Текст книги "Меркурий в петлице"

Автор книги: Владимир Саксонов

Соавторы: Вячеслав Стерин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

В.Саксонов, В.Стерин
Меркурий в петлице

“ГРАНИЦА ОТКРЫТА – ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!”

Вышли в Рижский залив. Тугая волна с силой ударила в скулу пограничного катера. Он вздрогнул, нос его высоко взлетел, и тут же катер провалился, подняв корму.

Моторы испуганно взревели.

– Что это? – спросил Сергей.

– Винты из воды вынырнули, – видал, как бросает! – ответил рулевой.

Водяная пыль – срезанные ветром верхушки волн – ударила в лицо. Сергей невольно зажмурился. Открыв глаза, он увидел впереди все тот же тошнотворно серый качающийся горизонт, мокрую кожаную спину рулевого и справа, совсем рядом – впалые щеки старшего инспектора таможни. На щеках и козырьке фуражки капли воды, глаза прищурены – Глаузинь протирал очки. Потом надел их – и Сергей встретил спокойный строгий взгляд стариковских глаз.

Ему показалось, что Глаузинь собирается что-то сказать – может быть, ободрить… Сергей неожиданно для себя зло буркнул:

– Была погода как погода. А теперь…

– Штормит, – кивнул Глаузинь. – Осень!

За первые две недели работы Сергей Ястребов четыре раза выходил на пограничном катере встречать приходящие в Ригу корабли, но тогда и на Даугаве и в заливе было спокойно. И несколько часов пути до рейда пролетали незаметно.

Тогда, негромко переговариваясь со старшим наряда, Сергей смотрел на проплывающий мимо берег, и перед ним открывались пестрые картины жизни порта.

Разным людям один и тот же город западает в душу по разному. Сергей теперь не мог бы себе представить города без разлапистых портальных кранов, высоких бортов, белых мачт и смеющихся на ветру корабельных флагов.

Флаги были разные польские и ГДР, норвежские и греческие, исландские и бразильские, английские и финские…

Асфальтированные причалы порта были заполнены автомашинами, тракторами, ящиками с оборудованием, станками, приборами. А когда шли мимо Угольного района, с борта катера был виден берег, припорошенный черной пылью, и ковши мощных кранов, плывущие от железнодорожных платформ к трюмам кораблей. Челюсти ковшей разжимались, и в трюмы сыпался уголь. Угольная пыль, подхваченная ветром, иногда долетала до катера. Потом когда начинался новый район, горьковатый запах угля смешивался со свежим запахом досок, влажной коры, опилок. Низко сидящие в воде суда-лесовозы желтели палубами, плотно уставленными штабелями леса.

Сергей жил в Риге всего третью неделю, и, если бы вдруг уехал, она вспоминалась бы ему и грустноватым запахом желтых листьев, плавающих в черной воде каналов, и морским ветром, пахнущим солью, углем, машинным маслом и отсыревшими сваями причалов. Он вспоминал бы сигналы электропоездов, прорезающих город как метеоры, басы работяг-буксиров, лязг портовых кранов и хлопанье флагов на мачтах.

Сергей подумал о городе мельком. Сейчас для него существовали только вздыбленный морем залив, горькие брызги на губах и качающаяся мокрая палуба катера. Она казалась теперь маленькой – намного меньше, чем тогда, когда катер стоял у причала…

– Вот он, – сказал вдруг Глаузинь. – Порт приписки – Бремен. Хлопот всегда с ними…

Сергей увидел впереди корабль: светло-серый борт, чуть посветлее воды в заливе, белые мачты…

Рядом с Сергеем стоял солдат – курил, спрятав от ветра папиросу в кулаке. Как ему удалось прикурить и как удавалось стоять, не держась за поручень, Сергей не понимал. Но, поглядев на солдата, он вдруг испытал такое чувство, будто не был год назад демобилизован, а просто переведен в другую часть и продолжает службу. Правда, теперь у него в петлицах не танк, а два твердо перекрещивающихся жезла с распахнутыми крыльями – символ Меркурия, бога торговли…

И тут же Сергей с досадой подумал, что поднимется на борт западногерманского судна довольно измотанный этим непривычным “переходом”.

