Текст книги "Меркурий в петлице"

Автор книги: Владимир Саксонов

Соавторы: Вячеслав Стерин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

СНОВА КОЛУМБ

Таможенники сдавали смену.

– Были приняты: греческий теплоход с грузом волокна, – говорил старший наряда, обращаясь к Глаузиню, – норвежский теплоход “Амундсен” – рыба. За рубеж ушли: пароход “Пешт” с грузом пшеницы для Германской Демократической Республики и “Даугава” – с экспонатами для нашей выставки в Рио-де-Жанейро. “Редер” скоро уходит. На подходе – судно из Исландии, польский танкер и шведский лесовоз.

– Так, – сказал Глаузинь. – Задержания есть?

– Одно, незначительное…

– Ну хорошо.

– Счастливого дежурства, товарищи!

Сдавшие смену ушли. Дверь захлопнулась.

Глаузинь достал сигарету, вставил ее в мундштук и хотел что-то сказать, но зазвонил телефон.

Сергей поднял трубку, выслушал, сдвинув брови.

– А сколько марок? Вот как! Спасибо

Положив трубку, повернулся к Глаузиню:

– Это из вытрезвителя. Там ночевал матрос Курт Гауптман с “Редера”. В носке у него оказалось двадцать пять рублей и несколько марок. Не валюта, а почтовые марки.

Глаузинь нахмурился.

– Непонятно. Но советская валюта – видимо, результат контрабанды.

Сергей рассеянно кивнул, думая о марках. Гауптман и Куралюн… Связаны они или нет? И как это выяснить?

– Где он сейчас? – спросил Глаузинь.

– Отпустили.

– Вы пойдете на корабль, Сергей Александрович.

Лицом к лицу с контрабандистом на борту “Редера”! Тут нужны находчивость и твердость. Давая понять Глаузиню, что ему все ясно, Сергей сказал:

– Пойду и потребую штраф в счет незадержанной контрабанды.

– Нет, – Глаузинь покачал головой. – Сначала вы посмотрите таможенную декларацию, заполненную этим матросом, потом спросите у капитана, не давал ли он матросу советских денег.

– Понятно.

– Будьте не просто вежливы, сверхвежливы!

– Они контрабандой занимаются, – сказал Сергей, – а с ними – сверхвежливо…

– Служба! – ответил Глаузинь. И добавил: – Мы с инспектором Красновым подойдем, попозже – оформить отход…

Узнав о причине появления таможенника, капитан приказал вызвать Курта Гауптмана и сидел молча, постукивая по столу ногтями. Сергей только теперь заметил, что они покрыты лаком.

Вошел Гауптман, встал шагах в трех от стола. Безвольно свисающие красные, в ссадинах руки, синяк под глазом, грязная роба… А на лице покорность и затаенное нетерпение: скорей бы отпустили.

– Вот видишь, Курт, – начал капитан. – Я предупреждал тебя, что тут из-за любого пустяка могут быть неприятности… – И улыбнулся Сергею.

– Судя по вашей декларации, – Сергей обращался к матросу, – советской валюты у вас не было?

– Нет.

– Вы не давали ему советских денег, господин капитан?

– Нет, не давал.

Розовощекий, сочувствующе кивнув Гауптману, добавил:

– Но я предупреждал его, что здесь не Ливерпуль. Помнишь, Курт, как славно погулял ты в Ливерпуле? И ведь никаких неприятностей не было! А здесь – сам видишь…

– Простите господин капитан, – сказал Сергей. – Мне необходимо задать матросу несколько вопросов… А потом я с удовольствием послушаю, как работают таможенники в Ливерпуле.

Розовощекий опять улыбнулся – на этот раз явно натянуто, опять забарабанил по столу.

Сергей ясно понимал, кто сейчас настоящий его противник: не юнец матрос, единственной радостью которого была, наверное, бутылка водки, а этот, с маникюром.

