Текст книги "Женщинам о женщинах"

Автор книги: Владимир Лукашук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Владимир Лукашук
Женщинам о женщинах

О женщинах всегда найдется сказать что-нибудь новое, пока хоть одна из них останется на земном шаре (Станислас Жан де Буффлер)

Знак судьбы

I. Сквозь забвенье лет

Они случайно встретились в коридоре областного суда. Она – слегка смуглая дама, в деловом костюме и чёрными волосами до плеч, сидела на деревянной скамейке в ожидании процесса. Он – высокий шатен плотного сложения в возрасте «за пятьдесят», проходил мимо по своим адвокатским делам.

Мужчина развернулся и замешкался, внимательно глядя на женщину. Но дама его не замечала, сосредоточившись на собственной задаче. Он, помедлив, спросил:

– Это… Ты? Извините, вы?

Так бывает: человек, заметив в толпе кого-то; ещё сам до конца не понимает, не ошибся ли он? Сквозь забвение десятков лет трудно понять – то ли видишь знакомые черты, то ли просто похожие…

Симпатичная – даже вопреки возрасту – брюнетка отвлеклась от документов в руках и, подняв голову, улыбнулась. Хотя тоже с некоторым сомнением – вроде, признавая за знакомца, но не могла сразу припомнить.

– Алёна?

Теперь женское лицо окончательно просветлело в столь притягательной когда-то для него улыбке:

– Анатолий?..

– Какими судьбами в Волгограде? Ведь ты же с Украины? Сильно сейчас занята? – забросал он её вопросами.

– Да вот через пятнадцать минут буду защищать клиента, – ответила она с некоторой растяжкой, ещё не отойдя мыслями от прочитанного. В её интонации слышались мягкие, тягучие звуки русскоязычного жителя Донбасса. – Так получилось, что живу теперь тут.

– О, как! Так ты моя коллега? Я вот тоже неисповедимыми судьбами очутился в этом городе. Давай встретимся? Скажем, где-то после обеда.

– Давай. Думаю, в двенадцать мой процесс уже закончится.

***

И вот они уже сидят в кафе в центре города и жадно всматриваются друг в друга, ищут милые в пору юности черты и манеру говорить, когда-то привычные жесты.

Алёна несколько смущённо улыбалась. Её беспокоило – несмотря даже на всё прошлое, – как воспринимает он её через много лет? Тот мужчина, с которым она была так – представлялось навечно! – близка.

Всё начиналось, как обычно: романтическая связь студентов Саратовского юридического института, чёрно-белые отношения из-за разницы в характерах после первых схлынувших чувств, козни завистливых подружек. Затем – распределение, когда выпускников направили в разные уголки Советского Союза: Алёну – на родину в Луганск, Анатолия – как баловня престижной семьи – в Москву. И, увы, погасла ярко вспыхнувшая страсть, как после жарких объятий и стонов, вдруг двое откидываются на постели прочь, утомлённые…

Хотя они обменялись адресами, но каждый так и не собрался написать другому. Алёна обиделась, что он не отозвался первым. Анатолия же закрутила карусель столицы с суетным метро и чётким графиком солидной синекуры, новыми встречами и внезапными делами, бесконечным «потом-потом».

Потом у каждого образовалась семья. Зато СССР, как общая семья, распался, и появилось два независимых гордеца – Украина и Россия. Которые, как часто бывает с бывшими супругами, старались досадить друг другу за, вроде бы, забытые обиды. И, в конце концов, стали ожесточёнными врагами.

Лишь скудные весточки иногда просачивались до бывших влюблённых о событиях в жизни каждого: кто и когда вступил в брак, у кого и кто родился, кто и чем занимается. Да, после оба развелись, однако с годами их корабли потеряли друг друга, уплыв за линию горизонта.

II. Судьба-судья

Алёна, попрактиковавшись два года в адвокатуре, ушла в судьи, хотя, вроде бы не предполагала делать этого. К той поре ей исполнилось двадцать пять – возрастной ценз, после которого могут назначить на подобную должность. Именно тогда на личном примере убедилась: детство часто определяет судьбу.

