Текст книги "Призрак под сакурой (СИ)"

Автор книги: Владимир Пекальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

И когда через четыре года после судного дня он скоропостижно скончался на рабочем месте от остановки переутомленного сердца, последним носителем радиотехнической науки осталась его дочь, Уруми. На тот момент многие спецы-электронщики еще только пытались доучиваться по справочникам и самоучителям, нередко малость фонящим, и основное бремя легло на хрупкие плечи двенадцатилетней девочки.

Однако эта ноша неожиданно оказалась ей по плечу. Все четыре года она почти безвылазно проводила в мастерской отца, помогая ему, и при этом училась сама. У юного дарования обнаружилась эйдетическая память, плюс чуть ли не врожденная способность на лету понимать и составлять схемы. Раскурочивая очередной тостер или утюг, Уруми моментально просчитывала, какую деталь куда можно будет приспособить, а при потребности в определенном транзисторе или резисторе по памяти называла нужную модель нужного устройства, из которого можно извлечь искомое.

Правда, и гениальность тоже имеет свою цену. Спустившись под землю в восемь лет, следующие пятнадцать девочка почти безвылазно провела в мастерской. В свои двадцать три Уруми слабо разбирается во всем, что не касается радиосвязи, совершенно не представляет реалий окружающего мира, а ее характер носит на себе крепкий отпечаток инфантильности. Она на полном серьезе верит, что любые существующие проблемы можно разгрести и что лично Кира-саме по плечу практически все, а что не по плечу одному – то он разрулит при минимальной поддержке. И если что-то где-то плохо – то только оттого, что Кира-сама еще не успел там разобраться.

Кирилл ей подобную ограниченность в вину не ставит: если ты в последний раз играешь со сверстниками в восемь, а затем пятнадцать лет проводишь среди полуразобранных телевизоров и полусобранных радиопередатчиков, с минимальными перерывами на сон, еду и бытовые нужды – трудно говорить о полноценном развитии. Впрочем, это даже к лучшему: Уруми жить легче, потому что она все еще верит в сказочных героев, способных преодолеть любые трудности и даже считает своего бойфренда – если только можно так назвать доменивающего четвертый десяток Кирилла – одним из этих суперменов. А сам он так и не набрался смелости рассказать ей о реальном положении вещей, и потому Уруми – во всей подземке единственная живая душа, перед которой Кирилл поступился принципом "не лицемерить": детям не говорят страшную правду.

Он прошел в отдел обслуживания ярусом ниже и сдал свой защитный костюм в чистку, потом получил в столовой так называемый праздничный паек: вернувшимся с задания агентам принято вручать к обычному рациону еще крохотную рюмку саке и маленькую чашку отварного риса, для японцев настолько же святой пищи, как хлеб – для славян. Собственно, рис в метро теперь уже не еда, а одновременно валюта, деликатес и источник оптимизма, своего рода напоминание, что раз даже в столь темное время традиции соблюдаются – значит, не все потеряно и надежда не умерла.

Кирилл считал эту затею откровенно идиотской: из-за специфики выращивания риса пространство, отведенное под него, могло бы дать значительно больше пищи и, что важно, витаминов, если б вместо риса там выращивали гидропонным методом овощи. Но у японцев было свое мнение на этот счет, для них рис – самый желанный деликатес, даже желанней мяса, а его поедание – целый ритуал. Что ж, может быть, в таком размене – недополученные калории и витамины в обмен на поднятие духа – что-то и есть.

Сам Кирилл рис не ест: для него белые зернышки, сваренные даже без соли – не более чем просто еда. Когда его угощают рисом – это неслабый такой знак уважения, и на редких официальных обедах не отвертишься, потому что обед не считается законченным, пока гость не доест весь рис до последнего зернышка. Однако во всех остальных случаях рис он откладывает для Уруми. Вот и сейчас Кирилл аккуратно покрошил в чашечку кусочки "постапокалиптического цыпленка" – проще говоря, крысиного мяса – и переложил смесь в коробочку. Конечно, Уруми кормят рационом для важных шишек, все-таки ценный специалист в масштабах целой подземки, но маленькая порция риса для нее едва ли не самый дорогой знак внимания, а Кириллу – еда и не более того. Не японец он.

