Текст книги "Кремлевские «принцессы». Драма жизни: любовь и власть"

Автор книги: Владимир Мамин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Полина Жемчугова и Вячеслав Молотов

В 1919 году Перл навсегда пропала. Появилась Полина Жемчугова, так успешно проявившая себя, что ее не задумываясь рекомендовали в РКП(б), и постепенно началось уверенное продвижение Полины по карьерной лестнице.

Тысяча девятьсот двадцать первый год стал переломным в жизни девушки: она встретила своего будущего мужа – Вячеслава.

Конечно, до встречи с Молотовым у Полины были романы, но они были скорее служебными. И в Красной Армии, и в подполье, и в Запорожском горкоме (это 1920 год) Полина встречалась со здоровыми, озабоченными желанием переспать с красивой еврейкой мужчинами. И некоторые даже были допущены к телу, но Жемчужина совершенно не интересовалась длительными отношениями. Конечно, ей нравилось, когда за ней ухаживали, дарили духи или приглашали погулять или в ресторан, но порой все могло ограничиться каким-нибудь столом, на котором было очень неудобно заниматься сексом, потому что наспех брошенная шинель упорно соскальзывала. Пальцы с силой сжимали крышку стола. Несколько минут расслабляющей неги и фейерверка наслаждения. А кто сказал, что большевики не люди?

А тут все как-то сразу было по-другому. Молотов сидел в президиуме, а Полина проводила какой-то очередной инструктаж. И тут раскрасневшаяся после выступления девушка заметила, что сидящий за столом председателя молодой мужчина все время двигает чернильницу. Перл даже прыснула – вероятно, поступок начальства из Кремля показался ей странным, а потом она отвлеклась, отвечая на вопросы, и забыла о странных движениях начальника. Но, когда наклонилась за стаканом воды, увидела, что он снова передвинул чернильницу. Девушка, действуя исключительно интуитивно, нагнулась сильнее, чернильница отползла в сторону. Полина хмыкнула и резко наклонилась в другую сторону. Чернильница тут же скользнула по столу быстрее. И тут маневр кремлевского гостя стал понятен – он двигал эту несчастную чернильницу, когда Полина отклонялась, и Молотов – это был именно он – не мог видеть ораторшу. Демонстративно-то он на нее смотреть не мог. А так, поглядывать, отодвигая мешающую взгляду чернильницу, почему бы нет?

После заседания начальник подошел знакомиться. Он держался скованно. Отчего-то краснел. А когда протянул руку для пожатия, вспыхнул так, что стал похож на кумачовый флаг, свисающий над столом председательствующего:

– Вячеслав.

– Полина, – девушка улыбнулась, и, конечно, Слава пал. Выдержать лучистый взгляд и обезоруживающую улыбку он был не в силах.

Были романтические свидания.

Цветы.

Робкие взгляды.

А потом Полина и Слава поженились и как-то сразу стали жить очень счастливо. Дети. Хорошее положение. И та самая любовь Сталина, которая помогла спастись от смерти.

В 1920-х годах Молотова училась в ряде учебных заведений, но нигде больше года не задерживалась. В итоге у нее всю жизнь было среднее образование, которое, впрочем, не помешало ей в 1930 году оказаться директором парфюмерной фабрики «Новая заря».

В 1932 Молотова стала руководить Трестом высшей парфюмерии.

Муж молча улыбался на успехи жены. Дружба со Сталиным имела свои преимущества. И дело было не в том, что Полина занимала не свое место – именно, что свое, – а в том, что те, кто попадался в должники к Джугашвили, потом не имели права на собственное мнение.

Даже красивая женщина, какой и была Полина. Вернее, и даже красивая женщина, какой и была Полина. Красивая. Очень манерная. Стильная. Она была всегда очень со вкусом одета. У нее были лучшие духи. Плюс безупречная фигура, стройные ноги и хороший бюст. Но она была замужем. А у Надежды Аллилуевой уже был климакс.

Безусловно, у Сталина была стойка на жену друга, тем более жену, которая была столь неосторожна, что позволила себе влюбиться в грозного Кобу. По современным понятиям, Молотовой уже следовало удовлетворить Джугашвили, тем более, что она часто оставалась с ним наедине. Но по понятиям того времени близость и похоть относились к вещам постыдным и между партийными товарищами категорически не приветствовались. Вопрос я поставлю тогда так: а кто сказал, что Сталин не воспользовался силой?

