Текст книги "Рекорд высоты"

Автор книги: Владимир Немцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Дим смотрел на своего друга. Тот медлил, всё еще проверяя надежность крепления троса к ремню.

"Но почему Тим должен испытать этот страх? – подумал Багрецов.– Почему он должен сейчас вылезать из люка, а не я? Ведь я же гораздо лучше знаю устройство анализатора?.."

Вадим взглянул вниз. Моря уже не было видно. Густая лиловая мгла подымалась к отверстию люка.

"А как бы поступил сейчас Карпов?" – мелькнуло в голове у Багрецова, и ему неожиданно сделалось холодно. На этот вопрос мог быть только один ответ.

Вадим взглянул на часы.

– Погоди, Тим,– остановил он товарища.– Сейчас снова включится радиостанция. Надо послушать, может быть, испортился еще какой-нибудь прибор, а мы и не заметили. Исправлять, так всё сразу... Как ты думаешь?

– Не мешает,– согласился Бабкин.

Он вздохнул, снял ремень, аккуратно положил его около лебедки и направился в центральную кабину.

Вадим для видимости пошел было за ним, но затем незаметно вернулся и быстро опоясался ремнем. Свернув кольцом метров десять троса, он закрепил его в отверстии шпангоута, чтобы в крайнем случае, если вдруг сорвешься, повиснуть вблизи от люка. Но нет, этого с ним не может случиться! Напрасные страхи.

Быстро, чтобы его не застал Тим, Багрецов спустился вниз по лесенке и взглянул вниз. Мелкая дрожь пробежала по всему телу.

Где-то далеко еле заметно светилось море.

– Димка...– услышал он издалека, как сквозь слой ваты, голос Бабкина.

Раздумывать было некогда. Дим опустил вниз ногу, как бы пробуя, холодна ли вода, и холод, леденящий холод словно подкатился к его сердцу. "Трус, жалкий трус! – думал о себе Дим, чувствуя, что еще немного – и он выскочит обратно из страшного люка.– Хвастун, хвастун!.. Трус несчастный..."

Он сидел, застыв, на лестнице, не в силах оторвать глаз от манящей бездны. Казалось, что все его члены скованы, что он не может шевельнуться.

"Так вот он какой, оказывается, Димка Багрецов,– с тайным ужасом думал он о себе.– Вот, когда настала проверка... Значит, ты нисколько не похож на того человека, которому старался подражать. Парашютистка, еще девчонка по возрасту, вылезает на крыло и смело прыгает вниз. А ты боишься, даже привязанный, вылезти из кабины".

Густая краска стыда постепенно от лица начала разливаться по телу, словно разогревая сердце и мускулы.

Внезапная решимость овладела Димом. Нога, опущенная в пустоту, уже не чувствовала холода и искала опоры, чтобы прочно закрепиться на внешней поверхности корабля. Вадим нащупал скобку, согнулся дугой, как-то ловко вывернулся и уцепился рукой за вторую скобу снаружи. Еще немного, и он, повиснув на мгновение в воздухе, обеими ногами стал на спасительные упоры, идущие лесенкой по низу диска.

Вадим огляделся. В черных тучах у горизонта светилась красная тонкая полоса, похожая на остывающий раскаленный прут. Внизу, в темноте, серым графитовым отблеском отсвечивало море.

Цепляясь ногами и руками за скобки, повиснув всем телом над бездной, Багрецов, как обезьяна, полез вверх. Иногда нога скользила и отрывалась от спасительной опоры. В эти минуты Дим чувствовал, как останавливается сердце, как судорожно сжимаются пальцы на холодном металле и словно примерзают к нему, как на морозе.

Но вот он как будто добрался до края диска.

Есть ли там, наверху, такие же скобки? Дим на мгновение повис на краю. Диск резко накренился, словно пытаясь повернуться, и скользнул вниз, но Дим уже быстро перелез через его край. Здесь он увидел расположенные по всей окружности диска странные объективы, похожие на огромные блестящие зрачки. Таких приборов Дим никогда не встречал. На четвереньках, удерживаясь за скобки, Багрецов пополз к центру, где торчало куполообразное возвышение с установленными на нем метеоприборами и кольцеобразной антенной. Это вещи знакомые.

