Текст книги "Тени Сталина"

Автор книги: Владимир Логинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Покушение на т. Жданова готовили две группы. Одна группа, организованная переброшенными из-за границы троцкистами Гуревичем X. и Быховским М., и вторая группа, организованная троцкистско-зиновьевским центром через активного троцкиста Зайделя в составе научных работников Академии наук Седых, Бусыгина и Урановского.

Организацию покушения на Косиора и Постышева на Украине готовила боевая террористическая организация, которая состояла из ряда групп. Наиболее активной из них была группа Нырчука М. А. и Мухина Н. И.

Руководитель одной из террористических групп Мухин показывает об организации покушения над Косиором и Постышевым следующее:

«Наша организация построена была на принципах глубокой конспирации. Объектами террора были намечены Косиор и Постышев. Боевая организация состояла из ряда групп, одну из которых возглавлял я. В задачу этих групп входила подготовка и осуществление террористических актов, каждая над своим объектом. Моя группа действовала в направлении осуществления террористического акта над секретарем ЦК КП(б)У Косиором: группа Глухенко, Звада и Фесюра – над Постышевым».

(Мухин. Протокол допроса от 11 декабря 1935 г.)

Следствием установлено, что террористические группы, готовившие покушение на товарища Сталина и тт. Ворошилова, Кагановича, Орджоникидзе, Жданова, Косиора и Постышева были организованы в разное время и сохранились до 1936 года, т. е. до момента своего ареста, и последние их покушения приурочивались к 1 мая 1936 года. Предполагалось, что одновременное покушение в нескольких местах может внести замешательство в ряды ВКП(б) и позволит Троцкому, Зиновьеву и Каменеву пробраться к власти.

5. Встав на путь индивидуального белогвардейского террора, троцкистско-зиновьевский блок потерял всякое чувство брезгливости в для осуществления своих преступных замыслов стал пользоваться услугами не только разгромленных остатков последышей белогвардейщины, но и услугами иностранной разведки, иностранных охранников, шпионов и провокаторов.

Так, например, террористическая группа, возглавлявшаяся прибывшим из Германии М. Лурье, фактически была организована активным германским фашистом Францем Вайцем, представителем Гиммлера (в то время руководитель штурмовых фашистских отрядов в Берлине, а сейчас руководитель германского охранного отделения – ГЕСТАПО).

М. Лурье, будучи у Зиновьева, сообщил ему, что участники его террористической группы имеют организационную связь с фашистом Францем Вайцем и немецкой охранкой – ГЕСТАПО, и спросил у Зиновьева, каково его отношение к этому.

Зиновьев на это ответил:

«Что же вас здесь смущает? Вы же историк, Моисей Ильич. Вы знаете дело Лассаля с Бисмарком, когда Лассаль хотел использовать Бисмарка в интересах революции».

(Лурье М. Протокол допроса от 21 июля 1936 г.)

Участник организованной М. Лурье террористической группы Констант Э. К., сообщая о мотивах своей связи с представителем германской охранки Францем Вайцем, на следствии показал следующее:

«Будучи крайне озлоблен против политики ВКП(б) и лично против Сталина, я сравнительно легко поддался политической обработке, которую вел в отношении меня Франц Вайц. В беседах со мной Франц Вайц указывал, что различие наших политических позиций (я троцкист, а он фашист) не может исключить, а, наоборот, должно предполагать единство действий троцкистов и национал-социалистов в борьбе против Сталина и его сторонников. После ряда сомнений и колебаний я согласился с доводами Франца Вайца и находился с ним все время в постоянном контакте».

(Констант. Протокол допроса от 21 июля 1936 г.)

Многие из переброшенных Троцким в СССР террористов тоже, как установлено следствием, были связаны с германской охранкой (ГЕСТАПО). Следствие установило, что Троцкий знал об их связях с ГЕСТАПО и считал желательной такую связь для более успешной организации террористических актов против вождей Советской власти.

Так, например, переброшенный Троцким его агент Валентин Ольберг, организовавший террористическую группу для покушения на товарища Сталина, прибыл нелегально в СССР по паспорту гражданина Гондурасской республики, который ему помогла приобрести немецкая охранка (ГЕСТАПО).

