Текст книги "Почему Я? Часть 2"

Автор книги: Владимир Корешков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– В смысле?

– В смысле где я пока могу перекантоваться?

Я был слегка обескуражен, если не сказать больше. Неужели, попав в будущее, убежав от смерти, это единственное, что его интересовало?

– Паш, мы не знали, какую ты для себя выберешь обстановку и где тебе будет комфортней, поэтому просто представь, что за интерьер ты хочешь увидеть вот за той стеной, и, как в сказке, все исполнится.

– Понятно. Ладно, я пойду, мне хотелось бы побыть одному. Когда понадоблюсь, позовите.

И удалился. Мы переглянулись.

– Ну и? – окидывая меня недобрым взглядом и уперев руки в бока, поинтересовалась Аня. – Гений, говоришь?

– Он очень странный, – задумчиво вымолвила Жанна, глядя в ту сторону, где за стеной только что растворился Паша.

– Да, похоже, что он большой оригинал, – согласно кивнула головой Алина.

– Не то слово, – злорадствовала Всадница без головы.

– Ну что вы прицепились к парню? Устал, решил отдохнуть.

Я пытался замять Пашину, даже не знаю, как правильно назвать это, неучтивость, что ли.

– А от чего он устал? Он что, вагон угля только что разгрузил?

В Анином вопросе присутствовала изрядная доля сарказма. На это парировать мне было нечем.

– Слышь, Олег, а этот Паша не захочет снова, того, откуда-нибудь клювом вниз сигануть? – задал мне Андрюха вопрос, который, если честно, меня самого мучил.

«Что-то ты, Андрюш, совсем разговорчивый стал, прямо Цицерон», – про себя отметил я. Вслух же сказал другое, пытаясь убедить всех и прежде всего самого себя в правильности сделанного выбора:

– Здесь неоткуда падать, плюс за нами, а стало быть, и за ним, автоматика неусыпно следит днем и ночью, и потом он нам обещал помочь, а такие люди, как правило, слово держат. Так что не должен.

– Но полной уверенности у тебя нет? – криво ухмыльнулась Аня.

– Не, ну как? – тянул я паузу, не зная, как ответить ей. – И потом он нам нужен по-любасу и все. Точка. Пошли выбирать второго кандидата. То есть кандитатшу, – нашелся я.

– Так. Подразумеваю, у тебя наверняка уже на примете кто-то есть? – голосом строгого следователя, производившего допрос подозреваемого в мошенничестве, совершенном им с особой циничностью и в особо крупных размерах, допытывалась Аня.

Я уклончиво мотнул головой.

– Тоже гений? – продолжала цепляться Аня.

– Не исключено, – с достоинством отвечал я.

– Наверняка такая же странненькая, но, видимо, шибко умненькая, – язвила она вовсю. – У тебя прям талант в подборе гениальных кадров прорезался. Я не удивлюсь, если эта твоя новая кандидатша из дома престарелых. Скажи честно, понравилась, вот и решил спасти старушку.

– Слушай, Ань, может, хватит ко мне цепляться и доставать? Давай жить дружно, – сказал я примирительно, нацепив на себя маску кота Леопольда. – А что касается кандидатов, то просто поверь мне, очень тебя прошу, потому что те двое, что я выбрал, – они нам нужны, без них мы не справимся.

Но Аня не хотела со мной мириться.

– Ты, милый мой, еще не знаешь, что такое цепляться и доставать, а дружно жить с тобой не хочу. То есть я вообще не собираюсь с тобой никак жить. А что касается веры, то… я тебе один раз уже поверила. И к чему это привело? Просто взял и наплевал в душу.

Я устало махнул рукой. Спорить или что-то доказывать в свое оправдание было бессмысленно.

– Ладно, идемте. Если у кого-то будут сомнения по поводу девушки, которую я выбрал, значит, будем искать какую-то другую девушку, но еще один человек нам необходим.

