Текст книги "Обязан побеждать"
Автор книги: Владимир Нестеренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Владимир Нестеренко
Обязан побеждать
© Нестеренко В.Г., 2020
© ООО «Издательство «Вече», 2020
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020
Сайт издательства www.veche.ru
* * *
75-летию Великой Победы посвящается
Историческая справка
В январе 1934 года начальник Генерального штаба РККА Александр Егоров издал директиву о формировании специальных диверсионных подразделений в Красной Армии на случай войны. В целях обеспечения секретности директива предписывала именовать эти подразделения «саперно-маскировочными взводами» и формировать их при саперных батальонах дивизий. В ближайших воинских частях для них хранилось вооружение и снаряжение (стрелковое оружие, боеприпасы, взрывчатка, карты местности, сухие пайки, медикаменты), также у доверенных лиц в селах и хуторах закладывались схроны. Для связи существовали пороли и отзывы. В 1935 году начали действовать специальные курсы для командиров этих взводов, расположенные на одной из учебных баз Разведывательного управления РККА в окрестностях Москвы. В тылу врага действовало 2200 оперативных отрядов и групп, численность их достигла почти 78 тысяч человек. Асы минно-подрывного дела Е.А. Темгуев пустил под откос 20, П.С. Синицин – 19, И.В. Майский – 18, Э.Б. Соломин – 17 поездов врага с боевой техникой, продовольствием, горючим…
Глава 1
Война застала лейтенанта Белухина в утренний час после того, как он получил в штабе дивизии назначение возглавить в стрелковом полку взвод разведчиков-диверсантов. Оно исходило от командующего армией, который в своё время занимался подготовкой курсантов на случай войны для диверсионных действий и разведки в тылу противника. Парней готовили по программе специального назначения с изучением иностранных языков, затем отправляли жить и работать в приграничную полосу. Для них закладывали в тайниках оружие, боеприпасы, продовольствие. Первые скупые сведения о том, что агенты выходят из подполья и эффективно проявляют себя в глубоком тылу у немцев, подсказали идею создания подвижных подразделений для выполнения разведки и специальных задач на переднем крае фронта. Их базой должны были стать дивизионный штаб и полк, успешно отбивающий атаки врага, куда лейтенант и был направлен. Подразделения, как такового, там ещё не было. Его только предстояло создать, чтобы дерзкими налётами на ближайшие тылы противника уничтожать его живую силу, склады с боеприпасами, продовольствием, горючим.
Константин Белухин выглядел немного старше своих лет. Его высокая фигура была ладно скроена, бросались в глаза широкие плечи и мощный, атлетический торс. Походка легкая, скользящая и бесшумная – выработанная тренировками. Взгляд серых глаз острый, изучающий, он словно фотографировал предмет и откладывал в память, чтобы потом в определённой ситуации использовать этот багаж. Русые волосы стриг коротко, это шло из детства, когда в школу мальчишек стригли наголо, под машинку. Оттуда же его любознательность и любопытство, а также тяга к военным играм, имитирующим стрельбу из самодельных луков или вырезанных из небольших досок пистолетов.
Инструкции на будущую борьбу с врагом, выданные Белухину в штабе дивизии, были общего характера. Шлифовать тактику и выучку предстояло на месте схваток на основе подготовки в учебной базе. По распоряжению майора Никудышнова из особого отдела дивизии перед дорогой в полк лейтенанту следовало получить сухой паёк в дивизионном продовольственном складе, а затем отправляться в автороту, расположенную на северной окраине посёлка, где стояла на ремонте гружённая боеприпасами полуторка. Там было кое-что и для его будущей группы. Кроме того, ему в подчинение должны были поступить уже обстрелянные разведчики: сержант и ефрейтор после легких ранений и лечения. Людей и машину лейтенанту предстояло разыскать и на ней прибыть в полк.
Раннее солнечное утро придавало хорошее настроение и уверенность в успехе. Все карты спутал внезапный налёт фашистских стервятников и разорвавшаяся бомба перед зарешеченным, с давно выбитыми стеклами окном склада, у которого стоял Белухин. Лейтенанта обдало горячей сжатой волной взрыва и осколком пробороздило левую ключицу. В голове шумело, нарушился слух.