Немецкая охранка, связавшись с В. Ольбергом, сначала предполагала дать ему собственное задание по шпионской деятельности в СССР. Однако, узнав от Ольберга, что ему поручено Троцким организовать террористический акт над Сталиным, целиком одобрила этот план и обещала всяческое содействие, вплоть до устройства обратного побега через границу после совершения убийства. Ольберг, в частности, получил от германской охранки явки к целому ряду немецких агентов в СССР.

В. Ольберг, прежде чем принять предложение ГЕСТАПО о совместном сотрудничестве, решил испросить согласие троцкистской организации и обратился по этому поводу к Троцкому через его сына Седова, который ведет всю практическую организационную работу по связям и переброске террористов в СССР в заграничном центре троцкистов.

В. Ольберг по этому поводу на следствии показал следующее:

«Я не решился без специальных указаний Седова идти на это и сообщил условным письмом Седову в Париж, что есть возможность наладить связь с крупной немецкой организацией крайне правого направления (речь идет о ГЕСТАПО), которая может помочь мне в приобретении паспорта и въезде в Советский Союз. Седов мне ответил, что он согласен на установление мною связи с этой организацией, предупредив меня о необходимости сохранения этой связи в строжайшей тайне».

(В. Ольберг. Протокол допроса от 9 мая 1936 г.)

Переброшенные Троцким в СССР троцкисты Гуревич и Быховский тоже были связаны, как теперь установлено, с германской охранкой.

Все связанные с немецкой полицией, переброшенные в СССР троцкисты имели доступ к немецкому посольству в Москве и несомненно пользовались его услугами.

Так, например, упомянутый нами выше троцкист Натан Лурье, о террористической деятельности которого было известно Троцкому и Зиновьеву, рассказал на следствии о предполагавшемся ими использовании германского посольства.

Он сообщил следующее:

«После беседы с М. Лурье я собрал у себя Константа и Липшица и мы втроем обсудили положение с наблюдением за Ворошиловым. По моему предложению было решено приобрести взрывные снаряды, которые мы поручили Константу достать в германском посольстве, где Констант имел оставленные ему Вайцем связи. Мы договорились с Константом зайти в германское посольство, но моя внезапная командировка в Челябинск на два года помешала выполнить задуманный план».

(И. Лурье. Протокол допроса от 21 июля 1936 г.)

6. Для приобретения необходимых материальных средств, связанных с подготовкой террористических актов, троцкистско-зиновьевскии контрреволюционный блок прибегал к воровству государственных средств и прямому грабежу народных денег.

На следствии установлено, что на одном из заседаний объединенного троцкистско-зиновьевского центра было предложено некоторым активным троцкистам и зиновьевцам завязать связи со скрытыми, работающими на хозяйственной работе троцкистами и зиновьевцами для получения средств. Такое поручение, в частности, было дано Рейнгольду. Последний должен был по заданию Каменева связаться со скрытым двурушником Аркусом Г. М., занимавшим пост заместителя председателя Госбанка СССР.

По показаниям Рейнгольда, Аркус систематически оказывал материальную поддержку троцкистско-зиновьевскому центру. В частности, Рейнгольд на следствии показал о том, что в июле или августе 1933 года Аркус перевел из Госбанка 30 тыс. рублей на нужды троцкистско-зиновьевского центра. 15 тыс. он перевел Картографическому тресту, который возглавлялся тогда активным зиновьевцем Федоровым, и 15 тыс. другому хозяйственному тресту, который возглавлял небезызвестный Г. Евдокимов. Деньги были переведены под видом сумм на оплату статистико-экономических работ, которые государством не регулируются.

В ряде случаев террористические группы троцкистов и зиновьевцев прямо готовились к грабежам для того, чтобы добыть средства и оружие для совершения террористических актов. Так, например, группа террористов в Горьком, возглавляемая троцкистом Поповым, пыталась осуществить ряд грабежей для приобретения средств и оружия.