Вот и "дом", ячейка полтора на полтора на два с половиной в длину. Японцы – гении, на свой извращенный лад. Такие вот "камеры хранения", только не для вещей, а для людей – давнее изобретение. Чем сильнее разрастался многомиллионный Токио, тем больше времени приходилось тратить людям, чтобы добраться из пригорода в центр на работу и обратно. Миллионы потерянных человекочасов каждый день, а за год потерянные человекочасы могли доползти и до миллиарда. Миллиард человеко-часов – это три тысячи шестьсот девяностолетних человеческих жизней, подумать только.

Конечно, можно ездить домой только на выходные – но отелей на всех не напасешься. И тогда какой-то гений придумал суперкомпактные отели. Камера хранения человека – метр на метр на два, длинными рядами в три яруса и больше, сколько позволит потолок. Внутри – матрац, подушка, телевизор и кондиционер. Гениальное решение, кроме шуток, на фоне которого японские квадратные арбузы – так, жалкая потуга сплагиатить идею. Множество людей получило возможность экономить ежедневно два-три часа по цене, не превышающей стоимость проезда в два конца, поскольку ночевка огромного количества "жильцов" в нереально малом пространстве обходилась поразительно дешево. Миллиард сбереженных человеко-часов – просто офигеть...

И вот теперь это решение сохранило уже не время жизни, а сами жизни. Именно сверхкомпактное размещение спальных мест – тот фактор, который позволил расположить в замкнутом пространстве больше жильцов и больше "плантаций". В противном случае сейчас токийскую подземку населяла бы от силы четверть миллиона, а не половина.

Он открыл дверцу, снял ботинки и верхнюю одежду, подтянулся на руках и нырнул в свою ячейку ногами вперед. Ждать вечера – а точнее, периода тишины, который в месте без смены времени суток называли ночью – Кирилл не стал. Слов нет, он бы с радостью порезвился с Уруми, но у нее нынче выдался напряженный рабочий денек, к тому же, Кувалда не кривил душой, говоря, что "дело превыше всего". Исправная рация – вещь первостепенной необходимости, он и сам когда-то выжил лишь потому, что у него она, эта рация, была. Потому менять чужую жизнь на постельные утехи с Уруми Кирилл правильным не считал. В конце концов, время у них еще будет, чай, окончательный закат человечества не на завтра намечен.

***

Наутро он отнес Уруми рис, приподняв при этом собственное настроение затяжным поцелуем, а потом пошел в штаб. На Ниси-васеда стало одним крокодилом-мутантом меньше, но у Кирилла и его коллег работы непочатый край.

У Оноды уже утренняя летучка в разгаре. В кабинете – сорок человек народу, и все места вокруг стола заняты.

Пара нижних чинов попыталась уступить ширэй-кану место, но Кувалда махнул рукой:

– Я сяду, когда до меня очередь дойдет.

– А, вот и ты, Рамэ-сама, – оторвал взгляд от карты капитан. – На Йойоги-уэхара бывал когда-нибудь?

– Бывал.

– А на поверхности?

– Не далее как три месяца назад. А что там?

– Поступила информация от тамошнего руководства. Один из жителей, оказывается, все эти годы знал адрес пожарного депо в том районе, но, поскольку ума небеса ему не дали, не понимал ценности этих данных. Депо на четыре машины – то есть, с цистернами. Депо капитальное – значит, фона не будет. И скорее всего, цистерны либо целы, либо потребуют минимального ремонта. Как думаешь, их реально будет приволочь к нам?

Кирилл почесал затылок:

– Если в том депо стоят именно такие машины, как я себе представляю – предельно маловероятно. Там пара спусков и подъемов, и вот на эти подъемы пожарную машину вытащить без двигла либо табуна коней нереально.

– Жаль... В общем, с Йойоги просят помочь доставить машины к ним. Говорят, надежное противорадиационное укрытие под цистерны у них есть, обещают отдавать треть улова с этих четырех цистерн.

– А сами не могут?

– Могут, но им нужна охрана. За все пятнадцать лет ни одна живая душа из них дальше двухсот метров от выхода со станции не отходила, местности они не знают. Да и оружия у них – два ствола, три патрона.

