Текст книги "Второе пришествие (СИ)"

Автор книги: Владимир Гурвич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Решено, он едет. Епископ Антоний вдруг почувствовал смущение. Когда патриарх отправлял его сюда, то взял с него слово, что без его дозволения никуда отсюда он не отлучится. Даже по своим личным делам. И нет сомнений, что если обратиться к нему, он не даст своего позволения. А узнай причину отъезда, так отошлет еще дальше, хотя вроде уже и некуда – и так он находится на краю земли. И он, епископ Антоний, ни за что не нарушил бы этот запрет, если бы не нынешние обстоятельства. Он не может позволить себе остаться тут, когда Он там. Поэтому он уедет, какое бы наказание его не ожидает за этот поступок. И да благословит его Господь!

19.

В своей квартире Марк принимал разных гостей. В том числе иногда заходили и довольно известные люди. Но чего он был не в состоянии вообразить, это то, что однажды на своем пороге он увидит таких посетителей. Он собирался уходить по делам, когда в дверь позвонили. Он ее отворил – и у него от изумления аж полезли глаза на лоб. Перед ним стояли апостолы Павел, Петр.

– Вы ко мне? – задал он довольно глупый вопрос.

– К вам, Марк, – почти хором ответили они.

– Проходите, – пригласил Марк гостей в квартиру.

Они прошли в квартиру, но в отличие от обычных людей, попавших в незнакомый дом, не стали осматриваться. Интерьер его жилища их явно не интересовал. Они сели рядышком на диван. Марк устроился на стуле напротив них.

– Как вы меня нашли? – снова задал он не самый умный вопрос.

– Это было не сложно, – ответил Петр, Павел, подтверждая его слова, кивнул головой.

– Действительно, я как-то забыл о ваших возможностях.

– Мы пришли поговорить не о них, – хмуро произнес апостол Павел.

– А о чем?

Апостолы переглянулись.

– Это важный, но деликатный вопрос, – проговорил апостол Петр.

Марк кивнул головой. Он размышлял. В то далекое время, из которого они оба явились, их раздирали непримиримые разногласия. Петр принадлежал к иерусалимской церкви, которая отвергала распространение нового учения среди не иудеев, строго следовала обычаям иудаизма, пытаясь совместить его с нарождающимся христианством. Павел же взял решительный курс на распространения заветов Христа среди язычников, на отказ от традиций родной религии. Эти противоречия достигали большого накала; Иаков, брат Иисуса, возглавлявшего на тот момент иерусалимскую общину, был в непримиримой оппозиции к попыткам Павла отказаться от старых догм ради новых. Эти последователи Иисуса постоянно балансировали на грани разрыва. И даже если формально он не случился, их исторические пути кардинально разошлись. Петр в то время находился в лагере Иакова. Но сейчас, судя по всему, Петра и Павла что-то объединило. Иначе как еще объяснить их совместное пребывание у него в гостях.

Эти мысли пронеслись в голове Марке почти мгновенно, словно электрический заряд. Он уже по-другому посмотрел на сидящую напротив пару. Если они пришли к нему вместе, значит, их заставила это сделать насущная необходимость. Иначе вряд ли бы они объединились в один союз, даже временный.

– Но вы все же решили его обсудить со мной, – произнес Марк.

– Да, с вами, – подтвердил каким-то недовольным тоном апостол Павел. Он был явно не рад предстоящему разговору.

– Тогда приступайте, господа. Все равно придется начать обсуждение. Вы же для этого пришли. Может, приготовить вам кофе или чай?

– Нет, спасибо, – отказался апостол Петр. – Давай, Павел, это твоя инициатива.

– Но ты ее активно поддержал.

– Потому что мы думаем одинаково. Точнее, похоже.

Это важное уточнение, учитывая историю их взаимоотношений, подумал Марк. Но в любом случае что-то предисловие беседы слишком затянулось. В те далекие времена они были более решительными. Может, возраст сказывается? Или они времени не подвластны?

– Так о чем мы будем говорить? – поинтересовался Марк.

