Текст книги "Календарь Русской Революции (Июль)"
Автор книги: Владимир Бурцев
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Бурцев В Л
Календарь Русской Революции (Июль)
Из книги – В. Л. Бурцев «Календарь Русской Революции»
(изд. 1907, 1917г.)
– ИЮЛЬ
{175}
И Ю Л Ь.
1.
1857. Выход первого номера "Колокола" под редакцией
А. Герцена и Н. Огарева.
"Колокол" был первый русский свободный орган за границей, его значение для своего времени было очень значительно, к его статьям прислушивалось все общество и правительство. Катков говорил, что "Колокол" – власть в России. В 1862-63 г.г., под влиянием развития реакции в России, значение "Колокола" сразу стало уменьшаться, – в последние годы распространение "Колокола" и его влияние сильно упали. В 1870 г., после смерти Герцена, Огарев передал издание "Колокола" Нечаеву; в новой редакции вышло 6 №№ "Колокола" ярко революционного направления, но успеха орган не имел.
1871. Процесс нечаевцев в СПБ.
В 1869-70 г.г. в связи с делом Нечаева было произведено много арестов. Из числа арестованных было в 1871 г. предано суду 87 чел. по так называемому делу Нечаева. 4 человека – Н. В. Успенский,
А. К. Кузнецов, Прыжов и Николаев – были приговорены к каторжным работам за убийство студента Иванова по инициативе Нечаева.
В. Черкезов, Фел. Волховский, Влад. Ковалевский и др. были приговоры к разным другими наказаниям, Процесс Нечаева разбирался при соблюдении полной гласности; подробные отчеты печатались в газетах и произвели огромное впечатление на общество и на революционеров.
1878. Вооруженная попытка освободить Войнаральского, когда его переводили после процесса 193-х в центральную тюрьму. В нападении участвовали А. Квятковский, Хотинский, Фомин-Медведев, Перовская и др.
{176}
1903. Начало стачки на бакинских нефтяных промыслах, перешедшей во всеобщую забастовку на юге России.
Уже давно среди русских социалистов распространена была мысль, что всеобщая стачка послужит в России могучим рычагом политического переворота. Предвестниками надвигающейся грозы явились стачки 1902 г. в Костроме и Ростове на Дону. К этому моменту крот капитализма успел настолько подрыть почву, что достаточно было малейшего повода для того, чтобы в насыщенной электричеством атмосфере засверкали молнии и загремел гром народного гнева. Стачка, подготовлявшаяся частичными забастовками и демонстрациями, вызванными предмайской агитацией револ. организаций распространилась с быстротой стихии и залила пожаром мятежа весь юг; это небывалое в России потрясение явилось грозным предвестником того геологического переворота, который в октябре 1905 г. нанес смертный удар системе самовластия.
1-го июля началась стачка в Баку, 5-го забастовка охватила весь город и окрестности; 14-го в Тифлисе забастовали рабочие ж. – д. мастерских, приказчики и ремесленники, а за ними все остальные рабочие; из солидарности к ним примкнули батумские рабочие, так что стачка распространилась на весь Кавказ. В Одессе первыми забастовали рабочие в порту и в ж. – д. мастерских. Здесь агитацию среди рабочей массы вели зубатовцы "независимцы", которые, стремясь отвлечь ее от политической борьбы, обещали ей широкое экономическое выступление; масса ждала в страшном напряжении, но когда независимцы подали ей сигнал к чисто-экономической стачке, она ринулась в борьбу с таким увлечением, что своим стихийным напором сразу опрокинула зубатовцев и перешагнула через них, придав движению, хотя и не сознанный, но резко политический характер.
Полицейская курица высидела революционных утят.
Затем к забастовке присоединились Николаев, Киев (с 21 июля), Елисаветград, Екатеринослав (с 7 августа) и Керчь.
