Текст книги "Сказка про манную кашу [сборник сказок]"

Автор книги: Владимир Юделевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Ну что, – еще издали закричал папаша Хрен, – больше не будешь упрямиться? Сегодня же окрутим вас с Горчицей. Она-то с тобой разберется! И посмей только пикнуть – я тебе живо прочищу мозги!

– Но я же говорил, – застонал принц Кисель, – что знать не знаю вашу дочь и не могу жениться на ней!

– Что?! – папаша Хрен замахнулся на Киселя, но Маша схватила его за руку.

– Остановитесь! Принц Кисель – мой суженый, и я никому не позволю его обижать!

– Это еще что? Ты кто такая? – опешил папаша Хрен.

– Я Маша, манная каша. Я обошла полмира, чтобы найти своего суженого, и теперь его никому не отдам!

– Не отдашь?! – папаша Хрен хотел ударить Машу, но оступился на скользком берегу и упал. Впрочем, он тут же вскочил в страшной ярости, так как решил, что ему поставили подножку, и, вытащив револьвер, принялся палить в Машу. Стрелок он был, правда, плохой – все пули ушли в молоко.

Маше очень не понравилось, что в нее стреляют. Она размахнулась, и изо всех сил ударила обидчика сумочкой. Папаша Хрен уронил револьвер и рухнул с криком: «Караул! Убили!». Три дюжих перца выскочили из-за холма. Они хотели схватить Машу, но не тут-то было. Одному она подставила ножку, другого огрела сумкой, а третьего больно дернула за нос. Неизвестно, чем бы кончилось дело, но тут к перцам подошло подкрепление. Маша отчаянно защищалась, но в конце концов ее схватили.

– Стойте! Отпустите ее!

Перцы обернулись и в самом деле выпустили Машу – наверное, от удивления. И было чему дивиться! Принц Кисель неимоверным усилием оторвал свое тело от кисельного ложа и, подобрав револьвер, забытый папашей Хреном, дрожащей рукой наводил его на своих мучителей.

– Дураки! – закричал из-за холма папаша Хрен (теперь он руководил боем из укрытия). – Что вы трусите? Он же еле на ногах стоит!

И правда – принц Кисель сделал шаг, другой, а потом ноги у него подкосились, и он упал, выронив оружие.

– Хватайте ее, – скомандовал папаша Хрен. – Сейчас мы им зададим перцу!

Положение было безвыходное… Что оставалось делать Маше? И она закричала: «Помогите!»

Раздалась в стороны молочная река, и на поверхности показалось нечто, размерами напоминающее кита, а формой…

– Я слегка вздремнула, – сказала Протоплазма. – Надеюсь, не опоздала к завтраку? И она с удивительным для своих размеров проворством выбралась из реки. Кисельный берег дрогнул и прогнулся под ее тяжестью, а перцев как ветром сдуло.

– Я очень рада тебя видеть! – воскликнула Маша. – По-моему, молочная река пошла тебе на пользу.

– Пожалуй, – согласилась Протоплазма, с удовлетворением оглядев себя. – Но знаешь, милая, после сладкого так хочется закусить чем-нибудь остреньким!

И не успела Маша ахнуть, как она настигла и проглотила папашу Хрена.

– Ой! Что ты наделала! Разве так можно?

– Даже нужно! – отвечала Протоплазма, оглядывая опустевшее поле боя.

И вдруг что-то большое свалилось прямо на них, едва не задев Протоплазму. – Держись, Маша, я с тобой! – вскричал Сапог-скороход. – Что случилось? Неужели опять обошлись без меня?! Я изо всех сил спешил на помощь! – Ну, знаете – возмутилась Протоплазма, – хороша помощь! Когда вам без предупреждения сваливаются на голову… – Прошу прощения, – извинился Сапог-скороход. – Я кричал вам, но я летел быстрее звука, и мой крик отстал. Сейчас он нас нагонит.

И в самом деле: раздался оглушительный свист, а потом крик «Берегись!» и глухой удар. Сапог-скороход вежливо поклонился: – Раз моя помощь больше не нужна, позвольте пожелать вам счастья и откланяться. – Скороход, милый, ваша помощь нам очень нужна! Помогите нам с принцем Киселем добраться домой! – Сочту за честь!

