Текст книги "Случайные помехи"

Автор книги: Владимир Михановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

К тому моменту они все уже выяснили друг о друге, и Сергей знал, что Зойка учится в педагогическом, мечтает стать учительницей.

– Самая гуманная профессия на Земле – учитель, – убежденно произнесла она. – Он своим примером, своей душой воспитывает новые поколения, а значит – создает будущее!

Сергей проводил Зойку до центральной площади Лунограда. Они остановились перед гостиницей, где остановилась девушка, Сергей жил в противоположном конце города. На прощание он не преминул объяснить, что шаровые часы, увенчивающие башню посреди площади, – одна из главных достопримечательностей города: на разных циферблатах они показывают время в разных точках Солнечной системы.

– А свои часы вы не забыли перевести на лунное время? – поинтересовалась Зойка.

– Можете убедиться. – Сергей достал из кармана футляр и протянул его своей новой знакомой.

– Я таких не видела!

Зойка с интересом рассматривала циферблат, который, как ей показалось, на глазах начал менять окраску: был зеленый и вдруг стал приобретать синеватый оттенок. Или это от уличного освещения зависит? Она отошла немного от световой панели, но на цвет циферблата это не повлияло.

– Часы с секретом, – сказал Сергей.

– А в чем их секрет?

– Отгадайте.

– Я не мастер разгадывать секреты, – покачала головой Зойка, разглядывая невиданные часы.

– Их собрал один мой знакомый, – сказал Торопец. – И знаете, он уверял меня, что цвет циферблата зависит от настроения того, кто на него смотрит. Индикатор настроения.

– Это как?

– Ну, чем лучше настроение человека, тем более смещен цвет… Помните школьную физику?

– Немного.

– Цвета спектра не забыли?

– Ну как же, – улыбнулась Зойка и произнесла: – «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан».

– Вот именно, – подхватил Сергей. – Теперь представьте себе, что на часы смотрит человек в отменном настроении. Циферблат в этом случае будет красным. Настроение чуть похуже – фиолетовым. Ну и так далее.

– Почему же, когда я смотрела на циферблат, его цвет поменялся?

– Значит, ваше настроение ухудшилось. Видимо, из-за расставания со мной.

– Не слишком ли вы самоуверенны, молодой человек? – усмехнулась Зойка.

Сергей пожал плечами.

– Нет, в самом деле, – не отставала Зойка. – Я чувствую себя так хорошо, весело, как никогда, а ваши часы показывают какие-то унылые тона. Ваш часовщик что-то недодумал. Или просто пошутил.

– Механизм часов очень чуткий. Они угадывают тончайшие биологические эманации человека, показывая процессы, о которых он сам еще может не догадываться.

По предложению Сергея перешли на «ты».

– Мне кажется, Сережа, я тебя давным-давно знаю, – задумчиво произнесла Зойка.

– И у меня такое чувство, – признался Сергей. Зойка вздохнула:

– Уже поздно.

– А хочешь, я завтра Луну тебе покажу, – предложил Торопец. – Ты впервые здесь?

– Да.

– Тут масса интересного: места первой высадки землян, самый большой кратер, памятник писателю Герберту Уэллсу, Башня влюбленных…

– Башня влюбленных? – переспросила Зойка.

– Почитай мировую лирику. Тысячи лет влюбленные Земли вздыхали при луне, так уж было принято в поэзии. Могу столько стихотворений прочесть, связанных с луной, – до утра хватит. Когда люди обжились на этой планете-спутнике, они и решили поставить такой памятник.

– Пойдем сейчас! – загорелась Зойка.

– До башни далеко, – покачал головой Торопец. – Она за поясом кратеров. Поедем туда завтра.

– Поедем, – хлопнула в ладоши Зойка. Она все еще держала в руках часы Сергея. – Мне кажется, эти часы… словно живые. От них исходит какое-то тепло.

– Фантазерка, – улыбнулся Сергей. – Значит, так. Я зайду за тобой в шесть, будь готова.

– А на чем поедем?

– Возьму у приятеля двухместный луноход.

– Мне так хорошо… – мечтательно произнесла Зойка. – И спать ни капельки не хочется.