Активный участник этой группы троцкист Лаврентьев Л. А. на следствии показал:

«…Составленный террористической контрреволюционной троцкистской группой план совершения террористического акта над тов. Сталиным состоял из следующих основных частей: 1) приобретение средств для террористической группы путем совершения экспроприации государственных учреждений и банков; 2) приобретение оружия для членов террористической группы; 3) непосредственная подготовка и совершение террористического акта над Сталиным. На одном из совещаний террористической группы было решено, что Попову, Храмову, Пугачеву и мне – Лаврентьеву нужно целиком отдаться террористической деятельности и уволиться с работы. Первым по заданию Попова уволился с работы Храмов, и по указанию Попова Храмов выехал в Ардатовский район для подготовки экспроприации. Предполагалось для начала захватить кассу сельсовета при наибольшем поступлении налоговых сумм. Вскоре после отъезда Храмова с работы уволились Попов и Пугачев. Я же находился в отпуску. Все мы трое, а вместе с нами и Пелевина выехали в село Хохлово Ардатовского района для совершения экспроприации кассы сельсовета. По приезде в село Хохлово Храмов рассказал нам, что подготовить экспроприацию ему не удалось. В течение двух суток Попов также пытался подготовить экспроприацию, но ему это не удалось. В связи с этим мы – члены террористической группы – Попов, я – Лаврентьев, Пугачев и Пелевина выехали в Арзамас. По предложению Попова начали вести подготовку ограбления кассиров, получающих большие суммы в банке. К ограблению было намечено 3 человека. Ограбление совершено не было, так как не было подходящей обстановки».

(Лаврентьев А. А. Протокол допроса от 9 ноября 1935 г.)

Таковы факты о контрреволюционной террористической деятельности объединенного центра троцкистско-зиновьевского блока.

II

ВЫВОДЫ

Эти факты показывают, что троцкистско-зиновьевский контрреволюционный центр и его вожди Троцкий, Зиновьев и Каменев окончательно скатились в болото белогвардейщины, слились с самыми отъявленными и озлобленными врагами Советской власти и превратились в организующую силу последышей разгромленных в СССР классов, которые в отчаянии прибегают к подлейшему средству борьбы с Советским правительством – к террору.

Они не только превратились в организующую силу последышей разгромленных классов в СССР, но они стали еще головным отрядом контрреволюционной буржуазии за пределами Союза, выразителями ее воли и чаяний.

Всей своей деятельностью они вдохновляют худшие элементы белоэмигрантщины, состоящие на службе иностранных охранок и организованные в террористические группы, за границей вроде РОВСа («Российский общевоинский союз»), «Русской фашистской партии», «Фашистского союза молодежи» и т. п.

Они превратились в организующую силу худших и наиболее озлобленных врагов СССР, потому что у них не осталось никаких политических мотивов борьбы с партией и с Советской властью, кроме голого, неприкрытого карьеризма и желания во что бы то ни стало прокрасться к власти.

Перед лицом совершенно неоспоримых успехов социалистического строительства они вначале надеялись, что наша партия не сможет справиться с трудностями, в результате чего создадутся условия для их возможного выступления и прихода к власти. Но, видя, что партия с успехом преодолевает трудности, они ставят ставку на поражение Советской власти в предстоящей войне, в результате чего они мечтают пробраться к власти.

И, наконец, не видя никаких перспектив, они в отчаянии хватаются за последнее средство борьбы – за террор.

Если раньше троцкистско-зиновьевские группы мотивировали свою борьбу против партии тем, что партия и правительство якобы ведут неправильную политику, ведут страну к гибели, то сейчас они выдвигают совершенно противоположные мотивы. Теперь главным мотивом перехода к террору они считают именно успехи, одержанные нашей партией на всех фронтах социалистического строительства, успехи, вызывающие у них озлобление и толкающие их на месть за свое политическое банкротство.

Вот, например, что в своих показаниях на следствии говорит один из вождей объединенного троцкистско-зиновьевского блока, Каменев:

«Должен признать, что действительно никакой положительной программы мы не противопоставляли и не в состоянии были противопоставить политике ВКП(б).

В самом начале наших переговоров с троцкистами еще намечались бледные попытки обсуждать возможность составления положительной платформы.

Однако вскоре мы убедились, что это напрасный труд, что никакой идейной политической платформы у нас нет.

Ставка же наша на непреодолимость трудностей, которые переживала страна, на кризисное состояние хозяйства, на крах хозяйственной политики партийного руководства ко второй половине 1932 года уже была явно бита.

Страна под руководством ЦК ВКП(б), преодолевая трудности, успешно шла по пути хозяйственного роста. Мы этого не видеть не могли.