– Границу откроете вы, Сергей Александрович, – сказал Глаузинь. Сергей кивнул, поправил фуражку, подтянулся. Потом вцепился в поручень – при развороте катер качнуло так, что палуба ушла из-под ног.

Сергей поднял голову: медленно проплывали на корме теплохода выпуклые буквы – “Редер”…

С подветренного борта был уже подготовлен штормтрап.

Борт надвигался, рос, а когда катер подошел к нему почти вплотную, встал высокой стеной, которая то опускалась, то поднималась.

Сергей прикусил губу и покосился на свои петлицы: ему еще не приходилось шагать на трап с ускользающей палубы, а сейчас сверху склонились любопытствующие физиономии западногерманских моряков. “Забраться на подножку вагона, конечно, легче”, – подумал он, вспомнив поезд на разъезде, тихий закат над Брестской крепостью и людей в форме с незнакомой эмблемой в петлицах, поднимающихся на ступеньки вагонов.

Тогда он никак не думал, что через год сам станет таможенником.

Он служил за границей и в тот вечер, когда поезд “Берлин – Москва” остановился в полукилометре от станции Брест, был счастлив, как может быть счастлив солдат, вернувшийся на Родину.

Сергей долго смотрел, как теплеет небо над Брестской крепостью.

Он бывал там и навсегда сохранил в памяти грохочущую тишину пустых казарм, каменные слезы оплавленного кирпича, застывшие судороги стальных балок.

Отсюда, где над тихим Бугом склонились ветви деревьев, начиналась родная земля.

И невысокий светлоглазый парень в форме таможенника первый сказал ему: “Со счастливым возвращением!”

Сергей спросил светлоглазого:

– А что, бывают контрабандисты?

Тот улыбнулся:

– Встречаются…

…Первым на трап вошел врач, за ним легко прыгнул лейтенант-пограничник, потом – представитель “Инфлота”, Сергей, Глаузинь и солдат. Узкий трап пошатывался. Леер, натянутый с внешней стороны, не внушал доверия. Внизу, отваливая от борта, качался катер – каким он казался крохотным!

Сергей старался подниматься уверенно, даже небрежно, не глядя вниз. Это было трудно, и к тому же здорово болело колено – неудачно прыгнул на трап.

Он ступил на палубу и оглянулся. Глаузинь чуть улыбнулся ему.

Перешагивая через высокие комингсы[1]1
  Комингсы – вертикальные стальные листы, установленные у люков на палубных судах.


[Закрыть] они прошли по узкому коридорчику к салону. Сергей думал встретить этакого морского волка, а в дверях салона показался молодой человек лет двадцати пяти, светловолосый, с румянцем на полных щеках.

– Здравствуйте, – сказал он по-русски. – Прошу!..

Распахнутый воротник бежевой рубашки придавал капитану вид благодушный, домашний, и Сергей почувствовал раздражение: по его мнению, перед государственной границей следовало одеться построже.

Они вошли в салон, сели за стол.

Отделанный пластиком, салон был убран просто и по-морскому изысканно: низкий диван под квадратными иллюминаторами, овальный стол, легкие кресла-раковины. На стене – картина: яркие цилиндры, эллипсы, зигзаги, а рядом старинный барометр в строгом черном футляре.

Сергей стал проверять документы – внимательно изучал широкие тонкие листы – коносаменты, как на флоте называют багажные квитанции.

Они были в полном порядке.

Лейтенант-пограничник просматривал пачку паспортов. Представитель “Инфлота” беседовал с капитаном: нужен ли судну ремонт, сколько требуется воды, какие продукты. Глаузинь тоже задал несколько вопросов.

В углу салона на миниатюрном письменном столике стояла игрушка: матрос в широченных клешах и берете с помпоном, сидя в гамаке, растягивал аккордеон. Под гамаком серебрилась крошечная бутылочка рома. И над всем этим – государственный флаг ФРГ.