***

Женя, Женечка с детства была небольшого росточка – Кнопка, как ее поначалу все родные и звали. Была она единственным ребенком в семье. Родители ее любили безгранично и, естественно, баловали как могли. Но эгоисткой она не была ни в коем случае. Ее папе и маме удалось воспитать и сформировать целостного и непосредственного человека, имеющего на все свою точку зрения. Как и всем девочкам, Жене очень нравилось разглядывать себя в зеркало. Мне кажется, они, девочки, полжизни уделяют общению с этим неотъемлемым и, наверное, самым главным и обязательным атрибутом из их личных вещей. Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду доложи… Ну, вы, конечно, помните. Женя была еще совсем маленькая, когда, посмотрев по телику, как выглядят модели, и подслушав разговор взрослых о том, какие красивые эффектные девушки ходят по подиуму, подбежала к зеркалу, придирчиво рассматривая и сопоставляя себя с ними, поняла, чего ей не хватает, чтобы встать с теми красотками из телевизора на одной ступени.

Она одним движением стянула с себя яркий синий бант и распустила русые волосы, затем, добравшись до маминой косметики, раскрасила бледное личико неумелой детской ручкой, хотя правильно будет сказать «нещадно размалевала» – щедро наложила тени, румяна, мне представляется, именно так индейцы племени сиу наносили боевую раскраску, надела на тонкую шейку массивные бусы, а на ноги – мамины туфли на высоком каблуке, которые ей были на много размеров больше, закончила свой образ, неровно подправив губы вызывающе ярко-алой помадой. Еще раз окинула себя в зеркало – да, это то, что надо. После вошла в комнату, где сидели взрослые, как ей казалось, походкой ведущей манекенщицы. На секунду наступила тишина. Взрослые, сидевшие за столом, обомлели. Она посчитала, что произвела невероятный фурор, дабы усилить впечатление и чтобы уже ни у кого из присутствующих не осталось никаких сомнений по поводу того, как она выглядит и на кого сейчас похожа, объявила себя красивой красавицей. Так и сказала: «Я красивая красавица». Чем вызвала необъяснимое для нее веселье со стороны взрослых. Вот это прозвище – «красивая красавица» – с легкой руки прилипло к ней на всю жизнь. Женя так и не выросла, оставшись небольшого росточка, и не превратилась, как в сказке, из гадкого утенка в яркую длинноногую красавицу-вамп, но была милой хрупкой девушкой, хоть и миниатюрной, но неплохо сложенной. Характер добрый, мягкий, отзывчивый, никогда не унывающая, всегда готова, бросив все свои дела, не задавая лишних вопросов, прийти на помощь любому, кто в ней нуждался. Ее очень ценили и любили, потому что Женю невозможно было не любить. Этот человечек был буквально ярким светочем среди полумрака череды серых жизненных будней. Она жила и горела как маленький фонарик, на теплый уютный свет которого, чтобы погреть свою душу, слетались, как мотыльки, ее знакомые и друзья, а друзей у нее было море. Женя была не только душой компании – она была тем редким человеком, к которому шли, чтобы поделиться, ничего не скрывая, и радостью, и печалью и которому, если что, не стыдно поплакаться в жилетку. Подружки делились всем – от неудачной, неразделенной любви до опыта первого, еще непонятного для них секса.

Мальчикам тоже часто нужен был совет, и они также, не стесняясь, поверяли ей свои самые близкие, порой интимные секреты, потому что Женя для них была своим парнем – дружбаном. А вот у самой Жени отношения с мальчиками как-то не складывались – все, кто пытался к ней подкатить, были не те. Не те, кто ей был нужен. Не то чтобы она была привередой, но хотелось принца как из сказки, с которым как в омут с головой. Да и было, если честно, этих поклонников не очень много, по пальцам можно пересчитать. Женя считала, что не стоит разбрасываться, и верила, что все лучшее ее ждет впереди, она еще встретит своего принца – единственного и на всю жизнь. Нужно только немного подождать, судьба обязательно не обойдет ее своим вниманием.