– Постойте, – обиделась протоплазма, – а как же мы? Сперва надо устроить пир на весь мир, а потом улетать! – Вот именно, – поддержал ее кактус Игнация, – свадьбу надо справить здесь. – Ну что ж, – вздохнула Маша, – я так и знала, что дело кончится свадьбой…

Сказано – сделано. Пир получился на славу. У одних по усам текло, другим в рот попадало, а манная каша с принцем Киселем все глядели друг на друга, и не могли наглядеться.

Потом они попрощались со всеми; принца погрузили в удобную кружку, Маша взяла ее за ручку, и они полетели. По дороге заглянули в сапожное царство к Ботинку IX, но задерживаться там не стали. В гостях хорошо, а дома лучше. Вот они и вернулись домой, в город Туманов, где все им были очень рады, потому что уже не чаяли увидеть Машу живой, а тем более – с ее принцем. Так они и зажили у себя дома, и зажили счастливо. В самом деле, что может быть лучше, чем манная каша с клюквенным киселем?

Тануки

Говорят, барсучонок Тануки любит жить рядом с людьми и, отличается находчивостью.

Знающие люди

Давным-давно жил в Японии барсучонок. Звали его Тануки. Обычно барсуки обитают в норах; а Тануки жил в доме, построенном человеком. Как известно, дома в Японии делают из бумаги. Там очень часто бывают землетрясения, а если потолок грозит свалиться на голову, пусть он лучше будет бумажный, чем каменный. От дождя защищает соломенная крыша, а чтобы какой-нибудь ручеек не размочил стены, дом всегда поднят на полметра от земли. Эти полметра и принадлежали Тануки.

Кроме него, в доме жили люди: мужчина, который ходил в лес и рубил деревья, и девушка (наверное, его дочь) – она хлопотала по хозяйству и иногда подкармливала барсучонка. Ее барсучонок совсем не боялся. Родителей у Тануки не было, родственников тоже; заботиться о себе нужно было самому, и частенько приходилось голодать. Однажды осенней ночью он сидел и размышлял, где бы достать хоть немного риса. На голодный желудок не спалось, и около полуночи он вышел посмотреть, не затихает ли ветер.

Но что это? Ветер так завывать не может… Тануки пригляделся и увидел: три ведьмы, огромные и страшные, кружились в воздухе. Они переговаривались, заглушая шум ветра: «Эй, сестрицы, чем займемся нынче?» И самая страшная из ведьм прокаркала: «Давайте сварим волшебное зелье и сожжем этот дом! Мне давно докучают живущие в нем людишки!»

Любой другой барсучонок, лисенок и даже волчонок, увидев такое, забился бы в нору, не помня себя от страха – но только не Тануки. Он решил попытаться выручить людей – или хотя бы предупредить их. Ведьмы полетели в лес, а Тануки пустился следом, спотыкаясь о корни, проваливаясь в ямы, падая и снова вскакивая – только бы не отстать! В самой глухой чаще леса ведьмы сели на верхушку самого высокого дерева, а Тануки притаился внизу, между корней.

– Костер! – приказала старшая из ведьм – и прямо на ветке мигом разгорелся костер.

– Котел – крикнула другая – и неизвестно откуда появился большой медный котел.

– Кости – потребовала третья, и возникли две кости с раздвоенными концами.

Сверху на них легла третья, котел повис на ней, и в нем сразу же что-то закипело. И ведьмы принялись бросать в бурлящее зелье сушеных тарантулов, бледные поганки, гадючьи головы и тараканью отраву. Наконец зелье вспыхнуло и пошло стрелять во все стороны длинными языками пламени, а ведьмы закружились у костра, приплясывая и распевая.