Дим передохнул и осмотрелся. Чувство радостного волнения и гордости за самого себя охватило его. Скоро он доползет до приборов.

Откуда-то пришло настоящее спокойствие, сознание исполненного долга.

Показались первые звезды. Они плыли над головой, кружились и опускались вниз, как светлячки. Багрецов чувствовал какое-то непонятное, никогда еще не испытанное опьянение: может быть, от ветра, моря и высоты.

Корабль, плывущий в струе воздушного течения, слегка покачивало. Он поднимался вверх и снова бесшумно скользил вниз, где в черной воде, казалось, рождались бледные мерцающие звезды.

Но первое ощущение радостного торжества быстро прошло. Надо было все-таки добраться до приборов. Осторожно, стараясь не сорваться, полз Вадим по верхней поверхности летающего диска, цепляясь за выступы сварных алюминиевых листов. Голова кружилась, противная тошнота подступала к горлу.

Вдруг Багрецов почувствовал, что его кто-то тянет назад. Он уже позабыл о тросе, поэтому это ощущение ему показалось страшным. Кто может быть здесь, на крыше летающей лаборатории?..

Он остановился, протянул руку назад и уцепился за трос. Неужели он не пустит его дальше? В эту минуту Вадим пожалел, что оставил такой маленький запас. Но еле заметное подергивание ремня подсказало ему, что Бабкин на месте и сейчас дает об этом знать.

Дим дернул за трос три раза, затем еще три и в ту же минуту почувствовал, как его натяжение ослабело. Теперь можно ползти дальше. Тим догадался и освободил еще несколько метров троса.

Впереди вспыхнули красные сигнальные огни. Видимо, они горели со всех сторон диска!

Ну, конечно, так и есть, огни расположены по кругу!

Медленно и осторожно продвигался Багрецов к центральному возвышению на корабле. Вот оно уже совсем близко. Дим боялся встать во весь рост. Ему казалось, что эта огромная тарелка слегка наклонится и человек, стоящий на ее плоскости, просто скатится вниз.

Но вот, наконец, и приборы. Дим прежде всего начал рассматривать установку для взятия проб воздуха. Не нужно быть специалистом, чтобы обнаружить неисправность в клапане! Удивительный народ эти инженеры! Неужели они не предполагали, что летающий диск может попасть в грозовую тучу? Здесь нужна совсем другая прочность.

Наконец клапан исправлен. Дим пополз обратно.

Вдруг злобное шипение послышалось где-то на противоположной стороне диска. Оглушительный шум падающего водопада разорвал тишину. Диск рванулся вперед. Встречный ветер сразу сделался плотным, как каменная стена. Он сорвал Димку с гладкой поверхности диска и бросил вниз.

На мгновение Багрецов увидел где-то над головой свои ноги на фоне вырывающегося из сопла пламени.

Человек над землей

Председатель правления колхоза "Новый путь" старик Соселия не совсем твердой походкой шел по темной улице уснувшего селения. Он опирался на руку одного из своих гостей, недавно прибывшего в местную МТС, тракториста Миколы Горобца.

– Осторожнее, Симон Артемович, осторожнее, не упадите,– стараясь быть возможно мягче и вежливее, говорил Микола, с трудом подыскивая слова. Они почему-то сразу ускользали из его сознания. Найдет подходящее слово, а оно опять исчезло. Лови его за хвост! Ой, и хмельная эта кахетинская горилка!

Микола Горобец в числе других трактористов был месяца два назад направлен в местную МТС для помощи и обмена опытом. Ему понравились здешние люди, жаркое солнце и виноградники. Он даже примирился с опасными горными склонами, где нелегко водить трактор. Но срок командировки кончался, и Микола спешил к себе на родину.

Соселию пришелся по душе положительный и знающий свое дело тракторист, проживший у него целый месяц. Потому-то сегодня, в день проводов, старый Соселия достал из погреба бочонок хорошего вина. Надо проститься с гостем, как полагается,– тем более, что он немало хорошего сделал для колхоза.

