Текст книги "Три Ярославны"

Автор книги: Владимир Валуцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

6
Как торговались купцы
и что случилось с Чудином

или два человека, имена их были Карл и Бьёрн. Они были купцы. Они плавали из Норвегии через Русь в Миклагард и южные страны и всегда ходили вместе.

Раз они возвращались домой, и уже миновали Русское море, и теперь плыли вверх по Днепру на вёслах. Вот они плывут и видят на берегу костёр, а у костра сидит человек, по виду воин, и жарит мясо. Бьёрн говорит Карлу:

   – Странно мне это – сидит человек в таком безлюдном месте и жарит мясо.

   – Что мясо жарит, это не странно, – говорит Карл. – А вот почему сидит в таком безлюдном месте, это подозрительно.

Человек тоже увидел купеческую ладью и стал махать руками. Тогда купцы подплыли близко. Человек кричит:

   – Куда путь держите, люди добрые?

Бьёрн спрашивает:

   – А тебе зачем знать?

   – Ежели в Киев, – отвечает человек, – возьмите с собой, Христа ради, а я вам, если что, ратную службу сослужу.

   – А может, ты – разбойник, – говорит Бьёрн, – и в лесу за тобой засада?

   – Так знай, – говорит Карл, – везём мы дёготь и пеньку, брать с нас нечего.

   – Господь с вами, – отвечает тот, с берега. – Человек я мирный, иду домой из Иерусалима, а имя моё Чудин, в крещении Елпидифор.

Купцы подумали, и Карл тихо говорит:

   – Что бы нам его не взять – впереди пороги с печенегами, лишний меч при нашем грузе не помешает.

Бьёрн говорит:

   – Хорошо. Только плыви сюда сам, мы к берегу приставать боимся.

Тогда Чудин гасит костёр, снимает сапоги и входит в воду. А Карл велит гребцам сушить вёсла, и ладья останавливается.

Купцы благополучно приплывают в Киев, сходят с корабля и, оставив его под присмотром воинов, идут в город, и Чудин идёт с ними.

Они проходят под Золотыми воротами, величественнее которых нет на Севере, и на площади видят некоторое стечение народа. Карл спрашивает у прохожего, что бы это значило.

Тот отвечает:

   – Послы приехали, вот народ и глядит.

Бьёрн спрашивает:

   – А ты что не глядишь?

   – Много их тут перебывало последнее время, – отвечает прохожий. – Все Ярославну сватают.

   – Какую Ярославну? – переглянувшись, спрашивают в один голос купцы, а Чудин промолчал, только глаза поднял и смотрит на прохожего.

Прохожий говорит:

   – Да всё ту же, Елизавету. В прошлый раз, сказывают, она полякам дала от ворот поворот, может, на этот – германцам повезёт.

На площади важно спешиваются с коней послы, и их приветствует Рагнар, богато одетый, и ведёт, оказывая достойные знаки внимания, во дворец конунга.

Купцы тут заторопились, и Карл говорит:

   – Ну, прощай, Чудин, нам тоже нужно к конунгу.

   – Вознагради вас Господь, – говорит Чудин. – А уж коль вы так ко мне добры, не исполните ли ещё просьбу?

Бьёрн говорит:

   – Смотря какую.

   – Скажите князю, – говорит Чудин, – что Чудин-воин просит простить за старый грех и бьёт челом с важной вестью.

Бьёрн говорит:

   – Не взыщи, Чудин. Нам неведомо, в чём ты виноват перед конунгом, вдруг он разгневается, а у нас самих дело важное.

   – На нет суда нет, – говорит Чудин, и они прощаются и расходятся в разные стороны.

Через какое-то время Ярислейв-конунг устраивает пир в честь гостей.

По одну сторону стола на почётном месте вблизи конунга сидел посол герцога Лотарингского Вильгельма. Его звали Готфрид, он был рыцарь и барон, и одежда его была изысканна – на зависть любой женщине. По другую сторону стола вблизи конунга сидели купцы Карл и Бьёрн.

И когда был съеден вепрь, начиненный куропатками, и отроки принесли куропаток, начиненных перепелами, и новые кувшины вина, Ярислейв-конунг сказал:

   – Настало время выслушать посла. Расскажи нам, Готфрид, чем славен твой господин и что он за человек.

Готфрид, рыцарь, говорит:

   – Достоинства герцога столь велики, что слова бессильны их выразить, однако охотно сделаю, что ты просишь.

