Текст книги "Форпост "Надежда" (сборник)"
Автор книги: Владимир Малов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Слепящие юпитеры вспыхнули во всех углах большого зала, как только Президент Академии наук появился в дверях, ведущих на сцену. Тесной группой вслед за Президентом шли ученые. Журналисты уже знали: создана экстренная международная научная Комиссия, по рядам зашелестели произносимые вслух знаменитые имена. Но этот шум был тут же заглушен мощным залпом затворов фотоаппаратов и рокотом кинокамер. Заметавшиеся по залу фоторепортеры и кинохроникеры мешали телеоператорам, и режиссер, чертыхаясь, вынужден был то и дело отказываться от выигрышных крупных планов, заменяя их дальними и средними и думая с тоской, что ЭТУ передачу смотрит весь мир, что другой ТАКОЙ передачи в его жизни больше, наверное, уже не будет.
На миллиардах телеэкранов – больших и маленьких, цветных и черно-белых, стационарных и передвижных, – Президент в этот момент стремительно, крупными шагами пересекал сцену, чтобы встать к микрофону. Ученые, идущие следом, размещались за длинным столом президиума. Потом, улучив момент, телережиссер сумел дать в эфир очень крупный и интересный план: Президент смотрел влево, на дверь, из которой он сам только что вышел на сцену, как будто ждал еще кого-то, опаздывающего. Сейчас же на экранах появилась эта высокая двустворчатая дверь, и миллиарды людей на планете увидели то, о чем уже третий день они говорили, строили предположения, спорили. Увидели не в застывшей неподвижности фотоснимка газетные фотографии уже облетели весь мир, а в движении, в красках – на цветных телеэкранах; и, быть может, для многих из миллиардов вот только теперь, в этот самый миг, невероятный, не укладывающийся в сознание факт наконец обрел бесспорную реальность, и не осталось больше места сомнениям.
Низенький столик на колесиках… На нем – прозрачный, герметически закрытый куб-контейнер… И внутри куба – ярко-желтый шар, поверхность которого, отражая слепящий свет юпитеров, тут же вспыхнула множеством маленьких искрящихся солнц…
Теперь щелканье фотозатворов, жужжание кинокамер стали оглушительными. В задних рядах журналисты вскакивали с мест и вытягивали шеи. Телекамеры двигались справа налево, вслед за контейнером, пока столик на колесиках – его везли двое людей в белоснежных халатах – не остановился возле стола президиума. Несколько мгновений телережиссер давал кубконтейнер крупным планом, потом общий вид волнующегося зала.
Президент поднял руку. Шум и движение не стихали. Броуновское движение фото– и кинорепортеров не прекращалось. Телережиссер крупным планом показал всему свету лица четырех человек, сидящих за столом президиума рядом: космонавта Кирилла Храбростина, художника Гелия Команова, молодой детской писательницы Татьяны Храбростиной и школьного учителя Александра Анатольевича Спиридонова. Учитель – весь мир теперь знал, что он преподает историю в маленькой сельской школе, любит рыбную ловлю и московский «Спартак», – заметно волновался. Но наконец на миллиардах телеэкранов снова показалось лицо Президента: пресс-конференция была открыта.
Во всех направлениях мировой эфир пронизали сотни, тысячи голосов: на всех языках переводчики повторяли одно и то же. Слова Президента Академии наук были обыденно просты, привычны, обыкновенны, однако вместе они выстраивались в какой-то невероятный фантастический ряд, в предложения, которые до этого еще ни разу не были произнесены на Земле.
Приветствие, обычное обращение ко всем присутствующим. Затем:
– О беспрецедентном событии, что имело место 11 августа сего года, все уже осведомлены по сообщениям газет и иных средств массовой информации. На руках участников данного собрания есть и специально подготовленные пресс-бюллетени. Все это позволяет мне быть кратким. Итак, суммируя, можно сказать следующее: искусственное происхождение аппарата, попавшего на Землю, не вызывает сомнения. Исследования, проведенные с помощью специальных интроскопометодов, позволяют утверждать, что внутри он полый и в полости размещены устройства неясного пока назначения. Каких-либо излучений не отмечено. Материал, из которого изготовлена внешняя оболочка, на Земле неизвестен. Таковы все предварительные данные. Для детального изучения назначения и конструкции аппарата создана экстренная международная научная Комиссия, в состав которой входят такие известные ученые, как Джон Саймон из Соединенных Штатов, Жан Марке и Мишель Салоп, Франция, Карл Руниус, Швеция, и другие. Сейчас намечается программа дальнейших исследований. Председатель Комиссии – советский ученый, директор одного из ведущих в стране институтов космического, если можно так сказать, направления, академик Константин Михайлович Донкин. И ему же президиум Академии наук поручил провести настоящую пресс-конференцию для представителей газет, журналов, информационных агентств из ста девятнадцати стран.
