Текст книги "Начало (СИ)"

Автор книги: Владимир Лосев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Глава 12

-Мы уходим, -буркнул я и пошел к двери. —Нам тут делать нечего.

– А как же война? —ответил лобастик, идя за мной плавной, гибкой походкой, которой могут двигаться только хищные звери. –Я что, никого сегодня не порву и никому не откушу голову?

– Не будет войны, – ответил я. – Нам просто сегодня не за кого воевать. За моих сородичей мы точно воевать не будем, не стоит, благодарности все равно не будет, а вот проблем огребем выше крыши.

– А за кого будем? —спросил Ворк, выходя вслед за мной из зала. – В любой войне воюют всегда за кого-то. Разве не так?

– Мы будем воевать за себя, – ответил я. – На самом деле в каждой войне мы сражаемся за себя и своих близких, и в каждой войне всегда находятся те, кто хочет, чтобы мы воевали и умирали еще и за них. Причем, сначала они хотят, чтобы мы за них воевали, а потом, если начали побеждать, чтобы побольше умирали, потому что живые герои никому не нужны. Это мертвым героям слава, это для них создают гигантские мемориальные комплексы, о них пишут книги и песни, а живых не любит никто. Война –это хороший способ избавиться от тех, кто тебе не нравится – возможно самый лучший. И чаще всего хорошие правители с помощью войны избавляются от плохого народа, потому что обычно после нее остаются только смиренные и послушные подданные.

– Я ничего не понял, – буркнул лобастик. —Но моя мама сказала слушаться тебя. Поэтому я с тобой. Сейчас мы куда направляемся?

– Сначала к твоей маме, -ответил я. – Потом смотреть тот корабль древних, который она нашла.

– Я знаю, где находится этот звездолет, мне мама показывала, правда, это было давно,– сказал Ворк. –Я сам тебя туда отведу, а мама, если захочет, сама туда придет. На самом нижнем этаже находится причальный док, корабль в нем. Раньше там было много кораблей, теперь остался только один –тот, который притащили с разрушенной базы. Его не смогли открыть и использовать, наверное, поэтому он все еще там.

– Веди, – кивнул я. – Посмотрим, в каком он состоянии, сколько сможет взять людей, конечно, если он откроется. А после станем думать, что делать дальше. Может быть придется улететь на нем. Оставаться здесь нельзя.

– Я тебя не понимаю, – лобастик посмотрел на меня. –Ты, норм, твою станцию заняли ампы, ты должен их победить, что для тебя здесь непонятно? Зачем улетать? Ты струсил?

– Если бы все было так просто, – я вздохнул. – К сожалению, тут немного другая история. И я не норм, а человек, и это не моя космическая станция, меня сюда привезли насильно.

–Человек? –Ворк задумался. – Я не знаю таких. А… – Догадался он. – Это те, кого разделывали на мясо. Получается, ты один из них. Ты сначала хотел спасти их, а потом ушел. Непонятно. Они же твое племя. Почему ты их не стал спасать?

– А что тут непонятного? – хмуро проговорил я. – Если бы мы их спасли, то сейчас за нами плелось бы больше сотни человек, и они ныли бы, ныли, ныли… Сначала попросили бы еды, потом питья, затем им всем бы потребовался туалет, после этого они бы захотели чистую одежду, следом место для сна. На первых порах бы просили, и если бы им хоть что-то дали, начали бы требовать, угрожая предать, затем начали бы устраивать истерики, говорить, что с ампами им было лучше, что мы сделали плохо, забрав их с собой. Они бы забыли, что их убивали и стали бы говорить, что я их забрал из самого лучшего места во вселенной, где им было очень хорошо. Это люди. Поверь, они всегда так себя ведут. У нас даже есть поговорка, в которой говорится о том, что ни одно доброе дело не останется безнаказанным, у нас даже в главное религии бог, которого распяли на кресте за то, что он всем помогал, лечил, кормил, защищал. Предал его один из самых близких учеников, а потом повесился, когда понял, что сотворил. У нас это нормально.

– Ясно, – сказал лобастик. – Папа говорил, что нужно, чтобы рядом всегда были исключительно сильные, честные и верные друзья, только тогда можно победить.