Казалось бы, что мы должны были прекратить борьбу. Однако логика контрреволюционной борьбы, голое, безыдейное посягательство на власть повели нас в другом направлении.

Выход из трудностей, победа политики ЦК ВКП(б) вызвали в нас новый прилив озлобления и ненависти к руководству партии и, в первую очередь, к Сталину».

(Каменев Л. Протокол допроса от 24 июля 1936 г.)

Аналогичные показания дает и член московского террористического центра зиновьевцев Рейнгольд И. И.:

«С Каменевым я встречался во второй половине 1933 года, а также в 1934 году, у него на квартире в Карманицком переулке в Москве. Каменев оценивал положение примерно так же, как и Зиновьев, причем подкреплял эти свои выводы анализом экономической и политической обстановки в стране. Каменев приходил к выводу, что «дело все-таки идет не к катастрофе, а к подъему; поэтому все ожидания автоматического краха беспочвенны, а сложившееся руководство слишком твердый гранит, чтобы рассчитывать на то, что руководство это само расколется». Отсюда Каменев делал вывод, что «придется руководство раскалывать».

«Каменев неоднократно цитировал Троцкого о том, что «все дело в верхушке и что поэтому надо снять верхушку».

«Каменев доказывал необходимость террористической борьбы, и прежде всего убийство Сталина, указывая, что этот путь есть единственный для прихода к власти. Помню особенно его циничное заявление о том, что «головы отличаются тем, что они не отрастают».

«Каменев предлагал готовить боевиков – террористов. Он говорил, что отличительной особенностью нового блока по сравнению с прежним оппозиционным блоком является переход к активным террористическим действиям».

И далее:

«Я уже показывал выше, что никакой новой политической программы у троцкистско-зиновьевского объединенного блока не было. Исходили из старой обветшалой платформы, причем никто из лидеров блока не занимался и не интересовался вопросом разработки какой-либо и сколько-нибудь цельной и связной политической программы. Единственно, что объединяло весь этот разношерстный блок, была идея террористической борьбы против руководителей партии и правительства.

На деле блок являлся контрреволюционной террористической бандой убийц, стремившихся любыми средствами захватить в свои руки власть в стране».

(Рейнгольд И. И. Протокол допроса от 9 июля 1936 г.)

Как видно, все эти показания арестованных троцкистов и зиновьевцев говорят только о том, что они, не имея никакой положительной, приемлемой для трудящихся нашей страны, политической платформы, не имея никакого влияния в массах и связи с ними, вынужденные признать решающие успехи нашей партии и полное свое политическое банкротство, превратились в беспринципную банду убийц, единственным «принципом» которых является карьеристский лозунг – прокрасться к власти любыми средствами.

В прямой связи с этим своим «принципом» они определяли средства и способы борьбы.

Широко практикуя двурушничество как систему взаимоотношений с партией и Советским государством, они довели его до чудовищных размеров. Они создали целую систему двурушничества, которой могут позавидовать любые Азефы, любая охранка, со всем ее штатом шпионов, провокаторов и диверсантов.

Считая двурушничество основным методом, при помощи которого они могут прийти к власти, троцкисты и зиновьевцы широко пользовались им в отношении террористической деятельности. Тщательно скрывая свои гнусные террористические замыслы, изо дня в день оплевывая свои собственные взгляды и убеждения, изо дня в день клянясь в верности партии и показывая себя сторонниками линии ЦК, они рассчитывали на то, что им удастся после убийства основных руководителей партии и правительства прийти к власти потому, что в глазах партии и широких масс трудящихся они будут выглядеть вполне раскаявшимися и осознавшими свои ошибки и преступления – сторонниками ленинско-сталинской политики.

Именно поэтому они особую заботу проявляли о том, чтобы скрыть свою террористическую деятельность.

В соответствии с этим Троцкий, Зиновьев и Каменев, давая директивы исполнителям террористических актов, одновременно подробно инструктировали их о том, чтобы они скрывали какую бы то ни было связь с троцкистско-зиновьевскими организациями.

Рейнгольд в своих показаниях, например, сообщил о следующих директивах Зиновьева:

«В 1933–1934 гг. Зиновьев у себя на квартире с глазу на глаз говорил мне: главная практическая задача – построить террористическую работу настолько конспиративно, чтобы никоим образом себя не скомпрометировать. На следствии главное – это упорно отрицать какую-либо связь с организацией. При обвинении в террористической деятельности – категорическим образом отрицать это, аргументируя тем, что террор несовместим со взглядами большевиков-марксистов».