В Берлине, Мельбурне, Буэнос-Айресе, Аккре, Лос-Анджелесе, Париже, Токио, во всех уголках Земли миллиарды президентов уступили место на телевизионных экранах миллиардам председателей экстренной международной научной Комиссии. Во всех уголках Земли замерли люди, собравшиеся у экранов телевизоров.
…Вопрос корреспондента американской газеты «Вашингтон пост»:
– Не было ли поначалу у ученых такой гипотезы: внутри аппарата есть экипаж космических пришельцев очень малого размера? Или, может быть, погибший экипаж?
Ответ академика К. М. Донкина:
– Во всяком случае, инопланетный экипаж ничем не обнаружил своего присутствия. Данные же, полученные с помощью специальных интроскопометодов, о чем говорил Президент Академии наук, свидетельствуют о том, что аппарат оснащен лишь какими-то устройствами, по-видимому, автоматическими. Впрочем, ученые Земли столкнулись с таким объектом исследований впервые, так что пока полностью ни в чем нельзя быть уверенным.
Вопрос корреспондента японской газеты «Асахи»:
– Можно ли строить предположения о том, из какого района Вселенной прилетел на Землю инопланетный космический аппарат?
Ответ академика К. М. Донкина:
– Нет.
Вопрос корреспондента французской газеты «Франс суар»:
– Не так давно в этом же зале я участвовал в прессконференции, посвященной завершению космического эксперимента месье Кирилла Храбростина, совершившего, как известно, первый внеорбитальный и внелунный полет и некоторое время сопровождавшего на космическом корабле ядро одной из комет. Как, месье Храбростин, оцениваете вы тот факт, что именно вам, человеку, обретшему невиданную популярность, а не кому-то еще, удалось впервые в мире встретиться с инопланетянами, пусть и в опосредованном виде?
Ответ космонавта К. Храбростина:
– Я думал об этом. То, что на месте падения космического аппарата оказался именно я, это, конечно, редчайшая случайность. Но ведь такой же точно случайностью это было бы и для любого другого человека, не так ли? Кроме того, есть какая-то справедливость в том, что первым с неизвестным космическим аппаратом встретился именно космонавт.
Еще один вопрос корреспондента «Франс суар»:
– А месье школьный учитель? Преподавать историю, давно ушедшее время, и вдруг, если можно так выразиться, заглянуть в будущее…
Ответ А. А. Спиридонова:
– Я… я, говоря по правде, об этом не думал, я до сих пор испытываю растерянность от того, что это произошло именно со мной.
Вопрос корреспондента английской газеты «Таймс»:
– Можно ли уже сейчас строить предположения о назначении аппарата?
Ответ академика К. М. Донкина:
– Здесь – самый широкий спектр предположений. Например – аппарат содержит какую-то информацию для нас, землян, возможно, сведения о цивилизации, которой он послан. Или – аппарат не был адресован землянам, но совершил на нашей планете непреднамеренную посадку, вызванную какой-то неисправностью. Каково в таком случае его назначение? Есть и другие предположения. Возможно, перед нами своеобразный космический буй. Возможно, зонд-разведчик, посланный откуда-то миллиарды лет назад и наконец случайно оказавшийся в районе Солнечной системы. Мы помним, что некоторое время назад с Земли была отправлена «космическая посылка» с информацией о нашей цивилизации, отправлена, по сути дела, наугад. Может быть, мы случайно получили такую же посылку другой цивилизации, тоже отправленную на «авось»…
Вопрос корреспондента шведской газеты «Арбетет»:
– Давайте остановимся на одном из предположений. Аппарат содержит какую-то информацию, специально адресованную землянам. Какого рода информация это может быть?
Ответ академика К. М. Донкина:
– Понятно, что на такой вопрос трудно ответить на данном этапе исследований. Но это могут быть, например, сведения о важнейших научно-технических достижениях данной цивилизации, так сказать, односторонний обмен опытом.
Вопрос корреспондента швейцарской газеты «Блик»:
– Если цивилизация-отправитель достигла самых высоких ступеней развития, и в аппарате содержится информация, которая позволила бы земной науке совершить невиданный скачок вперед, что принесло бы это человечеству?