Она внимательно посмотрела на часы, и вдруг словно тень набежала на ее лицо. Откуда бы ей взяться?

Девушка захлопнула крышку часов и протянула их Сергею. Лицо ее было бледным.

– Что случилось? – спросил он.

– Ничего, – покачала она головой. – Устала я сегодня. Плясала много. Есть такая примета: много веселья – к печали.

Они подошли к гостиничному подъезду.

– Знаешь, Сережа, – нарушила она паузу, – не тянет меня на завтрашняя прогулку.

– Зря. Я столько тебе покажу! Один музей освоения Луны чего стоит.

– На меня музеи тоску наводят.

– А у памятника Уэллсу увидишь коренных жителей Луны. Они точь-в-точь такие, как их описал великий фантаст. Чудо биокибернетики!

– Не терплю биокибернетику. И вообще все, все ненавижу. – В голосе Зойки послышались слезы. – Прощай, Сергей! – сказала она и вбежала в подъезд.

Перемена в настроении Зойки, ничем, казалось бы, не вызванная, порядочно озадачила и огорчила Торопца. «И впрямь, видно, устала. Заеду к ней завтра, как договорились», – решил Сергей и направился к приятелю за луноходом.

Рано утром он лихо притормозил аппарат у входа и, игнорируя лифт, бегом спустился на одиннадцатый этаж, где жила Зойка. Перед ее дверью он замедлил шаг, достал часы, щелкнул футляром: без одной минуты шесть. Постучал пальцем – ответа не последовало. Подождал, постучал еще. Затем тихонько толкнул дверь – она оказалась незапертой.

– Зоя! – позвал он, заглядывая в комнату. В номере никого не было.

Постель оказалась нетронутой – в полном казенном порядке. Ровно натянутое одеяло и пышно взбитая подушка говорили о том, что Зойка, по-видимому, не ложилась. Или поднялась рано утром, тщательно застелила постель и ушла? Но куда? И почему?

Сергей присел к столу и постарался сосредоточиться. Что зацепило его сознание, когда он только что открывал часы? Цвет циферблата! Он был ярко-фиолетовым. Последней на них смотрела Зойка, когда они расставались. Значит, в тот момент настроение ее из хорошего стало не то что плохим – прямо-таки убийственным. Но что могло так испортить его?

Он достал часы, машинально открыл футляр… и хлопнул себя по лбу: остолоп! Как он сразу не догадался. С внутренней стороны крышки на него глядел портрет улыбающейся Женевьевы Лагранж. Часовщик постарался на славу. Что говорить, Женевьева была ослепительно хороша. Ее-то, наверно, и увидела Зойка. Ревность, старая, как мир, ревность!

Зойка импульсивна и вспыльчива, характер у нее – Сергей успел заметить – как бенгальский огонь. Скроется, убежит за тридевять земель, – как ее найдешь? Ведь он не то что адреса – даже фамилии ее не знает. Он с необыкновенной силой почувствовал: если сейчас потеряет Зойку, из жизни его навсегда уйдет что-то светлое и значительное. Хоть бы записку оставила! Мысль работала четко, как на экзамене. Только бы она осталась на Луне, тогда он так или иначе ее отыщет. А вот если улетит…

Единственные ворота с Луны во внешний мир – космопорт. А что, она могла запросто… Ближайший корабль стартует в 6.15. Луна – Земля…

Он сунул злополучные часы в карман и выскочил из номера, хлопнув дверью. Расталкивая редких в эту пору прохожих, ринулся к луноходу, для которого, к счастью, нашлось местечко у самого входа. Двигатель мигом взревел, словно чувствуя нетерпение водителя.

Он нажал стартер и на предельной скорости помчался по узкому лабиринту старого города, больше полагаясь на чутье, чем на знание запутанных магистралей центральной части. Хорошо, что улицы в этот час были пустынны – ни людей, ни машин. Воскресенье, горожане отдыхали.

Быстро проплывали назад в утреннем мареве разнообразные лунные строения – от самых первых домов, уходящих основной своей частью глубоко под почву, до красавцев с плавными линиями, смело взметнувшимися ввысь, – их возвели, когда на Луне уже была создана искусственная атмосфера.