Получилось, что после восьмого класса её тётю чуть не осудили по навету. И девочка несколько недель ходила на тяжкий процесс, с замиранием сердца ожидая: неужели незаконно осудят родственницу? Всё обошлось. Тогда Алёна впервые подумала: «Я тоже хочу восстанавливать справедливость».

Первый процесс ей запомнился особенно. Он был связан с двойным убийством одним молодым негодяем. Тот сначала запросто убил ножом охранника на автостоянке, чтобы забрать с подельником чужую машину. Внезапно объявился владелец машины, зарезали и его.

Она никак не могла понять: как можно так легко лишить человека жизни? Сорокалетний охранник только вышел первый день на работу, у автовладельца осталась пара малолетних дочек. Имеешь ли ты право распоряжаться чужой судьбой? Ведь если ты поставил на чёрное деяние печать со словом «да», то должен осознавать, что некто другой может также распорядится твоей судьбой. И этому «некто» государство поручит решать, что с тобой делать.

Хотя Алёна – в отличии от своих «подопечных» – не раз сомневалась в важном выборе: «Имею ли я право судить? Лишать свободы и даже жизни людей?» Ибо не зря же сказано: «Да не судите других, и не будете судимы»? Но как же тогда быть? Кто восстановит попранную справедливость? Ведь высшее правосудие где-то высоко в голубой дымке. Всё-таки получалось, что кто-то и здесь, на земле, должен осуществлять законную месть. Иначе никак. Иначе преступники будут нагло ухмыляться, не озираясь вокруг в поисках меча правосудия.

Впрочем, разбираясь в перипетиях людских трагедий, Алёна часто убеждалась: в душах многих преступников таится-таки чувство справедливости, на собственных весах совести они достаточно легко определяют, насколько тяжела их вина. Законоотступник может, конечно, бравировать собственной удалью, но ведь в душе свербит: что-то делаешь не так… Правда, у отъявленных бандитов и убийц она даже не допытывалась (как это бывало с иными подсудимыми), какова цена их преступлениям: они до конца будут защищать своё нутро, убегая от прямого ответа, страшась возмездия. И тогда уже она перестала сомневаться.

«Вот только откуда же берётся «чувство справедливости»? – удивлялась сама Алёна. – Кто, так сказать, «виноват» в его рождении в душе: совесть, особый узор генов, баланс энергий по восточным практикам или послание свыше?» Не находила она ответа ни у профессоров в институте, ни в мудрых книгах.

***

Так минуло около тридцати лет. Позади огромный кусок пути. Рутинного пути, который, представлялось, доводит неизбежно до определённой черты. Хотя приятная стабильность бытия позволяет нам затушевать страх перед будущем. И у многих ли возникает желание свернуть с ровного шоссе на неизвестность бездорожья?

К той поре бывшие супруги-страны решили, что надо пересмотреть делёжку имущества. Один из них посчитал, что некая часть общего приданного всё-таки принадлежит ему и забрал себе, а ещё одна часть нажита ими совместно, и теперь требует раздела. Второй супруг посчитал, что коли это досталось ему в ходе совместной жизни, то уж возвращать – верх глупости! Бракоразводный раздел, как известно, редко приводит к добрым отношениям; начинается свара, которую в жизни зовут войной…

И пришла летом четырнадцатого года незваная гостья в Луганск, где жила Алёна. Вроде бы законное правительство с помощью не менее вроде бы законных защитников «неньки» принялось нещадно вразумлять с помощью бомб и снарядов граждан Донбасса – мол, плохо сохраняете вверенное государственное имущество! Среди тех граждан, конечно, были враги, которые не питали иллюзий насчёт доброты любимого правительства, но зачем же было глупо ставить всех на одну доску? Жестокие артобстрелы лишь увеличивали количество жаждущих поквитаться за гибель родных и разрушенные жилища. Ведь справедливость – вещь в себе: она требует, чтобы её услышали, она будет лезть из всех щелей, как ни пытайся её законопатить.

