Текст книги "С ним надо по хорошему"

Автор книги: Владимир Савченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Савченко Владимир
С ним надо по хорошему

В.И.Савченко

С ним надо по хорошему

1.

В середине дня в приемный покой психиатрической клиники города Н. вошли двое: саженного роста молодой человек, одетый не по-зимнему легко, в кремовый спортивного покроя костюм, и низенький плотный милиционер с красным от мороза лицом, в полушубке, шапке и черных бурках. Лицо у молодого человека было белое, правильных очертаний, волосы темные вьющиеся, большие глаза смотрели рассеянно, но живо.

– Вы подождите здесь, я сейчас, – сказал милиционер и вошел в кабинет к дежурному врачу.

– Зинченко, старший сержант ГАИ, стою здесь около вас на перекрестке, представился он, стремительно козырнув. – Хоть это и не по моей части, но доставил к вам одного. Движению препятствовал, люди начали собираться и вообще... К прохожим пристает, к водителям машин: полетим да полетим со мной на Юпитер! Там, говорит, у нас хорошо, интересно... – сержант хмыкнул. – Я сначаала подумал, что пьяный, дал дохнуть в алкометр – нет, ни в одном глазу. И чепуху свою несет так складно, красивым голосом. Документов нет, имя не объявляет, одет легко... нет, как хотите, это из ваших. Может, из дому ушел в припадке. Ну, я ему сказал, что проведу в учреждение, где... – сержант снова коротко хмыкнул, – найдутся желающие полететь. Отбою, мол, не будет. По дороге он и меня принялся склонять – с собой; так я тоже согласился, чтоб зря не перечить, не волновать. Это вообще имейте в виду: с ним надо по-хорошему. Я его сперва было под локоток: пройдемте, мол, гражданин... куда там, и не качнул. Монумент. Сейчас сами увидите.

Милиционер высунулся в дверь, позвал. Молодой человек вошел, остановился посреди комнаты.

Дежурный врач Михаил Терентьевич, тоже рослый сорокалетний мужчина, лысый, крутоплечий, с полными губами на костистом лице, смотрел из-за стола на вошедшего доброжелательно. День был будничный, скучный – происшествие оказалось кстати. "Пришелец с Юпитера – в этом все-таки чувствуется дыхание века, – с удовольствием думал Михаил Терентьевич. – А то "легендарные разведчики", "министры" и "министерши", "Юлии Цезари"... старо, бездарно!"

– Ну, мне на пост, – заспешил Зинченко, – покидаю вас. Всего хорошего!

– Так мы договорились, – сказал молодой человек чистым, богатым обертонами баритоном. – Сегодня в полночь.

– Буду как штык, – пообещал сержант. – Мое слово – железо... – козырнул, подмигнул врачу и, круто повернувшись, исчез.

2.

Они остались одни.

– Ээ... присаживайтесь, пожалуйста! – Михаил Терентьевич указал на кожаное кресло с широкими подлокотниками; в приемной преобладала мягкая тяжелая мебель темного цвета. – Меня зовут Михаил Терентьевич. А вас?

– Хм... занятный это у вас, землян, обычай называть себя и других сочетаниями слов, – проговорил тот, усаживаясь в кресло и непринужденно вытянув ноги. – Мы на Юпитере себя не именуем, различаем друг друга по иным признакам, по аромату мысли, например. Но и это, строго говоря, лишне: более важно чувствовать общее, нежели различия. Все мы единая материя, разве не так!

– Да, разумеется, – кивнул врач. – Ну, а все-таки?..

– Ну... именуйте меня хотя бы Александр Александрович Александров, или Шурик Шурикович Шуриков, как вам угодно.

– Александр Александрович, извините за прямой вопрос: вы не голодны? Михаил Терентьевич был опытный психиатр и знал, что в первой беседе с пациентом врач должен вести, проявлять инициативу и благожелательный напор. – Я позвоню, вам принесут обед, чай, кофе – что пожелаете. А?