Так, вместо розыска разведчиков и полуторки, по совету старшины-кладовщика, ему пришлось направиться в противоположную сторону, в санбат на перевязку. Сразу всё пошло как-то наперекосяк – он думал совсем не так начать войну. Его личную войну, потому что остался один – семья вот так же нелепо погибла под бомбежкой, как сегодня оказался под ударом и он. Ненависть к врагу не давала свободно дышать.
В палатке с красным крестом на крыше плотно стояли койки, занятые ранеными. Остро пахло йодом, нашатырным спиртом, запекшейся кровью, стойким мужским потом, вокруг то резко, то протяжно раздавались стоны. В лучах солнца, прорывающегося в узкие оконца палатки, госпитальная картина действовала удручающе. Его перевязывала санинструктор Таня, оказавшаяся свободной от дел, поскольку только что сдала хирургу тяжело раненного командира полка и двух офицеров и должна была возвращаться на передовую. Но машина, на которой она приехала, ушла грузиться боеприпасами и пока не возвратилась.
Он старался не смотреть на санинструктора, большеглазую, с аккуратным носиком и стройной фигуркой. Её руки умело орудовали пинцетом, протирая рану перекисью и смывая запекшуюся кровь. Костя словно впервые увидел женщину в армейской форме, в берете, чуть прикрывавшим густые пшеничные волосы. Как-то сразу отошла на задний план удручающая лазаретная тягость, стало все не так мрачно, как на первый взгляд. В учебной базе, где проходил подготовку Белухин и которую попросту называли «лагерем», обучали и радисток. Группы парней и девушек чаще всего пересекались в столовой, но ни одна из них не смогла привлечь Костиного внимания. А тут, в боевой обстановке, совершенно незнакомая дивчина прикасалась руками к его обнажённой мускулистой груди, туго накладывая бинты, и это прикосновение было приятным. Он даже улыбнулся, давно ему не было так весело и тепло на душе. И он тут же поймал ответную белозубую улыбку – улыбку смущения и потаённой радости от негаданной встречи. Что и говорить, военная обстановка обострила чувства и подарила ему эту необыкновенную встречу. Между тем девушка быстро и умело заштопала вспоротую осколком гимнастёрку, подала и сказала:
– Всё, орёл будет летать! Рана заживёт как на собаке, у меня рука лёгкая.
– Спасибо, иначе быть не может. Орлу надо бить гадов.
Она в ответ благодарно улыбнулась.
Лейтенант старался больше не смотреть на девушку, потому что считал, что может запросто влюбиться, а потом страдать, вспоминая её милое, свежее, как утренний рассвет, лицо. По его неверному убеждению, это могло помешать бить врага с холодной беспощадностью и мстить за погибших маму и деда.
Но обстоятельства оказались сильнее. Едва он надел гимнастёрку, в палатку вошёл молодой симпатичный военврач, улыбнулся санинструктору и сказал:
– Вижу, практика у тебя на высоком уровне. Вот твоя сумка с медикаментами. Жди оказию в полк. До встречи, мне – в операционную.
И тут же ушёл.
Многообещающая улыбка военврача взволновала Костю, и он глухо спросил:
– Случаем, не в 117-й стрелковый?
– Именно туда. Но ждать здесь не буду. Машины с боеприпасами идут одна за одной. Проголосую.
– Тогда давайте знакомиться. Я такого же мнения. Лейтенант Константин Белухин.
– Таня Котомкина…
Костя не успел пожать руку девушке, как в перевязочную ввалились два бойца, один из которых был ранен. За ними вошла пожилая военфельдшер.
– Лейтенант, помогите уложить на кушетку этого бедолагу, – попросила она.
– Но он сам ранен… – отпарировала Таня.
Костя, не обращая внимания на слова Тани, подхватил на руки долговязого парня, из правого плеча которого хлестала кровь, видно, перебита вена, и опустил его на высокую кушетку.
– Да, ты богатырь, лейтенант! Спасибо. Свободен.
Толком не познакомившись, Костя и Татьяна тут же покинули санбат, располагавшийся на южной окраине посёлка Клинового, не подозревая, что скоро один из них снова окажется на этом месте с почерневшими от времени деревянными бараками, приспособленными под полевой госпиталь, и складом из кирпича.
– Держитесь за мной, я тут все тропинки знаю, много раз побывала за неделю боёв, – сказала Таня.