Корабль все еще слегка раскачивался. И игрушечный матрос в гамаке не переставал качаться.

По морским традициям корабль – частица того государства, под чьим флагом он ходит. Сергей был сейчас в Федеративной Республике Германии. Он не без интереса присматривался к розовощекому капитану, от которого во многом зависит поведение команды на берегу. А Глаузинь как-то рассказывал, что в прошлый раз, когда “Редер” приходил в Ригу, двоим из его команды пришлось остаться на берегу: один был осужден советским судом за изнасилование, другой – кажется, боцман – лежал в больнице после пьяной драки со своими подчиненными.

В салоне шла вежливая неторопливая беседа, говорили на немецком. Все формальности были соблюдены, а таможенный досмотр на иностранных судах, приходящих к нам, не производится.

Сергей посмотрел в иллюминатор: корабль подходил к Экспортному району.

Капитан выдвинул вделанный в стену ящичек, достал бутылку, разлил коньяк по рюмкам:

– Прошу вас, господа…

Представитель “Инфлота” поблагодарил, выпил и стал раскуривать трубку. Лейтенант-пограничник сидел с невозмутимым лицом, словно ничего не слышал. Сергей сказал: “Благодарю”, – и принялся изучать свою записную книжку, а подняв голову, удивился: Глаузинь поднес рюмку к губам.

– Извините, господа, – встал капитан, – я должен отдать кое-какие распоряжения…

Когда он вышел, Глаузинь блеснул очками в сторону Сергея:

– Пригубите. Ничего особенного. А они из-за какой-то рюмки о “железном занавесе” кричат…

Сергей отпил, сердито подумал: “Прямо великосветский раут… Дипломатия!”

Вспомнилось, как в Москве ему сказали: “Товарищ Ястребов, нам рекомендовал вас райком партии. Согласны ли вы стать одновременно и дипломатом и часовым, или, говоря проще, таможенником?”

Он умел увлекательно рассказывать, этот человек, с которым они беседовали. Нет, советский таможенник не скучный чиновник, подозревающий в каждом путешественнике контрабандиста; настоящий таможенник – это тонкий психолог, умный и находчивый страж экономических рубежей страны. Он должен уметь точно и быстро разгадывать махинации “бизнесменов” разного толка: валютчиков, спекулянтов, фарцовщиков – этих современных рыцарей наживы.

Но пока что “дипломатия” ограничивалась вежливыми улыбками, а часовым экономических границ государства инспектор Ястребов только считался – он не раскрыл еще ни одного контрабандного дела…

В салон вошел сухощавый, невысокий моряк, поздоровался и представился: “Старший штурман”.

“Капитан прислал, чтоб не скучали”, – понял Сергей.

Старший штурман разговорился с представителем “Инфлота”. Немецкий язык Сергей знал хуже английского, но понял, что моряк спрашивает, где в Риге филателистический магазин и как связаться с местными коллекционерами.

– Хочу марками обменяться. Не угодно ли взглянуть? Флора и фауна: видите, секвойя… Американский выпуск. А вот крокодил. Думаете, какое-нибудь африканское государство? Вовсе нет – марку выпустило княжество Монако! Не забавно ли? Маленькое княжество выпускает столько марок, что доход от их продажи составляет значительную часть бюджета государства.

У старшего штурмана было несколько марок на обмен. Ему очень хотелось приобрести советскую серию “Покорители космоса”. Можно ли обмениваться марками в Риге? Где? Разумеется, не нарушая правил. Честный обмен – и никакого бизнеса.

“Чудак! – решил Сергей. – Марки – и бизнес… Всюду у них бизнес!”

– А вот, взгляните, прошу! – у старшего штурмана даже лоб покраснел от увлечения. – Очень редкая марка! Выпущена в 1903 году на острове Киттс-Невис, около Америки. Видите, Колумб рассматривает американский берег в подзорную трубу! Но трубу-то изобрели гораздо позднее… – Старший штурман рассмеялся, счастливый. – Курьез!

Вернулся капитан.