Потянулась окраина – однообразные дома, хранилища техники, исследовательские и научные комплексы. По-прежнему изумленно мигали светофоры, в ушах пел ветер, Сергей стремительно выворачивал руль, срезая где можно углы, и удивлялся, как это до сих пор не сломал себе шею.

Небольшой город кончился сразу – строения словно ножом отрезало, и потянулось ровное, как стол, плато Варгентина. Выбравшись на междугородное шоссе, Сергей выжал из машины все что мог, и вскоре вдали показались знакомые ажурные башни космопорта. Ворота уже начали сдвигаться – верный признак того, что сейчас с космодрома стартует очередная ракета. Торопец включил форсаж и влетел на луноходе в ворота, едва не задев их. Защитное тормозящее поле включилось, когда машина уже наполовину въехала на территорию космопорта. Луноход резко замедлил ход, так что он едва не разбил лицо о приборный щиток.

Сергей вырулил к кораблю, который одиноко возвышался поодаль. Ракета стояла, готовая к старту, отсвечивая на утреннем солнце свежей кобальтовой краской. Рядом возвышалась стойка на гусеничном ходу, кабина с пассажирами готовилась к последнему броску наверх, к входному люку. Большинство пассажиров уже заняло свои места внутри корабля.

Выскакивая из машины, он успел заметить, как за прозрачной стенкой лифта мелькнуло Зойкино лицо. Когда он подбежал, кабина плавно тронулась вверх. Не задумываясь, Торопец дернул аварийный стоп-сигнал. Кабина замерла, дверцы раздвинулись, и он шагнул внутрь.

– Вы что же хулиганите, молодой человек? – в негодовании произнесла полная женщина с сильно нарумяненным лицом. – Если опоздали, нужно обратиться к начальнику космопорта, он определит вас на следующий рейс. Почему из-за вас должны страдать все пассажиры? И так старт задержали на четыре минуты…

Не дослушав монолог, Сергей подошел к Зойке. Дама, посмотрев в его отчаянные глаза, умолкла, поперхнувшись на полуслове.

– Вы? Ты? Здесь? – удивилась Зойка. Сергей взял ее за руку:

– Выходи.

– И не подумаю. – Она вырвала руку.

Остальные пассажиры, находившиеся в лифте, с интересом наблюдали за развивающимся конфликтом, в том числе и полная дама, сменившая гнев на милость.

– Откуда узнал, что я здесь? – спросила Зойка.

– Я тебя вычислил.

– Ты опасный человек…

– Молодые люди, – благожелательно улыбаясь, вступил в разговор старичок в новомодном галстуке. – Может быть, вам лучше выяснить свои отношения там, снаружи? Ведь вы и в самом деле задерживаете старт корабля.

– Что случилось там, в кабине? Лифт неисправлен? – загремел в переговорной мембране бас капитана.

– Спасибо за добрый совет, – поклонился Торопец старичку, затем, повернувшись к пассажирам, извинился и, взяв упиравшуюся Зойку за руку, чуть не силком вытащил ее из кабины.

Последняя, будто только и ждала этого, тотчас поползла наверх.

– Ну, и что дальше? – спросила Зойка, когда они сделали несколько шагов по бетонным плитам космодрома.

– Как договорились, – сказал Сергей. – Поедем, покажу Луну.

– Не хочу.

– Почему?

– У тебя есть и кроме меня кому показывать, – поджала губы Зойка.

Они успели удалиться на достаточное расстояние от ракеты, под которой в бункере вспыхнуло ворчащее пламя.

– Ты о той женщине, которая…

– Вот именно, – оборвала Зойка.

– Она мне только друг.

– Гм, гм, – иронически хмыкнула Зойка.

– Не веришь? Смотри. – Сергей вытащил часы, размахнулся и с силой шмякнул их о бетонную плиту космодрома, только осколки полетели в разные стороны.

– Сумасшедший, – покачала головой Зойка. – Такую вещь уничтожил.

– Твое настроение мне дороже.

– Как же ты его теперь определять будешь?

– По глазам. Ну, поехали?

