Текст книги "Как подменили Петра I"

Автор книги: Владимир Куковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

3
ШОТЛАНДЕЦ МЕНЕЗИС – ПЕРВЫЙ ВОСПИТАТЕЛЬ ПЕТРА

В предыдущей главе уже говорилось о том, что, по мнению многих историков, единственным учителем Петра в его детских годах был подьячий Никита Моисеевич Зотов. Но, на самом деле, вопрос этот настолько запутан, что нельзя с уверенностью сказать, был ли Зотов первым учителем. Н. И. Павленко в своей книге «Петр Великий» по этому поводу пишет следующее: «В конце 1679 г. к Петру были приставлены «дядьки» – главные лица среди педагогического персонала – боярин Родион Матвеевич Стрешнев и стольник Тимофей Борисович Юшков.

Достоверными сведениями о времени, когда Петра начали обучать грамоте, историки не располагают. Одни считают возможным вести начало его обучения с 1675 г., другие – с 1677-го, третьи – с конца 1679 г. Не известна и фамилия первого учителя Петра. Хрестоматийную известность в этом качестве приобрел Никита Моисеевич Зотов, но документальные данные подтверждают, что он к этим обязанностям мог приступить не ранее 1683 г.»

Таким образом, с вопросом обучения Петра в исторической науке сложилась довольно неопределенная картина: известны «дядьки», отвечающие за воспитание царевича, но не известны воспитатели. Если и в самом деле Зотов и Нестеров приступили к своим обязанностям в 1683 году, когда Петру было уже одиннадцать лет (и он уже был избран царем), то кто же воспитывал царевича до этого времени?

По этому поводу можно сделать некоторые предположения, основываясь на свидетельстве одного иностранца, оставившего любопытные записки о Московском государстве конца XVII века.

Французский королевский агент Невиль, посетивший Россию в 1689 году, в своей книге, изданной после этого путешествия, упоминает о Павле Гавриловиче Менезисе, служившем в это время в Смоленске в звании генерал-майора. Восхищаясь познаниями Менезиса в иностранных языках, его умением обходиться с людьми, Невиль упоминает о том, что этот генерал-майор пользовался особым доверием царя Алексея Михайловича и был назначен воспитателем к царевичу Петру. Сведений об этом факте в русских исторических документах не сохранилось, поэтому многие историки с сомнением относятся к известию Невиля.

В 1906 г. вышла в свет книга Н. В. Чарыкова «Посольство в Рим и служба в Москве Павла Менезия», в которой по архивным материалам прослежен жизненный путь этого незаурядного человека. И хотя автор не смог найти прямого документального подтверждения того, что Менезис являлся воспитателем Петра, многие детали, подробно и критически рассмотренные им, указывают именно на это. Основной вывод книги – Невиль сообщил реальные факты, к которым следует отнестись с доверием.

Доводы Чарыкова весьма убедительны, поэтому стоит только сожалеть, что его точка зрения на этот вопрос до сих пор не учтена в исторических исследованиях. Она могла бы основательно изменить наши представления о юном Петре. Стараниями отечественных историков и писателей создан популярный миф о том, что в детстве Петр был пусть и живым, и любознательным, но малограмотным ребенком, едва умевшим писать и совершенно не знакомым с самыми элементарными грамматическими правилами. И подтверждение тому – ученические тетради и юношеские письма Петра, написанные рукой, едва владеющей пером, и переполненные чудовищными ошибками. Историки единодушны в том, что причина подобной безграмотности заключалась в невежественном окружении и невежественных учителях юного Петра.

Но факты, тщательно собранные в книге Чарыкова, убедительно говорят о другом: Петра в детстве окружали очень грамотные люди, благодаря которым он мог получить если и не блестящее, то достаточно хорошее для своего времени образование! Как же согласовать эти противоречия? И почему во всех сохранившихся документах, написанных рукой Петра, нет и намека на эту возможную образованность?..

