Текст книги "Черный призрак"

Автор книги: Владимир Лосев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Люди по домам сидят, телевизор смотрят… один я непонятно где.

ГЛАВА 2

Я достал путеводитель и стал набирать номер телефона, который там был записан. После долгих гудков, когда я уже решил, что никто не ответит, послышался недовольный мужской голос:

– Чего надо?

– Простите, это Кирилл? У меня записан ваш номер, мне его дали в Москве.

– Григорий Петров?

«Если железнодорожный билет купили на мое имя, то чему удивляться? – подумал я. – Обо мне, похоже, знает уже каждая собака в этой стране».

– Да, это я.

– Где сейчас находитесь?

– На площади рядом с автовокзалом.

– Никуда не уходите, я сейчас подъеду. Как вас узнать? Я огляделся по сторонам – по-прежнему никого. Один.

Понемногу темнеет. Солнце уже спряталось, зарево на горизонте еще осталось, но оно скоро погаснет, и наступит ночь – такая, как бывает в провинции: густая, наполненная далеким лаем собак и мычаньем коров. Даже звезды здесь другие, более теплые, что ли.

Ветер несет в себе незнакомые запахи, а точнее – давно забытые: воды, свежей листвы и зеленой травы. И почему-то этот покой не даст заснуть…

Я вздохнул.

Дома вокруг вокзала стояли двухэтажные, через сотню метров плавно переходили в одноэтажные избушки с деревянными обветшалыми заборами…

Городок – одно название, жителей от силы тысяч тридцать наберется, а может, и того меньше. Откашлялся, голос сиплый, наверно, пыли наглотался, пока на автобусе трясся:

– Узнать меня будет легко. Сижу на вокзальной площади один-одинешенек, как тополь на Плющихе.

– Ах… да, извините, забыл, время позднее. Сейчас буду. Вы меня тоже легко узнаете. Я езжу на черном «бумере». Песню слышали?

– Приходилось.

– Тогда ждите.

Буквально через пару минут послышался звук мотора. Сразу возникло ощущение, что ко мне двигался единственный автомобиль на весь город, даже собаки перестали лаять. Насторожились, а может, и перепугались.

На площадь из-за угла вывернуло черное авто «БМВ», дребезжа и потрескивая, выстреливая сизыми выхлопами в стороны. За рулем сидел рыжий парень с добродушным лицом, которое плотно покрывали веснушки. Остановился рядом со мной и выключил двигатель. Сразу стало необычайно тихо.

– Григорий?

Я еще раз огляделся. Никого. Выходит, ошибиться трудно. Спросил на всякий случай:

– Настоящий «бумер»? Что, и вправду все девчонки твои?

– У нас в городе люди и покруче машины имеют, – с непонятной мне обидой ответил водитель. – А моя «бэшка» когда-то была очень хорошей машиной, конечно, сейчас почти металлолом, но я и купил ее по цене ржавого железа. Садись, поедем в деревню, а то скоро стемнеет, и тогда придется отложить поездку на завтра, а не хотелось бы.

– А почему не хотелось бы?

– Завтра будет завтра, – туманно ответил парень. – А сегодня есть сегодня.

Я бросил рюкзак в багажник.

– Далеко ехать, и главное, как долго?

– За час, может и, доберемся. – Парень нажал на газ. – Хорошо, что дождей уже пару недель не было, иначе нам по грунтовке бы не проехать. А пока сухо, так одно удовольствие. Дорога твердая, дави себе на педаль и смотри по сторонам, любуйся природой. Правда, особо увлекаться этим не стоит, в темноте можно налететь на поваленное дерево или лося сбить…

Машина бежала бойко, несмотря на постоянный скрип и стук, доносившийся из-под капота. Через пару минут асфальт кончился вместе с городом, мы проскочили мимо дюжины покосившихся деревянных домов и вывернули на разбитую, прорезанную глубокой колеей грунтовку.

– Здесь леспромхозовские «Уралы» ходят, они эту дорогу за лето в хлам превращают, хорошо, что осенью и зимой все восстанавливается, само собой заплывает грязью…

– А я думал, что в городе переночую, даже узнал, что у вас гостиница есть где-то возле базара. – Я зевнул. – Устал, считай, третьи сутки в дороге.

