Текст книги "Сопротивление материалов"

Автор книги: Владимир Лавров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 9. Место древнего зла

– И что это за город? – спросил Усачёв.

– Неизвестно, – ответил профессор Марадей, – последние две тысячи лет тут ничего не было и не должно было быть.

– Скорее всего, это город Кощея Бессмертного, это его символы, – позёвывая, высказал своё предположение Александр Веселов, – только очень странно его здесь встретить. Он вроде как в Индию ушел… Возможно, его жестокость оказалась чрезмерной даже для индийских царьков, и его выгнали оттуда.

Они стояли перед южными воротами города, на возвышенности, с которой открывался хороший вид на город и дворец. Над дворцом плясали и подмигивали карнавальные звёздочки, они составляли слова "Осторожно! Работает блокиратор магии!".

– Узнаю Ваулину, – сказал Савёлкин, – уж если чего и писать, то карнавальными звёздочками. Интересно, что их там держит?

– Мне не нравятся эти гаргульи, – Прохоров протянул руку в сторону многочисленных чудовищ, что во множестве украшали периметр крыши.

– А мы сейчас спросим, что их там держит, – ответил профессор Марадей и наколдовал себе усиление голоса – такое, чтобы звук шел по земле.

– Ведущая группы Ольга Ваулина, доложите обстановку, – загромыхала земля голосом профессора Марадея.

Прошло несколько секунд.

– Мы блокированы во внутреннем помещении армией зомби, сидим за щитом, магии никакой, – застонала земля в ответ голосом Ваулиной, – тут ещё работает устройство, создающее болезнетворные бактерии и вирусы, один цикл еле пережили, когда следующий цикл, не знаем. Карантин обязателен! Магию негатор блокирует на третий раз после использования!

– Мне не нравятся эти гаргульи, – повторил Максим Прохоров.

И тут одно из гаргулий – украшений повернуло голову.

– Ложись! – рявкнул Максим.

Привыкшие на фронте к моментальному исполнению приказов студенты разом плюхнулись в грязь. Кое-кто из преподавателей уже подзабыл эту науку, и для одного из них это закончилось фатально: рядом с Александром упало совершенно окаменевшее тело пожилого дядьки. Александр плохо его знал, он был с кафедры химии, кажется.

– Мантии! Голову не поднимать! – скомандовал Прохоров.

Все студенты накинули мантии – невидимки. От дворца приближались какие-то летающие существа, было слышно, как хлопают огромные кожистые крылья.

– Вверх и в сторону дворца не смотреть! Осторожно смотрим назад – все видят холм в виде черепа? Уходим переносом в правую глазницу! Раз, два…

На счёт три все студенты оказались за несколько километров от города, на расстоянии сто – двести метров друг от друга.

– И что это было? – спросил Сергей Усачёв, когда они собрались вместе.

– Как-то раз мне в библиотеке попался дневник одного учёного, который шел по следу – как он сам думал – медуз – горгон. Тех самых, из античных сказок. Он оставил в дневнике несколько зарисовок – он якобы видел их с большого расстояния. Дневник нашли те, кто приехал его искать, сам учёный пропал – и это при том, что он был выдающимся магом. По легенде, медуза – горгона могла обращать в камень взглядом. Не знаю, взгляд у них такой или они магией владеют, но проверять не хотелось. Вот я и крикнул: "Ложись".

– А почему они Ваулину пропустили?

– А кто их знает… может, проспали, а проснулись только от громких звуков профессора Марадея. Кстати, кто знает, где он?

Никто не знал – никого из преподавателей в округе не наблюдалось, только над южными воротами вились маленькие чёрные точки.

– У меня есть идея, – сказал Александр Веселов, – но мне нужна будет помощь, тут много будет точной работы…

За четверть часа ему удалось слепить полупрозрачный шар примерно метра в диаметре.

– И чем нам это поможет? – спросил Майоров, просыпаясь после недолго отдыха.