«Время действовать», – решил Тануки. Вообще-то барсуки не лазят по деревьям, но – ветка за веткой, сучок за сучком – Тануки добрался до самой вершины. Ведьмы плясали вокруг котла, ничего не замечая. Тануки пробрался у них под ногами и изо всех сил толкнул кость. Котел покачнулся; ведьмы взвыли! Толкнул еще – котел опрокинулся, и все зелье выплеснулось прямо на ведьм! Раздался звук «Пшш!» – и они превратились в облачко безобидного пепла…

Но одна капля зелья попала на Тануки. Он почувствовал страшную боль и кубарем полетел вниз. Взрослый барсук непременно сломал бы шею, падая с такой высоты, но Тануки был маленький, легкий, и почти не ушибся. Он принялся кататься по мокрой листве, стараясь укусить тлеющую на спине шерсть. Ожог был очень сильный. Только к утру Тануки добрался домой.

Через неделю, исхудавший и взъерошенный, он смог наконец выйти из своего убежища. Очень хотелось есть, но прежде, чем показываться на глаза зверям, следовало привести себя в порядок. Тануки присел на краю лужи, глядя в воду, как в зеркало. Вдруг по отражению прошла рябь. Что за наваждение! Из воды глядел удивленный сердитый еж. Тануки хотел почесать в затылке, но укололся и отдернул лапу. О ужас – его бока тоже были покрыты иголками. В отчаянье Тануки стал рвать их. Вновь отражение разбила рябь – и из воды глянул он сам, только очень напуганный… «Нет, – сказал себе Тануки. – Эта лужа какая-то заколдованная». Но, едва заглянув в другую, бросился бежать – оттуда на него скалился волк. В третьей луже бурый медведь помахал Тануки лапой. «С меня на сегодня хватит, – решил барсучонок. – Лучше остаться нечесаным».

Но, пока он болел, орехи разобрали белки, съедобные корешки выкопали мыши. Рассчитывать можно было только на людей… Дом Тануки стоял на горе. Внизу была деревня, в деревне лавка, а в лавке кладовка, в задней стене которой мыши прогрызли довольно порядочную дыру… Главное было добраться туда, не попавшись никому на глаза: ни мужчинам, которые считают, что барсуки портят урожай (а они только помогают его убирать!); ни мальчишкам, которые могу забросать камнями просто для забавы, ни собакам, которые состоят с барсуками в дальнем родстве, но почему-то не любят их.

К счастью, мужчины были в поле, мальчишки в школе, собаки занимались ловлей блох, и Тануки благополучно проник в кладовую и почти уже добрался до риса, но тут за спиной его послышалось громкое цоканье. Штук тридцать здоровенных крыс окружили его, стуча от нетерпения когтями и шипя: «Так вот кто повадился воровать наш рис!» «Плохо дело, – понял Тануки, – крысы нападают, только когда их в десять раз больше, но тогда уж пощады не жди! Ах, вот если бы я был тигром!» И тут же потолок чуть не стукнул его по голове, стены тесно обступили со всех сторон, а крысы… Их словно ветром сдуло. Давя друг друга, они бросились бежать по крысиному ходу и через пять минут достигли границы Китая, чтобы, дрожа от ужаса, рассказать тамошним крысам, как у них на глазах из беззащитного барсучонка возник огромный тигр. «Вот это да! – сказал себе Тануки. – Пожалуй, я начинаю понимать… Наверное, это подействовало волшебное зелье… Неплохо быть тигром, и не надо бояться крыс, но интересно все же, смогу ли я снова стать самим собой?» И только он это подумал, потолок вознесся на прежнюю высоту, и он снова стал барсучонком.

У Тануки отлегло от сердца – все-таки привыкаешь к своей шкуре, и захотелось попробовать еще. Большой золотистый лев замурлыкал от удовольствия, встал на задние лапы – и как раз в этот момент вошел хозяин лавки. Можно представить, что пережил бедняга, когда в его собственной кладовой на него замахнулся огромный лев? Правда, границы Китая он не достиг, так как был очень толст, зато переполошил всю деревню криками.

Мужчины в деревне были не робкого десятка. Они вооружились вилами и копьями, и когда их собралось человек сто, решились заглянуть в кладовку. Там красовались отпечатки когтистых лап, но самого зверя не было. А в это время большая серая обезьяна с мешком риса на плече бодро взбиралась в гору. Добравшись до дома дровосека, она сунула мешок в подпол, оглянулась – не видит ли кто, и Тануки, усталый, но довольный, юркнул в свое жилище.