Стачка охватила весь юг. Это было какое-то стихийное поветрие, против которого отдельная воля была бессильна. В этом безудержном порыве массы сказалось неосознанное чаяние великих потрясений, смутное стремление к новой жизни, глухой гнев против несправедливых страданий и туманная вера в {177} близость социального обновления. В некоторых местах рабочие даже не выставляли определенных требований; они примыкали к движению по врожденному чувству солидарности, вскормленному годами общих страданий, поддержанному общим настроением, свойственным эпохам крутого перелома в народной психике. Руководившие забастовкой комитеты с. д. партии на ряду с экономическими требованиями выдвигали и политические лозунги, которые масса уже привыкала считать своими. Все время стачки масса держалась в напряженном состоянии; торжественное настроение не прекращалось ни на минуту. Тысячными толпами, часто с красными знаменами, расхаживали рабочее по городу, приглашая товарищей присоединиться к великому протесту угнетенного труда; там, где спящее, вследствие долгого рабства, чувство солидарности нуждалось для своего проявления в товарищеском насилии, активные инициаторы не останавливались перед спасительным толчком: из котлов выпускался пар, фабрики, мастерские и магазины закрывались, лошади распрягались и т. п.
Все профессии забастовали, и от грозного движения современных рабов, скрестивших руки на груди, впервые заколебались и дрогнули устои бесправия и самовластия.
Около 250.000 чел. приняли участие в этом колоссальном протесте униженных и оскорбленных; жизнь и деятельность, замершие на фабриках и заводах, с тем большей мощью и блеском развернулись на многолюдных митингах, куда стекались стар и млад послушать вдохновенную проповедь общественного переустройства; с. – д. организации засыпали народ прокламациями, в которых формулировались требования протестантов: восьмичасовый рабочий день, увеличение заработной платы, человеческое обращение, нормальные условия труда, и над всем этим – созыв всероссийского Учредительного Собрания и политическая свобода: свобода союзов, собраний, печати, сходок, слова, стачек, совести, личности.
Вчера еще покорная масса рабов, смотревшая потухшими очами в землю, распрямила согбенную спину и на вопрос вождя "независимцев", Шаевича, обращенный к одесским рабочим: "Чего вы хотите: головой об стену, или сверлить ее?"– гордо и единодушно отвечала: "Головой об стену".
Первоначально растерявшаяся администрация, уже бессильная совладать с грандиозным порывом народных масс, {178} сохраняла еще в руках грозные орудия репрессии и могла железом и кровью задавить движение и вогнать внутрь нестерпимый обиды пролетариата. В Баку, Тифлисе рабочие собрания разгонялись казацкими нагайками; на станции Михайловка в рабочих, пытавшихся отцепить паровоз, стреляли, убивши и тяжело ранивши 36 чел. В Одессе жестоко избивали рабочих, в особенности кондукторов и кучеров конки, из которых некоторые умерли. В Киеве 23 июля на вокзале стреляли в народ, убивши 4 раб. и ранивши 20 чел., из коих несколько умерло; 25-го на Подоле произошла новая бойня безоружных рабочих. В Екатеринославе при столкновении толпы с войсками убито 24 чел. и 15 ранено. В народ стреляли и в Николаеве, и в Керчи, где при попытке освободить из тюрьмы арестованных товарищей убито и ранено несколько человек.
В конце концов забастовка прекратилась не вследствие этих репрессий, а постепенно улеглась, как бы выдохлась благодаря тому, что поднявшаяся масса не имела перед собой ясных и сознанных целей; это было не продуманное и сознательное движение, а гигантская и трогательная жалоба миллионов вечно трудящегося и обездоленного люда, пламенно жаждущего лучшей доли, но еще не знающего верных путей к завоеванию человеческой жизни и всеобщего счастья. Но в этом смутном порыве пролетарских масс, впервые почувствовавших непреодолимую силу совместного напора, крылись в зародыше грозные бури, впоследствии потрясшие некогда непоколебимые твердыни самодержавия.
Ю. Стеклов.
2.
1862. Арест Д. И. Писарева.
1872. Закон о назначении особых судов по делам о политических преступлениях.