К этому вопросу мы вернемся несколько позднее, сейчас же ответим на другой: кто такой Павел Менезис и чем он заслужил чести состоять воспитателем при Петре?

По царскому распоряжению, отданному Алексеем Михайловичем перед смертью, обучение Петра и его «потешных робяток» воинскому делу и воинской дисциплине было поручено иноземцу Павлу Гавриловичу Менезиусу, который происходил из аристократического шотландского рода, исповедавшего католицизм. Его отец, Гильберт, служил королю Карлу I. После победы Кромвеля семья Менезисов нашла приют во Франции, перебравшись впоследствии во Фландрию. Здесь Павел пять лет учился в шотландской иезуитской коллегии в городе Дуэ. Поскольку он был младшим сыном в семье, то не мог рассчитывать на значительное наследство и вынужден был сам заботиться о своем будущем. Младшие сыновья шотландских аристократов, как правило, счастье искали на военной службе в различных королевствах Европы. Так же поступил и Павел Менезис: после окончания своей учебы он отправился в Польшу, где служило много его соотечественников, и записался в королевские войска.

Но вскоре обстоятельства вынудили его искать новое место службы – он убил на дуэли полковника литовской армии, с женой которого состоял в амурной связи. Это заставило его покинуть королевство и искать счастья в России. Вместе с шотландским полковником Кроуфордом капитан Менезис и его родственник Патрик Гордон 26 июня 1661 года выехали из Варшавы и через несколько недель были уже в Москве.

После испытания в воинском мастерстве и представления царю Менезис был направлен на службу в Смоленск в должности капитана пехотного полка. Вскоре он получил и майорское звание. В Москве Менезис женился на немке (имя ее не известно) из Немецкой слободы. Семья вместе с ним переехала в Смоленск.

Во время своей службы в Смоленске Менезис сдружился со стрелецким полковником Кириллом Полуэктовичем Нарышкиным, будущим тестем царя Алексея Михайловича. Сблизился Менезис с Нарышкиным и в силу того, что брат Кирилла, Федор Полуэктович, был женат на Евдокии Петровне Гамильтон, шотландке по происхождению, принявшей православие. Эти Гамильтоны приходились родственниками Менезису. На другой Гамильтон, Евдокии Григорьевне, был женат любимец царя Артамон Сергеевич Матвеев, глава Посольского приказа, рейтарский полковник и воспитатель Натальи Кирилловны, будущей царицы. Эта дружба и причудливые родственные связи способствовали тому, что впоследствии Менезис стараниями своих друзей и родственников был приближен к царю.

В 1667 году Менезис был послан в Швецию для найма горнорабочих. С поручением он справился, как видно, хорошо, чем и обратил на себя внимание. В 1671 году он выехал в Англию по случаю смерти своего отца. Посольский приказ, уже имевший возможность проверить деловые качества Менезиса в Швеции, на этот раз поручил ему сбор сведений о политических делах в Европе. Сохранившийся «опрос» Менезиса, который был произведен после его возвращения и на который он дал обстоятельные ответы, свидетельствует о том, что он и на этот раз весьма удачно справился с поручением. В скором времени Менезису представилась возможность участвовать и в более серьезных дипломатических делах.

В июле 1672 года огромная турецкая армия султана Магомета IV перешла Дунай и вторглась в пределы Польши. Уже в скором времени была взята крепость Каменец-Подольский, что открывало туркам путь не только на Львов и Варшаву, но и на Киев. Россия стала перед реальной угрозой кровавого османского нашествия.

Царь Алексей Михайлович, сознавая военную слабость России, решил обратиться к европейским государствам, надеясь найти среди них союзников и получить необходимую военную помощь. Менезис, как человек грамотный и опытный, хорошо знавший многие европейские языки и имевший уже некоторые навыки общения с высокопоставленными государственными лицами, был срочно вызван в Москву и направлен в качестве посланника в Берлин, Дрезден, Вену, Венецию и Рим. Ему поручалось вручение грамот курфюрсту, цесарю, дожу и папе римскому от царя Алексея Михайловича с призывом составить антитурецкую коалицию.