Ночь выдалась лунная. Еще звучали веселые и протяжные песни, еще много оставалось вина, но Соселия решил именно сейчас поговорить с отъезжающим специалистом о самом важном, самом неотложном.

– Посмотри,– издалека начал он разговор, указывая на темные, чуть серебрящиеся под луной вершины гор.– Такие горы у вас есть? – Он указал на курчавый склон.– Такой виноград у вас есть?

Тракторист вежливо молчал, видимо выжидая, когда Соселия выскажется до конца.

Сухая, смуглая рука старика протянулась в сторону скотного двора.

– Такие барашки у вас есть? – снова спросил он.

– Нету, Симон Артемович, нету, не бачив,– мешая русскую речь с украинской, сказал Микола.– Но вы не сомневайтесь – всё будет!

– Такие барашки? – удивленно спросил Соселия.

– Точно.

– Такой виноград?

– Угу... Опытный сад пока завели.

– И горы?..– уже гневно спросил старик.

Горобец посмотрел на него, хотел было признаться, что таких гор нет и не может быть на Черниговщине, что это самые лучшие горы в мире, и пусть старик не думает, что ему здесь не нравится... Всё это хотел сказать Микола, но уверенность, что нет ничего на свете, чего бы не смогли сделать у них на Черниговщине, заставила его ответить иначе.

– Колы треба... будут и горы!

Старик молчал. На светлый серп луны набежало легкое облачко. Сразу потемнело, курчавый виноградник слился с черным силуэтом гор. С них сползла серебристая окраска, и они уже не казались такими высокими.

Соселия долго ничего не говорил. Он смотрел себе под ноги, где дымилась дорожная пыль, и нарочно ворошил ее палкой, словно стараясь найти в ней ответ на свои думы. "Конечно, такой тракторист мог бы руководить МТС при нашем колхозе,– думал Соселия.– Но разве этот человек останется здесь, среди гор, если он считает, что даже эти горы можно сделать у него дома? Гордый человек – это хорошо, а вот хвастун – совсем, совсем плохо".

Микола почувствовал, что его ответ пришелся не по душе председателю. Что-то, видимо, он здесь перегнул... Может быть, не так его понял Соселия?

– Послушайте меня, Симон Артемович,– начал он, бережно придерживая старика под руку.– Я хотел сказать, что мы, советские люди, всё можем сделать... И реки, и горы... А за яким бисом нам на Черниговщине горы? Поле ровненькое, трактор иде гарненько... Куда не подывишься – небо. Такий кругом простор. Бачив я машину новую,– пояснил он,– экскаватор называется, один ковш у нее, як хата,– такий великий. Землю зачерпнет этим ковшом, повернется, та высыпет на другу сторону. Зараз гора вырастет... Вот я и говорю, всё можно сделать – даже горы.

Старик молчал.

– Я бачу, Симон Артемович, вы мне не верите,– уже слегка растерянно проговорил Микола: ему никак не хотелось на прощанье огорчать гостеприимного хозяина, к которому он успел привязаться.– Но скажите, Симон Артемович, рокив пятьдесят назад вы не верили, що могут люди летать?.. А зараз я видав у Киеве дуже швыдкие самолеты,– рассказывал Микола, стараясь показать свою осведомленность в технике,– ракетными называются. За один час мабуть... тыщу километров пройдут. А то есть еще самолеты без людей... Сами летают.

Старик молчал, недовольно постукивая палкой по земле.

– Вы мне не верите, Симон Артемович,– безнадежно махнул рукой Микола.Думаете, это брехня? Ни... Здается мне, що скоро не только самолеты без людей, но и сами люди будут летать без самолетов, взяв в руки яку-нибудь бисову ракету и зараз поднявся выше хаты...

Соселия только головой покачал. Нет, у них на Черниговщине не умеют пить вино. В этом он убедился.

– Дывись! – неожиданно крикнул Горобец, указывая куда-то вверх.

Старик нехотя поднял голову.

Высоко над землей летел человек. Его было отчетливо видно в свете луны. Он поднял кверху руки, как бы стремясь взлететь еще выше, к тусклым красноватым звездочкам, плывущим над ним.

