Текст книги "Обязан побеждать"
Автор книги: Владимир Нестеренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Глава 9
Назавтра, изучив карту, лейтенант Белухин сказал Тане:
– Лес наш не очень-то обширный. До Локтя по прямой десять километров. А вот родничок подальше и место там глуше. Придётся основную базу делать там. Изучим болото и посмотрим, можно ли там укрыться от карателей с собаками. Рано или поздно немцы будут нас разыскивать. Надо быстрее нанести ощутимый удар по железке. Сегодня – разведка. Пойдём налегке.
Эшелоны шли через Локоть с полутора часовым промежутком с обеих сторон при скорости тридцать километров в час. Где-то не так далеко есть разъезд. В глаза бросилось, что вагоны преимущественно наши, советские, захваченные на станциях во время первых недель внезапного вторжения. Гнали отремонтированные пульмана, неизвестно чем гружённые. Отдельно цистерны с горючим и платформы с бочками под брезентом. Мелькали танки и самоходные орудия, тяжёлая и легкая артиллерия. Все это угадывалось по конфигурации брезента, прочно увязанного за борта вагонов.
Лейтенант и санинструктор, лежа у кромки леса, рядовые в метре от них, тщательно изучали подступы к железнодорожному мосту. Обшарили через прицел поочередно каждый метр насыпи. Метров на пятьсот по обе стороны лес был вырублен, но пока не убран, примяв кустарник. Пахло увядшей листвой. По обеим сторонам моста огневые точки из мешков с песком охранных войск. Часовые парами прохаживаются по обочине насыпи на длину всей вырубки.
– Сегодня же ночью, пока не убрали деревья, не расширили лесосеку, заминирую дорогу с таким расчетом, чтобы состав от взрыва врезался в мост и разрушил его. Он не очень крепок, всего на двух быках.
– А успеешь, тол надо принести.
– Да, перестраховался, – огорчился лейтенант, – можно было всё взять с собой. Груз невелик, впредь учту.
Помолчали, пропуская глазами встречный эшелон.
– Такая мощь прет! Страшно.
– Удар сам напрашивается. Товарищ Таня, отправляйся с рядовыми на базу. Тола дашь не больше килограмма: двести семьдесят граммов перебивает рельсу, провод с адской машинкой, и отправишь рядовых ко мне. Сама остаёшься на базе.
– Милый, ты меня пугаешь!
– Товарищ Таня, это боевое задание и никаких милых тут нет. Есть командир, приказ, расчёт и чёткое его выполнение. – И добавил мягче: – Твоя нога не выдержит быстрого хода по лесу ночью, если придётся уходить от погони.
– Есть, товарищ Костя, но парни не очень выносливые. Слабаки. Им бы тренировку.
– Нет у нас времени для тренировок. Осень, фрицы усиленно стягивают силы для нового удара на Москву. Смоленск им здорово начистил хрюшку. Выбрать бы литерный с живой силой! Но разве без агентуры угадаешь? Цель – цистерны с горючим.
– Ты будешь бить зажигательными?
– Посмотрим, если удастся свалить эшелон, в суматохе мой пулемёт не услышат.
– Значит, будешь бить, – обречённо сказала девушка.
– Товарищ Таня, отставить разговорчики и все сомнения, выполнять приказание. Бери бойцов и – марш! Бойцам я приказал выполнять все твои распоряжения. – Он поцеловал подругу и отвернулся к железке: – Я на тебя надеюсь, как на себя.
– Не подведу, – тихо ответила Таня и перебежала к бойцам. Через минуту они скрылись в лесу и ходко пошли на базу.
Лейтенант Белухин пока не имел того боевого чутья, каким обладают опытные бывалые разведчики, но те небольшие операции, какие удалось совершить, все же придавали уверенность в успехе и выборе именно той цели, какую хотелось. Он вспоминал наставление полковника: «Чутьё приходит не сразу, иным с годами, но есть люди, одаренные на это. Они быстро вживаются в обстановку, глубоко понимают обстоятельства, как бы видят шестым чувством будущее событие, и действуют дерзко и решительно. Но не всегда надо полагаться на чутьё, и не воображать, что оно у тебя давно созрело и можно на него опереться без опаски. Ещё и ещё просчитывайте варианты операции, выбирайте наиболее верный и короткий путь к цели с наименьшими жертвами – это и есть командирская одаренность».
