Текст книги "Древние цивилизации Америки"

Автор книги: Владимир Гуляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Открытия продолжаются

Исследования М. Ко представляют собой новый значительный шаг на пути к пониманию мифологических воззрений, религии и социальных порядков древних майя в I тысячелетии н. э. Благодаря его трудам, посвященным полихромной керамике, появилась вполне реальная возможность проникнуть в тайны духовной культуры индейцев, отстоящей от нашего времени на добрых полторы тысячи лет. Но отнюдь не со всеми его выводами можно безоговорочно согласиться. Прежде всего, это касается утверждения о том, что буквально вся расписная глиняная посуда майя III–IX веках н. э. является погребальной по своему назначению и отражает лишь потусторонние, загробные темы, не связанные с реальной жизнью. На мой взгляд, мотивы росписи майяской полихромной керамики имеют как сакральный, так и светский (исторический) характер.

Например, сюжеты, связанные с «дворцовыми» или военными мотивами, хотя они и помещены на погребальной керамике, могли отражать какие-то реальные события из жизни умершего правителя, жреца или аристократа. Какое мифологическое содержание может иметь роспись полихромного сосуда VIII века, на котором изображена «батальная сцена» (сосуд № 26 из альбома Майкла Ко 1973 г.), где в ожесточенной схватке столкнулись 11 персонажей, разделенных на два отряда – из 5 и 6 человек? Более многочисленный отряд, судя по всему, проиграл битву и отступает. Три воина из его состава уже попали в плен и их уводят торжествующие победители. Здесь можно было бы и поставить точку. Какую еще информацию способна дать рассмотренная выше сцена? Но случилось так, что именно публикация Майклом Ко нескольких прекрасных альбомов с изображениями майяской керамики и, главное, с точными прорисовками иероглифических надписей позволили выдающемуся российскому ученому Юрию Валентиновичу Кнорозову (который к тому времени уже успел дешифровать письменность майя и перевести на русский язык три уцелевших рукописи XII–XV вв.) начать чтение текстов более ранней эпохи – тех самых надписей на сосудах I тысячелетия н. э.

И вот как звучит иероглифическая надпись возле участников «батальной сцены» в переводе Ю. В. Кнорозова:

В день VII Ах'ав

Ка Ак'бал, лазутчик,

стал

пленником

славного

Вихря Дротиков,

Ястреб, бросающийся

вдаль,

проложил дорогу

под ударами.

Славный,

проложивший дорогу

копьем

опаляющий

Ястреб, бросающийся

вдаль.

Поскольку в этой сцене (и в надписи) нет абсолютно ничего мифологического, то и сам М. Ко вынужден признать ее «светской», увековечивающей, по его словам, одно из значительных и вполне реальных событий в жизни лица, с которым был погребен данный сосуд.

В отряде побежденных поименно назван лишь один персонаж – «Ка Ак'бал», лазутчик. Это персонаж № 5, которого берет в плен «воин Кан Ек». У победителей мы встречаем еще два имени: персонаж № 4 – видимо, главное лицо во всей этой сцене, – названный «Ястребом, бросающимся вдаль», и наделенный другими лестными эпитетами; и персонаж № 11 – «славный… владыка (правитель. – В.Г.) Вихрь Дротиков».

Обычно в произведениях искусства майя I тысячелетия н. э., изображающих батальные сцены с участием правителя, он показан сражающимся с врагами или во главе своих войск (каменные рельефы и стелы Йашчилана и Пьедрас Неграс, фрески Бонампака и др.). Здесь же мы видим правителя в довольно пассивном положении, без оружия, доспехов и регалий. Видимо, прав профессор Ко, считающий главным лицом этой батальной сцены фигуру № 4, сражающуюся впереди победоносного отряда воинов. Его наделили эпитетом «Ястреб, бросающийся вдаль». Он облачен в доспехи из шкуры ягуара и вооружен длинным, украшенным перьями копьем. Видимо, это военачальник, полководец («након» на языке майя), причем достаточно знатного происхождения (судя по богатству его костюма и украшений). По-видимому, рассматриваемый сосуд (№ 26) был положен именно в его гробницу, чтобы напомнить о каком-то особенно важном в его биографии событии.