– О Нем, – выдохнул апостол Петр.

Почему-то Марк так и предполагал.

– Хорошо, начинайте.

Апостолы обменялись взглядами, словно решая, кто должен начать из них.

– Говори, Павел, – снова предложил апостол Петр.

– Нас сильно волнует складывающаяся ситуация, – проговорил апостол Павел.

Об этом Марк уже догадался. Но пока он не мог до конца понять, что же так беспокоит этих двух апостолов.

– И что же такого беспокоящего вас происходит?

– Этот второй приход Его на землю имеет совсем другую цель. – Произнеся эту сентенция, апостол Павел в очередной раз замолчал.

Марк все больше испытывал раздражение. Сколько могут продолжаться эти бесконечные недомолвки? Так они и до вечера не завершат разговор.

– Что за цель?

– Он не говорит, а когда я прямо спросил, то услышал от Него: еще рано говорить об этом, я далеко не все понял и не принял никакого окончательного решения.

– Что же в этом ужасного, – возразил Марк. – Мне кажется, идет нормальный процесс осмысления действительности. Тем более, Он сказал, что не принял решения. Значит, на него еще можно повлиять.

– Когда примет, будет поздно, – мрачно изрек апостол Петр.

– Он прав, – присоединился к нему второй апостол.

– Но почему вы боитесь Его возможного решения, о котором мы пока ничего не знаем?

– Это решение может быть ужасным, – проговорил апостол Павел.

– В чем его ужас?

– Он может ликвидировать христианство.

По телу Марка пробежал холодок. Это решение действительно прошлось бы по миру, словно цунами.

– Почему вы так считаете?

– Йешуа крайне недоволен его состоянием. Он считает, что и учение, и церковь все извращено.

– Возможно, он прав, – осторожно произнес Марк.

– Послушайте, в мире нет ни одной божественной идеи, которую не извратили бы люди, – горячо произнес апостол Павел. – Но это еще не основание перечеркивать двухтысячную историю. Вам ли знать, какие были приложены усилия для создания христианского мира. Сколько мучеников погибло ради его появления. Сколько святых, ученых-теологов буквально по крупицам формировали учение, боролись с неверием, строили по камню церковь.

Апостол Павел выжидающе и, как показалось Марку, еще и вызывающе посмотрел на него.

– В этом вы правы, – согласился Марк. – Даже если вспомнить только вашу деятельность и вашу трагическую судьбу.

– Да, вы правы, я отдал ради нашего дела не только всего себя, но и саму жизнь. Как и Петр. Да и многие другие апостолы закончили жизнь мучениками. Вам ли этого не знать?

– Я это знаю. Но какой из этого вытекает вывод?

– Как какой! – почти одновременно воскликнули оба апостолов. – Мы не можем допустить, чтобы наше дело, дело огромного сонма мучеников было загублено. Они смотрят на нас с небес и восспрашают: за что они погибли, если все грозит быть уничтоженным?

– Да, мучеников было много, – согласился Введенский. – Но ведь основатель христианства Христос, а раз так, ему и решать, что делать с христианством. Разве это не справедливо?

Марк по очереди посмотрел на своих гостей, ему была интересна реакция на этот его довод.

– Это так, Он основал христианство, – согласился Петр. – Но оно давно принадлежит не только ему. В мире сотни миллионов христиан, что им в таком случае делать?

– Это сложный вопрос, – кивнул головой Марк. – Но я убежден в одном: если даже заблуждаются сотни миллионов, это ни на миллиметр нас не приближает к истине. Апостол Павел, вы же не только присутствовали при гибели язычества, но и сами в немалой степени этому поспособствовали. Но вы нисколько не старались смягчить это умирание, наоборот, делали все возможное, чтобы оно случилось как можно быстрей. И разве сейчас ситуация в чем-то не повторяется?

– Это совершенно другое! – вскричал Апостол Павел и вскочил с дивана. – Нельзя даже и близко сравнивать эти две вещи. Это кощунство.

Марк раздумывал, как дальше себя вести. Не в его интересах ссориться с апостолами, но и согласиться с ними ему очень трудно.