Сергей взглянул на Гауптмана.

– Что вы продали в городе?

– Жевательную резинку, блок сигарет, зажигалки, – в хриплом голосе матроса звучала та же покорность, что была написана на лице. Но, вспомнив, наверное, подзуживания капитана, матрос закончил развязнее: – Это все, господин инспектор!

“О марках я спрошу потом, – подумал Сергей. – Сверхвежливо… И послушаю, что вы скажете – ты и твой капитан”.

– Вот бумага. Напишите здесь, пожалуйста, что вы, Курт Гауптман, матрос теплохода “Редер”, продали в Риге столько-то предметов на такую-то сумму, – услышал Сергей свой спокойный голос и добавил жестче: – Таково правило.

Взяв бумагу, Гауптман вышел: он не смел сесть за стол в этом салоне.

– Кофе, коньяк? – капитан повернулся к Сергею.

– Благодарю вас. Если не возражаете, я хотел бы сначала закончить дело, – Сергей улыбнулся. “Можно подумать, что у нас с ним конкурс улыбок…” – А как вашему старшему штурману, господин капитан, понравилось на улице Вальню?

– На улице Вальню? – удивился розовощекий.

– Там филателистический магазин. Он ведь хотел обменяться марками…

– О! Можете себе представить, – капитан приподнял белесые брови. – Он потерял свой альбом. В Риге нас преследуют неприятности!

Появился Гауптман, застрял на пороге.

– Потерял свои марки? – переспросил Сергей и, принимая бумагу, посмотрел на Гауптмана, потом на капитана. – Весьма сочувствую.

Сергей просмотрел “объяснительную записку” Гауптмана.

– Не сходится, тут указано всего двадцать пить рублей – те, что у вас конфискованы. Но ведь вы еще пили, тратили деньги…

– Я продал еще… – хрипло начал матрос, но Сергей перебил:

– Почтовые марки, – он не спросил, он произнес это совершенно твердо.

Гауптман растерянно кивнул.

– На какую сумму?

– Десять рублей…

– Укажите, – сказал Сергей и взглянул на капитана.

От благодушия не осталось и следа. Выкрикнув что-то, он поднялся, позвал стюарда, снова сел, и все это не отрывая холодных бешеных глаз от красного лица Гауптмана.

В салон постучали. Вошел старший штурман.

– Ваши марки продал он, – все еще глядя на Гауптмана, проговорил капитан. – Господин инспектор каким-то образом заставил вора признаться…

“Вот ты как! Сразу про воровство вспомнил, – подумал Сергей. – Еще бы, покушение на частную собственность…”

Сергей мельком взглянул на остолбеневшего штурмана, усмехнулся про себя: “Законно!”, как сказал бы Гешка…” – и достал чистый бланк:

– Надо составить акт.

Коллекционер крутил головой, словно от зубной боли, его залысый лоб багровел.

– Где мои марки?!

Капитан буркнул что-то, старший штурман замолчал; поправив на коленях брюки, сел в кресло, тоже уставился на Гауптмана горящими глазами.

– Итак, вы продали их за десять рублей? – спросил Сергей. – Это правда? Одну только марку с Колумбом у вас купили за три рубля…

– О-о-о! – простонал штурман.

– Десять рублей за все, – тупо повторил матрос.

Сергей понял: “Не врет”, – и принялся составлять акт.

Он писал и слышал, как постукивают по столу ногти розовощекого, слышал разъяренный шепот старшего штурмана:

– Десять рублей!.. Я собирал эту коллекцию двенадцать лет! Где она? Где мои марки, свинья?!

– Двадцать пять и десять, – сказал Сергей, глядя на розовощекого. – Всего тридцать пять рублей. Прошу уплатить этот штраф, господин капитан, в счет незадержанной контрабанды.

– Но, господин инспектор! Он и так пропил свой заработок за месяц вперед. А теперь я должен платить мои деньги за его удовольствия? Забирайте его, пусть работает в вашем… как это называется? Есть у вас лагерь?