1896. Стачка в мастерских Курской и Московско-Брестской железных дорог в Москве.
1906. В Петергофе с. – р. Васильевым (псевд.) по ошибке убит генерал Козлов, принятый за Трепова.
3.
1826. Учреждение III Отделения Особой Его Величества Канцелярии, существовало до 1880 г., когда его дела были переданы Мин. Вн. Дел. 1879. Дело Ефремова, Ячевича, Родина и др. в военно-окружном суде в Харькове. Привлекались по обвинению в попытке освободить Фомина-Медведева из тюрьмы. Ефремов приговорен к смертной казни, которая заменена ему бессрочной каторгой.
4.
1879. Дело Бильчанского, горского и др. в Киеве.
1894. Распоряжением правительства штундисты объявлены особенно вредной сектой.
1904. В Баку убит вице-губернатор Андреев.
1906. Бомбой, брошенной из гимназии, убит в Тифлисе пристав Мартынов. Гимназия немедленно была обстреляна, после чего в ней сделан обыск, во время которого убит инспектор и тяжело ранено 2 учителя.
5.
1884. Опубликовано распоряжение об изъятии из публичных библиотек сочинений 125 разных авторов и журналов.
6.
1879. арест Л. Мирского в Ростове. При аресте он оказал вооруженное сопротивление.
1905. Съезд земских и городских деятелей в Москве
–,,– В Гельсингфорсе ранен бомбой генерал-губернатор Дейтрих.
1906. Государственной Думой принято обращение к народу по аграрному вопросу.
Обращение принято в редакции кадетской партии. Трудовая группа и социал-демократическая фракция воздержались от баллотировки в виду умеренности обращения. Правые голосовали против обращения.
{180}
7.
1862. Арест H. Г. Чернышевского в СПБ.
1879. Дело Малавского, Крюковской и др. в Киеве, по обвинению в
участии в Чигиринском деле. Малавский осужден в каторжные работы.
1875. Вооруженное сопротивление Мышкина (в Якутской области) после неудачной попытки освободить Чернышевского.
1906. Утвержден новый сеймовый устав о выборах в Финляндии.
Этим уставом Финляндия получила всеобщее, прямое, равное, тайное и пропорциональное избирательное право. Женщины в первый раз приобрели активные и пассивные избирательные права, кроме того, они могут быть избираемы на все должности Сейма.
–,,– В Петербурге арест типографии и редакции газеты "Мысль"
с. -р.-ского направления. 32 чел. были арестованы.
8.
1879. Конфирмация Лорис-Меликовым по делу Ефремова и др.
1905. В Выборге опасно ранен жандармский подполковник Крамаренко.
1906. Указ о роспуске Государственной Думы.
–"– Отставка министерства Горемыкина и назначена
П. А. Столыпина председателем совета министров, с оставлением его на посту мин. вн. дел.
–,,– Введение в Петербурге и Петербургской губернии чрезвычайной охраны.
9.
1881. Смертная казнь для Геси Гельфман заменена бессрочной каторгой.
1905. В Нижнем-Новгороде демонстрация рабочих сормовских заводов.
{181}
Манифест о роспуске Государственной Думы.
Первая Государственная Дума, открытая 27 апреля того же года тронною речью, в которой государь приветствовал в лице ее членов "тех лучших людей, которых он повелел возлюбленным своим подданным выбрать от себя", была распущена на основании манифеста, в котором было сказано: "Выборные от населения вместо работы строительства законодательного уклонились в не принадлежащую им область и обратились к расследованию действий поставленных от Нас (Государя Императора) местных властей, к указаниям Нам (Государю Императору) на несовершенство законов основных, изменения которых могут быть предприняты лишь Нашею Монаршею волею, и к действиям явно незаконным, как обращение от лица Думы к населенно".
