку-ка-ре-ку!'-^ пропел петух во дворе.

   –  Эх, – остановился Грек, – а уроки-то?

А Лень хлопнула его по плечу и говорит:

   –  Нашёл о чём тужить! Уроки и утром выучишь. Встанешь пораньше и выучишь. Ты же сообразительный, много ли тебе времени надо.

Так Грек и сделал. Рано-раненько проснулся, хотел вставать, смотрит – Лень рядышком лежит и губами во сне причмокивает: чмок-чмок...

Жалко стало Греку Лень будить, пригрелся он у неё под боком, опять задремад.

И пошёл на этот раз Грек в школу неподготовленный. И дрожал весь день, не спросили чтоб. И ничего – отсиделся.

Возвратился домой – и за книжку скорее. Только страницу нужную нашёл, слышит – зовёт его кто-то. Оглянулся, а это Лень свесилась с печки, пальчиком манит:

   –  Иди, покажу что.

А сама подмаргивает таинственно так: смотри, дескать, мать не узнала чтоб.

Но матери не было дома, мать была на работе, и потому залез Грек на печь, а Лень ему карты самодельные показывает.

   –  Давай, – говорит, – в дурачка на щелчки сыграем.

   –  Давай, – отвечает Грек. – Только погоди, я за Ванькой Мартышкиным сбегаю, втроём веселее будет.

Привёл Грек Ваньку Мартышкина, сели– на печке. Лень карты разбросала, играют. Смотрит Грек, а у него одни шестёрки с семёрками. Как с такими картами выиграешь? Не выиграть с такими картами.

Проиграл Грек. Дали ему Лень с Ванькой по щелчку, снова раскинули карты.

И так до вечера. А вечером мать задержалась на ферме, и опять Г рек один остался с Ленью на печке. Сидели они друг против дружки и в шашки играли. Только и здесь не везло Греку, прямо хоть плачь – не вылезает из угла, и только. Часов до двенадцати играл, так и не отыгрался.

И пошёл на другой день в школу Грек опять неподготовленным. На третий день Лень его на салазках сманила кататься. На четвёртый – рыбу на пруду глушить.

И стали замечать в школе, что творится с Греком что-то неладное. Раньше руку поднимал, отвечал бойко, а теперь двух слов связать не может, словно говорить разучился. Двойки в журнале появляться начали.

Удивительно!

И решили ребята поговорить с Греком. Созвали после уроков собрание и поговорили.

Пришёл Грек домой пасмурный. Разделся, задачки решать приготовился. А Лень сидит на печке, ножки свесила и головой качает:

   –  Что это, Коленька, ты даже «здравствуй» не сказал мне сегодня? Или обидел кто?

Поглядел на неё Грек, приподнялся из-за стола и говорит:

   –  Слезай с печки! – и ухват в руки взял.

Забеспокоилась Лень:

   –  Что это с тобой, Коленька? Я для тебя и карты, и рыбу, а ты...

   –  Слезай!—затопал Грек ногами. – Бить тебя буду, а может, даже и убью!

Видит Лень: плохо дело. Спрыгнула с печки, за пиджачишко– и бежать. Грек пригрозил ей вдогонку:

   –  Придёшь ещё – смерть тебе будет!

И что же? С того дня, как ни придёт к Греку Ванька Мартышкин, всё Грек над уроками сидит. Не то чтобы в карты играть – разговаривать даже не хочет.

Удивительно!

ЕСТЬ ДРУГ И У ФИЛЬКИ

Вы, наверное, знаете уже, что барсук Филька жил диковато. Друзей у него не было, потому что Филька считал, что друг – это одно беспокойство: то сам к тебе в гости пожалует, то тебя к себе в гости зовёт. Потому и жил Филька без друзей, чтобы никакого беспокойства не было, и говорил, что только так жить и надо – ото всех наособицу.

И вот как-то поселился рядом с ним барсук из Осинни-

ков. Голодно ему там стало, он и перебрался с семьёй в Го– реловскую рощу. Вечером к Фильке пришёл:

– У тебя там не найдётся, сосед, пожевать чего-нибудь? Пока устраивался на новом месте, ничего добыть не успел. Я бы и так переспал, да ребятишки пристали – сходи попроси у соседа чего-нибудь.

