Текст книги "В раю снег не идет (СИ)"

Автор книги: Владимир Леонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Леонов Владимир Николаевич
В раю снег не идет

Фрагмент – первые главы.

Всего 510 страниц

Часть I. Царский дом

Глава 1. Сон фараона

1394 до нашей эры, осень. Рамсесу 33 года, он правит уже девять лет. Отец Рамзеса II, Сети I, передал ему власть, когда юноше только исполнилось 14 лет. Город Пер-Рамсес в дельте Нила становится новой столицей древнего царства. Иначе его называют «Домом Рамсеса, богатого победами».

Город окружен рукавами Нила и рыбными прудами, пронизан сетью каналов и улиц. В Пер-Рамсес стекаются купцы из Малой Азии и Микен, поэтому он богатеет быстрее, чем закосневшие в традициях старые города выше по течению Нила.

Именно здесь живет Рамсес II, в покоях, блещущих бирюзой и лазуритом. Народ видит Его лишь в тех случаях, когда Он соизволит показаться в "окнах явления" – в богато украшенных проемах дворцовой стены. "Рамсес есть Египет. Египет есть Рамсес", – выкрикивают приветствие, увидевшие его, и поклонялись ему, как богу.

Новый фараон начал строительство своей гробницы в Долине царей. Он расширил луксорский храм в Фивах, соорудил огромную колоннаду вКарнаке, начал постройку новых святилищ в Абидосе, заложил в Фивах поминальный храмовый комплекс "Рамессеум". И повсюду изображался Он – в колоссальных статуях и на рельефах, как основатель, властитель, воин, любимец солнечного бога Ра.. При этом изображение ни одного бога не превышало изображений самого Рамсеса.

По воле фараона гора Меха превращена в памятник его величия под именем "Абу-Симбел". Большой храм вырублен в скале на 63 метра в глубину, его фасад украшен не изображениями богов, а четырьмя колоссальными статуями правителя, каждая высотой 22 метра. На рельефах показаны его победы. Вырубленный в скалах несколько глубже, Малый храм посвящен богине Хатхор и одновременно – Нефертари, – любимой супруге фараона. Вскоре после освящения Малого храма в Абу-Симбеле она умирает.

Для строительства городов в дельтеНила на земле Гесем, где на протяжении нескольких сотен лет пасли свой скот евреи, требовались тысячи рабочих. Рамсес обратил в рабов этот кочевой народ, живший на землях Гесем, стал изнурять его тяжкими работами, поставив над ним начальников повинностей. И народ еврейский построил города Пифом и Раамсес как города запасов для фараона. И чем больше подавляли их, трудом горьким изнуряли, тем больше они размножались и распространялись. И стал царь египтян опасаться сынов Израиля...

Фараон едва сдерживал свой гнев. Остро напряглись скулы на коричневом лице, хрустнули пальцы сдавленных рук. Недобрый огонь горел в черных, как покрывало Изиды, глазах.

– Как вы посмели нарушить мою волю, – тяжелым голосом произнес Рамсес II, царь Египта. – Я повелел вам принимать роды у евреек, следить у родильного ложа. Мальчика убить, а девочку живой оставить. Вы не делали так, как приказал я вам, оставляли жизнь новорожденным мальчикам. Почему вы так делали, почему давали жить новорожденным? Вы знаете, что за неповинное фараону вас следует казнить!

Обе повивальные бабки стояли на коленях, не смея поднять лицо на всемогущего царя. Катились слезы по сморщенным щекам, дрожали от страха головы с повязками на седых волосах.

– О, наш повелитель, – прерывистым голосом заговорила Шифра. – И я и Фуя тайно выслеживали молодых евреек, предлагали им наши услуги при рождении ребенка. Но они, как здоровые кобылицы, убегали от нас, старух, лишь издевательски смеялись над нами. А еще и языки показывали вслед, как будто рабынями были мы, а не они.

– Да, да, – глухо заговорила Фуя, – еврейки не похожи на египтянок. Они никогда не болеют, какие – то неведомые боги оберегают их. И они, как животные, тайно рожают, и мы не знаем, когда и где они это делают.

В один голос повивальные бабки твердили, что они готовы помочь фараону умерщвлять новорожденных мальчиков – евреев, но не знают, как это сделать.