– В каком лагере? – удивился Ястребов.

– Ну, в этом – на пятнадцать суток…

– Таможенники охраняют экономические границы своей страны. Воспитывать иностранных моряков не наша обязанность. И… – Сергей улыбнулся, – так можно растерять команду, господин капитан!

– Я все равно выгоню его в Бремене, – буркнул розовощекий, стараясь взять себя в руки.

Гауптман отступил к двери.

“Вон!” – покосился на него капитан.

Старший штурман вскочил, бросился следом. Капитан принялся отсчитывать деньги.

… Возвращаясь с дежурства и поглядывая сквозь заплаканное окно трамвая на сонную Ригу, на мокрых голубей в карнизах озябших домов, Сергей хмурился, вспоминая, как смотрел на него Глаузинь. После “Редера”, уже перед рассветом, они оформляли отход шведского теплохода. Сергей старался быть внимательным… Ему показалось, что боцман – у этого рыжебородого было лицо прожженного плута – что-то тайком пронес в свою каюту. Оставив Глаузиня, Сергей пошел следом.

Он проверил у боцмана декларацию – только и всего. Глаузинь же, узнав об этом, извинился перед иностранцем. А Сергею, когда они сошли на берег, сказал: “Подозрительность к хорошему не приводит!”

Больше он об этом не говорил. Зато, обращаясь к инспектору Васе Краснову – третьему в их смене, – рассказал о нескольких неприятных случаях, вызванных излишней подозрительностью. Рассказывал он, как всегда, спокойно и даже невозмутимо, но по тому, как часто путал русские и латышские слова, Сергей понимал: старик волнуется.

– В прошлом году в наш порт приходили сотни иностранных кораблей, и, если подозревать, что всюду есть контрабандисты, это будет неправильно и плохо!

– Но мировая статистика считает, что только десять процентов контрабанды оседает в таможнях! – попытался возразить Сергей.

– Поэтому и надо быть внимательным, – отозвался Глаузинь.

…Вытирая в коридоре ноги о коврик, Сергей услышал, как в ванной фыркает под краном Гешка, и хотел быстро пройти в свою комнату. Но Гешка высунул из двери мокрое лицо, просиял:

– Здрасьте, дядя Сереж! Что я придумал! Вы меня в воскресенье возьмете на катер?

– Посмотрим, – сказал Сергей. И добавил: – Зайди, когда умоешься.

– А я уже! – Гешка схватил полотенце, скомкав его, стал тереть лицо.

– Вот что, – сказал Сергей. – Марка твоя с Колумбом – краденая.

– Как? – Гешка чуть не выронил полотенце.

– Понимаешь? Человек – моряк один из ФРГ – много лет собирал редкие марки. Читал их, как вот ты и Рита Августовна, а забулдыга с его же корабля украл и все пропил здесь, в Риге.

– А этот теплоход придет еще в Ригу? – глядя в пол, спросил Гешка.

– Наверное, придет…

Гешка сорвался с места, хлопнул дверью своей комнаты и через минуту вернулся.

– Возьмите, – протянул он Сергею “Колумба”, – когда придет корабль, отдайте ее хозяину. Не нужна она мне!

– И вот еще что, – голос Сергея почему-то стал хриплым, – ты, брат, не расстраивайся. У меня, честно сказать, тоже неприятности. Надо уметь их переживать. Понял?

ФИЛАТЕЛИСТИЧЕСКАЯ ВЫСТАВКА

Выставка известного в Риге филателиста Михаила Петровича Рыбника разместилась в конференц-зале редакции одной из газет. На стенах пестрели сотни марок. И на этом веселом ярком фоне фигура самого Рыбника, седеющего человека в потертом старомодном костюме, выглядела весьма скромно. Он стоял с указкой около стенда и, морщась от света юпитеров, что-то объяснял группе пионеров. Рядом возился кинооператор.