Огоньки удалялись, а вместе с ними улетал и человек без крыльев.

И, может быть, только сейчас Соселия поверил трактористу Миколе. Он собственными глазами видел летающего человека. А если так, то почему же не поверить, что люди смогут создавать горы? Люди, они всё могут.

Но сам Микола Горобец в эту минуту уже ни во что не верил. Он стоял посреди улицы, протирал глаза, махал перед собой руками, чтобы отогнать это странное и непонятное видение. Он в отчаянии озирался по сторонам, смотрел на старика, стоявшего рядом с ним, прислушивался к звучному хохоту загулявших гостей и не верил, что он, Микола Горобец, находится в привычном ему мире, что сейчас он просто стоит на деревенской улице около скотного двора... Нет, ничего этого нет!

– О, бисова горилка, чего ты не зробишь! – сказал Микола про себя, и ему сразу стало легко от этого простого объяснения загадки летающего человека.

***

Бабкин несколько раз звал Димку, чтобы тот послушал, как работает радиостанция. Но тот не отвечал. Обеспокоенный молчанием товарища, Тимофей возвратился к люку.

В этой части корабля было уже темно. Синий сумрачный свет, поднимавшийся из круглого отверстия люка, отражался на потолке кабины и сразу же поглощался темнотой.

– Нашел время для шуток! – пробормотал Бабкин, стараясь подавить в себе охватившее его волнение.

– Димка! – сердито крикнул он в темноту.

Ответа не было. Тимофей прислушался. Около люка что-то шуршало.

Бабкин подошел поближе и увидел тонкий трос, скользивший по краю люка. Он постепенно уползал из кабины.

– Димка, вернись! – в отчаянии крикнул Тим.– Вернись, я тебе говорю! кричал он, наклонившись всем телом над люком.

В этот момент Бабкин заметил, что трос натянулся.

Тим осторожно подергал за трос. Может быть, Дим почувствует, что Бабкин здесь и ждет его возвращения?

В ответ на это Дим дал знать, что сигнал принят.

Бабкин решил немного освободить трос, чтобы Димке было удобнее возвращаться.

Тимофеи до сих пор не мог понять, как это его товарищ, никогда не отличавшийся смелостью, смог решиться на поступок, который даже ему, Бабкину, казался почти невыполнимым? Правда, он и сам хотел пробраться к наружным приборам, но заставить себя решиться на это стоило бы ему больших усилий. А Димка? Нет, это невероятно! Это совсем на него не похоже.

Сейчас его томило беспокойство, как бы не случилось чего с Димкой. Хорошо ли он застегнул ремень? Не потеряет ли он там сознание от страха?

Бабкин чувствовал в своих руках холодную сталь троса; она казалась ему струйкой воды, текущей по ладоням. Он боялся выпустить из рук эту беспокойную струйку и до боли в ногтях сжимал ее, как только мог.

Резкий рывок. Тимофей упал, ударился о край люка. Инстинктивно руки искали опоры. Трос, обдирая кожу с ладоней, вырвался из кабины.

Кольца троса мечутся около люка, проваливаются в пустоту и тянут за собой эту стальную веревку, разматывая ее с барабана лебедки.

Откуда-то из пространства в кабину врывается сдавленный крик, заглушаемый ревом реактивного мотора. Барабан с отчаянной скоростью и пулеметным треском зубчатки продолжает вращаться.

Бабкин бросается к нему. Он скользит по гладкому кожуху окровавленными руками, пытаясь остановить сумасшедше трещащий барабан. Нет, невозможно, всё закрыто! Сквозь прозрачный кожух видно, как блестят, пересекаясь, последние метры стального троса.

Выдержит ли его крепление на конце, когда падающее тело мгновенно остановится?..

Бабкину хочется задержать, остановить эту последнюю минуту. Но что он может сделать?!.. Оторвать идущие к реле провода? Но тогда трос, наверное, совсем освободится.

Нет, не так! Но что, что предпринять?.. Тимофей всем телом ложится на лебедку, точно стараясь удержать ее.

Снова толчок. Барабан останавливается. Воздушный корабль словно прыгает вниз.