Резким взмахом руки Рамсес II отпустил этих бестолковых, как ему казалось, повивальных бабок из тронного зала. Конечно, еврейки рожают, и рожают много, это он знал от своих соглядатаев. Также знал, что рождаются сильные и здоровые дети, оттого быстро рос и крепнул израильский народ, словно хорошее зерно после обильного дождя.

Сумрачная тень пробежала по лицу фараону: а ведь этот народ уже напоминает хищного крепкого орла, и как бы египтяне не стали добычей в его острых когтях!

– Мой далекий прадед, – вслух проговорил Рамсес, – и зачем ты дал евреям эти плодородные земли Гесем? Они жили там без тягот и лишений, поклонялись одному своему таинственному богу, не молились нашим идолам, не приносили им жертвы. Кем они чувствовали себя? Рабами? О нет, свободными! Они презирали наши обычаи, наших богов; жили тайно от нас, а теперь их так много, что рыбы нет столько в наших реках и озерах. Сыны Израилевы расплодились и размножились, и возросли и усилились чрезвычайно, и наполнилась ими земля Гесем.

Рамсес II "не знал Иосифа", бывшего первым вельможей при одном из его предшественников. Он не любил народ Израиля, считал его чуждым Египту, нечестивым, потому и обратил в рабство потомков Иосифа Прекрасного

День и ночь евреи работали на фараона, строили города, пирамиды и храмы.

Под жарким солнцем месили они глину, складывали кирпичи, тесали камни. Руки у них покрывались ранами. Песок разъедал нарывы. Ноги, скованные цепями, увязали в песке. Люди мучились от жажды и голода, и когда они ели свою скудную пищу, на зубах у них хрустел песок.

Рабов понукали, подстегивали злые надсмотрщики – египтяне. У каждого в руке была плеть. Горе рабу, если он хоть на миг смеет распрямить свою усталую спину и перестанет работать. Надсмотрщик бил его плетью, и несчастный со стоном падал в песок.

Но каторжный труд не сократил численности евреев...

В один из осенних дней 1394 до нашей эры Рамсес спешно собрал мудрецов. Пламя факелов, закрепленных на позолоченных стенах тронного зала, отражаясь от мраморных плит пола, извивалось диковинным змеем, как бы предупреждая о близкой опасности.

– Скорбь моя бесконечная, ибо зло пришло в Египет. Эти нищие, прикованные к каменоломным тачкам евреи не просто здоровы, как кобылы из моих царских конюшен, – голос фараона дышал гневом, – они еще и размножаются как мухи в пустыне: численность евреев уже 700 тысяч человек. Скоро их станет больше египтян. И как я не просил, как не молил нашего священного Гора, владыку Верхнего и Нижнего Нила, послать проклятия на рабов, истребить это скверное племя, рабы только злорадствуют и насмехаются над нашим верховным богом, называя его уродцем.

Рамсес замолчал. Только искры от горящих факелов, падая вниз с коротким хлопком, нарушали тишину

– Наши боги молчат. В этом непонятная и какая – то страшная тайна, как будто у них повязки на глаза и ушах. Еще никогда они не оставляла без ответа мое обращение, – фараон поднял руки, провел ими по лицу. – Я чувствую беду от евреев, черную беду – восстание! И тогда весь Нил будет в крови, мужчины вырезаны, а египтянки станут потехой в руках этих грязных нечестивцев.

Придворные жрецы, мудростью известные на всей земле священной, вздрогнули, как будто с грохотом рухнула огромная статуя главного бога Гора – жизнедателя, установленная на центральной площади Мемфиса.

– Я расскажу вам о своем сне, – фараон обвел немигающим взглядом лица мудрецов. – Ночью это было сегодняшней.

Царь Верхнего и Нижнего Нила поведал придворным о своем необычном сне: "Сижу я на троне, и стоит перед троном старец с большими весами в руках. Вдруг старик протянул руку, схватил ею всю знать Египта, весь цвет нашей великой империи и положил на одну чашу весов. Затем он извлек откуда – то маленького ягненка и положил его на другу чашу – и медленно чаша весов с ягненком пошла вниз...".

А затем задал вопрос своим мудрецам: "Как истолковать этот сон?" Египетские маги поникли головами – нет разумного толкования.

У правителя Нила в это время гостили три языческих мудреца с других земель: маг Валаам, жрец Иоффор и праведник Иов.