–Вот-вот, – я шагал и думал о том, правильно ли поступил. С одной стороны, я, конечно, прав, но с другой стороны, почему так ноет сердце? Не зря же оно ноет, словно я сделал что-то неправильное, хоть логика говорит, что все правильно. Впрочем, такое часто бывает, когда сердце в разладе с головой. – Люди из моего мира избалованы жизнью, она у них была легкой и простой, они привыкли к тому, что кто-то всегда за них что-то делает. Кто-то кормит, кто-то воюет, кто-то убирает их нечистоты, и они научились только одного –требовать, чтобы всего у них было больше. Они не умеют и не хотят работать, они не собираются терпеть боль и невзгоды, но они замечательно умеют предавать и обманывать.

– Странный вы народ – человеки, – заметил Врок. – Как же вы выживаете на своей планете?

– Нам повезло в том, что моим предкам досталась в наследство чудесная планета, – ответил я. –На ней росли деревья, которые давали тень и кислород, вырастали полезные растения, которые можно было использовать в пищу, имелся чудесный воздух и прекрасная чистая вода. А потом людей стало много, и они все испортили. Теперь у нас нет ни деревьев, ни нормальной еды, ни воздуха, ни воды, ни нормальной жизни, зато полно вот таких приспособленцев. Их так много, что земля уже не выдерживает такое количество на себе, теперь ее постоянно трясет, и скоро они с себя сбросит землетрясениями и очередным потопом все это людское месиво.

– Ты интересно рассказываешь, – фыркнул лобастик. – Смешно. Но я ни разу не был ни на одной планете, поэтому многое мне непонятно. Но сейчас лучше скажи, с кем теперь мы будем воевать, если с ампами ты не хочешь сражаться?

– Нам опасны не ампы, а ивры, – ответил я. – Вот кто наш главный враг. А с ампами мы договоримся.

– Ивры? – Ворк задумался. – Я помню, как они приходили. Нормов тогда осталось не больше трех десятков, остальные ушли штурмовать базу, которую они нашли на одной из дальних планет. Из них потом никто не вернулся. Возможно, они нашли для себя слишком сильного противника, а может что-то случилось при перелете. Прошел, наверное, год с их ухода, когда прилетел рой. Мама спрятала нас в плохом месте, там был скверныйзапах, но она сказал, что там нас не найдут. И нас не нашли. Я был готов воевать с насекомыми, но мама сказала, это бесполезно. Мы можем убить сотню или две, но они все равно победят, потому что их много, и им неведом страх.

– Неведом страх? –удивился я. –Как это? Насколько мне известно все существа этом мире боятся чего-нибудь, а тот, кто не боится, тот быстро умирает. Страх, как боль, неприятен, но без него долго не проживешь. Те существа, у кого исчезает боль, долго не живут, они не замечают ран, не чувствуют, что у них что-то плохое происходит с внутренними органами, и в результате получают повреждения, которые несовместимы с жизнью. У нас были в истории свирепые воины -викинги, которые перед каждым боем ели мухоморы –это такие ядовитые грибы, после такой еды они ничего не боялись. Викинги многих победили, и одно время их боялись все в мире, но с каждым боем их становилось все меньше и меньше, и в какой-то момент они просто перестали воевать, и о них забыли. Насколько мне известно, страх, как и боль, выполняет роль предостережения. Страх, как умный советчик, расскажет и предупредит о приближающейся опасности.

– Когда начинается бой, насекомые становятся одним целым, и поэтому они не чувствуют боли и страха, – пояснил лобастик. –Именно поэтому их трудно победить, они не обращают внимания на то, что кто-то погиб, и даже если погибнет сотня или тысяча, ивры все равно будут сражаться. Так мне рассказывала мама.

– И что их никто не может победить? – спросил я. – Но такого не бывает. У всех существ во вселенной имеется слабое место, которое лишь нужно найти, так придумали боги.

–Насекомых побеждали много раз, – сказал Ворк. – Мама говорила, что главное в бою, это убить их матку, после этого они уже становятся не такими сильными и монолитными, и их вполне можно победить. Вот только вся беда в том, что до матки очень трудно добраться, она никогда не находится там, где опасно, она всегда в стороне, и к тому же ее защищают. Ивры готовы умереть, но не допустить врага к ней.

– Тогда понятно, – покивал я. –Как всегда нужно найти главного начальника, который все это устроил, а они обычно находятся под хорошей охраной, и поэтому считают, что бессмертны, а еще очень умны и сильны, и главная задача, показать этим гадам, что они тоже смертны и глупы, после этого любая война заканчивается.