Наступили тяжкие времена и для Алёны. Добротно построенный коттедж в пригороде был разрушен прямым попаданием снаряда. Глядя на зарево пожарищ на Луганском, женщина никак не могла поверить: «Неужели вот сейчас родной город, где я родилась и прожила всю жизнь, горит на моих глазах? Неужели вот сейчас гибнут мои земляки? Этого не может быть!..» Увы, не где-то по телевизору за тридевять земель люди в безумии убивали друг друга, а прямо перед её взором. И ничего нельзя было исправить.

Луганск беспощадно поливали и поливали огнём те, кто вроде бы, обязан быть его защитником. И куда бежать отсюда вместе с юной дочерью? При них остались лишь немногие личные вещи да документы, спасённые из пожара. И ещё – одна весьма дорогая зелёная бумажка с апатичной физией Бенджамина Франклина, которую с удовольствием принимают в любой стране, даже если за неё совершилось убийство.

Алёна до последнего надеялась однажды вернуться домой. Ибо война – преступление в чистом виде, и должна же справедливость восторжествовать на её родине? Она не верила, что покидает Донбасс навсегда.

III. Когда тебя не ждут

Очутилась женщина в Волгограде случайно – только потому, что он ближе всех к Донбассу. Ещё там был один знакомый юрист. Именно он помог поначалу с временным жильём.

Однако, позже, по прошествии трёх лет, Алёна уже перестала считать поспешный приезд сюда случайным. Она полюбила-таки красивый город с интересным сочетанием сталинского ампира и современных высоток, с белоснежной набережной, выходящей широким порогом к Волге, метроподобным трамваем, которого нет больше нигде.

Хотя поначалу любви с первого взгляда к Волгограду не получилось. По приезде с дочкой-школьницей, Алёна была в отчаянье: куда податься? Ни постоянного жилья, ни работы. Всемогущая зелёная бумажка быстро расползлась в повседневных тратах.

Более того, женщина обнаружила с полуудивлением-полуужасом, как в душе скапливается едкая ненависть ко всему и всем вокруг, ибо помощи ждать было неоткуда. Ей живо отказывали в работе, едва завидев паспорт враждебного государства.

Алёна попыталась устроиться в супермаркет кассиром.

– Насколько я знаю, это незаконно, – отрезала толстая кадровичка, опустив глаза в очках.

То же самое ей отвечали в остальных местах. Она бросилась в ближайший ЖЭК:

– Возьмите меня дворником!

Но там также отрицательно покачали головой.

Так истекло три месяца. И ничто не менялось в лучшую сторону.

От безвыходности женщина была готова наложить на себя руки. Лишь мысли о дочери пресекали совершить греховное. Получалось, отныне она не нужна ни России, ни Украине.

***

Выйдя во двор дома, где Алёна снимала квартиру на последние деньги, увидела на перекрёстке маленький магазин. Ведомая неким чувством, вошла. Хозяином продуктового магазинчика был пожилой армянин. Он что-то увидел в глазах несчастной женщины, и от жалости согласился взять в уборщицы.

– Только, дорогая, принеси завтра паспорт и трудовую книжку, – сказал он кратко.

Случайно ли, что первым армянин взял не её паспорт, а трудовую книжку? Его брови удивлённо поползли вверх от записи там. Затем уже глянул паспорт. Помялся, помолчал с минуту. Затем промолвил:

– Ладно, пока работайте.

И бывшая судья с невероятной радостью стала наводить порядок и чистоту на вверенной территории. Кажется, она никогда не работала с такой бешеной самоотдачей! Благо, что чистоту и порядок она любила.

И всё, вроде бы, стало понемногу налаживаться. Кусок в доме есть – так что пока надо?

Она бежала ноябрьским утром в магазинчик, как вдруг поскользнулась на мёрзлой земле и упала на выставленную правую ладонь. Боль молнией пронзила руку! Женщина схватилась левой рукой чуть выше запястья: «О, Боже! Я его сломала!».

Хорошее настроение разом исчезло, слёзы хлынули из глаз. Разумеется, от полученной совсем недавно работы пришлось отказаться. Вернувшись из травмпункта, Алёна остаток дня просидела в депрессии. Несчастной почудилось, что звезда её надежды уже закатилась.

