Текст книги "Горькая звезда"

Автор книги: Владимир Контровский

Соавторы: Александр Трубников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Сон Ктулху чуток, древний бог может пробудиться в любую минуту, и тогда явь обернется кошмаром для живущих…

– Я все равно не понимаю, каким образом рассказанное вами касается меня? Космический демон, спящий в подземелье, Батыево нашествие, какие-то сектанты-фанатики… Я-то тут при чем?

– Понимать здесь нечего, князь, – старик чуть шевельнул посохом. – Через несколько лет на твой город обрушится страшное несчастье. Но ты можешь и оттянуть эту беду – лет на двадцать или чуть больше.

– Что за несчастье?

– Существо иного мира наложило проклятье – так тебе будет понятнее, – используя отрывок из священной книги тех, кого он считает своими врагами. Там говорится: «И третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая, подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде полынь; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки»…

– Ну, а это тут при чем? – начал сердиться Щербицкий. – Полынь какая-то…

– Сейчас эта фраза тебе ни о чем не говорит, – усмехнулся волхв. – Но поверь, скоро придет время, когда любой атеист, не открывавший Библии, будет без запинки цитировать этот стих из Откровения святого Иоанна Богослова. Потому что «полынь» по-украински…

– …Чернобыль, – закончил фразу Щербицкий. И ему стало страшно, ибо город с таким названием был ему хорошо знаком.

– Да, – старец кивнул, – Чернобыль. Там имеется то, что угрожает твоему городу.

– Как это будет выглядеть? – голос Рюриковича предательски дрогнул.

– Как цепь странных совпадений, – пояснил кудесник, – и нелепых случайностей, приведших к непостижимой беде, которая унесет множество жизней…

* * *

Призрачный сон Бестелесного длился семь веков. За это время произошло многое, но Каррах, выпав из потока времени, ничего не замечал. Почти ничего: часть его сознания не спала и стояла на страже, чтобы в случае необходимости известить и пробудить своего хозяина.

И этот час настал. На земли, прилегавшие к городу, – за семь столетий город сильно изменился, – вновь пришла война, принесшая с собой новые потоки смертных мук. Война сменила свой лик – оружие стало другим, на смену мечам и копьям пришли взрывчатые вещества, выделявшие в ходе быстротекущих химических реакций значительное количество энергии, а воины взяли в руки огнестрелы и пересели с коней на железные гусеничные машины с тепловыми двигателями, – но люди гибли на войне так же, как прежде. Новые завоеватели, пришедшие с заката, не уступали по своей жестокости свирепым кочевникам с восхода и даже превосходили их зверствами, убивая беззащитных женщин, стариков и детей изощренно, целенаправленно и хладнокровно.

Но для ариссарра по имени Каррах водопад последних вздохов, несущий ментальную энергию, означал всего лишь сытный завтрак после долгого сна, и Бестелесный не замедлил подкрепиться. Он принимал агонию солдат, форсировавших широкую реку и гибнущих под пулями, и мирных горожан, погибавших под развалинами жилищ. Пища была обильной, и когда война ушла на закат, Каррах чувствовал себя превосходно. Он отнюдь не собирался пуститься в странствия по этому миру, но сознание его стало ясным и деятельным.

Первый вывод, сделанный ариссарра, был неутешительным. За прошедшие века его сородичи так и не появились, и это означало, что он должен рассчитывать только на себя. На первый взгляд положение было безнадежным – восстановить камень-концентратор Каррах по-прежнему не мог, – однако вскоре Бестелесный отметил и кое-что обнадеживающее. Да, на помощь извне полагаться не стоило, но цивилизация людей за прошедшие сотни лет сильно изменилась: туземцы добились впечатляющих успехов в науке и технике, а раз так, то можно было ждать от них и очень серьезных открытий, которыми смог бы воспользоваться звездный странник.