Она уже определила, как в недалеком будущем будет выглядеть ее женское счастье, и вывела для себя формулу своего семейного благоденствия и благополучия – это Oн, Oна, и самый уютный в мире дом на зависть всем, в который они с любимым, закончив свои дневные дела, будут торопиться каждый вечер, и дети, двое, не меньше – мальчик и девочка, а может, и больше.

Закончив школу с великолепным аттестатом, без проблем поступила в аэрокосмический. Ее всегда манило и завораживало звездное небо, в нем таилось столько загадок и секретов. Она считала, что, обретя нужные знания, станет к нему ближе и обязательно раскроет пусть хотя бы даже небольшую их часть. Своего принца, того, о котором мечтала всю жизнь, она увидела сразу, как только зашла в аудиторию на первую лекцию. Высокий, широкоплечий, подтянутый, светловолосый, в синих потертых джинсах и черном свитере на голое, загорелое, как бронза, тело, который, облегая, подчеркивал всю рельефность его накачанного торса – атлета. С белоснежной загадочной улыбкой и голубыми, смешливыми, с легкой сумасшедшинкой глазами, немножко самоуверенный, немножко надменный – таков был Алексей.

Женино сердечко дрогнуло и забилось часто-часто. Она всю пару не могла отвести взгляда от его античного профиля, даже не слушала, о чем говорил седой преподаватель, который вел их курс.

Надо сказать, что не одна Женя была очарована сказочным красавцем. За Алексеем охотилась добрая половина женской части коллектива всего института. А он никого не выделял, со всеми общался ровно, на женские хитрости и уловки не реагировал и умело обходил расставленные самыми искушенными и опытными обольстительницами ловушки, не попадая ни в чьи силки. Казалось, его интересовала только учеба.

Прошло два года. Их группа после окончания очередного семестра отправилась в поход на природу. Палатки поставили возле речки. Мальчики ловили рыбу, девочки накрывали на стол. Потом, после сытного ужина, все вместе уселись у костра, впитывая всеми порами кожи обжигающий жар от горящих поленьев и неспешно потягивая вино. Дым ровным столбиком уносился далеко в ночное небо. На самом небе, как желтый кусочек дорогого сыра, повис диск луны, освещая все вокруг как днем. Так всегда происходит в полнолуние. На душе было необычайно хорошо.

– Спой, Женя, – попросили ее ребята.

Когда-то родители научили ее музицировать, для этого специально было приобретено пианино. Два раза в неделю приходил строгий учитель Фридрих Исаакович, который учил ее играть по нотам, но, став постарше, Женя забросила пианино, ее увлекла гитара, ей она была ближе по духу. Слух у Жени был великолепный, самые сложные композиции она подбирала сама, без помощи нот, на слух. Голосом тоже была не обделена. Он у нее был чистый, звонкий и в то же время сильный. Как только она взяла пару аккордов, стало тихо. Запев, приковала все внимание к себе. Ребята просили еще и еще. Репертуар у нее был разнообразный – от слезливых девчачьих песенок до залихватски-мужских. Особенно у нее хорошо получались романсы. Через какое-то время она заметила, что Алексей смотрит на нее неотрывно, и в его всегда насмешливых глазах читалось откровенное восхищение. И это подзадоривало ее, она вошла в раж, играя амплитудой голоса как заправская оперная дива, моментально переходя с высоких нот на низкие.

В этот вечер у них все случилось. И именно так, как всегда представляла себе Женя. Алексей был настоящим принцем – очень нежным, заботливым и внимательным по отношению к ней. Они целовались до утра и никак не могли насладиться друг другом. А потом, уставшие и счастливые, уснули на заре, крепко обнявшись, под заливистую трель соловья.