Тут Карл, купец, поднялся и говорит:

   – Непорядок это будет, конунг, если он будет говорить первым. Мы посланы Харальдом, наше право первее.

За столом поднялся шум, и одни говорили, что прав германец, а другие стояли за варягов, ибо Харальд уже раз сватался к Эллисив.

Тут Ярислейв-конунг шепнул что-то Рагнару, который был при нём неотлучно, и Рагнар крикнул громко, как самому конунгу негоже кричать:

   – Тихо! Князь велит говорить послу, ибо титул его выше.

Карл тогда сел, и поднимается Готфрид, барон.

   – Позволь сказать тебе, светлый король, что род Вильгельма происходит по прямой линии от Адама. Пращур его, Теодорих...

Ярислейв его перебивает:

   – Мне не с Теодорихом родниться. Начинай прямо с Вильгельма.

Готфрид поклонился и говорит:

   – Хорошо. Вильгельм прекрасен, как солнце, и могуч, как гора. До того как стать властелином Лотарингии, наш господин был в изгнании. Тогда правил Альберт Поганый. Вильгельм дал обет святой Лотте убить в её славу сорок странствующих рыцарей. И как только он выполнил обет, святая Лотта явилась к нему и сказала: «Вызови Альберта на турнире и убей его копьём с заострённым наконечником». Вильгельм так и сделал и воцарился. Потом он пошёл на Рудольштадт и Шварцбург, покорил их огнём и мечом, взял много добычи и рабов, а остальных повесил вдоль дорог на деревьях, чтобы отныне был мир. Так Лотарингия стала самой могучей землёй в Германии. Границы её простираются от моря до Рейна, земля её родит зерно и виноград, и казна ломится от золота и драгоценностей, но нет в Лотарингии лишь той, кто стала бы самой лучшей драгоценностью Вильгельма!

И Готфрид поклонился Эллисив, а потом конунгу.

Конунг говорит:

   – Что ж, други, налейте рыцарю, и выпьем за его господина, чтобы и дальше у него шло так мило, как прежде.

Вот все выпили и закусили, и конунг говорит:

   – Теперь, купцы, ваша очередь хвалить товар.

Карл с Бьёрном вначале замешкались, потому что не решили, кому говорить, и встали оба. Потом Карл сел, а Бьёрн говорит:

   – Последний раз мы видели Харальда когда, Карл?

Карл говорит:

   – С полгода будет. Мы потом долго в Дамаске торговали.

Бьёрн говорит:

   – Теперь слава Харальда, конечно, приумножилась, но и того, что нам известно, хватит за глаза. Шлемы в боях Харальда звенели, как железо в кузнице. Харальд покорил восемьдесят городов в Африке. Это раз. Пять городов в Италии. Это два. С сотней воинов взял неприступные Сиракузы. Это будет три. А добычу, конунг, ты сам видел, и ты, княгиня. Мы привезли её в Киев, как поручил нам Харальд.

   – Я подтверждаю, что столько золота сразу ещё не видели на Севере, – говорит Ингигерд.

   – А это ожерелье дивной работы – подарок для Эллисив, – говорит Карл.

Эллисив же сидит рядом с матерью, тихая, как голубица, опустив глаза, как будто все разговоры её не касаются.

Тут все в гриднице опять зашумели, и большинство говорило так:

   – Меньше слов у купцов, да больше дела у варяга.

Готфрид, рыцарь, понял, что клонится не в его сторону, выпил вина, встал и говорит:

   – Позволь, государь. К тому, что я сказал, следует добавить, что, громя неверных в Палестине, Вильгельм обрёл мощи святого Гуго, которые хранятся в его замке.

Карл тогда тоже выпивает вина и говорит:

   – А Харальд, громя неверных, взял письмо самого Иисуса Христа к Абгару Эдесскому, и мы тоже привезли его сюда. Верно, святой отец? – спрашивает он Иллариона.

Илларион говорит:

   – Свидетельствую.

Готфрид стал красный от досады, снова вскочил и говорит:

   – Всему миру известна несравненная сила Вильгельма: однажды в странствиях он был брошен в яму с удавами, но разорвал их голыми руками.

Карл не долго думал и отвечает:

   – А Харальд в сражении с султаном Абдалахом боевого слона кулаком убил.

За столом все очень радовались такому спору, и многие побились об заклад, чья возьмёт. Один Ярислейв слушал молча и глядел то на Готфрида, то на купцов, а то поглядит на Эллисив.