И Каррах не ошибся в своем предположении: всего через несколько циклов после окончания большой войны, охватившей почти всю планету, на которой застрял ариссарра, он почуял в атмосфере присутствие радиоактивных изотопов искусственного происхождения. А это значило, что аборигены уже овладевают внутриатомной энергией – энергией, способной (при грамотном ее использовании) проломить измерения и проложить Карраху дорогу домой.

С этой минуты пленник бывшего языческого капища – за минувшие столетия оно ушло глубоко под землю – бодрствовал, непрерывно следя всеми своими сверхчувствами за происходящим вокруг. Ариссарра ждал атомной войны – огромное количество энергии, выделившейся при ядерном взрыве, позволило бы ему если и не прорваться в свой мир, то хотя бы дать о себе знать и позвать на помощь кого-нибудь из сородичей. Но войны не было: инстинкт самосохранения людей оказался сильнее их хищнических инстинктов.

Да, ядерная война так и не началась, зато вскоре неподалеку началось строительство атомной энергостанции – ариссарра, по природе своей будучи разумным сгустком энергии, сразу это почувствовал. Появился шанс, который нельзя было упустить.

Карраху не пришлось физически перемещать свое незримое тело поближе к этой станции – он мог дотянуться до нее узконаправленным ментальным лучом. Ариссарра внимательно следил за постройкой, а потом и за работой энергоблоков-реакторов, выжидая подходящего момента. Он отслеживал бег слабых электрических токов в цепях управления и защиты реакторов – сил для этого у него хватало – и замирал от сладостного предвкушения. Он не забыл о мести, но чтобы свершить ее, уже немолодому ариссарра сначала надо было вырваться из многовекового плена, в который Каррах угодил по злой воле неведомых сектантов-изоляционистов.

Впервые возможность раскачать реактор станции появилась через десять лет после ее запуска (по летоисчислению аборигенов – если бы Каррах его знал – в апреле 1986 года). Момент был удобным, но ариссарра его упустил, так и не поняв, что же ему помешало. Следующей возможности пришлось ждать больше двадцати лет, зато на этот раз пленник капища ее использовал.

Что именно произошло с четвертым реактором атомной электростанции в 2007 году, установить не смогли, поскольку весь обслуживающий персонал блока погиб при его взрыве, а вся записанная информация следящих и регистрирующих систем тем же взрывом была уничтожена или повреждена до невоспроизводимого уровня. Известно, что на станции, перед плановой остановкой энергоблока для технического обслуживания, проводился эксперимент по использованию инерции турбины генератора – выбега – для питания всех систем реактора, на случай потери внешнего энергопитания. А затем что-то произошло– мощность упала гораздо ниже заданной отметки, и для ее подъема из активной зоны была извлечена часть регулирующих стержней. Каких-либо сигналов о неисправностях или о нестабильном состоянии реактора не поступало, и операторы блока продолжали спокойно работать. А тем временем реактор уже пошел вразнос, лавинообразно увеличивая выделяемую мощность, чему способствовали поднятые стержни. Система управления успешно противодействовала процессу, а системы контроля реактора не зафиксировали возрастания мощности вплоть до включения аварийной защиты.

После включения защиты – предполагается, что ее включил оператор, руководствуясь неясными соображениями (возможно, как-то заметив нарастание мощности энергоблока), – регулирующие и аварийные стержни пошли вниз, погружаясь в активную зону реактора, но всего через несколько секунд тепловая мощность реактора скачком выросла до неизвестно большой величины (мощность зашкалила по всем измерительным приборам). С интервалом в несколько секунд прозвучали два взрыва, почти полностью разрушивших реактор. Сначала произошел неконтролируемый разгон реактора, в результате которого были повреждены несколько тепловыделяющих элементов, а их разрушение вызвало нарушение герметичности технологических каналов активной зоны, в которых находились тепловыделяющие сборки. Пар из поврежденных каналов вырвался в межканальное реакторное пространство, там резко возросло давление, что вызвало отрыв верхней плиты реактора, сквозь которую проходят все технологические каналы. Чисто механически это привело к массовому разрушению каналов, вскипанию одновременно во всем объеме активной зоны и к выбросу пара наружу – это был первый (паровой) взрыв.