Полина была близкой подругой Надежды, и можно ли быть уверенными, что Надя ничего не видела из того, что могло бы быть? Сталин держал всех за горло, и пальцы у него были не всегда чистыми. Всем хотелось жить…

Когда умерла Надя Аллилуева, первой, за кем послала экономка, была Полина. Еще Ворошилов и Молотов. Вячеслав Михайлович взглянул на свою жену и страшно побледнел. Полина просто состарилась на десять лет, когда увидела лежащую бездыханной лучшую подругу с пробитым черепом. Кровь и мозги размазаны по полу. Впечатлительной дамочкой Жемчужина не была, но она была очень порядочным человеком, и потрясение ее было искренним.

Молотов так испугался за душевное здоровье своей жены, что пытался направить ее к врачу, Полина лишь улыбалась:

– С ума сошел. Я не могу, Слава. У меня ты и дети. Я за вас отвечаю перед всеми.

Именно так и было, Жемчужина отвечала. Ей просто ничего другого не оставалось. Ее муж ходил по лезвию, потому что был правой рукой Сталина, а тот, как известно, очень часто любил пускать этой руке кровь, чтобы вдохнуть в нее новый глоток кислорода. Известная истина – после кровопускания улучшаются давление, цвет лица и общий тонус организма.

Иосиф Виссарионович был, как известно, сторонником здорового образа жизни, и поэтому кровь он пускал часто.

В это раз кровопускание выпало Полине Молотовой.

Ссылка

С 1942 года Жемчужина работала в Еврейском антифашистском комитете. До 1948 года все было очень благополучно, и комитет был своеобразным зеркалом свобод и терпимости для национальных меньшинств, проживающих в СССР. Гарантией, так сказать, права не быть убитыми по обвинению в принадлежности к каким-нибудь сепаратистам.

Конечно, поговаривали, что благодаря этому комитету кое-кто на Западе неплохо поживился за счет СССР, но ведь комитет находился под патронатом государства, и едва ли можно подумать, что Сталин упустил свою выгоду. У него росла обожаемая дочь, и ей нужно было немного подкопить на шпильки. Статус страны – освободителя от фашизма, конечно, был престижен, но из него, как писал Булгаков в «Днях Турбинных», «Шинели не пошьешь».

Поэтому грешить можно было на комитетчиков сколько угодно, но то, что все валютные сделки шли через Кремль, – это действительно так.

Так вот, в 1948 году Комитет разогнали за связи с «еврейскими националистами». Полетели головы, связь с Израилем купировалась. И что же Молотова? Она была на прекрасном счету. Знала иврит. Общалась с первым в СССР послом Израиля Голдой Меир. Налицо, как говорится, явный шпионский заговор Жемчужины против СССР. Ей на это очень осторожно намекнули. И Полина поступила самым правильным образом, который сочла хоть и зыбким, но компромиссом.

Она развелась с мужем. А дальше существуют противоречивые мнения, в которых одни придерживаются версии, что Вячеслав Михайлович отказался от жены, фактически бросил ее перед лицом опасности, другие же считают, что Полина сама приняла это решение, чтобы уберечь семью.

В 1949 ее арестовали и приговорили к пяти годам ссылки. Молотов не стал рвать на себе волосы, просто спокойно пошел к Сталину. Взглянул в глаза. Коба, посасывая трубку, пожал плечами:

– Не дави на меня.

– Я люблю ее.

Сталин подавил вздох и уткнулся в документы.

На следующий день Молотов пришел снова. Терпеливо ждал, когда на него обратят внимание. И снова короткий разговор. На этот раз даже секретаршу не выставили вон.

– Я сказал нет.

– Послушай…

– Я же не подписал смертный приговор…

Молотов задрожал.

Спустя два месяца его сместили с должности министра иностранных дел. Но он остался в Кремле. И их с Полиной детям ничего не грозило. Должность стоила жизни.

Должность. Здоровье Жемчужины. И ее чувство собственного достоинства…

Когда-то Генрих Наваррский, собираясь стать королем Франции, произнес: «Париж стоит мессы». Он был прав. Вера – в сердце человека, и никто не помешает ему верить в своего бога, но выбор делается не в угоду своему эгоизму, а в угоду тем, кто ждет, надеется и рассчитывает на тебя.