– А ты смешной, древний, – фыркнул лобастик. – Ты понимаешь, что такое война и хорошая драка, но почему-то отказался воевать тогда, когда легко смог бы победить.

– Ты думаешь, что главное победить в любой войне? –спросил угрюмо я. – Поверь, ты ошибаешься, это не так, иногда лучше проиграть войну, чем ее выиграть.

– Почему? –удивился Ворк. –В любой войне главное, это всегда победа.

– Не все победы одинаковы хороши, – сказал я. –У нас жил когда-то давно один царь и очень хороший полководец, его звали Пирр, он всех побеждал, и сам был первым и лучшим воином в каждом своем бою. Он не прятался за спины солдат, и не раз бывало, что именно он, напав в нужном месте на врага, приносил победу. Но однажды, в бою против римлян, были у нас такие люди, которые завоевали едва ли не всю планету, он потерял почти все свое войско. Он победил, остатки войска римлян бежали, но это победа стала ужасной ошибкой, которая в итоге привела к его смерти и гибели всего царства.

– Почему? – удивился лобастик. – Он же победил, значит все сложилось хорошо.

– Ты ошибаешься так же, как и он, – грустно усмехнулся я. – В этом бою

Пирр потерял почти все свое хорошо обученное войско, с которым одержал множество побед, и этим не преминули воспользоваться соседи, и очень скоро остатки его войска были разгромлены, а он сам убит. Ну и как тебе нравится такая история?

–Плохая история, – фыркнул Ворк. – Это он чего-то не додумал. Получается, в какой-то момент следовало отступить, а не добивать своих лучших воинов.

– И проиграть битву? – фыркнул я. – Не забывай, что до этого Пирр считался непобедимым полководцем. Если бы соседи узнали, что он потерпел поражение, то тоже бы напали.

– По-твоему получается, чтобы он ни делал, все было неправильным? – лобастик остановился и посмотрел мне в глаза. – Но так не бывает!

– Бывает и еще как, – мы добрались до лифта. Ворк уставился на панель, и лифт понесся куда-то вниз. Мне было удобно в моем скафандре, он стал моей второй кожей. Мне бы такой в десятом классе, когда меня каждый день поджидали в школьном дворе местные гопники, а я уже тогда становился фарфоровым мальчиком. Я был слаб, и не мог драться, поскольку боялся за свои кости, поэтому им нравилось меня задирать и обирать. В таком костюмчике я бы им показал, что такое бить одного впятером. – Есть у нас такая игра – шахматы, раньше считалось, что это игра полководцев, так вот в ней иногда возникает такое положение, в котором любой твой ход ухудшает твое положение. В шахматах – это называется цугцванг. И ходить надо, но если пойдешь, то проиграешь. Вот и Пирр попал в такую же ситуацию, и не воевать с римлянами он не мог, хоть и знал, что войско у них немалое, поэтому потери будут огромными. И отступить было нельзя, потому что тогда они бы захватили его царство.

– А что надо было делать? –спросил лобастик. – Не воевать нельзя, воевать тоже нельзя, тогда как он должен был поступить?

– Не попадать в такую ситуацию, – грустно усмехнулся я. – Для того и нужен страх, чтобы понимать, что можешь оказаться в таком положении, из которого не выберешься. Страх заставляет думать, а это всегда полезно.

– Разве ты боишься? –спросил Врок. –Я не вижу в тебе страха.

– Боятся все, – ответил я. –Главное, это уметь услышать свой страх, разобраться в нем, а потом его преодолеть, пусть он колышется где-нибудь внизу, в пятках, и не мешает тебе действовать.

– Ты не боишься, – покачал, как человек, головой лобастик. – Я всегда вижу в других чужой страх, в тебе его нет сейчас, и не было, когда ты увидел нас. Ты не испугался мамы, а ее боятся все. Почему?

– Я мертвый, – грустно усмехнулся я. – А мертвые сраму не имут и ничего не боятся.

– Но ты живой, – возразил Врок. –Я же вижу. Я не понимаю тебя.

– Сейчас объясню, – лифт открылся, и мы вышли в огромный пустой зал, только в глубине его высилось что-то странное. Видно было плохо, я не мог разобрать, что там, мог только понять, что это что-то величественное и непонятное. Рядом находилось что-то поменьше, но дальше было совсем трудно разглядеть. Свет горел в зале не везде, видимо, это помещение не обслуживали с времен нормов, а значит никто не менял светильники. На полу лежала густая пыль, в которой четко отпечатывались наши ноги, но кроме наших следов мы обнаружили еще один странный и непонятный след. – Сейчас только сформулирую для себя.