Вокруг венчика того же глиняного изделия была помещена стандартная иероглифическая надпись – так называемая «Заупокойная формула», которую перевел Ю. В. Кнорозов:

Там он был

в содружестве Духа

Улитки,

у Обезьяны

во власти.

Теперь он улетел в селение

внутрь женщины,

бывший призраком,

очищенный.

Улетел вверх на землю

Крепости Брода

Ягуара

защитник

ведающего селениями

Летучей Мыши, возвышенного

повелителя

и покровителя,

копьеносец,

почитаемый предводитель,

почтенный военачальник.

Подготавливая в 1978 году к изданию третий альбом расписных майяских ваз, М. Ко обнаружил, что персонаж с изящного сосуда № 19 из города Небаха (горная Гватемала) – правитель, сидящий на платформе, накрытой циновкой, и правитель «Вихрь Дротиков» на сосуде № 26 (альбом 1973 г.) с батальной сценой – одно и то же лицо. Больше того, военачальник «Ястреб, бросающийся вдаль» представлен и на сосуде из Небаха. Он стоит на коленях перед троном правителя, выражая своей позой смирение и покорность. На поясе полководца отчетливо видны подвешенные человеческие головы, которые были отрублены, вероятно, в ходе сражения у побежденных врагов.

Заупокойная формула по венчику сосуда имеет надпись, которая в переводе Ю. В. Кнорозова звучит так:

Там он был

в содружестве

Духа Улитки

у Летучей Мыши

во власти.

Теперь он улетел

в селение

внутрь женщины,

бывший призраком,

очищенный

хозяина периода

правления,

военачальник

высокий,

пожарами землю

врагов

опустошивший,

стремительный…

У фигуры самого полководца имеется надпись:

Высокого

нашего владыки

Вихря Дротиков

полководец Ястреб —

добытчик (хватающий дичь).

А рядом с сидящим на троне правителем текст таков:

Хозяин периода правления,

начальник,

правитель.

Таким образом, не подлежит сомнению, что в обоих случаях на описываемой керамике изображены вполне реальные исторические лица и конкретные значимые события из их жизни.

По счастливому стечению обстоятельств альбомы Майкла Ко с полихромными сосудами майя (где изображения сопровождались иероглифическими текстами) попали в руки нашего выдающегося ученого Ю. В. Кнорозова, который благодаря этому подарку судьбы начал массовое прочтение надписей I тысячелетия н. э. И в итоге наши представления о философии древних майя относительно подземного мира и судьбы человека после смерти заметно изменились.

Ю. В. Кнорозов и загробный мир майя из их собственных текстов

Заупокойная формула

Обширный новый материал по расписной многоцветной керамике майя I тысячелетия н. э., опубликованный М. Д. Ко в четырех великолепных альбомах с 1973 по 1982 год, дал ему возможность выделить большую группу сосудов, имеющих одинаковую кольцевую иероглифическую надпись вокруг венчика – или «основной стандарт», названный в дальнейшем Ю. В. Кнорозовым «заупокойной формулой».

Керамика с заупокойной формулой встречается на территории культуры майя повсеместно, начиная с конца доклассического и до позднего классического периода включительно (т. е. VI–X вв. н. э.). Позже ее не отмечено. Как правило, заупокойная формула (или «основной стандарт») представлена на самых разных глиняных сосудах, независимо от их размеров, формы и изображаемой сцены. Количество иероглифов в надписи может варьировать от четырех до сорока, однако неизменный структурный порядок предполагает, что эта надпись («формула») является молитвой, гимном или традиционным ритуальным посвящением.