– Это устройство целеуказания, – торжествующе объявил Веселов и активировал шар. В шаре понемногу проступили уменьшенные контуры города, над южными воротами вились пять красных точек. В центре города виднелись четыре красные точки, на противоположной окраине виднелось ещё две.

– Пять – это горгоны, четыре – это, скорее всего, девчонки, а две с той стороны – это кто?

– Не знаю. Может, наши преподы, а может, еще медузы… Не интересно. Давайте вытаскивать девчонок, – с этими словами Александр сунул шар в руки Валентину Соколову и достал палочку.

Остальные студенты поёжились – идея встретиться нос к носу с горгонами или чужими магами им не понравилась.

Александр запустил "хлопушку" в сторону горгон. Разрыв был отмечен в шаре белой точкой. Постепенно приближая разрывы к горгонам, Александр взял их в "вилку" и добился того, что вскоре "хлопушки" начали разрываться посреди чудищ. Пятёрка чудовищ, получив несколько попаданий, развернулась и смело рванула подальше от города.

– А почему бы не запустить что-нибудь смертельное? – предложил Майоров.

– Честно говоря, боюсь перепутать горгон с кем-нибудь из людей. Вдруг вернутся преподаватели или горгоны будут около девчонок? Поди их отличи. Красные точки не отличаются. А так только больно… Ладно, горгоны пока ушли. Предлагаю срочно вытаскивать девчонок. У кого есть идеи, как прорубиться сквозь армию зомби?

– Ну, если вы не против разрушения исторического наследия, я могу помочь, – сказал Прохоров и вытащил палочку, – идём к воротам.

Через секунду они были уже около ворот. Труп погибшего волшебника было не узнать – после того, как над ним поработали горгоны, он весь высох и съёжился.

– Они что, напрямую жизнь из человека вытягивают? – удивился Усачёв.

– Это никому не известно, – сказал Прохоров и запустил заклинание в сторону дворца.

Взявшийся из ниоткуда горизонтальный вихрь смёл первые дома около ворот, закрутил в себя их камни и понёсся ко дворцу, разрушая всё на своём пути. После него оставалась гладкая цилиндрическая поверхность, усеянная кое-где особо крупными каменюками.

– Бежим! Соколов – с нами, смотришь на шар, вдруг горгоны вернутся! – скомандовал Максим, и вся восьмёрка студентов припустила ко дворцу по воздуху – кто на мётлах, кто на сандалиях.

Студенты старались не отставать от разрушительного вихря. Предосторожность оказалась не лишней – в домах, что сейчас громил вихрь, было полно засевших в засаде зомби. Куски их тел сейчас разлетались во все стороны вместе с камнями. Уцелевшие зомби высовывались из окружающих домов и водили мордами в разные стороны, пытаясь понять, откуда доносится вкусный человеческий запах.

– Можешь перенаправить вихрь так, чтобы он снёс плоскую крышу вон того и вон того залов? – попросил Александр Максима.

Прохоров выполнил пожелание с удовольствием, снеся заодно с крышей и сами залы. У входа в пещеру Максим остановил вихрь и создал новый, направленный в пещеру. Зомби вылетели из пещеры плотной стайкой, красиво пикируя на городские постройки.

– Остановите вихрь, мы уже идём, – застонала земля усиленным голосом Ваулиной.

– У границы города около двухсот красных точек, – доложил Соколов.

Все студенты дружно зашипели – только армии от Кощеевых прихвостней им не хватало.

Из пещеры показались боевые подруги верхом на мётлах и в летучих сандалиях.

– Уходим, уходим! – закричал Савёлкин, показывая на целую армию новых зомби. Из пещеры, ведущей к озеру, выползали сотни новых воинов, а за ними – ужас ужасный! – вытаскивал своё длинное тело превращённый в зомби дракон!

Все студенты замерли от удивления и ужаса.

– А я и не знал, что дракона можно превратить в зомби, – медленно проговорил Константинос Палиас.