IV. На чашах весов

– Как же ты попала в адвокатуру? – в недоумении Анатолий откинулся на спинку стула. – Чтобы к нам попасть, надо отстегнуть хорошенькую сумму!

Алёна с печальной улыбкой поглядела на него:

– Я никому не платила.

– Не может быть! Даже если ты попробуешь сдать экзамен на профпригодность, тебя завалят на вопросах.

– Да, нужно знать ответы на целых шестьсот сорок вопросов. Это очень сложно. Но я спросила себя, поглядев в зеркало: «Неужели я так глупа, что не выучу эти проклятые вопросы? Разве не я была известной в родном городе судьёй?». У российского и украинского законодательства общие советские корни, лишь нумерация статей порой различается. И я выдержала экзамен.

– А гражданство?

– Адвокат может быть даже африканцем. Главное – знай законы страны, где живёшь и умей решать проблемы её граждан. Не хочу хвастать, но теперь у меня хватает клиентуры.

Как бы в подтверждение слов Алёны в её сумочке зазвонил мобильник. Она перебросилась несколькими фразами с невидимым собеседником об очередном важном деле.

Анатолий в задумчивости покачал головой:

– Как всё странно сложилось.

– Ничего странного. В тот злосчастный день я долго размышляла. Боль в запястье будто заставляла мысли плыть в определённом русле. В былые годы я увлекалась эзотерикой. Правда, читала такие книги больше из-за любопытства, чем с серьёзными намерениями. Но в тот момент, сидя за столом, я впервые подумала: «Возможно, судьба не зря посылает тебе испытание, и нет причины озлобляться? Ты помнишь, мир – зеркало, отражающий твоё отношение к нему». Однако, после того, как заживёт рука, что я буду делать дальше? Опять мыть полы? Я не сломала ногу или ребро, не ударилась головой. Не значит ли это, что судьба подала знак: моё предназначение – вернуться к прошлым занятиям? Ты слышал, наверное, что не исполнить свой долг на Земле – наихудший из грехов? Зато счастье – занятие по душе. Что ты выберешь, если на одной чаше весов счастье, на второй – возможный грех? Моя жизнь, как и твоя, не повторится никогда. И мне всегда нравилось заниматься юридической практикой. После Нового года, когда я сдавала экзамен на адвоката, рука ещё не зажила, но я была твёрдо уверена, что мой выбор окончателен.

– Ты всё придумала! – воскликнул Анатолий нетерпеливо. – С таким же успехом можно заметить знаки судьбы всюду! Разве не так?

– Действительно, видеть знаки во всём – чистая паранойя. Замечать то, что нужно лишь тебе, – совсем иное. Сначала мне даже показалось, что подсказка внутри самого человека. Но после я подумала, что это и есть та самая гармония, когда твой голос сливается воедино с голосом Вселенной. Это и есть та сила, которая заставляет тебя обращать внимание на то, как правильно поступить. И я верю, подсказка интуиции никогда не подводит.

– Что-то слишком жестокий знак послала тебе судьба!

– Разве хирург не делает больно, когда дёргает вывихнутое плечо, вправить его в сустав? Мне кажется, только с помощью подобных знаков можно вернуться на верную дорогу.

– М-м… – промычал Анатолий. – Не указывает ли такой дорожный знак направление в мою сторону? – он с игривой улыбкой попытался направить беседу в нужном ему направлении.

Алёна искренне засмеялась:

– Пока я не вижу никакой связи того знака с тобой. Будущее покажет.

Сердце с трещиной

– Всё начиналась так хорошо… – произнесла женщина печально. Она замолчала, глядя в окно под перестук колёс – там, в осеннем небе, сгущались тучи. Пунктирами и точками фонарей вдоль железной дороги жизнь выбивала свой бесконечный роман. И отблески огней, словно чьи-то судьбы, исчезали во мраке прошлого.