Заупокойная формула не обнаружена в надписях на монументальных памятниках. Нет ее и в известных иероглифических рукописях майя. Тем не менее, очевидно, в древности имелись рукописи, посвященные специально заупокойному ритуалу. Именно их тексты использовались при составлении надписей на сосудах. Шрифт надписей на керамике очень близок к шрифту рукописей и резко отличается от лапидарного написания текстов в монументальной скульптуре.

Заупокойная формула, употреблявшаяся в погребальном ритуале, была, вероятно, достаточно обширной. В конкретных надписях на керамике она представлена в различных вариантах, от предельно краткого до пространного. Все варианты, однако, не противоречат друг другу и, видимо, восходят к общему древнему первоисточнику. На глиняных сосудах заупокойная формула пишется горизонтально под ободком (кольцевая надпись по венчику), если же ободка нет – то вертикальным столбцом (очень редко). Важно отметить, что заупокойная формула не имеет прямого отношения к другим надписям и сценам на том же сосуде.

Помимо заупокойной формулы на сосудах есть, как правило, и другие, «вторичные» или «дополнительные» надписи, которые помещены рядом с изображаемыми персонажами. Они обычно состоят из иероглифов, передающих имена, названия мест, даты и события. Сцены и сопровождающие их иероглифические тексты на такой керамике можно разделить на две большие группы.

К первой группе относятся сцены, изображающие выдающееся событие из жизни умершего. Эти мотивы, сопровождаемые пояснительными надписями, очень разнообразны и представляют для историка-майяниста исключительный интерес. Хотя, конечно, следует помнить, что речь идет здесь только о представителях высшей знати и правителях. Естественно, каждая такая надпись и сцена являются самостоятельным объектом изучения, безотносительно к заупокойной формуле.

Ко второй группе относятся надписи и изображения, относящиеся к загробному миру, в который попадает умерший. В них представлено множество богов, духов и чудовищ, неизвестных по другим источникам. В свете этих данных мифология древних майя может изучаться по совершенно новым и разнообразным материалам.

Что же дало к настоящему времени прочтение заупокойной формулы и дополнительных иероглифических текстов на позднеклассической керамике майя, осуществленное в последние годы Ю. В. Кнорозовым?

На большинстве глиняных сосудов обеих названных групп вдоль венчика, вдоль донца (реже) или же по тулову (совсем редко) встречается стандартная, повторяющаяся иероглифическая надпись, названная М. Д. Ко «основным стандартом», а Ю. В. Кнорозовым «заупокойной формулой».

Заупокойная формула, видимо, составляла важную часть поминального ритуала, которого придерживались древние майя, и отражала их представления о загробном мире, жизни и смерти.

Согласно заупокойным надписям, призрак спускался в подземный мир по крутой холодной лестнице, которая олицетворяет собой и всю преисподнюю. Путешествие души покойника по Царству Смерти названо в текстах на керамике «большим путем». Этот путь начинался вступлением на холодную лестницу, где призрака встречали три демона, как это следует из надписи на сосуде № 14.

Все демоны являются слугами супруги одного из правителей преисподней – Черного бога грозы Тош. Имя ее Чак Кит – «Великая богиня» и отличалась она весьма свирепым нравом.

Первый демон – главный, хозяин неба. Он числится как в свите богини Чак Кит, так и самого Черного бога грозы Тош (текст на сосуде № 49). Его эпитет – «пай», «призывающий». Этот демон, очевидно, созывал призраков у входа на лестницу.

Второй демон – «ах-ки-нгал», «хозяин смены». Возможно, речь идет о времени пребывания призраков в подземном мире. По своим функциям второй бес является направляющим, указывающим дорогу призраку в преисподней.

Третий демон – «ах-хиш-нгал», «хозяин ягуара». Его эпитет – «ярый». Роль этого демона состояла, судя по всему, в наблюдении за процедурой очищения призрака. Это предположение основано на том факте, что ягуар неоднократно именуется в текстах «очищающим», следовательно, и его владелец был ответственен за процесс очищения.