Ответ академика К. М. Донкина:
– Это еще более трудный вопрос. Насколько я знаю, подобные ситуации многократно рассматривались писателями-фантастами. Здесь были разные мнения: преждевременное знание несет только вред, даже гибель, развитие науки должно быть диалектическим. Другое мнение: новые знания, полученные, так сказать, в подарок, позволят высвободить умы, руки, силы человечества для созидания и невиданного прогресса, а значит, для дальнейшего мощного наступления на тайны природы, ибо нет предела знанию, к которому стремится разумное существо. Повторяю: до сих пор такой вопрос рассматривался большей частью на страницах фантастических книг и на нескольких состоявшихся к сегодняшнему дню симпозиумах по проблемам связи с внеземными цивилизациями. Понятно, что это были лишь умозрительные, теоретические разговоры. К решению такого вопроса на самом деле надо быть готовым, но для этого необходимо, чтобы он был твердо и определенно поставлен.
Вопрос корреспондента американской газеты «Лос-Анджелес таймс»:
– Господин Президент Академии наук сказал, что в настоящее время намечается дальнейшая программа исследований. Будет ли, так сказать, оперативное вмешательство? Иными словами, планируется ли просто-напросто вскрыть этот желтый шарик, чтобы узнать, что там внутри?
Ответ академика К. М. Донкина:
– Да, по всей вероятности, если только не будет найдено какого-то искусственного, специально предназначенного для этого «входа» в аппарат. Пока же самые тщательные исследования не позволили найти такой «вход».
Вопрос корреспондента французской газеты «Фигаро»:
– Среди четырех людей, оказавшихся на месте приземления или падения космического аппарата, была очаровательная женщина мадам Храбростина. Мадам, что вы прежде всего подумали, когда поняли, что перед вами нечто необъяснимое, небывалое?
Ответ Т. Храбростиной:
– Подумала о том, что и в этот раз совместного отпуска не получилось, придется возвращаться в Москву.
Вопрос корреспондента мексиканской газеты «Новедадес»:
– Синьора Татьяна Храбростина с особым качеством юмора, свойственным только женщинам, разрядила напряженную и наэлектризованную обстановку в этом зале, вызвав смех и улыбки. Но вернемся к серьезным вопросам. Как и с помощью каких средств ученые могут вскрыть аппарат, не повредив его содержимое?
Ответ академика К. М. Донкина:
– Средства могут быть самыми разными: от архаичной пилы-ножовки до, например, плазменной горелки с регулируемой глубиной резания. Впрочем, пила-ножовка названа скорее в шутку. Внешняя оболочка оказалась очень твердой, потребуются более совершенные методы.
Вопрос корреспондента канадской газеты «Глоб энд мейл»:
– Космический аппарат приземлился на территории определенной страны. Если он действительно содержит ценнейшую научно-техническую информацию, позволившую бы совершить невиданный технологический скачок, не означает ли это, что одна из стран получит невероятное и дарованное свыше преимущество над другими?
Ответ академика К. М. Донкина:
– Мне кажется, ответом на вопрос служит уже и само создание экстренной международной научной Комиссии. Знания, конечно, будут принадлежать всему человечеству. Замечу только, что если речь пойдет именно о знаниях, посланных нам в подарок, на мой взгляд, вероятно, очень и очень нелегко будет понять язык, на котором к нам обращаются, иными словами, расшифровать информацию.
Вопрос корреспондента итальянской газеты «Стампе»:
– Среди четырех людей, ставших очевидцами падения внеземного космического аппарата, кроме синьоры Храбростиной, синьора космонавта и синьора школьного учителя, был синьор художник. Каковы впечатления у человека искусства?
Ответ художника Гелия Команова:
– Несмотря на естественное изумление… Все было очень неожиданно… В общем, я сделал ряд набросков в блокноте. Может быть, когда-нибудь я нарисую картину. Она будет единственной в своем роде.
Вопрос корреспондента индийской газеты «Таймс оф Индиа»:
– Председатель экстренной международной научной Комиссии дал понять, что нелегко будет вскрыть оболочку космического аппарата. Может ли случиться так, что Комиссии так и не удастся выяснить назначение космического аппарата, несмотря на все усилия и современную научно-техническую оснащенность?