Полина Молотова пошла по этапу, расплачиваясь не за то, что она говорила с Голдой Меир на иврите. И не за то, что была на панихиде по убитому актеру и режиссеру Самуэлю Михоэлсу. И даже не потому, что ходила в синагогу в день памяти жертв катастрофы, а потому, что кто-то должен был расплатиться с Кобой за его дружбу.

Не дети же! И не муж, которого она боготворила. А она – сильная, решительная, смелая, азартная.

Но ведь Сталин действительно не подписал смертный приговор, а значит, расплата еще не закончилась.

В 1953 году Полину привезли в Москву, чтобы провести очередной открытый процесс. Берия, который лично контролировал расследование дела, связанного с этими самыми «еврейскими националистами», одними губами шептал Молотову:

– Она жива. Пытают, но жива.

Чувства любящего мужа, наверное, нет нужды описывать. Он осунулся. Постарел. И, если бы не дети, едва ли бы вынес жесткую критику общественного мнения. Не Кремля, а обычных людей, которые очень любили Полину и теперь, завидя Молотова, не боялись прошипеть ему в спину:

– Предатель. Бросил ее.

Они были несправедливы. Муж не бросал свою жену, он просто выполнял ее волю. Так получилось, что кто-то должен был принять это решение, и его приняла Жемчужина. Откровенно говоря, кроме странной привязанности Сталина к жене Молотова, тут, видимо, все-таки играло роль и то, что Молотов правильно себя вел, выжидая, когда же пройдет срок заключения Полины.

Он не требовал. Не умолял. Не изображал из себя жертву. Он спокойно и мужественно выполнял свою работу. И пусть даже Сталин упивался состоянием своего друга, наслаждаясь тем, что держит его за горло, но и это могло просто наскучить и можно было просто отдать приказ – и Полину бы убили. Но ее не убивали. А значит, Вячеслав вел себя правильно. Так, как нужно было Кобе.

Как бы судьба Молотовых сложилась дальше, трудно сказать, но умирает Сталин, и Берия спокойно готовится дирижировать погребальным оркестром. По стечению обстоятельств похороны вождя назначены на 9 марта.

Двятое марта – день рождения Вячеслава Михайловича Молотова. Берия подошел к нему, цыкнул зубом и ухмыльнулся:

– Ну, что тебе подарить?

– Верни Полину.

Ее освободили… Седая исхудалая женщина с ввалившимися глазами. Но у нее была прежняя ясная, чуть вызывающая улыбка.

Больше муж и жена не расставались. Воспитывали внуков. Спорили. Говорили на все темы, кроме одной – как Жемчужина провела те годы.

Он спрашивал – она лишь улыбалась в ответ и сжимала своей сухонькой ладошкой его руку:

– Нет.

Она умерла в 1960 году от рака. В Центральной клинической больнице. Женщина, похожая на жемчужину.

Нина Хрущева: Смешная толстушка, открывшая глаза Америке

Она была очень скромной. Аккуратной. Сдержанной. О том, что она – жена секретаря Московского горкома партии, не знали даже у нее на работе.

Она всегда поддерживала мужа. Знала иностранные языки, чем удивила американских журналистов, когда стала отвечать на вопросы корреспондентов без переводчика.

На огороде у нее росла кукуруза.

Однажды услышала вот такой анекдот про своего мужа: «После пленума обсуждали в Политбюро, как поступить со снятым Хрущевым. Один оратор говорит:

– Я предлагаю ему найти тяжелую работу.

– А я предлагаю ему дать еврейский паспорт, пусть устраивается сам, – ответил второй».

Услышала и долго плакала, потому что считала, что Никита Сергеевич никогда не обижал евреев.

Наивная. Душевная. Преданная Нина Петровна Хрущева.

Нина Кухарчук

Нина Петровна Кухарчук родилась в 1900 году.

Простая, сельская, работящая. По крови – украинка, хотя какие-то прозорливые исследователи и пытались обнаружить в Нине Петровне хоть каплю еврейской крови, но их ждало разочарование.

Польские евреи, которых приписывали в родню семейству Кухарчук, оказались связаны вовсе не с ними, а с их хуторскими соседями, которые в итоге благоразумно перебрались в Польшу, а оттуда во Францию. Так что родня девушки была поголовно украинской и, как водится, многочисленной. Сватья. Дядья. Бабули. Племянники. Племянницы. Дедули. Вся эта армия требовала заботы и внимания. Особенно в годы Великой Отечественной войны.