– Ивр, – лобастик понюхал пыль. –Здесь прошло насекомое. Одно. Оно шло от своего корабля к лифту.

И его коричневая шерстка изменила цвет, превратилась в серебристую, зверь словно на глазах поседел.

– Испугался? –спросил я. – Тебе страшно?

– Да, – признался Врок. – Я видел, как ивры убивали нормов, и запомнил это. Я очень испугался, когда убили нашего отца, который прикрывал наш отход. Я видел это и знал, что стану следующим, потому что самок должны защищать самцы, ибо только самки могут создать новую жизнь, а значит,

род будет жить. Мне повезло, мама сумела нас спрятать, и я выжил, но мне потом часто снилась моя смерть от жвал насекомых. А они у них острые, они мим могут перекусывать даже хорошую сталь. Расскажи, почему ты ничего не боишься?

– Я болен такой болезнью, с которой долго не живут, – ответил я, шагая по следу Ивра. – Врачи сказали, когда мне исполнилось пятнадцать лет, что я не доживу и до двадцати пяти. Понимаешь, что это значит? Вряд ли… Тебе просто сказали, что ты мертв. Никогда не задумывался над тем, почему мы так веселы и уверены в себе? Так вот все дело в том, что мы не знаем, когда умрем. Мы думаем, что впереди вечность, поэтому уверены, что все успеем сделать, и никуда не спешим. А врачи этой иллюзии меня лишили и тем самым убили. Потому что если тебе известно, когда ты умрешь, ты ведешь себя так, словно уже умер. На самом деле не так важно, умрешь ты завтра или послезавтра, главное, что ты знаешь, скоро это случится. Ты не можешь иметь детей, тебе не надобна самка, тебе не нужен никто, ты ждешь только смерть. И когда ты принимаешь это, то становишься по-настоящему бесстрашным, потому что знаешь, будущего у тебя нет. У тебя есть только прошлое и настоящее. И тебе годится любая смерть, потому что впереди тебя ждет лишь мучительная боль и нескончаемый ужас умирания.

– Я понял, – улыбнулся острыми клыками лобастик. –Мне говорил отец, что самые смелые воины это те, которые считают, что они уже умерли. Теперь я понял, что он пытался мне объяснить. Но тогда мне непонятно, зачем ты говорил, что умному нужен страх.

– Я тоже боюсь, – признался я. – И страх во мне есть, но это не страх смерти. На самом деле я боюсь умереть глупо, смерть должна стать правильным завершением жизни.

– Отец мне и про это говорил, – уважительно произнес Ворк. – Он говорил, что воин должен умереть в бою, только тогда это правильная смерть.

Мне не понравился запах. Не знаю, как я его ощутил через скафандр, на нем же наверняка стоят всевозможные фильтры, но пахло в этом зале так, как будто рядом роились пчелы. Откуда я это знаю? Дело в том, что тетка моего друга держала пчел, и мы частенько приезжали к ней в гости. Это был еще тот экстремальный отдых, во дворы, в доме, в сарае – повсюду летали эти желто-полосатые, смертельно опасные создания. И тетка сразу нас предупредила, убьете хоть одну, весь рой ополчится, и тогда пчелы искусают вас до смерти. Но если вы их не будете трогать, то и они вас не тронут. Я помнил, как мы шли через двор к дому, и мне в щеку врезалась пчела, я замер, ожидая укуса, но эта гадина просто походила по моей щеке, как по бульвару, а потом оттолкнулась и улетела. Я ждал каждую секунду укуса, и этого же ждал мой друг и тетка, которая с насмешкой наблюдала за нами. Я даже не дышал эти долгие пару секунд. А когда я отмер, тетка приказала нам молчать, она какое-то время слушала гул, который издавал рой, а затем вдруг улыбнулась:

– Идите спокойно, рой принял вас. С этого момента вас не тронет ни одна пчела, если вы будете вести себя и дальше также разумно.

Так и было, тетка и в самом деле слышала и понимала рой. И нас больше не трогали пчелы, через день мы уже носились по двору, натыкались на пчел, они на нас, но никто не обращал на такую мелочь внимания. А еще тогда я запомнил запах, который исходил от роящихся пчел, он был сладким и в то же время каким-то горьковатым. Так вот сейчас на меня пахнуло чем-то подобным.