Бог грозы Тош (он же бог «L» в рукописях) имеет свиту из шести богов. Это известно по изображениям на сосуде № 49, к тому же все эти боги переименованы соответственно в надписи на этом сосуде, сопровождающей сцену с семью богами. Из материалов рукописей следует, что в постклассический период образ Тош, как божества преисподней, был постепенно переосмыслен: он под стать своей супруге становится весьма свирепым и недоброжелательным (по отношению к врагам), он изображается ярым врагом земледелия и воином-разрушителем – в его поднятых руках символ грабежа и убийства. Судя по сценам, сопровождающим заупокойные надписи, Тош был одним из двух соправителей Царства Смерти.

Вторым соправителем преисподней был чаще других упоминаемый в надписях Ваай Кан – «Дух Улитка» (бог «N» рукописей). Он изображался сидящим в витой раковине или с раковиной за спиной.

Дух Улитка был древним богом дождя. В рукописях он иногда именуется ах'хо ваай тун, «владеющий пятью зловещими (днями) года» – титул бога-распорядителя, правившего в последние пять дней года, когда происходила смена власти у богов. Во время формирования майяского государства у власти сменялись реальные представители глав четырех родов под наблюдением верховного жреца, бывшего реальным прототипом бога-распорядителя, а в дальнейшем считавшегося его имперсонатором.

Образ бога-распорядителя неоднократно менялся. В Дрезденской рукописи, в разделах, касающихся четырехлетнего календарного цикла, эту должность занимает уже не Дух Улитка, а бог-опоссум Йуу-аан. Оба они присутствуют в преисподней в качестве глав фратрий – далеких предков.

Судя по сценам на сосудах, в подземном царстве было множество разнообразных божеств. Особенно интересна сцена с изображением 32 богов на сосуде № 37, первый из которых представлен символом. Эти божества, видимо, считались предками родов, обитавшими в преисподней.

Надзором за призраками занималась Летучая Мышь «Соц», зловещее божество Царства Смерти, неоднократно изображенное отдельно на полихромных расписных сосудах позднеклассического времени. Так, на сосуде из Чама, Гватемала, изображена Летучая Мышь с раскрытыми зубчатыми крыльями. У пасти виден знак огня «тоок», на шее ожерелье, на лапах – браслеты. Справа вертикальная надпись с повторяющейся три раза парой блоков:

ум чаб – владыка (подземного) мира,

ум ку – владыка периода (очищения).

В миштекском кодексе Фехервари-Мейера имеется изображение Летучей Мыши, сидящей в человеческой позе и обезглавливающей человека. В «Пополь-Вух» Летучая Мышь играет также весьма зловещую роль. Дом Летучих Мышей стал последним и роковым испытанием для героев-близнецов, где одному из них – Хунахпу – отсекли голову. Прообразом этого божества послужили, вероятно, летучие мыши-вампиры, обитающие и по сей день в пещерах Гватемалы (Альта Верапас), считавшихся входом в преисподнюю.

Из других обитателей подземного мира в заупокойной формуле особо выделен ягуар. На гравированной вазе из области Чочола, Юкатан, мы видим следующую сцену: сидящий ягуар с бутоном водяной лилии на голове и надпись – «ти-ла» («тил-ис»), «знаменитый». На другой стороне сосуда надпись: «ах пок-уб», «очищающий». Хозяином ягуара, очищающего призраков, является третий демон из свиты супруги бога Тош.

Особо следует остановиться на понятии «очищение» в преисподней. Начало «очищения» понималось как весьма реалистическое промывание. Для этого имелось несколько приспособлений. Например, «бутуб цак», «лечебная воронка»; «тохоб цак», «лекарственная спринцовка» – служила для введения лекарственных растворов. В подземном мире широко использовались очистительные спринцовки, что неоднократно зафиксировано в текстах и изображениях на сосудах: Летучая Мышь привесила к крыльям огромные спринцовки из пузырей, бог-ягуар держит спринцовку в лапе, бог смерти (в образе скелета), видимо, заменивший первого демона в преисподней, весь обвешан спринцовками. То же самое и в рукописи. В сцене на сосуде № 64 с богом смерти изображены спринцовка (рядом с призраком) и надпись около нее – «тоок ла-ла хиш», «огненная щиплющая жидкость». Спринцовка большого размера служила, судя по всему, не для наркотических вливаний, а для промываний, для которых употреблялась не просто вода, а какая-то жгучая жидкость.