Его слова подействовали, как спусковой крючок: все сорвались с места и помчались к северной границе города. Для ускорения движения применили запрещённый в обычных условиях приём: маги подали руки немагам в крылатых сандалиях. Тщетно: дракон учуял их и начал нагонять. Маги ещё могли оторваться, а вот немаги с их медлительными сандалиями летели не быстрее бегуна – сандалии держали в воздухе, но зато перебирать ногами приходилось самостоятельно. Пересаживать их на мётлы было уже некогда.

– Переноситься в университет нельзя! – завопила Ваулина, – Необходим карантин! Мы можем быть больны сотней смертельных заболеваний!

Маги уже повернули к ней головы, чтобы сказать всё, что они думают о карантине, как раздался ещё один отчаянный вопль. Это кричал Валентин Соколов:

– Часть армии переместилась от южных ворот к северным и находится прямо перед нами!

Студенты попытались притормозить, но было уже поздно: они вылетели из-за последнего края домов и увидели ряд из доброй сотни воинов в тёмных латах, с длинными щитами и чёрными шлемами. В руках воины держали крупнокалиберные автоматы чудовищно большого калибра, за спинами у них виднелись мечи и алебарды.

– Не сворачивайте, продолжайте движение, – загремел усиленный голос профессора Марадея, – быстрее, дракон вас нагоняет!

Дракон действительно их нагонял, но это был не его день. Застучали автоматы, вынося навстречу крылатой нежити поток шариков с концентрированной смертью. Удирающие студенты получили незабываемые ощущения, пролетая сквозь автоматные очереди с горящими трассерами. Но их товарищи с земли стреляли точно – дракон, получив несколько шариков, рухнул на землю, чтобы не подниматься больше никогда.

– Похоже, в этом году боевая практика у первокурсников наступила даже раньше, чем у нас, – хмыкнула Ваулина, разглядев кое-какие знакомые лица в строю. Перелетев через линию воинов, Ольга отправилась искать преподавателей, чтобы доложить результаты.

Автоматы застучали снова – следом за драконом из руин поползли зомби. Парни и Анюта Тихонович развернулись, чтобы поддержать наземные силы. Только один Валентин Соколов не знал, куда ему идти и что делать с огромным шаром на руках. Он так и продолжал курсировать между Прохоровым и Ваулиной, пытаясь отдать кому-нибудь шар, но от него все отмахивались: было не до шара.

– А мы думали зачистить весь город, была бы прекрасная боевая практика для первокурсников, – сказал профессор Марадей, выслушав доклад Ольги о том, что тут действует фабрика биологического оружия, – значит, вы настаиваете на немедленном отводе всех сил? Пожалуй, так и сделаем.

Всех, кто участвовал в операции, отвели на пять километров от города и разместили в палаточном лагере. Зомби пытались преследовать студентов все пять километров. В город не вернулся ни один из них.

В карантине пришлось сидеть три дня.

– А как ты догадался, что именно крыши являются источником излучения? – спросил Максим Прохоров Александра Веселова на второй день.

– Я шар сразу так делал, чтобы он и как пеленгатор работал. Мне папочка сказал, что если электромагнитные волны моделировать колебаниями в диапазоне от доли герца до нескольких герц, то они могут оказывать влияние на человеческую психику даже при интенсивности в разы меньше, чем естественный электромагнитный фон. Он этот излучатель по всему миру искал. Я как корону Кощея увидел, так сразу и подумал: "Дай, проверю". А эти крыши сразу синим в шаре и засветились.

– Это устройство сложнее, чем ты думаешь. Представляешь, оно накачивало энергию сразу в ионосферу, эти крыши были чем-то вроде фазированной антенны. Она создавала в ионосфере пульсацию, а потом через резонанс накачивало её энергией так, чтобы колебания расходились по всему миру. Я даже не сразу понял, как это всё работало – хорошо, что я всю библиотеку прочитал. Потому твой отец и не мог запеленговать источник – источником было небо. Только тебе придётся придумать, как всё это объяснить начальству – иначе твой папочка начнёт задавать вопросы, может и попасть в точку…

На третий день прилетел ректор и сказал, что изучение и очистка города ввиду его большой опасности поручается ордену "Изумруд".