Относительно дальнейшего протекания катастрофической аварии и природы второго взрыва, разворотившего реактор, нет объективных зарегистрированных данных, и возможны только гипотезы. По одной из них, это был взрыв химической природы, то есть взрыв водорода, который образовался в реакторе при высокой температуре в результате ряда процессов. По другой гипотезе, второй взрыв был ядерным, то есть тепловым взрывом реактора при разгоне его мгновенными нейтронами, вследствие полного обезвоживания активной зоны. Наконец, была выдвинута версия, что второй взрыв тоже был паровым, то есть являлся продолжением первого: согласно этой версии, все разрушения вызвал поток раскаленного радиоактивного пара, выбросивший из шахты значительную часть графита и топлива.

Как бы то ни было, но катастрофа, соизмеримая по своим последствиям с взрывом «грязной» атомной бомбы, произошла, и на Киев поползло смертоносное пылевое облако, пересыщенное активными изотопами. А что именно послужило причиной аварии и почему появились сбои в системе слежения и контроля – об этом знало только иномировое существо, затаившееся под городом.

И это было только началом…

* * *

– Как это все можно предотвратить? – медленно произнес потрясенный Щербицкий. – Если вам нужна поддержка, энергия там или редкие вещества…

– К сожалению, никак, князь. Сила, вложенная в заклятье, так или иначе вырвется наружу. Вопрос лишь в одном: когда.

– Но я могу сделать хоть что-то?

– Только одно, – сурово ответил хранитель, – в твоих силах назначить время, когда это произойдет: сейчас или позже, когда тебя уже не будет в живых. Ты можешь отложить катастрофу, одновременно изменив историю своей страны и возвысившись, – эти линии времени связаны неразрывно. Выбор за тобой, князь.

– И как же я смогу выбрать?

– Мы покажем тебе то, что ты не сможешь увидеть при жизни – то, что случится с твоим городом, если волею твоей беда будет задержана на двадцать лет.

Волхв возвратился и сел на свой то ли камень, то ли пень. В его руке снова появился посох, и на его верхушке зародилось такое же, как занавес, голубоватое электрическое сияние. И перед глазами Щербицкого начал развертываться странный фильм, живой и осязаемый. Перед потомком киевских князей чередой проходили невероятные события – сначала он видел их как непосредственный участник, затем, глядя на них глазами других людей, зачастую прежде ему незнакомых. В одних сценах Рюрикович сам принимал участие, другие просматривал, как просматривают обрывки телепередач или газетные страницы. Были и такие сцены, которые Щербицкий наблюдал изнутри, присутствуя незримой тенью и читая чужие мысли, словно открытую книгу.

Глава 6
Возможны варианты…

1987 год

Белый не городской снег нестерпимо сиял на солнце. Это место Щербицкому было хорошо знакомо – ухоженное подворье, высокий деревянный забор, прячущиеся в вековых корабельных соснах деревянные срубы. Охотничья база КГБ УССР «Чернобыльский бор». Хорошо здесь зимой, тихо, красиво и вокруг ни души – охотхозяйство включено в охранную зону Чернобыльской АЭС, так что посторонних здесь не бывает. Да и свои наезжают нечасто – разве что отдохнуть вдали от посторонних глаз или поговорить без лишних ушей.

На асфальтированной площадке перед крыльцом большого двухэтажного дома темнел ряд больших черных автомобилей. Его собственный служебный «ЗИС-111» и три черные «Волги» с затемненными стеклами. Две – с военными номерами, третья с обычными государственными, но из тех, которым отдают честь постовые. Чуть в стороне, соблюдая субординацию, жались два темно-зеленых «уазика» с мигалками и надписями «ВАИ». Из их выхлопных труб выстреливал пар, а из кабин, меняясь, чтобы не замерзнуть, то и дело выскакивали крепкие парни в теплых пальто и одинаковых норковых шапках – правительственная охрана. За машинами на деревянной стене висел большой плакат «Решения XXVII съезда КПСС – в жизнь!».