– Нет, душевно благодарю, ничего не надо. Тоже весьма своеобразная сторона вашей жизни: обмен-вещественные процессы, пиша, напитки – вместо того, чтобы черпать энергию прямо из пространства. Я, когда прибыл сюда и облачился в это, – Александр Александрович указал на себя, но непонятным осталось, что он имеет в виду: костюм или тело, – то не смог удержаться и отведал ваши яства. Свеобразные ощущения пережил, очень своеобразные... пожалуй, они все-таки не для меня. Так что еще раз благодарствую – и не перейдем ли мы к делу?

– Да-да, разумеется! – Вид "пришельца", его жесты, изящность речи и ее содержание произвели впечатление на врача. "Какая разработка темы, какое вживание в образ... незаурядный пациент!" – Так вы?...

– Так я, как вас уведомил мой провожатый и первый доброволец, прибыл с Юпитера. Там мы давно превзошли стадию вещественной разумности, в которую вы, люди Земли, только вступаете, У нас в ходу свободные информационные и энергетические преобразования, взаимопроникновения по иным измерениям, все такое... вам это, пожалуй, неинтересно в силу малой доступности. Но в память о мин увших стадиях мы решили организовать – не на самом Юпитере, а на крупном и ближнем спутнике его, коий у вас называют Ганимедом, – музей с виварием. И представить там не только свои, но и собранные по всей Солнечной системе экспонаты, предметы и образцы разумной жизни. Сейчас эта планета-спутник одета в защитную оболочку, чтобы не было утечки газов...

Александр Александрович сделал округлый жест руками; он увлекся, глаза блестели, щеки порозовели.

– В каждый сектор запускаем соответствующую определенной планете атмосферу, образуем там нужную среду, природные условия, температуру, суточные циклы, влажность... вплоть до пейзажей, представляете? И заселяем. Думаю, что со временем наш музей-виварий приобретет известность далеко за пределом Солнечной, во всей Галактике.

"Великолепно!" Михаил Терентьевич сейчас искренне жалел, что в его столе нет магнитофона; все собирался вмонтировать для записи интересных речей пациентов – да откладывал, ленился. По опыту он знал, что состояние подъема, которое сейчас переживает его собеседник, скоро сменит депрессия, подавленность, вялость; чем выше подъем, тем глубже будет депрессия. Тогда не только речей – простого слова от Шурика Шуриковича не услышишь.

– Многие секторы уже заселены, – вдохновенно продолжал тот, – у нас есть меркурианские самокатящиеся шары, кремнийорганические венерианские стратозавры, хозяева заоблачной цивилизации там, матеноиды Марса, прозрачники Сатурна и Титана, метаноаммиачные кристаллоиды Нептуна... Но сектор Земли, самый обширный в виду обилия жизни на вашей планете и разнообразия ее разумных проявлений, нами еще далеко не укомплектован. Я чувствую, что заинтересовал вас, Михаил Терентьевич, поэтому не буду ходить вокруг да около: полетели, а?.. – Александр Александрович пленительно улыбнулся, протянул к врачу руки, в голосе появились искусительные коммивояжерские интонации. – Рослый, хорошо сложенный самец с интеллектом, производительного возраста... да вы будете украшением вивария!

3.

Михаила Терентьевича настолько увлекла речь пациоента, что он не сразу заметил, что уже тот в е д е т. Понял, спохватился, обеспокоился: ведет – и напористо, возбужденно. Так и к действиям перейти может. Не вызвать ли санитаров? Он потрогал кнопку, встроенную над ящиком стола. Но решил повременить.

– Заманчиво, конечно, – сказал он, – и для меня это большая честь: представлять там у вас нашу цивилизацию... кхе-гм! Но у меня здесь тоже определенное положение, круг обязанностей, связи – как быть с этим?

– Ах, Михаил Терентьевич, о чем вы говорите! – проникновенно воскликнул Александр Алескандрович. – Видное положение в в а ш е м мирке, тесном гетто связей, забот и потребительских интересов – нашли о чем жалеть! А если вы о вознаграждении, то разве может быть для разумного существа награда более высокая, чем служение дальнейшему развитию интеллектуальной жизни Солнечной системы, а тем и общему Разуму Вселенной!.. Кроме того стоит иметь в виду, что после кончины ваше тело может пойти на муляж. Или даже, если заслужите, из него набьют чучело и поставят на пьедестал – для экскурсантов. У вас на Земле, как я знаю, этого удостаивается далеко не всякий! – "пришелец" назидательно поднял палец.