Вот тогда, именно из-за обилия родственников, Нина не поехала в эвакуацию дальше Куйбышева. В преддверии Сталинградской битвы в 1942 году на шее у Нины Петровны едва ли не в буквальном смысле слова сидели 15 человек родственников.

Сын Нины – Сергей – из-за очень запущенной формы туберкулеза был прикован к постели и не мог двигаться самостоятельно. Врачи лишь пожимали плечами. Из-за второго сына – Леонида – в семье Хрущевых тоже было много белых пятен, тайн, которые они очень неохотно открывали посторонним людям.

Странное дело, но Великая Отечественная война стала роковой для семей руководителей страны. В семье Сталина была невнятная история, связанная с его сыновьями Василием и Яковом, а в семье Хрущева трагичной случайностью обернулась судьба сына Леонида. Случайностью ли?

С одной стороны, документы свидетельствовали о том, что Леонид Хрущев пропал без вести. С другой – что его «случайно» сбил кто-то из коллег-летчиков. И то и другое может быть правдой, и то и другое может быть ложью. Все дело в том, что когда Леонид попал на фронт, его отец Никита Сергеевич уже был успешным номенклатурным функционером и с 1939 года работал в Московском горкоме. Большая сталинская чистка уже началась, и Никите Сергеевичу очень ловко удавалось оставаться в стороне. При этом судьба его товарищей по партии была, мягко говоря, удручающей.

И вот во время войны Леонид убивает человека. Убивает случайно, как говорили, с пьяных глаз, вероятно. А дело было так.

Хрущев-младший в начале войны летал на тяжелом бомбардировщике, и эти малоповоротливые машины очень часто попадали под обстрел проворных мессеров Геринга. В один из таких вылетов самолет Хрущева был сбит, и молодому человеку грозила ампутация ноги. Леонид с трудом умудрился уговорить врачей оставить его в покое.

Врачи пошли навстречу, но предупредили, что реабилитация будет очень долгой, мучительной и болезненной. Собственно, так и получилось. И, желая скоротать время, Леонид Сергеевич стал прикладываться к бутылке. И конечно, он не забывал, чей он сын.

И дело было не в отсутствии воинской дисциплины, а в том, что парню было двадцать лет и не мог он еще сдержать блеска глаз, если кто-то узнавал, что его отец работает со Сталиным. Это кураж такой. Эмоциональность. Не желание выставиться, а неумение сдержаться.

Леонид пил. Ввязывался в потасовки. Но он был наивным. Ему невдомек было, что кто-то может использовать его поступки против него или его отца. Даже то, что, будучи хмельным, юный Хрущев начинал нести антисоветский бред, могло стоить головы его отцу.

Но была война. И не было смысла навешивать ярлыки. Предателем Леонид не был никогда. А вот человека убил.

Однажды вечером, во время очередной пьянки, в компании оказался один моряк-фронтовик. Изрядно выпив, он стал задираться к Леониду. Заплетающимся языком морячок требовал, чтобы парень показал свое искусство стрелка:

– Ч-ч-что т-т-тебе стоит? Пальни, – моряк хлопнул себя ладонью по лбу, – я б-бутылку поставлю.

И действительно, моряк поставил на лоб бутылку с водкой и, уцепившись за стол, сузив глаза и икая, смело взглянул в лицо своей смерти.

И дело даже не в том, что, по словам всех до единого очевидцев, он просто спровоцировал пьяного Хрущева, а в том, что в дальнейшем выяснилось: морячка такого в списке фронтовиков и не было.

И пуля в лоб, которая не могла не состояться, поскольку рука у Хрущева на втором выстреле дрогнула, оказалась звеном одной цепи. Знаете, такого безжалостного розыгрыша человека, который забыл, что его отец работает под началом диктатора.

Хотя именно благодаря папе Леонида не отправили в штрафной батальон – во время войны были такие батальоны, состоящие из солдат, которые совершили какой-нибудь проступок. Драка. Поножовщина. Оскорбление старшего офицера. И вот эти батальоны шли впереди основных частей Красной армии и принимали на себя первый удар. Первый удар. Минное поле. Попасть в этот штрафбат означало одно – смертник.