«Это в каком же году двадцать седьмой съезд должен будет пройти? – прикинул Щербицкий, – в восемьдесят шестом, вроде? Но сейчас на дворе зима. Получается, что…»

– Двенадцатое декабря одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, – возник вдруг в его голове ровный бесцветный голос.

В просторном холле главного дома, подтверждая официальное назначение этого места, на стенах висели охотничьи трофеи. В основном кабаньи и косульи головы, но была пара лосей и даже внушительная медвежья шкура. На полу теснились горшки и кадки с зимующими пальмами и цветами.

Глаз самым краем зацепил затесавшийся в зеленые дебри большой, изрядно выцветший плакат. «До 2000 года каждая семья будет иметь отдельную квартиру. Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев».

«Горбачев, секретарь ЦК по сельскому хозяйству, недавно ставший кандидатом в члены Политбюро, – подсказала память. – И теперь этот балабол – Генеральный секретарь? Как такое могло произойти?»

Мысленный референт все тем же бесцветным голосом перечислил основные события, произошедшие в стране, начиная с восьмидесятого. Щербицкий тяжело вздохнул – то ли еще доведется узнать…

Сверху, из обеденного зала, в который ведет широкая уютная лестница с резными перилами, доносятся голоса – там обедали приехавшие на сановных автомобилях.

Обеденный зал соединялся с большой застекленной верандой, откуда открывался великолепный вид на заснеженный сосновый лес и вьющуюся между деревьями тихую неторопливую Припять. Бело-красные корпуса и трубы энергоблоков АЭС, чьи силуэты просматривались в морозном воздухе, не портили картину, а, пожалуй, наоборот, придавали ей завершенность и наполняли душу уверенностью в завтрашнем дне.

В зале с уютно потрескивающим камином, за столом, покрытым ослепительно-белой скатертью, обедали пятеро пожилых мужчин. В первом, сидящем на правах хозяина во главе стола, Щербицкий с удивлением узнал самого себя, только сильно постаревшего и очень усталого. Сидящий справа седой как лунь старик с тяжелыми складками у рта и строгим решительным взглядом оказался первым секретарем Томского обкома Лигачевым. Угрюмый человек в очках и темном костюме – это Виктор Чебриков, хорошо знакомый Щербицкому еще по работе в Днепропетровском обкоме. «Витю Леонид Ильич потом в Москву забрал, к Андропову в КГБ», – отстраненно подумал Щербицкий-наблюдатель. Напротив Чебрикова – глава Комитета государственной безопасности на Украине, генерал Федорчук, а рядом с ним – первый заместитель министра обороны, маршал Соколов. При всей кажущейся разности собравшихся здесь людей у них было общее выражение лиц, словно все они на протяжении долгого времени обдумывали одну и ту же серьезную проблему и теперь собрались здесь, чтобы принять очень непростое решение.

Дождавшись, когда присутствующие завершат обед, две немолодые официантки в безупречных фартуках и кружевных наколках споро, но без столичного лоска, убрали со стола и незаметно испарились.

«Секретарь сибирского обкома, начальник управления кадрами союзного КГБ, председатель КГБ Украины и заместитель министра обороны, – прикинул Щербицкий-тень. – Что может их объединить настолько, чтобы они собрались на тайную встречу?» В том, что эта встреча неофициальная и тайная, у него не было ни малейших сомнений. Для охоты не сезон, у Соколова по горло дел в Афганистане, Чебриков в такой компании без ведома Андропова вряд ли бы появился, а Лигачев и вовсе непонятно, как и зачем попал сюда из своей Сибири. «Егор Кузьмич Лигачев с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года возглавляет секретариат ЦК и является членом Политбюро, – снова вмешался невидимый референт. – Маршал Соколов после смерти Устинова занимает пост министра обороны, генерал армии Чебриков – теперь председатель КГБ СССР, а генерал армии Федорчук с тысяча девятьсот восемьдесят второго года министр внутренних дел Советского Союза. Вы же, Владимир Васильевич, по-прежнему первый секретарь ЦК Компартии Украины».