Глаузинь многозначительно взглянул на Сергея: “Пора!”

Корабль подходил к причалу.

Сергей встал. Ему опять вспомнилась Брестская крепость, разговор в Москве… Чувствуя на себе взгляды капитана, лейтенанта-пограничника, штурмана, Глаузиня – теплые, настороженные, торопящие взгляды. – он произнес торжественно и значительно:

– Государственная граница СССР открыта – добро пожаловать!

***

Глаузинь положил на рычаг телефонную трубку, протер очки:

– “Волоколамск” на подходе. Досмотр будем производить здесь, у причала.

Из окна дежурной комнаты были видны только стены портовых складов, но оба уже знали, что у всех причалов насколько хватает глаз стояли корабли.

– Где же он пришвартуется?

– Порт найдет место, – сказал Глаузинь. – Для героев найдет…

– Они спасли в Северном море команду английского танкера, а мы будем их досматривать…

Глаузинь улыбнулся.

– Положено.

Таможенники вышли из дежурной комнаты.

На большой асфальтированной площадке поблескивали лаком новенькие “Волги”, мощные “МАЗы” (такие чистенькие, аккуратные), тракторы “Беларусь”. Громоздились ящики разных размеров – на них было написано: “Рио-де-Жанейро. Советская промышленная выставка”.

“Волоколамск” встал борт к борту с пароходом “Буг”. И чтобы попасть на него, нужно было сначала пройти через первый пароход.

В кают-компании “Буга” Сергею представилось неожиданное зрелище: несколько женщин сидели на диване и в креслах. Изредка они обменивались одной – двумя фразами.

Увидев таможенников, оживились:

– Вы быстро, товарищи?

– Мы ведь из Лиепаи приехали…

– Три месяца и двенадцать дней… их не было, – запнувшись, проговорила с несмелой улыбкой молодая женщина в цигейковой шубке. И покраснела.

Это были жены моряков с “Волоколамска”.

– А героев надо встречать на рейде, – сказал Сергей.

– Конечно, – кивнул Глаузинь. – Сейчас граница уже была бы открыта. Но что поделаешь…

“Да, – подумал Сергей, – что поделаешь: раньше их пришли два корабля – из ФРГ и Норвегии. Заставить их ждать, пропустить во вторую очередь – значит нарушить законы морского гостеприимства”.

Переходя по трапу на “Волоколамск”, они увидели: почти рядом – руками можно друг до друга дотянуться – стоят двое. Стоят, смотрят, молча улыбаются. Она поднимает на руках карапуза: вот он, вот…

Между ними только борт… Между ними – состояние государственной границы…

Таможенники и пограничники старались работать быстро. Вот паспорта, вот поименный список команды, список имеющейся валюты… Глаузинь остался с капитаном, Сергей пошел по каютам: “Здравствуйте, со счастливым возвращением!” – “Спасибо”. – “Скажите, пожалуйста, какая у вас есть валюта? Хорошо, хорошо – я просто запишу”.

Радист в отутюженном костюме и накрахмаленной белой рубашке открыл чемоданы.

– Пожалуйста.

Сергеи заглянул в каждый, потом открыл шкаф, посветил фонариком по полкам, думая: “В лучшем случае я для него – надоедливый чиновник, досадная задержка перед встречей с семьей!”

– Извините, – Сергей взялся за ручку двери.

– Понятно, служба! – сказал радист и добавил нетерпеливо:

– У вас еще много работы?

– Не очень.

“А ведь это он услышал “SOS”, – подумал Сергей и ясно представил себе, как “Волоколамск”, вспарывая океанскую волну, подходит к горящему английскому танкеру…

– Разрешите?

В этой каюте жили двое. Матросы. Совсем молодые ребята.

Один водил по подбородку электрической бритвой, другой раскладывал на письменном столике иностранную валюту.

– Эти, товарищ инспектор, мои, вот – его. У обоих по пять бельгийских франков, по девять шведских крон. И все.

– Поровну, значит, тратите? – улыбнулся Сергей.

– Ага.

– А что покупали?