– Ой, гляди, – показала Зойка наземь. – Какая-то деталь покатилась в сторону, как живая.

Девушка протянула руку, однако деталь вспыхнула пламенем – она еле успела отшатнуться.

– Ну и приятели у тебя, – заметила она, покачав головой. – Не часы, а какие-то адские машинки собирают.

– Гляди, – успел шепнуть Сергей, кивнув в сторону. К ним, раскачиваясь, приближалась платформа, шагающая на гибких щупальцах.

– Ой? А это что?

– Продукция Зеленого городка. Белковые манипуляторы. Такими будет оснащен новый фотолет «Анастасия», который заложен на Лунных стапелях.

– Курсант, ты нарушил правила поведения на космодроме, – произнес, приблизившись, манипулятор. Он обращался к Сергею, начисто игнорируя Зойку. – Первое: появился на машине в пределах космодрома.

– Но я…

– Второе: засоряешь территорию посторонними предметами, мусором.

– Мусором… – вздохнула Зойка, глядя на сиротливо валяющийся циферблат, весь в каких-то немыслимых световых пятнах.

– Сергей Торопец! – сказал белковый, что-то соображая. – Вы должны участвовать в Эксперименте?

– Надеюсь.

– Выезжайте с территории космодрома, я открою ворота, – произнес манипулятор.

– А мои нарушения?

– Думаю, они не столь велики, – ответил белковый. – Кроме того, вас извиняет героический поступок, совершенный вчера.

Когда луноход покинул территорию космодрома, Зойка заметила:

– А ты, Сережа, оказывается, важная персона. Белковые тебя в лицо знают.

– Стараемся, – кивнул Торопец, разворачивая машину. – Так что не рекомендую некоторым особам пренебрегать мной.

За луноходом вихрилась пыль, по обе стороны дороги тянулся однообразный лунный пейзаж.

– Послушай, Сережа, а кто она тебе? – спросила негромко Зойка, глядя в даль.

– Кто?

– Ну… эта женщина.

– А как ты думаешь, кем мне приходится вот она?

– Сергей указал на овальную рамку, укрепленную над щитком машины. Из нее смотрела, улыбаясь, сияющая телезвезда, необычайно популярная.

– Тоже скажешь. Это актриса, которую знает весь мир.

– Вот и для меня Женевьева Лагранж – такая же звезда. Далекая и холодная.

– И красивая.

– Красивая, – согласился Сергей. – Но тем холоднее она для меня.

В лунный день программа, намеченная Сергеем, уместилась с трудом. Кое-что из задуманного, конечно, он показал Зойке, но многого не успел.

Поздно вечером он привез ее обратно в гостиницу.

– Устала? – спросил он в вестибюле.

– Замучил меня ветер, – пожаловалась Зойка. – Прямо Змей Горыныч какой-то. Дует и дует, никакогоспасения.

Зойка посмотрела сквозь пластик гостиничного окна на небо, где показались первые звезды. Голубизна неба начинала тускнеть, сереть, наливаться дымкой.

– Прежде, до создания атмосферы, небо на Луне было черным, представляешь? – сказал Торопец. – Дегтярное небо, и на нем немигающие звезды.

Зойка взяла Сергея под руку, подвела к какому-то декоративному растению в кадке.

– Расскажи мне о той женщине, – попросила она. – Только, если можешь, всю правду.

Сергей задумался.

– А что тебя, собственно, интересует?

– Все, – коротко ответила Зойка.

– Женевьева – прирожденный медик. Как шутят ее коллеги – видит человека насквозь. Отважная. Ты слышала вчерашнее сообщение – выразила желание принять участие в ликвидации последствий тристаунской трагедии. Способна буквально собрать человека из кусков после катастрофы.

– Ты любишь ее?

– Странно, мне этот вопрос задают второй раз за несколько дней, – заметил Торопец.

– Кто же спросил еще?

– Один старик, ты его не знаешь… Люблю ли я Женевьеву? Пожалуй, нет, – покачал головой Сергей. – Мы с ней просто друзья.

– А она тебя любит? – продолжала допытываться Зойка.

– Не знаю, – пожал плечами Торопец. – Думаю, что нет.

– Где она живет?