Еще через какое-то время Алексей попросил ее руки. Сказка состоялась. Женя летала. Она была счастлива как никогда. Хлопоты по подготовке к самому важному торжеству в жизни каждой девушки – собственной свадьбе – такие приятные, хоть и надо переделать уйму дел: заказать зал, выбрать лимузин и пригласительные, посуду на стол, торт, да еще много, много всего мелкого и крупного. Она уже примеряла свадебное платье, когда вдруг почувствовала непонятную тянущую боль внизу живота.

– Наверное, ты беременна, – лукаво щурясь, предположила мама. – Обязательно сходи к врачу.

Врач как будто окатил ледяным душем, его вердикт был беспристрастным, безжалостным и таким ужасным… Сейчас у докторов не принято жалеть пациентов. Не знаю, почему они вдруг стали такими бездушными, а может, последователи Гиппократа всегда были такими. Они говорят пациентам все прямо, без утайки, без обиняков и какой-либо деликатности, не давая им ни единого, пусть самого иллюзорного, шанса. Каждое их слово, пока они зачитывают диагноз, звучит как забитый в крышку твоего гроба гвоздь. Они даже не удосужатся хотя бы ради приличия отвести глаза, в упор рассматривая больного как некую распластанную на операционном столе, приготовленную для препарации лягушку, пока выносят свой страшный приговор, словно имеют какое-то особое право быть самой главной истиной в последней инстанции, и от этого становится еще более жутко. Почему-то для них совсем неважно, как при этом себя чувствует человек, которому только что поставили страшный диагноз, что у него происходит внутри, в душе. Какой холодный липкий ужас – до крика, – испытывает он. Онкология – четвертая стадия. Срочная госпитализация. У Жени все внутри оборвалось.

– Сколько у меня осталось времени? – чуть заикаясь, но стараясь собрать волю в кулак, спросила она.

– Нисколько, – покачал головой он в ответ.

– Но как же так? У меня свадьба, гости, лимузин, зал. Все распланировано, мне нельзя, я хочу замуж.

Химиотерапия не помогла. Женя, Женечка, красивая красавица, угасала на глазах, она сгорела за пару недель. Алексей не отходил от ее кровати до последнего, не отпуская, крепко держал маленькую, слабеющую с каждым днем ладошку в своей большой и крепкой мужской руке. Как будто этим мог удержать Женю, не дать ей уйти, спасти от Костлявой.

Никто так и не увидел Женю в белом подвенечном платье. Ни Алексей, ни многочисленные друзья, знакомые и родственники, которые пришли проводить ее в последний путь. Оно, платье, отпаренное, отглаженное, но невостребованное, осталось висеть в шкафу на вешалке.

Отпевали Женю в черном строгом платье. Над могильным холмиком из свежевырытой земли, облокотившись о деревянный залакированный православный крест, стоял ее портрет в темной рамке с траурной лентой наискосок, утопающий в цветах.

***

Я оторвался от монитора.

– Вопросы, возражения? Может, другую кандидатуру хотите рассмотреть? – спросил я у своей команды, заглядывая поочередно каждому в глаза.

Взгляд остановился на Жанне, потому как она нахмурила лоб, видно было, что ее одолевают какие-то сомнения.

– Что не так? – поинтересовался я.

– Слушай, Олег, – обратилась она ко мне, в задумчивости теребя мочку уха. – Но ведь эта девушка умерла не в результате несчастного случая, как все мы, а от неизлечимой болезни.

– Знаю. Поэтому я предварительно переговорил с Геллой на эту тему. У них здесь, в будущем, медицина всесильна. Она, – я кивнул на застывший монитор компа и Женин портрет в рамке, – попадет к нам без каких-либо патологий, абсолютно здоровая.

– Я за, – первая подняла руку Аня, обрывая дискуссию.

– Тогда я, конечно, тоже, – вторила ей Жанна.

– И я, – Алина также подняла руку вверх.

– Вопросов нет, – высказался в свою очередь Андрюха.

– В общем, единогласно, – подытожил я. – Ну и ладушки. Идем встречать девушку Женю.