– И почему я думаю о козлах и огороде, слыша об этом? – мрачно отреагировал на эту новость Филипп Савёлкин. Его пессимизм несколько поубавился, когда через два дня троих изумрудовцев принесли из города на носилках. Исцелить их не смогли – в рукаве у Кощея оказалось слишком много запрятанных фокусов.

Орден "Изумруд" решил, что чем терять своих волшебников, лучше подставить простых магов. Информацию о затерянном городе аккуратно подбросили нескольким орденам простых магов. Таким образом удалось одним махом и привлечь дополнительные силы, и перекрыть утечку информации. Впрочем, волшебники от "Изумруда" тоже продолжали изучение города, только простые маги не знали, что они волшебники. По легенде, они были ещё одной группой добровольцев. Орден начал долговременную и планомерную осаду запретного города. Заключалась она, в основном, в том, что маги вызывали на себя отряд зомби, а затем расстреливали его с большого расстояния, из-за границ немагии. Тактика эффективная, но медленная: кажущееся количество зомби не уменьшалось. Очевидно, бывшие владельцы города превращали в зомби не одно поколение своих подданных… а может, и рабов.

Узнав о том, что "Изумруд" так надолго завяз в запретном городе, члены "Летящего паровоза" на время успокоились.

Ольгу Ваулину руководство университета учило соблюдению дисциплины два дня. В эти два дня она не появлялась на лекциях, на третий день она тоже не вышла из своей комнаты. На четвёртый день появилась очень тихая и пристыженная. Командовать группой ей запретили, в ведущие её группы назначили одну зануду с пятого курса.

Получив за один раз две такие кости, как Киевскую Аркону и город Кощея, весь университет позабыл и про шкатулку, и про книгу. Паравашти было заикнулся о поисках, но на него замахали руками.

Горгоны в город не вернулись. Никто так и не смог узнать, что это были за существа и когда они появились в запретном городе – при Кощее или после.

Глава 10. Одним волевым деянием

Четыре дня по возвращении из запретного города Майоров ходил туча тучей, на пятый его прорвало. Собеседником он выбрал Александра Веселова.

– Саш, вот смотри: христианство привлекает к себе новичков обещаниями решить все проблемы одним волевым деянием, образом безмятежного смирения, убеждениями в особой избранности от Бога, уверениями в том, что чувство вины перед Богом можно отмолить настойчивыми молитвами. Но при этом и внедряется комплекс вины перед богом, нагнетается истерия нехватки времени и вообще нагнетается страх перед богом – в духе "нельзя делать ничего своего, надо бежать и спасаться". Кроме того, внедряется запрет на своё "Я" – в духе "Адам стал защищать гордость за своё "Я" и тем впал в грех". Когда после этого человек начинает спрашивать о том, что же теперь делать и как себя вести, то ответа он, как правило, не получает, кроме очень общих рекомендаций наподобие "молись", "не противься злому", "не воруй", "не убивай", и так далее. Такие ответы полностью разрушают обычный строй человеческого сознания. Человек не знает, как реагировать на обиды от окружающих, к чему стремиться и чего избегать. Появляются неуверенность и страх.

– Ну да, ты же повторяешь то, что Сазонова на последней лекции говорила. Помнишь? "Каждый стальной крюк из опор на животные чувства, которыми религия держится за реальность, оставляет глубокие кровавые борозды в народном сознании. Без этих крючьев религия не смогла бы удержаться в реальности, а без религии общество было бы гораздо хуже".