"Нет, все-таки пора вызывать," – решил врач и незаметно нажал кнопку.

– Нуу... что ж, в общем-то я согласен, убедили... – тянул он время в ожидании санитаров. – Но, Александр Александрович, насколько я понял, вам нужен не один и не двое, а много... э-э... разных представителей нашего мира?

– Да, конечно!

– Вот и пообщайтесь здесь с другими. Изложите им свои намерения, как мне, перспективы, все такое... Может, кто-то еще согласится. Кстати, вы стихи не пишете?

– Стихи?.. А, ритмические рифмованные высказывания! Нет, зачем мне это! – Пациент пожал широкими плечами.

– Жаль.

Михаил Терентьевич собирал материал по теме "Творчество душевнобольных", рассчитывал сделать диссертацию.

4.

Широко распахнулась дверь, в кабинет вошли два санитара: дядя Боря повыше – и дядя Яша, пониже, но очень плотный. Оба в халатах и шапочках, надвинутых на брови; через руку дяди Яши была перекинута спецодежда для пациента из толстого полотна и с длинными рукавами; дядя Боря держал моток веревки.

– Вызывали?

– Да. Тут вот нас посетил товарищ с Юпитера, – сказал врач.

Александр Александрович легко развернулся с креслом, снизу вверх оценивающе оглядел вошедших; поморщился:

– Не-ет, Михаил Терентьевич, что вы... этих!? С такими лицами! Вас ведь должно заботить, чтобы Земля была представлена наилучшим образом. Впрочем, как хотите. Действительно, можно показать и разные ступени развития... Ну как, парни, – зычно обратился он к санитарам, – согласны полете ть со мной на Юпитер? Похряем, а? – В интонациях чувствовалось, что он не будет огорчен и отказом.

– А што ж... можно, – миролюбиво молвил дядя Боря. – На Юпитер так на Юпитер. Мы на все согласны.

– Чем больше согласия, тем меньше работы, – степенно добавил дядя Яша. Вопросительно взглянул на врача. – А в какую палату поместим... до стартато?

– Да я вот думаю... – отозвался Михаил Терентьевич; обратился к пациенту. – Видите, Александр Александрович, еще двое готовы. Теперь мы отведем вас в палату... в помещение, где вы сможете продолжить вербовку. Там точно окажутся желающие, всенепременно. Только сначала вам придется переодеться в нашу одежду, так у нас принято... принять ванну, пройти некоторые процедуры. И все будет хорошо.

5.

В кабинет вошла чуть запыхавшаяся старшая сестра Жанна Борисовна; ей тоже полагалось быть здесь по тревожному звонку, но где-то замешкалась. Жанна Борисовна была в последнем, сорокалетнем расцвете женской красы: накрахмаленный халат хорошо облегал выразительную фигуру, волосы искусственного стального цвета были уложены бутоном, округлое лицо почти совершенно без морщин; не совсем удачный нос сапожком маскировали очки в тонкой золотой оправе. В руке она держала крышку стерилизатора с шприцом и ампулами.

– Вот очень кстати и вы, Жанна Борисовна! – преувеличенно обрадовался дежурный врач. – У нас замечательный гость, прошу любить и жаловать: Александр Александрович, в просторечии Шурик. С Юпитера. Представитель, так сказать...

Старшая сестра очаровательно улыбнулась. "Пришелец" тоже улыбнулся, завороженно глядя на нее, поднялся с кресла. Санитары придвинулись к нему на шаг.

– Прибыл вербовать желающих переселиться в юпитерианский музей-виварий на Ганимеде среди наших... э-э... жильцов. Куда бы нам его определить для начала, как вы думаете?

– Может быть, в четырнадцатую? – задумчиво сказала Жанна Борисовна.

– А кто там?

– Юлий Цезарь, Райкин и Иосиф Виссарионович. И две свободных койки.

– Что ж, согласен: в четырнадцатую.