– Так сначала и планировалось, я номер в этой гостинице бронировал. Конечно, у нас гостиница на пять звезд не тянет, но жить в ней можно, точнее, спать. А потом из Москвы позвонили, сказали, что времени мало остается.

– Кто позвонил? И времени мало остается… до чего?

– А ты, значит, ничего не знаешь? – Кирилл покосился на меня, но тут же отвернулся: с дороги не стоило сводить глаз, крутые спуски сменялись не менее крутыми подъемами, да и выбоин хватало, кроме того, со всех сторон стоял лес. – Ни куда едешь, ни за чем? Забавные вы люди, москвичи…

– Я и на самом деле ничего не знаю, а почему мы забавные?

– Если не знаешь, то и я ничего не скажу. Не объяснить. Трудно.

– Почему? Я понятливый.

– Тут дело не в понятиях, а в жизненном опыте. Кое-что, конечно, скажу: этот хмырь из Москвы уже третий год таких, как ты, ребят сюда присылает. Но все бесполезно…

– Что значит – бесполезно?

– Нашел москвич где-то упоминание в старых летописях о наших краях и о чудесах, которые здесь происходят, вот приехал сюда и стал всех расспрашивать. Сам сначала в тайгу пошел, но далеко не ушел, у него не получилось – черный лес пропускает не всех. Думаю, и у тебя не получится дальше пройти.

– Почему не получится?

– Слушай, парень! – Кирилл хмыкнул. – Я бы тебе рассказал, да смысла нет. Сам скоро все узнаешь. А мне деньги плачены только за то, чтобы я тебя привез на место и обратно забрал через неделю.

– И все-таки: почему мы – москвичи – такие для вас забавные?

– Историю тебе сейчас одну расскажу, сам все поймешь. – Он лихо повернул на крутой пригорок, и мы покатились с огромной скоростью вниз, навстречу сваленному дереву, которое перегородило дорогу. На нем еще не опала зеленая хвоя. Похоже, выворотило недавно. Я уперся спиной в сиденье, а ногами в днище, ожидая страшного удара, но в последний момент парень вывернул резко вбок, мы пронеслись под мохнатой елкой. Ветки проскребли по крыше, Кирилл снова рванул руль, и машина каким-то чудом вновь оказалась на разбитой грунтовке, лишь слегка царапнув дном о твердую землю.

– У нас медведи водятся. Стрелять их не разрешают лесники, но мы здесь все друг друга знаем, так что договариваемся. Так вот, медведь летом вполне нормальный зверь, потому что сытый, а значит, и людям зла не делает. Еды им хватает, ягодников у нас навалом растет, и муравейников по лесу натыкано немало. Так вот, прошлым летом москвич встретился на кордоне с медведем лицом к лицу, морда к морде. И что, ты думаешь, он стал делать?

– Улепетывать?

– Если бы… – Кирилл ухмыльнулся. – Он сначала портмоне достал, начал медведю деньги предлагать, мол, бери все, только не трогай. Словно перед ним не зверь лютый, а разбойник какой-то.

– Смешно… – Я засмеялся, представив, как предлагаю деньги медведю. Одновременно у меня в груди похолодело. С медведями, правда, до этого не встречался, а с волками было дело, до сих пор поджилки трясутся. – И страшно…

– Так мы ему потом объяснили, что баксы у нас звери не берут, им их запах не нравится, они же русские звери и признают только рубли.

– А он?

– Поверил, сказал, что в следующий раз запасется рублями. Нравится история?

– А чем она закончилась, ты так и не рассказал…

– Да ничем – зверь рявкнул и ушел, а москвич обмер, на землю упал, так и лежал, пока его Сергей Сергеевич не нашел, никак не мог с земли подняться, ноги его не держали.

– А вот в этом не вижу ничего забавного, – вздохнул я. – А кто такой Сергей Сергеевич?

– Это тот, кто тебя от деревни дальше к кордону поведет. Нормальный мужик. Тертый. Битый. Хоть и интеллигент. Медведя точно не испугается. Он из бывших ссыльных, а там выживали только настоящие мужики, при встрече с которыми медведю надо бояться, а не их ему.