Поездка Менезиса продолжалась с 20 сентября 1672-го по 28 марта 1674 г. Хотя, как считают историки, его миссия не была удачной, все же по возвращению он получил значительное повышение: будучи майором, был произведен сразу в полковники, с назначением в рейтарский полк. Денежное содержание кавалерийских офицеров было в два раза выше, чем пехотных, поэтому и в этом переводе видится особое расположение московских властей к Менезису. Вскоре его с сыном Томасом переводят в Посольский приказ.

Франц Лефорт, прибывший в Москву весной 1676 года, застает Менезиса уже весьма влиятельным человеком, ищет у него покровительства и так отзывается о нем в одном из писем: «Он человек очень важный, который говорит очень хорошо по-французски и первенствует во всем; он был в посольстве в Англии. Это лицо, оказавшее мне много покровительства».

Должно быть, в это время Менезис стараниями Нарышкина и Матвеева был замечен Алексеем Михайловичем, стал его любимцем и вскоре достиг довольно высокого положения при дворе. Царь полюбил этого ловкого, бывалого и умного человека, говорившего на многих европейских языках, пользовался он расположением и близких к царю людей, и нет ничего удивительного в том, что ему было поручено воспитание царевича Петра.

Чему же учил Павел Менезис будущего наследника престола?

В 1675 году Менезису было поручено Посольским приказом получение из Рима рисунков и гравюр с видами города и его достопримечательностей. Одновременно с этим Менезис составляет записку «О начале Рима и обыкости (обычаях) римских». Несомненно, что и рисунки, и письменные пояснения к римской истории предназначались для обучения царских детей. Скорее всего, именно Менезис, как человек, воочию видевший красоты и памятники Вечного города, вел уроки географии и истории, сопровождая их показом разнообразных гравюр. Но были у него и другие обязанности.

Юному царевичу Петру были сделаны луки, стрелы, деревянные топоры, сабли, знамена, барабаны и даже выточены деревянные пушки и другое игрушечное оружие. Количество этого «детского вооружения» говорит о том, что у Петра уже появились «робятки» для игр, которых ранние биографы Петра называют «Петровым полком». Вскоре их начали одевать в униформу – зеленые кафтаны с желтыми кушаками. Чарыков вполне резонно предположил, что этими военными играми занимались не мамки и няньки Петра, но Менезис, который и начал обучать этот детский полк военному строю и дисциплине.

Через некоторое время придворный столяр выточил Петру деревянные пистолеты и карабин с замками, а шорники пошили настоящее седло, которым седлали пока еще деревянную лошадку. Поскольку пистолеты и карабин были обязательным вооружением рейтар, т. е. тяжеловооруженной конницы, то можно предположить, что Менезис, как рейтарский полковник, знакомил царевича именно с этим родом кавалерии. Рейтары были привилегированным родом войск, и в них записывались аристократы и дворяне. Поэтому вполне уместным выглядит предположение о том, что царевич начал свою «потешную службу» в этих престижных кавалерийских частях.

Можно предположить, что Петр под руководством Менезиса прошел хорошую школу верховой езды и был прекрасным наездником. Когда в 1689 году он был разбужен ночью в Преображенском известием о том, что стрельцы готовятся напасть на него, то вскочил в одной ночной сорочке на неоседланную лошадь и скрылся в ближайшей роще. После того, как слуги доставили ему седло и одежду, Петр всю ночь скакал к Троице-Сергиеву монастырю, чтобы в его стенах найти защиту от мнимой опасности. Вряд ли подобную скачку выдержал бы плохой кавалерист.