– Ого, это уже получается форменный допрос, – рассмеялся Торопец. – Что ж, готов отвечать по всей строгости закона. Женевьева живет в новом городке среди Кавказских гор, где ученые готовят грандиозный Эксперимент.

– Она в нем участвует?

– Да.

– И ты тоже, – закончила Зойка.

– Откуда ты знаешь? – удивился Сергей.

– Подумай, Пинкертон.

– Минутку… ага… разговор с манипулятором утром на космодроме!..

– Ну да. А я узнаю последней то, что даже роботам известно. Почему ты мне не рассказал, что за Эксперимент?

– Просто не успел.

– Только это тебя извиняет.

– Ас Женевьевой я тебя познакомлю. Надеюсь, вы станете друзьями.

– А что скажет твоя приятельница, когда узнает, что ты вдребезги разбил ее портрет?

– Надеюсь, простит меня. Впрочем, она ведь и не знала о его существовании.

Через два месяца они стали мужем и женой.

5

И возвысят вселенские скалы,

Марсианам подправят каналы,

Всю Вселенную сердцем приемля,

Эти жадные детские глазки,

Ручки, машущие из коляски,

Ножки, что не ступали на землю.

Когда у Зойки родился мальчик, она, ни мгновения не раздумывая, дала ему имя Андрей. Сережа просил об этом там, на поляне, в горах, накануне старта «Анастасии». Он хотел назвать так сына в честь своего отца, умершего рано.

– Андрюша, Андрюха, Андрейка, – повторял Сергей на все лады. – Ты уж береги его. Интересно, узнает меня Андрей, когда я вернусь?

– Конечно, – сказала Зойка. – Он узнает тебя по фотографиям.

Сын рос здоровым, крепким мальчуганом, особых хлопот с ним у Зойки не было.

Ее мучило, что с борта «Анастасии» долгое время не поступало никаких известий, хотя она понимала, что их и не могло быть: фотолет развил слишком большую скорость, идя постоянным ускорением. А создание радиодепеши, о которой столько говорили, оставалось делом далекого будущего.

Жила она довольно уединенно, знала только работу да близких друзей, старалась избегать встреч с настырными представителями видео, теле и газет, пытавшихся выудить малейшие подробности о капитане Сергее Торопце, и постепенно ее оставили в покое. В конце-то концов, у людей Земли, как и всей Солнечной системы, было немало и других забот, которые в изобилии подбрасывал каждый новый день.

Зоя Алексеевна работала учительницей в младших классах. Возня с малышней доставляла ей радость, отвлекала от тягостных мыслей.

Когда выдавалось свободное время, она привычным маршрутом спешила за город, к огромному научному комплексу, который местные жители с ее легкой руки окрестили Пятачком.

Вот и сегодня после последнего, четвертого урока она решила съездить на Пятачок, а уж на обратном пути заскочить за Андрейкой. Чтобы вызвать аэробус, достаточно было подать биокоманду, однако погода была хорошей, тихой, и она решила пройтись пешком.

Снова осень, мягкая горная осень. Как время бежит! Уже год прошел… Осыпавшаяся листва тревожно шуршит под ногами. Она неприметно протоптала к Пятачку свою тропинку, которой никто не пользовался, кроме нее. Тропка, петляя между деревьев, вывела ее в гору. Шла торопливо, но тень опережала ее. У подножия дальнего хребта вспыхнула неверная огненная точка: кто-то разжег костер. Пастухи? Туристы? Либо просто горожане, решившие выбраться на вольный воздух? Столб дыма поднимался в ясное небо, на котором уже зажглась первая звезда. Закат почти догорел, от него осталась узкая бескровная полоска. «Жгут осенние листья, дымок и прозрачен, и сладок. На флагштоке антенны – полотнище дымной зари. Жгут осенние листья: пускай торжествует порядок, пусть играет огонь. Так ярись, и плещи, и гори!» – припомнились ей строки, которые Сергей читал ей еще тогда, на Луне, в первый день их знакомства. Что он делает сейчас там, на корабле? Чем занят? О чем думает?