– А ты тоже не боишься?

– Я первый раз медведя встретил, когда мне семь лет исполнилось, за ягодами ходил. Малинник тогда в лесу большой вырос, ягоды сладкие, крупные. Звери тоже туда ходили лакомиться. Так после этой славной встречи с косолапым до дома бегом добежал, а это, почитай, километров двадцать, и при этом мчался без передыха. Разговор-то не об этом…

– А о чем?

– О том, что суетесь вы, москвичи, туда, где ничего не понимаете. Вот и ты скоро попадешь в такое место, где деньгами от смерти не откупишься. Тебе что, жить надоело, если подписываешься на то, чего не понимаешь?

– Кирилл… – Я вздохнул. – Ты можешь думать все что хочешь. А на самом деле история простая: я без работы остался, моя девушка с другим связалась, из дома меня выгнала. Жить-то на что-то надо, вот мне друг и предложил эту работу.

– Хорош друг! – Кирилл резко вильнул, объезжая лужу. – С такими приятелями и врагов не надо…

– Ты это о чем?

– Ни о чем, так просто. – Парень резко повернул прямо в густой ельник, мохнатые ветки застучали по кузову, потом машина неожиданно выскочила на небольшой пригорок, под которым виднелась деревня, прилепившаяся к небольшой речушке. – Приехали. Дальше дороги нет. Так что продолжение пешком. Тебе вон к той избушке, что первой к нам стоит.

Кирилл резво выскочил из машины, не глуша двигатель, вытащил мой рюкзак и бросил его на высокую траву. Я неохотно вылез, не понимая, что происходит.

– Куда идти, сказал?

– Здесь заблудиться негде, деревня внизу, называется Любина. – Паренек дал по газам. – Тебя там ждут.

Короткое мгновение – и я остался один, только вдали слышался затихающий стук и скрежет.

Я растерянно посмотрел вслед «бумеру», потом на быстро темнеющее небо и понял, что просто стоять здесь нельзя – опасно. Хоть и лето, а темнеет скоро, особенно в лесу. Что-то не заметил, чтобы у деревни столбы стояли, думаю, об электроэнергии здесь только слышали. Схватив рюкзак, потащился вниз.

На ходу достал телефон, аппарат произвел поиск, но сети не нашел. Все как Василий говорил. Час езды от городка, километров тридцать, не больше, а связи уже нет. Я отключил телефон и убрал в карман. Электроэнергии здесь нет, а зарядка может понадобиться. Не сейчас – позже, когда снова доберусь до цивилизации.

До первого дома осталось метров тридцать, и я вдруг понял, что обливаюсь потом от тяжести рюкзака, но больше от страха и влажности, которой был насыщен воздух.

Выглядело все вокруг как в мрачной сказке. Хороша деревня Любина – три дома, разваливающихся от старости. Ни дороги, ни света, ни звука…

Вот! Теперь я понял, что меня насторожило. Обычно в таких селениях всегда держат собак, они голос подают, когда чужого чуют, и зверя отгоняют. А тут тишина – ничего и никого…

И темнеет прямо на глазах.

Я, конечно, не коренной москвич, в лесу бывал, зверье встречал, но даже у меня озноб пошел по коже.

Что-то в этой деревушке было не так. У меня, к несчастью, ни фонаря, ни какого-нибудь оружия. Может, что-то в рюкзаке и есть, да только не сейчас, в темноте, в него лезть. Я выругал себя за отсутствие любопытства и излишнюю доверчивость.

Такая беспечность имеется только в городских жителях, все они со временем привыкают к покою и безопасности. Город – искусственная среда, из которой насильственно убрано все, что может повредить человеку, а значит, живущие в нем становятся беззаботными и самоуверенными.

Конечно, в городских джунглях существуют свои опасности, но они исходят только от людей. Не сомневаюсь – любой деревенский житель давно бы весь рюкзак переворошил и знал бы, где у него что лежит, так… на всякий случай.

Действительно, москвичи – люд забавный.

Никогда до этого не задумывался над тем, как живут в таких местах. Здесь же имеется все: змеи, медведи, волки, лисы и мелкое, но часто не менее опасное зверье, а вот «скорой помощи» нет.