Стоит обратить внимание на то, что в отдельных исторических документах, к которым мы обратимся позднее, упоминается о том, что Петр в 1691 году командовал в потешных сражениях рейтарской ротой. Это еще раз подтверждает предположение, что первоначальную военную школу он прошел под руководством рейтарского полковника Менезиса и сохранил привязанность к этому роду кавалерии.

Но как широко образованный человек Менезис едва ли ограничил свою преподавательскую деятельность воспитанием у Петра и его потешных военных навыков и дисциплины. Он мог обучать Петра и иным, более серьезным наукам, предположим, иностранным языкам (в том числе и латыни, которую он прекрасно знал), истории, математике и т. д. Видимо, царь Алексей Михайлович, поручая Менезису дело воспитания сына, имел в виду более широкое его участие в образовании будущего наследника престола, предоставив ему такие же полномочия, как и «дядькам» царевича. Поскольку воспитание будущего наследника престола было серьезной задачей, то Менезис, не полагаясь полностью на свои познания, мог привлекать к этому делу и других образованных людей. Тем более что обстоятельства требовали от него выполнения своих военных обязанностей. В 1677–1678 гг. Менезис участвовал в так называемых Чигиринских походах против турок, командуя рейтарским полком. В последнем походе полк участвовал в боевых действиях и понес большие потери.

В 1680 г. Менезис переводится в Смоленск и, таким образом, удаляется от воспитательной деятельности. Но В. В. Голицын, пользовавшийся большим влиянием при дворе, продолжает благосклонно относиться к нему, и Менезис участвует в посольских делах, для чего часто приезжает и подолгу живет в Москве. Участвует он и в Крымских походах 1688–1689 гг. в должности командира армейского соединения из двух пехотных полков. По возвращении Менезис один из первых получает повышение и производится в генерал-майоры. Петр уже тогда начал конфликтовать с Софьей, поэтому отказался подписать указы о награждениях, и лишь для своего воспитателя сделал исключение.

После победы над Софьей Петр вновь приближает Менезиса к себе и доверяет ему, как можно предположить по отдельным уцелевшим документам, Преображенский полк (если не все полки солдатского строя). И только плохое здоровье Менезиса и отрицательное отношение к нему некоторых иерархов православной церкви (о причинах этого отношения будет рассказано далее) помешали ему подняться так же высоко и быть таким же заметным, как впоследствии его родственник Патрик Гордон или его протеже Франц Лефорт.

Умер Павел Менезис 9 декабря 1694 года. Несомненно, что его стараниями юный царевич приобрел любовь к «марсовым потехам», т. е. к военным играм на суше, и стал испытывать интерес к иностранцам.

4
НАЧАЛО УВЛЕЧЕНИЯ «НЕПТУНОВЫМИ ПОТЕХАМИ»

Но в скором времени увлечение «марсовыми потехами» неожиданно сменяется у Петра новой страстью, которой он останется верен до конца своих дней. Это было кораблестроение и плавание под парусами.

Начало этому увлечению было положено еще в Москве, продолжено на Плещеевом озере и получило у современников название «нептуновых потех».

В предисловии к Морскому регламенту, единственному сочинению, в котором Петр вспоминает свои детские годы, описано весьма примечательное событие, возбудившее в нем страсть к потехам на воде. Однажды, прогуливаясь по селу Измайлову, забрел Петр в сараи на льняном дворе, где хранились старые вещи, в том числе и оставшиеся от боярина Никиты Ивановича Романова, двоюродного брата царя Михаила Федоровича (деда Петра). В сарае Петр увидел необычную лодку «английского дела». Тот самый знаменитый ботик, который получил впоследствии наименование «родоначальника русского флота». Эта лодка так понравилась Петру, что он пожелал проверить ее на воде. После того, как лодку починил голландский плотник Карштен Брандт [5]5
  Карштен Брандт лет за двадцать до этого принимал участие в постройке корабля «Орел» в селе Дединове на Оке. «Орел» предназначался для плавания по Волге и Каспийскому морю, но был сожжен во время восстания Степана Разина.