Молодая женщина прибавила шагу: погода начала портиться. В эту пору в горах она бывает неустойчивой. Невесть откуда набежали облака, подсвеченные умирающим закатом. Время от времени налетал ветер, срывая с кленов пожелтевшие листья.

Ей припомнилось древнее поверье, которое рассказывал им с Сергеем местный старожил.

Раз в семь лет здесь, на плато, со всех сторон окруженном горами, глубокой осенью разражается страшная гроза. Хлещет ливень, с гор устремляются потоки, все смывающие на своем пути. Грохочет гром, огненные зигзаги вспарывают небо. А иногда, говорят, вспыхивает огненный шар, который может проникнуть сквозь любую перегородку. Шар обладает чудесными свойствами. Может, например, попасть в наглухо закрытый дом, все в нем перевернув вверх дном. Серебряные ложки на кухне могли исчезнуть, зато стеклянные предметы покрывались блестящей амальгамой, хрустальная люстра вдруг превращалась в спекшийся комок, свисающий с потолка, и так далее…

«А если в доме человек?» – спросила Зойка с расширенными от ужаса глазами.

«Тут уж как повезет. Огненный шар может проплыть рядом с ним, не причинив никакого вреда, – сказал старожил. – А может и испепелить на месте».

«Когда же должна наступить такая гроза с огненным шаром?» – спросил Сергей.

«Это все в прошлом, в области преданий, – усмехнулся их новый знакомый. – Такие грозы случались до того, как люди научились управлять погодой. А теперь шаровые молнии исчезли напрочь».

«Значит, это из области сказок», – подытожил Сергей, а Зойка испытала нечто вроде разочарования: уж очень заинтриговал ее таинственный огненный шар.

Теперь, говорят, ученые предпочитают не вмешиваться в погоду, предоставляя все таинственному течению атмосферных процессов. Так или иначе, сегодня, похоже, гроза не соберется. Она на ходу посмотрела на небо: облака стали пореже. Дождик, который начал было накрапывать, прекратился.

Последний поворот тропинки – и из-за холма показались знакомые величественные очертания Пятачка. Сжав в руке сложенный зонтик, она остановилась. Впереди простирался огромный круг, прикрытый, она знала, защитной полусферой. По периферии свободной площадки, расположенной внутри Пятачка, располагались сложнейшие установки, которые генерировали поле синтеза.

Само защитное поле было невидимым, но капли дождя, приближаясь к нему, превращались в легкие облачка пара, которые очерчивали контуры гигантского полушара.

Пятачок почти безлюден: до финала Эксперимента еще далеко, целых шесть лет. Только несколько сотрудников возятся у кубической установки, по бокам которой змеятся голубые синусоиды. Люди в обычной форме – комбинезонах хирургической белизны. Среди них одна женщина. Зое показалось, что она похожа на Женевьеву Лагранж. Долго вглядывалась, но разобрать черты лица с такого расстояния, да еще в сумерках, было невозможно. «Обозналась, – решила Зоя. – Что ей там делать? Дел и в клинике хватает».

Постояв немного, она вытерла лицо от легчайшей мороси и вызвала по биосвязи летательную машину, чтобы заехать за Андрюшей.

* * *

…Начало третьего года полета «Анастасии» ознаменовалось встречей с метеоритными ливнями. Локаторы определили впереди по курсу пылевидные скопления инородных тел. Скорость, приобретенная к этому времени кораблем, была слишком велика: если искривить траекторию, возникли бы слишком большие гравитационные силы, которые могли смять капитана в лепешку.

Выдав информацию, электронный мозг «Анастасии» замер, ожидая решение Торопца. Капитан размышлял недолго, да и времени на это не было.

На обзорном экране четко было видно, как на лобовой части корабля начали возникать фонтанчики взрывов. Сначала единичные, они вспыхивали все гуще, оставляя после себя крошечные кратеры с рваными краями. Зрелище было не из приятных: крохотные частицы постепенно «съедали» обшивку корабля. «Так мошка в тайге, облепив крупное животное, может заживо съесть его», – подумалось Торопцу.

Силовые защитные поля отбрасывали встречные частицы, однако мощность встречного потока оказалась слишком велика. За высокую скорость приходилось расплачиваться, причем дорогой ценой. Хорошо, что «Анастасия» обладала достаточным запасом прочности.