Если поранишь себе ногу или руку, то помочь будет некому, тут даже телефон не работает. Я еще раз включил, поднес трубку к уху, потом посмотрел на надпись светящегося экрана – сеть не найдена – и снова отключил.

Точно никто не поможет. И если окажется, что в этой деревне нет ни одного человека, то беда. Я не знаю, где нахожусь. До городка мне точно не добраться, даже дорогу, по которой меня привезли, не найду. А значит…

Ох, и глупости начинают в голову лезть, когда мы лишаемся знакомой искусственной среды – родных бензиновых джунглей. Чего бояться?

Все равно не пропаду. Залезу в избушку и буду в ней спать до утра. Да и не бывает так, чтобы никого не было, кто-то здесь все равно должен жить. Недалеко от города. Места красивые, хоть и мрачные.

Я еще раз осмотрелся: ни из одной трубы дым не шел, окна темные, хоть бы в одном свеча мелькнула или керосиновая лампа. Неужели брошенная деревня?

Таких сел много по Руси…

Вот повезло так повезло! Может, у них бизнес здесь такой: молодые ребята приезжают сюда якобы за чем-то, а их тут ловят и на органы разбирают…

Только где клиника? Там электричество должно быть.

Подошел к первой избушке и внимательно ее осмотрел, пользуясь тем, что хоть что-то еще можно было разглядеть в быстро сгущающемся сумраке.

Дом оказался нежилым. Понял, даже не подходя. Маленькие окна не больше полуметра, дверь дощатая, а перед ней торчит кол, упертый в деревянное крыльцо.

Все понятно – хозяев нет. Читал о таком. Раньше замки были не в моде и воры не водились. Да и как они могут существовать в трех избушках? Все друг друга знают, вся утварь на виду, лишнего ничего не держат. Если у меня что-то пропадет, я пойду к соседям и свое обязательно найду, если не сегодня, то завтра. А жить потом в этой деревне как – если станет известно, что я вор?

В городах другое дело, там никто друг друга не знает, не любит и не уважает, поэтому зло быстро распространяется от безнаказанности.

А в такой деревне могут избавиться от любого. Тайга большая, примет тебя, как родного, только обратно уже не вернешься – съедят тебя, если не звери, так насекомые и черви, и тело никто не найдет: трава поднимется и закроет кости.

Да и искать никто не будет: место глухое, один милиционер на десяток вот таких поселений раз в год приедет, и то только для того, чтобы акты о смерти написать…

Вторая избушка мне больше понравилась. Правда, маленькая, три на три, место внутри только для небольшого тамбура, полатей да печки. В нее, правда, тоже можно было не заглядывать, и она оказалась закрыта на деревянный кол. Но я зашел на всякий случай, а вдруг ночевать придется? Место заранее искать надо, уж слишком быстро темнеет.

Я пошел дальше, чувствуя, как начинает от страха колотиться сердце. Не нравилось мне это место, ох, как не нравилось. Точно отсюда одному не выбраться…

Сделав еще пару шагов, охнул от неожиданности. Сначала даже глазам своим не поверил.

У третьей избушки сидел мужик и курил самокрутку. Думаю, меня давно заметил, но не окликнул. Только когда подошел ближе, лениво спросил:

– Кого-то ищешь, человек хороший?

– Ищу. – Я подошел и сел рядом на теплое крыльцо, доски к вечеру прогрелись от косых лучей солнца. И что-то мне так хорошо стало, даже жить захотелось. Наверно, тело отходило от пережитого страха. Сбросил рюкзак, который хоть и весил немного, а все равно с непривычки плечи натер, вдохнул глубоко чистый, пахнущий травами, лесом и рекой воздух.

Внутри словно что-то стало отмякать, тревога ушла, растворилась в надвигающемся сумраке. Ничего не могло со мной случиться здесь, в этой тишине и покое. Даже говорить не хотелось, но ответил:

– Сказали мне, что в этой деревне ждет меня Сергей Сергеевич, это не вы случайно?

– Может, и я. – Мужичок пыхнул самокруткой. – Курите? У меня самосад хороший, сам в лесу выращиваю, он от этого становится пряным и злым, у непривычного человека из глаз слезу вышибает. Поэтому не всем предлагаю, только смелым и не очень умным.