– Предположим, это так, – примирительно произнес Марк. – – Но чем я могу вам помочь?

Неожиданно, как по команде апостолы придвинулись к нему.

– Вы можете помочь, – убежденно проговорил апостол Петр.

– Но чем? – продолжал недоумевать Марк.

– Он вас уважает, прислушивается к вашему мнению, – ответил апостол Павел.

– Бог прислушивается к мнению человека? – Марк даже рассмеялся.– Такого никогда не было.

– Не было, – согласился Апостол Павел. – Но Йешуа необычный Бог. Он богочеловек. И потому ведет и мыслит себя двояко: как Бог и как человек. Он хочет понять, что думают и чувствуют люди, когда видят в церквях Его лик. И он хочет понять это, в том числе и как человек. Вот почему ему вы так интересны, как и ваш отец.

Неожиданно Марк почувствовал, что в прозвучавших только что словах есть доля правда. Насколько она велика, этого он сказать не может. Но поведение Иисуса скорей подтверждает именно такой вывод. Хотя он и неожиданный, тем не менее, похожий на правду.

Судя по всему, оба апостола уловили его настроение.

– Если вы не желаете огромных потрясений, Марк, вы должны его постоянно убеждать, что при всех недостатках людям нужно это учение, они не могут жить без него, – решительно пошел в наступление апостол Павел. – Где дух Господен, так и свобода.

– Второе послание коринфянам, – произнес Марк.

– Да, – подтвердил апостол Павел, – тяжелое было время. – Его лицо вдруг изменилось, он, судя по всему, переместился в то время. Я едва не погиб в Эфесе, там поднялся мятеж. Мне казалось, вся злоба мира выплеснулась тогда. Пришлось убегать в Македонию. Впрочем, все это дела минувших дней.

– Я бы с удовольствием послушал о них рассказ, – закинул удочку Марк.

– В другой раз, – решительно отрезал апостол Павел. – Сейчас мы с Петром хотели бы узнать, на чьей вы стороне? Можем ли мы на вас рассчитывать?

– Я всегда стараюсь быть на стороне истины и справедливости, – попытался уклониться от прямого ответа Марк.

Но такое увиливание не понравилось его собеседникам.

– "Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне", – процитировал апостол Павел. – Времена наступает решительные. Мы это знаем.

– Именно так, – подтвердил Петр. – Получается, что от вас зависит очень многое. Можно сказать, судьба мира.

Эти слова не понравились Введенскому. Уж слишком много хотят они от него.

– Я никогда не претендовал на такие лавры.

– А никого об этом и не спрашивают, – произнес апостол Павел. – Просто назначают человека выполнить ту или иную миссию.

– И он об этом не знает?

– Как когда.

– "Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится" – процитировал Марк.

– Так и будет, – уверенно пообещал апостол Павел. Он встал и дивана, вслед за ним поднялся апостол Петр. – Хочется верить, что вы нас поняли.

– Я вас понял, – сказал Марк.

Это было действительно так, но вот чего он не понял – это что ему делать в такой ситуации.

20.

На следующий день Марк отправился в резиденцию Иисуса и его соратников. Поехать с собой он пригласил Веру, девушка, не раздумывая, согласилась. Он заехал за ней, и они вместе отправились туда.

По дороге Введенский пересказал своей спутнице вчерашний разговор с двумя апостолами. Реакция Веры поразила его.

– Меня это нисколько не удивляет. Этого следовало ожидать.

– Почему?

– Во-первых, Мария мне жаловалась, что между ее мужем и некоторыми апостолами нет единства. А во-вторых, у меня тоже глаза есть, и я кое-что замечаю.

– А я вот нет. Точнее, я видел, что между Иисусом и Павлом нет большой дружбы, что они часто не согласны друг с другом. Я даже специально перечитал всю историю отношений между Павлом и другими апостолами. Они так и не нашли общий язык, слишком по-разному смотрели на доставшееся им от Него наследие. Но все это случилось уже после распятия и вознесения Иисуса. Не случайно, что многие считают, что церковь должна называться не христианской, а паулинской. Те разногласия и разночтения, возникшие еще в те времена, теперь не просто дают о себе знать, но даже усиливаются. Что, впрочем, вполне объяснимо, за столько веков то, что было когда-то заложено, теперь расцвело пышным цветом. Другое дело, всем ли он нравится.