Ответ академика К. М. Донкина:
– Можно вполне допустить, что задача на данном этапе окажется неразрешимой, что современный уровень науки не позволит решить космическую загадку. Но что это значит?.. Я ждал такого вопроса и теперь ответом на него хотел бы завершить данную пресс-конференцию, потому что, по-моему, все другие вопросы, которые только могли быть, достаточно полно освещены… Так что же будет, если современная наука остановится перед неразрешимыми трудностями, если космический аппарат не пожелает открыть своих секретов? Что ж, тогда человечество подождет своего часа, подождет того момента, когда новые знания, приобретенные самостоятельно, помогут ему справиться и с этой задачей. И вот тогда-то, наверное, а не сейчас, если речь действительно идет о посланной нам научно-технической информации, люди окажутся более достойными того подарка, что упал с неба.
17 августа. 9 часов 10 минут – 10 часов 12 минутВсе было приготовлено еще накануне вечером, члены Комиссии собрались к восьми утра и теперь о чем-то тихо переговаривались, стоя тесной группкой в углу; начало было назначено на девять, но Донкин все еще медлил. Он большими шагами ходил взад и вперед по просторной лаборатории, хмуро поглядывал то на членов Комиссии, то на толстое стекло-иллюминатор большой герметической камеры, за которым застыли готовые к работе механические руки-манипуляторы.
Ночью Константин Михайлович плохо спал – впервые за многие годы, утром проснулся разбитым, обычная получасовая зарядка не помогла, и сейчас председатель экстренной международной научной Комиссии пытался разобраться в себе. Нервничал? Да нет, вряд ли. За многие годы он полностью научился владеть собой. Вот и тогда, после сумасшедшего телефонного звонка космонавта Кирилла Храбростина, отдав все необходимые распоряжения, он вернулся к работе и написал еще две страницы своей научно-популярной книги о новейших исследованиях комет. Научился-таки отключаться от всего, что в данный момент могло помешать, научился думать только о том, что сейчас, в эту минуту, было главным. Так почему же тогда он так долго не мог уснуть накануне?
И вдруг Донкин отчетливо понял, что мешало ему, что заставляло его сейчас тянуть с началом и что ночью заставляло ворочаться с боку на бок, считать до тысячи, потом включить свет и наугад открыть «Сагу о Форсайтах», потом снова считать до тысячи, до двух тысяч, до пяти…
Досада! Досада!!
Подсознательная досада на то, что не нашлось, не смогли они найти какого-то другого решения, кроме плазменной горелки и этих вот железных рук, которые сожмут сейчас ярко-желтый шар и подставят его ослепительному, разрушающему тонкому жалу.
Точно так же, наверное, дикарь из каменного века, увидев перед собой, скажем, сейф с цифровым набором, открывал бы его дверцу, колошматя по ней каменным топором, вместо того чтобы набрать код. Да они такие же дикари, только вместо каменных топоров, рубил, скребков, что там еще, – плазменная горелка. Дикари, не знающие, каким другим способом открыть дверь. А возможно, решение здесь простейшее, ведь и дикарь смог бы своими грубыми, неуклюжими пальцами повернуть наборный диск, если кто-то ему подсказал бы. Но кто подскажет сейчас дикарю из Калифорнии Джону Саймону, парижским дикарям Жану Марке и Мишелю Салопу, еще десятку дикарей из других мест, в том числе и собственных соотечественников самого главного дикаря, вождя остальных, академика Константина Михайловича Донкина?
Председатель экстренной международной научной Комиссии оценивающе взглянул на сухопарого, длинного как жердь и немного развязного американца, своего давнего друга. Хорош же он был бы в набедренной повязке, с каменным топором! Французы тоже были бы ничего себе в таких одеждах: маленький, круглый, совершенно лысый дикарь-астрофизик в золотых очках Марке и, напротив, с густой черной шевелюрой, с мушкетерскими усиками и бородкой знаменитый дикарь Салоп, недавно выступивший с новой умопомрачительной гипотезой о пульсарах. Ну что, дикари, беритесь за топоры, вождь приглашает всех к нашему сейфу, в котором скрывается…
Так что же в нем скрывается?
Донкин поднял руку. Этого жеста ждали: за стеклянным окном герметической камеры вспыхнул свет. Рядом с камерой, вмонтированной в стену, засветился большой телеэкран; на нем должен был пойти уникальный телерепортаж о вскрытии ярко-желтого шара, прилетевшего из неизвестности. За спиной Донкина началось движение: члены Комиссии гурьбой потянулись к экрану, и, пожалуй, это и впрямь напоминало толпу первобытных охотников, вышедших за добычей. Вдобавок профессор Рене ван дер Киркхоф – Донкин узнал его по голосу – на ходу пробормотал про себя какие-то заунывные голландские слова, прозвучавшие точь-в-точь, как заклинание шамана перед началом охоты. Но теперь – все ненужные мысли прочь, теперь нужны спокойствие, сосредоточенность, уверенность. Надо будет только потом поинтересоваться у остальных: не было ли у них такого же ощущения досады, бессилия…
Человек в белом халате, сидящий у окна-иллюминатора, положил пальцы на ручки пульта управления и взглянул на Донкина.
