Текст книги "Женщинам о женщинах"

Автор книги: Владимир Лукашук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Меня несколько разозлило, что врач ответил встречным вопросом: «Он давно седой?»

Это поставило меня в тупик. Помедлив, ответила: «Мы относительно недавно живём вместе, но он говорил, что рано поседел».

Я решила не отставать, и перешла в контратаку: «А в чём дело?».

«Седеют от недостаточного мозгового кровообращения. И у него ещё астения, пограничное состояние психики. Не хорошо, – врач неопределённо покачал головой. – Не очень хорошо… Возможна лёгкая форма шизофрении».

Я отклонилась на стуле назад: «Доктор, я не замечала за ним никакой шизы. Вы шутите?».

Он пожевал толстые губы, смешно топорща густые усы: «Шутят в цирке. Я основываюсь на том, чему учили, плюс опыт. За ним нужно наблюдение. И уже тогда надо решать проблему по мере выявления. Супруг не стоит на учёте в диспансере?».

Я обиделась за любимого мужчину. Какой диспансер?! Что вообще несёт старый хрыч? Он даже не представляет, какое оскорбление наносит такому таланту, как Игнат! Вышла из кабинета недовольная. Всплыла ехидная улыбочка экс-жены моего супруга. Я даже не понимала: неужели такова женская месть?

Игнат, помнится, удивился: «Ты чем-то расстроена?»

Я отмахнулась, пытаясь быть непринуждённой: «Ничего особенного».

Согласись, влюблённость вкупе с молодостью делают своё дело – мы быстро забываем о тех «мелочах», которые часто не являются таковыми. Дюжина злых кошек внутри меня поскреблась, да угомонилась. Тем более, напоследок врач как бы успокоил: «Бывает, обходится без эксцессов. Вокруг полно тихих помешанных, о которых даже родные и близкие не догадываются».

Восхождение прошло благополучно. Мы, вдохновлённые, вернулись на базу. Вечер у костра с шашлыками и песнями принёс истинное наслаждение. Игнат, мой король с гитарой, был великолепен! Все с удовольствием ему подпевали. И долго ещё искры над костром взмывали в ночное небо, пока мы, наконец, не разбрелись по палаткам.

***

У Игната была двоюродная сестра Галина. Её вряд ли можно было считать красавицей. Хотя, признаюсь, был в ней определённый, едва уловимый, шарм: походка с покачиванием бёдер, изящный поворот шейки, бархатистое сопрано. Я слышала, это называют старинным словом «манкость». И эту самую манкость, как заметила, мужики тотчас ощущали, где бы ни появилась Галина.

Она училась в середине семидесятых в мединституте. И сумела извлечь из собственной учёбы двойную выгоду: и терапевтом стала, и замуж выскочила на последнем курсе за сирийца.

Советская система браки с иностранцами не поощряла. Но для арабов делали послабления: как-никак союзники в борьбе с империализмом и сионизмом, помощь дружеским народам Востока. В общем, женщины СССР были почти стратегическим оружием.

Галина, как сама хвасталась, уютно обустроилась аж в Дамаске. Ага, советская Шахерезада Степановна, сказка тысячи ночей! Она помогала супругу в частной клинике и успела ещё обзавестись смугленьким дитём. А через три года объявилась в августе на родине, но без ребёнка.

Галина прилетела в довольно скромном платье-миди. Мусульманские обычаи любую строптивицу приучают к смиренности. И жаль, что её супруг тоже остался в Сирии.

Уже дома Галина раскрыла объёмистые баулы, а там… Были там и подарки для родных, и тряпки с косметикой для ближних – за деньги, разумеется. Сама расфуфырилась так, что павлины нервно курили бы! «Прямо звезда Востока», – льстили бывшие однокурсницы.

Мне Галина подарила серебряное колье с сердечком посредине. Дома я залюбовалась им. Положила на ладошку, глядя у окна, как камень играет на свету искрами. Перевернула кулон обратной стороной и заметила небольшую трещину на сердечке. Иглой кольнуло опасение: «Не потому ли сделала почти царский подарок, что его нельзя выгодно продать?» Со стыдом одёрнула себя: «Не обижай родственницу напрасными подозрениями».