Следующие три месяца Тануки только и делал, что испытывал свои новые волшебные возможности. В обличье коршуна взлетал он под облака; коршун складывал крылья и камнем падал на гладь горного озера. Щука, плеснув хвостом, уходила в глубину. Час спустя черепаха вылезала понежиться на солнце. Согревшись на теплом песке, змея уползала в лес. Попугай садился на дерево и кричал во все горло: «Жизнь хороша!» Наступало время обедать, и Тануки возвращался домой.

Случалось ему превращаться и в человека. В час, когда лишь фонарщики с бамбуковыми шестами появляются на улицах, Тануки – мальчик лет двенадцати – стучался в дома, где еще горел свет, спрашивая ночлега. Из домов побогаче его обычно прогоняли, иногда грубо, и тогда Тануки, превратившись в прежнего озорного барсучонка, взбирался на крышу и лил воду в дымоход или подпирал чем-нибудь тяжелым дверь, словом, старался ответить любезностью на любезность. Там, где его пускали переночевать, Тануки устраивался подальше от огня и отвечал на вопросы кратко, зато смотрел и слушал очень внимательно. Он чувствовал, что знание людских повадок рано или поздно должно пригодиться.

Как-то раз во время своих скитаний Тануки забрался дальше, чем обычно. Местность была пустынна. Явственно доносился гул – это бились о скалы волны скрытого за холмами моря. Вдруг Тануки заметил на вершине холма обезьяну. Она брела, волоча за собой длинную палку. «Стану обезьяньим детенышем, – решил Тануки. – Тогда она не будет бояться меня».

– Добрый вечер, госпожа обезьяна!

Обезьяна смерила его взглядом, решая, стоит ли отвечать.

– Ты кто такой?

– Обезьяний детеныш с острова Сикоку. Родители послали меня искать мудрости и набираться разума, но до сих пор я находил только синяки и шишки. А я обязательно должен найти хоть немного мудрости, без нее мне не велели домой возвращаться. Не поможете ли вы мне, уважаемая госпожа?

Морда обезьяны приобрела необыкновенно довольное выражение, она почесалась, кашлянула и сказала уже более мягким голосом:

– Ну что ж… Если ты и в самом деле ищешь мудрости, то тебе повезло. Знай же, что я – самая знаменитая, мудрая и волшебная из всех обезьян – обезьяна Сангоку! Знакомо тебе мое имя?

– Нет, госпожа Сангоку.

– Странно… И чему это вас на Сикоку учат?

– Осмелюсь спросить, уважаемая госпожа, в чем заключается ваше волшебство? Мне ужасно интересно!

– Ну что ж, смотри!

Рядом росло апельсиновое дерево. Сезон сбора уже прошел, и только два плода остались на верхушке. Они висели слишком высоко – тонкие ветки не выдержали бы даже самой легкой обезьяны. Обезьяна Сангоку подняла свою бамбуковую палку, и палка начала удлиняться, расти, достала до верхушки и раз, два – сбила оба апельсина, да так ловко, что один упал прямо в лапы к Тануки, а другой на лету поймала и съела обезьяна. А палка снова стала как прежде.

– Вы в самом деле замечательно волшебная обезьяна! – воскликнул Тануки (у него как раз живот подвело от голода). Обезьяна Сангоку раздулась от гордости и принялась рассказывать о себе – о том, какая она знаменитая, родовитая и самовитая обезьяна, и как все ею заслуженно восхищаются. Наконец Тануки это наскучило и он спросил:

– Простите, а почему вы такая драная? – он только сейчас заметил, что шерсть на груди обезьяны росла клочками, как будто ее нарочно выщипывали.

– Драная?! – обезьяна Сангоку даже зашипела от возмущения. – Смотри же! – Она вырвала два волоска, подула на них, и – вот чудо! – из них появились две здоровенные черные обезьяны. Они сразу же начали кланяться обезьяне Сангоку. – Драная!? Не драная, а волшебная! Это мои слуги и воины, – продолжала Сангоку уже более миролюбиво. – Я использую их для мелких услуг, или когда кто-нибудь из моих друзей попадет в беду… Знаешь, я сегодня ужасно добрая, прямо самой страшно! На, держи! – она извлекла из уха орех и протянула его Тануки. – Ты мне нравишься, детеныш. Когда ты попадешь в беду – а ты непременно в нее попадешь, это ясно, как дважды два пять, – разгрызи орех, и я буду знать, что тебе нужна помощь. И тогда, если у меня не будет важных дел и будет хорошее настроение… может, я тебе и помогу.