Кирилл скептически хмыкнул.

– Не стоит овчинка выделки. Треть вылова – это сколько? Полтора осьминога в год?

Тут сбоку кашлянул один из немногих присутствующих штатских, Маэда. В прошлом руководитель топового уровня, он и в подземке быстро выбрался на руководящую должность – и, в общем-то, не за красивые глаза.

– Должен сказать, на Йойоги знают толк в танкерном разведении осьминогов и морской капусты, и если кто способен получить с каждой емкости максимум выхлопа – так это они. У них, насколько я осведомлен, более тридцати цистерн и развитая инфраструктура – производство помп и кислородных насосов с ветровым приводом, водяные фильтры и все такое прочее. Плюс доступ к грунтовым водам практически без фона. Плюс их новая порода, растущая втрое быстрее обычных осьминогов. И тут главный наш актив даже не в трети продукции с четырех цистерн: перевалочный пункт их товара – мы. Мы посредники. Чем больше у них валовый продукт – тем больше и наша маржа. Ну и наконец – неужели онигири с осьминогом по праздникам только я один хочу?

Капитан Онода кивнул, соглашаясь:

– Да это все бесспорно. Вопрос в оценке рисков. На Йойоги не раз докладывали о птицах размером с собаку, демонстрирующих весьма интеллектуальное поведение...

– Видел я их разок, – ответил Кирилл. – Воронье. Только охренительно крупное и умное. Сидели четыре штуки на дереве, я шел поблизости – дробовик с плеча снял. Так все четыре моментально поднялись и очень грамотно ушли из сектора обстрела. Они в курсах, что такое огнестрел, другими словами, хоть и не знали, что из ружья я бы их не достал. Больше они мне на глаза не попадались, и их опасность для вооруженной группы я бы оценил как минимальную... Хотя вопрос напрашивается, при каких обстоятельствах они познакомились с дробовиками.

– Значит, только вороны?

– Больше я там ничего не видел. Ну и акусицунэ, куда уж без них.

– Отлично, – подытожил Онода, – Мацухара, возьмешь двоих и пойдешь разведаешь депо и маршрут в зеленом режиме. Вопросы?

– Вас понял, господин капитан! – отчеканил Мацухара.

– Выполняй.

Когда сержант двинулся на выход, Кирилл бросил ему вдогонку:

– Да, Мацухара, где-то над Йойоги есть супермаркет, с виду целый, с зелеными иероглифами на крыше – вот туда даже не суйся.

– Фон?

– Могильник. На всех этажах. Тысяч шесть народу там померло. Я внутри пережидал снегопад, фонящий слегка – более неприятных двух часов за последние годы не помню, и потом мне это дело еще и снилось пару раз в кошмарах.

– Понял, спасибо, Дайханма-сама!

Кто-то из новичков сделал неуклюжую попытку подлизаться:

– Неужто вам, Дайханма-сама, тоже снятся кошмары?

Кирилл грустно вздохнул и обыграл свой позывной:

– Увы. Кошмар не псина, кувалдой не прибьешь.

Потом пошла раздача молодым бойцам других задач "зеленого режима": рутинные маловажные задания, выполнение которых надлежало прерывать при малейших признаках опасности. Вскоре в кабинете остался контингент посерьезней, а на столе капитана – задачи с кодом от желтого и выше.

Онода пододвинул к себе поближе свой блокнот:

– Значит, имеем следующее. Надо отправить два отряда в Кокуритсу на охрану карьера, их бригада нащупала на глубине хороший грунт без фона, теперь на Кокуритсу готовятся провести блиц-раскопку силами четырехсот человек, и охраны там может не хватить. Но это так, ерунда. Теперь о плохом... Вчерашний тайфун нас не задел, весь фронт прошел сильно южнее города, через Хийоси, и, как вы догадываетесь, накрыл там базу. Оттуда сообщили об осадках со снегом и диким фоном. Провиант у парней пока есть, но при наихудшем развитии событий местность будет заражена очень сильно, сопоставимо с "первой волной", накрывшей Токио в самом начале пятнадцать лет назад, и сама возможность дальнейших поставок им будет под вопросом. То есть – поверху будет не пройти, сейчас мы намерены обсуждать с Мэгуро отправку поисковой партии по Мэгуро-линии, если удастся найти запасной путь или сервисный тоннель до базы – это будет идеально.