Полковник подчёркивал: «Людям, хватившим в молодости лиха в борьбе за выживание на гражданке, легче вжиться в рискованный труд диверсанта, выработать чутьё на опасность или на удачу. Такой человек, что называется, тертый калач».
Именно таким и был Константин Белухин, потерявший в конце Гражданской войны отца. Поднимался на ноги с матерью и с дедом, у которого был настороженный взгляд на события в стране. Его родная Сибирь с нетронутой тайгой вырастила любовь к зелёному другу, к его скрытой от невнимательного глаза жизни, но зримой, если у тебя есть чуткое сердце, хороший слух и зрение. Все это у Кости было. В лесу он всё видел, слышал и понимал его жизнь. Потому он в незнакомом полесье, прилегающем к станции Локоть, ни разу не заплутал, хорошо ориентировался. Трудовая жизнь закалила его характер, волю и тело, наливая его силой, выносливостью и неприхотливостью к быту. Природа дала ему меткий глаз и верную руку. На стрельбах из пистолета он всаживал пуля в пулю. И по врагу бил без промаха, экономя заряды, которые потихоньку таяли.
Кроме природной одаренности, многое дала учёба в военном училище, значительно больше подготовка на базе, где он провёл вторую половину срока учёбы. И вышёл оттуда лейтенантом с многочисленными навыками разведчика-диверсанта, хотя до настоящего профессионала многие не дотягивали. Он в душе был рад такой подготовке, которая порой доводила парней до молчаливого изнеможения. Особенно в первые две недели. Выжатые как лимон тренировками, падали после отбоя на топчаны трупами. Молодые тела за короткую ночь успевали восстанавливаться, и снова беспощадные занятия и тренировки.
Священная месть вспыхнула негасимым огнем от гибели под Витебском деда с матерью. Они, гонимые вспыхнувшей войной, возвращались с похорон старшего сына деда, деверя матери, Костиного дяди, и попали под бомбёжку. Об этом ему успели сообщить родственники. Старики Белухины оказались теперь в оккупации, а сродные братья ушли воевать. Горечь утраты хоть и несколько притупилась, в горячие дни он не вспоминал о гибели родных, но сейчас, когда остался один, наблюдая за дорогой и считая эшелоны, вспомнились и детство с юностью, и эта ничем не оправданная потеря. Константин страстно желал выбрать самый ценный эшелон. Не сомневался, пустит под откос, крепко разозлит немецкое начальство от ощутимой потери и надо ждать карательный отряд. Лейтенант понимал, что где-то, в какой-то штаб, возможно, в тот, что в Локте, уж поступили донесения о его мелких диверсиях, совершенных в одном и том же районе дерзкими партизанами, с которыми надо кончать. Разбитый эшелон будет той каплей, что переполнит бокал раздражения и ярости генерала, чьи войска находятся в этой фронтовой полосе. В этом он был уверен.
* * *
Между тем диверсии на оккупированной территории стали настораживать генерал-полковника Франца Гальдера. В августе он записал в своём дневнике: «В тылу между озером Ильмень и Нарвой действуют партизаны. Они совершают неприятные для нас налёты на железные дороги. Спущен с рельсов поезд. И вот, когда армии группы “Центр” топчутся на линии Ярцево – Ельня – река Десна и стали наращивать мускулы для нового удара на Москву, приходят досадные, как зубная боль, сообщения о крушении поездов в тылу на железных магистралях. Гибнет недопустимое количество боевой техники, боеприпасов, горючего. Войскам надлежит усилить бдительность в перевозках и решительно пресекать все попытки диверсий на дорогах».