“Это тебе не пижон, не “оптовый покупатель”, – подумал Сергей, вспомнив Куралюна и с симпатией поглядывая на Рыбника.

Рита подвела его к стенду:

– Вот наша первая послереволюционная марка. Я вам о ней рассказывала. А здесь собраны марки союзных республик – тоже от самых первых. Видите? Армения…

Они переходили от стенда к стенду. Рита, сдержанная, несколько даже скованная вначале, увлеклась и рассказывала живо, с подробностями.

Потом улыбнулась, взглянула на Сергея.

– Вам не скучно?

Она словно не спрашивала, а говорила: “Вам ведь не может это показаться скучным, я знаю”.

– Только что подумал… Хорошо, когда коллекционер много знает. После ваших рассказов и для меня марки оказались неожиданно интересными.

Рита опять улыбнулась.

– И все-таки, чтобы вам не было скучно, давайте посмотрим марки, с которыми связаны курьезные истории. Вот взгляните, пожалуйста… В 1497 году моряк Джон Кабот открыл остров Ньюфаундленд. Через четыреста лет в честь этой даты на острове выпустили большую серию марок. Одну из них вы видите – на ней изображен корабль Кабота “Метью”. Вернее, должен был быть изображен. А это совсем не тот корабль…

– То есть как не тот?

– Не тот. Установлено, что это “Святая Мария”, флагманское судно все того же Христофора Колумба.

– Опять Колумб!

– Да. С ним вообще много курьезов, филателистических конечно. Здесь нет тех марок, которые выпущены в США в 1892–1893 годах в честь четырехсотлетия открытия Америки. Но я знаю, что на одной из них Колумб смотрит на приближающийся американский берег чисто выбритый, а на другой – сходит на тот же берег с длиннющей бородой… Художники не договорились!

…Они приближались к выходу из конференц-зала. Сергей опять увидел Рыбника. Теперь филателист разговаривал с тремя мужчинами, в которых сразу можно было узнать иностранцев.

“Швейцарская делегация, – догадался Сергей, подойдя поближе. – Вчера прилетели… Архангельский со своим нарядом их принимал”.

Рыбник укладывал в конверты марки, присыпая их белым порошком. Гости кланялись, благодарили.

– Он дарит марки иностранцам? – спросил Сергей.

– Может быть, обменивается, – сказала Рита. – Обмен марками – тоже культурные связи.

– Понятно. А зачем он сыплет туда эту пудру?

– Тальк. Чтоб марки не склеились, – ответила Рита, останавливаясь у небольшого стенда.

– И все-таки политических курьезов в филателии, наверное, больше, чем географических. Правда?

– Вот вы уже и начинаете читать марки…

– Я знаю о марках несуществующей республики Южно-Молуккских островов.

– Гешка рассказал? – ласково усмехнулась Рита. – Да, таких примеров немало. Марка Петлюры. Пока ее печатали за границей, Петлюру выгнали с Украины. Или вот… посмотрите.

– Эта? А, трофейная…

По квадратику лягушачьей расцветки с изображением Гитлера надпечатка готическим шрифтом: “Курлянд”. Фашистская марка для оккупированной территории Прибалтики…

– Идите сюда, – позвала Рита. – Эти марки выпущены уже после нашей победы.

ПАЧКИ РАФИНАДА

Через несколько дней наряд Глаузиня дежурил на почте.

Особняк, в котором находился международный отдел почтамта, стоял на тихой окраинной улочке, обсаженной шеренгой сосен.

После порта здесь показалось тесно и скучно.

В комнатах, заваленных мешками с письмами, ящиками и коробками, пахло подпаленным сургучом, валялись обрывки шпагата…

В самом большом помещении разноформатные столы с высохшими лужицами чернил образовали нечто похожее на конвейерную линию. По этому конвейеру руки девушек передвигали коробки и ящики – посылки, которые жители Риги получали из-за границы, и посылки туда, за рубеж.