Манифест был подписан Государем Императором Николаем II 9 июля 1906 года, но не был контрассигнован (подписан) ни одним министром, несмотря на то, что по закону все подобные акты должны быть контрассигнованы министром. Около 4 часов ночи на 9 июля этот манифест был расклеен по улицам Петербурга, двери и ворота Таврического дворца, где заседала Дума, заперты и к ним приставлена полицейская стража, чтобы не допустить в Таврический дворец ни одного депутата. Манифест о роспуске Думы не был прочитан в Государственной Думе. Дума была разогнана после 72 дней заседаний, представлявших из себя непрерывный конфликт Думы с правительством. За все это время Дума успела принять только два закона: один, принятый ею по собственной инициативе, отменял навсегда и безусловно смертную казнь, другой представлял из себя видоизмененный правительственный проект об ассигновании правительству на продовольственную нужду голодающих губерний 15 миллионов рублей. Правительство требовало 50 миллионов; Дума понизила эту цифру в виду того, что она не доверяла добросовестности правительства при расходовании этих денег. Депутатом Аладьиным было подчеркнуто, что заведывать этим делом будет Гурко, которому Дума не имеет основания доверять, а также и то, что при расходовании продовольственных сумм в карманах чиновников министерства остается до 3/4 ассигнованных денег. Через несколько месяцев было возбуждено по инициативе печати дело об исчезновении приблизительно 800,000 рублей {182} из продовольственных средств, при чем сильное подозрение падало на товарища министра внутренних дел (Гурко). Первый из этих законопроектов о смертной казни не вошел в силу, так как не был обсужден Государственным Советом.
В. Водовозов.
10.
1826. Верховный Уголовный Суд по делу декабристов.
К 30 мая следственная комиссия закончила следствие по делу декабристов и представила свой доклад царю. 1 июля последовал Высочайшей указ о назначении Верховного Уголовного Суда. В указе было сказано: "Мы единого от Суда ожидаем и требуем: справедливости нелицеприятной, ничем не колеблемой, на законе и силе доказательств утверждаемой".
Верховный Уголовный Суд был составлен из членов Государственного Совета, Правительствующего Сената и Святейшего Синода и нескольких сановников. Председателем Суда был назначен князь Лопухин, министр юстиции исполнял обязанности генерал-прокурора. Сам Николай I и современное правительство гордились организаций Суда, якобы совершенно независимого в своих действиях. На самом деле весь Верховный Уголовный Суд явился чистейшей комедией.
Со слов декабристов, мы давно уже знали об этом, но и изучение архивного материала дает нам право с легкой совестью поддерживать это заключение. Еще в начале мая, т. е. задолго до окончания действий следственной комиссии, Николай Павлович занялся тщательной разработкой программы судопроизводства. Как и при следствии, так и в Суде Николай был непосредственным руководителем и вдохновителем всех действующих в следственном и судебном процессе лиц. Прямым его помощником в работах по организации Суда – тяжело и печально констатировать это – явился М. М. Сперанский. Это он разработал процессуальную сторону, он приготовил все доклады Суда и комиссией, Судом выбранных, он распределил по разрядам вины обвиняемых. О том, как идет дело в Суде, он лично докладывал Николаю Павловичу. Николай Павлович {183} вместе со Сперанским составил "обряд суда"; в "дополнительных степенях обряда и в указаниях, которые были сделаны секретно председателю Суда, были предусмотрены все действия Суда. Можно положительно утверждать, что члены Суда этими "обрядными" статьями, гласными и негласными, были лишены собственной мысли, воли и, конечно, инициативы. В. первых пяти заседаниях Суд прочел доклад следственной комиссии и записки о подсудимых.