(Рейнгольд И. И. Протокол допроса от 17 июля 1936 г.)

Об этом же особую заботу проявлял Троцкий. Он давал указания, что в случае осуществления террористического акта троцкисты должны отмежеваться от совершения его и «занять позицию, аналогичную занятой в свое время эсеровским ЦК по отношению к госпоже Каплан», стрелявшей в Ленина.

О возможных вариантах прихода к власти с откровенным цинизмом на следствии рассказывал Л. Б. Каменев.

На вопрос следователя – обсуждался ли троцкистско-зиновьевским центром вопрос о планах захвата власти, он ответил следующее:

«Этот вопрос нами обсуждался неоднократно. Нами были намечены и предопределены два варианта прихода лидеров троцкистско-зиновьевского блока к власти: первый и казавшийся нам наиболее реальным вариант заключался в том, что после совершения террористического акта над Сталиным в руководстве партии и правительства произойдет замешательство и с нами, лидерами троцкистско-зиновьевского блока, в первую очередь с Зиновьевым, Каменевым и Троцким, вступят в переговоры.

Мы исходили из того, что в этих переговорах я и Зиновьев займем в партии и стране главенствующее положение, т. к. и при Сталине мы своей двурушнической политикой добились все же того, что партия простила нам наши ошибки и вернула нас в свои ряды, а участие наше, меня, Зиновьева и Троцкого, в террористических актах останется тайной для партии и страны.

Второй вариант захвата власти, казавшийся нам менее надежным, заключался в том, что после совершения террористического акта над Сталиным создастся неуверенность и дезорганизованность в руководстве партии и страны.

Руководителям троцкистско-зиновьевского блока удастся воспользоваться замешательством и принудить оставшихся руководителей партии допустить нас к власти или же заставить их уступить нам свое место.

Появление Троцкого и активное его участие в борьбе за захват власти предполагалось как само собой разумеющееся.

Кроме того, мы считали не исключенным, что при организации новой правительственной власти в ней примут участие также и правые – Бухарин, Томский и Рыков».

(Каменев. Протокол допроса от 23-24июля 1936 г.)

Об этом же на следствии показывает Рейнгольд:

«Наряду с глубоко законспирированной работой по подготовке террористических актов против руководства партии и правительства Зиновьев и Каменев прилагали все усилия к тому, чтобы завоевать доверие к себе со стороны ЦК и партии и, насколько это возможно, занять руководящее положение в партии.

Этой цели непосредственно были подчинены выступления Каменева и Зиновьева в печати, в которых они подчеркивали свою преданность партии и отказ от своего прошлого. При встречах с руководителями партии Зиновьев и Каменев всячески подчеркивали свою лояльность и преданность Центральному Комитету партии и отказ от своих прежних ошибок. Этой же цели служили выступления Зиновьева и Каменева с трибуны XVII съезда партии.

Зиновьев и Каменев при этом исходили из того, что успех террористического акта против вождей партии и правительства прямо открывает им – лицам, прощенным партией и принятым в ее ряды при Сталине – непосредственный путь прихода к руководству партией и страной.

В этом маккиавелистическом плане борьбы заключались глубоко скрытые расчеты Зиновьева и Каменева о путях прихода к власти».

(Рейнгольд. Протокол допроса от 17 июля 1936 г.)

Такова контрреволюционная деятельность троцкистов и зиновьевцев, этих перешедших в лагерь злейших врагов Советской власти предателей партии и рабочего класса, предателей нашей социалистической революции, предателей нашей социалистической Родины.

ЦК ВКП(б) считает необходимым довести до сведения всех партийных организаций об этих фактах террористической деятельности троцкистов и зиновьевцев и еще раз приковать внимание всех членов партии к вопросам борьбы с остатками злейших врагов нашей партии и рабочего класса, приковать внимание к задачам всемерного повышения большевистской революционной бдительности.

ЦК ВКП(б) обращает внимание всех членов партии на то, что уже после убийства товарища Кирова в отдельных партийных организациях, в результате недостаточной их бдительности, врагам партии удалось под прикрытием звания коммуниста активно продолжать свою террористическую работу.