Глаузинь и Сергей проверяли по описям наличие вещей, просматривали, уплачена ли за границей таможенная пошлина, и, если оказывалось, что нет, назначали ее, оценивая стоимость присланного.

На кораблях таможенник – лицом к лицу с людьми. А здесь, здесь только вещи, и трудно, может быть даже невозможно, понять, кто стоит за этими вещами.

Сергей читал имена получателей. Они ничего не говорили ему. Но те, кто их носил, почему-то не вызывали у него симпатии. Он понимал, что в этом своем чувстве не прав. Жизнь разбросала людей в разные края, а они по-прежнему близки, обмениваются подарками, иногда, на его взгляд, нелепыми, даже глупыми.

Вот например, кто-то отправляет в Швецию среди разных вещей четыре пачки рафинада. Все-таки странно…

Сергей повертел в руках пачки, прощупал, проверил упаковку. Все в порядке… Достал сигарету, закурил, повернулся к Глаузиню. Тот внимательно наблюдал за ним.

– Есть подозрение, Сережа?

Сергей кивнул, слегка оторопев от этого ласкового обращения, и, словно только теперь осознав, что надо делать, решительно положил пачки на весы.

– Правильно, – сказал Глаузинь.

– Вес больше, чем должен быть! – заволновался Сергей, пристально глядя на стрелку весов.

– Вскрывай.

“…Между кусочками сахара, – писал Ястребов в акте, – обнаружено кольцо платиновое с бриллиантами (вес платины – 5,2 г) кольцо золотое, с бриллиантом, три золотых кольца и золотые часы дамские…”

– Старый способ, – сказал Глаузинь. – Но иногда, как видишь, им пользуются…

И стал проверять новую посылку. Через минуту невозмутимый латыш тихо выругался.

– Что такое?

– Посылка лондонской компании “Хаскоба Лимитед”. Вот реклама, посмотри…

На первой странице Сергей увидел картинку – советская семья восторженно всплескивает руками над посылкой из Англии: небритый отец в допотопном пиджаке, мать в платочке, повязанном по-крестьянски, их маленькая дочь – не девочка, а какой-то хилый уродец!

– Изъять ее! А, Эвалд Августович? Давайте…

Глаузинь покачал головой.

– Оставим, пусть получатель посмотрит! Может, гордость заговорит?

– А кто получает-то?

– Рижский житель, – сказал Глаузинь, – какой-то Куралюн.

– Куралюн?

Сергей долго смотрел в окно, на кроны сосен. У него было такое чувство, будто он увидел потайную дверь, а открыть ее не умеет. А может, он действительно слишком подозрителен?

***

Сергей впервые присутствовал на оперативном совещании в кабинете начальника таможни.

Каждый инспектор, докладывая о работе за месяц, анализировал методы сокрытия контрабанды.

Начальник таможни Николай Петрович Костюков, слушая инспекторов, щурил веки и размеренно постукивал толстым цветным карандашом по сафьяновой крышке блокнота.

Говорил Глаузинь:

– Хочу обратить внимание товарищей на почтовые отправления. Недавно инспектор Ястребов обнаружил золотые вещи в пачках рафинада. Есть и еще кое-что. В последнее время часто используются детские игрушки… Кто-то нащупывает связь, испытывает нашу бдительность. Так, например, внутри детской куклы обнаружены ржавые часы. Зачем посылать негодные часы? Только для того, чтобы проверить, начеку ли таможня. И еще. В механизме будильника была обнаружена платина.

– Как обнаружили? Потрясли часы? – быстро спросил Костюков.

– Я их завел. Часы не пошли. Это вызвало подозрение, – ответил Глаузинь. – Двести граммов платины.

– Ясно, товарищи? Продолжаем!

Архангельский – инспектор, обычно дежуривший на аэродроме, открыл блокнот:

– У меня есть свежие факты контрабандного вывоза советской валюты.