Я тоже молчала, видя, как её лицо отражает борьбу чувств. Но была не в праве что-то говорить, если человек не желает продолжить сам. Равномерный звук колёс умиротворённо совпадал с ритмом наших сердец: тада-тадах, тада-тадах, тада-тадах…

Мы сидели в купе скорого поезда, который два часа назад отошёл с Павелецкого вокзала. Моей попутчицей была Ольга, дама в уже солидном возрасте. Модно одетая брюнетка в синем брючном костюме, с красивым маникюром и причёской «а-ля мальчик» выглядела ухоженно. Сразу угадывалось: деньжата у неё водятся. Так и оказалось – она работала товароведом, ездила в Москву по вопросу закупок продуктов для крупной фирмы.

Попутчица вела себя непринуждённо, как все обеспеченные люди:

– Зовите меня просто Ольгой.

И тут же добавила:

– Хотя на работе я, разумеется, для всех Ольга Борисовна.

Каждая из нас занялась обычной суетой после отхода поезда от перрона: рассовывали вещи, переодевались в преддверии сна, выкладывали на стол снедь. Наконец, мы со всем разобрались и сели поужинать.

Ольга достала коньяк «Саят Нова»:

– Может быть, чуть пригубим?

Я заколебалась. На аферистку она не тянула, но мало ли что! Убедила лишь полная бутылка с запечатанной пробкой. Кивнула в знак согласия и достала любимую шоколадку «Алёнка».

Мы поели, чуть выпили и, как водится, потянуло на разговор. Ведь в дороге часто возникает проникновенная атмосфера, когда хочется излить всё накопившееся в душе. И не боишься поделиться тем, что не расскажешь в иной ситуации даже близкому человеку. Всё как бы в секрете, ибо наутро расстанетесь навсегда со случайным пассажиром.

Правда, меня смущало одна пикантная деталь в попутчице. Чуть расширенные глаза Ольги отражали некую печать страха. Я никогда ни с чем подобным не сталкивалась! Повторюсь, она вела себя совершенно непринуждённо. Но её взгляд и ещё едва заметные штришки на лице не имели той спокойной нормальности, к которой мы возвращаемся после любого взрыва чувств – радости, горя или восхищения. За этим, без сомнения, скрывалась тайна.

Мы поделились впечатлениями о столичной жизни, кто и что успел посетить, увидеть. Я кратко поведала, что была в гостях у сыновей, которые давно перебрались в Москву. Дети уже несколько лет как обустроились там, обзавелись семьями, имели работу. То есть вполне обходились без меня. Зато моё сердце это тяготило.

– Такова материнская доля, – вздохнула Ольга. – Ты хотя бы иногда можешь свидеться. А я выдала дочь за англичанина. Они познакомились через интернет. Теперь живут аж в Уэльсе! Собираюсь летом их посетить, как закончится напасть с ковидом.

Тут же, без перехода, поинтересовалась:

– Как на личном фронте?

У меня не было особого желания откровенничать, хотя и быть невежливой не хотелось. Постаралась быть краткой:

– Есть, как говорят, бой-френд. Живём уже шесть лет вместе.

– Нормальный мужик?

– Вроде, да. Если признаться, как на духу, сама не знаю. Скажем так: меня устраивает. Гирька со словом «нра» перевешивает гирьку со словами «не нра». Сошлись поздно, и реально понимаю – мой идеал давно мимо проскакал! Даже если не всё устраивает, что делать – жить бобылкой? Лишь бы человек был хороший. Притёрлись уже.

Я понимала, что собеседница сомневалась, сто̀ит ли мне открываться? Мы уже опорожнили полбутылки. Наступил момент, когда пассажиры либо ложатся спать, либо заговаривают о самом сокровенном. Стук колёс всё отдавался на перегонах: тада-тадах, тада-тадах, тада-тадах…

– Я уже давно одна, – губки попутчицы скривились месяцем вниз. – И даже сама не пойму – то ли нет подходящих кандидатов, то ли я просто уже не доверяю мужикам. Да и поздно, видно, искать.

– Ну, любовь-то была, как у всех? – прощупала я почву.