Следующим после «промывания» в процессе очищения призрака был этап «обдирания», которое понималось весьма натурально – сдирание мяса с костей. В заупокойной формуле призрак чаще именуется как «ка-аан», «очищенный», «ободранный». Характерно, что в надписи на сосуде № 27 преисподняя прямо названа «местом очищения» («у пок ав»). В процессе очищения призрак должен был сократиться до размеров эмбриона, чтобы, возвратившись на землю, начать новую жизнь в утробе женщины или девушки – буквально, «второй раз родиться».

Итак, прошедший в Царстве Смерти очищение призрак возвращался на землю, чтобы родиться вновь. День выхода очищенного призрака из подземного мира точно определяли жрецы. В тот день устраивали поминальное пиршество, для которого и предназначались сосуды со стандартной заупокойной формулой и сценами из жизни умершего или сценами в преисподней, где проходил очищение призрак.

Очищенного призрака, как поясняет одна из сцен, доставлял из Царства Смерти на землю к девушке или женщине (что особо оговаривается в надписи) аист-челноклюв (птица из семейства аистовых с большим клювом).

Многоцветный сосуд № 25 из Машкану, Юкатан, 600–900 годы. Кольцевая надпись под венчиком с повторяющимся 220 раз (по числу дней в месяце) блоком «ич ч'ум» – «в лоно».

В середине сопровождающей сцены сидит молодой бог с разведенными в стороны руками. Справа и слева сидят обнаженные женщины с цветами в волосах, на них надеты украшения – серьги, браслеты и ожерелья с нагрудными подвесками и нитями с кисточками на концах. Между молодым богом и женщиной сидит аист-челноклюв, закусивший змею (его основная пища). В конце клюва он держит призрака, упакованного в маленький сверток, сделанный наподобие тюка для тканей. Под аистом изображена обезьяна с закрученным спиралью хвостом.

Как бы продолжением этой сцены является изображение на черепке расписной глиняной тарелки. Обнаженная женщина полулежит на спине, согнув колени. У ее ног сидит обезьяна, которая держит женщину левой лапой за грудь, а правую протягивает над коленями. Справа стоит аист-челноклюв, благополучно доставивший упакованного в тючок призрака. Слева от обезьяны бог Тош с характерным для него атрибутом – горящей сигарой во рту. Он, очевидно, дает какие-то распоряжения относительно пребывания призрака в преисподней. Упоминание в надписях «колдовство обезьяны», вероятно, связано с доставкой призрака женщине, после чего она могла забеременеть, а призрак воплотиться в ее ребенка. Все эти этапы должен был пройти призрак, чтобы возродиться.

Таким образом, по изображениям и надписям на керамике майя конца I тысячелетия н. э. можно сделать вывод о том, что подземный мир (Шибальба, Метнал) местных индейцев был населен большим числом самых разнообразных божеств, чудовищ и духов. Здесь и два бога-соправителя Царства Смерти – Дух Улитка (он же бог «N», бог дождя, бог-распорядитель) и Черный бог грозы Тош (он же бог «L»), здесь и три демона из свиты богини Чак Кит, и бесы, обеспечивающие возрождение призрака, – Летучая Мышь (Соц), Ягуар, Обезьяна, Аист-Челноклюв. Согласно «Пополь-Вух» в подземном мире обитало множество мерзких и зловредных существ – олицетворений болезней и бед. В бессмертных поэмах Гомера указывается, что в Аиде (преисподней) обитали обожествленные предки – главы родов или линиджей. Если судить по надписи сосуда № 40, там, где изображен бог грозы Тош и шесть других божеств, у древних майя в подземном мире сосуществовали и обожествленные предки-родоначальники и духи – олицетворение болезней и бед.