...Тимофей лежал, не в силах оторвать рук от влажного кожуха. Наконец он приподнял голову. Ему показалось, что прошло несколько часов с того времени, как остановился барабан лебедки. Бабкин поднялся и медленно пополз к люку.

Над морем стояла тишина. Легкий ветер словно поднимался от воды. Он обвевал лицо молодого техника, мокрое от пота, а может быть, и от слез (в этом никогда бы не сознался Тим). В холодном свете луны тонкая, как лунный луч, протянулась блестящая линия. Трос был натянут.

Море казалось усыпанным серебряными монетами. Они плавали и мерцали в темноте. На фоке этого беспокойного дрожащего света Тим разобрал где-то далеко плывущую в пустоте, поникшую фигуру.

– Димка! – закричал он и сам не узнал своего голоса, чужого и хриплого.

Бабкин прислушался. Ему казалось, что откуда-то из глубины он слышит шорох моря, шипение пены на гребнях волн. Нет, это ветер шелестит по обшивке воздушного корабля.

– Димка! Отвечай, отвечай же, Димка! – в отчаянии выкрикнул Тимофей.

Снова молчание.

Надо во что бы то ни стало поднять Димку сюда! Но это невозможно, до троса нельзя дотянуться. В этой стороне нет никаких скобок или выступов, уцепиться не за что.

Тимофей снова взглянул вниз.

Луна вышла из-за туч и теперь он мог яснее рассмотреть фигуру, повисшую над морем. Димка держался за трос, подняв руки над головой, словно протягивая их вверх в мольбе о помощи.

***

Падение, казалось Багрецову, продолжалось вечно. Он вначале не чувствовал за собой троса и ждал, что через какие-нибудь несколько секунд ударится о воду, потеряет сознание и – всё будет кончено.

Серебряная поверхность моря то приближалась, то уплывала куда-то вниз или вставала стеной – иногда справа, иногда слева. И на волнах качался серп луны, словно срезая невидимые колосья.

Туда, к морю, падал Димка.

Неожиданно натянувшись, трос резко рванул его за пояс. Как от удара под ложечку, остановилось дыхание. В глазах завертелись и фейерверком пронеслись какие-то огненные колеса...

Очнулся Багрецов от ощущения холода.

Вадим боялся открыть глаза. Неужели он снова увидит под собой море? Неужели он опять висит в пустоте? В его руках был холодный стальной трос.

Словно испытывая свою стойкость, Дим открыл сначала один глаз.

Темнота. Какие-то далекие светящиеся точки.

Он открыл другой глаз и посмотрел вниз. Длинной цепочкой пробегали прибрежные огоньки. Видимо, это была дорога.

Вадим поднял голову и взглянул вверх. Далеко в небе светились красные звездочки – сигнальные огоньки летающей лаборатории.

А кругом – пустота. Черное небо с россыпью звезд. И в этом небе один, совсем один человек, повисший над землей.

Дим почувствовал, как противные холодные капли поползли ему за воротник. Дождь?.. Нет, это снова вернулся страх, и по спине ползут капли пота. Немеют руки, словно намертво прикованные к тросу, кружится голова, и снова в отчаянии стучит сердце, будто стараясь выпрыгнуть из груди.

Что может быть страшнее высоты, когда не чувствуешь нигде опоры, когда ветер несет тебя, словно пылинку? Он подает сильнее, закружит, закачает тебя в воздухе, сорвет с троса и бросит на землю.

Дим закрывает глаза и ясно представляет себе раскручивающиеся жилки троса там, наверху, у лебедки. Они постепенно выскакивают из-под болта, свертываются в спирали, блестящие и колючие, и начинают лопаться...

– Дим, а Дим! – услышал он знакомый голос, прилетевший сверху. В нем слышалось отчаяние.

– Слышу!.. Слышу!..– кричал Димка, задирая голову.

Он пробовал подтянуться, но трос был тонким и руки скользили по нему. Нет, взобраться в кабину немыслимо.

Багрецов взглянул вниз.

Под ним плыла необыкновенная земля. Невысокие горы, словно сметаной облитые лунным светом. В черноте долин, как угольки догорающего костра, светились окна домов. Блестящая бетонированная дорога лентой охватывала горы и пряталась в ущельях.