Кирилл потер переносицу:

– Я думаю, этого делать не стоит. Вся линия Мэгуро под Хийоси периодически протекает и фонит, если в течение двух-трех дней пойдет тепло – весь радиационный снег окажется внизу, в тоннеле, и тогда парням, которые там будут, можно сразу стреляться, чтобы не растягивать "удовольствие". К тому же, скорое потепление может помочь: подземка под Хийоси будет заражена, но зато поверхность не успеет насосать радионуклидов от снежка.

– Это было бы идеальным решением, – заметил другой ширэй-кан, Ямазаки.

– Значит, выждем, – подытожил Онода. – Теперь еще два задания, не совсем обычных... Во-первых, в районе Мондзэн, Кийосуми и Морисита пропадают люди.

– В смысле – пропадают? – нахмурился Кирилл.

– Идут из тех мест к линии Тодзай, по Тодзай – в сторону Кибы. Иногда – семьями. И все, с концами.

– Так ведь линия Тодзай от Кибы и далее на восток нежилая, – вставил Ямазаки.

– Вот именно, что нежилая, – ответил капитан. – Оябун со станции Мондзэн-накате распорядился на Кибу больше никого не пускать, так люди пошли в обход, сервисными тоннелями, иногда и поверху...

– Однако же после Минами-сунамачи дальше начинаются надземные станции, – не унимался Ямазаки, – там некуда дальше идти!

– Да вот именно! – в сердцах воскликнул Онода. – Поисковая команда до того места и дошла – а людей нет. Они уходят куда-то дальше, и можно только догадываться, куда и зачем! Вот оябуны посовещались и попросили помощи.

– А какое нам дело до оябунов-отщепенцев? – полюбопытствовал еще один из офицеров, Курасака, дотоле молчавший.

– До оябунов – никакого. А вот люди... они идут туда, словно манит их что-то. Не потоком, конечно, прут, так, раз в неделю, десять дней... Но уже давно. Это система. И все, исчезают. Бесследно. Потому – код черный. Неустановленная опасность и высокий приоритет.

Кирилл похрустел позвонками и сказал:

– Прежде чем я вызовусь – что там "во-вторых"?

Онода ухмыльнулся:

– Это уже точно не по тебе. Черный призрак снова появился между Отемати и Нихомбаси. Причем на Отемати блокпост сегуната, а на Нихомбаси оябун-отщепенец правит, и тоннель между ними – без третьего выхода. И если верить моему источнику, ни на одном из блокпостов Курогосуто не видели. И второе – появилась информация, что на Хикаригаока Черный Призрак появляется с завидной регулярностью. Точнее – над Хикаригаока, потому что сама станция уже давно никем не посещается с тех самых пор, как там случилась эпидемия.

Кирилл хмыкнул:

– Теперь у меня вопрос: какое нам дело до Курогосуто? Даже если он не миф – я не припоминаю ни единого инцидента, чтобы он кому-то навредил, на кого-то напал, за кем-то гнался... Испуг не в счет, не его вина.

Капитан откинулся на спинку стула.

– Да вот если бы. Он вызывает всеобщий упадок духа самим фактом своего существования. Все эти разговоры о предвестнике конца, боге смерти, йокае из ада – они не доведут до добра. Потому при первой же возможности Курогосуто должен быть либо арестован, либо застрелен. И не надо мне рассказывать, что он невиновен: Призрак точно знает, что его присутствие нам не нравится.

Кирилл снова хмыкнул.

– Ну ладно. Я беру себе дело об исчезновениях, мне понадобится три-четыре опытных бойца и стволы для гипотетического врага. И раз уж иду на Тодзай – разузнаю, что там на Отемати. Наш визит с оябунами согласован, полагаю?

– Конечно. Они обещали посодействовать расследованию. Выбирай себе команду, в арсенале возьми, что надо, и выдвигайся.