– Вот – по свитеру.

– Разрешите? – спросил он, открывая шкаф.

Галстуки, рубашки, два черных костюма, белье. Книги – учебники для восьмого класса…

Закрыл шкаф и еще раз огляделся. Над письменным столом висел календарь: загорелая блондинка курит сигареты “Честерфильд” над ручейком, вливающимся в синие буквы рекламы. Ниже – по-английски “сентябрь”.

– Подарок, – перехватив его взгляд, сказал обладатель электрической бритвы. – Один матрос с того танкера…

– Трудно было?

– Не легко…

– Ну, счастливо, товарищи.

– Спасибо!

В каюте третьего штурмана он сразу увидел ту, с несмелой улыбкой: ее фотография стояла на письменном столе. Иностранной валюты у хозяина каюты не оказалось.

– Сделали много покупок? – осторожно поинтересовался Сергей.

– Вот, – третий штурман слегка покраснел, выдвигая ящики шкафа. – Детские костюмчики. Игрушки.

– Извините меня, пожалуйста, – сказал инспектор, взяв плюшевого медвежонка.

Медвежонок заурчал.

Моряк улыбнулся.

– Что вы, я все понимаю!..

Сергей поднялся в кают-компанию. Глаузинь был уже здесь. Моряки поглядывали на него нетерпеливо. Сергей кивнул старшему инспектору: “Все в порядке”. И улыбнулся – так радостно Глаузинь произнес:

– Граница открыта, товарищи!

МЕСЯЦ БЕЗ ЗАВТРАКОВ

Он получил комнату в новом доме за Даугавой.

Отсюда была видна старая Рига: казалось, минувшие века, спрятавшись в узких – шириной в два шага – улочках, с удивлением глядят на современные здания, корабли на реке, мост. По вечерам эти улочки темнели первыми, а на рассвете в них еще долго таились зябкие сумерки.

Утром, открыв окно, Сергей часто видел, как туман стекает с острых шпилей, клубится в ажурных пролетах моста, тает над рекой: его словно сносило течением…

Ему нравилось идти по набережной над холодной поверхностью Даугавы, подожженной зарей, потом сворачивать в игрушечные переулочки старой Риги и выходить на перекресток, простреленный утренним солнцем, к маленькому кафе на углу. Это уже становилось привычкой.

Когда Сергей первый раз решил здесь позавтракать, официантка взглянула на него как на случайного посетителя, на новичка и, подойдя к его столику, на секунду замешкалась видно, решала, как заговорить – по-русски или по-латышски.

– У вас яичница есть? – спросил Сергей. И добавил по-латышски: – Пожалуйста.

Она улыбнулась, принесла ему яичницу и кофе.

Через несколько дней Сергей уже узнавал посетителей кафе. Сюда приходили одни и те же люди: трое крепких парней в свитерах, всегда веселые, свежие, будто только что умывшиеся ключевой водой, девушки продавщицы в черных шелковых халатах, две семьи в полном составе – с детьми, старик, похожий на рыбака.

Сергей тоже стал здесь своим, и это ему нравилось. В общем-то человек стеснительный, он чувствовал себя в этом кафе свободно.

– А чаю у вас нет? – спросил он как-то у официантки.

– Кофе лучше! – она чуть заметно пожала плечами. – Но можно приготовить и чай. Вы всегда будете пить чай? Тогда мы будем готовить для вас…

Сергей подумал и согласился:

– Кофе лучше.

Он все таки скучал без чая, особенно по вечерам, и купил небольшой никелированный чайник, а заодно и настольную лампу – надо же устраивать быт… В его комнате стояла раскладушка, два стула и ветхий письменный стол, который прежний жилец решил не брать с собой на новое место. По мнению Сергея, комната пока смахивала на караульное помещение, но с настольной лампой она все-таки приобретала “гражданский” вид.

Сергей вышел в кухню, поставил новый чайник на плиту, чиркнул спичкой.

– Здрасьте! – услышал он за спиной голос Гешки.