Прорицатель и тайновед Валаам был очень некрасив: крив на один глаз, хром на другую ногу, а волос гривой крупной, как у матерого жеребца, падал на плечи. Однако он был од╛ним из семи величайших пророков среди язычников. Житель далекой Месо-потамии, Валаам занял такое же положение среди язычников, какое займет позже пророк Моисей среди избранного народа. Завистливый глаз, могучий дух и не╛насытное вожделение – вот суть внутреннего мира Валаама.

Валаам любил золото, но еще больше не любил евреев. Он их ненавидел. Потому, что происходил из рода Лавана, у которого двадцать лет батрачил Иаков, а потом Иаков разбогател, обзавелся стадами и отарами; стал богаче Лавана и вернулся из Месопотамии на родину в Ханаан со своей семьей и праведно заработанными стадами. Но из поколения в поколение потомками Лавана передавалась легенда, что Иаков украл все имущество у Лавана. И Валаам расценивал это как предательство, измену, нечистоту, которую можно смыть только кровью.

А еще потому, что предвидел свой бесславный конец и справедливо винил в этом еврейский народ.

– Великий фараон, – сказал, поклонившись, Валаам. – – Ягненок – это символ еврейского народа, ведь евреи всегда были пастухами. Твой сон говорит, что угроза для Египта со стороны евреев возрастает. Великое зло грядет для Египта от народа израильского. Ибо должен родиться в этом народе между потомками Иакова дитя к славе Израиля и стыду Египта – оно освобо╛дит евреев от власти твоей. Вот о чем сон твой.

Я думаю, твой первый советник прав, о божественный! – выступил вслед за Валаомом главный астролог. – Звезды однозначно говорят, что недавно в земле Гесем был зачат мальчик, который принесет нашей стране неисчислимые беды. Я не могу понять, еврей он или египтянин, – с этим связана какая-то загадка, но я точно знаю, что смерть к нему придет от воды.

– Но знай, царь Египта, – снова заговорил Валаом, – огонь не принес вреда первому иври Аврааму, брошенному в печь. Жертвенный нож не коснулся горла Иса╛ака, сына его. Рабство у Лавана только умножило богатство Иакова, внука Авраама. Остается только – вода. А посему, прикажи своим слугам топить всех мальчиков, кото╛рые родятся у израильтян!

Жрец Иофор был родом из Мадианы, страны свободных кочевников, которые когда – то увезли в Египет Иосифа; всего лишь за 20 монет серебром продали им Иосифа братья его.

Сказал жрец:

– Отступись от израильтян – дай им уйти в землю свою Ханаанскую.

Добрый и благочестивый праведник Иов сказал:

– Великий фараон! Ты один властен над жизнью своих подданных; сделай, что угодно в очах твоих...

Так появился закон, обязывающий бросать в Нил всех еврейских младенцев муж╛ского пола: "Всех новорожденных мальчиков – евреев топить в воде. Пусть крокодилы Нила питаются их мясом".

Рамсес повелел провести перепись всех беременных женщин в стране и определить срок их беременности. Теперь Шифра и Фуа уже ничего не могли сделать – солдатам фараона была известна дата, когда каждая еврейка должна была разрешиться от бремени, и вскоре после родов они врывались в дома и, если младенец был мальчиком, вырывали его из рук матери и бросали в воды великого Нила. Стон и плач стояли в эти дни по всему Египту, но никто не осмеливался нарушить приказ великого Рамсеса...

Так начиналась история Валаама и Моисея. Она закончится через сто двад╛цать лет в самом конце Исхода, на пороге вступления израильтян в Ханаан, Землю обетованную. Они уйдут из жизни почти одновременно: опозоренный язычник, убитый карающей дланью еврея Финееса, и великий пророк, погибший странной смертью, неизвестно где захороненный, загадка которой так и не разгадана до сегодняшнего дня.

Три язычника, три судьбы – каждому было воздано по заслугам, поступкам. По еврейским обычаям, важнейшим критерием праведности являлся поступок. А праведное желание было необходимым, но недостаточным условием вознаграждения.

Валаам потеряет дар пророчества, который делал его бессмертным, и короткий меч еврейского героя пронзит его горло.

Иофор станет тестем Моисея, его дочь Сепфора будет верной подругой пророка – спасет его от гнева Бога, пожелавшего убить Моисея за малодушие при походе на Египет.