Щербицкий-наблюдатель вспомнил, что на дворе стоит тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год – понятно, что за семь лет многое изменилось. «Но если здесь собрались главы трех силовых ведомств и руководитель ключевой структуры ЦК, – подумал он, – это может означать лишь одно…»

Словно отвечая его мыслям, Лигачев достал из примостившегося у ножки стула портфеля увесистую пачку бумаг и хлопнул ею по столу.

– Видели, что он удумал? – спросил он, хмуро кивая на документы. Надпись на титульном листе гласила: «Об упорядочении деятельности Политбюро и секретариата ЦК КПСС». – Вот это он собирается утвердить на весеннем Пленуме.

– Видели, – кивнул коротко стриженной головой председатель КГБ СССР Федорчук. – Мои ж хлопцы эти бумаги и добыли. Что ж это выходит, Егор Кузьмич, они секретариат решили расформировать, а тебя, стало быть, на заслуженный отдых?

Незримый референт внес ясность: «В тысяча девятьсот восемьдесят втором году, по инициативе Брежнева и с вашего согласия Федорчук был переведен на пост председателя КГБ СССР. Он не был человеком Андропова, и тот, став генсеком и едва дорвавшись до власти, немедленно переместил Федорчука в министры внутренних дел. На новом месте работы жесткая манера управления сыграла с бывшим смершевцем злую шутку – коррумпированные милиционеры, которых Федорчук, невзирая на любые заслуги и звания, увольнял тысячами, образовали такую мощную оппозицию, что Горбачев, как бывший сельскохозяйственник, сам по уши погрязший в сети злоупотреблений и приписок, попытался снять Федорчука едва ли не первым своим указом. И если бы не ваш авторитет в Политбюро, Владимир Васильевич…».

– …на заслуженный отдых…

В ответ Лигачев едва не зарычал.

– Это работа Яковлева, – отложив вилку, сказал Чебриков. – После того как ушли на пенсию Громыко и Соломенцев, у него полностью развязаны руки.

– Я так понял, Горбачев хочет упразднить секретариат ЦК? – спросил министр обороны, маршал Соколов. – А еще он собирается спешно выводить войска из Афганистана и ликвидировать Варшавский договор!

«После прихода к власти Горбачева маршал Соколов категорически противился политике одностороннего разоружения и уничтожения военного потенциала страны, – прокомментировал референт. – Сторонником Федорчука и Лигачева он стал после событий мая тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Первое главное управление КГБ узнало о готовящейся западными спецслужбами провокации – пролете некоего Матиаса Руста на легкомоторном самолете от Финского залива до центра Москвы. Благодаря оперативным действиям Федорчука, который сумел блокировать журналистов и увезти самолет через десять минут после приземления, эта история не получила огласки. Соколов сохранил свой пост, однако отдавал себе отчет, что Горбачев использует любой предлог, чтобы от него избавиться».

– И не только это, – спокойно ответил Чебриков. – Есть еще один документ, пострашнее. На следующем Пленуме нас всех выведут из состава Политбюро. А потом запустят вот эту торпеду, – он указал на папку с надписью «Закон „О кооперации в СССР“. Проект».

– А здесь-то чего опасного? – пожал плечами далекий от экономики маршал.

– Этот закон, – ответил Щербицкий, сидевший за столом, – за пару лет обрушит всю экономику Союза. Я попросил экономистов из нашего республиканского Госплана посмотреть его, и те пришли в ужас. Дело в том, что сейчас у нас весь социализм зашит в финансовую модель: за безналичные покупаются и продаются средства производства, за наличные – товары народного потребления. Если же примут этот закон, то любой желающий сможет организовать кооператив и, получив на свой счет безналичные деньги, заменить их в банке наличными.