С этими словами обезьяна Сангоку повернулась и зашагала прочь, а две черные обезьяны затрусили следом. «Да, – сказал себе Тануки. – Довольно странное представление о вежливости у этой обезьяны Сангоку. Впрочем, орех она дала от чистого сердца».

Тануки вернулся домой и вскоре забыл про эту встречу. У него было много хлопот по хозяйству. Его жилище стало совсем не похоже на сырую барсучью нору. Пол был устлан циновками, в жаровне горел огонь, сундучки и шкатулки набиты рисом… Да, так не жил еще ни один барсук на свете! Впервые в жизни Тануки встретил зиму без страха и даже с удовольствием. Когда в очаге огонь и густая шерстка лоснится – никакой холод не страшен. Но вот закапало с крыш. В первый по-настоящему теплый день в деревню пришел бродячий разносчик новостей.

Когда люди рассказывают новости, они волей-неволей что-нибудь путают, как при игре в испорченный телефон. А если это касается важных особ, например, китайского императора? Может быть масса дипломатических осложнений, даже война! И поэтому японский император запретил своим подданным рассказывать новости. Этим занимались профессиональные разносчики. Они выучивали свежую новость наизусть и отправлялись рассказывать ее по городам и селам – и всюду их отлично принимали, ведь всем хочется узнать новости. Правда, пока разносчик добирался до какой-нибудь глухой деревеньки, проходил год-другой, и новость была уже не совсем свежей, но разве это главное!

Разносчик рассказал о том, как обезьяна Сангоку была представлена ко двору китайского императора. Она показывала фокусы с бамбуковой палкой, смешила придворных и произвела на императора такое большое впечатление, что он пожаловал ей звание придворной дамы и шелковый халат с тысячью кистей. Но вскоре обезьяне Сангоку надоело быть придворной дамой, и она дернула за нос саму императрицу. Такого преступления еще не совершалось за всю историю Китая. Император страшно разгневался и приказал дать обезьяне Сангоку тысячу палок. Стража хотела схватить преступницу, но тут вдруг дворец наполнился множеством черных обезьян. Они прогнали стражу, побили придворных, и сам император еле спасся, выпрыгнув в окно. Две недели гвардейцы вели по всем правилам осаду дворца, но когда они наконец ворвались внутрь, обезьяны Сангоку там не оказалось. «Ну что ж, – сказал себе Тануки. – Эта Сангоку с самого начала показалась мне не очень-то вежливой. Дернуть за нос императрицу – это же надо придумать!»

Наступила весна, и люди со всей страны, оставив дела и заботы, стали собираться к храму Ид на праздник цветения вишен. Тануки с горы хорошо видел, как тянутся по всем дорогам сквозь розовую пену садов вереницы людей. Тануки решил не отставать; и вот он уже входил во двор храма. У ворот стоял, опираясь лапой на копилку для пожертвований, искусно вырезанный из дерева лев. Когда кто-нибудь проходил мимо, он поднимал лапу и грозно рычал, но, как только падала монета, начинал с довольным видом вилять хвостом. В храме было уже полно народа. Целая толпа собралась вокруг дрессировщика. Две большие черные обезьяны, повинуясь его приказу, проделывали множество разных номеров. Приглядевшись, Тануки заметил, что спины обезьян исполосованы ударами бича. «Странно… Мне кажется, что я их где-то видел! Да, это были они, слуги знаменитой обезьяны, но почему в таком жалком виде?» Дождавшись конца представления, Тануки-воробей опустился на плечо обезьяны.

– Чик-чирик! Я хочу вам помочь!

– Чем ты можешь нам помочь, воробей?

– Я полечу к госпоже Сангоку, и она спасет вас!

– Глупый воробей! Разве ты не знаешь, что наша госпожа сама попала в плен…

– Чик-чирик, не может быть! Как случилось, как случилось?

