Текст книги "Где вы Ильин (Навстречу звездам)"

Автор книги: Владимир Савченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Если же я отремонтирую атомный реактор, я восстановлю слабенький двигатель, пригодный для полета на Марс без посадки, двигатель, который способен развить скорость до 13 км/сек – для меня убогую и ничтожную. Он чуть-чуть затормозит мой стремительный полет в пустоту. Я даже повернуть не сумею, израсходую все топливо и потеряю надежду навеки.

Какой же выход? Только один – оставить все, как есть, пусть снова начнется этот могучий процесс, который занес меня сюда. Клин вышибают клином, отнюдь не иголкой. Риск страшный... но выбора нет. Или медленная смерть от удушья и голода через год... или смертельный риск и надежда.

Решился.

2. 11. 77. Приготовления окончены. Потратил два дня, чтобы привести в порядок рулевые двигатели, загрузить атомное горючее, переместить аммиак в баки, питающие двигатель. Победа или смерть! Включаю.

2. 11. 77. 10 минут спустя.

Снова невыносимая тяжесть... снова я придавлен к креслу. Но я жив. Удалось. Лечу от Земли, но уже торможу. Двигатель послушен.

4.11.77. Как же далеко я улетел, если созвездия искажаются! Многие яркие звезды перекочевали из своих созвездий в соседние. Я думаю, до Земли не меньше пяти световых лет, с точки зрения земного наблюдателя, конечно.

Так вот он, секрет межпланетных перелетов. Если при обычных для ракет скоростях недостаточно многих человеческих жизней, чтобы достигнуть самых ближайших звезд, то при такой скорости, как у моей ракеты, время внутри межзвездного корабля почти остановится. И пассажиры его достигнут любых глубин Вселенной. Правда, пока они летят, на Земле сменятся поколения, и только память останется о смельчаках, которые отправились к далеким звездам, познакомиться с их планетными системами, с жизнью на этих неведомых планетах. Но когда-нибудь они вернутся, чтобы обогатить науку новыми бесценными данными. Нет границ человеку во Вселенной, нет недосягаемых миров и галактик!

7. 12. 77. Скорость уже заметно меньше скорости света. Давно исчезли эффекты высоких скоростей и небо приняло нормальный вид – оно одинаковое впереди и позади. Продолжаю беспрерывно фотографировать. Ведь я улетел так далеко, смотрю на звезды как бы с иной позиции, и снимки мои очень важны, чтобы определить расстояние до звезд и их расположение в ближних областях нашей Галактики.

4. 6. 78. – Надо вытерпеть еще два месяца.

Лечу домой. Все позади – и торможение, и поворот, и разгон, и еще две недели во власти относительности уже на обратном пути. Позади более 9 месяцев перегрузки и месяц невесомости. Съемки прекратил. Кончилась пленка, и самое интересное пройдено. Теперь только одно... доставить снимки на Землю.

Чувствую себя худо – на коже красные пятна, покалывает сердце, температура пониженная. Все-таки вечная перегрузка вредна для здоровья. Стараюсь спать побольше, чтобы быстрее шло время. Но спится плохо даже со снотворным. Во сне прислушиваюсь к двигателю. Страшнее всего погибнуть сейчас... у порога счастья.

Очень боюсь за снимки и записи. Такая жалость, если никто не узнает о моих открытиях. Лишь бы ученые увидели мой труд, тогда жизнь имела смысл... не обидно и умереть. Нет, кривлю душой, умереть жалко, боюсь не только за работу. Очень хочется увидеть еще раз Родину, зеленые поля, московские улицы, живые человеческие лица...

31.7.78. Вхожу в солнечную систему. Вижу Солнце маленьким, но ослепительно ярким диском. Оно уже чуть-чуть нагревает ракету.

2.8.78. Хорошо видна Земля – яркая голубоватая звезда. Смотрю, не могу налюбоваться.

3. 8. 78. Земля заслоняет полнеба. Скорость – 7 км/сек. Иду на снижение. 3. ФИНИШ

Из туннеля на привокзальную площадь выливались потоки людей, струйками растекались по московским улицам.