Иов пройдет через мучительные страдания, описанные в одной из самых великих и самых сложных книг Библии и названные "Страдания Иова"

И все трое останутся в нашей памяти как язычники, давшие избранному народу вы-ражения, ставшие классическими:

– Как прекрасны шатры твои, Иаков, жилища твои, Израиль! – слова, которые про╛износит против своей воли Валаам, станут первой строкой в ежедневной утренней мо╛литве – самой длинной из всех ежедневных еврейских молитв.

– Варух ха-Шем! (Благословен Господь!) – впервые произнес их язычник Иофор после встречи Моисея с Богом у кустарника, получившего название "Неопалимая купина"

– Господь дал, Господь и взял... Да будет имя Господне благословенно! – смиренно будет повторять Иов, когда череда нестерпимых страданий обрушится на праведника, не понимающего, в чем его вина перед Богом, за что он был лишился богатства, потерял детей, подвергся самой ужасной болезни – проказе...

И вот так незадолго до появления Моисея Рамсес II и отдал двум повивальным бабкам негласное повеление следить за молодыми женщинами – еврейками, принимать у них роды и как бы ненароком убивать еврейских мальчиков. Но ни один не был убит.

"Щедрыми дарами еврейским осыпаны были повивальные бабки за свое молчание – знали они, что жены еврейские уходили в поле и рожали там, и спускались ангелы с неба, купали новорожденных и повивали их; вкладывали в обе руки им два камня, чтобы из одного сосали масло, а из другого – мед.

И выходили разведчики фараона на поле искать новорожденных, вспахивали плугами и сохами своими землю, но повелением тайной силы отверзалась земля и принимала младенцев, утаивала их.

Вырастали дети на поле во множестве, вскормленные маслом и медом, оттого крепкими и здоровыми были. И умножился народ еврейский, и становился все сильнее в Египте" – так утверждало еврейское предание.

Глава 2. «Вот родился в этот год сын у моего отца и матери...»

Моисей появился на свет 7 адара (февраль, 1393 до нашей эры) ночью поздней и неожиданно для матери Иохаведы, потому – то она в поле чистое не успела пойти, а дом неожиданно озарился серебряным волшебным светом. Разведчики фараона, привлеченные необычным сиянием, побежали к дому.

Вскрикнула, объятая ужасом, мать новорожденного:

– Мариам, дочь моя, спасай брата своего Мелхия! Враги рядом, прольется кровь невинного младенца.

Мариам крепко обхватила брата, что – то шепнула на ухо, быстрым шагом приблизилась к печи и бросила младенца в огонь, закрыв своей спиной огненное чрево. Иохавед от сотворенного зла потеряла сознание.

Шпионы ворвались в дом:

– Где ребенок? – угрожая кинжалом, на Мариам набросился старший. – Говори, или отправляю тебя к крокодилам Нила!

Мариам стояла неподвижно, взгляд блестел, как ночная звезда, обдавая соглядатая обжигающей смелостью и гордостью.

– Здесь нет младенца, – голос девушки был тверд, как металл кинжала, – только я и моя больная мать.

Все щели старого дома высмотрели воины фараона, но так и не нашли Мелхия. Только в печь не заглянули, а Мариам не отходила от нее, закрывая своим телом.

Как только закрылась дверь за египтянами, пришла в себя Иохавед:

– Какое зло содеяла ты, – гневно произнесла она, – сожгла в печи моего сына и своего брата.

И вдруг увидела ошеломленная мать, что огонь в печи погашен, а Мариам держит на руках живого и невредимого младенца.

Мариам бережного положила спящего безмятежным сном Мелхия на полати рядом с Иохаведой и сказала пророческие слова:

– Вот родился в этот год сын у моего отца и матери, и он спасет Израиль от власти Египетской.

Этому ребенку предстояло войти в историю своего народа и человечества под именем Моисея. Ребенок родился "обрезанным", то есть без крайней плоти, и это немедленно было воспринято матерью как знак свыше.

И поистине, младенец Мелхий был прекрасен, светилась в нем необычная, неземная красота. И потому верила мать словам своей умной не по годам двенадцатилетней дочери Мариам, прятала его тщательно от глаза египтян. А когда те стали носить своих маленьких детей в еврейские дома, чтобы откликнулось дитя еврейское ребенку египетскому, зажигала печь и клала Мелхия в огонь – горел огонь, но живым оставался младенец.

Шел конец месяца февраля, сделалось солнце жаркое над Египтом, побежали в Нил дальние ручьи с ледовых предгорий. И разлилась главная река Египта водой высокой и бескрайней, стеной непреодолимой отгородив дом Амрама и Иохавед от шпионов фараона.