За несколько дней, которые Сергеи прожил в квартире, это тоже стало обычаем: как только он выходил в коридор или в кухню, появлялся Гешка, его двенадцатилетний сосед.

– Здравствуй, Гешка, – он улыбнулся.

Глаза мальчишки смотрели на него с таким доверчивым и откровенным ожиданием, словно сейчас, сию минуту, Сергей должен был проглотить шпагу или достать из-за пазухи живого контрабандиста.

– Вы мне про контрабандистов расскажете? – спросил Гешка.

Сергей вспомнил плутоватые глаза матроса с “Моники Смит”, его – даже на вид – потные руки, вытаскивающие из карманов зажигалки и нейлоновые носки. Первый “акт о контрабандном деле”, подписанный инспектором Ястребовым… Мелкое дело! Он задержал матроса, когда тот возвращался на свой корабль, – пиджак у него оттопыривался… Матрос купил фотоаппарат. Сначала твердил, что получил советскую валюту от своего капитана, а потом признался продавал в городе зажигалки и носки… Капитан заплатил штраф.

– Расскажите! – Гешка уселся на табуретке, поставив ноги на перекладину и обхватив руками худые коленки.

– Это неинтересно, Гешка. Честное слово. Лучше я расскажу тебе о “Волоколамске”. Вчера они пришли из плаванья, ты ведь знаешь, что они спасли английский танкер… – Сергей запнулся, вспомнив: Гешкин отец Гунар Мауринь пять лет назад погиб в море.

– Ну и как? – заволновался Гешка.

Но тут в кухню вошла его мать. Сергей кивнул:

– Добрый вечер, Антонина Казимировна.

– Так как же? – переспросил Гешка.

– Молодцы, всю команду спасли.

– О чем это вы? – поинтересовалась мать.

– Так, мам, о своих делах.

– А про марку ты рассказал? – Она повернулась к Сергею. – Хоть бы вы ему объяснили, Сергей Александрович…

– Кипит, – заторопился Гешка.

– Спасибо… Интересную марку купил?

– Очень. – Гешка вздохнул. – За три рубля. Но я совсем не хочу есть утром!

– Я давала ему деньги на завтраки, – продолжала Антонина Казимировна.

– Но, мама, ведь это марка…

– Колумб! – она не выдержала, улыбнулась. – Колумб, уже слышала… С подзорной трубой. Но мне от этого не легче. И я не понимаю ее ценности. Особенно, если сын не завтракает.

“Колумб! – изумленно подумал Сергей. – Такая же? Или та самая?”

А вслух сказал:

– О, это интересная марка! В каком году она выпущена? В девятьсот третьем?

– Ну да! – Гешка торжествующе посмотрел на мать: вот, мол, человек понимает – видишь, как удивился!

– А почему же он с подзорной трубой? – улыбнулся Сергей. – Ведь ее еще не изобрели, когда Колумб открыл Америку.

Гешка смотрел на Сергея широко раскрытыми глазами, потом бросился в комнату и вернулся с альбомом.

– Вот моя коллекция, посмотрите!

Сергей снял чайник с плиты.

– С удовольствием. Пойдем ко мне.

И опять подумал:

“Такая же или та же?”

Гешка положил альбом на письменный стол.

– Вот, – сказал он, – тоже интересная марка. Видите, какие Франция раньше выпускала? Это для Мадагаскара…

Сергей рассматривал бледно-зеленую марку, выпущенную метрополией для Мадагаскара: четверо “туземцев” несут развалившегося на носилках белого господина.

– Не стеснялись, – усмехнулся он. – Совсем еще недавно не стеснялись.

– А вот! – Гешка обрадованно заерзал на стуле. – Вот эта синяя марка республики Южно-Молуккских островов. Марка вышла, а самой республики никогда не было.

– Как же так?

– А так! Американцы хотели создать на части островов Индонезии эту, как ее… марионеточную республику. Даже марки выпустили, а создать… – Гешка развел руками, прищелкнул языком.

Оба рассмеялись.

– Слушай, профессор, откуда ты все это знаешь?