Каверзы трехмерного пространства, опасности дальних космических путешествий… При прыжке через четырех мерное нуль-пространство таких накладок быть не может. Там, возможно, таятся свои опасности, но сейчас думать о них рано.

Новый принцип перемещения… Так на поверхности моря может бушевать буря, способная разломать в щепки корабль, но достаточно опуститься в глубину – и там царит покой, путешествуй со всеми удобствами. Но для этого нужен корабль другого типа – подводная лодка.

Капитан с тревогой следил то за обзорным экраном, то за индикатором, показывающим, как тает толщина лобовой обшивки корабля.

Тягуче тянулось время. Торопец уже подумывал о том, чтобы отдать команду белковым во главе с Орландо приступать к эвакуации лобового отсека, но в этот момент метеоритный ливень прекратился – так же внезапно, как начался. Корабль шел сквозь опасную зону двое суток, и все это время Торопец не сомкнул глаз.

Носовая часть «Анастасии» представляла собой жалкое зрелище. Пожалуй, еще час-другой – и обшивка не выдержала бы настырной бомбардировки. Ремонт на ходу – дело муторное, требующее кропотливого труда. Но, честно говоря, Сергей был даже рад происшествию с метеоритами, которое взбудоражило его монотонное существование. Просчитав на калькуляторе ситуацию снаружи, он стал готовить белковых к вылазке.

– Готовьтесь к выходу, – сказал он головному белковому.

– Вылазка невозможна, капитан, – ответил Орландо, блеснув блюдцеподобным оком, и покачал телескопической башней, возвышающейся над платформой, – жест, с недавних пор заимствованный у человека.

– Почему?

– Слишком велико ускорение.

– Вы адаптировались к нему.

– Внутри корабля, – уточнил белковый. – Но наши щупальца недостаточно цепки, сила тяжести сорвет в бездну. Это математическая истина.

– Нам необходимо разведать лобовую поверхность, потом выпустим черепашек-ремонтников.

– Пойду я. Я крепче остальных.

Капитан прошелся по рубке.

– Нет, я сам выйду наружу, – решил он. Белковый возразил:

– Ты слабее меня.

– Зато я альпинист, спортсмен, у меня большой опыт скалолазания.

– Скалы и космический корабль – не одно и то же.

– Представь себе, у меня есть и опыт восхождения на космический корабль! – воскликнул Торопец… – Это было…

– В апреле, на Луне, – подхватил белковый и без запинки назвал точную дату и год.

Капитан принял решение.

Да, гравитация на Луне была ничтожной по сравнению с той, что царила на корабле, – это капитан понял с первых же шагов по внешней обшивке. Мощная сила властно и неуклонно тащила его назад, на руках и ногах кто-то навесил гири, и сбросить их было невозможно. Не было и толпы, снизу подбадривающей его криками. Вокруг царили вечная ночь и безмолвие, прошитое неведомыми созвездиями. Вслед за капитаном из люка выдвинулась вертлявая головка автофиксатора, который записывал на видео наиболее важные события, происходящие на корабле во время полета. Никто не мог вмешаться в его действия – это была автономная система.

«Что ж, если погибну – хоть память останется, – подумал невесело Торопец. – При условии, что киберш-турман сумеет привести «Анастасию» обратно на Землю. Впрочем, и маник бы не хуже справился с этим делом….

Раздумывать на посторонние темы, однако, было некогда. Перед ним возвышалась нижняя полусфера гигантского носового отсека, рядом с ним он казался себе мошкой, козявкой, муравьем. Но муравей, свалившись с травинки, может повторить свою попытку взобраться на нее. Если сорвется Сергей – он отстанет от корабля и затеряется в бездонных пучинах космоса, если порвется страховочный линь. Торопец, как когда-то на Луне, совершал траверз не по кратчайшему пути, а по кривой, которая спирально наматывается на полусферу.

Магнитные присоски маники сработали на славу. Через каждый несколько шагов, когда в глазах начинало рябить от перенапряжения, капитан разрешал себе короткий отдых. Потом снова пускался в путь, виток за витком навивая на раздутое чрево головного отсека.