Хрущеву-младшему повезло. Его отправили в его родную летную часть, где он и погиб.

Одиннадцатого марта 1943 года, как говорили в фильме «В бой идут одни старики»: «Из боевого вылета не вернулся Леонид Хрущев. Его самолет был сбит вражескими истребителями. Попытка связаться с летчиком не увенчалась успехом. С прискорбием можно констатировать, что лейтенант Хрущев пал в бою».

Потом кто-то будет признаваться в том, что видел Хрущева в плену. Другие скажут, что Хрущев был героем и его имя нужно увековечить. Факт остается один – Леонид Хрущев был убит. Одним человеком больше, одним меньше. Разве кто-то считал в те годы? Разве что только мать Лени.

Нина Петровна тихонько плакала на кухне, прижав к губам передник. Так плачут все матери на земле. Беззвучно. Тихо. Словно пытаясь услышать ответ небес на вопрос «за что же матерям такое испытание?».

Какой же была в итоге Нина Петровна Хрущева? Скромной. Милой. Образованной.

Насчет скромности историю рассказала ее дочка Рада:

– Мама работала на заводе, и даже партийное руководство не знало о том, что она – жена секретаря Московского горкома партии. Однажды товарищ Юров позвонил папе, а мама сняла трубку и на автомате ответила: «Кухарчук слушает». Потом маме Юров строго выговаривал, что она скрыла от товарищей свое семейное положение, на что мама ответила, что она не обязана докладывать, кто ее муж.

Надо думать, что подобный бы ответ, да от рядовой гражданки, да так решительно мог бы стоить этой самой гражданке места на заводе, но тут все обошлось. Все-таки жена секретаря горисполкома.

Но на работу Хрущева стабильно ездила на троллейбусе. На вопрос «почему?» обычно не очень убедительно отвечала что-то из серии «а почему нет?». Действительно, почему нет? Сам Хрущев был руководителем такого типа, что был близок к народу так, что ближе уже некуда. И жена у него была такая же. И не было, конечно, простоты, но была понятность, доступность, какая-то очень нужная в то время свойскость, что ли.

Это ведь было время так называемой хрущевской оттепели, когда после ХХ съезда КПСС и разоблачения культа личности появились первые робкие шажочки освободившихся от страха людей. Получилось, что с докладом Хрущева о «Культе личности и его последствиях» народ впервые понял, что ледяное время диктатуры отступило и можно начинать жить.

Влюбляться. Заниматься глупостями. Опаздывать на свидания. Есть мороженое. Одним словом, просто жить. И в этом, конечно, была безусловная заслуга Никиты Сергеевича. И его супруги Нины Петровны.

Покорение Америки

Так получилось, что именно ее облик запал в душу мирового сообщества, когда ее эксцентричный муж выбрался с визитом в Соединенные Штаты Америки. И то, что СССР приняли в мире, стало поводом для того, чтобы меняться стране. Пытаться найти свою систему координат и выглядеть достойно. Ну, раз заметили, то…

Кстати, когда Хрущева узнала, что ее собираются взять в Америку, она тут же запротестовала:

– Куда я поеду? – Нина Петровна поджала губы и одернула свой передник.

– В Америку, – назидательно ответил Никита Сергеевич.

– Что я там не видела?

Хрущев растерянно посмотрел на жену. Что там могла видеть Нина, он не мог догадаться.

– Как насчет воли партии?

Хрущев иногда по-тихому хитрил и, несмотря на то что чаще всего его хитрости были видны за версту, ответить было совершенно нечего.

– Шантажист, – сердито сказала Нина Петровна и снова затеребила передник.

Но все-таки поехала.

Как можно описать впечатления от другой планеты? Раньше люди, которые могли выехать за границу, плакали при виде магазинов, потому что невероятно длинные ряды с колбасой заставляли советского человека чувствовать себя ущербным. И первый вопрос был простым:

– Почему у нас нет этого?

Странный вопрос, не находите? Он мог бы звучать, к примеру, так:

– А почему у них это есть?

Люди мыслили категориями замкнутого пространства, словно попадали в мир не себе подобных, а в мир абстрактных личностей, которые непонятно каким образом имеют то, чего нет «у нас». Вот эти рамки надо было не просто раздвигать, но и, возможно, ломать, чтобы сознание начинало воспринимать мир во всем многообразии. Кроме собственного видения жизни был еще взгляд других людей на события, моду, политику, кино, книги. И вот этого взгляда «других людей» иногда не учитывали не только наши сограждане, но и наши политические руководители. И так уж вышло, что именно на долю Никиты Сергеевича Хрущева легла очень важная миссия – сломить барьер.