Исследования М. Ко и Ю. В. Кнорозова по полихромной керамике I тысячелетия н. э. стали настоящим прорывом в майяведении. Они еще раз показали, что великие открытия в науке возможны и в наши дни. И не обязательно, чтобы авторы этих открытий сидели в глубине раскопов, в джунглях, горах и пустынях, а не в тиши чинных академических кабинетов (Майкл Ко – профессор Йельского университета в Нью-Хейвене, США, а Юрий Валентинович Кнорозов был сотрудником сектора народов Америки в кунсткамере – Музее Антропологии и Этнографии имени Петра Великого в Санкт-Петербурге).

Закат цивилизации майя

К концу VIII века н. э. майя достигли наивысшей ступени интеллектуального и эстетического развития. Они беспрерывно строили изящные храмы, гигантские дороги-дамбы, пирамиды и дворцы. В течение многих столетий росли и расширялись старые селения и города, возникали новые, пока в IX веке на цветущие земли майя не обрушилась какая-то таинственная катастрофа.

Всякое архитектурное строительство в городах прекратилось. Скульпторы не возводили больше под присмотром жрецов громоздкие каменные стелы с ликами царей и пространными иероглифическими надписями. Один за другим пришли в запустение майяские центры. Считанные десятилетия спустя города древних майя попросту исчезли, надежно спрятанные в цепких объятиях вечнозеленых центральноамериканских джунглей.

Еще со времен Джона Л. Стефенса – первооткрывателя древностей майя в 40-х годах XIX века – исследователи ломали голову, пытаясь объяснить причины катастрофы, в ходе которой огромная географическая область, населенная одним из наиболее энергичных и высокоразвитых народов доколумбовой Мезоамерики, пришла в полное запустение, а ее города за неполное столетие превратились в руины. К сожалению, материалов, относящихся к концу классического (1-Х вв.) и началу постклассического (X–XVI вв.) периодов, т. е. ко времени кризиса майяской цивилизации, сохранилось не так много и они имеют противоречивый характер. Это и породило, на наш взгляд, пестроту взглядов и мнений в научных кругах. Прежде всего, необходимо было еще раз тщательно проверить все реальные проявления кризиса, отразившиеся в археологических находках, и точно определить хронологические рамки этого драматического события.

По первым, весьма поверхностным, наблюдениям выходило, что к концу IX – началу X века на большей части низменных лесных областей майя (мексиканские штаты Табаско, Чьяпас, Кампече, а также Юкатан, Кинтана-Роо, Северная Гватемала, Белиз, северо-западный район Гондураса) жизнь в городах прекращается или же сводится к минимуму.

Однако, как показали дальнейшие события, эта оценка была верна лишь наполовину. В конце I тысячелетия в жизни общества древних майя действительно наблюдался какой-то кризис. Внешне он выражался в том, что в городах не велось крупного архитектурного строительства и не возводились стелы с календарными датами по эре майя. Был ли этот кризис быстрым и внезапным?

В некоторых случаях, как отмечает американский историк Э. Томпсон, эти строительные работы были прекращены столь внезапно, что платформы, созданные для того, чтобы служить фундаментом для каких-то зданий, остались пустыми, а в Вашактуне стены самого позднего храма оказались недостроенными. В Тикале два последних этапа в развитии местной культуры назывались Имиш и Эснаб. Первый из них длился с 700 до 830 года, а второй – с 830 до 900 год. В течение этапа Имиш наблюдался наивысший расцвет города. Именно тогда были построены пять из шести великих тикальских храмов, несколько пирамид-близнецов и десятки дворцовых ансамблей. Максимальных размеров достигло и население. Раскопки показали, что в это время функционировало до 90 % всех известных в городе жилищ. По подсчетам специалистов, в VIII в. Тикаль с округой имел около 50 тыс. жителей (из них не менее l/5 находилось в самом городе).