– Вы не скажете, Институт Космонавтики на прежнем месте?

– Вам нужно ехать на метро, до станции "Циолковской".

– Где это метро "Циолковская"?

– А вы в первый раз в Москве?

– Нет, я был... давно. Простите, сейчас какой год?

– Пятница. Ах, что, год? Вы спрашиваете, какой год?

– Да, год...

– Гм... Сейчас 1989 год.

– Спасибо, я так и думал.

Молодой человек удивленно посмотрел вслед удалявшемуся мужчине в синем комбинезоне с худым лицом и седой гривой волос, потом взглянул на часы и заторопился по своим делам.

Ильин прибыл на Землю всего несколько часов тому назад. Он посадил ракету на отдаленное водохранилище Подмосковья. Над пресным морем только начинало рассветать. Когда ракета остановилась, наступила тишина и все еще оглушенный Ильин выглянул из люка, в лицо ему пахнуло сырой предутренней свежестью. Над водой висел туман, на берегу в сумрачном лесу щебетали птицы. Потом издалека донесся трубный звук, Ильин узнал давно забытый голос электрички.

Спал лес, спало озеро. Никто не встречал путешественника поставившего рекорд скорости и дальности. Его рация отказала уже давным-давно. Ильин не мог ждать, пока люди проснутся. Что сделается с ракетой, никуда она не денется! Берег был близко, Ильин доплыл без труда, через камыши, через болотистую полянку добрался до леса. Еще через час он, вышел на железную дорогу .. и вот он в Москве.

А в Москве прошло ни мало ни много – 12 лет. Куда теперь? К себе домой – к Юле. Но для Юли тоже прошло 12 лет. Скажем, год – три года, пять лет, она ждала... а потом? Нет, так начинать тяжело. Лучше идти к товарищам, в Институт.

А какой толк? О нем уже забыли, его полет – досадная неприятность в истории космонавтики. Наверное, давно сделано то, что не удалось ему. Его товарищи облетели вокруг Марса, высадились на Марс, на Венеру и на другие планеты солнечной системы. Он отстал на целых 12 лет. Законы относительности сыграли с ним скверную шутку Теперь он – второй Рип Ван-Винкль. Тот проспал 20 лет в горах, а Ильин загубил 12 лет в межзвездных просторах. Его появление, конечно, будет сенсацией... но разве приятно быть пустой сенсацией?

Ильин зашел в скверик, сел на скамейку и задумался.

Перед его глазами текла шумная, напряженная жизнь столицы Сплошным потоком в несколько рядов мчались автомобили, спешили, обгоняя друг друга, рабочие, служащие, школьники...

– Ерунда! – Ильин решительно встал. – Какой там Рип Ван-Винкль. Он же не спал, он работал. Его снимки, измерения, каталоги интересны и важны для науки. А полет на предельных скоростях, наблюдения над относительностью пространства и времени? А самая возможность совершить такой полет! Еще неизвестно, знают ли ученые об этом.

Ильин остановился в вестибюле у схемы линии метро. Сколько прибавилось их за эти годы! Ага, вот и "Циолковская", за "Пантеоном" следующая. Не надо расспрашивать, он знает, как ехать.

Выйдя из метро, Ильин увидел новый район. В 1977 году здесь были холмы, поросшие редким кустарником. А сейчас в три стороны разбегались широкие асфальтированные улицы. Светлые дома, аллеи вдоль тротуаров – как изменилась эта местность!

Ильин прочел надпись на табличке: "Проспект Космонавтов". Невольно ускоряя шаг, он пошел по липовой аллее вдоль строгих светло-серых зданий. Квартала через два шоссе раздвоилось, огибая круглый скверик с невысокими деревьями, и превратилось в обширную круглую площадь.

За сквером возвышалось белое здание с колоннами и огромным стеклянным куполом. Над колоннами Ильин прочел: "ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ КОСМОНАВТИКИ"

Ильин вошел внутрь, поднялся по широкой лестнице. На площадке высился бронзовый памятник. Ильин всмотрелся – и сердце его застучало глухо и часто. Он медленно, стараясь не обратить на себя внимание, пересек улицу и подошел совсем близко к скульптуре.