– Рита Августовна рассказывала. Она у нас во Дворце пионеров ведет кружок. А работает в филателистическом магазине на улице Вальню.

– В котором ты купил Колумба?

– В магазине! Там разве такую купишь? – на секунду Гешка насупился. – А вы знаете… – сказал он, оживляясь. – Недавно в Варшаве была выставка марок – международная. Там показывали коллекцию английской королевы!

– Она тоже коллекционер?

– Ага! Рита Августовна рассказывала, эту коллекцию почти вся династия собирала… Из Лондона в Варшаву приезжал специальный лорд, хранитель коллекции. Вот где, наверное, марочки-то!

– У тебя тоже хорошие…

Гешка вздохнул, промолчал.

– Многое папа собрал, – сказал он. – А вот эти я обменял Эти Рита Августовна подарила… А вот эти купил.

– Понятно

Сергей рассматривал марку, на которой был изображен Колумб с подзорной трубой, и думал: “Если одна такая стоит три рубля, значит и марки могут быть бизнесом…”

– Все-таки “Колумб” – очень редкая марка! – сказал Гешка. – Теперь бы еще “Спартакиаду” достать. Законная серия…

– В каком смысле законная? – улыбнулся Сергей.

– Ну… хорошая.

– Да, наверно, такого “Колумба” ни у кого больше нет, правда?

Гешка задумался на минуту.

– У Рыбника, может быть?

– А кто он такой?

– Рыбник? Самый известный в Риге филателист! Он уже старый.

– А у того, кто тебе эту марку продал, пожалуй, есть еще, – сказал Сергей. – Но ты ведь его не знаешь… Иностранец наверное?

– Почему? – удивился Гешка. – Он в Риге живет, я его часто вижу…

– Так, – сказал Сергей. – А серия “Спартакиада” завтра будет в магазине! Давай-ка сходим туда вместе.

Узкая улочка Вальню – граница старой и новой Риги. Она начинается у нового здания вокзала, а в другом ее конце возвышается круглая, массивная, тщательно сложенная из кирпича старинная Пороховая башня. Большой универмаг тут рядом с крохотными галантерейными магазинами и кафе, неповоротливый троллейбус осторожно разворачивается между домами, построенными несколько веков назад…

У филателистического магазина толпился народ. Людно было и у прилавка.

– Вот Рита Августовна, – кивнул Гешка на продавщицу и тут же, увидев что-то интересное, забыл о Сергее. А тот, подталкиваемый со всех сторон покупателями, очутился у прилавка.

Продавщицу осаждали, требуя космическую серию…

Сергей терпеливо ждал.

Она вдруг спросила.

– Вы что-нибудь выбрали?

– Нет, я… собственно, не выбираю.

– Тогда зачем же…

– Дядя Сережа со мной, – невозмутимо произнес неожиданно появившийся Гешка. – Здрасьте.

– Здравствуй, Геша. У тебя появился дядя? – Девушка взглянула на Сергея. У нее были карие, с зеленоватым отливом глаза, нежное узкое лицо.

– Мы хотели купить марки, – сказал Сергей. – “Спартакиаду”.

Гешка густо покраснел, а получив конверт с марками, выпалил: “Спасибо!” – и тут же юркнул между покупателями к друзьям-мальчишкам – показать!

Рита улыбнулась. Сергей обрадовался этому не меньше, чем Гешка маркам.

– Мне бы хотелось с вами поговорить, – торопливо заговорил Сергей, – я отниму у вас пять минут. Меня интересует ваш филателистический кружок и… Простите, когда у вас в магазине обеденный перерыв?

– А я знаю, где Рита Августовна обедает! – заявил Гешка, снова вынырнув у локтя Сергея. – В кафе “Метрополь”.

– Видите, какой у вас помощник! – она усмехнулась.

– Вот о помощнике мне и хотелось поговорить.

В это время к прилавку протиснулся элегантно одетый молодой человек, снял шляпу, поклонился Рите, блеснув напомаженными волосами:

– Для меня есть что-нибудь?