Затем предстояло решить вопрос, как же проверить данные следствия; предстояло допросить и подсудимых, и свидетелей. Но "независимый" Верховный Уголовный Суд не получил от царя права входить в более тесные отношения с обвиняемыми и даже права фактической проверки следствия. В "обрядах" было указано, что, по прочтении следственного материала, Суд должен был выбрать ревизионную комиссию, которая и должна была произвести "надлежащее положенное законами удостоверение в следствии. Круг действий этой комиссии был определен Николаем Павловичем. Члены комиссии отнюдь не должны были вступать в разговоры с обвиняемыми. Только три вопроса должна была предъявить ревизионная комиссия каждому подсудимому: 1) его ли рукой подписаны показания, в следственной комиссии им данные, 2) добровольно ли подписана показания, 3) были ли ему даны очные ставки. "Токмо эти вопросы", никаких других – так было сказано в секретном, предназначавшемся только для председателя Суда, документе. Понятно, ни один из декабристов, выслушав эти три вопроса, не догадался, что этой формальностью начался и кончился для него "Верховный Уголовный Суд".
8 и 9 июня член комиссии отобрал от всех подсудимых ответ, и 10 июня Суд собрал новую комиссию для распределения виновных по разрядам. В нее вошли гр. П. А. Толстой, г.-ад. Васильчиков. и Сперанский; гр. Кутайсов, Баранов, Энгель, Кушников, бар. Строганов и гр. Комаровский. Главным деятелем был М. М. Сперанский. Под его, руководством комиссия "определила главные роды преступлений, отличила в каждом роде все его виды и, оставив их в порядке постепенности, из сложения и сопряжения их произвела начала разрядов".
28 июня донесение комиссии по распределению разрядов было прочитано в Суде; 2 июля Суд выбрал сенатора Козодаева, {184} ген.-ад. Бороздина и опять-таки M. М. Сперанского для составления всеподданнейшего доклада.
9 июля доклад был подписан Судом и подан царю. Оставив пятерых (Рылеева, Пестеля, Бестужева-Рюмина. С. И. Муравьева-Апостола, Каховского) вне разряда, Суд, согласно заключению разрядной комиссии), распределил остальных на 11 разрядов.
Пяти, стоявших вне разряда, Суд назначил смертную казнь четвертованием. Для 3 человек, принадлежащих к первому разряду, Суд назначил смертную часть; для 11-го разряда – лишение чинов и сдачу в солдаты с выслугой. В докладе Суд, между прочим, писал: "Хотя милосердию, от самодержавной власти исходящему, закон не может положить никаких пределов, но Верховный Уголовный Суд приемлет дерзновение представить, что есть степени преступления, столь высокие и с общею безопасностью государства столь слитные, что самому милосердию, кажется, должны быть недоступны".
10-го июля Николай Павлович утвердил приговор и, заменив первому разряду смертную казнь пожизненной каторгой, сделал некоторые изменения в приговоре не в сторону облегчения участи подсудимых. А участь поставленных вне разряда царь предоставил решению Суда и "тому окончательному постановлению, какое о них в Cуде состоится". И в последнем акт суда Николай I не мог не разыграть
к о м е д и и – к о м е д и и м и л о с е p д и я.
Не он, царь, назначил и утвердил смертную казнь пяти декабристам, а "независимый" Верховный Уголовный Суд.
Но в записке, написанной кн. П. В. Лопухиным в день представления доклада, читаем:
"Государь изволил отозваться, что доклад и все приложения просмотрит и даст по оному свое повеление, но тут же присовокупил, что если неизбежная смертная казнь кому принадлежат будет, Государь ее сам не утвердит, а уполномочит Верховный Уголовный Суд окончательно самому разрешить тот предмет".
Получив указ государя о предоставлении 5 поставленных вне разрядов на окончательное усмотрение Суда, кн. Лопухин одновременно же 10 июля 1826 года получил от начальника штаба барона Дибича следующее примечательное доношение:
"Милостивый Государь
князь Петр Васильевич!
В Высочайшем указе о государственных преступниках на докладе Верховного Уголовного Суда, в сей день состоявшемся, {185} между прочим, в статье 13-ой сказано, что преступники, кои по особенной тяжести их злодеяний не включены в разряды и стоят вне сравнения, предаются решению Верховного Уголовного Суда и тому окончательному постановлению, какое о них в сем Суде состоится.