– Но теперь мы многое знаем, – произнесла Вера. – Знаешь, я волнуюсь за Него.

– Почему. В конце концов, Он же Бог, он может все. Ему ничего не угрожает в отличие от нас, смертных.

– Да, только Он не станет на этот раз применять свою божественную силу. Или только самую малость.

– Это тебе Мария Магдалина сказала?

– Да. И я сама это почувствовала. Он хочет все испытать и все пройти, как человек. Чтобы лучше понять.

– Чего? – спросил

– Все, что произошло, все, к чему это привело, все, что стало с нами. Он же ответственен за то, что сам же и породил. Поэтому мы Ему и нужны. Он хочет посмотреть на ситуацию нашими глазами. Конечно, не только через нас, но так уж получилось, что мы оказались под рукой. И я этим очень горжусь.

– Я – тоже. Знаешь, я много раз задумался, в чем смысл моей жизни? Особенно после того, как утратил слепую юношескую или скорей детскую веру в Бога.

– А твоя работа, твои книги?

– Все это не заполняет меня всего. Даже написание книг. Это скорей сублимация пустоты. Мне чего-то хотелось, а чего я и сам точно не ведал.

– Странно, мне как раз казалось, что с этим у тебя проблем нет.

– Мне тоже долго так казалось. Или скорее я гнал от себя эти мысли и ощущения. Понимаешь, книги не заполняли меня всего. Их столько в мире уже написано. А каков результат?

– Твоя книга привлекла к себе внимание. Даже Иисуса.

Введенский кивнул головой.

– По крайней мере, это оправдывает ее появление.

Вера внимательно посмотрела на него.

– Я не знала, что тебя это беспокоит. Почему мы раньше никогда не говорили об этом?

– Я не решался.

– Не решался? – удивилась Вера.

– Да. Я не на все темы мог с тобой разговаривать.

– Почему?

– Боялся разногласий в вопросах веры.

– Я давно знала, что ты ее утратил.

– Это не совсем так. Я утратил прежнюю веру и хотел обрести новую. Только не представлял, какую и во что.

– А теперь что-то изменилось?

– Если не изменилось, то изменяется. Я вдруг в какой-то момент осознал, что могу верить в Него. Не в Того, что нам вещают с амвона, и даже не в Того, что описан в Священном писании, а в того, в Кого узнал совсем недавно. Только эта вера совсем иная. Я скажу тебе странную вещь: это вера в себя. Ты меня понимаешь?

Какое-то время Вера молчала, потом вдруг придвинулась к Введенскому и также, не говоря ни слова, поцеловала его в щеку.

21.

Введенский быстро понял, что обстановка в доме, если не накаленная, но уж точно напряженная. Вся апостольская рать собралась в тесный круг и о чем-то оживленно дискутировала. Марк отыскал глазами Иисуса, он сидел немного в стороне от всех, слушал говорящих, но ему показалось, что Сам он активно в дискуссии не принимал участие.

Почти никто не обратил внимание на вошедших. Все лишь отвлеклись буквально на несколько мгновений, посмотрели на них – и вновь вернулись к своему разговору. Одна лишь Мария Магдалина подошла к ним, она обменялась поцелуем с Верой, пожала Введенскому руку, кивнула головой на сидящих и вернулась на свое место.

Введенский и Вера заняли места неподалеку от всех. И стали внимательно слушать.

– Мы должны понять, с какой целью после столь долгого отсутствия мы вернулись на землю, снова пришли в этот мир. Ответь нам, Йешуа, ведь это ты нас всех призвал. И мы снова, как и тогда, не рассуждая, не сомневаясь, двинулись за тобой, – все более распыляясь, говорил Андрей Первозванный. – Мы провели тут уже немало времени. И я хочу спросить в первую очередь Тебя, и всех остальных: каков результат?