* * *
Отбиваться от карателей лейтенант Белухин пока не станет. Не те силы у него. Уйдёт, не оставляя следов, как в прошлый раз. Впрочем, загадывать не стоит. Теперь он не один, как получится.
Вспомнив о Тане, которая в эту минуту, пожалуй, отправила бойцов к железке и осталась одна, он улыбнулся, и неизъяснимая нежность к девушке заполнила всё его существо, а сердце тревожно забилось. От чего?
«Нет, она не должна ослушаться приказа и останется на базе, – успокоил он себя. – Вот что значит воевать рядом с любимым человеком! Недаром полковник наставлял: «…постарайтесь не влюбляться. Хотя сердцу не прикажешь, на фронте много ваших ровесниц в чине медсестер».
«Я не выполнил это наставление. И счастлив. Моя жизнь стала богаче, а действия осторожнее, с более тонким расчётом. Та первая ночь сделала меня мудрее. Нет, никакая война не может остановить любовь к женщине. С этого начался мир».
Что он знал о любви и женщинах в свои двадцать лет. Почти ничего. Школьные годы оставили бесконечную жажду к знаниям, к спорту и пиротехнике. Правда, отроком он был влюблён в свою одноклассницу, но, проучившись год с ним, она уехала с родителями-геологами и след этой любви долго был зримым, оттого в старших классах он несколько холодно относился к девушкам. Потом обнаружились его незаурядные способности стрелка, он попал на областные соревнования, стал чемпионом по стрельбе из пистолета и винтовки.
«С такими способностями – прямая дорога в военное училище», – говорили ему в школе. Костя отмалчивался, мечтая стать пиротехником и работать на киностудии. Теперь пригодились все навыки, которые он успел обрести в той мирной жизни.
Хорошее настроение Константину придали воспоминания об одном эпизоде с друзьями. Весной на окраине своего посёлка он показывал, как ему казалось, чудеса пиротехники. На песчаном берегу речки Костя расставил десяток консервных банок большим кругом. Встал в центр, поджог бересту, накрученную на палку, скомандовал: «Батарея – пли!»
Два друга стояли в сторонке и, веря и не веря в фокус, поглядывали на Костю. Тот поднёс огонь к первой банке, и она с резким хлопком подскочила вверх метра на три. Костя повёл факел дальше. Банки одна за другой стали хлопать и подпрыгивать.
Изумлению мальчишек не было предела. Они подскочили к приятелю:
– Как это у тебя получается, Костян?
– Секрет!
– Так продай за щелбаны в лоб.
– Ладно, друзьям расскажу. Я мечтаю стать пиротехником и сниматься в кинокартинах. Но где учат – не знаю. С банками очень просто. Видите, дырки на дне. От гвоздя. Под банками сырой карбид, ишь, дымится. Это газ. Он накапливается в банке. Я поднес огонь. Газ взорвался, банку подбросило.
– Здорово! Мину можно такую сделать?
– Можно, но взрыв будет слабый. Надо динамит или тол.
Его воспоминания прервал идущий состав со шпалами, рельсами и целыми звеньями железнодорожного полотна. На одной платформе подъёмный кран для укладки этих звеньев. Костя проследил в прицел, насколько позволяла местность, куда же встанет этот состав или уйдёт дальше? Резко сбавляя ход, эшелон взял влево, где бульдозеры нагребают насыпь.
«Расширяют станцию, она забита поездами. Накапливают силы. Будь под рукой рация, сообщил бы в Центр о скоплении эшелонов. Хорошая цель для ночной бомбардировки. Днем сюда не прорвёшься. Недалеко полевой аэродром. В небо уходят самолёты волна за волной».
Состав загородил вагонами видимость и остановился на крайнем полотне, где недавно лейтенант сжег бочки с горючим. Теперь там шла стройка. Из небольшой станции, запрятанной в лесной глуши, вырастет крупный узел, будет питать фронт. Какая ценная информация! На прежних картах Локоть лишь небольшая узловая станция. Как же не хватает рации!