И обезьяны рассказали Тануки о том, как, вернувшись из Китая, обезьяна Сангоку прослышала, что в саду у могущественного князя Дзом-Бэна растут говорящие бананы. Всякая обезьяна любит бананы, и Сангоку не была исключением, а тут еще говорящие! И она решила во что бы то ни стало отведать их. Обезьяна Сангоку обманула стражу, перемахнула через стену и уже хотела сорвать самый спелый плод, как вдруг бананы все разом принялись ее дразнить, обзывать и злословить: уж и ноги у нее кривые, и шерсть драная, и хвост облезлый, ходит, спотыкаясь, говорит, заикаясь, и так далее…

Обезьяна Сангоку страшно обиделась – какие-то фрукты смеют оскорблять ее, придворную даму! И принялась выкладывать все, что о них думает – уж они зеленые и незрелые, гнилые и квелые, горькие и кислые, разбухшие и обвислые, посмотришь – плеваться тянет, никто-то их есть не станет. Так они долго препирались и бранились, и обезьяна Сангоку уже начинала брать верх, как вдруг на нее набросились самураи. Сангоку героически защищалась, но в конце концов ее одолели, связали и держат теперь в темнице. Вот такую печальную историю рассказали Тануки обезьяны.

Тануки попрощался с ними и полетел туда, где сияли золотые кровли княжеского дворца. Зоркие стражи ходили по стенам. По случаю теплого дня все окна были открыты. Воробей влетел в одно из них и присел на карниз в зале, где придворные беседовали между собой, ожидая приема у князя. К вечеру Тануки узнал все, что ему было нужно…

У китайского императора с давних пор был чудесный сад, куда не пускали посторонних. Росли в этом саду говорящие деревья. Да что деревья – все растения там были говорящие, даже самые захудалые сорняки могли сказать несколько слов. Ухаживали за деревьями в этом саду не садовники, а философы. Они рассказывали им о жизни, вели с ними долгие беседы о добре и эле. Зачем? Есть такая поговорка – правитель обязан знать правду, но не должен позволять говорить ее себе в лицо. Иначе его не будут бояться, а всякий император хочет, чтобы его не только уважали, но и боялись. Китайский император гулял по саду, и деревья говорили ему в лицо ту правду, которую скрывали придворные льстецы. И все были довольны: император знал правду и мог при желании поступать разумно, придворные могли льстить сколько угодно – от них теперь не требовалось правдоподобия, и ученые мудрецы тоже были при деле.

Японский князь Дзом-Бэн был богат и могуществен. Он захотел иметь такой же сад, и отправил к императору посольство с богатыми дарами – просить рассаду, черенки и отводки говорящих растений. Послы привезли саженцы. Тогда князь приказал нанять самых искусных садовников со всей Японии. Садовники принялись сажать и укоренять, рыхлить, удобрять, окучивать и прореживать, вредителей обезвреживать – то есть ухаживать за саженцами по всем правилам своего искусства. Неудивительно, что все деревья росли, как в сказке, одна беда, говорили они совсем не то, что хотел слышать князь. Деревья могли говорить только правду, а она пришлась не по вкусу князю. Дошло до того, что он приказал вставить некоторым деревьям кляп. Деревья возмутились и объявили бойкот. Тогда князь собрал садовников и пригрозил: если через два месяца деревья не заговорят, как надо, проститесь с жизнью. Но что могли поделать бедные садовники?

«Ну что ж, – сказал себе Тануки. – Теперь я знаю, что мне делать!» На следующее утро человечек, одетый в зеленый халат, из карманов которого торчали побеги растений, постучался у дворцовых ворот.

– Передайте князю, что знаменитый садовник Танака предлагает свои услуги!

Через пять минут ворота открылись, и Тануки с величайшей поспешностью повели во дворец. Он очутился в большом сумрачном зале. В глубине зала на золотом возвышении сидел толстый человек. Только Тануки шагнул к нему, как самураи ударили его по плечам так, что он оказался на четвереньках – очевидно, приближаться к князю следовало именно таким способом. Тануки это не понравилось, и он не стал подходить близко.

– Кто ты и зачем явился?