Только отсутствием должной большевистской бдительности можно объяснить тот факт, что агенту Троцкого – Ольбергу, прибывшему из Берлина в 1935 году, удалось при помощи скрытых троцкистов Федотова и Едина, работавших на руководящей работе в аппарате Горьковского крайкома партии, легализовать себя и организовать террористическую группу, подготовлявшую убийство вождей партии.

Только отсутствием большевистской бдительности можно объяснить тот факт, что в некоторых райкомах партии города Ленинграда (Выборгский) исключенным из ВКП(б) троцкистам и зиновьевцам уже в 1935 году удалось восстановиться в партии, а в некоторых случаях пробраться в партийный аппарат и использовать его в своих гнусных террористических целях.

Только отсутствием большевистской бдительности можно объяснить тот факт, что троцкисты и зиновьевцы свили себе прочное гнездо в ряде научно-исследовательских институтов, в Академии наук и некоторых других учреждениях в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске.

Наконец, только отсутствием большевистской бдительности можно объяснить то, что часть из арестованных участников террористических групп в ряде партийных организаций прошли проверку партийных документов и были оставлены в рядах партии.

Теперь, когда доказано, что троцкистско-зиновьевские изверги объединяют в борьбе против Советской власти всех наиболее озлобленных и заклятых врагов трудящихся нашей страны – шпионов, провокаторов, диверсантов, белогвардейцев, кулаков и т. д., когда между этими элементами, с одной стороны, и троцкистами и зиновьевцами, с другой стороны, стерлись всякие грани – все парторганизации, все члены партии должны понять, что бдительность коммунистов необходима на любом участке и во всякой обстановке.

Неотъемлемым качеством каждого большевика в настоящих условиях должно быть умение распознавать врага партии, как бы хорошо он не был замаскирован.

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ ВКП(б)

Москва, 1936 год, 29 июля

Известия ЦК КПСС. 1989. № 8

Эрик Котля

ГРОМКИЕ УБИЙСТВА БЕРУТ НАЧАЛО С ВЫСТРЕЛА В СМОЛЬНОМ В 1934 ГОДУ

Любое политическое убийство всегда надо рассматривать в историческом ракурсе; только время и беспристрастные методы исследователя помогают в будущем рождению истины…

Интересно было слушать дебаты на телеэкране. Маститый профессор новейшей истории Наумов, допущенный к сокровенным документам цековских архивов, уверенно заявил, величественно разведя руки: докопаться до истины в деле Кирова невозможно, потому что документы исчезли, а всех «энкавэдэшников» уничтожили (тогда, между прочим, было ОППУ!).

Авторитетный профессор заблуждается. После убийства Кирова в Ленинграде арестов не было и люди в аппарате Ленинградского ОГПУ продолжали трудиться. А уж если быть точным, отсчет кровавая бухгалтерия сталинских репрессий начинает не с Ленинграда в тридцать четвертом, а раньше – с «Шахтинского дела» в двадцать восьмом!

Все эти детали на первый взгляд имеют значение для настоящей исторической науки, но абсолютно безразличны современным «историкам», работающим на политический заказ нового времени.

По принципу: частности значения не имеют, главное и так понятно! Принцип не нов, им успешно пользовался товарищ Вышинский!

В разные времена дело Кирова служило поводом к разноречивым толкам. В советский период официальная версия сводилась к акту террора, учиненного психопатом-одиночкой. И, возможно, в том крылась толика истины, потому что во время первого допроса, проведенного в стенах Ленинградского ОГПУ, Николаев плакал, божился в своем восторженном отношении к любимцу ленинградцев и еще клялся, что совсем не ревновал Кирова к бывшей жене.

Чтобы арестованный пришел в чувство и мог связно говорить, его заставили принять теплую ванну. Лишь после этого Николаев успокоился и смог вразумительно отвечать на вопросы.

Всех этих подробностей г-н Наумов не найдет в архивах. Их можно было слышать в рассказах Федора Тимофеевича Фомина, исполнявшего в день убийства Кирова обязанности начальника управления Ленинградского ОГПУ… и арестованного спустя почти три года совсем не по делу Кирова.

Чтобы больше не интриговать читателя, я расскажу все, что мне известно о выстреле в Смольном, и о том, как он аукнулся эхом в жизни одного из приближенных дружинников Дзержинского спустя десять лет отсидки в карельских лагерях.