   – А известно ли вам, – не сдаётся Готфрид, – как унизил Вильгельм в поединке Ульриха Свинью, разрубив его ударом меча от макушки до паха?

   – Это что, – говорит Карл. – Вот Харальд унизил врага так унизил: выпустил Эйрику Грабителю кишки, привязал конец к дереву и гонял вокруг, пока все кишки на дерево не намотались.

Тут все замолчали, потому что такого ещё никогда не слышали. Бьёрн говорит:

   – И все эти подвиги Харальд совершает во славу Эллисив, чьё изображение у него на парусе.

   – И всякий раз складывает новую песню в её честь, – говорит Карл. – Вот одна, которую мы слышали в Сицилии.

И он, как может, начинает:

 
– Напрасно коршуны крови
Гибель сулили скальду, —
Наземь врагов повергнув,
Славу герой упрочил.
Я приготовил из трупов
Трапезу совам ночи...
 

Тут Бьёрн подхватывает, и вместе они заканчивают:

 
– Отчего же русская дева,
Гордая дева в Гардах,
Меня замечать не хочет?
 

И садятся, и дадим им отдохнуть, потому что славно потрудились Карл и Бьёрн для Харальда.

Ярислейв-конунг говорит:

   – Голова кругом идёт, столько у обоих заслуг. Может, ты, дочь, сама решишь, кто достойнейший?

Тогда Эллисив поднимает глаза и говорит:

   – Решать твоя воля, отец, а я, если позволишь, скажу присказку.

   – Что ж, скажи, коль к месту присказка, – отвечает Ярислейв.

Эллисив говорит:

   – Спорили медведь с быком, кто умнее. Бык говорит: я одним рогом ворота сношу. А медведь говорит: я одним махом дуб валю.

   – Мало смысла в речах женщины, – презрительно говорит соседу Готфрид. – При чём здесь ум?

Эллисив услыхала и говорит:

   – И верно – при чём?.. Спорили павлин с петухом, кто сильнее. Павлин говорит: моя сила в том, что хвост шире всех распускаю. Петух говорит: а моя – в том, что кукаречу громче всех.

За столом засмеялись, тогда купцы и Готфрид разом вскакивают и кричат:

   – А ответ? Кто достойнейший?

Эллисив говорит:

   – Умны медведь с быком, да всё же не в силе ум; сильны петух с павлином, да мало в их силе проку; хвастливы Харальд с Вильгельмом, да хвастовство не по мне.

Купцы ничего не сказали на это, а Готфрид гордо выпятил грудь и говорит:

   – Так и передать господину моему?

Эллисив говорит:

   – А это моему господину решать, я только присказку сказала.

Ярислейв-конунг говорит:

   – Хороша присказка, значит, быть посему.

Рагнар, стоящий за конунгом, громко объявляет:

   – Таково решение великого князя, что княжне оставаться в Киеве.

Готфрид говорит:

   – Не видано нигде, чтобы дочь вертела отцом. Моё посольство с возмущением покидает Русь. – И он уходит.

Вслед за ним поднимается Ингигерд и, гневно посмотрев на мужа, уходит тоже и уводит с собой Эллисив. И все за столом шумно обсуждают произошедшее и хвалят ум дочери конунга.

Ярислейв-конунг после пира спускается с купцами в свои кладовые и видит привезённые от Харальда богатства. И с великим пониманием разглядывает каждую вещь и взвешивает в руке.

Потом Ярислейв говорит:

   – Добычлив Харальд! Только не дело золоту зря лежать – снесите-ка его снова на ладью.

Карл и Бьёрн говорят:

   – Помилуй, светлый конунг! Мы рады, что наконец от него избавились, что нам в нём проку, кроме страха?

Конунг говорит:

   – Будет прок. Мне известно, что есть много людей в Норвегии, которые не хотят конунгом Свейна. Ярлы Кальв и Эйнар сидят с Магнусом в Тронхейме. Да одно имя Магнуса недорого стоит, нужнее здесь деньги Харальда. А вы люди честные и счёт им знаете.

Купцы совсем опечалились, и Бьёрн говорит:

   – Не знатны мы для такого важного дела.

   – Зато умны, сумеете убедить знатных, – говорит им конунг. – Или вам люб безродный язычник Свейн?

Карл говорит:

   – Ни Свейн нам не люб, ни Магнус, но один Харальд.