На пьедестале, выполненном в виде ракеты, стоял он, Ильин, таким, каким он был в день отлета. В комбинезоне, без шапки, лицо спокойно смотрело в небо. Бронза и мрамор сверкали в лучах солнца. На цоколе были выбиты буквы: "АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ ИЛЬИН

Пионер космоса.

1938-1977 г."

Кровь бросилась в лицо Ильин, чтобы успокоиться, стал считать пульс... Значит, не забыли. А он, чудак, думал... Эх, как бьется сердце – 100 в минуту!.. Ну, что ж – приятно поглядеть на собственный памятник. Только дату придется, конечно, исправить. В 1977 году он не умер.

На втором этаже Ильин повернул в тихий прохладный коридор. На дверях висели таблички: "Кафедра асгронавигации", "Физическая лаборатория", "Кафедра реактивной техники", "Кафедра радиотелеуправления"... Очевидно, в этом здании работали не только исследователи, но училось и молодое поколение космонавтов. Такого Института не было 12 лет назад.

Сейчас в аудиториях было пусто – летнее время. Только за одной дверью читали лекцию. Ильин прислушался. Медлительный хрипловатый голос показался ему знакомым.

– Сегодня, друзья мои, – говорил лектор – вы впервые пришли в наш Институт. Вы хотите посвятить себя звездоплаванию, этой трудной и благородной отрасли человеческого знания. Наука эта, возникшая совсем недавно, требует от человека всей его жизни, требует самоотверженности и смелости. Вы знаете, что за последние годы было совершено не так много полетов, и первый из них закончился гибелью единственного пассажира – моего руководителя и друга, конструктора Ильина.

"Рюмин?" – узнал Ильин. Он сразу вспомнил врезавшиеся в память последние часы перед стартом.

– Причины аварии ракеты Ильина так и остались невыясненными, – продолжал Рюмин. – Вероятнее всего, ее повредили метеориты. Неудача заставила нас проверить всю конструкцию и задержала следующий полет на два с половиной года [шесть с половиной лет. ] И самое грустное, мы потеряли талантливого конструктора, который так много мог бы еще сделать. Нельзя было посылать в первый полет такого ценного человека. Я отговаривал его, я предлагал сам полететь вместо него. Но Андрей Петрович, к сожалению, был честолюбив...

"Что он говорит? – подумал Ильин. – Никогда не было такого. Не уговаривал, не предлагал. Наоборот, сказал, что нечего волноваться. Зачем он городит эту ложь?"

И в памяти всплыло: Ильин знал Рюмина пять лет, но дружбы не было. Рюмин был сух, исполнителен. Держался особняком, в разговоре выбирал выражения, как будто боялся, что его поймают на слове, уличат в ошибке. Ильин ценил его, как хорошего работника, и все-таки было что-то... что вызывало неприязнь.

А теперь эта ложь. И ведь Рюмин отвечал за рабочие чертежи. И проверял детали последним.

– Я прошу извинения за эти подробности у присутствующей здесь вдовы героя – Юлии Николаевны Ильиной, – продолжал лектор.

Ильин рывком открыл дверь. Желтая от солнца аудитория амфитеатром уходила кверху. Сотни юношеских глаз внимательно глядели на кафедру, где стоял постаревший, грузный и обрюзгший Рюмин. А в президиуме за столиком сидела высокая женщина с седой прядью в пышных волосах. Когда дверь скрипнула, она обернулась, вскрикнула, оперлась руками о стол и начала вставать... так медленно, так медленно...

Аудитория недовольно загудела. Рюмин нахмурился, глянул через плечо...

И вдруг резкий крик, вопль боли и ужаса пронесся по залу.

– Зачем? Зачем?

Схватившись рукой за сердце, он остекленевшими глазами смотрел на вошедшего [Рюмин стал сползать на пол.]

Сбежавшиеся вниз слушатели увидели плачущего "железного Рюмина" [лежащего на полу лектора ] и наклонившегося над ним человека [, который стал идеалом в их жизни ]. Казалось, он только что сошел с памятника – такой же худощавый и в комбинезоне. Только человек этот был совершенно седой.