Этап Эснаб следует непосредственно за Имиш. Но как разителен контраст между ними! В начале Эснаба прекратилось всякое строительство и резко сократилось местное население. Из нескольких сотен жилищ, вскрытых раскопками, ни в одном не оказалось керамики Эснаб. Она обнаружена лишь внутри дворцовых зданий. Но люди жили там уже не как цари – в изобилии и роскоши, а под угрозой падения обветшалой крыши и штукатурки. Это были не завоеватели, не пришельцы. Это были всего лишь жалкие потомки прежних майя. Да и их осталось совсем немного: по подсчетам археологов, население Тикаля во время Эснаба составляло не более 10 % от населения 800 года. Но, возможно, население Имиш вовсе не погибло? Не исключено, что оно в силу каких-то неизвестных нам причин покинуло свои города и ушло в окрестные селения земледельцев.

Однако тщательные археологические исследования, проведенные в деревнях и селах, некогда окружавших Тикаль, показали, что положение там было аналогичным. И если в бывшей столице какие-то немногочисленные группы людей еще ютились среди каменных громад обветшалых дворцов, то в деревнях не жил уже никто. А через 100–150 лет после возведения стелы с календарной датой 868 года последний индеец покинул Тикаль. Примерно такая же картина наблюдалась в IX веке и в других майяских городах – Вашактуне, Паленке, Пьедрас Неграс, Копане.

Таким образом, вряд ли приходится сомневаться в том, что индейцы майя в низменной лесной зоне пережили в конце I тыс. подлинное бедствие. Их классическая цивилизация на юге Мексики и севере Гватемалы погибла и больше не возродилась.

По одной из гипотез, самой неправдоподобной, все города майя были разрушены одновременно сильным землетрясением. Эта гипотеза основана на том, что многие архитектурные сооружения позднеклассического времени представляют сейчас сплошную груду развалин, словно разбитые одним ударом исполинской силы. Кроме того, горные районы Чьяпаса и Гватемалы, где жили некоторые группы майя, известны своей бурной вулканической деятельностью. Но дело в том, что Петен и Юкатан, где находились крупнейшие центры классической цивилизации майя, лежат вне активной сейсмической зоны.

Существует также предположение, что причиной гибели культуры майя в IX веке могло быть катастрофическое уменьшение количества дождевых осадков и вызванные этим водный голод и засуха. Однако последние геохимические и биологические изыскания в джунглях Петена показали, что незначительное сокращение ежегодных осадков, действительно наблюдавшееся к концу классического периода, никак не могло отразиться на развитии цивилизации майя, а тем более вызвать ее крах. Версия о повальных эпидемиях малярии и желтой лихорадки тоже оказалась несостоятельной, поскольку обе болезни не были известны в Америке до прихода европейцев.

Одной из наиболее распространенных до последнего времени была гипотеза американского археолога С. Морли, который объяснял упадок классических городов крахом системы подсечно-огневого земледелия, поскольку оно оказалось не в силах обеспечить потребности быстрорастущего населения городов. В своей фундаментальной монографии «Древние майя» Морли пишет: «Непрерывное уничтожение леса для использования расчищенной площади под посевы маиса постепенно превратило девственные джунгли в искусственную саванну, покрытую высокой травой. Когда этот процесс закончился и вековой тропический лес был почти целиком сведен и заменен искусственно созданными лугами, то земледелие в том виде, как оно до сих пор практиковалось у древних майя, пришло в упадок, ибо у них не было никаких земледельческих орудий – мотыг, кирок, борон, заступов, лопат и плугов. Именно это экономическое банкротство и послужило главной причиной гибели „Древнего царства“ майя».