   – Вот и послужите Харальду, а он вам воздаст, придя к престолу, – говорит Ярислейв и ласково на них смотрит. – И я замолвлю слово.

Купцы переглянулись и говорят:

   – Позволь, конунг, посоветоваться.

   – Ваше дело купеческое, – говорит конунг.

Вот купцы пошептались недолго в сторонке и возвращаются к Ярислейву. Карл говорит:

   – Стоит того затея.

   – Значит, по рукам, – говорит Ярислейв. – А в охрану до границы я вам дам Рагнара с отроками.

   – Разное говорят о Рагнаре, – сказал Бьёрн.

   – Кто говорит, не знаю, а мне он служит верно, – отвечает Ярислейв-конунг. – Что же до сватовства, не печальтесь, время придёт – всё приложится. Было бы к чему приложиться.

Наступает ночь, и во дворце конунга гаснут огни. Всё стихает, одни часовые перекликаются в темноте. И вот появляется Чудин. Он крадётся по двору и остаётся никем не замеченным, потому что, по старой службе, всё здесь Чудину хорошо знакомо.

Вот Чудин подходит к задней стене дворца, снимает с пояса верёвку с крюком и ловко, как это делают варяги, забрасывает крюк на крышу. И, проверив, крепко ли он держит, лезет по верёвке наверх, где открыто одно окно. Достигнув окна, Чудин отталкивается ногами от стены и с размаху прыгает внутрь.

И попадает в светлицу Эллисив, которая, услышав шум, просыпается и глядит в страхе на Чудина.

Чудин говорит:

   – Не бойся, Ярославна. Это я, Чудин.

Эллисив при свете масляной плошки увидела, что это и правда Чудин, успокоилась и надменно спрашивает:

   – Как ты осмелился, холоп? Ведь это смерть твоя.

Чудин отвечает:

   – Не было мне другого пути. Казни, но выслушай.

Эллисив молчит. Чудин говорит:

   – Ярославна, я от Харальда.

Эллисив говорит с усмешкой, вскинув голову:

   – Мало было моего ответа купцам, так они тебя подослали?

   – Купцы про Харальда ещё ничего не ведают, – говорит Чудин.

   – Что же ты ведаешь? – спрашивает Эллисив.

Чудин говорит:

   – В темнице он, в Царьграде. Может, его уже и в живых нет.

Эллисив как услышала эти слова, так сразу поглядела на Чудина испуганно, а потом помолчала и говорит:

   – А почему ты думаешь, Чудин, что мне до этого есть дело?

Чудин говорит:

   – Эх, Ярославна, Ярославна. Видно, и вправду говорят, что вместо сердца у тебя мёртвый камень. Прощай.

Он берётся за верёвку и встаёт на окно, но тут вдруг Эллисив вскакивает с постели и, как была, в рубахе и босая, бросается за Чудином и кричит:

   – Чудин, миленький, постой, не уходи! Куда же ты?..

   – Этот гемилохит, а по-нашему сотник, – говорит Чудин Ярислейву-конунгу, призвавшему его утром к себе в палату, – один остался в живых на корабле. Мы были тогда в Иерусалиме. Он пришёл с отрядом греков и сказал: вот кто убил Андроника. И Харальда, скованного, увезли в Царьград.

Ярислейв покачал головой, потом говорит:

   – Неизбежна кара Господня.

Чудин говорит:

   – Раскаялся Харальд, княже, и очистился от грехов в святой речке Иордане. Там они и нашли его, вершившего молитву. Прискакал я, да поздно: одни меч и красный плащ были на берегу.

Ингигерд ходит по палате с хмурым лицом. Она говорит:

   – Нельзя, князь, медлить! Надо собирать войско и идти на Царьград выручать Харальда.

Ярислейв с досадой говорит:

   – Э, покуда войско соберём да корабли снарядим – Харальду уже, может, седьмые сороковины будет справлять пора.

Задумались все, и тут Эллисив вдруг говорит:

   – Отец! Я знаю, в чём спасение Харальду.

Она снимает с шеи платок, на котором вышит родовой знак Рюриковичей, и говорит:

   – Пошли мой платок в Царьград с надёжным человеком. Поймёт Харальд, что жду его, и сил в нём прибудет, он сам сквозь любые каменные стены пройдёт. Знаешь ведь, каков Харальд человек, если на что решится!

   – Да ведь обман это, – искоса смотрит на Эллисив конунг, – немил ведь он тебе, сама сказала.