На случай сомненья о виде казни, какая сим преступникам Судом определена быть может, Государь Император повелел мне соизволил предварить Вашу Светлость, что Его Величество никак не соизволяет не токмо на четвертование, яко казнь мучительную, но и на расстреляниe, как казнь одним воинским преступлениям свойственную, ни даже на простое отсечение головы и словом ни на какую смертную казнь с пролитием крови сопряженную.
С истинным почтением и преданностью имею честь быть Вашей Светлости покорнейший слуга барон И. Дибич".
П. Щеголев
СОФИЯ ГИНЗБУРГ КАРАУЛОВ
{186}
По окончательной конфирмации приговора – пять человек (Пестель, Рылеев, Каховский, Бестужев Сер. Муравьев-Апостол) были приговорены к повешению; 25 чел. (князь Трубецкой, кн. Оболенский братья Борисовы, Юшневский, Пущин и др.) – к пожизненной каторге; Якушкин, Ник. Муравьев, кн. Волконский, братья Бестужевы, Кюхельбекер, Лунин и др. – к 20 г. каторги, а остальные были приговорены к каторге на различные сроки, к ссылке на поселение и т. д.
(ldn-knigi, см. на нашей стр., напр. – Кн. Сергей Волконский "О декабристах")
1879. Дело Флориана Богдановича в Киеве.
Богданович осужден на 4 года каторжных работ
–,,– Дело Сирошевского (впоследствии ставшего известным писателем) и Лянды в Варшаве.
Оба осуждены на поселение и сосланы в восточную Сибирь.
1906. Выборгское совещание членов первой Государственной Думы.
Члены первой Государственной Думы, распущенные на основании манифеста 9 июля, уехали из Петербурга в Выборг, где устроили совещание. Результатом этого совещания было так называемое "Выборгское воззвание", подписанное 180 членами Думы. В нем члены Государственной Думы объясняли народу свою деятельность в Думе и указывали, что правительство без согласия народных представителей не имеет права ни собирать налоги, ни призывать народ на военную службу, ни заключать займы. В виду этого члены Государственной Думы указывали на незаконность государственных займов, которые, может быть, в будущем до созыва новой Думы заключит правительство, и обращались к народу с призывом не давать ни одной копейки в казну, ни одного солдата в армию.
Это Выборгское воззвание сильно распространялось в народе и послужило поводом для привлечения депутатов к суду по обвинению в тяжком государственном преступлении, караемом ссылкою на поселение. Многие из этих депутатов были в скором времени арестованы и рассажены по тюрьмам. Такова была судьба депутатов, которых за 21/2 месяца до этого (27 апреля 1906 года) государь Император приветствовал, как лучших людей.
В. Водовозов
{187}
11.
1905. Забастовка на оружейном и патронном заводе в Туле.
1906. Закрытие политических клубов, профессиональных союзов и прогрессивных газет в СПБ.
12.
1826. Объявление приговора декабристам.
1881. Погром в Борисполе
12 июля приехавшими исправником и жандармским офицером созван был волостной сход, чтобы увещевать крестьян быть спокойными.
Это увещевание послужило блестящим агитационным материалом, и непосредственно со схода начался страшный еврейский погром. Большая толпа, состоявшая из участников бывшего схода, бросилась к базару и начала разгром. Через несколько часов {188} все, что могло быть сокрушено, представляло из себя груду обломков: в местечке не осталось ни одного не разгромленного дома.
Часов в 8 вечера в толпе, вооруженной серпами, ломами и дубинами, раздались крики: "Теперь пора жидов резать"! Находившиеся тут же казаки пробовали оттеснить наэлектризованную толпу, но она неистовствовала и не поддавалась. В казаков полетели камни, – тогда исправник отдал приказ стрелять. Дан был залп. Толпа разбежалась, оставив на месте 5 чел. убитыми. Погром был прекращен.
1886. Закон о найме сельских рабочих, по которому неисполнение договора стало рассматриваться; как уголовное преступление.
1889. Введен институт земских начальников в 6-ти губ. В Тифлисе ранен полицеймейстер Ковалев.