Сестра Игната остановилась у родной матери в посёлке Руднево. Мы в то время жили в совершенно противоположном месте – в Краснооктябрьском районе. Увиделись в первый день её приезда, после день-второй не встречались.

Помню, в ту субботу я тихо сидела с книжкой. У нас было так заведено, когда Игнат общался со своей музой, тренькая что-то на гитаре. Он требовал, чтобы вокруг царила полная тишина, несмотря на то, что жил у меня. Его прямо-таки выбивало из потока поэзии, как он выражался, гавканье собаки наверху или ремонт снизу. Мне приходилось выяснять отношения с соседями, пока мой милый творил в эмпиреях.

Тут позвонила Галина, сходу предложила: «Через четыре дня уезжаю. Давайте кутнём в ресторане? Не беспокойтесь, за мой счёт».

Кто же откажется в такой ситуации!.. Тем более, мы в то время очутились в финансовых тисках. Новый начальник уволил по надуманному предлогу Игната, и он никак не мог найти подходящую работу. Обстановка в семье сложилась напряжённая. Так почему бы не отдохнуть душой и телом?

Мы отправились отдыхать в ресторан «Острава». Он только открылся, и был самым модным в Волгограде. На первом этаже располагались раздевалка и бар, довольно скромный по габаритам. Но когда мы поднялись на второй этаж, я обомлела.

По центру – бассейн с фонтаном, где плескалась рыба. Сад из пальм, папоротников и всяких экзотических растений окружал по периметру столики. В глубине зала виднелась эстрада, где музыканты настраивались для весёлого вечера. И всё это великолепие накрывала стеклянная крыша. Любого обывателя ошарашит такое убранство после убогости снаружи. Да ещё халява по полной программе!

Мы болтали, пили и веселились до упаду. Галина заказала самые дорогие блюда и вина, и я поражалась её щедрости. Блаженство ударило нам в голову. Я была счастлива, как никогда, и любила тех, кто был сейчас рядом, любила целый мир, который столь благосклонен ко мне. Мы то плясали, то выходили курить на просторный балкон.

Кавалер у нас был один на двоих, и танцевали с Игнатом поочерёдно. Я сидела, попивая вино, и с сарказмом слушала музыкантов. Как сейчас помню тот грустный хит: «Люди встречаются, люди влюбляются, женятся.// Мне ж не везёт с этим так, что просто беда…».

Мне было жаль несчастных, не знавших любви. Слава Богу, у меня всё наладилось.

Как раз конферансье вальяжно сообщил, что «в честь приезда таинственной и прекрасной дамы из Сирии объявляется белый танец!». Галина игриво глянула в мою сторону, и я ответила благосклонным кивком. Тогда она встала и кокетливо поклонилась моему мужу. Он тоже встал и церемонно поклонился ей.

Они пошли на площадку, и мне почудилось, что благоверный слишком крепко прижимает талию нашей подруги. В туманном хмелю осадила себя: «Не заводись! Подумаешь, чуть потискает для удовольствия. Игнат не позволяет себе лишнего – она всё-таки его сестра, пусть двоюродная».

Они вернулись разгорячённые. Мне показалось, что Галина уж слишком фривольно пялится на Игната. Хотя разве мы не позволяем себе иные вольности, списывая их на происки «зелёного змия»? Я не усмотрела в том особой трагедии.

К двенадцати ночи ресторан стал пустеть, официанты потихоньку прибирали столы. Мы тоже засобирались, изрядно пьяные.

«Что будем делать? – повернулся к Галине Игнат. – Электрички уже не ходят. Поедешь к нам?»

Галина капризно поджала губки и жеманно пропела: «Опять от меня сбежала последняя электричка…».

Игнат засмеялся: «Я предупредил папу, что можем к нему сегодня завернуть. Он глуховат и рано ложится спать, а ключи у меня есть».

Его отец жил тут же в центре, рукой подать. И мы отправились к нему, по пути пританцовывая.

***

Нас приняли радушно. Интеллигентный старик с мягким характером после смерти жены жил одиноко. Он постелил нам в спальне. Галина легла на диван в проходной комнате с балконом.

Я провалились в густую тьму в момент. Но до сих пор изумляюсь, как запомнилось сновидение.