[Закрыть], Петр пустился на ней в плавание по Москве-реке. Оснащенной парусом лодке было тесно на небольшой воде, и она «упиралась в берега». Поэтому ее по приказу Петра перевезли вначале на Просяной пруд, а потом и на Переславское (Плещеево) озеро, расположенное к северу от Москвы. Оно имело тридцать верст в окружности и было пригодно для плавания не только парусной лодки, но и более крупных судов. Так было положено начало «нептуновым потехам», которые определили судьбу не только Петра, но и всей России.

В устье реки Трубежа Брандт заложил верфь и начал строительство яхт и фрегатов. Суда эти были, по современным меркам, чуть ли не игрушечными, но русским людям того времени, никогда не видевшим моря и морских кораблей, они казались значительными. Нетерпение Петра видеть эти суда на воде было столь велико, что он для ускорения работ приказал нанять голландских мастеров, искусных в деле кораблестроения, которые вскоре и прибыли в Москву. Именно с ними на переславской верфи Петр первый раз взял в руки топор и с головой ушел в освоение ремесла корабельного плотника. При этом «марсовы потехи», так любимые им, были на несколько лет полностью забыты. Эти мастера обучили Петра и голландскому языку, который он знал довольно хорошо и на котором впоследствии общался с иностранцами. Здесь же, на верфи, он освоил и голландскую письменность, но владел ею слабо, видимо не лучше, чем его учителя-плотники.

После того, как суда на Переславском озере были построены и спущены на воду, Петр совершил под парусами несколько плаваний и, убедившись, что это озеро мало и мелко для настоящих судов, уехал в Архангельск, чтобы на Белом море продолжать свои потехи. Там он наконец-то встретился с настоящей морской стихией и полюбил ее на всю жизнь. Именно оттуда началось великое преобразование России, и из сухопутной слабой державы она превратилась стараниями Петра в могущественную империю, имеющую помимо армии и огромный морской флот.

Такова наиболее распространенная версия возникновения у Петра интереса к кораблестроению и его первых шагов в этом деле. Подтверждена она документально, проверена временем и историками и, казалось бы, никаких сомнений не вызывает. Но при достаточно внимательном взгляде на события той эпохи мы обнаружим некоторые довольно странные разночтения в датах и в описании отдельных моментов жизни и деятельности Петра. Эти разночтения если и не опровергают приведенную историческую версию, то все же заставляют отнестись к ее достоверности с определенным недоверием.

5
БОТИК ПЕТРА И СТРОИТЕЛЬСТВО ПЕРЕСЛАВСКОЙ ФЛОТИЛИИ

Описывая в предисловии к Морскому регламенту, как был отыскан ботик в сараях Измайлова, Петр не указал год, в котором произошло это событие. Может быть, этот вопрос и не заслуживал бы особого внимания, если бы не странные и даже разительные перемены в характере, привычках и поступках царя, последовавшие вслед за этим. Поэтому следует несколько пристальней всмотреться в это, на первый взгляд, малозначительное происшествие в Измайлове и все, что связано с ним.

Прежде всего, следует определить точную дату отыскания ботика. Казалось бы, если этого нельзя сделать по личным записям Петра, то легко восстановить по другим историческим документам. Но при попытке найти их мы столкнемся с неожиданными трудностями. Дело в том, что исторической науке не известно ни одного документа, который хотя бы в малой степени проливал свет на интересующий нас вопрос.

Но и это досадное обстоятельство не было бы препятствием для примерной датировки события, так как можно использовать и косвенные вычисления, отталкиваясь от других дат. Предположим, от начала постройки судов на Плещеевом озере (от времени отыскания ботика до начала корабельного строительства в Переславле прошло не более года). Оказывается, что и последнее событие не зафиксировано достаточно строго в отечественной истории! Начинание Петра, имевшее столь значительные последствия для военного могущества России, попросту не было замечено современниками. Документально освещен лишь последний этап переславского корабельного строительства, относящийся к 1692 году.