Костюков кивнул:

– Рубль-то подорожал!..

– В частности, применяется сокрытие в играх. Скажем – нарды. Кубик величиной с четверть кусочка рафинада, а в него сумели вмонтировать несколько крупных купюр наших дензнаков. У одного туриста в книге было вырезано отверстие для дорожных шахмат. Спросили: зачем? Он ответил: “чтоб не потерять шахматы”. Но я вскрыл доску…

– Пошли, значит, на риск? А если бы ничего не оказалось? – улыбнулся Костюков.

– Купил бы за свой счет новые в киоске сувениров. Там их сколько угодно! – ответил Архангельский и, переждав смех, добавил: – Но мне поведение этого туриста не понравилось. И не зря. В доску были вклеены советские деньги.

Архангельский сел.

Начальник таможни посмотрел на Сергея:

– Прошу.

Сергей встал, чувствуя, что краснеет. О чем он мог рассказать? О матросе с “Моники Смит”? Или о Гауптмане?

Он кашлянул:

– Я тоже о почте…

И стал рассказывать о Куралюне.

…– Установлено, что за последние два месяца он получил шесть посылок – и все от “Хаскоба Лимитед” Нейлоновые шубы, белье, обувь…

– Это потребительские товары, оплаченные пошлиной. В чем вы усмотрели криминал?

– Но шесть посылок! И потом… – Сергей рассказал о похищении марок у старшего штурмана “Редера”, о Гешке и “Колумбе”.

Костюков задумался.

– Пока все это не связывается… Вы не узнавали в комиссионных магазинах, не сдавал ли туда вещи на продажу этот Куралюн?

– Нет.

– Проверьте. Только предупреждаю: бдительность, но не подозрительность!..

…Сергей остановился у подъезда таможни и, подняв воротник шинели, старался прикурить. Он обязательно должен распутать это дело.

ТОЛЬКО С ТОРГОВЦАМИ

И снова почта.

Увидев Сергея, девушка штемпелевавшая конверты, улыбнулась ему, как знакомому.

Она стукнула тяжелым штемпелем по конверту, от которого тотчас взлетело облачко белой пыли, хотела что-то сказать, но отвернулась и сладко чихнула.

– Будьте здоровы!

– Спасибо! А все эти заграничные отправления! – Девушка снова стукнула штемпелем и снова чихнула.

– Придется вам попросить у начальника почты противогаз.

Девушка рассмеялась, заколотила штемпелем. И каждый раз после удара взвивалось облачко пыли.

Сергей машинально читал адреса на конвертах: “Канада, Торонто, Джону Тацинскому”, “Рим, Италия, Беццуоччи”, “Мистеру Голдшлагу, Балтимора, США”. Девушка оставила штемпель вынула платок и уткнулась в него.

Сергей взял штемпель, взвесит его на ладони и пошутил:

– Уж не пудрой ли вы его нашпиговали?

– Какая пудра? Тальк. Просто мучение!

Сергей хлопнул по конверту. Поднялось белое облачко.

Глаузинь, проходя мимо, спросил:

– Новую квалификацию получаешь?

И тут Сергей вспомнил выставку Рыбника, руки, пересыпающие марки тальком.

– Эвалд Августович, – Сергей даже не мог сдержать дыхания, так он волновался, – кто у нас зарегистрирован на почтамте под абонементным почтовым ящиком 242?

Глаузинь внимательно посмотрел на него.

– Что случилось?

– Тальк!

– Тальк?

– Тальк! Вы понимаете… тальк! Им же пересыпают марки, чтобы не склеились. А этих конвертов – сорок штук!

Глаузинь набрал номер телефона начальника почтамта.

– Двести сорок второй почтовый абонементный ящик для заграничных отправлений зарегистрирован на имя Феликса Куралюна!

***

…Куралюн сложил письма в аккуратную пачку, закурил и, сидя за столом, время от времени посматривал на конверты.