Мы с Игнатом плывём на лодке по обширному пруду. Солнечно, тепло, на берегу в кустах щебечут птицы. Муж гребёт вёслами. Правда, лицо отчего-то недовольно, однако я – не странно ли? – не обращаю на то внимание. Любуюсь природой вокруг. Поднимаю раскрытую ладонь, в которой сердечко из кулона, но без обрамления. Вижу трещинку на украшении, но она не расстраивает – кругом такое великолепие! Сердечко сияет в лучах заходящего солнца.

Непонятно, кто машет с берега, и в ту же секунду что-то незримое толкнуло лодку. Из моей руки украшение падает прямо в воду, и я вскрикиваю, Игнат почти сразу прыгает в пруд. Я с надеждой вглядываюсь в волны. Муж погружается в глубину, пытаясь поймать сердечко, но ничего не получается: милый кулончик исчезает в пучине. С ним скрывается во тьме Игнат.

Когда открыла веки, жуткая картина по-прежнему стояла передо мной. Моё настоящее сердце колотилось неимоверно. Прислушалась к дыханию мужа, лежащего ко мне спиной, почти сразу уловила, что не спит. Подумала: «Ему нельзя лежать на левом боку, сдавливает же сердце. Попрошу его перевернуться на спину». Сама осторожно провела по лбу в холодном поту, и съёрничала в свой адрес: «Надо меньше пить».

Игнат нервозно заворочался. Полежал ещё минут пять. И вдруг… С диким рёвом вскочил и побежал в комнату с балконом.

Я оцепенела, так как совершенно не ожидала такой выходки от мужа. Что с ним? Мигом в уме всплыла история с горским евреем. Стало не по себе от мысли, что муж помешался. Как он поведёт себя? Смогу ли сопротивляться безумцу?

Всё затихло. И хозяин квартиры не проснулся по тугоухости. Не знаю почему, но мне тогда показалось, что было тихо также в комнате Галины. Казалось, истекло не более пяти минут, хотя теперь ясно, должно было пройти времени точно побольше.

Я прислушивалась, не зная, что предпринять. Наконец, поднялась, и прошла в комнату Галины. Её не было. Пошла на балкон и… Увидела обоих, сидевших рядом в плетённых креслах. Игнат был прикрыт лёгким одеялом. На Галине не было ничего, кроме лифчика. Я опешила: «Она что там проветривает?» Глупо спросила: «Вы почему тут сидите?»

Они молчали. Даю честное слово, мысли не было заподозрить их в чём-то плохом. Какая же я наивная дура! Ведь это противоестественно: видеть в любимых людях подлость. Я лишь сказала: «Смотрите, как бы отец не застал такую картину». Добавила мужу: «Иди спать». И он поплёлся в кровать совершенно безвольно.

Я легла следом, но уже не спалось. Нутром ощущала, что происходит нечто жуткое, хотя не понимала, в чём дело. Истекло всего десять минут, как Игнат вновь заревел и, откинув одеяло, помчался в комнату Галины. Меня парализовал ужас. Подними кто-нибудь надо мной топор, я даже не сдвинулась бы. И услышала стенания и вздохи – звуки, которые ни с чем не спутаешь. Преодолевая сковывающую слабость в теле, поднялась и направилась в соседнюю комнату. Увиденное уже не удивило.

Они лежали рядом под простынёй с закрытыми глазами. Ага, притворялись, как дети, спящими: раз никого не вижу, и меня не видят.

Услышала мой голос со стороны: «Что же теперь будем делать?». Я будто умерла. Они открыли глаза, но молчали. Чувствовали ли они стыд? Не знаю.

Заметила недопитую бутылку водки на столе, прихваченную из ресторана. Взяла с полки фужер, налила его доверху и опрокинула в себя. Жидкость обожгла горло и немного привела в чувство.

«Как теперь будем жить? – с вызовом повторила я. – Как в гареме? Мне лично это не нравится».

Они будто набрали в рот воды! Я развернулась и пошла в ванную комнату. Села на край ванны, слёзы беззвучно полились по моим щекам. Я ненавидела весь мир, который приносит не только радость, но и режущую боль.