* * *
Неутомимый Франц Гальдер отразил в своём дневнике и эту проблему. Фельдмаршал фон Бок по телефону сетовал, что срывается график прибытия эшелонов в его группу армий. Гальдер был вынужден согласиться с прославленным, но привередливым стариком. Так он называл в своих мыслях генерал-фельдмаршала, хотя сам был моложе всего на четыре года. Да, эшелоны застревают на погрузке в Польше и с большим опозданием катятся по русским просторам. По этому поводу с главой интендантской службы у него постоянные трения. Хотя тот уверяет и есть подтверждение, что в «Центр» ежедневно прибывает двенадцать эшелонов с различными грузами.
– Ваша задача, герр интендант, создавать в тылу неприметные базы накопления военного имущества. Затем доставлять его дивизиям.
– Просто приказать, сложно выполнить.
– Я вам подскажу. Выбирайте крошечные узловые станции, скрытно расширяйте их. Пусть русские ломают голову – где и что складируется.
– Спасибо за подсказку, Франц, – съязвил интендант. – Русских паровозов и вагонов – кот наплакал. Те, что мы захватили, в большинстве повреждены и требуют ремонта. Собрали весь хлам, делаем из него новые платформы. На отечественную колею мы не успеваем перешивать дороги.
– Эту проблему я знаю и всячески стараюсь увеличить число портных.
– Мы чувствуем вашу руку. Но она бывает перебита дерзкими налетчиками восточнее Буга.
* * *
Этот диалог вершинных военных вермахта подтверждает догадку лейтенанта Белухина о расширении Локтя. Но он не знал и не мог знать о коварных действиях оккупантов, и его намерения – пустить под откос эшелон – не могли вытекать из приведённой беседы, а являлись лишь выполнением давно задуманной диверсии, что называется, пробой пера. Потому он с нетерпением ждал своих бойцов с толом, которые появились только к вечеру.
Небо супилось облаками, и закат ало пылал над горизонтом. Тяжело дыша от быстрого перехода, парни распластались рядом с лейтенантом.
– Молодцы, объявляю благодарность! Санинструктор как, осталась?
– Так точно, товарищ командир, проводила нас немного и вернулась.
– Ладно, стемнеет, начнем операцию. А сейчас присмотритесь, подберёмся вон к той сваленной толстой сосне. Место хорошо защищено стволом дерева, ветки только обрубленные помеха, но оттуда нам хватит провода, чтобы взорвать тол в нужный момент.
– Хорошо собак нет, – сказал Фёдор.
– Непуганые, наглые, – отозвался Лёха.
– Вот, чёрт! Патрулирование к вечеру усиливается. Смотрите, одна пара часовых идёт по левой насыпи. Дошла до середины вырубки, в это время вторая пара фрицев выходит по правой стороне. Задача усложняется.
Стали наблюдать. Как раз напротив их лёжки часовые встретились, взмахом руки показывая, что все спокойно.
Прогромыхал, освещая путь прожекторами, небольшой состав, заскрежетали тормоза, сбавляя ход перед станцией, хотя горел зелёный светофор. Вскоре вслед за ним прокатилась дрезина с плитами на платформе и с двумя гнездами пулемётчиков. Признак того, что следом пойдёт состав со стратегическим грузом.
– Немедленно уходим дальше вырубки. Задуманное здесь не выполнить. Обнаружат, если даже успеем заложить тол. Погибнуть без грохота спущенного под откос эшелона не имеем права!
Через несколько минут группа была вне видимости часовых, и лейтенант немедленно установил двойной мощности заряд, чтобы состав бросило влево, где угадывался глубокий откос. Он торопился, и не напрасно: на полной скорости, сколько позволяли два сцепленных паровоза, шёл тяжелый состав, сверкая прожекторами. Впереди паровозов катилась платформа с пулемётчиками.
Отбежав на неуязвимое от взрыва расстояние, разматывая катушку, лейтенант едва успел укрыться за деревом, как прожекторы, словно днём, высветили прилегающее к полотну пространство. Промедли Костя на несколько секунд, оказался бы в световых лучах.