На следующий год Петр уехал в Архангельск и более на Плещеево озеро не возвращался. Построенная по его капризу и, как считается, под его руководством маленькая эскадра сгнила на берегу.

Но и достаточно точные и подробные документы последнего периода строительства никак не разъясняют интересующий нас вопрос, поскольку исследователи и историки не могут сказать с уверенностью, как долго продолжались «нептуновы потехи» в Переславле. Здесь мы имеем какие-то досадные утраты исторических бумаг, которые препятствуют детальному и четкому освещению нескольких лет царствования Петра.

Возможно, из-за этих утрат историки весьма противоречивы в датировке, как отыскания ботика, так и начала переславского строительства. П. Н. Крекшин [6]6
  Крекшин Петр Никифорович (1684–1763), историк Петра и его времени, издал «Сказание о Петре» и «Разговор в царстве мертвых о Петре Великом». Происходил из дворян, служил смотрителем на работах по строительству Кронштадта. В 1714 г. был обвинен в растратах и разжалован, но вскоре стараниями покровителей оправдан и назначен комиссаром для принятия казенных вещей и подрядов. Материалы о Петре Крекшин начал собирать с 1719 г. Первый том своего сочинения «Краткое описание блаженных дел великого государя-императора Петра Великого, самодержца Всероссийского» (охватывал период 1672–1706 гг.) предоставил императрице Екатерине I, после чего получил доступ к государственным архивам.


[Закрыть], один из ранних биографов Петра, отыскание ботика относит к 1686 году, когда будущему создателю российского флота было всего четырнадцать лет. Не исключено, что историк в своем труде использовал какие-то подлинные документы, впоследствии утраченные, так как по дням расписывает события:

«11 сентября (1686 г.) ботик спущен Брандтом на воду;

14 сентября катался на нем впервые сам Государь и парусами действовал;

18 сентября опять гулял и усмотрел, что бот лучшее действие являл;

25 сентября отправился в Троицкий монастырь. Оттуда на Переславское озеро.

Зимою Брандт соорудил там фрегат и яхту, которые спущены на воду весною 1687 года, между тем построили и дворец для приезда царской фамилии на берегу озера.

31 июля прибыл туда Петр с царицею-матерью, с царем-братом, с патриархом, архиереями, и 1 августа, по освящению воды, пустился по озеру на фрегатах с пушечною пальбою».

Но, несмотря на документальную точность Крекшина, его сочинения у последующих историков никогда не вызывали особого доверия. Татищев назвал его «новгородским баснословцем», Н. Г. Устрялов, написавший многотомную и подробную «Историю царствования Петра Великого», пренебрежительно отозвался о нем, ставя ему в вину то, что он «слагал предсказания, выдумывал речи, изобретал факты».

Сам Устрялов нахождение ботика отнес к 1688 году, т. е. передвинул это событие на два года позже по сравнению с Крекшиным. Впоследствии эта датировка была признана единственно верной и прочно закрепилась в исторической науке. Но не ошибался ли и сам Устрялов, остановившись на этой дате?

Надо сказать, что единственным документом, дающим право относить начало постройки судов на Пле-щеевом озере к 1688–1689 гг., является собственноручное письмо Петра к матери, посланное с переславской верфи:

«Вселюбезнейшей и паче живота телесного дражайшей моей матушке, государыне царице и великой княгине Наталии Кирилловне. Сынишко твой, в работе пребывающий, Петрушка, благословения прошу и о твоем здравии слышать желаю, а у нас молитвами твоими здорово все. А озеро все вскрылось сего 20 числа, и суда все, кроме большого корабля, в отделке; только за канатами станет: и в том милости прошу, чтоб те канаты, по семисот сажен, из Пушкарского приказу, не мешкая, присланы были. Аза ними дело станет, и житье наше продолжится. По сем паки благословения прошу. Из Переславля, апреля 20, 1689 года».