Лейтенант старался отмалчиваться всё по той же причине, не зная о том, что эта дорога потянет на целую жизнь.
– Пойдём на проселочную, лесистую дорогу, пробитую нашими снабженцами. Она против гравийной короче почти на десять километров. Та – окружная – идёт через железнодорожный узел, давно развороченный бомбёжками с воздуха.
– Держусь за вами след в след, – сухо ответил лейтенант.
Таня искоса глянула на попутчика и чему-то усмехнулась.
– А вот и попутки! – Таня подняла руку, но тяжелогружёная полуторка не остановилась, зато тормознула следующая, тоже набитая грузом.
– Никак наша Татьяна! – заорал молодой шофёр. – В полк, что ли?
– А куда ж ещё!
– Быстро в кузов, кабина завалена мешками с сухарями.
Секундное дело и молодые люди оказались в кузове. Машина натуженно двинулась.
– Устраивайтесь на ящики, – кричал водитель, высовываясь из кабины, – в них боеприпасы. Народ кусачий, но вас не тронет!
Уселись на ящики. Скорость машины была невелика, потому трясло не шибко. Пыли хватало, не продохнёшь. Лейтенант бегло осмотрел поклажу. В продолговатом ящике лежали два новеньких пулемёта ДП, попросту именуемые солдатами «дегтярями», и боекомплект к ним. Несколько винтовок с коробками патронов. Одна с оптикой, укутана. Снайперская самозарядная. К своему удовлетворению, Белухин также обнаружил катушки провода и все приспособления для проведения управляемого взрыва. Тут же лежал в коробках тол. «Для моего будущего взвода», – подумал он. Да ведь майор-особист как раз говорил о машине и грузе с оснащением для него.
«Разыщи, на ней и поедешь», – приказал майор.
Полуторка та самая. Но где же обещанные обстрелянные сержант-разведчик и ефрейтор? Не стали ждать окончания ремонта грузовика, его, лейтенанта, и отправились с оказией на передовую, пока он перевязывался?
– Всю ночь бились с движком, – прокричал словоохотливый Танин знакомец. – Отработал, завестись-завёлся, а тянуть не хочет. Коптит как смолокурня и глохнет. Пришлось новый двигатель ставить. Майор-особист трибуналом грозился.
– Сержант и ефрейтор тебя разыскали? – спросил Белухин.
– Да, крутились, но до бомбежки уехали на передовую.
«Ах, досада! И тут наперекосяк!» – подумал Костя.
Дорога кривила меж перелесками. То ныряла в узкие тенистые проходы меж сосен и берёз, то вырывалась на обширные поляны, то тянулась по косогорам, поросшим шиповником, бузиной, жимолостью. Редко стояли кряжистые дубы. На их фоне зелёная полуторка была почти не приметна. Однако именно на таком косогоре их обстрелял «фоккер». До слуха лейтенанта долетел глушимый перелесками гул канонады. Впереди шёл тяжелый бой.
– Ничо! Прорвёмся, – прокричал из распахнутой кабины шофёр. – Осталось километра три. Правда, через открытое ухабистое поле.
Высоко в небе лейтенант заметил уже ставшую знаменитой «раму» – самолёт-разведчик и наводчик. «Фокке-Вульф», по словам полковника-инструктора учебки, появлялся на решающих участках фронта для корректировки огня артиллерии, удара бомбардировщиков. Не оставлял «тройной глаз» (три члена экипажа) и мелкие объекты: движущиеся на передовую автомашины то ли с живой силой, то ли с боеприпасами, и по ним била дальнобойная артиллерия или утюжили штурмовики-истребители. Один из них и напал на полуторку. Лейтенант видел, как «фоккер» спикировал и сбросил бомбу, но промахнулся, полуторка осталась целой. Но вражеский самолёт далеко не ушёл, развернулся и снова ринулся на них в атаку. Длинная пулемётная очередь на этот раз резанула по кабине. Шофёр вскрикнул и, окровавленный, выбросился из кабины, а грузовик стал заваливаться на правый бок под крутой откос.
– Прыгаем! Смелее!
Лейтенант схватил девушку за пояс и, можно сказать, выбросил её из невысокого кузова, и сам выпрыгнул следом. Грузовик, раскидывая ящики, дважды перевалился через правый борт и уткнулся в густые заросли бузины всё тем же правым бортом.