– Спасибо за предложение и сомнительный комплимент, но не курю, бросил, два месяца уже табачный дым в себя не вдыхаю.

– И как ощущения?

– Плохо! Иногда волком хочется выть. А когда чужой дым вдохну, так внутри все переворачивается.

– Понятно, в этом могу помочь, травки дам лесной попить, легче станет, а то, что бросили курить, юноша, без всякого сомнения, очень хорошо. Значит, сила воли есть. Получается, и с умом нет большого напряжения, а это в сегодняшние дни большая редкость. Все спешат поймать птицу удачи за хвост, а ловят в основном ее помет. – Мужик с кряхтением встал.

Я попробовал рассмотреть его, хоть в темноте трудно что-либо разобрать. На ногах вроде и сапоги кирзовые, это понятно, без них в деревне никак, на плечах ватник, тоже обычная деревенская одежка, но не летом, а под ним пестрая чистая рубашка. Рост не меньше моего, может, даже больше на пару сантиметров. – Ну что, пошли?

– Куда?

– В избу. Время позднее, ночь на дворе. Спать надо ложиться. В лес сейчас не пойдешь, не видно ничего, сучком глаз выткнешь или ногу сломаешь в овраге или лощине. Здесь их много, чащобы дикие, для ходьбы не приспособленные. Все дела на завтра, конечно, если они у нас с вами, молодой человек, есть.

Я даже в темноте ощутил на себе цепкий, колючий, непростой взгляд. Меня осматривали, изучали за внешним проявлением дружелюбия.

Тайга. Здесь каждому человеку рады, но и о тебе узнают быстро. Если что-то не понравится, то отправят подальше в лес, а там природа сама с тобой разберется. Считается, что чистый сердцем человек дорогу к людям найдет, и зверь дикий его не тронет, а кто с темной душой, тот обратно не воротится, сгинет.

Просто так грех на себя никто не возьмет. Для того чтобы убить кого-то, нужны серьезные основания. Да и незачем, тайга сама обо всех позаботится. Своего рода чистилище. Так дед мне рассказывал, он из Сибири, откуда-то из этих мест.

Легче всего избавиться от неугодного человека, просто направив его в такое место, откуда ему самостоятельно не выбраться. Болот в тайге хватает, даже следов не останется, тело исчезнет в трясине. В кино смотреть забавно, как кто-то ворочается в черной или зеленой жиже, а выбраться не может, даже кажется смешным и глупым. Вроде как плыви или вылезай, неглубоко же – а на самом деле выбраться из трясины без чужой помощи невозможно.

Мне это известно, попадал в болото один раз еще мальчишкой, до сих пор помню ощущение своей беспомощности – что ни делаешь, а только хуже становится, болото тянет к себе вниз, тянет, а зацепиться не за что.

От этих мыслей я как-то стал жестче, собраннее – понемногу городская мечтательность из меня стала уходить, сменяясь трезвым практицизмом. Действительно, умереть в таких местах легко, а выжить трудно. Да и человеческой жизни цена здесь совсем иная, чего не понимают городские люди. Тут ты никому не нужен, искать никто не станет, а свою полезность для других сначала доказать требуется…

Избушка оказалась небольшой, внутри места еще меньше, чем снаружи…

Маленький дощатый столик, прилепившийся у окна, там же печка-буржуйка с железной трубой, выходящей через прорезанное в стене специально для нее отверстие.

Сейчас она топилась: на железном листе, закрывающем сверху, стоял закопченный алюминиевый чайник и фыркал, позвякивая крышкой.

Воздух спертый, как всегда бывает в небольших непроветриваемых помещениях, дух дыма и смолистых дров, еще каких-то сгнивших тряпок – такие запахи обычно витают в брошенных домах.

Эти избушки живут своей жизнью: некоторые быстро разваливаются, другие, наоборот, приобретают дополнительную прочность и стоят века.

В городах все неживое: дома, улицы, залитые асфальтом, мебель и та из пластика. А здесь все сделано из того, что под рукой: камень, дерево, мох, – и имеет свой запах и свою энергетику.

Я прижался к бревенчатой стене, из которой неровными пучками торчала серая пакля, пропуская Сергея Сергеевича.