Показать людям то, что потом скроет железный занавес при Брежневе. Ведь тогда уже люди знали, к чему им нужно стремиться. Вернее, можно. Хочется. Манит. Будоражит. И дело было уже не в колбасе, а в самом факте того, что люди могут жить иначе.

Я не думаю, что Нина Петровна, ступив на землю Соединенных Штатов, задумывалась об этой вехе в своей жизни. Она страшно нервничала. И думала о муже. Но Хрущев держался очень непосредственно и, несмотря на то что не знал английского языка, очень бойко о чем-то общался с кем-то из сопровождавших группу. Хрущева робко улыбалась, когда вспышки фотокамер и кинокамер слепили глаза, и с благодарностью думала о муже, очень уверенно помогавшем ей освоиться.

Как помогал? Мягким пожатием руки. Легкой улыбкой. Или шуткой. Конечно, жена знала, что муж волнуется, и понимала, каких усилий ему стоило освоиться среди высоких улыбчивых и слишком официальных американцев. Но Хрущев и виду не подавал, что ему страшно или же он не уверен в себе. Речь шла о Советском Союзе. О его образе, который был расплывчат для Запада. Безусловно, победное шествие Красной армии в Берлине в 1945 году все помнили, но прошло много лет, и СССР, взявший курс на строительство социализма, казался теперь диковинкой. А то, что в стране приветствовалась диктатура, воспринималось с острым порицанием. И вот визит. Более того, с женой!

Мир замер в ожидании. Кто же она, Нина Хрущева? Ее фотографии на всех таблоидах, все хотят с ней говорить. Говорить с женой советского лидера! Да еще, как выяснилось, на английском языке. А выяснилось это совершенно случайно, я имею в виду тот факт, что Хрущева может говорить по-английски. Дома Никита Сергеевич просил ее не стесняться и вспомнить то, чему она училась в институте, но Нина Петровна наотрез отказалась и еще добавила с легкой угрозой в голосе:

– Будешь настаивать – я не поеду.

И муж со вздохом принял ее отказ.

Хрущева действительно не собиралась говорить на английском. Но вышло так, что во время пресс-конференции один журналист перепутал имя-отчество Нины Петровны. Никита Сергеевич приготовился было дать социалистический отпор акулам империализма, как жена мягко взяла его за руку и тихо попросила остыть или что-то в этом духе. А когда на сконфуженном лице журналиста обозначилось еще и растерянное выражение (вероятно, бедняга подумал, что русские кроют его матом), у Нины Петровны сорвалось с языка «извините» на английском.

Защелками фотокамеры, посыпались вопросы. Так секрет был раскрыт. Женщина скромно улыбалась и говорила с журналистами на их родном языке. Никите Сергеевичу Хрущеву только переводили. Он сиял, как медный самовар, от гордости за любимую жену.

Мир был покорен непосредственностью этой пары. Эмоциональный, шумный и очень любознательный Хрущев. И уравновешенная, улыбчивая и очень милая Хрущева.

На лице – ни грамма косметики, никакой прически. Улыбка. Спокойный взгляд. Белоснежная блузка. Строгая темная юбка. Никаких каблуков. В пухлых руках – черный ридикюль, который Нина Петровна прижимала к груди, если начинала сильно волноваться.

Они были неуловимо похожи с мужем. Даже внешне: оба невысокого роста, толстенькие. Люди Запада впервые за долгие годы увидели живых и эмоциональных людей. Их исследователи писали крамольные на наш современный взгляд эссе: «Они умеют улыбаться», «Они настоящие люди!», ну и тому подобное. Для западного мировоззрения появление советского руководителя с женой было сродни явлению Христа народу. Оказывается, у них есть женщины, которые знают английский, так почему бы нам не наладить с ними диалог?

Это только кажется, что это каламбур. На самом деле это продуманная до мелочей стратегия развития отношений с СССР тех лет. К счастью, кроме кукурузы, Соединенные Штаты мало что успели «провести» в нашу страну. Дурно пахнущий скунс не заинтересовал нашего Никиту Сергеевича. Надо полагать, и слава богу.