– Принято, – кивнул Кирилл, взял под несуществующий козырек и вышел.

Похоже, дело будет поинтересней охоты на крокодила, или, как минимум, необычней.

***

Кирилл взял себе в команду троих проверенных бойцов, отличавшихся не только хорошими боевыми навыками, но и железными нервами. Кроме того, двое – Такеда и Накаяма – еще и атеисты, что Дремин считал немаловажным при охоте на мифического Черного Призрака. Японцы народ на редкость суеверный, например, в тэнгу они верили настолько сильно, что даже в тысяча восемьсот шестидесятом году на полном серьезе отправляли им официальное прошение освободить земли, по которым намеревался ехать сегун. Япония – страна не только восходящего солнца, но также и восьми тысяч божеств, а японская национальная религия, синтоизм, вообще неотделима от японской культуры. Быть японцем – значит быть верующим по умолчанию, и это, по мнению Кирилла, могло бы стать помехой в деле таинственного Курогосуто.

В арсенале маленький отряд получил оружие – штурмовые винтовки М-16 и по четыре магазина к ним – а также средства радиационной защиты, паек и документы, после чего выдвинулся в поход на линию Тодзай.

На Отемати они пришли сильно за полдень: скорость отряда ограничивалась скоростью Кирилла. У блокпоста их встретил одинокий часовой – действительно, зачем ставить больше со стороны, где "свои" станции – и пропустил без проверки документов, поскольку знал всех четверых в лицо.

– Давненько я у вас не был, – заметил Кирилл, – как мне найти здешнего сегуна? Я насчет Курогосуто пришел, что стряслось-то?

Часовой объяснил, как найти кабинет руководителя станции и вдогонку заметил:

– Насчет тигра, что вам наверняка будут рассказывать – байка. Потому что аккурат после того, как примчался перепуганный патруль, со стороны Нихомбаси пришел музыкант с подружкой, и они не видели ни призрака, ни тигра, от которого патруль удирал во всю прыть.

– О как, – приподнял бровь Кирилл, – раньше был только Курогосуто, а теперь уже и тигры?

– Вот и я не верю, – хмыкнул часовой.

Пока маленький отряд шел к сегуну, Кувалда осмотрелся вокруг. Станция жила своей жизнью, дела идут чередом.

На платформе яростно спорит группа челноков:

– ... да ерунда это, его дважды на одном месте не встретить...

– А тигр – тоже ерунда?

– И ты в него веришь? Не смеши.

– Ну ты вот веришь в Курогосуто – и ничего, а мне уже и в тигра нельзя?

Вокруг шум и гам, чуть поодаль два мужика с дробовиками, по виду поисковики, рассказывают сальные анекдоты. Откуда-то долетает чарующий звук свирели – дает концерт бродячий музыкант.

Еще сквозь закрытую дверь был хорошо слышен галдеж: в кабинете начальника ожесточенно спорили.

– Да какие там тигры?! – донеслось изнутри в тот момент, когда Кирилл открыл дверь, – не мог бы тогда пройти белобрысый и его подружка!

Невысокий седой человечек в замасленном комбинезоне и сварочных очках на лбу махнул рукой, словно показывая этим жестом, что он думает о тиграх в тоннеле.

– Озава прав, – сказал кто-то, – эта парочка появилась менее чем через пятнадцать минут...

– Ну конечно! Поверить в групповую галлюцинацию троих человек легче, чем в тигра?! – проворчал здоровый детина в поношенном камуфляже.

"Сегун", шестидесятилетний старик в видавшей виды полицейской фуражке и без какого-либо оружия, восседая на стареньком ободранном стуле, только руками развел:

– Господа, а вы подите челнокам скажите это! То-то ж они на перроне жмутся и дальше идти боятся!

Тут все умолкли и посмотрели на вошедших.

– Я пришел по делу Курогосуто, – доложил Дремин после приветствия.

– Наконец-то за дело взялся кто-то, кто может подойти к вопросу... комплексно, – обрадовался "сегун". – Чем могу помочь?

Кроме самого начальника, в кабинете еще шесть человек: военный только один из них, остальные смахивают на инженеров и рабочих. На стенке, помимо схем и бумаг, висит дружеский шарж на самого сегуна с лозунгом: "Граждане! Голосуйте за Шимицу Шибуйя – он слишком стар, чтобы работать!"