– И что? – снова не понял Соколов.

– А то, что сейчас у нас масса денежной наличности худо-бедно сбалансирована с общей стоимостью продающихся товаров. Если же выпустить на волю эти кооперативы, то, как мне объяснили, предприятиям перестанет хватать денег на зарплату. Придется запустить печатный станок, а такого удара плановая экономика не выдержит. Но и это полбеды, а главная беда в том, что все эти огромные нетрудовые деньги окажутся в руках частных лиц. Политические последствия возникновения в стране класса капиталистов непредсказуемы.

– Ну почему же непредсказуемы? Последствия вполне предсказуемы, – усмехнулся Чебриков. – Эти «частные лица» создадут свои газеты и телестудии, полезут в советы и исполкомы – они обретут вес и влияние. Упразднение секретариата ЦК разрушит десятилетиями складывавшуюся систему управления страной, закон о кооперации разбалансирует нашу экономику, а одностороннее разоружение сделает нас беззащитными перед внешней угрозой. Страну ждет неуправляемый хаос.

Над столом повисло молчание.

– У нас нет выбора. Мы должны сработать на опережение, – решительно заявил Лигачев.

– Это как?

– Как в шестьдесят четвертом [3]3
  В 1964 году на Пленуме ЦК был смещен Н. С. Хрущев.


[Закрыть], только быстрее и жестче.

Голос секретаря ЦК затвердел. Разговор заметался над столом, как волейбольный мяч, передаваемый от одного игрока к другому, так что Щербицкий-тень порой даже не успевал понять, кто именно произносит очередную фразу.

– Но тогда у Брежнева было в Политбюро большинство…

– Большинством он заручился только после того, как договорился с секретариатом ЦК. Думаю, что сейчас будет так же. За день до начала Пленума всех членов ЦК известят о дополнениях в повестке дня, где будет поставлен вопрос о смене генсека.

– Но об этом узнает Яковлев и мигом доложит Горбачеву!

– Яковлев не аппаратчик, и, кроме газеты «Правда», рычагов у него пока нет. К тому же по работе в Штатах за ним числятся делишки, которые тянут на измену Родине. – Лигачев недобро усмехнулся.

– А Шеварднадзе?

– С ним будет сложнее – придется говорить лично. Но и на нем немало «подвигов» по линии ОБХСС. Если оставим ему Грузию, он за Горбачева в бой не полезет.

– Что конкретно будем на Пленуме проводить? Всех одним махом? Как при Хрущеве, когда Ворошилова с Маленковым снимали?

– Нет, всю стаю разом накрыть не получится. Члены ЦК могут испугаться за свои шкуры и не проголосуют как нужно. Да и газеты с этой гласностью работают почти бесконтрольно. Вполне могут поднять крик о перевороте, с них станется.

– Думаю, что Рыжкова, Слюнькова, Воротникова можно пока оставить: они хоть и выдвиженцы Горбачева, но силы в Москве не имеют. Как только вопрос по генсеку будет поднят, все трое повернутся, куда ветер подует.

– Но троих «застрельщиков перестройки» нужно снимать любой ценой…

– Ельцин просил слова на Пленуме. Предоставим?

– В повестку вносить не будем. Решим в рабочем порядке.

– Зря мы Бориса не пригласили сегодня. Его Горбачев явно планирует вывести из кандидатов в члены Политюро. Да и вообще, после осенней опалы председатель Мосгорисполкома по костям пойдет.

– Не думаю, что ему здесь место. Егор Кузьмич с ним, прости господи, как кошка с собакой, даром что оба сибиряки. Будь он здесь, серьезного разговора бы не вышло. К тому же на стакан слабоват…

– Но работать с ним какое-то время нам придется, – твердо произнес Чебриков. Лигачев скривился, словно надкусил лимон.