Вечер был праздничный. Откуда-то из глубины долин взлетала вверх веселая песня, стеклянные дробные звуки саза, похожие на трели мандолины.

Земля манила. Она раскинулась перед Димкой спокойная и счастливая. Она протягивала к нему мягкие лапы елей, поднимала вверх, как заботливые руки, ветви раскидистых буков.

Ветер свистел над головой. Звенел, как натянутая струна, стальной трос.

Уже пропали огоньки селений. Горы подступали все ближе и ближе. В свете луны они казались покрытыми пеплом.

Высокая зубчатая стена двигалась навстречу. Как черным мхом, она заросла лесом, и только на самой вершине торчали остроконечные скалы.

Бортовые сигналы воздушного корабля параллельными линиями вычерчивали в небе свой путь.

Еще немного, и они погаснут. Ветер примчит корабль к самой скале, приподнимет его и со всего размаха ударит об острые камни. Летающий диск не сможет перелететь через скалы. Он идет прямо на них.

Дим с отчаянием смотрел на приближающуюся гору. Вот уже можно различить в темноте ветви деревьев, увидеть глубокую трещину, протянувшуюся с самой вершины до подножия, мелкий кустарник, ползущий по склону, голое засохшее дерево...

В волнении Вадим закрыл глаза. Ветер кружил его на тросе, как на гигантских шагах. О, если бы хоть на минуту прекратилась эта безумная игра!..

Он боялся услышать треск над головой. Тогда конец. Погибнет лаборатория, а в ней... Тим. И всё, весь огромный человеческий труд через мгновение должен превратиться в груду обломков.

Не задумываясь больше, Багрецов расстегнул ремень и бросился вниз, на темнеющие ветви уже совсем близких деревьев.

В этот момент он не мог видеть, как летающая лаборатория спокойно повернула в сторону, обходя неожиданное препятствие.

Красные звездочки сигнальных огней ракетами взметнулись ввысь, словно салютуя победу.

А в это время на земле...

– Ничего не понимаю! – растерянно проговорил Поярков, рассматривая ленту.– Мы начали испытания уже по одиннадцатому пункту программы. Но что же это? Ваши приборы то не работают, то вновь дают показания,– обратился он к Борису Захаровичу.– Опять на ленте появились отметки анализатора воздуха. Ведь он же был испорчен?

Дерябин бросился к столу и, взглянув на ленту, облегченно вздохнул. Теперь у него все в порядке.

– Борис Захарович! – снова обратился к нему конструктор.– Вы уверены, что так и должно быть?

Старый инженер хотел было заметить, что при первых испытаниях в аппаратуре вполне возможны неожиданности, иначе незачем ее испытывать. Но он промолчал: сейчас было не до этого. Необходимо сказать профессору, что теперь все приборы работают. Ведь Алексей Фомич очень беспокоился, что при основных испытаниях не будут взяты пробы воздуха. "Однако же,– недоумевал инженер,– почему это анализатор воздуха вновь начал работать совершенно нормально? Неужели его неисправность объяснялась грозовыми явлениями? Вот если бы он, Дерябин, мог сию минуту, не ожидая окончания испытаний, посмотреть на этот прибор!"

– Какова скорость подъема? – спросил Борис Захарович у радистки.

Аня нагнулась над записями, пошевелила губами и ответила:

– Пять метров в секунду.

– Почти расчетная величина,– пояснил Поярков.– Как видите, ваши опасения, что летающая лаборатория не достигнет нужного потолка, пока преждевременны.

– Не понимаю,– возразил инженер,– почему диск вдруг начал подниматься? Может быть, здесь играет роль восходящее течение? Ведь лаборатория сейчас летит над горами.

– Нет, это всё не то,– махнул рукой конструктор и задумался.

– Ну что ж, подождем следующей передачи,– сказал Дерябин.– А вы,обратился он к конструктору,– меньше всего думайте о неудачах. Уверен, что утром мы сможем начать основные испытания приборов Алексея Фомича.

Шаркая ногами, Борис Захарович прошел в свой кабинет.