– Так вот смотри, что получается: под действием христианства все созидающие люди – те, кто не живёт только ради своей наживы – все, получается, разрушены. Они не знают, как бороться за праведность в обществе, поскольку указание "возлюбить ближнего" никак не уточнено. Они не могут подумать об улучшениях, поскольку сознание разрушено образом "единого волевого решения" и страхом не успеть, а заодно и страхом перед тем, что "большой папа" накажет за своеволие. Остаётся только сидеть в монастыре или жить на подножном корму. Таким образом, получается, что христианство выбивает из активной жизни всех, кто мог бы бороться за праведность в обществе и приводит к власти активно антиобщественные силы. Плюс вспомни – быть богатым в христианстве осуждается, а всё вместе это приводит к тому, что все богатства в обществе захватываются либо сатанистами, либо инородцами. Получается такая большая империя, где все иные верования уничтожены фанатиками, где все мечтают погибнуть ради святой веры – поскольку жить реально никак невозможно, а об общих улучшениях никто не заботится: "каждый сам за себя, один бог за всех", и где у руля сатанисты. Выходит, что христианство – это чёрная магия, созданная для разрушения человечества?

– Эка ты загнул! – восхитился Веселов, – Ты же вроде был любителем смирения?

– Я и сейчас остаюсь… И Богу верю. Но Бог – это одно, а оформление системы – это другое.

Тут Веселова посетила одна догадка. "Оформление системной идеологии" – таким языком Майоров никогда не разговаривал, это было из словаря Прохорова.

– Это тебя случаем не Прохоров распропагандировал?

– Прохоров, – признался Василий.

– Так ты учти, он нас за недоумков держит, он теперь вполне способен тебя тараканами в сахаре накормить – только ради того, чтобы заметить, на какой минуте ты возмутишься, что изюма с ножками не бывает. Он наверняка тебе это в качестве проверки сказал, сам-то он наверняка другого мнения.

– Пока я не знаю, что ему возразить, – горько вздохнул Василий, – а потом, это не только его мнение. Я и по себе изменения чувствую. Знаешь, я раньше легко в уме считал, а теперь не могу – при попытке включить устный счет тут же идет отсыл ко мнению, что все можно решить одним волевым решением, как бы выход уровнем выше. И еще я по себе заметил: раньше, когда был комсомольцем, считал всех людей своими, доброжелательными людьми. А теперь при малейшем противоречии невольно идёт мысль "это они дьявольские орудия, намеренно тебя обижают, потому что ты добрый христианин". Я-то могу противостоять этому мнению, поскольку имею опыт коммунизма, а простые люди ведь так и будут думать, испортят себе отношения с окружающими. Так что агрессивность христианских империй неизбежна – люди в них думают, что если человек пришел в христианство, то он не будет бить их по левым и правым щекам, а если не пришел, то значит, он опасность, и его надо уничтожить или обратить в христианство. Вот и скажи, это ли не черная магия?

Александр не стал возражать и решил сначала переговорить с Прохоровым.

Майорова, несмотря на его яростные возражения, в начале семестра при разделении по религиозным направлениям засунули в группу изучающих коммунизм (как и Валентина Соколова, впрочем). Пришлось Василию с Валентином вместо трудов святых отцов изучать прикладную психотерапию и статьи о движении социальной материи. Но своего христианского подвижничества они не оставили и продолжали попытки обратить в свою веру всех встречных, пока не нарвались на Прохорова. Максим внимательно их выслушал, пару дней пораскидывал своими обширными мозгами со всеми многочисленными пристроечками и в итоге выкатил такую теорию, по которой христианство представало сплошной черной магией. Майоров с Соколовым стукнулись об эту теорию очень больно. Именно во время сидения в карантине он им её и скормил.

– Это ты Майорова с Соколовым загрузил? – напрямую спросил Александр Максима, застав его на обычном месте – в библиотеке.

– Я, – сразу признался Прохоров, – их наивность опасна. Пусть сейчас ищут ответы на простые вопросы, когда им зададут такие вопросы в реальной жизни, будет некогда думать.

– А у тебя есть на них ответы? – спросил Веселов.

– Есть. А у тебя нет?