– Стой! –приказал я мысленно лобастику. – Рядом опасность. Насекомые.

– След всего один, -возразил Ворк. – Если бы здесь были другие ивры, то нашлись бы и другие следы.

– Они нашлись бы в том случае, если бы насекомые не умели летать, – произнес я, настороженно глядя вверх. Чем-то мне не нравился потолок, что-то там висело наверху, и походило это на огромное осиное гнездо. Я показал наверх. –Тебе не кажется это сооружение каким-то странным?

–Еще как кажется, – лобастик заворчал. – Я сейчас спрошу у мамы, что это такое.

Он замер на одной ноге, и я опять не услышал его общения с Морой. А потом он отмер, аккуратно поставил ногу на камень и тяжело вздохнул:

– Они нас отсюда не выпустят, потому что мы нашли их гнездо.

– Кто они? – спросил я, хоть уже и сам догадался. А чего тут думать? Раз наверху, значит, умеют летать, а если умеют летать и разумные, то понятное дело, это ивры. – Что еще мама сказала?

– Чтобы мы сражались, как настоящие воины и помогали друг другу, – ответил Ворк. –Тогда мы сможем выжить.

– Хороший совет, – сказал я, поднимая голову вверх и командуя сам себе.

– Странное сооружение взять под прицел. Заряжай, целься –пли!!!

Последнее слово я произнес эмоционально, может быть поэтому с плеч у меня слетели сразу две ветвистые молнии и ударили в это псевдо осиное гнедо, и оно рухнуло вниз. Одновременно сверху слетело облако ивров. Они не были такими большими, как тот безопасник, которого я высушил, используя мрак, они были чуть меньше, всего-то высотой метра два, но это не значит, что они были слабее. Да и было их всего-то около пяти десятков. Испугался ли я? Вот честно скажу –нет. Не потому что такой смелый, а потому что не понял сначала, что произошло, ну и еще потому что думал, что если я нахожусь в танке, то со мной ничего не произойдет.

–Огонь!!! –заорал я, поворачиваясь, и из моих плеч полетели молнии, а из грудных забили пулеметы, правда, стреляли они не пулями, а сгустками плазмы. Внутри появилось понимание о том, что остальное оружие заблокировано, потому что оно могло разрушить станцию.

– Прошу разрешение на ведение автоматического огня, – вдруг проснулся и заговорил искин. – Уровень опасности критический.

– Да, пожалуйста, – легко разрешил я. А чего? Я добрый! –Мне не жалко, стреляй.

И я встретил первого ивра, которого приземлился мне на голову, я его содрал с себя и буквально разорвал на части. Нет, мне точно нравится этот скафандр, ощущение как от второй кожи, а мощи хоть отбавляй. Я дерусь врукопашную, искин стреляет -красота. Точно танк. Я командир, а рядом стрелок из пулемета шпарит. Правда, шпарил искин недолго. Через минуту он бодро заявил:

– Недостаточность заряда, требуется перезарядка, грудные имплантаты отключены.

Ну не скотина ли? Вот, только что его похвалил, и на тебе пожалуйста, получай фашист гранату. Рядом завизжал Ворк. Страшно завизжал – так кричат умирающие собаки. Я оглянулся и увидел на месте моего лобастика кучу-малу из ивров, я бросился к нему на помощь – друзей надо спасать, хотя бы потому, что их мало, это врагов всегда до черта. Одновременно, повинуясь моему желанию, из локтевых пазух вдвинулись два штук-ножа, размером примерно с полметра, которыми я активно заработал. Но тут меня ударили по голове, раз, затем второй, а дальше я просто перестал видеть окружающее, мой шлем закрыл крыльями один из ивров, удобно усевшись мне на плечи. Умирать было нельзя, Врок визжал и визжал, из последних сил кусаясь и царапая, а я никак не мог откопать его из множества тел.

Скоро я понял, что мечусь в слепую, и, наверное, больше приношу вреда моему товарищу, чем пользы, снова заговорил искин:

–Оператор ослеплен, ищу возможность подключения к камерам станции. Камера найдена, провожу подключение.

И тут же я стал видеть как-то сверху и сбоку самого себя в виде боевого космического скафандра, а еще я видел кучу насекомых, облепивших меня. Нет, я ошибся, их было не пятьдесят, а может быть даже несколько сотен, уж слишком много их летало в воздухе и бежало по земле. Я понял, что меня оттаскивают от лобастика, а я, как идиот, просто машу перед собой руками, не видя противника.