– Да помогите уж, чем можете. Для начала – информацией об этом тигре. А то слухами земля полнится – кто-то говорит, что это массовая галлюцинация, а кто-то – что это тот самый Черный Призрак со своим тигром. Разъясните, что тут у вас, да поподробнее, если можно.

– Черного призрака видели утром, – сообщил начстанции, – в тоннеле, ведущем на Нихомбаси. Причем люди, не балующиеся сивухой. Вон сержант Ямада и видел, – он кивнул на единственного военного из местных. – Ну и зверинец с ним... Все четверо назвали разное животное, причем мастер-строитель видел вообще пару акусицунэ, а не тигра или пантеру.

– Да ну, Шибуйя-сама, бред, – вклинился старый инженер, – неоткуда там взяться ни псам, ни кошачьим. Неоткуда. Вон, все разных животных назвали! Говорю же – галлюцинации... Десу!

– Тебя бы, Сабуро-сан, туда, – мрачно ответил сержант, – вот ты бы и сказал зверью, что они – галлюцинации.

– Отставить, – негромко сказал начстанции, – рассказывай давай...

– А чего там рассказывать, – пожал плечами сержант, – если все равно никто не верит. Идем мы как обычно, до середины тоннеля: проверить, не стал ли сильнее протекать. Я да трое из строительной бригады. В общем, как обычно. И вот на середине пути, как раз в том месте, где в тоннель поворачивает и где просачиваются воды с поверхности, обширная лужа, по косточку. И вот подходим мы, а над этой лужей, не касаясь ногами жижи той, висит Призрак. Ну, мы перепугались, я за меч схватился – и тут оп-па, прямо из-за изгиба тоннеля появляется тигр. Здоровенный. Кто знает, откуда взялся – но взялся. В общем, мы и дернули обратно.

– Словом, такое вот дело, – сказал сегун, – я дозвонился на Нихомбаси, там все в порядке. И застава стоит. И вот что интересно... музыкант бродячий тут объявился, с подружкой. Вон, уже второй концерт дает. Что интересно – сам белый, волосы белые. И пришел аккурат с Нихомбаси, через пятнадцать минут после того, как патруль прибежал. И он, и его подружка говорят, что не встречали зверей. И Призрака тоже... Стало быть, исчез не только Призрак, но и зверинец его...

Кирилл внимательно выслушал сержанта и начстанции и уточнил:

– А перед появлением призрака или во время появления не было ли странных звуков или световых эффектов? Ничего необычного не заметили?

– Нет, не было. Он просто висел в воздухе. И тигр даже не рычал.

– А пальнуть в Призрака? Или в тигра?

– Я без ствола хожу в этот тоннель, – пояснил сержант. – С Нихомбаси у нас нет никаких конфликтов. Только с мечом, и только для протокола. На всякий случай.

Кирилл вздохнул. Дело откровенно попахивало бредом, при условии, что вероятность обмана исключена. На его памяти это был первый случай, когда Курогосуто увидели сразу четыре человека, однако ценность свидетельств полностью перечеркивал разнобой в показаниях.

– Ладно, пойду побеседую с музыкантом, – сказал он, – потом еще загляну.

Музыкант сидел у стены на рюкзаке и играл на инструменте, очень похожем на обычную японскую свирель. Перед ним – открытый футляр от скрипки, в который уже положили несколько пистолетных патронов, ставших за бесполезностью на поверхности чем-то вроде второстепенной валюты, две крупные морковки и яблоко. Рядом к стене прислонен посох, деревянный с окованными металлом концами.

Этот музыкант выглядел странно для подземелья: изящный высокий блондин лет двадцати пяти в белом плаще. Точнее, плащ когда-то был белым, теперь он изрядно посерел. На ногах – кроссовки цвета, в котором тоже угадывался белый, но довольно чистые. Что еще интересней – парень оказался "гайдзином" с абсолютно европейскими чертами лица. Впрочем, это закономерно: среди японцев блондинов нет.