Эллисив потупилась и отвечает тихо:

   – Сказала до беды, а в беде и недруг станет мил... Не пытай меня, отец, вели лучше Чудину спешить.

Обнял тогда Ярислейв дочь и говорит:

   – Чадо ты моё, чадо возлюбленное.

Потом спрашивает Чудина:

   – Не забыл ещё дороги в Царьград?

Чудин всё понял и отвечает:

   – Когда отправляться, княже?

   – Вчера бы хорошо, да вчера прошло. – И даёт Чудину платок Эллисив. – Скачи, вот тебе и вины искупление, а обратный путь, говорят, короче.

Чудин берёт платок, целует конунгу руку и идёт из палаты. И в дверях сталкивается с Рагнаром, они смотрят друг на друга, ничего не говорят и проходят мимо.

Тем же днём Чудин собрался в дорогу. Вот он выехал из города, перекрестился последний раз на собор святой Софии и пришпоривает серого коня. Скачет он быстро и поэтому скоро догоняет идущих впереди людей. И среди русских воинов видит купцов Карла и Бьёрна.

Карл обрадовался и говорит:

   – Чудин! Не по пути ли нам снова? Мы – на север.

Чудин отвечает:

   – Спасибо, только мне теперь на юг.

   – Куда же? – спрашивает Карл.

   – Обратно, в тёплые края.

Тут же был Рагнар, которому конунг повелел сопровождать купцов до границы. И он слушает разговор, но Чудин не глядит в его сторону, будто Рагнара здесь и нету.

   – Жаль, – говорит Бьёрн. – Недолго же ты дома погостил.

Они прощаются, и Чудин скачет по одной дороге, что поднимается на холм, а купцы с воинами идут по другой, которая спускается к Днепру.

Вдруг Рагнар говорит:

   – Что-то мой конь захромал, видно, расковался. Заеду к кузнецу, здесь недалеко. Я вас догоню.

И он поворачивает коня и скачет обратно в город, но потом, едва скрылись купцы, сворачивает на ту дорогу, по которой поехал Чудин.

Он догоняет его на холме возле сухого дерева и, заехав вперёд, говорит:

   – Неласков ты со мной, Чудин. Похоже, не забыл обиды.

Чудин отвечает:

   – Бог тебе судья, а мне дай проехать.

Рагнар пропустил его, едет рядом и говорит:

   – Не верю я, чтобы не хотелось тебе поквитаться со мной за старое.

Чудин говорит:

   – Много о себе полагаешь – я про тебя давно и помнить забыл.

   – А мне сдаётся, – говорит Рагнар, – что ты слишком дорожишь своей жизнью.

Чудин говорит:

   – Это правда, жизнь мне сейчас дорога, но не потому, почему ты думаешь.

   – А я всё же думаю, что ты просто боишься меня, – говорит Рагнар.

   – Страшен волк, а от лисицы одна вонь, – говорит Чудин.

   – За это ты поплатишься жизнью, – говорит Рагнар и обнажает меч.

Тогда Чудин тоже обнажает меч, и они сходят с коней. И Рагнар первым нападает на Чудина, но Чудин отражает удар. И они долго бьются, и Чудин начинает теснить Рагнара. Рагнар замахивается ещё раз, но Чудин ставит меч поперёк удара, и меч Рагнара ломается у него в руке, а сам Рагнар, не удержавшись, падает на землю.

   – Твоя взяла, – говорит он с земли. – Добей.

Чудин говорит:

   – Довольно с меня, что расскажу Харальду, каков боец его бывший товарищ, а ты – живи, коли жить не совестно.

И он идёт к коню. И тут Рагнар вскакивает на ноги и вонзает обломок меча Чудину в спину.

Чудин медленно оборачивается, а Рагнар говорит со смехом:

   – Долго же будет ждать тебя Харальд! Кости его сгниют в темнице, а он всё будет ждать весточку от Элли сив. – И с этими словами Рагнар выхватывает у Чудина из-за пазухи окровавленный платок. – Не видать твоему Харальду ни Эллисив, ни престола! Передай ему на том свете, что конунгом в Норвегии – Рагнар, и жена его – Эллисив, и Ярислейв благословил их!

Услышав это, Чудин бросился на Рагнара, но упал; Рагнар же, забрав его меч, ускакал.