– Любовь? Из-за давности лет не уверена, была ли, – ответила Ольга. Она смотрела куда-то сквозь точку в моём лбу и далее уже за затылком. Меня аж слегка передёрнуло.

– Я считала главным в отношениях – желание опекать того мужчину, с которым сошлась, – продолжила попутчица. – Родилась с геном Матери Терезы – вечно всем помогать! С детства бегала за молоком и хлебом для дедушки-бабушки: «Они старенькие, им трудно выйти на улицу». И не могу иначе. Ты не против выслушать меня?

Я доброжелательно улыбнулась:

– Рассказывайте.

Мне уже расхотелось спать. История, услышанная мной, была действительно поразительна.

***

– Всё начиналась так хорошо… – произнесла Ольга. – Когда-то, ещё двадцатилетней девушкой, я развелась. И, по-моему, не зря пессимисты мрачно шутят, что регистрацию правильно называют словом «брак». Поверишь, супруг измучил бесконечными пьянками и сволочным характером. Тогда думала, что после двухлетнего кошмара никогда уже не выйду вновь замуж. – Она заговорила более цветисто. Воистину, коньяк творил чудеса, превратив её в великолепную собеседницу. Я заподозрила, что она из тех дам, которые любят ходить с возрастом по всяким музеям и культурным презентациям. – Но душу человеческую, как щепку, вечно кидает в бурном потоке от берега к берегу! Разве не стремишься, обжёгшись единожды в пламени, опять искать единственную душу, чтобы не чувствовать себя одинокой в холодном мире? И жизнь вновь играет красками, вновь вырастают ангельские крылья. Обретаешь маленький, но сокровенный смысл, радуешься, что не всё так плохо. Иначе какая ты женщина, если в твоей любви никто не нуждается? Вон учёные выяснили, что наше существование заключается в поиске удовольствия, доставляющего радость. А та радость – в нормальной семье, и ничего тут изменить нельзя.

Где-то через полтора года встретила того самого, неповторимого… И даже не верилось в собственное счастье. Эх, зачем вы, девушки, красивых любите?.. – Ольга вздохнула с грустной улыбкой, лицо озарилось приятными воспоминаниями, голос потеплел. – Он был настоящим воплощением лучших качеств, как представлялось. Познакомились на пляже, куда меня вывезли коллеги после депрессии. И тут, представь себе, фотомодель с глянцевой обложки! Высокий блондин тридцати лет с шевелюрой до плеч. Игнат закончил «Плешку» и вернулся в Волгоград, сразу попал Росхозторг, где работала я. Он был невероятно умён. Да если бы только это! Он писал безумно красивые стихи. Безумно красивые… Правда, в хитросплетениях его строк порой было трудно понять, что же конкретно хотел выразить. Почти как в песенке: непонятны, но занятны и умны его ассоциативные блины! Зато чёртов поэт умудрялся красивостью фраз завораживать любого слушателя. Девушки реально млели от его шарма, он гипнотизировал их словесами и эмоциями. И ещё Игнат великолепно играл на гитаре. Так скажи, какая почитательница таланта устоит перед зовущими стонами романтичного инструмента? Но этот мачо выбрал именно меня. И я была не на седьмом, а на десятом небе от счастья! Наш роман начал стремительно развиваться.

Тут Ольга прервала сама себя:

– Нет. Всё познаётся в сравнении, давай сначала расскажу о прежнем муженьке. Упомянутые мной недостатки были ещё цветочками! Артём избрал себе профессию, которая у любого вызовет подозрительные мыслишки: сексопатолог. Объяснял, мол, старик Фрейд в любом случае прав: вся психика людская основана на либидо. И наедине признавался: «Хочу разобраться в себе». Когда я узнала, что Артём вырос в семье, где родители чуть ли не спали с бутылкой под подушкой, прониклась к нему жалостью. Хотя мой возлюбленный был старше на семь лет, я была уверена, что лучше него знаю жизнь. Ген Матери Терезы, видишь ли, не отпускал.