Женя в жизни была еще меньше росточком, чем мы ее себе представляли, – совсем кроха. Долго ей все объяснять, как она сюда попала и зачем, не пришлось. Она была сообразительная девочка и схватывала все на лету, глядя на нас уставшими глазами, в глубине которых таились еще свежие воспоминания о дикой не прекращающейся всепожирающей боли, которая выворачивала, корежила ее тело, первое, что спросила:

– Я теперь здорова?

– Да, с тобой все в порядке, – подтвердил я.

– А Леша? Вы ведь сможете? – с надеждой в голосе начала она.

– Нет, – я отрицательно покачал головой. – Извини, не получится.

Женя не издала ни звука, лишь до крови закусила губу. Крупные слезы побежали потоком по щекам из чистых лучистых глаз. Алина крепко обняла ее. Та уткнулась Алине в грудь. Женины плечи сотрясались в горьких рыданьях.

– Поплачь, Женечка. Поплачь. Полегче будет, – нежно гладя ее по русым волосам своими длинными музыкальными пальцами, тихо шептала Алина.

Ну, вот так была собрана и доукомплектована наша команда. Мы были готовы к активным действиям и новым свершениям на ниве борьбы со вселенским злом. Планету Юпиний, куда мы направились на поиски и захват Светки, населяли люди, которым еще предстояло пройти долгий и тернистый путь, поднимаясь ступень за ступенью на вершину эволюционного развития.

Как любил говаривать Андрюха: «Народ на Юпинии еще дикий и необученный, которому расти и расти».

Если им дадут, конечно, шанс вырасти и подняться, а не уничтожат на каком-нибудь этапе всех скопом. Ведь наверняка целионы послали на Юпиний Светку со своей командой не на пикник и не на развлекательно-увеселительную тур-прогулку с целью осмотра всевозможных местных достопримечательностей, а для того, чтобы они заварили там какую-нибудь кашу, да погуще. А потом под благовидным предлогом, мол, юпиняне совсем очумели, берега потеряли и от рук вконец отбились, пора с ними решать. Взять под шумок и разнести все нахрен, стерев под корень род человеческий с лица планеты, устроив им на радость Великого Уравнителя полный армагеддец.

Сейчас там царствовал рабовладельческий строй наподобие того, что когда-то был у нас, на Земле, во времена рождения Иисуса Христа. В общем, сама-то по себе планетка была очень даже себе ничего, симпатичненькая: два довольно живописных зеленых материка с теплым мягким субтропическим климатом и щедрыми на всевозможные экзотические фрукты и овощи плодородными землями, которые давали по несколько урожаев в год. В лесах пасется немерено всякой живности, кстати, абсолютно беззлобной – никаких тебе там плотоядных динозавров или недружелюбных по отношению к окружающим кровожадных крокодилов. Все мирно и пристойно. Нет, хищники в лесах, конечно, водятся, но ведут они себя без наглежа, с достоинством, и крайне предсказуемы – сожрут с голодухи какую-нибудь нездоровую антилопу или другую болезную зверушку, ну, потом и мучаются несварением, а что делать, доля у них, у хищников, такая. Кто-то же должен быть санитаром леса.

Сами материки омываются со всех сторон опресненным океаном, занимающим большую часть планеты. Лето почти круглый год. Вроде бы живи и радуйся, ешь кокосы, жуй бананы, но род человеческий почему-то изначально является такой скотинкой, что, как правило, сам изговняет себе жизнь по полной, и посторонняя помощь ему в этом неблагородном занятии не требуется, сами прекрасно справляются.