Шестнадцать штук. Сегодняшняя почта. Сейчас он их вскроет и прочтет. Потом сделает необходимые расчеты и запишет все в книгу. Затем возьмется за ответы на эти шестнадцать плюс три, оставшиеся со вчерашнего дня.

Он посмотрел в окно. Люди переходили улицу на перекрестке, шли мимо, ждали на остановке троллейбус. Рабочие, служащие, студенты… А кто он? Для всех – маляр.

Да, маляр. Иначе могут быть неприятности, а они не для умных людей. Он усмехнулся и стал перебирать конверты. Письмо от “Хаскобы”. Его хочется прочитать в первую очередь. Но прежде всего дело, очередные операции. А письмо от “Хаскобы” можно положить вот сюда и, занимаясь делом, иногда на него посматривать: поднимает настроение…

Он взял ножницы, аккуратно по самому краешку надрезал пухлый конверт и долго разглаживал лист с четким штемпелем: “Артур Кинг, торговец марками”.

“Дорогой мистер Куралюн!

Спасибо за марки, которые я получил несколько дней назад. Посылаю вам обещанное Стоимость – 3 фунта 12 шиллингов 2 пенса. Это обременяет Вас кредитом в 1 фунт 13 шиллингов 2 пенса. Буду Вам обязан, если Вы в ближайшее время сможете выслать двадцать разных со штемпелем первого дня”.

Куралюн с минуту рассматривал полученные марки, потом, вздохнув, записал в графе “Должен”: 1 фунт 13 шиллингов 2 пенса.

Кто следующий?

“Рокот Стэмпс Регистр, Канада”

“Дорогой мистер Куралюн! Большое спасибо за письмо. Теперь мы будем делать большие дела…”

Большие дела!..

Большие дела он начал с маленького объявления в одном зарубежном журнале. Оно было скромным: “Филателист Ф.Куралюн, проживающий в Риге, хочет обмениваться марками с коллекционерами из других стран”. Марки в таких случаях наклеивались на конверты. Но скоро он понял, что настоящий бизнес делается иначе. Его следующее объявление в западногерманском филателистическом журнале звучало куда определеннее: “Желаю обмена только с торговцами. Могу давать новинки марок СССР…”

И количество связей сразу выросло – теперь у него 60 корреспондентов в западных странах.

“…Сообщаю Вам новые адреса, по которым можно посылать марки: мистера Джона Байера и миссис Люсиль Базине”.

Что же, он запишет. Правда, это не торговцы, а просто коллекционеры, но можно попробовать и с ними, посмотреть, как будут расплачиваться.

Следующее письмо он разворачивал со смешанным чувством надежды и робости: этот Джон Грин из Буффало был придирчив, требователен и высокомерен, черт бы его побрал! Но платил он незамедлительно и – наличными. Так и появились у маляра – Куралюн усмехнулся – солидные вклады в канадских и английских банках.

“Уважаемый господин! (Даже по имени не называет!) В своем письме от 23 августа с.г. я сообщил вам о получении ваших писем от № 1 до № 12 включительно. В письме от 28 августа я сообщал о получении писем от № 13 до № 22 включительно. В № 21 вы прислали мне пять блоков гашеных марок “800 лет Москвы” по цене 72 цента за штуку. Но я просил их у вас только негашеными. Если такие есть, возьму 5–10 блоков, но прошу не присылать больше гашеных: они у нас не идут”. (Черт тебе угодит!)

“С сегодняшнего дня прошу присылать только такой материал, за который вы посчитаете не дороже 50 центов за штуку. По этой цене возьму все, имеющие хождение…” (Грабитель! Капиталистическая акула! – Куралюн вытер вспотевший лоб.)

“…“Хаскобе” на днях я дал поручение на 160 долларов. (Вот это другой разговор!) Прошу им написать, чек я выслал. (Молодец!) Хочу на будущее иметь с Вами большие дела, поэтому постоянно, без перерыва присылайте побольше материала, ничего не упускайте”.