Он пропустил платформу и, когда на заряд набежал первый паровоз, крутанул рычаг адской машинки. Раздался мощный взрыв. Недаром перестраховался: паровозы, сбитые с рельсов, грохоча, устремились под откос, увлекая за собой состав. Платформу с пулемётчиками взрывом отбросило в их сторону.
Лейтенант ударил из пулемёта бронебойно-зажигательными пулями по падающим с платформ бочкам с горючим. Они вспыхнули. Взорвалась, догоняя их, цистерна, вторая, третья, освещая пламенем все вокруг на добрую сотню метров. Белухин принялся с лихорадочной быстротой наматывать на катушку уцелевший провод.
– Огонь по пулемётчикам! Там кто-то остался живой, – приказал он рядовым, а сам, сунув адскую машинку в рюкзак, посылал и посылал короткие зажигательные очереди из «дегтяря».
У моста взвыла сирена, там ударили несколько пулемётов, вспыхнули мощные прожекторы, установленные на автомашине. Замелькали тени бегущих солдат.
– Уходим на запад! На огонь врага не отвечаем! Не отставать!
И ломанулся в спасительный лес, освещённый заревом пожара. Вскоре беглецы потонули в кромешной тьме, натыкаясь на ветки, ломая их, оставляя следы. Фитильный Шелестов расцарапал ветками лицо в кровь. Бухали ботинками с полчаса.
– Стоп! Поворачиваем резко на восток. Идём осторожно, след в след за мной. Пока подтянутся солдаты с фонарями, мы должны выйти к широкой ложбине, она приведёт нас к базе.
– Здорово вы их, товарищ лейтенант! – радовался рядовой Фёдор. – Я не видел пока, чтоб немцы были биты.
– Учись, пока я жив! – снисходительно ответил Костя.
– Я бы рад! Такой составище с горючим сожгли!
– Вот и наша балка. – Лейтенант поднёс к лицу руку с часами, на которых едва светилась стрелка компаса, указывая направление. – Она гораздо шире той, что недавно пересекли. Здесь много сланца. Да вот первый под ногами. Запоминайте, хороший ориентир. По дну балки быстрее доберёмся до базы. А утром – жди карателей. Ночью глубоко в лес они не сунутся.
– Я камни заметил днём, товарищ лейтенант, – сказал Шелестов, – когда назад к вам шли. Санинструктор подсказала. А то бы мы заплутали.
Долго и осторожно шли молча по дну лощины при тусклом свете луны, где недавно катился водяной поток, раздвигая кустарник, царапая руки и лицо. А внутри всё клокотало от удачи. Иногда было слышно, как нетерпеливый Фёдор повторял: «Аз, воздали!» А рядовой Шелестов одобрительно крякал. Лейтенант улыбался в темноту, но молчал.
Вдруг раздался крик выпи.
Лейтенант остановился и откликнулся таким же криком.
– Санинструктор нас встречает.
Несколько напряженных минут и голос девушки:
– Товарищ лейтенант, я слышала грохот. Получилось? Все живы?
– Все, товарищ Таня, почему нарушаешь приказ, покинула базу? А если бы заблудилась? Невыполнение приказа сгубит любого и тебя тоже.
– Я уже тёртый калач, не заблужусь. Как вам удалось?
– Ушли от моста и пустили под откос эшелон с горючим. Утром ожидаю визит карателей. Встретим с «музыкой», оркестр заказан и ждёт взмаха руки маэстро. Сейчас отдохнём и подумаем, когда и как отходить к роднику. Пока богиня Ника нам покровительствует. Я не хочу её огорчать непродуманными операциями.
– А как же «музыка»?
– Утро вечера мудренее, товарищ Таня. Я счастлив: чувство выполненного долга – самое прекрасное после чувства любви! – Костя притянул девушку к себе и жадно поцеловал, словно растворяя нервную напряженность операции. Она ответила своим благодарным поцелуем и крепким объятием. И Костя почувствовал на щеке подруги горячие слёзы. Это были слёзы счастья, если их диверсионную удачу можно так назвать.