Материк, который побольше, был заселен аборигенами и ими же поделен на множество микрогосударств, естественно, рабовладельческих, со всеми вытекающими отсюда… Расклад был примерно такой: в каждом микрогосударстве властвовал свой микротиран, гордо называемый правителем. Причем каждый правитель считал себя не только гарантом конституции, но и истинным демократом, поэтому держал подконтрольный ему народец в ежовых рукавицах и в черном теле, чтобы те не расслаблялись, заставлял ишачить на благо государства, то бишь на себя любимого, не разгибая спину с рассвета до заката, обложив непомерной данью – налогами по-нашему. Так что тому народу, в смысле после уплаты всех податей, еле хватало на весьма скромное пропитание. Ну а если кому что-то не нравилось, пытался возникать, или, там, не дай бог, выразить недовольство действующим режимом, или же сгоряча некорректно выразиться в адрес действующего руководства, то вопрос решался просто – милости просим на эшафот, несогласный вы наш. Смертная казнь, и точка, без лишних обсуждений, крайне распространенная профилактическая мера на Юпинии. «У нас демократия, понимаешь, а не вседозволенность», – назидательно говорили правители, грозя при этом указательным пальчиком.

Правитель не только грабил и издевался над своим народом сам, но и давал такую возможность своим выкормышам – вельможам, всячески поощряя их. Главное, чтоб не забывали заносить время от времени некую сумму в звонкой валюте, а уж те старались перещеголять друг друга, кто больше закошмарит обывателей и обдерет их под ноль, окончательно снимет с них последнее. А помогал им держать народ в постоянном страхе недюжинный штат пронтонов – блюстителей порядка. Самое забавное, что каждое из этих государств считалось как бы правовым. Законотворчество было очень развито, при каждом царьке существовал свой карманный сенат, который, демонстрируя имитацию якобы бурной деятельности на благо всего общества, писал и принимал время от времени какие-то законы, и если их почитать, то вроде бы все они правильные, верные, но вот только ведь законы – как дышло, пишутся, издаются только для того, чтобы держать в узде серую массу собственного населения, и совсем не обязательны для исполнения богатыми и сильными мира сего, но обязательны для малоимущих, которым на роду от рождения прописано быть терпилами.

Правда, справедливости ради надо заметить, что не все хотели быть терпилами. Некоторые, уставшие от постоянного гнета и издевательств, переходили черту, сколачивали небольшие банды и мародерствовали на большой дороге – грабили, насиловали и убивали. Ну, еще по случаю приторговывали людскими ресурсами, то есть работорговлей увлекались. Конечно, большинство из них ловили и, если тем повезет, отправляли в цугундер лет так на двадцать пять, если не повезет, то на эшафот, а уж если совсем не повезет, то на галеру или в каменоломню. Некотором особо ловким и рьяным бандформированиям удавалось держаться на плаву достаточно долго, главное было особо не зарываться, а вовремя пойти на компромисс. Поскольку вследствие далеко не правомерных действий деньжата у лихих людей водились, то за немаленькую мзду пронтоны закрывали глаза на их безобидные шалости и даже предупреждали заранее, когда готовится очередная облава на них. Главное, чтобы не докучали богатеньким из состава сливок общества, а так ради бога, грабьте, насилуйте, убивайте и работоргуйте, только платите вовремя, ну и информацией время от времени кое-какой делитесь.

Каждый правитель пытался расширить территории своего царства-государства. Естественно, старался сделать это за счет других. Открывать, там, новые земли, тратя уйму денег из госказны, снаряжая одну экспедицию за другой, – это не вариант. Это не по-пацански, а значит, западло. Поэтому действовали по отработанной схеме.

Происходило все примерно так: вначале правителем, который созрел к захватнической войне, определялось, кто из «соседей» послабее, узнав от своих лазутчиков о состоянии дел в соседнем королевстве, что трон под тем или иным слегка пошатывается, а его армия далеко не на вершине боеспособности и биться за своего тирана до последнего солдата с воинственными криками «Со щитом или на щите» как бы не совсем готова, и вообще, он всех уже слегка достал и обрыд, он слал гонцов к намеченной жертве, так, мол, и так, хочу с тобой вечной дружбы и взаимовыгодного сотрудничества, дорогой друг, и вообще, меня тут вчера ночью осенило – мы же с тобой почти кровные братья, нам делить нечего, миру мир, и так во веки веков, и чтобы уж наверняка ты мне поверил, давай закрепим все в меморандуме. Ну, в смысле заключим пакт о ненападении и взаимопомощи, а данное мною слово крепче стали. Ты же в курсе? И подкреплял он все это богатыми дарами, типа смотри, братан, мне для тебя ничего не жалко, потому что ты для меня самый дорогой человек.

