Текст книги "Планета звезды Эпсилон (сборник)"

Автор книги: Владимир Сиренко

Соавторы: Лариса Захарова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Перчини уже открыл рот, но что-то остановило его. «Ба! – подумал он. Это я всегда успею…»

– Кто вы? – настаивал собеседник.

– Свое имя я пока вынужден скрыть. Из соображений личной и государственной безопасности. – И Перчини повесил трубку.

Когда его снова связали с Римом, Перчини сказал:

– В дело вмешались власти. Видимо, покойный Шульц успел сообщить что-то полиции. Они вели свой поиск. Пусть пока уляжется шумиха. Пусть пока полиция попробует взять Зауриха. Я надеюсь, префект не станет возражать, если мы найдем способ сохранить Зауриху жизнь?

– Кто это – Заурих?

– Как кто? – Перчини крайне удивился. – Рыбочеловек… Мне пришлось срочно выехать во Францию. Мое убежище вполне надежно. Пока, – он обвел взглядом лица пограничников. – Увы, я без официальных документов, шеф, это было рискованно. Можно связаться с постом на тулонской трассе. И установить мою личность. Слышите, шеф?

Мастер ответил молчанием. Перчини, повесив трубку, спокойно сказал:

– Что, коллеги, где тут у вас можно хорошенько выспаться? Эти гонки за рыбочеловеком, видите ли…

… Утром следующего дня французские рыбаки в небольшом городе Пор-ле-Бук, что на берегу Лионского залива, выловили утопленника. Меж лопаток трупа торчала рукоятка кинжала, известного в свое время под названием «Все для Германии». Лишь сутки спустя удалось предположительно установить, что это труп Клауса Дуайнера, гражданина США. За щекой при вскрытии почему-то обнаружилась спрятанная редчайшая монета, английская гинея 1668 года. Вероятно, Дуайнер был убит из-за этой ценности.

5

Плетнев в очередной раз давал показания. Как давно знакомая патефонная пластинка проворачивались одни и те же вопросы, следователь даже не считал необходимым их варьировать. Плетнев в очередной раз рассказывал, как выходил из люка Вивари, как следом за ним поднимался Баранов, как он сам прыгнул в воду следом за Барановым, а за ним – Дуайнер, как они втроем поднимали тело итальянца-акустика, кто что сказал при этом и с какой интонацией. Не выдержал однообразия, спросил:

– Почему вы не проводите следственный эксперимент?

– То есть? – Немолодой, седеющий, чуть обрюзгший итальянец непонимающе глянул и в растерянности снял очки. Пальцы, казалось бы, привычно складывающие дужки очков, задрожали.

«Что его так насторожило? – удивился Плетнев. – Не может же столь опытный юрист не знать, что такое следственный эксперимент, как при следственных экспериментах повторяется ситуация».

– Мы снова поднимем тело, – не спеша объяснял он, – а вы будете вести хронометраж. При этом, во-первых, станет очевидным, мог ли кто-нибудь из нас, свидетелей, успеть убить Вивари, – итальянец сделал протестующий жест, но Плетнев не дал себя перебить. – Во-вторых, можно поэкспериментировать с аквалангистом, чтобы выяснить, могли ли мы видеть убийцу, занятые помощью Вивари, и, наконец, каким образом и как далеко он мог отдалиться за считанные мгновения.

– Это невозможно ввиду отсутствия штурмана Баранова.

Плетнев взглянул в глаза следователю. Штурман убран, выведен из игры, теперь даже простой следственный эксперимент, оказывается, невозможен. Кто же убрал Баранова, кому это выгодно?

И тогда Плетнев задал прямой вопрос:

– Почему до сих пор не привлечен к следствию Хальт, коллекционер и предприниматель?

– Хальт? Хальт… Не понимаю, – следователь пытался скрыть, что отлично понял, о ком речь. Но это ему плохо удавалось, и он решительно проговорил: – Синьор советник юстиции не рекомендовал…

«Вот оно что! Значит, – подумал Плетнев, – я попал в точку. Значит, мои догадки верны. Газетки хотя бы надо почитывать, синьор следователь! Убит садовник с виллы Хальта. Убит сразу же после похищения штурмана Баранова. Слишком поспешно уезжает Хальт. Есть связь? Есть! И ты, следователь, усматриваешь ее не хуже меня. А что предшествовало этим событиям? Разоблачения рыбочеловека в печати. Но вам приказали помалкивать. И вы тихо бездействуете. А было бы, однако, неплохо выяснить, кто же такой этот ваш советник». Спросил:

– Не мог бы я с ним встретиться? С синьором советником? Нам есть о чем поговорить.