Конь Чудина стоял недалеко, возле сухого дерева. Чудин собрал последние силы и пополз к нему. Вот он касается рукой стремени, но не может удержаться и снова падает. И тогда, приподняв голову, он кричит с холма в ту сторону, куда течёт Днепр:

– Харальд, крепись! Елизавета ждёт тебя!

Так кажется Чудину, что он громко кричит, на самом же деле его голос тише шелеста травы.

После этого уронил Чудин голову и умер.

7
Как Харальд услышал вису
и что передал варягам

ил человек, имени у которого не было. Никто не знал его имя, потому что он всегда молчал. Он был из племени тех синих людей, что живут в Африке и имеют широкий нос и курчавые волосы. Этот человек был сторожем в темнице под Священным дворцом в Миклагарде и приставлен был к Харальду, который там находился.

Он приносил еду и уходил. Харальд же снова оставался один. И так было много дней, и терпение стало часто покидать Харальда, он стучал кулаками в дверь, бился в неё головою и кричал:

– О Господи, всемогущий Боже Иисус Христос, перед которым я очистился от грехов в святой реке Иордане! Пошли мне лучше смерть, ибо силы оставляют меня.

И вот раз, сидя в горести, Харальд сказал вису:

 
– Видел я сон: властитель
Пламени влаги сечи
Палицей ратной рубашки
Тяжко меня изранил.
Шлема основу рассёк
Меч по самые плечи,
Скальд обречён расстаться
С другом и с девою милой.
 

И тут он слышит женский голос, который отвечает ему:

 
– Найдёт из бедствий мимо ни единое,
Но тысячи страданий, зол и горестей
Повсюду стерегут людей. И надо ли
Нам духом падать, коль они настигли нас?
 

Тогда Харальд поднимает голову и видит в маленьком окне за решёткой женщину с волосами цвета пылающего огня. Он спрашивает:

   – Кто ты?

Женщина отвечает:

   – Я часто слушаю под этим окном голос, который не находит ответа.

Харальд говорит:

   – Я подумал, что это отвечает небесный ангел, так мне понравилась твоя виса. Кто тебя научил ей?

Женщина говорит:

   – Я прочла её в книге.

Харальд спрашивает:

   – Ты, женщина, умеешь читать?

На это женщина ничего не ответила, только улыбнулась. И говорит:

   – Мы ещё встретимся, а теперь мне пора.

И она исчезает, а Харальд подходит к окну, выходящему в сады Священного дворца, и видит, как женщина садится в богато убранные носилки, которые несут четверо рабов. И Харальд немало тому удивляется.

В какой-то из дней в Миклагард приплывает корабль, и его встречают, как должно встречать корабли знатных особ, трубами и почётным караулом. И во главе встречающих – Георгий Маниак, стратиг. А с корабля на красный ковёр сходит Готфрид, рыцарь, посол Лотарингского герцога.

И, увидев друг друга, оба обрадовались, потому что были знакомы прежде. Они садятся на коней и едут по городу, сопровождаемые варяжской стражей, среди которой теперь люди Харальда и Ульв одноглазый.

Готфрид говорит:

   – Не думал встретить тебя на дворцовой службе, Маниак! Более тебе приличествует возглавлять легионы победоносных войск.

Маниак отвечает хмуро:

   – На одного победителя всегда найдутся сто завистников и доносчиков. Но час близок, они ещё узнают, с кем имеют дело.

Готфрид говорит:

   – По правде сказать, и мне не повезло: герцог надумал жениться, и я езжу по всему свету, подобный свахе, но не воину. Нет ли невесты при дворе императора, достойной моего господина?

   – Мало что есть достойного при этом дворе, – хмуро отвечает Маниак, – если прозвище василевса – Калафат, что значит «конопатящий корабли».

   – Да уж вряд ли что найдётся хуже дочери короля руссов Елизаветы, – говорит Готфрид. – Она так дика и невоспитанна, что я с гневом покинул Русь. Одно утешение, что и сватам норвежца Харальда дали от ворот поворот.

Ульв, едущий рядом, вдруг говорит:

   – Врёшь!

Готфрид удивлённо оглянулся, потом смотрит на Маниака:

   – Мне кажется, кто-то что-то сказал.

Маниак посмотрел на Ульва и сурово говорит:

   – Это ты раскрыл рот, скиф, коему надлежит сопровождать меня молча, неся секиру на плече?

Ульв отвечает:

   – Нет. Тебе послышалось, господин.

Как обычно, в полдень в темницу Харальда молча входит синий человек и приносит еду. И когда уходит, оглядывается на Харальда и оставляет дверь открытой.