И шептала Мариам в углу дальнем дома горячие слова благодарности, возбуждающие чувства и обостряющие ум, а брат ее Мелхий не по возрасту имел мудрую сдержанность во взгляде, глубоком и чистом, словно знал младенец о своем особом предназначении.

Совпавшее с рождением Моисея разлитие Нила продолжалось три месяца. Доброта и любовь царили все это время в доме.

Но пришла жара на землю египетскую, стоял месяц апрель. Воды Нила ушли вниз, забегали в ночи коварные разведчики фараона, выискивая новорожденных.

Иохавед чувствовала, что беда вот – вот нагрянет и в ее дом.

– Мариам, дочь Амрама и моя дочь, – сказала утром она. – Сон ночью пришел ко мне. Я и ты в богатом доме, бегают по нему люди и не могут понять, откуда льется сияние серебряное, как будто Луна небесная спустилась на землю.

Мариам ласково обняла мать и радостно воскликнула:

– Твой сон ключ к спасению Мелхия. Тебе снился дворец фараона, а сияние исходило от моего брата – великое будущее ждет его. Мы спасем Мелхия, если он окажется в доме властителя Египта. Только надо придумать, как это сделать.

Если Мариам придумала средство для спасения только что родившегося брата, поместив его в горящую печь, то Иохаведа для защиты сына изыскивает второе средство. Она обращается к воде. Огонь и вода, два начала в творении мира и человека, и оба талисмана сошлись в одном месте и в одном времени для избранного народа. А еще две женщины, мать и сестра, словно драгоценные каменья оникс, освещали сердцами своими великую, сложную и драматическую судьбу Мелхия.

Из камыша, который использовался для изготовления кирпичей, ночью и тайно от глаза постороннего Иохаведа сплела корзину, обмазала ее красной глиной, соорудила над ней небольшой балдахин и, положив младенца в корзину, осторожно опустила ее в воду – в заросли росшего на берегу Нила камыша, в нескольких метрах от того места, где обычно купалась принцесса.

Вот так, в тихую звездную ночь 6 сивана, апреля, 1393 до нашей эры, в при полноликой Луне, под знаком Промысла поплыл навстречу своей судьбе младенец, которому предстояло вывести евреев из Египта и вернуть их на исконную землю Ханаан.

Чаяния Иохаведы по спасению от умерщвления Мелхия таинственным образом переплелись с принцессой Мермуфис. В ней она увидела спасительницу – и поняла это Иохаведа, когда Мариам, имевшая привычку ночами звездными бродить по берегу реки, увидела дочь фараона, купавшуюся в теплой от дневного солнца воде.

Услышав такую весть от дочери, воскликнула в возбуждении Иохаведа:

– Наш Бог послал знак, как спасти младенца. Мы спустим его в камышовом ковчеге по излучине реки. Там, где купается принцесса, много водорослей, они задержат корзину, и Мермуфис обнаружит Мелхия. Надеюсь, у нее доброе и сострадательное сердце, и она возьмет ребенка к себе во дворец, и полюбит его как сына.

Обняв Мариам, Иохаведа заглянула в ее глаза, и, видимо, осталась довольная открытым и преданным взглядом дочери.

– А ты, Мариам, будешь идти вслед плывущей корзине, – доверительно закончила она, – чтобы не потерять корзину. А когда принцесса увидит ее, то подойти к ней и предложи кормилицей еврейку, меня. Тогда мы будем жить вместе, растить Мелхия и не дадим его в обиду.

Со слезами на глазах Мариам произнесла дрожащим от волнения голосом:

– Наш народ всегда будет благодарен тебе за спасение вождя.

И в тог же момент, когда Иохаведа опустила корзину с Моисеем в реку, главный астролог фараона поспешил к своему повелителю, чтобы сообщить радостную весть: звезды поведали ему, что спаситель евреев только что был брошен в Нил, где, вероятнее всего, и найдет свою гибель.