– Великий и мудрый князь! Я, известный садовник Танака, берусь сделать так, что деревья в вашем саду заговорят, как надо. Прошу только об одном условии – чтобы князь отпустил всех садовников, не задерживая и не наказывая. Я хочу работать один. У меня есть свои профессиональные тайны, которые мне не хотелось бы разглашать.

– Ты смел, садовник Танака, – проворчал князь, кусая вислый ус. – Так и быть, я дам тебе две недели, но смотри – не исполнишь обещанного, я казню тебя страшной казнью. Тех ротозеев я отпущу, но знай – с тебя спросится и за них. Посмотрим, чего стоит твое искусство. Ступай!

Тануки не нужно было уговаривать. Он постарался поскорее покинуть дворец, и вздохнул свободнее только в саду, где пели птицы и светило солнце. Да, это был необыкновенный сад! Дорожки здесь были посыпаны золотым песком, дно прудов выложено жемчугом вместо гальки, росло множество редких и удивительных растений. Шуршали листья, жужжали пчелы. Порой еле различимый шепот пробегал по саду, но стихал, прежде чем Тануки успевал хоть что-то разобрать.

У садовника немало забот, кроме слушанья шепота растений, и Тануки принялся поливать кусты и деревья. Так, поливая, он дошел до середины сада… Здесь росла большая тыква – оранжевая, с изумрудными полосками. Тануки показалось странным, что земля вокруг тыквы была сухая, как порох, и твердая, как кирпич… Похоже, прежние садовники не очень-то жаловали тыкву.

Тануки набрал воды и принялся поливать, приговаривая – вот и тыкву польем, вот и ты…, как вдруг тыква словно взорвалась.

– Вы мне не тыкайте! – вскричала она. – Мы с вами едва знакомы! У меня два высших образования, и я не потерплю, чтобы мне тыкали!

Тануки от неожиданности чуть не выронил лейку.

– Ах, простите, уважаемая выква, я вовсе не хотел вас обидеть! Позвольте вылить на вас еще немного воды!

– Пожалуйста, – ответила тыква уже более миролюбиво. – Но только дождевой воды. Колодезная слишком водяниста, я от нее полнею. Эти невежи садовники буквально затравили меня, и я решила, что лучше засохну, чем буду просить их о чем-либо. Уф-ф… Спасибо. Как мне надоело молчать!

Радуясь, что удалось завязать разговор, Тануки слушал болтовню соскучившейся тыквы, а потом попробовал расспросить, не знает ли она о судьбе обезьяны Сангоку.

– Сангоку? Это имя мне как будто знакомо… Да, припоминаю. Третьего дня здесь был князь. Он беседовал с министром, и речь шла о какой-то обезьяне Сангоку. Я сочувствую ей всем сердцем. Беднягу заперли в подземелье Башни дракона. Ее морят голодом, чтобы она сказала слово, приводящее в движение волшебную бамбуковую палку, из которой князь хочет сделать копье. Вот о чем они говорили. Уфф, какая жара! Я бы еще что-нибудь выпила.

– Скажите, уважаемая выква, а как пройти к этой башне?

– Очень просто: прямо, налево, направо, вверх, вниз, посередине, потом перекувырнуться через голову – и вы там.

– Спасибо. – Тануки еще раз полил выкву и пустился в путь. И вот перед ним выросла Башня дракона. Вместо крыши на ней и вправду лежал дракон, сделанный из железа. Единственный вход в башню охранял часовой. Тануки, превратившись в мышонка, вскарабкался по штанине часового и нырнул в карман. Ждать пришлось долго, но наконец часового сменили, и он по винтовой лестнице отправился наверх. Они оказались в большом круглом зале на вершине башни. В камине пылал огонь. Самураи пили, ели и веселились.

– Ты свободен? – окликнули часового. – Сыграем в кости?