– Таня, вы живы? Ушиблись? – спросил Белухин.
– Ушиблась, но до свадьбы заживёт, – ответила она и бросилась к шофёру.
Он дышал, но из двух ран на груди хлестала кровь. Таня вспорола ножом гимнастёрку, собираясь перевязать раны. Но от крупнокалиберного пулемёта они оказались смертельными, и через несколько секунд пульс на шее у шофёра не прощупывался.
– Отнесём тело к машине. Берём, сколько сможем, банок с патронами, вы – автоматы, я – «дегтярь» с дисками и – в полк. Там идёт бой. Вечером вернёмся, соберём все ящики, – распорядился лейтенант.
Санинструктор не возражала. Слегка прихрамывая, она помогла Косте перенести труп шофёра к машине.
Глава 2
На передовой стоял ад. Полк отбивал очередную танковую атаку озверевшего врага. Его бесило упорство русских, стойко оборонявших неделю стратегическое направление, где вдоль железной дороги проходило широкое гравийное шоссе. У красноармейцев катастрофически не хватало солдат и командиров, выбитых беспрерывными атаками немцев; боеприпасов, которые, казалось, постоянно подвозили на машинах и подводах ночами; орудий, разбитых бомбёжками и артиллерией противника; каши, сухарей и махорки. Но с избытком хватало ненависти и отваги, на которых держались последние силы полка.
В эту горячую минуту санинструктор и лейтенант с «дегтярём» и коробками с патронами нырнули в штабную землянку полка, скрытую в лесу. В неё упиралась извилистая, отрытая в полный профиль траншея.
Заместитель командира полка, а теперь вынужденно командир, что-то кричал в телефонную трубку и смотрел на распахнувшуюся дверь, в которую со всей силой ворвался грохот боя. Майор свирепо глянул на вошедших и властным взмахом руки показал, чтобы они немедленно захлопнули дверь. Затем прокричал в трубку, что без подкрепления не продержится, и уставился на вошедших, скорее на их груз.
– Товарищ майор, лейтенант Белухин прибыл для дальнейшего прохождение службы, вот предписание.
– Мне о тебе ночью докладывали из дивизии, но не время сейчас с тобой заниматься. Отобьём атаку, тогда. Что у вас в мешках?
– Патроны к «дегтярю», ППШа с разбитого грузовика, на котором мы сюда ехали.
– Ах, вот почему не дошла вторая машина. Патронов позарез не хватает. Где машина?
– Километрах в трёх у зарослей бузины, – отчеканила санинструктор.
– Вот что, лейтенант, бери Татьяну, две подводы в санроте и дуйте за боеприпасами. Одна нога здесь, другая там!
– Есть! – Лейтенант козырнул и тут же вместе с Татьяной вылетел в дверь, в траншею, в оглушительный грохот боя.
– Нам туда, в глубине леса санитарные палатки. Там же и тягло.
Разорвавшийся близко вражеский снаряд, обдав упругим, горячим воздухом и песчаной пылью, прибавил прыти.
Подводу удалось взять только одну, так как три телеги с тяжелоранеными бойцами ушли в тыл еще утром. Военврач, понимая, что без боеприпасов полк обречён, выделил старого мерина с широкой телегой, приспособленной для перевозки раненых. Время бежало быстро. Припекало сухое августовское солнце. Где-то там, под раскалённым диском, продолжала висеть «рама».
К полуторке, постоянно понукая мерина, подъехали к двенадцати часам. Принялись собирать разбросанные по траве ящики. Они оказались санинструктору не под силу. Лейтенант носил один, девушка только отыскивала следующий. Пыталась подхватить за ручку, делала несколько шагов и спотыкалась. Лейтенант отбирал ручку, брал ящик на себя и, едва ли не бегом, с мокрой от пота спиной – к телеге.
– Вы лучше сухари из кабины выньте и к телеге несите, – сказал лейтенант, обливаясь потом.