– У меня нет, – без какого-либо стыда признал Александр, – мы про религию пока только про смирение и про молитвы проходили.

– Разрушаюсь я, Сашок, – без какого-либо перехода продолжил Максим. Он разговаривал с Александром, сидя в своём обычном углу в библиотеке – глаза закрыты, на коленях книжка, по одежде ползёт цепочка муравьёв с водой и едой. Ещё подходя к Максиму, Александр заметил, что каждая половина лица у Прохорова живёт своей жизнью. Выражения на лице – на каждой половине разные – сменялись с огромной быстротой. Смотреть на это было жутко. Заслышав шаги, Максим подавил гримасы и повесил на лицо непробиваемую улыбку.

– И что с тобой?

– Я затронул системные переключатели, сдвинул все настройки во внутреннем устройстве, теперь не могу их восстановить.

– И как же это тебе удалось? – удивился Веселов, – Заклинанием каким?

– Нет. Это произошло практически само. Сидел, думал о внутреннем устройстве систем. Подумал, что мотивация моих действий подчинена чувствам, а должна бы быть подчинена системам планирования цели. И тут в голове что-то запульсировало, и настройки сдвинулись. Этих систем планирования цели в человеке, оказывается, много… и я не могу их подсоединить правильно. Всё время идут конфликты с чувствами и животом. Мне не хватает мудрости и мягкости. Знаешь, по-подростковому хочется взять и назначить из головы все системы вручную ответственными за разные дела, а они живут своей жизнью, начинаются противоречия. Я осознаю, что это неправильно, но поделать ничего не могу: как только начинаю ощущать действие той или иной подсистемы, начинаю её или подавлять, или вешаю на неё слишком много функций.

– Жуть! – второй раз за день восхитился Александр, – Не знаю, не встречался с такими проблемами. У нас недавно на занятии по прикладной религии падре Иоанн удивительную вещь сказал. Возможно, тебе будет интересно. Я там возмущался, почему на ночь положено так долго молиться: спать хочется, много повторов молитв и так далее. А падре так хитро меня и спрашивает: "А не бывало ли с тобой такого, что вскоре после начала молитв начинает хотеться зевать?". Я говорю: "Да, примерно после третьей молитвы". А это и правда так – как начинаешь молиться, такая зевота нападает, что никак не удержаться.

– Да, я знаю это по своему опыту, – подтвердил Прохоров.

– Ну так вот, а падре и говорит: "В ранние христианские времена святые отцы учили, что это бесы похищают ваши молитвы. Не знаю, как насчёт бесов, но в вашем университете волшебники говорят, что зевота нападает от резкой смены у человека того образа самого себя, который управляет человеком. То есть ходишь так по жизни и всё время смотришь внутренним оком на один и тот же образ самого себя, побеждающего символ одного и того же дракона. А во время молитвы волей – неволей представляешь себя перед Богом и становится очевидно, что дракон этот мелковат будет и что вокруг намного больше куда как более опасных явлений, а заодно становится немного стыдно за то, что так гордился собой – лихим воякой, а не пребывал в смирении и пожелании блага всему миру. Получается, что при этом сменяются те образы большой боли, которыми сознание принуждает к движению ленивое тело, изменяются внутренние настройки системы управления – отсюда и зевота, её вызывает усталость от многочисленных внутренних противоречий. Если человек стремится к мягкости, смирению и благотворительности, то во время этих молитв у него очень сильно изменяется внутреннее устройство. Ослабевает тот внутренний командир, который заставляет человека гневаться или слишком жестко обращаться со своим телом. Это ваши волшебники так учат меня вам говорить. А я бы вам сказал проще: если человек растёт к Богу, в любви и праведности, то происходит с ним преображение, и становится он совсем другим, не человеком, но ангелом".

– Красиво, – одобрил Максим, – может, так оно и надо. Доверие и мягкость. Ничего не менять, только наблюдать. Что-то в этом есть. Спасибо, Сашок, помог. Как бы теперь на практике это применить… Надо будет ходить всё-таки на занятия, а то тут с одними книжками совсем загнёшься.