За спиной Плетнева вдруг скрипнула дверь. Следователь вздрогнул. Плетнев резко обернулся – ему показалась знакомой мелькнувшая в проеме двери фигура. Он вопросительно глянул на следователя.

– М-м-м… Я постараюсь организовать вам встречу. Но ничего не обещаю, – добавил следователь и встал, давая понять, что допрос закончен.

Плетнев поспешил распрощаться, чтобы успеть узнать, кто же заглядывал в кабинет. По пути к дверям подумал: «Нужно, используя любую возможность, настаивать на обыске у Хальта».

В коридоре лицом к окну стоял герр Груббе.

– Я знал, что мы еще встретимся, – обратился он к Плетневу. – Был у этих синьоров, – он кивнул на дверь следственного отдела, – но это оказалось пустой тратой времени. Так же, как мой первый визит в Боннское отделение Фау Фау Эн. О моем повторном визите я хотел рассказать здесь, но… Вы-то выслушаете меня?

– Безусловно.

– На днях меня разыскала фрау Харуп, секретарь Боннского отделения нашей организации. У нее огромное горе. Неонацистами убита ее единственная дочь. Я наводил справки – девушка убита именно неонацистами в отместку за антифашистскую деятельность матери. Но сама фрау Харуп думает иначе. И тем ее горе усугубляется, она готова наложить на себя руки. – Плетнев не подгонял, не перебивал собеседника, уже зная его манеру излагать педантично. – Она считает себя повинной в гибели дочери. То, с чем она пришла ко мне, было похоже на исповедь. Но я не пастор, увы, я не могу отпустить ей грехи. А она грешила много лет…

Перед Плетневым открывалась история предательства и лицемерия. Он даже не удивился, когда услышал, что заокеанским патроном Кэтрин Харуп был именно Дуайнер.

– Фрау Харуп не очень хорошо представляет, с какой целью Дуайнер так настаивал на скорейшей дешифровке бумаг, связанных с деятельностью Дейке, но я думаю, что это имеет отношение к Хальту и рыбочеловеку. Как заявила фрау Харуп, именно Дуайнер приказал ей не разглашать информацию о рыбочеловеке, когда она переслала ему мои фотографии. Так что этим людям… – герр Груббе кивнул на дверь следственного отдела, – этим людям нужен, наверное, убийца Вивари, но они не хотят, чтобы раскрылись тайны этого убийцы, рыбочеловека. Бесспорно, они не прочь поймать его, но не для разоблачения, а для дальнейшего использования. Открыто признать рыбочеловека убийцей означает отказаться от работы с ним.

– Это я уже понял, – неторопливо вставил Плетнев.

– Так считает и фрау Харуп. И думает, что ее дочь убили из мести. Она уверена, что Дуайнер вышел на рыбочеловека и раскрыл ему, каким образом ему это удалось. Были названы имена… О том, что копию фотографии я дал еще и вам, фрау Харуп не знает. Думаю, она не права, но… ее дочь убили на морском берегу кинжалом. Убийца, вонзив меж лопаток жертвы клинок, им же припечатал лист картона. На нем слова: «Так поступят с каждым, кто стоит на пути наци». И теперь фрау Харуп никто не остановит – ни Дуайнер, ни масоны. Она так сказала…

– Масоны? – переспросил Плетнев.

– Да, – с удивлением в голосе подтвердил Груббе, – разве вы не знаете, что Хальт – масон высокого посвящения, градуса, как они говорят? И далее По заданию Дуайнера фрау Харуп разыскала человека, который был в сорок пятом году занят на строительстве военного объекта на Лигурийском побережье. Конечно, после войны мало кто вспоминал о том объекте. Он мог сгореть, его могли разбомбить, да его просто могли не достроить! Этот человек рассказал, что до капитуляции Италии они успели лишь провести галереи для подземных коммуникаций и систему шлюзов – галереи по проекту зачем-то соединялись с морем. Потом стройку не то законсервировали, не то прекратили вовсе – он не знал. А Хальт купил этот участок за баснословную цену. Мы с фрау Харуп пришли к выводу, что военный объект строился исключительно для нужд пациентов клиники Дейке и скорее всего там, должно быть, сейчас скрывают ваших соотечественников. Вот, – Груббе неторопливо полез во внутренний карман пиджака, – вот… Примерный план логова. Со слов строителя.

– Что же вы! – Плетнев с таким укором посмотрел на Груббе, что неторопливый немец потупился.