– Какая фактура! Какая фемина!.. – глубоким голосом заговорил пациент, увлеченно глядя на старшую сестру. – Жанна Борисовна! Ваши плечи, ваши глаза, ваши волосы, ваш голос и улыбка... не могут не свести с ума. Нет, вам просто необходимо лететь с нами! Вы приобретете куда больше, нежели потеряете здесь, – столько поклонников! И не только в земном секторе музея. Вы будете блистать и пленять, покорять и разбивать сердца... вы станете там звездой первой величины. Нет, я и слышать не желаю об отказе: или вы летите с нами, или я остаюсь здесь, презирая свой долг. Решайте же мою судьбу, великолепнейшая Жанна Борисовна!

Искренние комплименты, даже если они исходят от заведомого психа, не могут не тронуть. Старшая сестра зарумянилась, глаза ее под очками заблестели.

– С вами, Шурик, – в тон ответила она, – куда угодно. Хоть на Юпитер, хоть на Ганимед, хоть... в Туманность Андромеды. (Жанна Борисовна была начитанная женщина.) Но сейчас прежде всего вам нужно принять вот этот транквиллизатор... – Она протянула пациенту две таблетки, тот их мгновенно проглотил. – Затем в ванну, переоденетесь и в палату. И все будет хорошо.

– Разумеется! – Бодро сказал Шурик. – Все уже хорошо. Итак, до полуночи! – и удалился в сопровождении санитаров – высокий, красивый, значительный.

Жанна Борисовна поглядела ему вслед, вздохнула:

– А все водка!..

Михаил Терентьевич ничего не сказал, только откинулся в кресле и шумно выдохнул воздух. Беседы с пациентами нешаблонного, трудно предсказуемого поведения всегда стоили ему немалых нервов.

6.

На исходе двенадцатого часа ночи, когда в клинике все успокоилось, а дежурный врач коротал время за разгадыванием кроссворда и слушанием приемника, дверь кабинета открылась, вошел Шурик. Он был в застиранной полосатой пижаме, явно тесной и короткой для него, и в шлепанцах.

Михаил Терентьевич поднял на него глаза, неприятно пораженный. "Это кто же палату оставил на ночь незапертой? Жанночка, черт бы ее!.."

– А, Александр Александрович! – сказал он, откладывая журнал. – Ну, как вы там, в четырнадцатой освоились? Познакомились с коллегами? Правда, интересные люди?

– Не слишком.

– Что так? Не согласились отправиться с вами?

– С нами, хотите вы сказать, – поправил Шурик. – Согласиться-то они согласились, да зачем они там нужны – с ущербной психикой! Этот выживший из ума учитель истории. Этот свихнувшийся после четырех неудачных попыток поступить в театральный институт абитуриент. Этот Баграт Рустамович Джугашвили, спекулянт мандаринами, обремененный большой семьей... Кстати, они теперь все здоровы, завтра в аши коллеги их освидетельствуют и выпустят. А сейчас, драгоценнейший Михаил Терентьевич, нам пора в путь. Брать ничего не надо, там все есть.

– То есть как?.. – прошептал побледневший врач.

– А вот так! – Шурик снимал пижаму – и сквозь его исчезающее тело уже просвечивали двери, кресла и обои на стене.

... И понял Михаил Терентьевич в последнюю минуту своего пребывания на Земле, что действительно встретился с разумом, далеко ушедшим от нашего в своем развитии; с разумом, сила которого в простоте и прямоте, в полном освобождении от лжи, кривотолков, всяких "под видом одного другое". Потому он и обрел силу прямого действия. И разумное существо, общавшееся с ними, равно исключало как насилие над другими и над собой, так и недоверие к их словам, к Информации. А уж коль убедил и согласились, то – слово свято, слово твердо, его надо исполнять.

В полночь над крышей клиники вспыхнул столб голубого свечения. Юпитерианин передавал на свой корабль на стационарной орбите дежурного врача, старшую сестру Жанну Борисовну, санитаров дядю Яшу и дядю Борю. Сержант Зинченко, сменившийся к этой поре с поста, был разыскан дома и транслирован на орбиту в нижнем белье.