Вокруг него стоят или сидят на корточках слушатели – больше полусотни людей. Им вряд ли часто приходится слушать музыку, тем более в хорошем исполнении. А музыкант играет, не обращая внимания ни на что, его глаза смотрят в одну точку, словно силятся преодолеть бетон и толщу грунта. Слепой.

Возле него и чуть сзади на другом рюкзаке сидит его провожатая, крепко сбитая, но некрасивая, ни рожи ни кожи, девушка со складной самодельной нагинатой за спиной, из тех, которые весьма популярны у поисковиков. Одета в дождевик, на ногах резиновые сапоги. Надо думать, обоим хватает смелости при переходе со станции на станцию срезать дистанцию по поверхности.

Кирилл остановился поблизости, ожидая окончания концерта, и непроизвольно заслушался. Хорошо играет, к тому же репертуар неплох: в токийской подземке "Призрака оперы" услышишь нечасто.

Как только музыкант доиграл, Дремин сделал несколько шагов к нему.

– Коничива, – поздоровался он, – я из службы безопасности и у меня есть несколько вопросов.

Музыкант поздоровался в ответ совершенно спокойно, но Кувалда заметил скрытый неприязненный взгляд его провожатой. Интересно, с чего бы?

– Задавайте.

– Вы пришли с Нихомбаси, верно?

– Да.

– Вы не заметили там чего-то необычного или странного?

– Если вы снова спрашиваете про Курогосуто и тигров – нет. Я не слышал, Мидзуки не видела.

– А что-то другое? – насторожился Кирилл.

Слепой неопределенно пожал плечами:

– Тоннель протекает. Кроме того, меня немного напрягло поспешное бегство людей, я не мог понять, что их так напугало.

– Ты имеешь в виду патруль? Как ты узнал, что они там были и что напуганы?

– Услышал. Я за километр слышу, как впереди кто-то чихает. Паническое бегство звуками шагов и дыхания отличается от размеренного бега.

– Только их бегство – и никаких посторонних звуков?

– Верно.

– Что ж, спасибо, желаю удачного выступления, – сказал Кирилл и отошел обратно к своим людям.

Они собрались тесной группой особняком и обменялись взглядами.

– Что думаете? – спросил Дремин у подчиненных.

Такеда и Накаяма пожали плечами, а Сакамото заметил:

– Нет доказательств – нет и дела. Я обратил внимание на одну деталь: по словам сержанта, Курогосуто висел над лужей. Но раньше никто и никогда не говорил, что Призрак может летать. Я уверен, что следов мы не найдем, ни тигров, ни самого Курогосуто. И все, что у нас есть – недостоверные показания людей, входящих в одну группу. Музыкант слепой, да?

– Угу.

– У слепых всегда запредельный для зрячих слух. Итого – слепой не слышал, следов мы не найдем. Я бы просто закрыл дело как не подтвержденное никакими вескими доказательствами.

– Кстати, Рамэ-сама, – вставил Накаяма, – девушка показалась мне знакомой, но не могу припомнить, где я ее видел.

Кирилл испытывал аналогичное чувство насчет музыканта. Блондин-иностранец со свирелью казался смутно знакомым, но на память он никогда не жаловался, видел бы раньше – точно б не забыл.

– Ладно, что толку воду в ступе толочь, пойдем да посмотрим тоннель, поищем следы, а потом на Нихомбаси. Там поспрашиваем, если зацепок не будет – отзвоним в штаб и двинемся дальше по нашему основному заданию.

Тоннель, соединяющий Нихомбаси и Отемати, протекал. Совсем немного, но достаточно, чтобы похоронить, а точнее – утопить план обеих станций сообща построить во всю его длину гидропонную ферму. Проблема, само собой, была не в сырости, а в радиации, которую непременно принесет с собой вода после первого же фонящего циклона. Пока что тоннелем еще пользовались пешеходы, но если дела будут идти в том же русле – маршрут станет небезопасным для здоровья.

Как и предсказал Сакамото, они не нашли ничего необычного. Сама лужа совсем неглубокая, но простерлась широко, к тому же вода успела нанести с поверхности немного грязи, в которой Кирилл разглядел свежие очертания следов резиновых сапогов.