Все последующие письма из Переславля в Москву датируются Петром лишь числом и месяцем, без указания года. Но год на приведенном письме вызывает серьезные сомнения. В подлиннике день месяца указан буквенным способом, как и писали в то время цифры на Руси: число 20 передано буквой «К». Год же почему-то написан арабскими цифрами. Причем, если все письмо написано неровно и торопливо, притом неискушенной в письме рукой, то арабские цифры выведены уверенно и твердо. Слово «год» не написано, а стоит буква «i», которую можно понимать как европейский вариант обозначения летоисчисления от Рождества Христова (здесь «i» – первая буква имени Иисуса). Можно предположить, что год в этом письме был дописан позднее и другим человеком. Возможно, это был архивариус, занимавшийся разборкой бумаг, оставшихся от Петра. Но чем он руководствовался, проставляя год? Нет ли здесь ошибки или намеренного искажения, преследующего определенные цели?

Подозрения подобного рода не так уж и беспочвенны. Дело в том, что иностранные источники – наиболее интересный труд в освещении данного вопроса принадлежит перу современника тех событий голландца Ноомена (он собрал многочисленные свидетельства и подробности о пребывании Петра в Саардаме) – отыскание ботика относят к 1691 году. В этом же году саардамские плотники выезжают в Москву и начинают корабельное строительство. С этой датировкой согласился и Бергман, английский посланник при русском дворе, оставивший большое сочинение «История Петра Великого». Если это так, то почему Крекшин отнес это событие к 1686 году, а некто неизвестный, разбиравший бумаги Петра – к 1689-му? Так кому же верить в этом вопросе и какой дате отдать предпочтение?

Согласимся в этом вопросе с Устряловым и будем считать, что ботик был отыскан в 1688 году. Побывав осенью этого же года в Переславле и, видимо, заложив на новой верфи суда, Петр возвращается в Москву и несколько месяцев находится там. В январе 1689 года он женится на Евдокии Лопухиной. В этом же году он выезжает в Переславль продолжать начатое строительство, но несколько раз возвращается в Москву. 8 июля во время крестного хода происходит его крупная ссора с Софьей, которая участвовала в этой же церемонии.

В этом же месяце возвращается из второго Крымского похода В. В. Голицын, фаворит Софьи. Манифест о наградах его участникам должны были утвердить цари, но Петр отказался это сделать, должно быть из-за чувства неприязни к сестре и еще не забытой обиды от ссоры. С большим трудом его убедили уступить. Но все же, когда Голицын приехал в Преображенское благодарить Петра за награды, тот не принял его. «Самодержица всея Руси», как уже приказала именовать себя Софья, пришла в негодование. Столкновение между «самодержицей» и царем Петром становилось неизбежным.

В ночь с 7 на 8 августа в Кремле поднялся переполох – откуда-то появилось подметное письмо, в котором неизвестный предупреждал, что потешные полки идут на Москву, чтобы побить Софью, царя Ивана и многих других. Испуганная этим известием, Софья приказала запереть все кремлевские ворота, усилить караулы и поставить стрельцов под ружье.

Когда сторонники Петра известили его об этих военных приготовлениях сестры, он был так напуган, что ночью бежал в Троице-Сергиев монастырь и там с рыданиями просил защитить его от страшной опасности, нависшей над его жизнью.

Но стрельцы не поддержали Софью, а направились в Сергиев виниться перед Петром и присягать ему. В такой ситуации «самодержице» ничего не оставалось, как уступить престол брату, а самой удалиться в Новодевичий монастырь и принять монашеский чин под именем старицы Сусанны. Почти без всяких усилий, лишь натерпевшись страха, Петр стал за несколько дней подлинным самодержцем всея Руси.