Не самое хорошее зрение, смотреть на себя со стороны, но лучше, чем совсем ничего. Я снова заработал руками и ногами, возвращаясь к Вроку, я бил руками, ногами, на моих коленных суставах тоже появились ножи, это помогло убить троих ивров, повисших на ногах. Но увы, это оказалась моя последняя победа, дальше все стало меняться совсем не в лучшую сторону. Сначала что-то случилось с правой ногой, она начала подламываться так, что даже гироскопы не могли компенсировать эту хромоту, поэтому пару раз я падал на четвереньки, а потом с трудом вставал, поднимая повисших на моих плечах кучу насекомых. Потом что-то хрустнуло в левом плече, и моя левая рука не смогла бить в полную силу.

А скоро у меня вообще появилось ощущение, что мне устроили темную в раздевалке. Есть у нашего русского народа такое развлечение: набросить человеку на голову одеяло, чтобы он не видел того, кто на него напал, а потом повалить на землю бить всем скопом. В результате самого крутого парня можно разделать как бог черепаху, а он и знать не будет, кто это сделал. Такое частенько устраивают учителям физкультуры, давая понять, что они неправы, и молодым лейтенантам в армии, которые пытаются жесткими мерами восстановить дисциплину. Часто это единственный, но всегда действенный народный способ, дать понять начальству, что оно не право.

А еще я понял, что это такое, завалить трупами. Ну и что, что я крут, если ничего не могу сделать, на моих руках и ногах висит столько насекомых, что сервомоторы оглушительно воют, но при этом конечности едва двигаются. Кого я могу убить, если ничего не вижу. Я пытаюсь махать руками, да толку от этого? Тем более, что левая на ладан дышит, того и гляди откажет. А еще хуже, если окончательно охромеет правая нога, тогда я рухну и уже больше никогда не поднимусь. А что будет потом, итак ясно – вскроют ивры скафандр своими острыми жвалами, а меня сожрут. Впрочем,

Ворка сожрут еще раньше. И когда я понял, что это конец, и уже начал мысленно читать сам себе отходную молитву, неожиданно снова заговорил искин:

Перезарядка закончена, прошу разрешения открыть огонь.

– Стреляй, скотина, -заорал я. – Нас же убивают!

Из грудных имплантатов полетели кусочки плазмы, пробивая врага насквозь, секунд за двадцать место впереди меня место очистилось от насекомых, а потом мое оружие снова ушло на перезарядку. Ну и на хрен мне нужен такой танк? За несколько мгновений выпускаешь весь свой боезапас, а потом три минуты ждешь, пока он перезарядится, да за это время в бою половину личного состава поубивают. Хорошо, что вслед за грудными, подключились плечевые молниестрелы, они мне и сбросили с моей головы трех ивров, которые закрывали обзор, и я снова смог видеть.

Пользуясь тем, что насекомые на какое-то время оказались ошарашены моей стрельбой, я расшвырял ивров, задавивших лобастика, подхватил Ворка и похромал к лифту, отбиваясь молниями. Но молниестрелов хватило ненадолго, скоро и они прекратили свою стрельбу и ушли на перезарядку.

Я прибавил ходу и заскочил в лифт. Увы, прежде чем двери закрылись, внутрь залетело двое насекомых. Одного я проткнул локтевым штыком, а другому просто и незатейливо вдарил ногой в нижнюю часть, где крепились ноги. Хороший был бы удар, если бы после этого я не упал –гироскопы не смогли компенсировать такой жуткий перекос. Слава богу, что дверь лифта наконец закрылась. Правда, тут же послышался глухой удар, дверное полотно промялось – ивры никак не хотели упускать добычу. А потом они стали бить по двери, и мне стало ясно, что долго она не выдержит.

Я дополз до панели. И что нажимать? Куда ехать? Хорошо, что лобастик очнулся, он что-то простонал, лифт тронулся и начал подниматься на следующий этаж. А там, дверь открылась, и в лифт ворвалась Мора и маленькая самка.

Зверюга схватила Ворка за шкирку и вытащила из лифта, а маленькая самка набросилась на еще шевелящихся ивров и стала деловито откусывать им головы. Когда насекомые перестали подавать признаки жизни в лифт вошла Вика.