– Но моя информация…

Плетнев его не слушал. Толкнул дверь кабинета следователя и потребовал:

– Немедленно свяжите меня с полицейским комиссаром Рима!

6

– Я придушу его!

– Его здесь нет. Он решил свести счеты с Хальтом, а Хальт вылетел в Союз. Значит… Мерзавец пошел к нашим берегам. Ой! – Света схватилась за щеки. – Он же там… И мы не можем… Знаем и не можем!

Баранов поразился, как резко на еще свежее юное лицо жены легла печать испытаний. И эти неестественно белые пряди в ореховых волосах.

– Нелюдь сказал, отсюда нельзя выбраться без акваланга.

– Но я моряк. Ты ходила в деревню – какой там берег?

– Отлогий.

– Значит, он врет. Шельф тоже отлогий.

– Он что-то говорил про систему гротов. Гротов Баранов не видел.

Тогда в Риме он шел ко Дворцу юстиции. За квартал от отеля, когда он поравнялся со стоящим у кромки тротуара грузовиком-фургоном, его оглушил сильный удар. Очнулся он в темном кузове, связанный по рукам и ногам. Потом он оказался в саду, посреди розария. Высокий плотный седой человек туго завязал ему глаза, пинками перебросил в тележку – она долго катилась все вниз и вниз как по сходням. Пахло плесенью и рыбой.

Потом кто-то сказал по-немецки:

– Благодарю, Хальт.

Чьи-то сильные руки подняли Баранова вверх, стянутого веревкой запястья коснулся металл.

– Помогите, Хальт, – сказал тот же голос. И Баранов потерял чувство опоры.

– Идите, Хальт, веревки на ногах я обрежу сам.

Баранов услышал удаляющиеся шаги, скрежет двери. И тут с его лица сорвали повязку. Снизу вверх с видимым интересом на него смотрел человек. Но это лицо никогда не могло быть человеческим. В нем словно чего-то недоставало. Лицо было отталкивающим, но Баранов не мог отвести от него глаз. Вот он – рыбочеловек.

Вдруг рыбочеловек рассмеялся. С размаху ударил Баранова в живот. Баранов закачался на крюке как маятник. Баранов ждал новых ударов, но рыбочеловек ушел – и Баранов понял, что тот хотел только поиздеваться… Потом появилась Света.

Уходить вместе или вместе погибнуть – вот теперь их альтернатива Баранов на секунду заколебался: не попытаться ли для начала прорваться одному? Но если потом не удастся вернуться? Или окажется слишком поздно? Светлана угадала мысли мужа:

– Не уходи без меня! – в ее голосе был ужас. Они шли друг за другом Баранов чувствовал на своей шее ее теплое дыхание.

– А знаешь, – вдруг заговорила шепотом Света, – я его убить хотела. Только все думала – как

– Ну и тебя тут же. Как муху. Он здесь не один, ясно.

– Не уверена Какие-то люди есть, но скорее всего это слуги Хальта Там, наверху. А здесь я все время была одна Ой, вода! – Баранов обернулся– по стене, которой коснулась Светлана, струились мелкие ручейки. Под ногами захлюпало. «Выход в море?» – подумал Баранов.

– Света, если мы выйдем к морю, задерживай дыхание и что есть сил толкайся ногами Я буду рядом, поняла?

Каменная галерея и в самом деле уходила вниз. Тупик или ловушка?

Баранов начал медленно ощупывать стену, ожидая найти выступ или отверстие. «Какая-то механика должна тут быть, – пробормотал он, – не просто же так вырублен этот ход».

– Света, – окликнул жену, – а у ранних христиан в катакомбах тайники были?

– Обязательно. Там хранили святые дары, облачение служителей, кувшины с миррой. А что?

Баранов достал зажигалку – он до последнего берег капли газа. Послышался слабый щелчок, в неровном пламени они увидели стоящие вдоль стен ящики. Ящики были длинные, шероховатые, поросшие плесенью. Крышки, видимо, не запирались. Баранов с усилием сдвинул один из них. В нос ударило тошнотворным запахом гнили. Света щелкнула зажигалкой. Они отпрянули. Кладбище… Только этого не хватало!

– Он говорил… – начала дрожащим голосом Света, – он хоронил таких же своих соратников… с воинскими почестями. Их сначала много было, целый отряд, он один выжил. Идем отсюда, я не могу…

– Куда? – закричал Баранов, в ожесточении толкнул гроб, он сдвинулся немного, и они увидели свет. Это был зарешеченный лаз, и решетка держалась намертво.