Здесь, в Лавре, где сосредоточилось уже много войск, как потешных, так и стрелецких, Петр начинает новые военные маневры, более масштабные, чем прежде. Устрялов так описывает их: «Распорядившись управлением государством, Петр не хотел возвратить-с я в Москву, пока София не оставила кремлевских чертогов, и в половине сентября отправился с Потешными полками верст за 40 от Лавры, в Александровскую слободу; там, на обширных полях, целую неделю занимался со своими сподвижниками, под руководством генерала Гордона, конным и пешим учением с пушечною пальбою, в присутствии обеих цариц (т. е. матери и жены. – В.К.) и всего двора. Маневры простирались далеко за слободу, до Лукьяновской пустыни, и не более 25 верст оставалось до Переславля-Залесского. Непонятно, как утерпел Петр, что не показал царицам своих кораблей; боялся ли он испугать воображение их видом обширного озера или другие обстоятельства ему воспрепятствовали? Как бы там ни было, не взглянув на свой ковчег, из Лукьяновой пустыни он возвратился в Лавру».

Как кажется, Устрялов единственный историк, который обратил внимание на то, что Петр не посетил во время учений свою переславскую верфь, хотя находился недалеко от нее. Видимо, подобная невнимательность царя к своему любимому детищу показалась Устрялову весьма странной. Так, может быть, корабельное строительство еще не было начато в это время? И прав все же Ноомен, отнеся его начало к концу 1691-го или весне 1692 года?

Если придерживаться академической точки зрения на этот вопрос (т. е. считать, что корабельное строительство в Переславле началось в 1688–1689 гг.), то мы должны будем как-то разумно объяснить странное и беспричинное охлаждение Петра к своим кораблям и «нептуновым потехам», которое продолжалось почти три года. Пешие и конные учения принимали все больший размах и проводились каждый год, но мы не находим ни одного официального документа того времени или свидетельства очевидцев, в которых бы упоминался Переславль и корабельное строительство.

Поставленные в затруднительное положение подобным обстоятельством, современные историки вообще избегают затрагивать этот вопрос. Тем самым они как бы оставляют Петру право на импульсивные и причудливые поступки, право на монарший каприз. Но в нашем случае вряд ли подобное допущение является уместным.

Устрялов так описывает занятия Петра в эти три года: «Военные потехи, примерные битвы и походы начались весною 1690 года. Как скоро вскрылась Москва-река, Петр снарядил флотилию из мелких гребных судов, среди которых красовался под парусами знаменитый бот, и в конце апреля с многочисленною свитою отправился по течению Москвы-реки к Угрешскому монастырю.

…По возвращению в Преображенское (из этого речного похода. – В.К.) царь занялся конным и пешим учением Потешных и стрелецких полков, чтобы приготовить их к примерным битвам, назначенным в июне месяце. Первое сражение едва не кончилось страшным несчастьем. Штурмовали Семеновский двор. С обеих сторон кидали ручные гранаты и горшки, начиненные горючими веществами; один из них лопнул близ Государя, взрывом опалило ему лицо и переранило стоявших подле него офицеров. По всей вероятности, Петр был ранен не легко, потому что маневры возобновились не прежде осени. 4 сентября сражались Потешные с стрельцами Стремянного полка. Вечером дело дошло до запальчивой схватки, и с обеих сторон немало было раненых. В числе их находился генерал Гордон: неосторожный выстрел повредил ему ногу выше колена, а порохом обожгло лицо так, что он с неделю пролежал в постели. Новая битва Потешных с Сухаревым стрелецким полком 11 сентября кончилась благополучно.

Так же точно прошел и следующий год. 14 марта спущена на воду новая яхта, в которой могло поместиться до 30 человек (яхта спущена на Москве-реке. – В.К.).

Летом происходило в Преображенском непрестанное учение Потешных, с пушечною пальбою; большие маневры были назначены в августе. Накануне Преображения сказан поход и раздача подъемных лошадей; но болезнь царицы Натальи Кирилловны принудила отложить потехи на целые два месяца.