Апостол говорил по-арамейски, все, ускоряя темп речи, и Введенский забеспокоился, что с какого-то момента может перестать понимать его речь. Он много читал на этом языке, а вот говорил и слушал его мало. Что не удивительно, где он мог найти носителя этого давно исчезнувшего из живого общения наречия. Но, к счастью, пока он распознавал все. И это было для него крайне важно, так как он предчувствовал, что дискуссия может быть не только жаркой, но и очень интересной.

– Каждый из нас жертвовал ради истины, которой Ты нас научил, всего себя. До сих пор не могу забыть этих ужасных пыток, которым я подвергся в Синопе. Хотите, могу показать следы от тех истязаний. Не подумай, что я ропщу, я и сейчас готов пройти сквозь такие же испытания. Но хочу знать, ради чего, какие цели у нас? Ни я один их не понимает.

Введенский перевел взгляд на Иисуса, но тот явно не намеревался отвечать на поставленный вопрос. По крайней мере, в данный момент. Он сидел, как показалось Марку, даже отчасти с отрешенным видом, словно бы разговор Его никак не касался.

Не дождавшись ответа на поставленный вопрос, Андрей Первозванный продолжил:

– Ты сильно изменился за это время, Йешуа. Иногда у меня даже появляется чувство, а ты ли это? Или кто-то другой? А может тебя подменили? Тогда ты постоянно говорил: с нами, с селянами, с горожанами. Где твои знаменитые притчи? С тех пор, как мы снова тут, мы не слышали еще ни одной. За столько лет у тебя не появились новые?

– Я согласен с братом, – раздался голос Петра. – Ты много наблюдаешь, но мало говоришь. Особенно с нами, хотя с другими более красноречив. (Уж не меня ли он имеет в виду, подумал Введенский). Я допускаю, что за такой большой срок твой характер переменился. Мы тоже уже не совсем такие, какими когда-то были. Но нам всем очень важно знать, что ты думаешь о происходящем? Поддерживаю Андрея, нам важно знать твои мысли. От этого зависит очень многое и в судье каждого из нас, и в судьбах мира. Пора раскрыть карты. Мы все нетерпеливо этого ждем.

– Подожди, Петр, – вмешался в разговор Матфей. – Во-первых, не говори от имени всех нас. Таких полномочий ты не получал. И даже твой авторитет на дает тебе такого права. Я понимаю нашего великого брата. И не намерен Его торопить. Слишком многое изменилось и накопилось с тех пор. Мы тогда были чересчур большими оптимистами. И сейчас, когда мы пришли снова, то поняли, что все совсем не так. Не только Иешуе надо во всем разобраться, но и каждому из нас. А ты Андрей, и ты Петр не хотите этим заниматься, вам главное – сохранить все, как и было тогда. Но я не вижу, как это можно сделать. Все оказалось совсем не таким, гораздо более ужасным.

– "И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадем, а на головах его имена богохульные" – вдруг замогильным голосом процитировал самого себя Иоанн Богослов.

Это были первые его слова, услышанные Введенским. До этого момента он все время молчал. По крайней мере, в его присутствии. Впрочем, Введенский почти не сомневался, что подобным же образом он вел себя и в его отсутствии. Достаточно было посмотреть на его угрюмое лицо. Так и казалось, что оно лишено способности улыбаться. Впрочем, если вспомнить, что представляет из себя четвертое евангелие и Откровение – одни из самых мрачных и страшных текстов, которые были когда-то написаны, стоит ли этому удивляться.

Апостол Петр недовольно повернул голову в его сторону.

– О чем ты, Иоанн?

– Я предупреждал, мир катится в бездну. И ничто его не остановит. Апокалипсис – вот к чему мы должны готовиться.

– Ты опять за свое, – вдруг усмехнулся Иуда Искариот. – Вечно у тебя одна тема. Кроме как о конце мира, ни о чем думать не можешь.

– А все твои мысли о тридцати сребреников, – огрызнулся Иоанн Богослов.