Он присел на корточки, внимательно рассматривая дно лужи.

– Никаких следов зверей, как я и предполагал, – заметил Сакамото и повернулся к командиру: – вы что-то нашли, Рамэ-сама?

– В том-то и дело, что нет... Есть следы девчонки, но нет следов музыканта, как, впрочем, и следов его палки.

– Может, он шел по рельсе, чтобы не мочить обувь?

– Слепой – по рельсе? Рискованно. Легкий изгиб, нога не туда – так можно не только обувь замочить, но и одежду, а до кучи еще и сломать себе что-то. Даже если бы его девчонка вела за руку – ненадежная из нее опора...

– К слову, что один, что другая – не выглядят голодающими доходягами.

Кирилл усмехнулся:

– Ну на свирели пиликать – оно во все времена было полегче, чем лопатой махать, и поприбыльнее слегка. Так что я не удивляюсь, мне и самому было приятно услышать любимую мелодию. Ладно, двигаем дальше.

Отряд добрался до Нихомбаси без приключений, никого не повстречав по дороге. На станции их встретил небольшая группа вооруженных бойцов во главе с местным "оябуном", бритоголовым крепышом не сильно мельче самого Кирилла. Дремин хорошо знал этого человека, не по имени, а как воина: в смутные годы они трижды встречались в бою как враги, с тех пор он и хромает, а "оябуну", в прошлом офицеру японской армии, пришлось переучиваться стрелять с левой руки, недееспособную правую он держит, заложив большой палец за ремень. Годы спустя оба по-прежнему в какой-то мере по разные стороны баррикад: Кирилл работает на условный конфедеративный сегунат, а бывший враг стал лидером неприсоединившейся станции и в глазах сегунатовской части подземки превратился из солдата-самурая в преступника-оябуна.

Сам Кирилл не склонен читать ярлыки, нацепленные другими людьми: с ними вечная путаница.

– Коничива, – спокойно поздоровался он и представился: – я ширэй-кан "Дайханма" Дремин с Синдзюку, а это мои люди.

– Коничива, Дайханма-сан, я Нобицура, – ответил оябун и добавил: – руку по известным тебе причинам не предлагаю.

– Угу, – криво усмехнулся Кирилл.

Ненависти нет: ее и не было никогда, они пытались убить друг друга только потому, что каждый защищал свое право на существование, и этого самого права для всех не хватало. Впрочем, Дремин ничего другого от него не ждал: они оба профессионалы, работающие на конечный результат.

– Цель визита?

– Иду на Мондзэн, разбираться, куда люди пропадают.

– Чем могу посодействовать?

– Отсюда кто-то пропадал?

Нобицура кивнул:

– Да. Месяца два с половиной назад, плюс-минус несколько дней, наш младший инженер-электрик, Токояма, ушел на Мондзэн-накатэ, за электрическим кабелем. Точнее, не сам ушел, мой заместитель по материальному обеспечению дал ему два ковра и отправил, сделка была оговорена заранее. И с концами. Я за ним послал еще двоих, они пришли на Мондзэн и выяснили, что Токояма туда пришел, отдал ковры, но кабель не взял, сказав, что после него придут другие и заберут, а у него есть еще дело на станции Цукисима, куда он и отправился поверху. Но на Цукисиме Токояму никто никогда не видел.

– Или видели, но не сказали, – заметил Накаяма.

– В том-то и дело, что Токояма не ходил на Цукисиму. У него там не было никаких дел, у него вообще никаких дел за пределами нашей станции быть не могло, пока мой заммат его не снарядил на Мондзэн. Я больше скажу. Токояма был... тюфячок тюфячком. На поверхности не был ни разу с шести лет, как все началось – так больше он неба в глаза не видел. Беззлобный парнишка, но робкий и слабый, за себя постоять чтоб – не-а, ну разве бы от крысы палкой отбиться. И вот он поднимается наверх без оружия и охраны, потому что у него дело на Цукисиме и ему быстрее будет поверху пройти? Да не мог он такого сделать. А между тем на Мондзэн-накатэ его слова слышали и видели, как он выходил, ну наверно человек пятнадцать, включая начальника охраны, а он – мой должник, он бы мне врать не стал.