Не помню, сколько там просидела. Затем вышла. Посмотрела за окно, где золотистые блики рассвета уже играли в стёклах домов. Увы, они не радовали нежной красотой. Обратила внимание на наступившую тишину: перевела взгляд на старинные часы, и обмерла – они остановились! С ними словно остановилось моё сердце. Да, ничего не бывает даром! Я будто упала с десятого неба в пропасть…

***

Моя собеседница рассказывала, не останавливаясь. Я молчала, так как чувствовала, ей надо выговориться. Если человек тебе открывается, не перебивай его. Стук колёс по-прежнему иногда врывался в нашу беседу: тада-тадах, тада-тадах, тада-тадах…

Надо было посочувствовать Ольге, и я покачала головой:

– Ну история…

Она грустно закивала:

– Врагу не пожелаешь. Я лежала одна в кровати, а они шептались в соседней комнате. Потом слышу: одеваются, собираются. Проходя мимо, Игнат торопливо бросил, что проводит Галину на электричку.

Когда они закрыли за собой дверь, я вышла на балкон. Смотрела блудникам в спину и ненавидела обоих. А себя жалела. Не забуду пошлую улыбку, с которой Галина проходила мимо меня. Она уехала, а мне надо было жить с непрошеным грузом! Ресторан достался дорогой ценой.

После этого случая, разумеется, всё не могло оставаться по-прежнему. Однако у самой душа начала раздваиваться, как у шизофреника. Ежедневно изнуряла себя вопросом: как быть? Мне было больно быть вместе. И одновременно жалела Игната. Оправдывала его: он же болен!.. И опять брала злость от разочарования: «Пел о возвышенной любви, а самому лишь бы вынуть из широких штанин дубликат своего бесценного груза…». Так и металась в муках.

Проводив эту сучку, Игнат устроил невообразимую сцену. Орал, что не может без неё жить, что такого наслаждения он никогда не испытывал ни с кем. «Я точно что-то сделаю с собой – повешусь или зарежусь! Ты вообще в сравнении с ней, как ледяная баба, в сексе!» – кричал обидно Игнат. Его отец в шоке сидел на кухне. А я ощущала себя не за что побитой псиной. И понимала одно: никогда не прощу за унижение. Всё бы простила, даже измену. Но не эти слова.

Мы не заметили, как поезд начал замедлять ход. Подъезжали к очень крупной станции. Наконец, остановились, лязг металла прекратился. В длинном монологе Ольги возникла пауза. Мы обе начали вглядываться за стекло – что за вокзал? Слёзы природы текли безостановочно.

Я не знала, как себя вести. Хотя, честное говоря, мучило женское любопытство. Была абсолютно уверена, что это ещё не конец истории. Но продолжит ли Ольга?

И ещё – и-за некоторого чувства противоречия – не терпелось возразить собеседнице. Ведь не удивительно, что для неё самые сладостные моменты не имели такого важного значения, как для Игната. Не от того ли у него «переклинило»? Окружить любимого заботой, конечно, важно. Да если нет гармонии в интиме, как быть? Мы лично с мужем сходились по темпераменту, и наш секс больше походил на широкую, спокойную реку, чем на яростный поток с гор. Зато моя подруга призналась в минуту откровенности: муж замучил необузданной похотью, потому смотрела сквозь пальцы на его походы налево-направо. Мне тогда тоже хотелось сказать подруге, не виновата ли она в чём-то сама? Однако сдержалась, опасаясь за прочность отношений.

***

Вскоре поезд тронулся. Мы посмотрели друг другу в глаза, и я положила руки на её ладони, лежащие на столике. Она была со мной сейчас откровенна, словно на исповеди.

– Сочувствую, – сказала я. – После сразу развелись?

– О, нет, – покачала Ольга головой. – Это ещё не всё… С тех пор между нами возникла непреодолимая стена. И я бы ушла от него. Да прямо через неделю мы должны были ехать в Чехословакию на фестиваль советской песни, билеты уже были куплены. Мы же выступали дуэтом с Игнатом, нас показывали по телевизору. И вот поехали в группе ещё с несколькими артистами. Помнишь, в те годы отказаться просто так было нельзя, сразу прижмут к ногтю!

Мы побывали в Праге, Брно, той же злополучной Остраве. Поездка, вроде бы, удалась. На нас смотрели как на самую идеальную пару в группе. Однако, едва мы заходили в номер гостиницы, как разбегались по углам. Это было невыносимо! Я молилась, чтобы поскорее вернуться обратно и развестись.