С тревогой в душе услышали усиливающийся гул боя. Особенно часто били вражеские пушки. Полчаса назад было тише. Встревожились: устоит ли сегодня полк? По словам санинструктора, в ротах осталось по два-три десятка бойцов. Бутылки с зажигательной смесью кончились, гранат противотанковых в обрез. Кстати, в кузове были два ящика «лимонок», столько же противотанковых гранат, но всё больше патроны в запаянных цинках и – три коробки мыла. Что несказанно удивило Таню.
– Это тол, товарищ санинструктор, и взрыватели к нему. Пока всё это богатство оставим здесь. Замаскируем. Повозка-то одна, всё не увезёшь.
Торопливо, слыша нарастающую танковую стрельбу, тронулись, выскочили из лесочка на поляну, скатились в ложбинку и тут появился проклятый «фоккер». Он шёл низко, бояться некого! И ударил прицельно. Шальная пуля вспорола бок лошади. Она тут же рухнула. Тане показалось, что слышит смех удачливого и ненавистного фашиста, и кубарем свалилась с подводы.
«Фоккер» развернулся, чтобы расстрелять лейтенанта и санинструктора. Но Белухин успел вооружиться вторым «дегтярем» и в упор всадил очередь зажигательными под брюхо самолёта – этакого радостного покорителя Европы. Машина взмыла вверх, с разворотам на запад, но тут же вспыхнула. Видимо, пуля угодила в бензобак.
– А-а, стервец! Налетался, наскалил зубы! – вскричал лейтенант.
И подумал: не зря выбор возглавить диверсионную группу упал на него, как на стрелка, бьющего в десятку.
На стрельбах в училище приезжий полковник-инспектор из органов разведки сразу же обратил на курсанта внимание. Попросил повторить стрельбу по новой мишени. Костя всадил пули в десятку.
– Чья это мишень? – спросил полковник.
– Курсанта Белухина, – ответил начальник училища. – Таков его почерк из любого оружия, товарищ инспектор. Белухин, ко мне!
Рослый и стройный курсант с короткими русыми волосами выскочил из строя и бегом направился к командирам.
– Товарищ генерал, курсант Белухин по вашему приказанию прибыл, – козырнул Костя.
– Где так научились стрелять? – спросил инспектор.
– В тирах, товарищ полковник, когда на пиротехника собирался учиться в столице. Для кино.
– В тирах многому не научишься, – усомнился полковник, – там мишень почти под носом.
– Глаз и рука у него от отца – красного командира, к сожалению, погибшего в Туркестане. Словом, стрелок, минёр, спортсмен и полиглот, – доложил горделиво начальник училища.
– Какие знаете языки?
– Немецкий, французский и немного английский, товарищ полковник.
– Такой молодец для нас подходит. Забираю, товарищ генерал. Кто ещё десятку выбивает?
– Стреляют неплохо, но в десятку редко. Опыта мало.
Инспектор посмотрел документы курсанта Белухина. Отец, красный кавалерист, погиб в Туркестане, мальчик рос с матерью и дедом в одной из деревень Сибири, остался доволен и выдал начальнику училища предписание: отправить курсанта на базу разведывательного управления для особой подготовки. Назавтра Белухин отбыл в Подмосковье, где в лесном массиве с часовыми на вышках шло изнурительное обучение курсантов, собранных отовсюду, стрельбе из различного оружия, в том числе из снайперской винтовки, рукопашному бою, владению вражеским оружием, разведке, ориентировке на местности, выносливости и многому другому, о чём Костя даже не мог подумать. Преподавателю-полковнику, что нашёл его в училище, понравилось увлечение курсанта пиротехникой с гражданки.
– Это будет ваш козырь в будущих операциях, и конечно же безупречная стрельба.
Полковник оказался прав. Горит первый стервятник где-то в лесу…
Таня сидела на земле и плакала то ли от радости, то ли от горечи: как же они повезут это военное богатство на передовую, которая к этому часу, по всей видимости, уже смята? Рёв вражеских танков сюда доносился отчётливо и уходил в сторону шоссейной дороги, ведущей к железнодорожному узлу, давно разбомблённому авиацией.
Лейтенант по-своёму понял слёзы девушки, слыша танковый гул почти без пушечного огня.
– Вы дрались в полку не один день, знаете его боеспособность, считаете, оборона прорвана и немцы уходят вперёд, не встречая сопротивления?
– Нет, я так не подумала, я от радости за меткий «дегтярь». Помогите мне встать.