Настала тишина. Выключились ондуляторы, замерли барабаны с лентой.

Аня встала из-за стола, слегка расправила узкие плечи и, походив немного по комнате, села на черный кожаный диван.

Поярков стоял у окна и, закрыв глаза, раскачивался из стороны в сторону. По временам он, словно механически, зажигал папиросу и, не докурив ее, доставал новую.

Наконец он со злостью выбросил только что зажженную папиросу и, резко повернувшись, подошел к столу.

Вот последние расшифрованные показания, занесенные в журнал. Высота три тысячи метров, температура, влажность, давление... Нет, всё в порядке: барограф отметил давление, примерно соответствующее данной высоте. Но тогда что же могло случиться? Почему летающая метеостанция сразу вырвалась вверх? Поярков настолько верил в непогрешимость своей конструкции, что всё ему казалось невероятным. Почему раньше летающая метеостанция, несмотря на значительное увеличение ее объема, не могла подняться до расчетной зоны равновесия? Почему так неожиданно она стала набирать высоту? Чем он может объяснить это явление? И главное, что особенно неприятно в этом деле,проклятое сознание собственного бессилия.

Аня долго сидела, боясь нарушить молчание. Она чувствовала, как велико горе конструктора. Но что ему сказать? Нелепо и неловко говорить сейчас слова утешения.

– Смотрите, умывается,– неожиданно услышала она тихий шепот Пояркова. Аня вздрогнула и посмотрела в угол, куда указывал конструктор.

Не обращая ни на кого внимания, под ярким светом люстры на полу сидела мышь и забавно умывала мордочку. Она, видимо, была очень занята этим делом, и даже громкий смех инженера не сразу заставил ее спрятаться в щель под шкафом.

– В детстве у меня был белый мышонок. Это такие уморительные создания,– сказал Поярков, повернувшись к Ане.– Не правда ли?

– Да, да,– рассеянно ответила девушка, думая о чем-то своем.– Вы знаете... я подсчитала, сейчас он может быть уже в стратосфере.

– Я не позавидовал бы и этому мышонку, если бы он оказался в кабине летающей лаборатории, когда она достигнет заданного потолка.– Конструктор задумался и, словно про себя, добавил: – Ионосфера начинайся примерно с восьмидесяти километров.

– Серафим Михайлович,– обратилась к нему Аня,– а не лучше ли все же, чтобы там был живой человек?

– Где? В ионосфере? Там и мышонок не выживет. А кроме того, зачем это нужно? Аппараты справляются без человека гораздо лучше. Вы сколько времени можете не спать? – неожиданно спросил он.

– Не знаю... Наверное, суток двое или трое.

– А механизмам всё нипочем, они не устают.

– Ну, хорошо,– согласилась Аня.– Но ведь лаборатория может залететь куда угодно... Ну, скажем, за границу.

– Не позволим,– улыбнулся инженер.– Вы же заметили, что корабль изменил свой курс над морем? Это Борис Захарович ему приказал по радио посылкой соответствующих импульсов он включил мотор. Причем, как вы, вероятно, догадываетесь, газы реактивного мотора должны были вырваться из сопла прямо противоположного нужному направлению полета. Вы ведь знаете, что трубы этого мотора расположены по всей окружности диска. Таким образом, можно выбрать любое направление его движения, Это похоже на так называемые газовые рули. Мотор, сконструированный инженером Северцевым, очень экономичен, и на корабле нет больших запасов горючего, тем более, что мотор включается лишь в случае необходимости: когда нужно изменить курс или при достижении потолка, когда диск поднимется за пределы плотной атмосферы.

– А если какой-нибудь самолет ночью налетит на ваш корабль?

– У него, как и у всякого самолета, есть бортовые огни.

– Понятно,– согласилась Аня.– Но ваш диск сам сможет налететь на какую-нибудь гору. Что тогда?

– И это невозможно,– оживился конструктор,– радиолокатор, установленный наверху корабля,– словно матрос на вахте. Он дает знать автоматам, управляющим включением тех или иных труб реактивного мотора. Он предупреждает о препятствии, возникшем на пути. Радиолуч отразится от горы и, попадая на приемник, установленный на диске, включит мотор. Газы с огромной скоростью потекут сквозь нужную нам трубу. Диск просто свернет в сторону.