Зато Артём был по-своему счастлив, соединяя приятное с полезным: и деньги зарабатывал, и собственное «эго» изучал. Так живописал еще на ранних встречах всякие перверсии, что я сомневалась: разумный ли Homo Sapiens? Будучи наивной отличницей в школе, я забавлялась «историями из практики» мужа и одновременно поражалась порочности себе подобных. Но не придавала особого значение профессии любимого. Пока не стала его женой. Досужие языки быстренько довели до моего сведения, что Артём умудрялся в работе соединять даже не две, а три составляющие – помимо прямых обязанностей занимался шашнями с медсёстрами. Так сказать, подкреплял теорию личной практикой. Как бы ты себя повела, если вечером благоверный делился с тобой:

– Представляешь, сегодня на приёме была симпатичная казашка, страдающая нимфоманией. Тяжёлый случай для излечения. Да-а…

И хитровато улыбался. Разве воображение не породит сцену: «Ну, что, уважаемая, будем лечиться по полной программе? Снимайте-ка кофточку. И юбочку заодно…». А запах алкоголя от него стал исходить всё чаще и чаще. Так что развод замаячил на горизонте уже к концу второго года семейной жизни.

Ольга чуть примолкла. Она ещё взвешивала, можно ли мне доверять? Мы поглядели в тёмное окно, на котором осень начала оставлять первые дождинки слёз. Собеседница опять скривила густо накрашенные губы:

– Самое удручающее, в интиме я не знала, что такое истинное наслаждение. У меня напрашивалось сравнение Артёма с сапожником без сапог. Как же он развлекается в клинике? И обескураживало: «Неужели это нормально? Наверное, что-то не так делаю, коли супружеский долг больше похож на долг по службе». Из прочитанных книжек выходило, что женщины выходят замуж либо по выгоде, либо по любви, как я, например. Но никак не из-за секса; он где-то на пятом-десятом месте. И коли ваши тапки стоят возле кровати рядом, значит, обоих всё устраивает. Впрочем, меня тоже устраивал минорный секс, если бы не выкрутасы Артёма по пьяни. Не было опыта по молодости! Однако, в конце концов, сделала вывод: у наших кораблей разные порты приписки.

***

Совсем по-иному было с Игнатом. В нашем коллективе придерживались отличной традиции – совместно отдыхать летом за Волгой. Намечали дату, заказывали домики, и уже утром в субботу водный трамвайчик швартовался к причалу с советским названием «Культбаза».

Нас знали, как добросовестных заказчиков, поэтому с домиками как для молодых семей, так и для всех едва влюблённых, не было проблем. Именно там я познакомилась с Игнатом.

Мне импонировало его внимание. Едва мы вошли в волжские волны и со смехом начали брызгаться, как догадалась, что Игнат старается быть поближе ко мне. В радужных брызгах отражалась искренняя радость, которую мы, в принципе, и не скрывали. После бесились на пляже, бегая друг за другом.

Не спорю, тешила доля тщеславия от того, что мне завидуют подружки. Человеку свойственно кичиться тем, что он выше прочих хотя бы чем-то. И, даже если он не лучше других, но близок к своему кумиру, это позволяет возгордиться, будто и сами таковы. Правда, суть этого я осознала намного позже, когда уже закончилась мои мучения.

Хотя не совсем правильно выразилась. Разве поэт или художник не находит также свою музу, вдохновляющую на новые творения? Здесь даже трудно понять, где первое, где второе. Ты, действительно, начинаешь гордиться, что уже ты кумир для творца, алмаз, который ювелир превращает в сияющий бриллиант. Здорово сказала?

Правда, эти отношения нелегко осмыслить в дни, когда вами овладевают страсть. В приятной кутерьме – волнительные встречи, жаркие чувства и грёзы о будущем. Теряешь остатки разума! И бросаешься в омут неизвестности, надеясь, что впереди – поэма любви.

По прошествии лет пытаешься строго разложить по полочкам ход событий, коришь себя за глупость собственного поведения. А тогда себя игриво подначивала: «Только ленивые женятся один раз». И, если у цветка нет своего садовника, во что он превращается? В серую бессмыслицу.