Глава 3. «Быть ему во дворце сыном моим»

Принцесса Мермуфис (в еврейской версии – Батья), любимая дочь властителя Египта. Казалось, солнце пряталось за облака, когда она легкой походкой и с безмятежной улыбкой, как у ребенка, проходила по коридору, так светло и радостно становилось вокруг. Всемогущий бог Ра будто вложил в юную красавицу ломтик солнца, влил в ее сердце сладкий нектар любви, оттого мир рядом с принцессой был похож на улыбку бога – на радугу. Рамсес баловал дочь, окружил ее отцовской любовью, слугами и заботой. Озорной звонкий смех дочери приводил его в хорошее самочувствие. Шутил фараон:

– Моя Мерфумис, ты послана мне богами Египта, чтобы утешать в дни печали и радовать во все остальные.

Стоял зной в стране, солнце заливало землю огненной лавой. Сохли травы и пшеничные колосья, спасение от жары и духоты Мермуфис находила в речной воде; каждый вечер, как только солнце уходило за расплавленный горизонт, принцесса со своими служанками спускалась к реке искупаться. Место выбрано было не случайно: река делала поворот, замедляя течение, росли у берега маслянистые водоросли, образуя тихую и теплую водную обитель, купаться в которой было приятно и безопасно...

Мермуфис легко, словно горная лань, оставив позади других женщин, подбежала к спокойной водной глади, которая под звездным небом завораживала своей чистотой и прозрачностью. Сбросив легкую накидку, девушка уже хотела войти в реку. Но что это прибилось к одинокому дереву, росшему среди водорослей? Вскрикнула принцесса, призывая на помощь слуг:

– Сюда, быстрее. Я вижу корзину в реке и слышу детский плачь из нее.

Одна из рабынь вбежала в воду, взяла в руки корзину и подошла к своей госпоже. Восхищение отразились на лице Мермуфис – на дне корзины лежал необычайно красивый мальчик. Подавшись материнскому инстинкту, смешанному с чувством сострадания и жалости, она взяла плачущего младенца на руки, прижала к своей груди и начала успокаивать легким покачиванием. Ребенок затих, обняв свою спасительницу теплыми и мягкими ручками за шею. Мермуфис, никогда не имевшая детей, почувствовала, как на глазах появились слезы от такого умилительного жеста.

– Это из еврейских детей, – сказала она женщинам, – его хотели спасти в воде от погибели. И милосердные боги Египта выбрали не случайно спасительницей меня – уготована этому мальчику судьба великая, хотя и тайною покрыта. Быть ему во дворце сыном моим.

Мермуфис знала, что ее отец, правитель земли египетской, души не чает в дочери и потому простит ей нарушение царского закона. Как только он увидит счастливые глаза принцессы, обнимающей нежно такое прелестное дитя, фараон сжалится и разрешит ему жить во дворце.

– Дам я ему имя Моисей, – продолжала дочь фараона, – ибо вынут он мною из воды, взяла я его из реки...

История увидела в этом имени свой, символический, двойной смысл: с одной стороны, Моисей был сам вытащен из воды, а с другой – он как бы вытащил, вытянул евреев из-под ига рабства.

А сто двадцать лет спустя, на Исходе дней своих, на горе Нево вспомнит старец Моисей ласковые руки красивой египетской принцессы, убаюкивающей нежной песней плачущего младенца, будущего вождя народа Израиль...

– Наверное, голоден ребенок, произнесла Мермуфис. – Мои служанки, покормите его своим молоком!

Несколько женщин египтянок пытались кормить, но Моисей не хотел сосать, отворачивался упрямо. Сообразила Мермуфис, что нужна ему материнская грудь еврейки, иначе погибнет младенец. Да и спокойнее будет самой принцессе во дворце, ибо возненавидят египтянки еврейского мальчика и незаметно яд добавят в пищу. А в руках кормилицы – еврейки он останется живым и невредимым.

И сказала дочь фараона рабыням своим:

– Найдите здоровую женщину еврейку, порчей и болезнями не страдающую. Во дворец приведите, будет кормилицей дитя моего.

Услышала эти слова Мариам, которая незаметно пряталась за кустарниками, подошла к купальницам близко.

– О, моя повелительница, – поклонившись в пояс, произнесла сестра Моисея, – добрей тебя нет в Египте, если ты решила приютить бездомное дитя. Я знаю хорошую кормилицу. Послушная, молящаяся, здоровая. Да и разумением ясная, как день в солнце. Эта женщина – еврейка вскормит ребенка, будет он здоровым и сильным.

– Приведи мне эту кормилицу. Я дам ей плату.

Обрадованная Мариам быстрее ветра домчалась до дома Иохавед и сказала:

– Дочь фараона призывает тебя стать кормилицей твоего сына и моего брата. Поспешим.