Изба показалась мне странной, никогда до этого ничего подобного не видал, даже не слышал о том, что кто-то так строит.

Две широкие скамьи в два яруса. Ощущение такое, словно попал в купе вагона. Пригляделся. Очень похоже. Тут и хозяин подтвердил:

– Специально устроил все так, как в вагоне. Нравится? Меня из-за нее Проводником все стали звать.

– Так вас из-за этой избы прозвали? А не потому, что дорогу на таежный кордон знаете?

– И за это тоже, – кивнул Сергей Сергеевич, зажигая что-то вроде свечки. На заводское производство это не походило, похоже, этот человек сам их сделал, взяв пчелиный воск. Запах, когда свечка разгорелась, поплыл по избушке и в самом деле медовый. Мне очень понравилось. Словно ладан курящийся. – Народ у нас темный, внешние отличия быстро замечает, а внутренние качества, присущие только одному, не видит. Чаю не желаете, юноша?

– Конечно, если у нас купе, то чай будем пить обязательно. Жалко, спиртного ничего нет. Не успел. Все слишком быстро происходило, с метро на поезд, с поезда на автобус, с автобуса на «бумер», а с ним сюда. Ох, и рычит у него мотор!

– Автомобиль Кирилла не спутаешь ни с каким другим. Это надо же, как хорошее авто можно угробить! Но немцы молодцы! Сумели сделать такую машину, которая не разваливается даже от старости. Выпить у меня есть, да только не знаю, стоит ли, мне, например, пока не хочется…

– А я бы выпил… – Мое тело просило спиртного, все-таки три дня в дороге, тяжело с непривычки. В голове все перепуталось. Что за страна? Отъехал чуть от столицы, и уже все чужое, странное, непонятное. А если еще дальше – к чукчам, совсем потеряешься? – А что за напиток предлагаете? Водку?

– Заводского не пьем. Нет у нас веры в сегодняшнее производство. Новые хозяева в гонке за прибылью испортили исконно русский напиток, согревающий сердце и веселящий ум, и превратили его в наркотик, убивающий если не похмельем, так ядами, в нем образующимися.

– А… – понимающе покивал я, выслушав, готовясь выпить нечто жуткое, убивающее одним запахом, обжигающее желудок. – Самогон?

– Можно назвать и так. У нас тайга, ягод хватает, а перегонный аппарат из города привезли, когда борьба с алкоголем начиналась, люди тогда ожидали репрессий со стороны власти. Кстати, не знаете, юноша: кто тогда победил – государство или алкоголь?

– Алкоголь, государство погибло в неравной борьбе…

– Так я и думал. – Мужик залез куда-то под лавку и вытащил стеклянную бутыль литров на пять, наполненную мутной темно-зеленой жидкостью, я такую посуду только в кино видел – кажется, штоф называется. – Налью немного, не потому что жалко, просто завтра нам тяжелый поход предстоит, а вам с непривычки тяжко будет. А питье хорошее, как раз такое, что и требуется после трудного пути.

Он налил жидкость в алюминиевую кружку, запах шибанул в нос: пахло непонятно, но ясно сразу, что этот напиток очень крепкий. Градусов семьдесят. Может, больше.

– Беспокоиться не стоит, – успокоил Сергей Сергеевич, глядя, как я недоверчиво принюхиваюсь. – Это не совсем самогон, а эликсир, на травах настоянный, я его пью, когда болею, любую хворь снимает в момент. И нюхать его не стоит, иначе пить трудно станет…

– А вы давно в городе были? – Я выплеснул жидкость себе в рот, морщась и уже заранее готовясь к неприятному вкусу, но, к моему удивлению, он оказался нежный, хоть и несколько странный. Жидкость опалила слизистую рта и горла и скользнула вниз в желудок, там сразу зажегся огонь. Спиртовые пары ударили обратно в нос, и я икнул.

– Давно. – Мужик разлил пахнущий травой крепкий чай по алюминиевым кружкам и протянул мне. – Запейте, юноша, вам легче станет. А что мне там делать?