–,,– Трудовая группа и социал-демократическая фракция Государственной Думы выпустили манифест к русской армии и флоту и ко всему русскому крестьянству с призывом бороться за права народного представительства.
–,,– 5 либеральных членов Государственного Совета по выбору сложили с себя звание членов Государственного Совета вследствие роспуска Государственной Думы.
–,,– В Елисаветполе убит железнодорожный жандармский офиц. Литчер.
13.
1826. Повешены декабристы: П. Н. Пестель, К. Ф. Рылеев,
С. И. Муравьев-Апостол, М. И. Бестужев-Рюмин и П. А. Каховский.
Генерал-адъютант Голенишев-Кутузов, наблюдавший 13 июля 1826 г. за исполнением казни над декабристами, в тот же день подал Императору Николаю Павловичу следующее донесение: "Экзекуция кончилась с должною тишиною и порядком, как со стороны бывших в строю войск, так со стороны зрителей, которых было много. По неопытности наших палачей и неумению устраивать виселицы, при первом разе трое, а именно: Рылеев, Каховский и Муравьев, сорвались, но вскоре {189} опять были повешены и получили заслуженную смерть. О чем Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше доношу".
1877. Телесное наказание политического заключенного Боголюбова в петербургской тюрьме по приказу петербургского полицеймейстера
Ф. Трепова. Ответом на это издевательство явился выстрел В. Засулич 24 января 1878 г.
14.
1879. Дело Федорова (Гобста) и др. в военно-окружном суде в Киеве.
1896. Международный социалистический конгресс в Лондоне, на котором впервые участвовала делегация от русских рабочих.
1899. Стачка в Мариуполе и избиение рабочих солдатами.
1903. Начало всеобщей забастовки в Тифлисе.
15.
1904. По приговору Б. О. партии с. – р. убит в Петербурге около Варшавского вокзала мин. вн. дел В. К. Плеве.
Для описания события приводим появившееся уже не раз в периодической печати письмо Сазонова к товарищам.
"Отвечаю на вашу просьбу сообщить вам некоторые подробности о "деле 15 июля 1904 года". Едва ли могу дать вам что-либо нового, кроме того, что уже наверное публиковалось в печати, т. е. кроме обнаруженного следствием. Мой костюм железнодорожного служащего объясняется тем, что дело должно было произойти где-нибудь по близости вокзалов: в этом костюме я не обращал на себя внимания среди массы железнодорожников, проходивших там. Предполагают, что бомбу я нес совершенно открыто, под мышкой. По показанию одной бабы, моя бомба была завернута в газету и походила на колбасу или круг холста. При появлении на месте действия я по обстановке заметил, что встреча с Плеве неминуема: обстановка была обычная, плевенская – усиленный наряд полиции конной и пешей, начиная с Балтийского вокзала и по всему Измайловскому проспекту. На тротуаре цепь агентов в самой разнообразной форме; босяки и интеллигентно-одетые {190} господа, то стоящие в задумчивой позе людей, погруженных в заоблачные мечтания, то прогуливающееся ленивой барской походкой, но, на всех лицах Каинова печать, у всех алчные, загадочные, блуждающие, нахальные взоры. Жутко и весело идти под перекидным огнем таких взоров.
Мой защитник Карабчевский весьма метко выразился, что мне пришлось пробираться сквозь стену охраны, прибавляю – с риском в любой момент получить неосторожный толчок и взлететь преждевременно на воздух.
Известно, что я шел от Варшавского вокзала навстречу Плеве: карету министра я заметил очень далеко, шагов за 70 или дальше, об ее приближении я мог бы судить раньше по той ажитации, которая началась в этот момент среди полиции и агентов. Карета летела стрелой. Как раз посредине, между каретой и мной, на самом месте роковой встречи, остановилась конка. Мне пришлось убавить шагу, чтобы дать время конке уехать или карете приблизиться; это-то замедление шага, вероятно, и обратило на меня внимание некоторых свидетелей, утверждавших потом, что они "заметили" меня. Я очень хорошо ориентировался в окружающем: заметил, что на тротуаре нейтральной публики было не более обыкновенного, т. е. немного. Около тротуара изредка стояли извозчики, на месте встречи как раз их не было. На мое счастье, и конка тронулась, место очистилось. Да и пора было. Карета приближалась с быстротой стрелы. Уже я ясно рассмотрел лицо кучера, а сквозь стекла кареты его лицо. Он ехал, развалившись, откинувшись, по своей обычной манере, на спинку сиденья, как будто прячась.