Иуда Искариот, едва ли не мгновенно стал пунцовым.

– Мы давно решили этот вопрос! – воскликнул он.

– Хватит, мы сейчас обсуждаем совсем другую тему, – встал со своего места апостол Павел. – Помните мои слова: "Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое". Говорите и ведете себя так, словно не повзрослели. Неужели вы не понимаете, как многое будет зависеть от наших слов и поступков. Я хочу перед всеми вами заявить: я считаю, что Йешуа не может единолично принимать решение о дальнейшей судьбе христианства. Да, Он основатель его, но ведь каждый из нас сделал немало для утверждения провозглашенной Им истины. Без наших усилий она бы не вышла за пределы Иерусалима. Разве я не прав, Йешуа?

Апостол Павел повернулся к Иисусу. Все замерли, ожидая его ответа.

– Ты прав, Павел. Один я никто и ничто. Я же не случайно позвал вас всех за собой. И я согласен, что этот вопрос мы должны решить все вместе. Но то, что было когда-то, не должно довлеть над нами. Не ты ли Павел говорил: "Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная". Беда в том, что все слишком уж закостенело, благая весть давно выветрилась, как запах еды из оставленного жильцами дома, сохранились лишь догмы да ритуалы. Скажите, возлюбленные мои братья, разве для того мы все это начинали, ради для того жертвовали собой? Мы пришли, чтобы проповедовать истину, а истина – это добро и любовь. Много ли мы успели за то время, что находимся тут, увидеть их? Скажите, только честно. – Иисус внимательно оглядел присутствующих. Матфей, Фома, Иаков Алфеев, прав, Фаддей, Симон Зилот. Ты не боялся говорить правду.

– Да, ты прав, Йешуа. Мы должны быть честными по отношению к самим себе. Я приму любое Твое решение, Отче.

– Нам следует еще во многом разобраться, – произнес Иисус. – Не будем спешить с принятием решений. Я уверен, наступит момент, когда мы поймем, каким оно должно быть. – Иисус внезапно повернулся к Введенскому. – Мне надо кое о чем с вами поговорить, Марк.

22.

Они прошли в соседнюю комнату. Туда же направилась и Мария Магдалина. Она шла под руку с Верой, и они о чем-то негромко болтали. Введенскому было интересно узнать о теме их разговора, но ему не было слышно.

Они расселились полукругом.

– Хотите чай или кофе? А может пиво? – предложил Иисус. Я вчера впервые попробовал этот напиток. Мне понравился.

– Вы ни разу не пили пиво? – удивилась Вера.

– Ни разу, – подтвердил Иисус. – А где мне было его пить?

– В самом деле, – проговорил Введенский. – Негде. В Евангелие о пиве нет ни слова.

– И о многом другом, – задумчиво произнес Иисус. Введенский надеялся, что Он разовьет эту тему, но не стал этого делать.

Мария Магдалина включила чайник, а когда он вскипел, налила всем быстро растворимого кофе. Введенский никогда не любил этого суррогата и старался его пить, как можно реже. Но сейчас, сделав пару глотков, он удивился, каким вкусным оказался напиток.

– Вот о чем, Марк, я хочу вас расспросить, – произнес Иисус. – Что происходит в стране? В последнее время я много вниманию уделяю этому вопросу. Мне кажется, назревают какие-то чрезвычайные события. Или я не прав?

– К сожалению, Вы правы, – подтвердил Введенский. – Мы на пороге больших событий.

– Что же, по-вашему, может случиться?

– Нынешний политический режим вызывает все больше неприятие общества. К сожалению, он действует в тесной связке с церковью, которая его всячески поддерживает.

– Если вы полагаете, что меня это сильно угнетает, то это не так. Я не считаю эту церковь своей. – Иисус и Мария Магдалина обменялись взглядами. И Введенский понял, что в этом вопросе они единомышленники. Возможно, и во всех остальных. В отличие от апостолов, среди которых все сильней проявляются разногласия. Вот бы на эту тему с Ним поговорить.

– Что ж Вы в таком случае хотите знать? – спросил Введенский.