– Ну, в городе много чего есть. – Я выпил горячую пряную жидкость, разбавляя самогон, или эликсир, как его назвал Сергей Сергеевич. Определенно желудку после чая стало лучше. – Кино, телевизор, электричество, телефоны, факсы, компьютеры, вокзалы, интернет опять же…

– В городе всегда развлечений хватало, да только никому счастья все эти игрушки не дали. Или все не так?

– Какое счастье? – не понял я. – Это вы о чем сейчас спрашиваете?

– Вот вы, юноша, счастливы?

– Если брать конкретно меня, то, наверное, нет. – Я вздохнул и отпил горячей горьковатой и в то же время очень ароматной жидкости, ощущение было примерно таким, словно в хороший чай капнули немного коньяка и рома, но при этом алкоголь в чае не чувствовался. Впрочем, его во мне уже и так хватало, внутри бродило что-то от выпитого эликсира, и чувствовал я себя при этом как-то странно: у меня то ноги начинали холодеть, то, наоборот, разогревались так, что пот начинал из всех пор бежать, и в то же время не могу сказать, что неприятно – наоборот, очень даже ничего, просто необычно…

– Меня жена из дома выставила, когда ее с другим парнем застал…

Сам не знаю, чего это меня на откровенность потянуло. Может, действительно на меня так самогон подействовал?

– Понятно. – Мужик кивнул. – В общем, все как всегда. Ничего в вашу жизнь новые игрушки не принесли, все осталось таким же, как и было. Все те же измены, все тот же вопрос, кто кого круче. И царь над всей грызней…

– Президент…

– Неважно название – важна суть, а она одна и та же, разница, как правило, номинальная. Один правит по закону крови, другой по закону о выборах, а все одно – правитель.

– Без него в России нельзя…

– Это так: дай нам силу, дай нам власть, помогите не пропасть…

Я вдруг поймал себя на мысли, что этот человек разговаривает очень свободно, легко использует различные слова, в том числе и редко употребляемые. Не похож он на деревенского мужичка, ох, не похож, есть в нем что-то непонятное, скрытое, настораживающее…

– Вы говорите так, словно получили хорошее образование…

– Так оно и есть, разве вам Кирилл не сказал? Или ваш работодатель? Я из ссыльных, но когда-то, давным-давно, служил профессором Петербургского университета.

– Что?!

– Вы не удивляйтесь, юноша. Тут в этих местах много странного. Если всему дивиться станете, то с ума быстро сойдете. Нужно принимать все окружающее таким, каким видите, иначе беда. Как начнете искать скрытое и непонятное значение во всем нас окружающем, так мозги сразу и накренятся.

– У меня крепкие мозги, их так просто не накренишь, лишнего в голову не беру. – Я снова прислушался к себе, эликсир еще бродил по моему телу, но уже действовал иначе: мне не хотелось спать, пот перестал выходить, в желудке устойчиво горела маленькая печка. – И при какой же власти сослали? При царской? Советской? Нынешней?

Это я попытался пошутить. Сергей Сергеевич выглядел лет на сорок, так что царя никак не мог захватить.

– Советы путевку на каторгу дали, как раз семьдесят лет тому назад, но образование получил до революции и профессором стал тогда же…

– ?!! Что?!! Так сколько же вам лет?! – Я опешил. По словам профессора выходило, что ему давно за сто. Если врет, то какой в этом смысл? Мне вообще-то все равно, кто он, так что обманывать смысла никакого нет. И вообще мне нужно только эту вещь с кордона взять и отвезти обратно в Москву. И живите вы здесь как хотите, придумывайте себе жизнь. – Не выглядите вы на свои лета.

– Да, правда, выгляжу я хорошо благодаря здоровому образу жизни, тайга хвори хорошо лечит, но обсуждать это не будем, как и мой возраст. Чай выпили? Вот и замечательно. Теперь пора спать, а то Дрема придет, он любит по ночам в этих местах шататься, так люди говорят…

– Дрема?