Людям старшего поколения имя Фомина хорошо известно по его книжке «Записки старого чекиста», выпущенной в начале 60-х и сразу ставшей бестселлером не потому, что там были особые откровения, а потому, что подобной литературы до оттепели не было вообще, а это издание содержало документальное описание таких захватывающих событий, как дела Савинкова, генералов Слащева, Кутепова, батьки Махно, одесского бандита Мишки Япончика и еще многих, носивших звучные имена.

Сам Фомин с первых дней Гражданской войны самозабвенно служил революции. Недаром в одной из передач английской станции Би-би-си его назвали после выхода в свет книжки «фанатом». И действительно, имена Дзержинского и Менжинского были для него синонимами святости и бескорыстия. Кстати, в своей книжке Фомин нигде не упоминает трагедию в Смольном. Почему – станет понятно чуть ниже.

Но еще до выхода книги в свет произошли некоторые события, коснувшиеся прямо меня.

В 1934 году в управлении Ленинградского ОГПУ обязанности распределялись следующим образом. Начальник управления Медведь осуществлял общее руководство, его заместитель Запорожец отвечал за охрану секретаря обкома Кирова. Второй заместитель – Фомин командовал пограничными войсками в округе.

В конце ноября Медведь и Запорожец отсутствовали в городе. Медведь был в командировке, Запорожец лечился в Хосте. Все заботы по управлению легли на Фомина. Кстати, с Кировым ему приходилось поддерживать постоянную связь по обстановке в городе. Когда 1 декабря Киров был убит Николаевым, именно Фомин осмотрел место убийства, обыскал портфель, в котором Николаев пронес револьвер, и установил, что ему удалось несколько раз проникать в Смольный. То есть убийство Николаев замыслил давно. За расстановку постов и несение охранной службы в Смольном отвечал Запорожец, и Фомин был немало поражен царившими там разгильдяйством и халатностью.

Ничего, кроме истерики, допрос Николаева не дал. Он был экстренно «просвечен» оперативными методами, и перед Фоминым предстала взъерошенная натура не просто неудачника, брошенного женой и выгнанного со службы, но и неврастеника, граничащего с душевным заболеванием.

Из отрывочных и бессвязных высказываний Фомину удалось выудить претензии Николаева к бывшей жене, которая с головой увлеклась романом с Кировым, ощущение бессилия и ничтожности в собственных глазах опустошенного человека.

Все разговоры о сердечных делах Кирова и жены Николаева пошли потом от единственного допроса, который удалось провести в Ленинграде Фомину.

На следующий день все изменилось, а в истории возник еще один тупик. В Ленинград вернулся срочно вызванный Медведь, и в управление поступила спецдепеша от Ягоды с указанием дело немедленно прекратить и все материалы вместе с самим арестованным переправить в Москву. Интересно, что Медведя и Фомина в Москву не пригласили, а Запорожец так и не был отозван с отдыха(?!).

Если бы Ягода не распорядился передать Николаева на Лубянку, где его через две недели расстреляли, а Фомин смог провести хоть первичные следственные действия, убийство Кирова не было бы окутано роковой тайной.

Но Москва взяла инициатву в свои руки. Что дает многим историкам видеть в том прямой сталинский след, а вот современники придерживались в то время другого толкования: громкому убийству придавалось огромное политическое значение и заниматься им имел право только центр.

Уже после похорон Кирова в Москве и расстрела Николаева на Малых Каменных островах в особняке обкома состоялся «суд чести».

Прибывшие в Ленинград Сталин, Ворошилов и Ягода судили стоявших перед ними на гражданской плахе Медведя и Фомина.

– Как же вы могли упустить Кирова? – спросил Сталин. – Ну, у вас, Медведь, неполадки в семье. Раз в семье плохо, значит, и в делах толку не будет. За смерть товарища Кирова перед народом придется ответить.

К Фомину подошел Ворошилов:

– Фомин, я хорошо помню тебя по Царицыну. Как же ты такое допустил?

Фомин промолчал.

– Кто отвечал за охрану секретаря?

– Запорожец.

– А где он?

Ворошилов обеспокоенно подошел к Сталину и что-то сказал ему на ухо. Вождь не повел бровью. Ворошилов сразу окаменел.