– Пес, – ругнулся Баранов, – хоть какой-то камень, палку, рычаг…

– Давай на ней прыгать, – предложила Света. Они прыгали по очереди, и с каждым прыжком надежда то вспыхивала, то угасала.

Баранов приказал себе собраться и всей массой тела обрушился на решетку. Послышался треск. Тогда он сдвинул к решетке несколько ящиков, взобрался на них.

– Светка, давай сюда! Прыгнем вместе!

На лету Баранову удалось придержать жену, смягчить ей удар. Но сам он, выбив ногами решетку, рухнул на нее позвоночником. В глазах потемнело, сознание поплыло.

– Володя, ты жив? – кричала Светлана. – Володя, не надо, ну, прошу тебя, не надо!.. – Он слышал ее всхлипывания как сквозь вату. Попробовал подняться: рука онемела, ноги плохо слушались.

– Володя… – Ее ледяные пальцы ощупывали лицо, грудь, и вдруг Баранов понял, что в помещении, где они оказались, светло.

– Ты не ушиблась? – спросил, удивляясь хрипоте своего голоса.

Света в отчаянии мотала головой.

– Куда это нас?… – он огляделся.

Они сидели на мраморной плите. «Хорошо угодили, – отстранение подумал Баранов, – не утонули». Под плитой плескалась вода.

– Надо осмотреться…

– Сиди, я сама, – Света спустила ноги с плиты и оказалась почти по пояс в воде. – Какие-то кувшины, ящики, сейфы, все затоплено… Дверца… она приоткрыла ее. – Володя, гидрокостюмы! – Она так радостно закричала, что у Баранова зазвенело в ушах. Он медленно сполз со своего места. Идти оказалось трудно – боль позвоночника отзывалась во всем теле.

А Света уже старалась натянуть на себя прорезиненную оболочку. Баранов протянул ей руку, чтобы помочь, но…

– Не мучайся, – тихо сказал, – смотри… – Тонкий шланг, соединяющий шлем с кислородными баллонами, был перерезан.

Света схватила другой костюм, третий – все то же самое.

– Предусмотрительный, гад, чертово создание… Знал, что мы будем искать.

– А что в них? – Света кивнула на затопленные сундуки.

Это были сокровища, которыми в последние минуты жизни любовался Дуайнер.

– Боже, какая красота! – восхищенно прошептала Света, забыв о собственных горестях. – Любой музей мог бы гордиться… Володя, милый, это не должно пропасть… – Она умоляюще посмотрела на мужа. – Это общечеловеческие ценности. Володя, это нельзя похоронить здесь.

– Это ценности господина Хальта, – усмехнулся Баранов. – Дегенераты чертовы! Все себе, себе…

Света приподняла крышку следующего сундука и ахнула, склонившись над ним:

– Володя, это же гобелены из Павловска! – С полотна сыпались позеленевшие, подернутые тлением и плесенью драгоценные нити. – О!.. простонала Света. – Терракоты Итальянского зала – все вычистили, проклятые, когда уходили, чтоб погубить…

– Может, и Янтарная комната где-то здесь? – срывающимся от волнения голосом проговорил Баранов.

– Нет, – Света с сожалением покачала головой, поглаживая растрескавшуюся керамику, – не думаю. Мерзавец рассказывал, что сам видел, как янтари сжигали в Кенигсбергском замке, когда наши начали штурм города. У него на этот счет целая теория: «Мало ли что по пьяному делу один кениг подарил другому кенигу – народ пришел и взял свое». Вот так, не больше и не меньше: народ! – Света огляделась и растерянно подняла руки – она стояла в воде уже по грудь, беззвучно, одними губами прошептала: – Вода прибывает… Это конец? – Баранов ее понял.

– Давай отсюда, будем целы, вернемся. – Он осмотрелся. Взял из ларя крупную жемчужину, повертел в руках, смущенно сунул в карман: – Так, на память…

Вдруг раздался грохот, и на них обрушился водяной шквал. Отбросил, захлестнул Светлану, Баранова приподняло и потащило. Он судорожно пытался ухватить жену за одежду, но ее стремительно относило все дальше и дальше.

– Света! – кричал он, захлебываясь, – Света! Его ударило о выступ стены, он вдруг услышал, но подумал, что ему кажется, где-то совсем рядом тикают часы. «Может быть, сейчас нужно только выстоять, – думал, – выиграть время, в свой час этот Сезам откроется и выпустит нас? Главное – не утонуть. Отчего тикают часы? Часовое устройство выхода из тупикового помещения? Или… Или часовая мина?» – Ив ответ вновь треск, грохот, все заволокло удушливой гарью. Последним усилием воли Баранов скоординировал свое ноющее болью тело, почувствовал, как врезается в воду.