В кладовке у Фильки были припрятаны три мыши да лягушка. Филька с запасцем жил, всего у него всегда вдосталь было. И есть он не хотел, поужинал уже. Можно было отдать соседу, но так рассудил Филька: бойкий какой сосед ему попался, видать, от всякого куска урвать норовит.

«Не успел оглядеться и уже просить идёт. Навадишь, потом не отстанет, так и будет ходить – дай да дай. Нет, милый, в чужой прудок не закидывай неводок», – подумал Филька, а вслух сказал:

   –  Со всей душой угостил бы тебя, да нечем: все запасы истощились.

   –  Ну и ладно, так переспим, – извинился сосед и закрыл за собой дверь.

Долго в эту ночь не мог уснуть Филька, всё ворочался, ворчал:

   –  Нестоящий сосед угодил мне. Охочий, видать, до чужого. Дай потачку, он и тропу к моему дому проторит. Навык, наверное, у себя в Осинниках шататься, и у нас с того же начинает. И совести хватило слово такое сказать – дай. Думал, наверное, что глупее себя нашёл.

Уснул уж под утро. И спал плохо: кошмарный сон сердце томил. Снилось Фильке, будто стоит перед ним сосед, рядом с ним жена его и дети. И все тянут нахально к Фильке лапы, и все просят:

«Дай, дай».

Филька так метался в постели, что с кровати свалился. Голова болела – ничуть не отдохнул. Вышел во двор, смотрит– а уж сосед с охоты возвращается, связку мышей несёт. Отобрал парочку пожирнее, протянул Фильке:

На, сосед, когда ты ещё себе добудешь, а перехватишь малость* оно на душе-то спокойнее будет. Бери.

Отчего не взять, коли дают? Взял Филька, подумал: «Чудной какой-то сосед у меня, легко говорит как – на! У самого детей куча, а он со мной делится».

В другой раз наловил сосед лягушек на озере и опять парочку Фильке занёс. Фильки у двора не было, так он ему в окошко подал.

   –  Развлекись маленько, пожуй.

Взял Филька, улыбнулся: ну и сосед! Глупый, видать: и не просишь, сам даёт. Нисколько экономить не умеет. Ну и пусть делится, разве Фильке от этого хуже!

А однажды увидел Филька – сосед суслика поймал. И захотелось ему суслятинки отведать. Пришёл он к соседу, просит:

   –  Дай кусочек.

А сосед обрадовался, что Филька навестил его. Всегда мимо норовил пройти, а тут зашёл. Всего суслика отдаёт ему:

   –  Чего кусочек? Целого бери. Уж есть, так досыта.

Опешил Филька, попятился даже.

   –  А ты как же? Ты ещё, поди, не ужинал?

   –  Обойдусь.

   –  И дети вон у тебя.

   –  И они потерпят. Мы в обед сытно поели, можем и без ужина обойтись. Водички похлебаем и проспим до утра.

Дома у Фильки хомяк припрятанный лежал, да и без него было у Фильки поесть что, а сосед последнее отдал и себя и детей без ужина оставил.

Нёс Филька суслика к себе, и тяжёлым он казался ему. Стыдно было Фильке, первый раз в жизни стыдно было.

Не выдержал Филька, воротился с половины дороги и отдал соседу суслика:

   –  Понимаешь, пока шёл от тебя, хомяка поймал. Идём ко мне. И ребят своих бери, заодно поужинаем.

   –  Да они уже спать легли.

   – Ну возьми тогда суслика. Утром они встанут, ты и покормишь их, а сам идём ко мне. Знаешь, какой хомяк жирный попался! И большой. Одному мне его ни за что не съесть.

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ

Сидел Заяц под терновым кустом, горбился, о прожитой жизни думал и вдруг чувствует: сдавило ему сердце. Схватился лапками за грудь, разевает рот, вздохнуть хочет, а вздоха не получается.

«Значит, всё, – думает, – конец мне пришёл». И точно, смотрит: стоит перед ним его смерть, серенькая, с длинными ушами в крапинку.

   –  Что, – спрашивает Заяц, – уже?

   –  Да, – говорит Смерть, – подошёл твой срок. Ну, рассказывай, как ты жил.

Стал Заяц рассказывать, и вышло по его рассказу, что всю свою жизнь он только и знал, что бегал ото всех да по кустам прятался. Да и час назад всё по лесу петлял, следы прятал.