Обе женщины предстали перед Мермуфис. Осталась довольна она видом кормилицы: ухожена, взгляд добрый и умный, грудь высокая, материнская.

Сказала дочь фараона:

– Вскорми мне это дитя, и я положу тебе по две серебряные монеты на день.

И взяла Иохавед дитя на руки и вскормила его. Моисей сосал молоко с наслаждением, трогательно причмокивая губами, крепко вцепившись маленькими рученьками в грудь своей кровной матери.

Так и началась судьба еврейского героя: те самые люди, которые хотели погубить его при рождении, сохранили ему жизнь и воспитали в царских условиях.

Никто и не подозревал ни того, что молодая посланница царевны была Мариама, сестра малютки, брошенного в воду, ни того, что кормилица, приведенная ею, была Иохаведа, мать их обоих.

У Мермуфис во дворце гостила ее сестра, болевшая проказой и обреченная на муки и страдания. Когда Мермуфис вошла в покои с младенцем на руках, она подошла к ним и, посмотрев на Моисея, пришла в возбуждение, дрожь прокатилась по всему телу:

– Тебе плохо, сестра моя любимая? – испуганно спросила Мермуфис.

– Предчувствие охватило меня, – ответила та. – Ребенок должен вылечить меня.

Мермуфис увидела, что Моисей широко открыл глаза, и его крохотные руки потянулись к сестре.

– Пусть ребенок положит их на меня, – сказала сестра.

Больная неизлечимой проказой, женщина подошла к Моисею и опустилась на колени. Мальчик дотронулся ручкой до ее лба, и с дочери фараона опали куски кожи с нарывами и ранами. Словно сухие листья во время осеннего ветра. И вмиг лоб стал чистым и здоровым, болезнь ушла.

Царевна полюбила Моисея как сына. Она любила дитя, потому что его душа свежая, как бы только вышедшая из рук Творца, еще не думает о власти и богатстве, и еще не знает ни о чем, кроме любви. Она любила дитя, потому что оно слабо и нуждается в ее защите, чтобы противостоять первому испытанию, которое может унести его душу обратно в небо. Она любила дитя, потому что оно – воплощенная и живая надежда. Мермуфис следовала влечению своего сердца. Приемыша она назвала своим сыном. Правда, она не дала ему жизни, но спасла его от верной смерти – а это значило для нее, что она поступила как истинная мать.

И не случайно, в память дня и обстоятельства, при которых была найдена эта отрасль отверженного племени, она назвала малютку Моисеем – спасенным мною от воды.

Так случилось, что до двух лет Моисей спокойно рос в собственном доме на руках своей матери, да еще и под покровительством принцессы Египта. Язык его матери – иврит – стал его родным языком. Йохевед сделала все, чтобы привить сыну мысль, что он принадлежит к еврейскому народу, и если небесам было угодно спасти его от смерти, то только потому, что на него возложена некая миссия, которую он должен будет исполнить, когда придет время

Моисей в два года был возвращен Иохевед во дворец дочери фараона. Со свободою, свойственною египтянкам того времени, тем более для представительницы правящей династии, для которых были доступны почести трона, Мермуфис со своим сыном на руках пришла к своему отцу и передала на руки царя этот прелестный подарок Нила.

Рамзес еще не стар и на вершине славы после своих побед. Этот великий египетский завоеватель был прекрасен, величественная голова носила печать ума, энергии и откровенности, соединенная с ласковой улыбкой, когда он видел свою дочь.

Царевна сказала отцу:

– Боги Нила лишили меня права иметь собственных детей. Я очень страдала, что не могу подарить тебе наследника. И вот боги смилостивились надо мной, послали мне божественный подарок – это прекрасное дитя, наделенное чудесными способностями. И я хочу, чтобы он стал моим сыном и твоим наследником.

Фараон впервые обратил свой взор на малютку Моисея. Лежа на руках царевны, он улыбался так невинно, и так щедро, что сердце фараона растаяло, он с нежностью посмотрел на дочь.

– Моя единственная и самая любимая дочь, – трогательно произнес фараон. – Я рад, что ты нашла счастье в этом ребенке, он мне понравился. Пусть будет именно все по – твоему. Воспитывай его как своего сына и моего будущего наследника.

Фараон обнял дочь, поцеловал Моисея. Мальчик прижал свои ручки к голове властителя, тот он ощутил свежесть и покой, идущие от ребенка...