– Молодой человек! – Сергей Сергеевич заговорил профессорским тоном, даже лицо изменилось, стало строгим, каким-то лощеным. Откуда у мужичка такой взгляд? Или свечи у него такие? Или эликсир? Отчего-то все начинает видеться совсем другим. – Очень невежливо повторять последние слова. И вообще разговор, который ведется в форме множества вопросов, называется допросом. Простите, но такого общения досыта нахлебался в свое время, поэтому и сейчас не терплю. А допрашивали меня такие же молодые и столь же невежественные молодые люди, как и вы, и было это чрезвычайно печально, а временами и болезненно…

– Извините, просто все как-то необычно и странно, – пробормотал я, не собираясь ссориться. – Простите, но во многое вами сказанное трудно поверить.

– Да, поверить трудно, особенно сейчас, когда наука заняла место религии, а во времена моей юности верили в мощь природы. – Профессор посмотрел со странной грустью в огонь. – Когда теряется истинный смысл, всегда приходит время удовольствий, но кончается это большой войной…

– Странно вы как-то рассуждаете…

– Все в этом мире повторяется, и каждый раз обидно за людей, живущих в этот миг. Впрочем, простите меня, юноша, это я лишнее говорю, брюзжание старого человека. – Сергей Сергеевич дунул на свечку и растянулся на лавке. – Прочее невыясненное станем договаривать завтра. Ночь – время для сна еще и потому, что нечисть вылезает, а воевать с нею в ее время себе дороже.

– Нечисть?

– Снова задаете вопросы, юноша? Опять допрос? Потерпите до утра и сами все узнаете.

Я пожал плечами и заворочался на лавке, пытаясь лечь так, чтобы мне не было так жестко. Спать мне не хотелось, хотелось поговорить: самогон, настоянный на травах, все еще волновал мою кровь:

– Извините, но то, что вы говорите, не укладывается в мою голову. И в то же время не пропадает ощущение, что вы меня разыгрываете. О какой нечисти говорите? Вы считаете, что она существует. А что это такое? Мне вообще-то все равно, но за окном двадцать первый век, вся нечисть, мне кажется, сдохла после того, как вырубили леса.

– Юноша, смиритесь с тем, что все узнаете позже. Кстати, думаю, вы пожалеете об этом еще не раз.

– О чем?

– О новых знаниях, в них будет много печали.

– Смешно…

Сергей Сергеевич вздохнул:

– Давайте спать, юноша. Ночь не время для дискуссий. Сутки потому и поделены на светлое и темное время, чтобы каждый мог выжить – и светлый, и темный. Бог милосерден и понимает больше нас в том, что создал. Закрывайте глаза. Завтра будет новый день, и никто не знает, что он кому принесет, поэтому лучше оказаться к нему подготовленным, выспавшимся и бодрым.

Я вытянулся на жесткой скамье. Одеяла, как понял, в этом купе не полагалось. Правда, холодно мне не было, скорее наоборот – эликсир гулял во мне, поднимая температуру и настроение и понемногу расслабляя.

Минут через пять сон все-таки накатил на меня мутной пеленой…

Профессор закрыл дверку печки, и стало невозможно темно. Такого мрака в городе не бывает, там всегда что-то за окном светится. А здесь ничего… тишина какая-то странная, с криками, далеким ревом жутких зверей и плеском рыбы в реке.

Я начал погружаться в сон, а может быть, и уже заснул, как тут это случилось. Избушка вздрогнула и заворочалась, словно стояла на куриных ногах, как в известной детской сказке о Бабе-яге. Раздался тонкий вскрик, непонятный, чужой и близкий. Потом послышался тяжелый удар по бревенчатой стене.

– Дождались, – вздохнул Сергей Сергеевич. – Лежите тихо, юноша. Не шевелитесь, может, чудище само уйдет…

Он потянулся к окну, за что-то там дернул, и послышался звук захлопываемых ставней.

– Еще надо дверь подпереть, надеюсь, сруб поднимать не осмелится, а то совсем плохо будет.

– Кто это? – испуганно спросил я. – Что за чудище?

– Конкретно не знаю, но вряд ли оно пришло к нам с добрыми намерениями. – Профессор подошел к двери и набросил дополнительно на дверь брус, служащий, как я понял, засовом; едва он это сделал, как послышался глухой удар, и дверь затрещала. Одна доска прогнулась, и только брус помог полотну выстоять. – Думаю, теперь оно в дверь не войдет. Теперь остается ждать утра, раньше не успокоится, раз почуяла пищу…