Конструктор с мягкой улыбкой взглянул на девушку и спросил:

– Теперь вам понятно, что человек там, наверху, совсем не нужен?

– Это верно,– с некоторым сомнением в голосе подтвердила Аня.– Но вот сейчас там что-то случилось, а вы...

Она не закончила своей фразы, чувствуя, что задела конструктора за живое. Поярков чуть вздрогнул, но сразу овладел собой.

– Да! – резко сказал он.– Я очень бы хотел быть там, наверху, и видеть все недостатки нашей конструкции. Тем более, что такой ни у кого и никогда еще не было. Но это первое испытание,– задумчиво продолжал он, словно успокаивая сам себя.– Скоро над нашей землей будут плавать десятки летающих лабораторий. И не нужны там люди. Понимаете, не нужны!..

Поярков встал и зашагал по комнате.

– Простите, пожалуйста,– сказал он, остановившись около Ани.– Может быть, вам скучно меня слушать, но мне интересно знать, как воспринимает конструкцию летающей лаборатории обыкновенный человек, не специалист, однако достаточно знакомый с техникой. Ну, вот, скажем, вроде вас. Предположите, что нам нужно достигнуть пятидесяти километров высоты. Как это сделать? Каким способом?

– Стратостат? – робко спросила Аня.

– Он должен быть управляем – это первое условие, затем абсолютно надежен – это второе... Кроме того, приборы Алексея Фомича требуют большой площади. Вы видели, что объективы расположены по всей окружности диска?

– Значит, ракетная установка нужна только для передвижения? – не отвечая на вопрос, поинтересовалась Аня.

– Да, это особенно важно на больших высотах. Там другие моторы не работают. И потому реактивный мотор позволит диску подниматься в очень разреженной атмосфере. Стратостат имеет свой потолок, это не ракета.

– А если бы там были люди?

– Зачем бесцельный риск? Я думаю, что космические лучи могут представлять собой серьезную преграду для смельчаков. Легкая воздушная лаборатория без ненужного груза, без людей сможет подняться на такую высоту, где не был ни один человек. Хладнокровно и точно ее приборы расскажут обо всем, что интересует человека в воздушном океане.

– Я читал, что наши советские стратонавты установили рекорд высоты. Поднялись на высоту в двадцать два километра и по несчастной случайности погибли...

– В то время я еще мальчиком был,– задумавшись, проговорил конструктор.– Я не мог этому поверить. Уж очень нелепой мне показалась смерть этих молодых ученых. Много дней я повторял фамилии: Федосеев, Васенко, Усыскин... Они похоронены в кремлевской стене.

– И если,– после долгого молчания продолжал инженер,– испытания будут удачными, почем знать, может быть, из этой конструкции выйдет что-нибудь другое, например, совершенно безопасный воздушный корабль. Он будет летать в стратосфере, где очень слабое встречное сопротивление воздуха. Он не сможет разбиться, потому что наш диск легче воздуха. Вы понимаете, Аня,абсолютная безопасность. Только бы прошли эти испытания!..

В комнату вошел Борис Захарович. Он держал в руках очки и подслеповато озирался по сторонам. Сейчас его лицо казалось очень добродушным и совсем не похожим на лицо строгого начальника, которого так боялась Аня.

Наконец Дерябин надел очки и, увидев Пояркова, оживленно разговаривавшего с Аней, улыбнулся. Ему понравилось, что конструктор, несмотря на не совсем удачные испытания, держит себя с достоинством, спокойно и даже с видимым удовольствием беседует с девушкой.

– Аня,– обратился он к ней,– мне приснилось, что вы пропустили передачу.

Радистка вспыхнула и, взглянув на часы, пробормотала:

– Что вы, Борис Захарович!.. Разве я могу?..

По мере того как стрелка подвигалась к цифре "2", конструктора охватывало волнение. Наступал решающий момент. Вот еще несколько минут – и всё выяснится. Неужели лаборатория не сможет подняться в стратосферу, не говоря уже о больших высотах?..