– Ты жив, Макс? –девушка наклонилась надо мной и стала вглядываться шлем. Понятное дело, видеть она могла только свое отражение. – Макс?!!!

–Да жив я жив, -пробурчал я. –Что мне сделается в танке?

– Дурак! –она заколотила мне по груди, отбивая себе кулачки. – Зачем вы полезли к ампам? Ты же знал, что они вас раздавят и уничтожат! Сразу же было понятно, что этим все закончится. И ушел тихо, пока я спала. Скотина ты! Я так переживала!!!

– К ампам?! – я попробовал встать, но у меня не получилось, правая нога совсем отказала. Нет, точно все беды от женщин! Вот лежит она на мне, не дает встать и все только потому, что она, видите ли, переживала. А если я сейчас под ней сдохну, что тогда?! Нет, ну, какой пьяный бог этих баб придумал? Трезвому бы такое в голову точно не пришло. Тут до меня дошло, что Вика не знает, что с ампами мы не сражались, поэтому началобъяснять. – Не трогали мы твоих ампов, я только два дроида сломал, и мы ушли. Так что все твои техники живы и здоровы, не получилось у нас с ними войны.

– Дурак!!! –она снова заколотила кулачками по броне. – Вас могли убить!

– Не надо раскрывать наши семейные тайны, – пробурчал я. Лежать мне былоне совсем удобно, но тут уж ничего не поделаешь, если у женщины началась истерика, терпи, иначе хуже будет. –Да я дурак, но не надо об этом рассказывать посторонним.

– Где тут посторонние? –девушка оглянулась и посмотрела на маленькую зверюгу. – Ты про Миру что ли? Так она тоже это знает.

– Мира? – пробормотал я. –Так вот как ее зовут. Запомню. А теперь, моя хорошая, слезь с меня, мне надо ползти в зал, где стоят скафандры.

– Ползти?! – Вика наконец-то сползла с меня. –У тебя поврежден позвоночник?!!

–Нет, он цел, просто ноги не ходят, – сказал я. – Я потом тебе все расскажу. Иди на выход, пожалуйста.

Мой скафандр завывал сервомоторами, а я ковылял на четвереньках по коридору, за мной шли Вика и Мира и обсуждали меня, причем мысленно. Интересно, когда моя подруга успела научится телепатии? Ведь, когда я уходил, она этого не умела.

Все самцы дураки – звучало рефреном каждую вторую фразу. А еще они рассказывали друг дружке, что без умных и прозорливых самок мы обречены на полное уничтожение, только они –самки, стоят между нами и смертью. И им, самкам, за это нужно давать ордена и много разных благ. Слушать это было невозможно, но я терпел и молчал. Когда мы добрались до зала, я доковылял до ремонтного робота и скомандовал искину:

– Выпусти меня.

–Оператору приготовиться к выходу из скафандра, – торжественно произнес искин, словно делая мне одолжение, и тут же, как в укор, продолжил.

–Провожу диагностику. Фиксирую многочисленные повреждения брони, разбиты суставы правой ноги и левой руки, поврежден грудной и плечевой оружейный модуль. Заклинен поворотный головной подшипник, в результате чего затруднен поворот головы. На лицевом щитке обнаружена органическая, ядовитая жидкость, вызвавшая изменение прозрачности. Обнаружено больше трех десятков внутренних повреждений. Передаю на ремонтный дроид полный список неисправностей для дальнейшего устранения.

Вот тебе и насекомые. Это они одними жвалами да коготками натворили. А если бы у них имелось бы еще и оружие, тогда нам с лобастиком точно пришел бы полный пипец. Серьезный противник, теперь я понимаю, почему ивров боятся все. А если учесть, что их много и само воспроизводство у них поставлено на поток, то точно ни у кого из разумных нет шансов на выживание. Этих тварей нужно мочить издалека и желательно ядерным оружием.

Пена ушла, сзади открылась стенка, и я вывалился на пол. Вика обняла меня и прижала к себе, а мне больше всего на свете хотелось в душ, потому что воняло от меня потом, как от старого козла. Я им насквозьпропитался, да и чувствовал себя, честно скажу, не очень хорошо. Точнее, мне было совсем хреново. А еще я понимал, что ивры нас не оставят в покое, потому что мы открыли место их расположения. И они придут. Рано или поздно, они явятся сюда, и тогда нам всем хана. Нет, ампы правы, я катализатор дерьма. В том месте, где я появляюсь, оно начинает лезть из всех щелей!