Сперва часовому везло – он выиграл золотой, потом удача изменила ему. Надо было расплачиваться. Он сунул в карман руку и закричал от ужаса – в руке у него оказалась маленькая змейка, из тех, чей укус убивает мгновенно. Не помня себя, часовой швырнул змею прямо на стол. Самураи вскочили с мест. С врагом сразиться они бы не побоялись, но умирать от укуса змеи вовсе не хотели. Все бросились спасаться, крича друг другу: «Бейте змею!» А Тануки уже скользил вниз по лестнице. Вот и подземелье. У входа сидели два самурая. Они курили трубки. Густой сладковатый дым стлался по полу. В глубине подземелья была прикована обезьяна Сангоку. Перед носом у нее, но так, чтоб она не могла достать – висели бананы. Вид у обезьяны был очень несчастный. Тануки притаился в углу и стал ждать. Скоро самураи стали клевать носом. «Пора!» – и Тануки проскользнул мимо них к обезьяне Сангоку.

– Тсс! Не бойся! Я хочу тебе помочь! – Сангоку совсем не испугалась, а сказала слабым голосом:

– Змея? Как ты сюда попала? Впрочем, это неважно. Кусай меня скорее и уползай – здесь дурное место…

– Я твой друг. Я хочу тебе помочь!

– Не помню, чтобы у меня были друзья из змеиного племени…

– А помнишь ли ты обезьяньего детеныша с острова Сикоку? Ты подарила ему орех и угостила апельсином, и он не забыл этого. Это был я, волшебный барсук Тануки. Я могу принимать любой облик, и сейчас в виде змеи пришел, чтобы спасти тебя.

– Тогда другое дело. Кусай скорее самураев – и бежим!

– Не все так просто! В башне еще очень много воинов. К тому же мы не знаем выхода из дворца. Подумай, мудрая Сангоку, нет ли более надежного пути? А пока открой-ка пошире рот!

После пятого банана вид у обезьяны стал уже не такой несчастный. Она заговорила гораздо бодрее:

– Когда горит лес, одно средство – надо пустить встречный огонь. Когда имеешь дело с людьми, надо найти человека, который будет тебе помогать. И я такого человека знаю. Меня сторожило много самураев – они все злорадствовали и смеялись надо мной – все, кроме одного. Из разговоров других самураев я поняла, что у него есть причины недолюбливать князя. Зовут его Дзиро Шишка. Найди его и уговори нам помочь. А пока дай еще банан…

Но в этот миг один из стражей слишком сильно клюнул носом, ударился об пол и проснулся. Караул! Посреди темницы была ядовитая змея, а обезьяна дожевывала запретный банан! Тануки скользнул между ногами стражника и исчез. Тогда самурай бросился отнимать у обезьяны остаток банана, но Сангоку была не из тех, кому можно класть палец в рот безнаказанно!

Тануки выскользнул через садовую калитку и отправился искать дом Дзиро Шишки. Это был один из бумажных домиков, различавшихся только выведенным тушью именем хозяина. За столом сидел человек. Очевидно, это был Дзиро.

– Попробую явиться к нему в моем прежнем обличье барсучонка. Если он действительно так добр, то не причинит мне зла, – решил Тануки.

Барсучонок смело вошел и уселся посреди комнаты.

– Откуда ты, малыш? – удивился Дзиро. – Чем мне тебя угостить? Разве что молоком!

Тануки вылизал блюдце и сказал: «Большое спасибо!» Дзиро выронил чашку: «Что ты сказал?»

– Большое спасибо. Меня давно уже не угощали молоком. Не удивляйтесь, уважаемый Дзиро. Я не простой барсук, а волшебный. Я пришел к вам по важному делу. Вы человек добрый и честный. Вы должны помочь мне спасти обезьяну Сангоку. Я знаю, что вы жалеете ее.

– Я сплю или сошел с ума! Барсук разговаривает по-человечьи! Барсук уговаривает меня освободить обезьяну! Действительно, я не люблю, когда мучают животных, но как ее можно освободить, твою Сангоку? Я не единственный часовой. Башня полна воинов. Мне с ними не справиться, даже если я соглашусь тебе помочь.

– Не беспокойтесь, уважаемый Дзиро. Все-таки я не простой барсук, а волшебный. Подумайте, если князь узнает слово, приводящее в действие волшебную бамбуковую палку, он сделает из нее копье, и тогда с ним не будет никакого сладу! Он, конечно, захочет покорить весь мир, и даже трудно представить, сколько он натворит бед и несчастий. Решайтесь! Вам самому не по душе ваша служба. И это понятно – вы человек добрый, а вас заставляют делать зло.