Майоров осмысление сомнений не прекратил, и в следующую встречу с Гуровым вывалил всю теорию о хитрой сути христианства на Сергея Александровича.

– Что-то ты рано начал такие вопросы задавать, обычно такие вопросы люди начинают задавать на десятый – пятнадцатый год упорного подвижничества, – удивился Гуров.

– А это он не совсем сам, ему помогли, – продал товарища Веселов.

– Ну ладно, если христианство тебе плохо, то как тебе видится правильная религия? – прищурился Гуров.

Майоров набрал воздуха побольше и начал излагать:

– Ну, во-первых, сказать, что Бог добрый и никого не наказывает, и что ему можно доверять. Во-вторых, сказать что-нибудь о том, чем человек отличается от животного, что человек может волей и фантазией построить счастливый мир, если будет упорно трудится и бороться с пороками. В-третьих, сказать, что не надо бояться богатства и что предпринимателям надо просто считать себя временно управляющим частью общественного организма. В-четвёртых, надо сказать, что не все люди стремятся к совершенству и что тех, кто не стремится, можно считать животными и всячески использовать.

– Понятно. А ты знаешь, что у тебя получилось мусульманство? Во имя Аллаха милостивого, милосердного.

– Как мусульманство? – Майоров был в шоке, – Я сколько мусульманство не изучал, оно на меня произвело впечатление только агрессивного невежества.

– А вот начиналось оно именно так, как ты только что озвучил. Пара энтузиастов из числа наших студентов в пятом веке решила создать новую религию. Напомню, коррупция в Римской Империи на тот момент была такая, что окраинные города просто мечтали, чтобы их кто-нибудь завоевал. Вот наши энтузиасты и решили улучшенную версию религии создать. Начали именно с тех четырёх положений, что ты перечислил. Нашли одного праведного мужа и решили сделать его пророком. Когда он выступал перед верующими, наши двое волшебников искали в толпе тех, кто возражал и демонстрировал признаки критического мышления. Этих они сразу брали в обработку и уверяли, что всё, что говорит парень с эстрады – это внешняя ширма для простаков и что только совсем глупые люди могут спорить о том, может ли быть у бога сын или о числе богов на небе. "Настоящий благородный человек думает не об этих глупостях, а о том, чем человек отличается от животного, о том, как поставить под свой контроль животную часть, или о том, как добиться совершенства, а число богов на небе всё равно невозможно проверить", – льстили они слушающим.

– Так одновременно создавалось две силы в мусульманстве: одна внешняя, со строгим единобожием и запретом на иконы всех видов, вторая – внутренняя, с абсолютным равнодушием к числу богов и большим вниманием ко внутренним практикам. Тайная часть приняла имя "софии" или "суфии" – в честь богини Софии по-гречески. Впрочем, особо тайной она не была: о том, что у них есть тайное знание, которое простой человек не может понять так же, как собака не может понять человека, они объявляли на каждом углу.

– При создании Корана и заповедей были использованы все последние на тот момент достижения в словесном программировании и в создании информационных вирусов. Стихи составляют особую ритмическую систему, кроме того, фразы из начала часто повторяются – всё вместе это вызывает у человека радость узнавания помимо воли даже при первом прочтении. Прибавьте к этому восклицания любви к Верховному Единому, тонны лести "правоверным", постоянные упоминания о "наказаниях неверных" – и вы поймёте, почему к концу чтения Корана хочется быть на стороне тех, кто гонит, а не тех, кого гонят. На слабое сознание действует неотвратимо. С такой организацией и такой поддержкой ислам легко подмял под себя разрозненные секты поклонников Митры, христиан и зороастрийцев, быстро овладел всей Аравией и севером Африки, выплеснулся в Азию и в Испанию.

– Вирусы? Ритмические стихи? – удивился Веселов, – Что-то я не заметил, а у нас был Коран на первом курсе. Я его еле до конца дочитал.