Потом случилось то, что я не забуду ни при каких обстоятельствах, – проронила Ольга, глядя в чёрное окно. – После поездки мы всей компашкой решили отметить наш заграничный вояж. И где же ещё собраться, как не в нашей квартире – мы же идеальная пара! Всегда считались центром притяжения для остальных. Мне это было в тягость, но пошла навстречу друзьям, так как – моя проклятая обязательность! – боялась их огорчить. Успокаивала свою совесть: «Напоследок соберёмся, и… После снова вздохну свободно».

Тот день почему-то сразу не задался. Я лежала с утра в постели в размышлениях – и готовиться надо к вечеринке, и будущий развод портил настроение. Игнат поплёлся на кухню. оттуда истерический вопль! Вскочила, побежала за ним.

Гляжу, стоит муженёк в коридоре в одних трусах, перед ним на полу блестящий тараканище. Меня аж передёрнуло. А Игнат сипит: «Нехороший знак…». Зная его пристрастие к мистике, съязвила: «Ага, к тому же дохлый. Приполз к нам помереть».

Позже Игнат разлил кофе за столом и глухо процедил: «Сегодня не мой день». «Да ладно тебе, – пыталась его образумить. – Придаёшь значение всякой ерунде, внушаешь, потом и случается эта самая ерунда».

Он пошёл в магазин и умудрился подвернуть ногу. Заныл по приходу: «Явно не мой день». Я уже молчала, хотя сделала окончательный вывод: «Точно крышу сносит, быстрее надо разводиться». Мало ли что? Живёт с тобой тихо-мирно такой индивид, потом – бац, и также тихо зарежет ночью. Жалко его было, но себя жальче.

Часам к шести наши товарищи подтянулись, собралось человек семь. И среди них был Глеб. Интересный молодой мужчина с волнистыми волосами и бородкой, вид интеллигентный. Даже симпатию к нему питала. Но язык у него!.. Скажет не в бровь, аж в самый глаз!

Сидим мы, выпиваем, захорошело так, что скоро запоём. Я принесла жаркое, и гости принялись резать мясо. Кто-то вставил: «Свининка, хозяйка, вкусная, а вот ножик не режет, совсем затупился». Я отмахиваюсь: «Хозяин занят своей музой – некогда точить». Глеб возьми да брякни: «Надо найти более подходящего кандидата с острым ножом». Все заржали, оценив фрейдистскую шутку. Только Игнат перестал жевать, уставился глазищами на Глеба: «Ты на что намекаешь?». Мы его успокаиваем. Но Игнат не унимается, заорал по-дурному: «Я на тебе сейчас покажу, что нож не тупой!». Глеб уже пожалел, что из-за словесного пинг-понга сейчас резня начнётся. Оправдывается: «Да шутканул я, Игнат». В общем, шум, скандал. Вечеринка была испорчена, гости засобирались домой.

Позже мой муженёк начал приставать ко мне: «Давно заметил, он к тебе в хахали набивается. Или что-то уже было?..».

А меня будто сатана подначивает, захотелось подзудеть напоследок, доказать, что не амёба бесчувственная. «Разве не правда, что твой нож затупился? – спрашиваю. – Давно не вижу остроты». Не знаю, что завело, прямо пожарище в душе разгорелся! Думала: «Будь, что будет!».

Вижу, Игната задели за живое колкости, захотел доказать, что настоящий мужик. Повалил меня на кровать, стал срывать одежду. Испанские страсти отдыхают! Я, разумеется, как бы сопротивляюсь. Хотя, знаешь, во мне впервые настоящая амазонка вылезла.

Едва Игнат скинул одёжки, как вцепилась в него, рванула и повалила на спину, сама сверху села и поскакала, что есть мочи! Наплевала на все приличия и комплекс отличницы! Никогда не испытывала подобного наслаждения ни до, ни после. Лишь иногда притормаживала, чтобы нажать на точку в его корневище и предотвратить ранее извержение вулкана. Моё естество прорвало в бешенстве плотину запретов, ничего не соображала! И не понимаю, как получилось, что одновременно слились мой крик и его рык раненного зверя. Упала затем без сил набок.