Вилла Хальта полыхала. Гидранты в саду не действовали. Цистерны трех машин давно опустели, и брандмайор скомандовал качать воду прямо из моря. Огонь выбивался, казалось, прямо из-под земли Пламя перекинулось на деревья, и они чадили, умирая.

Из окон дома, с балкона валил пар – пожарные орудовали в комнатах, надеясь отыскать живых.

Рядом с Плетневым нервничали два врача – мужчина, облаченный в полицейский мундир, и женщина. Они обменивались короткими латинскими фразами, будто на консилиуме, когда трудно поставить роковой диагноз.

Из обгорелого дверного проема показались пожарные с ношей – врачи бросились к ним. На носилках лежала молодая женщина. Она не дышала.

– Поздно приехали, – мрачно сказал полицейский комиссар. – Поздно… Часом бы раньше! Но кто мог предполагать, – и, махнув рукой, он отошел от носилок.

«Опоздали!» – эта мысль была первой, когда кортеж полицейских машин выскочил на открытое место и Плетнев увидел зарево над виллой Хальта.

… Когда Плетнев влетел к полицейскому комиссару Рима, того уговаривать не пришлось. Ему только что позвонили из редакции центральной газеты – некто, пожелавший остаться неизвестным, сообщил журналистам о местонахождении русских и дал сведения о рыбочеловеке.

Но, видимо, еще кто-то предупредил и рыбочеловека. И теперь он ушел, подорвав системой часовых мин свое логово и виллу Хальта. Или, поняв безысходность ситуации, просто положил всему конец.

Подавляя горечь, Плетнев заглянул в лицо лежавшей на носилках женщины. С ее лба стирала сажу женщина-врач. Она подняла на Плетнева полные слез глаза:

– Задохнулась. Полная асфиксия. Ей уже не помочь… Заперли. Подожгли дом, не люди – звери!

«А где же наши ребята? – думал Плетнев. – Баранов профессиональный моряк, – тешил себя надеждой, – но их могло засыпать в подземных помещениях, которые ведут от гротов к вилле, могло контузить, ранить, даже убить взрывом…»

– Разумеется, – грустно бросил полицейский комиссар, – будем искать их… их тела.

– Я думаю иначе, – жестко сказал Плетнев. – В доме нам больше делать нечего. Поиск людей надо вести в море. Дайте мне водолазов и лодки. Необходимо…

Очередной подземный взрыв прервал его слова.

– С вами есть саперы? Полицейский комиссар развел руками.

– Хорошо. Ну, хотя бы миноискатель у вас есть? И для меня гидрокостюм?

Комиссар понял, что Плетнев собирается замкнуть блокировку и остановить взрывы.

Плетнев на полицейском катере шел к центру залива. Подплыл аквалангист, уцепился за борт, обратился к комиссару:

– Кажется, нашли выход в подземный грот. Он завален.

Комиссар кивнул. Все верно, если цепью взрывных устройств опутана вся вилла, то и подводные доступы к ней должны быть заминированы. Приказал:

– Держите оружие наготове. Гарантий, что рыбочеловек ушел, нет. Но осторожно, там люди. Мужчина и женщина… – И заговорил в рацию: Приготовиться к блокаде с суши и с воды, приготовиться к блокаде с воды и с суши…

На берегу полицейские в бронированных жилетах и шлемах выстраивались цепочкой.

– Господин комиссар, нас атакует стая дельфинов, не то уводит, не то зовет, – из рации послышались частые удары, гул, и от берега прямо на катер пошла высокая поперечная волна.

– Ложись! – закричал Плетнев, но их уже окатило, катер швырнуло, закрутило, как скорлупку. Плетнев схватился за борт, сильно ударился головой о руль, увидел, как из воды взвилось тело – дельфина, человека? Или это комиссара смыло за борт? Потом наступила тишина. Ее нарушил стон. Плетнев приподнялся: комиссар сидел на палубе, силясь поднять разбитую в кровь руку. Матрос за штурвалом пытался завести мотор. И вдруг опять катер начал крениться, за борт уцепились четыре руки в черных перчатках, потом показались головы аквалангистов. Плетнев помог им выбраться из воды. Оба аквалангиста были контужены. Если не прервать блокировку немедленно, находящиеся в воде погибнут или получат серьезные ранения. Выход один, решил Плетнев, – обезвредить систему за короткое время – в паузу между взрывами.

– Где выход в подводный грот? – спросил он аквалангиста.

Миноискатель, к счастью, оказался не поврежден. Плетнев уходил на глубину.