С каждой новой фразой волейбольный мяч застольной беседы тяжелел, отливаясь в убойное пушечное ядро вызревшего до восковой спелости добротного дворцового заговора. Присутствующие с обстоятельностью опытных аппаратчиков обсудили детали предстоящего дела и возможные подводные камни. Разъезжались уже в темноте.

– Может, останешься, Егор Кузьмич? – спросил Щербицкий-здешний, разглядывая растворяющийся в темноте силуэт четвертого чернобыльского реактора. – Нам еще есть что обсудить.

– Нет, Владимир Васильич, рисковать не буду. Мы с Соколовым уедем, как приезжали – из Гостомеля полетим обратно в Моздок. Оттуда я на армейской машине вернусь в Пицунду, а он через Туркмению в Москву, на Пленум, как бы из Кабула. Вот уж не думал, что на старости лет на военном самолете буду кости трясти.

Федорчука ожидала «Волга» республиканского КГБ. Не вызывая никаких подозрений, она доставит его в крымский ведомственный санаторий «Ливадия». Чебриков убывал комфортабельным «почтовым» спецвагоном КГБ, что прицеплялся к поездам, идущим до Москвы.

Охотничья база опустела. Дождавшись, пока звук моторов растает в зимней тишине, по качающимся веткам, сбивая снег, запрыгали в сторону кормушки любопытные белки.

* * *

Газета «Правда» 19 февраля 1988 г.

С 17 по 18 февраля 1988 г. в Москве проходил Пленум ЦК Коммунистической партии Советского Союза. Были заслушаны доклады секретаря ЦК КПСС Лигачева Е. К. «О ходе перестройки в центральных органах КПСС и безотлагательных мерах по совершенствованию кадровой политики» и первого секретаря ЦК Коммунистической партии Украины Щербицкого В. В. «Революционной перестройке – идеологию обновления».

Приняты следующие постановления: «О докладе на совместном Торжественном заседании ЦК КПСС, Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР, посвященном 70-летию Великой Октябрьской социалистической революции», «О выступлении т. Ельцина Б. Н. на Пленуме ЦК КПСС», «О просьбе т. Горбачева М. С., Генерального секретаря ЦК КПСС, освободить его от занимаемой должности по состоянию здоровья», «Об избрании Генерального секретаря ЦК КПСС», «Об изменении состава Политбюро».

Генеральным секретарем ЦК КПСС по предложению, внесенному товарищем Щербицким, единогласно избран Егор Кузьмич Лигачев. С целью укрепления кадровой политики и дальнейшего совершенствования работы центральных партийных органов, из состава Политбюро выведены товарищи Горбачев, Шеварднадзе и Яковлев. Кандидаты в члены Политбюро товарищи Ельцин, Федорчук, Чебриков и Соколов избраны членами Политбюро.

* * *

1991 год

– Украина, понимааш, конечно, член ООН. Но государственный суре…веренитет ей будет предоставлен только после получения ею статуса безъя… безъядерной державы. Ну, и вопрос с Крымом, я думаю, тожа решен. Он со статусом автономной республики войдет обратно в состав Российской Федерации.

Голос Ельцина звучал глухо и вымученно – президент страдал от жестокого похмелья. Щербицкий сочувственно вздохнул. Вчера, пока он совещался с экспертами и, терзая переводчиков, изучал тонкости международного права, Ельцин, Шушкевич и второй секретарь ЦК КПУ Кравчук, исполняющий за непьющего главу украинской делегации все «стаканные» обязанности, – чуть ли не до утра праздновали «полное единодушие братских народов». Хотя в действительности картина «полного единодушия» была отнюдь не столь радужной, как писали об этом газеты.