«Ну ты даёшь… – прохрипел, помню, Игнат. – Не ожидал».

Я лежала рядом, удовлетворённая. И ликовала. Такова была моя мстя ему! Пусть пожалеет, что не раскрыл меня по-настоящему.

«У меня сердце сейчас, как птица, вырвется из клетушки», – с отдышкой сказал он и повернулся на левый бок. Это был последний афоризм, который я услышала от Игната.

***

– И что было потом? – вставила я, догадываясь о финале. Попутно вертелась мысль, которую остерегалась выразить вслух: «Сто̀ило ли это превращать в месть?».

– Что потом? – откликнулась эхом Ольга. – Я испытывала истинное упоение. Не помню, как заснула. Пробудилась неожиданно часа в четыре. Окно было распахнуто, и меня поразило, как в утренней тишине чётко слышен гомон птиц. Они приветствовали солнце, радуясь жизни! После что-то торкнуло меня. Повернулась к спящему, как всегда, спиной ко мне Игнату. Прикоснулось к его плечу, оно было холодное! Потянула Игната к себе. Он отвалился на спину, и я увидела… Он был мёртв! Рот Игната приоткрылся в беззвучном стоне, глаза закатились. От ужаса я потеряла голос. Не верила в происшедшее. Можешь это представить?

Я тоже, потрясенная, молчала. Подобных фортелей в судьбе никому не пожелаешь. У меня не было желания укорять попутчицу, и я философски произнесла:

– По молодости нафантазируешь идеал, ищешь его, сравнивая с принцем из сказки. Потом выйдешь замуж, оказывается, что рядом балбес. Начинаешь его перевоспитывать под себя. Мы же дуры со своим материнским инстинктом! А они, мужики, совсем другие, их до конца не отмоешь добела. Хотя понимаю: им лишь бы побольше осеменить. И разочаровываешься, мнится, что у других получше экземпляр, мечешься в семейных передрягах.

Ольга кивнула:

– Вот именно! Привыкнешь к нему, отдашь ему силы и время, а всё напрасно! Это мы прикипаем к мужчине душой и телом, а они, неблагодарные, не ценят. Не зря иногда хотелось воскликнуть: «За какие же грехи?!». Один так и заявил: «У меня семья, секс и любовь в разных сундуках. Любить могу вне семьи, а заниматься сексом с третьей». Я в ответ: «Разведись и женись на своей любви». Не-ет, видишь ли, семья – это святое! И он будет мучиться, раздваиваться, но не оставит жену. Именно так и случилось лет через пять с Глебом. Осталась на память от той любви лишь моя доченька. Потому решила больше никогда не выходить замуж. Вот и не верь, что все мужики кобели.

Она вопросительно глянула:

– Наверное, глупо выгляжу со своим откровением?

– Да почему же… – пожала я плечами. – Всем нам надо когда-нибудь облегчить душу от тяжкого груза.

Мне так хотелось ей сказать, что самое важное в жизни – это дни проведённое с любимым человеком, именно их ты будешь вспоминать. Но терзали сомнения: нужны ли ей нравоучения?

В дверь купе постучала проводница. Зайдя, предупредила меня:

– Через десять минут ваша остановка.

Я спохватилась:

– Вот это заслушалась! Нужно собираться.

Быстро начала приводить в себя в порядок, сложила в чемоданчик вещи. Посмотрела на Ольгу. В приглушённом свете купе, падавшем сверху, лицо женщины напоминало мрачную маску древнегреческого театра. Я искренне сочувствовала попутчице, не сумевшей найти своё счастье. Но остерегалась что-то сказать, ибо заметила: она уже недовольна, что исповедалась передо мной, и была рада, что я скоро исчезну из её жизни. Эффект вокзального знакомства испарился.

Тем не менее, попутчица улыбнулась через силу:

– Ну, всего хорошего.

Я тоже кивнула в ответ:

– Вам тоже. Ложитесь спать. До Волгограда ещё далеко.

Ольга остановила мою руку, когда я уже собралась открыть дверь:

– Знаешь, я уже не злюсь на Галину. Не она, так другая могла появиться на моём пути. И ещё неизвестно, как тогда бы развернулось – не стало ли ещё хуже?