– Меня интересуют эти люди, которые выступают против режима. Вы же помните, я тоже выступал против властей.

– Это очень разные люди и течения. Их объединяет одно: они против системы.

– А вы, Марк, против или за?

Для Введенского это был не самый простой вопрос. Но он понимал, что сейчас тот момент, когда надо отвечать предельно откровенно и честно.

– Мне не нравится нынешний политический режим, я считаю его вредным для страны. Он без конца клянется Богом, наш президент и его челядь постоянно ходит на службы в церкви. Но по мне эта вера страшней любого безверия, в ней нет ни малейшей доли правды и искренности. Сплошное лицемерие. Эти люди рано или поздно приведут страну к катастрофе. Но при этом я не готов сражаться против них, идти на баррикады. В этом плане я скорей конформист. Я в последнее время задавался вопросом: как бы повел себя тогда, когда Вы появились впервые? Пошел ли за Вами, как апостолы? И не могу ответить.

– Если не можете ответить, значит, бы не пошли, – произнес, впрочем, без всякого осуждения в голосе Иисус. – Но я хотел бы вас попросить: можете ли вы меня с кем-нибудь из противников режима познакомить?

Введенский сразу же подумал о Бурцеве.

– Да, я знаю таких людей.

– Тогда организуйте мне с ними встречу. – Иисус на несколько мгновений о чем-то задумался. – Только, пожалуй, не говорите пока им, кто я есть на самом деле.

– Как же вас представить в таком случае?

– Назовите меня Иоанном, то есть Иваном по-вашему.

– Хорошо. Сделаю это в самое ближайшее время.

23.

Епископ Антоний сидел в гостиной и пил чай. Возле него расположился отец Вениамин. Рядом с ним тоже стояла чашка, но он, казалось, забыл про нее и не спускал глаз с гостя. Они не выделись много лет, можно сказать, целую вечность. Даже не переписывались и не перезванивались до самого последнего времени. Они не принимали по поводу этого согласованного решения, так случилось естественным путем. Каждый для себя посчитал, что в этом нет насущной необходимости. Они и без того знали мысли друг друга, слишком много в свое время беседовали. Но при этом оба ждали момента новой встречи. И вот она произошла. Правда, повод для нее оказался столь необычный, что они и представить себе не могли. Да и сейчас не до конца верили в реальность. Это в первую очередь относилось к приезжему.

Епископ Антоний приехал без предупреждения. Он позвонил в дверь, отец Вениамин открыл ему и оказался в его объятиях.

Они долго стояли на крыльце, смотря друг на друга счастливыми глазами. И только в тот момент оба по-настоящему поняли, насколько сильно каждый из них соскучился по-другому.

Первые полчаса беседы они посвятили бытовым темам, сознательно избегаю то, ради чего епископ Антоний сорвался с места и почти нелегально прибыл сюда. Но оба понимали, что вот-вот между ними начнется главный разговор, ради которого они и сидят тут.

Епископ Антоний допил чай и решительно отодвинул от себя кружку.

– Расскажи, мой друг, об этом великой встрече. Почему ты уверен, что это Он?

– Я это почувствовал почти сразу. Не знаю, как тебе это объяснить. Он совсем не похож на Того, Кого я представлял. И все же я понял: это Он. Уверен, когда Его увидишь, сердце шепнет тебе то же самое.

– Если это так, то это самое великое событие в мировой истории! – воскликнул епископ Антоний.

– Почему и нет. Я долго размышлял об этом.

– И какие у тебя на сей счет мысли?

– Не слишком радужные.

Епископ Антоний пристально посмотрел на друга.

– Он пришел, а тебя мысли не самые радужные. Мой друг, поделись ими со мной.

– Эти мысли очень неясные. Но я так думаю: если Он снова появился, значит, откладывать приход больше не мог. Ситуация стала критической.

Епископ Антоний некоторое время сидел в задумчивости.

– Как твои сыновья? Как Марк?

Отец Вениамин знал, епископ всегда любил Марка и не симпатизировал Матвею.