И Харальд думает, что бы это значило; потом встаёт, выходит в дверь и видит синего человека, который снова оглядывается, как бы приглашая следовать за собой. И Харальд, подумав, что любая пытка будет лучше неволи, идёт за ним.

Они проходят по множеству тёмных подземелий и поднимаются узкой лестницей. И Харальд оказывается в богатых покоях с курящимися благовониями и видит золотоволосую женщину, приходившую к нему. Она знаком отсылает синего человека, и тот уходит.

Женщина говорит:

   – Я сказала, Харальд, что мы ещё увидимся.

Харальд отвечает:

   – Ты смелая женщина.

Женщина говорит:

   – Здесь мне бояться некого: никто не смеет войти на женскую половину дворца, кроме василевса. Но он давно сюда не заходит.

И тут Харальд видит, что на ногах у женщины пурпурные туфли, которые в Грикланде носят только коронованные особы. Он поднимает глаза и спрашивает:

   – Ты – царица Зоя?

Женщина грустно улыбнулась и отвечает:

   – Так ещё именуют меня, объявляя царские указы. На деле мы равны с тобою, мой дом – та же темница.

Харальд говорит:

   – Это мне странно. Ты усыновила незнатного Михаила Калафата и возвела в сан царя. Разве он не должен быть благодарным тебе?

Зоя говорит:

   – Увы, вот его благодарность. Пять поколений мой род владел престолом. Сам великий Василий завернул меня, только родившуюся, в пурпурные пелёнки, говоря: «Властвовать тебе долгие годы, дитя, рода нашего побег и царской власти прекрасный образ». И вот перед тобой – не багрянородная царица, а всего лишь одинокая женщина, удалённая от престола и запертая в гинекее.

Харальд выслушал её и говорит:

   – Выходит, мы одинаково должны благодарить Михаила.

   – Не одних нас с тобой унизил Калафат, – говорит Зоя. – И как мне ни горько, не минует его кара небес.

Она возвела глаза к небу и прошептала молитву, потом глядит на Харальда и говорит:

   – А ты ещё более красив при свете дня. Сядь сюда, пей вино и ешь, – указывает она на стол, уставленный яствами, а сама продолжает рассматривать Харальда. – Холод и сырость подземелья сделали бледным твоё лицо, но от этого оно стало только прекраснее.

Зоя садится рядом с Харальдом, и Харальд чувствует, как жарко её дыхание.

   – Хочешь быть свободным? – вдруг спрашивает она.

Харальд допил вино и говорит, помолчав:

   – Смотря что попросишь за это, царица.

Зоя печально отвечает:

   – Если бы я могла просить то, чего хочу. Но я знаю, сердце твоё принадлежит той, чей лик на твоём парусе.

И она встаёт и отходит к окну.

   – Зато враг у нас один, не так ли? – говорит Зоя. – На службе у Калафата много твоих соплеменников, последовавших за тобой из Иерусалима. И когда свершится неминуемое, не будет ли справедливее, если варяги обратят мечи против тирана? Они послушают тебя, если ты прикажешь.

Харальд говорит, обрадованный:

   – Ты поможешь мне увидеть моих друзей?

Зоя отвечает:

   – Ещё кое-что я могу в этой стране.

Харальд говорит:

   – Ты добра ко мне, царица, и я отплачу тебе добром.

Зоя говорит:

   – Тогда и пробьёт час нашей свободы. А теперь иди.

Она хлопает в ладоши, и из двери появляется синий человек.

   – Стой, – говорит Зоя и подходит к Харальду и снова, не отрываясь, глядит в его лицо: – Ты похож на Ахиллеса, у того тоже были голубые глаза и волосы цвета льна.

И она дотрагивается рукой до волос Харальда и медленно проводит по ним рукой.

   – Ступай, – говорит Зоя, и Харальд уходит.

Теперь надо сказать о Феодоре-живописце. Он жил в Миклагарде, в предместье святого

Мамы, где жило много тех, кого греки именуют варварами, и жилище его было убого.

В варяжскую стражу Феодора не взяли по его тщедушию. Не был Феодор ни кузнецом, ни горшечником и иных не знал ремёсел, на которые здесь был спрос; паче же не был купцом, кои здесь были чтимы так, что дома и съестные припасы получали от конунга бесплатно, как и право мыться в термах.