Не буду останавливаться на всех перипетиях отношений. Они слишком быстро переросли в более прочные узы. Естественно, мы с удовольствием закрепили наш союз в ЗАГСе уже через два месяца. Я даже научилась готовить пироги и другие вкусные блюда, что за мной не замечалось. И постоянно беспокоилась о здоровье Игната: у него было слабое сердце.

Я уже мечтала о следующем шаге. Ведь красота дана женщине не просто для любви. Разве цветок не источает аромат для того, чтобы шмель опылил его, а после развился долгожданный плод? Наверное, в этом логика жизни и состоит, иначе каков смысл в пустоцвете?

Так что благодарю судьбу, что в плену предыдущего брака не заимела ребёнка. Очень боялась: «Не придётся ли мыкаться с ним из-за проклятого пропойцы? Не обнаружится ли у крошки что-нибудь страшное «благодаря» порокам отца?» Любая женщина поймёт мои опасения. Хотя до поры надеялась, что муженёк опомнится, и заживём как в сказке – долго и счастливо. Нет, этого не случилось. Тогда позвонила прямо с работы Артёму: «Забирай вещи, которые считаешь своими, и выметайся из моей квартиры». Я не большая любительница делёжек имущества. Дождалась, когда сам перезвонит вечером и сообщит, что уже у сердобольной мамочки. И тогда вздохнула полной грудью: свободна! Ведь женщина должна быть счастливой для себя, и больше никому ничего не должна. Так ведь?

***

– Что же было дальше? – Ольга помотала головой, пытаясь освободиться от хмеля, не дававшего вспомнить прошлое. – Истекли год, два, но я никак не могла забеременеть. Меня это, впрочем, не сильно расстраивало, так как я ещё не закончила вуз. Однако потом это обстоятельство стало настораживать. Подругам я не желала изливать печали, родители с того света уже не могли ничего посоветовать. Отправилась за консультацией к тому, кто обязан помочь в силу профессии. Гинеколог вынес твёрдый вердикт: «У вас всё в порядке. Надо обследовать вторую половинку».

Игнат отнекивался. У него, видите ли, было слишком много дел по работе. И вообще он не сомневается в своих фертильных способностях. А я опасалась задать резонный вопрос: «Почему не было детей в первом браке?».

Однажды, поливая цветочки на балконе, я опять вернулась к болезненной теме. Неожиданно озарило: «Что если повидаться с экс-супругой Игната? Что зазорного?».

Сказано – сделано. Навела справки, узнала, где она работает. Позвонила в офис и предложила встретиться, как цивилизованным дамам. Она удивилась. Но согласилась.

Рандеву состоялось в кафе в обеденный перерыв. Она явилась чуть позже, когда я допивала капучино. Я недолго юлила, задав вопрос по существу. Она заявила с протокольной точностью: «У меня тоже всё в норме с репродуктивной системой. Что у вас не получается, разбирайтесь сами. Просто больше не хочу слышать об этом сумасшедшем поэте». На лице светилась издевательская улыбка.

Ехидный прищур и вот это «просто» убедило меня, что не всё так просто.

Она встала и ушла. А я сидела озадаченная. Мне предлагали вслепую ощупать предмет, определяя, что это такое. Я ещё не подозревала, насколько близка к разгадке.

***

Звоночек прозвенел, как часто бывает, неожиданно. На третий год совместного существования с Игнатом мы отправилась в Тиберду. Денёк акклиматизировались, полюбовались достопримечательностями вблизи. Изумительный воздух, от которого пьянеешь больше, чем от вина! Нам предстояло восхождение на невысокую вершину – поход для «чайников».

Утром нужно было пройти краткое обследование у медика. Чистая формальность. Хотя процедура и важна: при восхождении нехватка кислорода порой вызывает у человека непредсказуемую реакцию. В общей связке не разбежишься, как в городе, по сторонам. Каждый в горах зависит от товарища.

В очереди я шла следом за Игнатом. Принимал крепко сбитый врач, горский еврей. Он задавал поначалу обычные вопросы. После спросил: «Перед вами был мужчина с такой же фамилией. Он однофамилец или?..». «Или, – кивнула я. – Супруг. Это имеет значение?»