Лейтенант подал руку, поддернул девушку. «Пушинка», – подумал Костя. Она вскочила, и резкая боль в правой ноге вызвала короткий вскрик.
– Что с ногой?
– Видать, сильно потянула сухожилия, когда спрыгнула с повозки под огнём «мессера».
– Это не «мессер», а однопилотный истребитель «Фокке-Вульф». Давайте помогу снять сапог, посмотрим.
У них то и дело с официального «вы» речь скатывалась на «ты».
– Помоги, я так боюсь всяких болей, но буду терпеть. – Она умоляюще смотрела на лейтенанта. Скорее всего, с любовью. За сбитый самолёт врага? Или от того, что он молод, симпатичен, с короткой стрижкой под пилоткой, светлоглазый и такой сильный? Нет-нет, она даже и подумать не могла, что он мог её бросить, и так умоляюще смотрела? Если бы у неё появилось такое сомнение, она бы просто возненавидела себя за слабую веру в товарища. Она знала, что вера эта могучая, несгибаемая даже при самых страшных обстоятельствах, под влиянием которых у кое-кого вызревает предательство, с чем, к сожалению, ещё придётся столкнуться. Нет, она так нежно смотрела на него, что за этим угадывалось зарождение первой девичьей любви. Но лейтенант тогда не понял этого взгляда и сосредоточил всё свое внимание на травмированной ноге санинструктора. Он умел вправлять вывихи, учили в лагере, не раскрывая будущее назначение каждого, кто был с ним в группе.
– Это не вывих стопы, – сказала Таня, когда сапог был снят, – это хуже. Сильно потянула связки, болеть будет несколько дней. Надо наложить шины и двигать к передовой.
– Шины не проблема, есть ли смысл идти к траншее? Там хозяйничают немцы, убирая своих и добивая наших раненых.
Тане показалось, что в его голосе послышались нотки скорби и уныния.
– Вы боитесь?
– Товарищ санинструктор, прошу больше никогда не произносить это гадкое слово! – резко сказал лейтенант, и в его светлых и беспокойных глазах коротко полыхнула злость, но от сострадания к девушке быстро улетучилась. – Да, я боюсь быть быстро убитым, я пока не испытывал страха во время бомбёжки или атаки. Не привелось, но это не значит, что я трушу. Мы обязаны выжить и драться до последнего дыхания, до последней капли крови, чтобы не осталось сомнений в упущенных возможностях. Меня кое-чему в училище научили, а подготовленный боец – это главное оружие, не подготовленный – пушечное мясо.
– Прости, Костя, выдала, не подумав, – извиняющимся тоном ответила Таня, слегка кривя алые детские губы от боли в ноге. – Да, здравый смысл – прежде всего. Но ведь мы можем под покровом ночи кого-то спасти от потери крови, от смерти, словом.
– В твоих словах есть резон. Дело к вечеру. Чертовски долго мы грузили подводу. Что подумает майор? Теперь бы груз спрятать от постороннего глаза, загрузиться патронами и за ночь попытаться догнать своих.
– Товарищ лейтенант, но передовая совсем рядом, меньше километра, – говорила Таня умоляющим грудным голосом, но вместе с тем звучащим настойчиво. – Я обязана отыскать раненых и помочь. Может быть, кто-то уцелел. Не могли же погибнуть все. И тогда – на прорыв.
Лейтенант долго молчал. У него не было боевого опыта, но он знал из рассказов раненых фронтовиков, как опасно появляться на поле боя, занятого врагом. Заметят, никакой «дегтярь» не поможет. Окружат и уничтожат. И цена этой смерти – несусветная глупость.
– Нет, санинструктор Котомкина, с растянутой стопой вы останетесь здесь, а я проведу разведку, – с волнением сказал Костя.
Но ни того ни другого сделать не удалось. Едва лейтенант наложил шину на ногу подруге и завалил ветками подводу, как по просёлку, с которого они всё же успели съехать в ложбину, протарахтела вереница мотоциклов с пулеметами, за ними потянулись легкие бронемашины и крытые грузовики с солдатами. Оттуда доносились маршевые песни, игра на губных гармошках. Со стороны траншеи полка слышалась трескотня автоматов. Добивали раненых.
Медленно надвигались сумерки, а по знакомому просёлку всё шли и шли захватчики.