Будущая жертва рассиропливалась от таких щедрот и, естественно, расслаблялась, теряя всякую бдительность, а сам агрессор в это время активно готовился к боевым действиям, вербуя предателей среди окружения соседнего тирана и подкупая его неблагонадежных военачальников, суля тем молочные реки с кисельными берегами. Ведь недовольные своим положением всегда найдутся.

Если вдруг потенциальный агрессор осознавал, что силенок ему не хватало, в одиночку такой кусок не заглотить, то договаривался с другими не менее падкими до чужого правителями: «А давайте раздербаним соседа. Верный шанс». Потом совершался молниеносный блицкриг. Военная компания заканчивалась тем, что побежденного тирана и его ближайших сподвижников, которые имели глупость вовремя не отказаться от своего повелителя, приговаривали к смертной казни, опорочив и обвинив предварительно во всех смертных грехах.

Затем шел немедленный дележ земель между победителями. Поскольку агрессоры во время очередной военной кампании слегка поиздержались, то и им не мешало бы восполнить прореху в бюджете, но не делать же это из своего кармана. Значит, за маленькую победоносную войну кто-то должен заплатить. Поэтому только что (освобожденному) от местного тирана народу достаточно доходчиво разъясняли, что им наконец-то принесли свободу и демократию, которой у них до этого не было.

Но ничего в жизни не дается просто так, за все надо платить. Она – эта самая демократия – стоит ой как недешево. Стало быть, подати увеличиваются, а что делать? Другого выхода нет. А если кому что не по душе или он против демократического процесса, который мы все с вами вместе сообща выбрали и по пути которого решили пойти, то, пожалуйста, будьте любезны, пожалуйте на встречу с палачом. Палачей и эшафотов у нас, слава богу, в избытке.

После того как пополнение казны ложится тяжким бременем на плечи вкусившего в полной мере демократии и свободы населения оккупированных территорий, можно на некоторое время расслабиться и подготовиться к следующей войнушке.

Такова была политика и стратегия местных царьков – разделяй и властвуй. Особенно преуспел в этом Солнцеликий Тюмениан – злобный, кровожадный, подлый и вероломный интриган – правитель страны Лукренон. Прекрасно разбираясь во всех хитросплетениях внешней и внутренней политики, он мечом, огнем и реками крови прорубал себе дорогу к своей мечте, а именно созданию мощной империи под его эгидой.

Для этого нужно было подмять под себя как можно больше мелких и крупных государств, что он с успехом и делал, не останавливаясь ни перед чем и не гнушаясь ничем. Легко постоянно объединялся с разными правителями во всевозможные союзы, клялся в вечной дружбе, лобызался взасос, уверял в том, что их только что созданный альянс навсегда. Божился чем мог, осыпал подарками и деньгами, а как только подворачивался нужный момент, то тут же наносил резкий колющий удар в самое «сердце», не щадя своих бывших союзников.

Так и шел по головам к своей конечной цели. У него не было близких друзей, никому он не доверял. Был крайне подозрительным и мнительным типом. Доносительство и постоянное стукачество очень приветствовались Тюменианом и были нормой среди его окружения, чтобы его не дай бог никто не подсидел, регулярно проводил чистки среди соратников и сенаторов. Приговоры были скорыми, а казни – публичными – обставлены с помпезностью, приводились в исполнение с фантазией и огоньком. В этом плане латентный садист Тюмениан был большой выдумщик и затейник. Причем народу преподносилось это как борьба с коррупционерами, взяточниками, казнокрадами, а посему предателями интересов жителей Лукренона.