Эта версия долгое время пользовалась всеобщим признанием среди специалистов. И только исследования последних лет заставили пересмотреть основные положения гипотезы Морли. Прежде всего, был поднят вопрос: действительно ли майя исчерпали резервы невозделанных земель? Археолог А. В. Киддер (США) установил, что почва долины реки Мотагуа (Гватемала) ежегодно обновляется во время паводков, следовательно, плодородие этих земель не может иссякнуть. То же самое происходит в долинах других крупных рек (например, Усумасинта, Белиз, Улуа) в низменных лесных областях майя. Некоторые исследователи отметили, что в Петене пустующие поля немедленно зарастают вторичным лесом, а не травами. По Морли, истощение земель должно было произойти сначала в более древних центрах. Однако, к примеру, такой город, как Тикаль, который, судя по стелам с календарными датами, существовал не менее шести веков, приходит в упадок позже (после 869 г.), чем более молодые центры в бассейне реки Усумасинты.

Значительной популярностью пользовалась до недавнего времени социальная гипотеза Э. Томпсона (США), согласно которой упадок классических центров культуры майя связан с внутренними социальными конфликтами и потрясениями.

Отправной точкой для рассуждений Томпсона послужил один на первый взгляд малопримечательный факт: в ходе раскопок древнего города Пьедрас-Неграс археологи с удивлением обнаружили, что почти все найденные там каменные скульптуры, изображающие правителей, намеренно повержены или разбиты. Такое же явление было отмечено и в Тикале. Но кто мог покуситься на эти священные и почитаемые реликвии? Томпсон отвергает версию о нашествии чужеземцев и приписывает эти акты вандализма внутреннему врагу – рядовому земледельцу, восставшему против гнета аристократов и жрецов.

Крупные социальные потрясения – неизбежные спутники любого классового общества – действительно могли послужить причиной (или одной из причин) гибели некоторых городов-государств в конце I тысячелетия. Но подобных городов-государств было тогда у майя только в низменной лесной зоне не менее двух-трех десятков, и вряд ли все они почти одновременно подверглись захвату и опустошению со стороны восставших низов. Кроме того, выяснилось, что и в Тикале, и в других городах майя классического периода стелы и алтари с изображениями правителей и богов подвергались разрушению и порче не только в VIII–X веках, а на протяжении всего существования цивилизации. Это был какой-то важный государственный ритуал или обряд: по прошествии определенного цикла времени (может быть, двадцатилетия катуна) монумент портили или разбивали, совершая как бы его ритуальное «убийство». Но суть в том, что и после данного акта он продолжал оставаться объектом почитания со стороны горожан: ему приносили жертвы и дары, в его честь возжигали благовония.

Когда гипотезы об экологических и внутренних причинах кризиса общества майя в конце I тысячелетия обнаружили свою несостоятельность, ученые вновь вернулись к гипотезе о нашествии на земли майя различных центральномексиканских племен: либо теотихуаканцев (VI–VIII вв.), либо тольтеков, вторгшихся на Юкатан, согласно смутным сообщениям хроник, в конце X века. Но и здесь остается много неясного. Теотихуаканское нашествие могло произойти (учитывая время гибели самого этого центра) не позднее конца VII – начала VIII века Тольтеки появились на Юкатане, как уже говорилось, лишь в конце X в. Спрашивается, кто же сокрушил тогда важнейшие города майя в Петене, пришедшие в запустение как раз между концом VIII и началом X века?

В 60-х годах XX века при раскопках древнего города Алтар-де-Сакрифисьос, расположенного у слияния рек Салинас и Пасьон, в департаменте Петен (Северная Гватемала), археологи обнаружили интересную картину. В конце IX века общий облик местной майяской культуры резко нарушился. На смену исчезнувшим классическим традициям пришел совершенно иной культурный комплекс, не имеющий местных корней. Материалы этого чужеродного комплекса, получившего название Химба, состоят только из изящной керамики с оранжевой гладкой поверхностью и терракотовых статуэток, напоминающих по облику некоторые центральномексиканские глиняные фигуры. Физический тип, одежда, украшения и оружие (копьеметалки и пучки дротиков) совершенно отличны от мотивов классической культуры майя. Обилие упомянутых чужеземных и отсутствие местных материалов в верхних слоях городища свидетельствуют о полной смене культуры, а может быть, и населения в Алтар-де-Сакрифисьос где-то около 868–909 годов (хронологические рамки комплекса Химба).