Уже оставался интервал шагов в двадцать. Быстро, но не бегом, пошел я навстречу, наперерез карете с целью как можно ближе подойти к ней. Уже я подошел к ней почти вплотную, по крайней мере, мне так показалось. Я увидел, как Плеве быстро переменил положение, наклонился и прилип к стеклу. Мой взгляд встретился с его широко раскрытыми глазами. Медлить было нельзя. Наконец-то, мы встретились! Я был убежден в успехе и не знал, что происходит за спиной у меня: может быть, меня уже ловят, может быть, Плеве кричит или выскочил из кареты на противоположную сторону. Карета почти поравнялась со мной. Я плавно раскачал бомбу и бросил, целясь прямо, в стекло...
Что затем произошло, я не видел, не слышал – все исчезло из моего сознания. Но уже в следующий момент сознание {191} вернулось. Я лежал на мостовой. Первая мысль – это удивление, что я жив еще. Я встрепенулся, чтобы подняться, но не почувствовал тела: как будто, кроме мысли, у меня ничего не осталось. Мне страстно хотелось узнать о последствиях; кое-как приподнялся на локоть и огляделся. Сквозь туман я увидел валявшуюся красную шинель и еще что-то, но ни кареты, ни лошадей. По показаниям свидетелей, я крикнул: "Да здравствует свобода!" Не зная, насколько тяжело я ранен, я почувствовал желание не даваться живым, но бессильным врагу. "Буду бредить,-подумалось мне:-лучше харакири по образцу японца, чем гнусные руки жандармов".
Я пытался достать из кармана тужурки приготовленный для отпора револьвер, но руки не повиновались мне. А между тем на мой крик подбежал агент-велосипедист, всегда сопровождавши карету Плеве, он упал на меня и придавил меня телом... и началась обычная в таких случаях сцена. Гартман (велосипедист) первый начал меня бить. На суде он сам живописно изобразил, как он меня бил: "Сначала я ударил по правой щеке", докладывал он и в то же время жестом пока зал процедуру заушения: "а затем ударил по левой щеке". На крик Гартмана; "Вот вам преступник! – подбежал какой-то полицейский чин и стал кричать:
"с. с., чуть и меня не убил".
Подбежали еще и другие и били меня – кто как хотел: кулаками, пинками, в лицо, в голову, в бока, топтали меня. Но я не чувствовал ни боли, ни обид, мне было все равно, – в блаженстве победы и спокойствии приближающейся смерти потонуло все. Было одно противно, когда стали плевать в лицо: какая-то красная, остервеневшая от животной злобы рожа склонилась надо мной и звучно, смачно харкнула мне в лицо. Кричали: "Где еще бомба"? Мне казалось излишним, если бы мой револьвер выстрелил при встрепке и кого-нибудь нечаянно ранил, и я сказать: "Отстаньте! Бомбы нет, возьми из кармана револьвер!"
Свидетели-агенты старались уверить, что я сопротивлялся, не хотел даваться в руки и отдать револьвер. Их счастье, что это было не так; я был чересчур слаб, чтобы думать о бегстве или сопротивлении. Велосипедист Гартман первоначально утверждал, что он хотел сделаться спасителем трона и отечества; будто он, катясь сзади кареты, еще издали заметил, как я выскочил из подъезда Варшавской гостиницы, и, сразу сообразив, в чем дело; направил свой велосипед прямо на меня, сбил меня с {192} ног и, таким образом, очутился на мне. Остроумно!