Народу это нравилось, он был в восторге. Поэтому среди масс Тюмениан снискал репутацию правильного пацана. В том, что у малоимущего населения такая тяжелая жизнь, виноваты эти ворюги и мздоимцы, а сам Солнцеликий вроде как и ни при чем. Естественно, у него сейчас столько дел, что за всем не уследить, а эти чинуши, воры конченые, ему нисколько не помогают, а только за его спиной хапают, набивая карманы, и палки в колеса вставляют.

Но ничего, как только Солнцеликий разгребет все дела, непременно вплотную займется благосостояниям масс, вникнет и решит все их проблемы. Народ в это свято верил.

И во время очередной жестокой казни какого-нибудь знатного говнюка-сановника от души рукоплескал своему вождю. Народу хочется верить в доброго и справедливого царя. А Тюмениан как мог поддерживал этот миф, и тут постоянные экзекуции вельмож были ему очень на руку.

В общем, нормальный такой демократический тиран.

Что касается религии, то здесь вообще все было очень непросто. Люди и их правители понапридумывали себе столько богов, что надо было быть семи пядей во лбу или закончить специальный университет, чтобы запомнить всех и каждого, кто из богов за что отвечал и у кого о чём просить надобно. Люди на Юпинии были крайне суеверны. Поэтому храмы воздвигались повсеместно и в огромных количествах, туда не зарастала народная тропа. Захаживали как знать, так и простолюдины, оставляя щедрые пожертвования. Вдруг сейчас наконец кто-то из богов услышит его молитвы и отпустит все его накопившиеся грехи, и тогда можно с чистой, так сказать, душой и совестью начинать все заново. Ну или изменят постылую никчемную жизнь к лучшему. Это у кого что болит.

Если не получалось достучаться до небес в одном из культовых сооружений, отстроенных в честь того или иного божества, то можно было попробовать свои силы в другом. Вполне возможно, тот бог окажется посговорчивее. Так и бегали из одного храма в другой.

А что? Очень удобно.

Служители культа, которые подвизались на этой ниве и считались как бы проводниками между землей и небесами, очень неплохо питались за счет своей многочисленной паствы. Несмотря на то что население Юпиния молилось как оглашенное своим богам, что такое милосердие, сострадание, прощение, любовь к ближнему своему, по большей части им было неведомо. Как-то ни одним из представленных богов это дело не приветствовалось.

Вот такая обстановочка в общем и целом была на планете Юпиний, куда наша команда отправилась для выполнения очередной своей миссии.

Пока мы дрыхли без задних ног в анабиозе сном праведников, наш мозг впитывал всю информацию, которую вливал в него корабельный компьютер, о местных жителях, – язык, обычаи и все такое. До самых мельчайших подробностей, не пропуская ни единой мелочи – из чего состоит жизнь аборигенов от их рождения до самой смерти. Наш звездолет, привычно заглотив хренову тучу парсеков, свертывая пространство, совершил скачок во Вселенной и с помощью автоматики выплюнулся из тугой черной материи именно в той точке галактики, куда нам и надобно было.

Устав от бешеного скачка, слегка покачиваясь, предварительно включив режим «невидимка», словно отдуваясь, расположился на заслуженном отдыхе – на орбите абсолютно безжизненной планеты, второй по счету от местного светила и соседствующей с Юпинием.

Можно было, конечно, зависнуть и над самим Юпинием. Местные черта с два разглядели бы нас, да и для спуска шаттла на поверхность потребовалось бы намного меньше времени.

Но здесь сработал старый, выверенный многими поколениями землян принцип: подальше положишь – поближе возьмешь.

Встали мы так далеко специально, чтобы не привлекать особого внимания к своим персонам – мало ли что. Потому как столкнуться раньше времени нос к носу с целионами для нас было крайне нежелательно, вполне возможно, что их корабль тоже болтается где-то поблизости. Они запросто могли контролировать и страховать Светку и ее банду, не улетая далеко с орбиты. Такую возможность исключать не следовало.