После отставки Горбачева в восемьдесят восьмом «демократические силы» сделали ставку на Ельцина, и тот, не успев толком освоиться в кресле члена Политбюро, начал проводить жесткую деструктивную политику. После того как из Конституции СССР убрали статью о руководящей роли КПСС, должность генерального секретаря обратилась в фикцию, и Лигачев, и до того с трудом удерживавший бразды правления несущейся галопом страны, стал персональным пенсионером.

Кризис наступил в августе девяносто первого, после того как Ельцин, избранный Президентом РСФСР при почти единодушной поддержке Верховного Совета республики, категорически отказался подписывать Союзный договор и объявил о выходе России из состава СССР. В сложившейся ситуации правительства остальных четырнадцати республик вынуждены были тоже провозгласить независимость. Парад суверенитетов продолжался с августа до декабря. Новым независимым государствам нужно было обустраивать свою жизнь, но на первых порах делать это было не намного проще, чем гальванизировать части расчлененного тела. Беловежская конференция, на которую собрались главы четырех республик, была призвана урегулировать самые взрывоопасные вопросы: территориальное разделение, статус военных баз и судьбу ядерного оружия.

Ельцин приехал на конференцию с жесткой позицией – забрать у новых соседей все ядерное оружие. Щербицкий был категорически против этого – он прекрасно понимал, что, лишившись ракетно-ядерного щита, незалежная Украина станет разменной монетой в противостоянии сверхдержав. Да и Крым отдавать не было никакого резона. Сегодняшний этап переговоров был последним перед подписанием межгосударственных договоров – следовало во что бы то ни стало перехватить инициативу.

Щербицкий посмотрел в глаза Ельцину. Тот нахмурился и отвел взгляд.

– Как вы на практике представляете превращение Украины в безъядерную державу? – поинтересовался Щербицкий. – Давайте отложим подписание договора на месяц, а вы за это время вывезете все ваши специзделия, хранящиеся на территории нашего суверенного государства. В любом случае ответственность будет лежать на вас…

При слове «ответственность» Ельцина перекосило похлеще, чем от утреннего стакана. Он отлично понимал, что в бардаке, который снежным комом катился с кремлевских заоблачных вершин до самых отдаленных окраин расколотой империи, превращаясь по пути в сметающую всё и вся лавину безвластия, отдать приказ о перевозке многочисленных мегатонн может только сумасшедший. Где всплывут пропавшие по дороге боеголовки, было даже страшно подумать…

Перешептывание российского президента с его помощниками длилось не более трех минут.

– И? Какой? Вы? Предлагаете? Вариант? – позабыв про свое навязшее в ушах «понимаааш», прохрипел Ельцин, косясь на спасительную бутылку «Посольской», которую выставлял на стол официант.

– Вот проект договора, – Щербицкий кивнул головой, и его референт перенес из конца в конец стола увесистую пачку бумаг. – Мы соглашаемся на статус безъядерной державы при условии, что Крым остается в составе Украины. При этом все войсковые части, у которых имеется ядерное оружие, получают статус российских военных баз и остаются на местах своего постоянного дислоцирования.

На этот раз перекосило хитрого, как лис, Кравчука. Щербицкий отлично знал о том, что его бывший завсектора по идеологии давно заигрывает не только с оппозиционным Народным Рухом, но и с финансирующей националистов американской диаспорой. По информации КГБ, Кравчук уже пообещал представителям Госдепа США, что никакого российского военного присутствия незалежна Украина не потерпит. Так что подписание договора – если оно состоится, – помимо всего прочего, сделает Кравчука политическим трупом.

– Тактическое ядерное оружие из сухопутных частей заберем в полугодичный срок, – еще раз пошептавшись с моложавым помощником, твердо произнес Ельцин. – Севастополь не отдадим ни при каких обстоятельствах – ему будет дан статус эс… экстерриториальности. Короче, останется территорией России. Все гарнизоны сорок третьей ракетной армии, со складами и пусковыми шахтами, а также аэродромы Дальней авиации – Узин и Прилуки – мы тоже оставим за собой…