Рита положила перед ним на прилавок конверты с марками. Пересчитав сдачу и поблагодарив, покупатель исчез.

– Так я вас буду ждать вместе с Гешкой в кафе.

– Мне в школу, – заявил Гешка, и Сергей чуть не стукнул его по выпуклому затылку. Рита ответила:

– Хорошо!

Когда они вышли из магазина, Гешка сказал:

– “Колумба” я у него купил.

– У кого? – не понял Сергей.

– У того, в шляпе. Сейчас спрошу у Риты Августовны, как его зовут. – Гешка повернулся было к дверям магазина, но Сергей ухватил его за рукав куртки:

– Не надо…

Прежде чем войти в кафе, Сергей быстро оглядел себя в большое зеркало, причесал густые, встрепанные ветром волосы и вошел в зал. Сидя за столиком, он нетерпеливо поглядывал на двери, ждал Риту.

Рита быстро прошла через зал, села рядом и сразу спросила:

– Гешка что-нибудь натворил?

– Да. – Сергей замялся. – Что вы будете есть? Любите хлебный суп? И взбитые сливки?

– Хорошо. Помолчали.

– Вы увлекаетесь марками? – начал Сергей.

– Да, очень, – ответила она. – Отец научил меня читать их. Он был настоящим коллекционером.

– А есть не настоящие?

– Есть. Некоторые собирают марки по узкому признаку – считают рубчики перфорации – зубчики, понимаете? Или на одной из марок какой-то серии не отпечаталась, например, какая-нибудь буква… Редкая марка. Вот ее и ищут… Но это не настоящие филателисты.

– А настоящие?

– Настоящие читают: марка всегда кусочек истории страны. Иллюстрированная история… – Рита задумалась. – Вы видели первою послереволюционную марку?

– Не приходилось.

– На ней – перечеркнутая красными стрелами эмблема Временного правительства. Дата – январь 1918 года и надпись “Совет рабочих и солдатских депутатов”. У молодого государства еще не было своего герба, да и лишних средств, чтобы печатать новые марки. А посмотрите на выпуски последних лет: спутники, покорители космоса, “Семилетка в действии”… Разве это не сама история?..

– Хорошо вы об этом говорите, – сказал Сергей – А бывают и курьезные истории, правда? Например, марка, на которой Колумб смотрит в подзорную трубу…

– Где вы видели такую марку?

– У Гешки. Он купил ее. За три рубля. Представляете – целый месяц без завтраков!

Официантка поставила перед ними тарелки.

– Да, да… А спекулянты, они и марки не оставляют в покое…

– Такую же марку я видел на иностранном корабле.

– Вы моряк?

– Нет.

Сергей замолчал.

Он так любил разговаривать с Гешкой, глядя в его чистые мальчишеские глаза, ему так легко было с Глаузинем и так свободно в маленьком кафе на углу – именно потому, что во всех этих случаях сама собой исчезала некоторая связанность.

И сейчас, с этой темноглазой девушкой, он тоже чувствовал себя свободно, легко – не хотелось, чтобы стало иначе…

– Я инспектор Рижской таможни, – сказал Сергей.

– О, это, наверно, поинтереснее, чем истории с марками?

– Знаете, как обычно пишут: “Покончив с таможенными формальностями, мы, наконец, сошли на берег”… Красноречивое “наконец”… – Сергей усмехнулся. – А работа интересная. Кстати, хотя нет, это совсем о другом: я знаю, кто продал Гешке марку с Колумбом!..

– Кто?

– Он был сегодня у вас в магазине, когда мы разговаривали. Поклонился вам.

– Неужели Куралюн…

– Он что, страстный коллекционер?

– Как вам сказать, – Рита пожала плечами. – Для меня был постоянным покупателем…

И спохватилась – взглянула на часы.

– Пора? – спросил Сергей.

Она кивнула.

– А если вас интересуют марки, – Рита поднялась, – советую сходить на филателистическую выставку Рыбника. Это здесь, рядом.

– Рита, можно вас попросить пойти туда вместе со мной?

– Почему же, – сказала она. – Завтра после работы.