Записала Смерть ответ его, сказала:

   –  Да, мастер ты, я вижу, был уши иавостривать. А теперь скажи, чему ты радовался в жизни.

Сказал Заяц:

   –  Больше всего радовался я, когда удавалось мне убежать от опасности подальше и спрятаться понадёжнее.

И этот ответ его записала Смерть. Почмокала губами:

   –  Да, вижу я, резво ты бегал и хитро прятался. Ну, а скажи, чем ты гордишься в своей жизни.

Вытянулся Заяц перед своей Смертью в струнку, доложил бодро:

   –  Горжусь, что непойманным до старости дожил и тебя в полном сознании встретил.

И покачала тут Смерть головой.

   –  Эх, ты, – говорит, – не прожил ты свою жизнь, а прокрался по ней. Даже срамно нести тебя такого. Глянет кто-нибудь и скажет: «Труса Смерть несёт». Обмараешься об тебя.

   –  Да, – вздохнул Заяц, – это верно, не показал я за всю мою жизнь своей смелости, а ведь её у меня полна грудь была. Но если ты расступишься сердцем, сжалишься и дашь мне день жизни, увидишь тогда, на что я способен.

Проявлю я геройство, и нести тебе завтра меня будет не стыдно.

Махнула Смерть рукой:

   –  Хоть я и не потатчица умирающим, да ладно, дарю тебе день жизни. Геройствуй.

И растаяла в воздухе, как будто её и не было. И тут же почувствовал Заяц, что не давит ему больше сердце и что он снова может дышать.

Подпрыгнул он тут от радости, закричал:

   –  Живу!

И слышит – идёт кто-то по лесу, шуршит под чьими-то шагами трава.

Пригнулся Заяц пониже и полез поскорее в терновый куст прятаться. Впереди ещё целый день жизни, и можно десять раз успеть проявить свою смелость. Зачем же рисковать раньше времени?

Заяц и в свой последний день остался зайцем.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ 3

ПОЧЕМУ ЗВЕРИ ВРОЗЬ ЖИВУТ 5

БАРСУК ФИЛЬКА 8

ГОРДЫЙ ПЕТУХ 12

ЗАГРОЗИЛ 15

ДВА КОТЕНКА 17

НЕПОХОЖИЕ ПРОХОЖИЕ 20

ЗАЯЧИЙ ПЛЕТЕНЬ 22

ОБИДЕЛСЯ МЕДВЕДЬ НА СВЕРЧКА 25

ХИТРОСТЬ МЕДВЕДИЦЫ МАТРЕНЫ 26

ПЛЕМЯ ПЛУТОВСКОЕ 30

ПОШУТИЛ 33

БЕДА, КРЫСА И ГОРНОСТАЙ 34

КТО СИЛЬНЕЕ 37

БРАНИТ ЛИСА МЕДВЕДЯ 40

ИСКАЛ МЕДВЕДЬ ВИНОВАТОГО 42

ВНУК СТАРОГО ГРОМА 45

ЛЕЗ МУРАВЕЙ НА СОСНУ . / 47

ЛОСЬ ИЗ ГОРЕЛОВСКОЙ РОЩИ 48

ТАК ТОВАРИЩИ НЕ ДЕЛАЮТ 51

ТАЙНА 52

ЛЕНЬ 56

ЕСТЬ ДРУГ И У ФИЛЬКИ 58

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ 62

Для младшего школьного возраста

Вениамин Никифорович Бондаренко Владимир Никифорович Бондаренко

НЕПОХОЖИЕ ПРОХОЖИЕ

Ответственный редактор Т. В. Жарова. Художественный редактор А. Е. Цветков. Технический редактор Г. Е. Г афт. Корректор Н. Е. Кошелева. Сдано в набор 28/XI 1974 г. Подписано к печати 11/V 1975 г. Формат 70x 90/16. Бум. офс. № 1. Печ. л. 4. Уел. печ. л. 4,68. Уч.-изд. л. 3,55. Тираж 150 000 экз. Заказ № 381. Цена 14 коп. Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Детская литература». Москва, Центр, М. Черкасский пер., 1. Калининский полиграфкомбинат детской литературы км. 50-летия СССР Росглавполиграфпрома Госкомиздата Совета Министров РСФСР. Калинин, проспект 50-летия Октября, 46.