Глава 10
Генерал фон Фрайс собирался отойти ко сну. Надо экономить силы, скоро наступят бессонные ночи. Смоленское сражение сильно измотало его морально и физически. Русским удалось наладить оборону, более того, противник постоянно контратакует боевые порядки армии и его дивизии, которые несут ощутимые потери. Ощутимые, мягко сказано. Дивизия была дважды обескровлена, дважды значительно пополнялась живой силой. Солдат фюрера выбивали из траншей и даже гнали вспять. Командующий генерал-фельдмаршал фон Бок, как и фюрер, не хотел слышать о безумном упорстве русских и приказывал: только вперёд!
Старый приятель танковый генерал жаловался, что танки его дивизии горят как свечки от адского огня – бутылок с зажигательной смесью. Такого бешеного сопротивления он не встречал в Польше. И оно будет нарастать! Неутешительный вывод. Секретная директива Генштаба предписывала накапливать силы для решительного броска на Москву. В достатке должно быть горючего для панцер дивизий и для другой техники, вооружения, снарядов и патронов, продовольствия и прочее, прочее… Особое внимание следует обратить на безопасность железнодорожных перевозок, ибо есть случаи подрыва железнодорожных полотен, уничтожение горючего…
«К счастью, это происходит в глубоком тылу, не на моей территории. Та незначительная потеря горючего квалифицирована как внутренняя авария железнодорожников. Виновные наказаны…»
Его размышления прервал вспыхнувший багряный отблеск в зашторенном окне. Через несколько секунд отблеск превратился в зарево, прилетели ухающие взрывы. Генерал вскочил с постели. Что это могло означать?
Стук в двери – и на пороге его адъютант.
– Господин генерал, на железной дороге произошла крупная авария.
– Не дурите мне голову, гауптманн, немедленно ко мне коменданта станции и всех, кто отвечает за безопасность моих войск. Я буду ждать разъяснений в кабинете начальника штаба.
Адъютант вышёл, а командир дивизии самостоятельно надел мундир, сапоги и торопливо спустился на первый этаж, где его встретили взволнованные начальники штаба и оперативного отдела.
– Что происходит на железной дороге? Очередной взрыв?
– Выясняем, господин генерал, но думаю, не просто взрыв, а гораздо хуже, судя по грохоту и разрастающемуся пожару. – Начальник штаба показал на багровое зарево в окне.
– Если это так, немедленно бросьте вспомогательные силы на уничтожение диверсантов. А вот и комендант! – Генерал повернулся к вошедшему офицеру: – Вы слышали, что я сказал?
– Никак нет, господин генерал.
– В таком случае, я слушаю, что же случилось на вверенной вам железной дороге?
– По неточным сведениям, крушение эшелона с горючесмазочными материалами.
– Так уточните!
– Разрешите доложить, господин генерал? – раздался за спиной коменданта голос адъютанта. Генерал в знак согласия махнул рукой. – Русские диверсанты взорвали мину большой мощности на полотне и пустили эшелон с горючим под откос. Они били по бочкам зажигательными пулями, отчего взорвались не только бочки, но и несколько цистерн. Эшелон гибнет в огне.
– Я даю сутки коменданту, чтобы он нашёл и уничтожил диверсантов, если дорога жизнь!
– Но у меня нет автоматчиков. Мои подчинённые хорошие железнодорожники, но плохие солдаты…
– У фюрера нет плохих солдат. Вы пока не получите ни одного человека из дивизии. Поднимите на ноги всех полицейских, взвод охраны мостов и ведите их на уничтожение партизан.
– У нас нет собак, господин генерал, но они есть у спецподразделения, охраняющего пленных.
– Так возьмите, начальник штаба выдаст вам предписание, – раздраженно бросил генерал, удаляясь в свой кабинет.