– А вы Коран на каком языке читали? На русском? То-то же. Там ритм намеренно сбит, мы своих студентов жалеем. Сами мусульмане говорят, что Коран можно читать только на арабском. На другие языки он не переводится. Угадайте, почему? Вот я сейчас буду читать два варианта одного текста, а вы попробуйте заметить разницу. Сначала "слабый" вариант.

Гуров распрямился, как будто даже став выше, и продекламировал:

– Если возлюбили вы Аллаха, следуйте за мной, и возлюбит вас Аллах и простит вам грехи ваши, ибо Аллах всепрощающ, милосерд.

– А теперь "сильный" вариант:

 
Алла, Алла, Алла
Возлюбите Алла
Если сердце с ним
За мной иди
И возлюбит тебя Алла
И простит грехи
Ай, Алла Алла добр
Милосерд.
 

Второй вариант Гуров пропел, любовно растягивая слово «Алла». Не то чтобы всем захотелось петь эту песенку, но звучало это намного красивее первого варианта.

– А создание вирусов у вас будет на четвертом курсе. В примитиве это можно описать как "гипнотическая сила навязанных идей". Утверждение, произнесённое с уверенностью одним человеком, воспринимается другим не только как частное мнение этого человека, но и частично как мнение общества. Если это утверждение подтверждается многими людьми, особенно облечёнными властью или признаками высокой способности к выживанию (с точки зрения животной системы), то оно почти всегда воспринимается без осмысления, как мнение общества. Вот вам и возможность создавать многократно повторяющиеся цепочки заражения неправильными убеждениями. Всё это суфии активно изучали и использовали с самого начала дела.

– Создатели мусульманства не учли только того, насколько мощной может быть сила страха и фанатизма. Терпение официального ислама лопнуло в двенадцатом веке, после того, как суфий Аль-Газали опубликовал официальное руководство по созданию и излечению навязанных внушений. Многих суфиев повесили, остальные вынуждены были выбирать между бегством в Европу или фанатичным исламом. С этого момента суфии внешне стали строго мусульманским обществом. Если до этого они говорили, что суфий способен понять всех и может быть иудеем с иудеем, христианином с христианином, то после изменения они стали говорить, что настоящий суфизм – это только мусульманский суфизм. Даже смысл названия изменился: про богиню мудрости Софию постарались забыть, а название "суфий" стали производить от шерстяного колпака дервиша (как ещё иначе называли суфиев).

– Суфии решили обидеться и помножить мусульманство на ноль. Часть из них рванула на Запад, пропагандировать крестоносцев – что надо не нести всему миру фанатичное христианство, а лучше выращивать у себя в странах культуру и умение контролировать животные проявления. Там их приняли с распростёртыми объятиями – элита западных стран и без того втайне исповедовала митраизм с его любовью к практикам обуздания животной части, а христианство считали наивной дешёвкой для рабочего была. Так что учение суфиев оказалось им очень близко. С этого момента в Европе начался лавинообразный рост тайных орденов. Другая часть организовала возникновение империи Чингисхана. На тот момент Чингисхан был никем – он был разгромлен противниками. Но суфии оценили талантливого парня – выучка у него в войсках была прекрасная, и в самый критический момент в ставке Чингисхана появился богатый купец неизвестного происхождения, но зато с большим количеством денег и опытом организаторской деятельности, что тоже немаловажно. Орды Чингисхана полностью снесли Хорезм, который был на тот моментом центром мусульманской Азии, и завоевали все мусульманские государства, кроме африканских. Тут бы и пришел конец мусульманству, но вмешались наши предшественники – волшебники, в результате чего часть монгольских военачальников приняла ислам. Суфии приняли этот факт как промысел Аллаха и решили действовать постепенно, используя врождённые недостатки мусульманства. Они просто перестали давать свои ученикам те ключевые знания, которые почерпнули от буддийских или христианских монахов.