Казалось, этому не будет конца. Он взмок под скафандром, как мышь, сердце отчаянно колотилось, временами на какие-то доли секунды меркло сознание, и только натренированные мышцы альпиниста, мышцы опытного мастера спорта, продолжали исполнять привычную работу.

В какой-то момент Торопец покачнулся и завис над пропастью. Один магнитный присосок отстал от поверхности – то ли под воздействием огромной силы тяжести, то ли от слишком резкого движения капитана. Он увидел все тело корабля, показавшееся отсюда бесконечно длинным, и в конце его – широкую чашу, из которой истекала ослепительная река аннигиляционного пламени. Слети он отсюда – трос может не выдержать, лопнуть, тогда он угодит в огненную реку – и поминай как звали.

Неимоверным усилием воли Сергей прижал присосок к металлу, холод которого ощущался даже сквозь скафандр. Затем по-пластунски двинулся вперед и убедился, что продвигаться стало легче: значит, экватор сферы перейден.

Снять рельеф лобовой части оказалось несложно, но работа вышла кропотливой, на ходу приходилось соображать, учитывать мгновенно меняющуюся ситуацию. Закончив дело, капитан с чувством, близким к ужасу, стал думать об обратном пути. «Честное слово, легче покорить десяток Эверестов», – пробормотал он под нос.

До линии, которую капитан назвал про себя экватором, он кое-как добрался. А дальше… Трезво прикинув собственные возможности, он понял, что переоценил свои силы. Или не подумал об обратном пути. Баста, он выложился полностью и пуст, как выжатый лимон. Обратно ему не вернуться – сердце лопнет от перенапряжения. Глянул вниз. Там, словно в пропасти, темнел черный провал спасительного люка переходной камеры, который он покинул четыре часа назад. Рядом с автофиксатором маячила платформа маника. Последний что-то крикнул – но в космосе любой звук умирает, не родившись. Белковый начал делать щупальцами какие-то знаки. Каким-то шестым чувством капитан догадался – рация! Как он мог забыть о ней?! Ударившись шлемом об обшивку – руки были заняты, распростертые вдоль стенки, – он включил аппарат, и мембрана ожила.

– Капитан, слышишь меня? Слышишь меня? – настойчиво повторял Орландо, видимо, давно.

Капитан перевел дыхание и произнес:

– Я сверну в трубку пластик с микросхемой повреждений, которую снял, и брошу. Постарайся его поймать. А я…

Маник перебил его:

– Приготовься к прыжку, капитан.

– К прыжку?! Ты соображаешь, что говоришь? При такой тяжести от меня мокрое место останется.

– Мы с белковыми приготовили сетку из упругого материала, она амортизирует удар. Сейчас мы растянем ее с четырех сторон подле люка. Твоя задача – не промахнуться.

– Что ж, давай. Это последний шанс, – решил капитан.

Через минуту сеть внизу была растянута. Сергей долго, очень долго примерялся, рассчитывая прыжок. Малейшая ошибка могла оказаться роковой.

Наконец он прыгнул, как висел, головой вниз, словно пловец с трамплина. Неправдоподобно быстро перед глазами мелькнула выпуклая поверхность лобового отсека. Уже в полете он понял, что может проскочить рядом с сетью, и отчаянным рывком попытался выправить положение. Последнее, что капитан успел запомнить, – это железное щупальце маника, на лету подхватившее его, и острую, рвущую боль в предплечье.

Так или иначе, операция закончилась удачно. Пользуясь схемой, которую он снял, черепашки за несколько суток привели в удовлетворительное состояние израненную, истонченную лобовую обшивку корабля.

Вечером в кают-компании у Сергея с Орландо состоялся примечательный разговор.

– Вы, люди, можете определить, что такое жизнь? – спросил робот.

Вопрос поставил Торопца в тупик. Он знал десятки определений жизни, но какое именно привести? Философское, биологическое, квантово-механическое? Даже поэзия в течение веков пыталась внести свою лепту в раскрытие этого грандиозного, так до конца еще и не познанного понятия. Что же ответить манику? «Дар напрасный, дар случайный»? Нет, так не годится.