– Он-то и привел ко мне Иисуса, – ответил отец Вениамин. Мой сын с Ним сблизился. Они много общаются.

– О чем?

– Точно не знаю. Насколько могу судить, Он выбрал Марка, чтобы лучше разобраться в современной жизни.

– Признаться, это не самый плохой выбор. В твоем старшем сыне сочетается ум, проницательность и честность. Надеюсь, я вскоре увижу Марка.

– Ты не спрашиваешь о Матвее?

Епископ Антоний посмотрел мимо отца Вениамина.

– О нем мне кое-что известно. Он ближайший сотрудник Валерьяна Чарова. Тебе ли не знать, что это за человек и как я к нему отношусь.

– Да, это мне хорошо известно. И я разделяю твое отношение к Чарову. Сколький, неискренний человек. Такие позорят церковь, многие судят о ней по подобным личностям. Матвей сам решил у него работать. Я не стал этому противиться. Пусть каждый идет своим путем, каким бы он не был. Все в воли божьей.

– Ты прав, – согласился Епископ Антоний. – Божьему промыслу нужны все пути, по которым идут люди. Другое дело, что мы не всегда понимаем смысл того или иного направления. А чаще всего даже не пытаемся разобраться. Но ты не находишь, что сейчас как раз такой момент, когда пора это сделать. Наступает час истины. Иначе Он бы не пришел.

Отец Вениамин глубоко и печально вздохнул.

– "И познаете истину, и истина сделает вас свободными", – произнес он.

– Именно так, а не иначе. Только хотим ли мы быть свободными?

– Но что такое свобода? Отдаем ли мы себе отчет?

– Свобода – это не лгать, не бояться правды, какой бы она не была. Любая, даже самая невинная ложь делает нас несвободными, превращает в нас в зависимых от нее.

– Ну, хорошо, – примирительно произнес Отец Вениамин. – Но что конкретно это означает в данной ситуации?

– Я много размышлял на эту тему, Веня, – проговорил епископ Антоний. – Боюсь, что нам придется идти до конца.

– Но о каком конце ты говоришь?

– Помнишь, мы с тобой много спорили о том, насколько порочна административная система нашей церкви, как далеки ее иерархи от христианского идеала, как узок их умственный и духовный коридор. И куда они нас всех ведут?

– Разумеется, я прекрасно помню наши разговоры. С тех пор ничего не изменилось.

– Не изменилось, – подтвердил епископ Антоний. – И не изменится. Но почему?

– Да, скажи, почему?

– Выслушай меня спокойно, с христианским смирением. Дело в самих основах нашей религии. Они не верны. А это, в свою очередь, ведет к неверному поведению. Вспомни историю христианства, сколько злодеяний, зла, мракобесия, разврата. И все под крышей церкви. Разве это случайно?

– Ошибки бывают везде.

– Ошибки и преступления тоже возникают не случайно, корень их в базовых постулатах. Да и не много накопилось всего? И где грань между ошибкой и преступлением? По ошибке сожгли на кострах тысячи еретиков, вырезали, закабалили миллионы индейцев, преследовали староверов потому, что они иначе крестились. Нужно ли еще перечислять?

– Не нужно, историю я знаю.

– Знать мало, пора выводы делать. Пришел же час истины. Мы должны быть смелыми, не бояться любых умозаключений. Даже тех, которые вызывают у нас категорическое не согласие. Сейчас не согласны, а потом согласимся. Так очень часто случается; чтобы принять новую истину, сознание следует перенастроить. Между прочим, к этому способны очень и очень немногие. А в нашей среде особенно. Она чрезмерно консервативная, упорно сопротивляющаяся любым, даже незначительным переменам, любым, самым ничтожным отклонениям от догм. Меня всегда удивляло в священнослужителях уверенность в том, что они носители истины, проводники какой-то великой духовности. А на самом деле, сплошная заскорузлость. Вместо ума начетничество, вместо поиска истины – лицемерие, вместо открытости – глухая оборона. И все оправдывается именем Бога. Как будто Он дал им вечную индульгенцию.