До темноты Феодор бродил по Миклагарду, любуясь его храмами и руинами языческих капищ, откуда приносил к себе кусочки белого мрамора, оставшегося от колонн, некогда украшавших эти капища.

В остальное время Феодор слушал в корчмах россказни мореходов о людях дальних стран, которые имели тело людское, а лицо львиное, о трёхглазых киклопах ростом в сорок локтей – и посмеивался, потому что и сам немало плавал по морям.

Своим же ремеслом Феодор кормиться не мог, ибо множество было в Миклагарде живописцев и мозаичников, хоть и не лучше Феодора, но имеющих мастеровое клеймо, которое стоило немалых денег.

Но вот чем кормился Феодор: из принесённых кусочков мрамора он резал небольшие подобия нагой женщины, именем Венус, которую иногда находят в земле греки, и тайно продавал на базаре распутникам, охочим до таких вещей.

И вот он однажды складывает свой товар в мешок, чтобы идти на базар, и тут к нему входят два греческих воина, и один спрашивает:

   – Твоё имя – Феодор?

Феодор говорит:

   – Имя моё. А товар не мой, первый раз вижу.

Но воины не хотят дальше слушать и тащат Феодора с собой, а Феодор вырывается и кричит:

   – Каюсь, мой товар! Но всё от бедности моей и нищеты, сжальтесь над убогим, люди добрые!

И все оборачиваются на них, тогда воин затыкает рот Феодору перчаткой, и Феодор только громко мычит, а его ведут дальше.

Его приводят в некое подземелье, и здесь вынимают перчатку изо рта, и толкают за тяжёлую дверь, и дверь закрывается. Феодор бросается к двери и вопит:

   – Грешен, непристойное вершил! Вот крест – утоплю идолов в море, а за грех любое покаяние приму.

И тут он слышит:

   – Успеешь ещё покаяться, Феодор.

Феодор оглядывается и видит Харальда.

И они радостно обнимаются, и Феодор говорит:

   – Да гори оно теперь огнём – покаяние, с тобой и к чертям не страшно. Вот уж честь так честь – с самим Харальдом сесть!

Теперь – хоть в ад. Одно жаль: ваять я только что наловчился! Вот ремесло, что там живопись!

И он достаёт из мешка свою Венус, но видит, что Харальду мало до неё дела, и стихает.

Харальд спрашивает:

   – Феодор, не было корабля из Гардарики?

Феодор отвернулся и отвечает:

   – Нет, давно с Руси ничего не слыхать.

Но Харальд видит, что Феодор лукавит, берёт его за подбородок и поднимает лицо:

   – Правду говори!

Феодор сник и говорит:

   – Был корабль, Харальд. – И молчит.

   – Говори! – трясёт его Харальд.

Феодор отвечает:

   – Чего говорить – отказала Елизавета купцам, а что с твоим золотом – не ведаю.

   – Сам слышал? – говорит Харальд.

   – Ульв слышал одноглазый, – отвечает Феодор, – и нам рассказал.

Харальд отпустил Феодора, и отошёл, и затих.

Феодор говорит:

   – Да ты не печалься. Главное, что мы снова вместе в Царьграде. Я тебе вот что скажу: неспокойно в городе, народ мутится против Михаила. Глядишь, всё скоро переменится, выпустят нас, погуляем ещё по свету!

Харальд как бы очнулся и говорит:

   – Выпустят тебя сейчас.

Феодор молчит, удивлённый, а Харальд даёт ему тонкий свиток.

   – Ульву передашь приказ, – говорит он. – Прочтёшь ему сам, никому не доверяя. А на словах удостоверишь, что письмо от меня.

Феодор кладёт свиток за пазуху и кивает:

   – Всё исполню, что велишь.

Здесь снова появляются воины и без лишних слов уводят Феодора с его мешком. А Харальд остаётся один и садится на скамью.

И долго он сидел так в печали, а потом сказал вису:

 
– В распрях костров кольчуги
Раны мои обмывая,
Дева на белом коне
Скакала со скальдом рядом.
Липа льна умерла...
Надежду губитель стали
Отнял у скальда навеки,
Смерть положив уделом.
 

Тогда женский голос отвечает ему:

 
– Как овцы мы проводим жизнь, не ведая,
Какой конец нам Зевс готовит каждому,
Но тешимся надеждой – кто-то в будущем
Ждёт радости, а кто – в сей миг и час.
 

И Зоя подходит к Харальду и опускается перед скамьёй на колени, как низкая родом.