– Уф! – Куралюн достал еще одну сигарету и щелкнул зажигалкой. Он, пожалуй, отдохнет минуты три – четыре.

А в университете его считали неуспевающим. Отчислили со второго курса. На секунду он вспоминает гулкие своды аудиторий, гомон студентов, лекции, зачеты… Потом отогнал эту картину. Ему бы собственную контору, этакий офис! И с хорошенькой секретаршей…

“Ладно, – ухмыляется он, – обязанности секретарши возьмет на себя ваша будущая супруга”.

Две лишние минуты он позволил себе подумать о Вел те и, пока думал, все смотрел на конверт “Хаскобы”. Потом вынул свернутый лист.

За окном жил город, работали и радовались люди.

А двадцатипятилетний парень, с глазами, прикрытыми петушиными веками, млел над письмом со штемпелем “Экспортеры и международная служба почтовых заказов…” Фирма-то, фирма-то какая! “М-ру Феликсу Куралюну. Уважаемый господин, в ответ на Ваше письмо с почтением сообщаем, что высылаем в Ваш адрес посылку № Р.1433…”

“Уважаемый господин! – отстучал он, заложив в машинку бумагу. – Меня только что известили, что господин Гласс и господин Грин перевели на мое имя Вам 100 и 160 ам. долларов. Я бы хотел получить от Вас как можно больше разных прейскурантов и образцов товаров, которые Вы можете мне прислать. Оборот наш был бы тогда намного больше…”

Он подумал и решил подчеркнуть эту многообещающую фразу: фирма должна знать, с кем имеет дело.

“Сегодня хочу заказать новую посылку.

Туфли дамские на высоком каблуке, самые модные…”

Куралюн улыбнулся, снял телефонную трубку, набрал номер.

– Велта? Все работаешь, бедняжка?

Слушая ее голос, он подрыгивал ногой и смотрел на носок ботинка (себе тоже надо заказать).

– Хочу подарить тебе шпильки, самые модные. Да, конечно, каблук высокий. Какой у тебя размер, крошка? Тридцать восемь? Так и запишем. Их пришлют тебе по моему распоряжению. Кто пришлет? Ха! Банк, заграничный банк! Нет, не шучу…

Чудачка Велта! А почему бы ему и не веселиться – такие отличные письма! Этот месяц вообще везучий: разве мог он рассчитывать, что удастся купить у какого-то забулдыги иностранного матроса великолепные, очень дорогие марки – и всего за десятку! А он тут же продал за трешку одну только марку – Колумба, кажется! Неосторожно, конечно. Соблазнился побочным доходом! Ну ничего, сойдет.

Он опять снял трубку и задумался: сказать ей про шубу? От кого-то из своих знакомых он слышал, что был в Европе такой политик – Талейран. Один из советов Талейрана: “Никогда не поддаваться первому порыву чувств – он всегда слишком благороден”. Сказать или нет? Ведь она не только будущая жена, а компаньон, союзница…

О, Велта еще не знает всех его козырей. Она будет боготворить своего Феликса.

За окном переходила улицу стройная быстроногая девушка. “Как я все таки обкрадываю себя!” – вздохнул Куралюн и снова сел за машинку.

***

Сначала он все отрицал. Потом начал бормотать что-то о культурных связях с зарубежными филателистами. Потом, брызгая слюной, стал клясться, что он попросту совсем мелкий спекулянт, грошовый. Начал глухо намекать на кого-то. Назвал фамилию Рыбника.

А в последний день следствия Куралюн вдруг задрал брюки и, криво усмехаясь, спросил:

– Где вы еще достанете носки такой расцветки?

Следователь Вольфсон, рассказывая об этом Сергею, пожал плечами:

– Прямо питекантроп какой-то ей-богу! Действительно, мелкий человечишка.