– Начали, начали! – быстро сказал председатель международной научной Комиссии по-английски – рабочим языком Комиссии был принят английский, – и на телеэкране тотчас появилось крупное, больше натурального, изображение Посылки, лежащей на дне камеры.
Подчиняясь человеку за пультом, к ярко-желтому шару медленно двинулись две механические руки. Все ближе, ближе… Стоп! Железные руки, действуя с величайшей осторожностью, с двух сторон обхватили шар и медленно стали поднимать его вверх.
Человек за пультом надел темные защитные очки.
Ярко-желтый шар теперь был точно в центре камеры. В левом углу телеэкрана появились цифры: температура внутри камеры, температура поверхности шара… Поверхность шара была на десять с лишним градусов ниже температуры воздуха. Все присутствующие уже знали эту удивительную особенность: материал, из которого был изготовлен шар, имел постоянную, строго определенную, до тысячных долей градуса, температуру, которая никогда не менялась.
– Начали, начали, Миша! – нетерпеливо повторил Донкин.
Третья механическая рука подняла вверх плазменную горелку. Секундная пауза, и из сопла горелки вырвалась огненная струя. На цветном экране было хорошо видно, как меняется ее цвет – от красного к оранжевому, от желтого к белому. Цифры в углу экрана, отмечающие тысячные и сотые доли градуса температура внутри камеры – начали меняться, сначала неспешно, потом все быстрее и быстрее. Пламя горелки стало узким и похожим на короткий и острый клинок кинжала. Человек за пультом – спина его словно окаменела медленно придвигал механическую руку-манипулятор, словно бы и в самом деле сжимающую рукоятку этого разящего клинка, к ярко-желтому шару.
– Русский клинок против галактической брони! За кем победа? – Джон Саймон попытался разрядить напряжение, потому что густая, вязкая тишина, царившая в лаборатории уже несколько минут, в этот момент достигла совершенно уже немыслимого, невозможного предела.
– Предлагаю пари, – добавил американец, – первым не выдержит клинок. Ставлю два против одного.
– Джон, Джон, – укоризненно пробормотал голландец.
Острие пламени коснулось наконец поверхности шара. На некоторое время клинок застыл неподвижно, затем, как показалось, он немного вошел в глубь, но впечатление было обманчивым, потому что острие его просто-напросто рассыпалось тысячью мельчайших огненных брызг.
В правом углу телеэкрана появились другие цифры – ряд нулей.
– Глубина проникновения – ноль целых, ноль десятых, ноль сотых и ноль тысячных миллиметра, – вслух прочитал Донкин, хотя о значении этих цифр знали все.
Медленно, почти незаметно для глаза, плазменная горелка стала перемещаться. По намеченному плану огненное острие должно было описать круг точно по диаметру шара. Затем, если это не приведет ни к какому результату, пламя проверит каждый квадратный миллиметр поверхности… если есть только хоть один уязвимый миллиметр.
– Глубина проникновения – ноль целых, ноль десятых, ноль сотых, ноль тысячных, – снова вслух прочитал председатель экстренной международной научной Комиссии. – Увеличим температуру пламени.
Горелка отошла в сторону, и теперь заговорили все разом, как будто только этого момента и ждали. Лаборатория наполнилась нестройным гулом, обрывками фраз:
– …Если температура шара постоянна…
– …В любом материале есть уязвимые точки, линии, их надо только нащупать…
– …Думаю, даже максимальная температупа пламени…
– …Все-таки, ставлю два против одного…
– …Джон, вы бываете просто несносны, и это именно сейчас, сегодня…
Пламя горелки теперь стало ослепительно белым. Молодой человек за пультом оглянулся на академика Донкина.
– Тогда три против одного, – громко сказал американец. – Причем учтите: я не меньше кого-либо хочу узнать, что там у него внутри.
– Зачем же тогда спорить? – поинтересовался Морис Клеман, бельгиец.
– Черт побери! – огрызнулся американец. – Да просто для того, чтобы отвлечь вас от мысли, что мы так и не сумеем вскрыть этот, как по-русски говорят, шарик-орешек!
– Джон, вы хороший, надежный товарищ! – с чувством произнес Мишель Салоп.
Теперь, когда пламя горелки вновь приблизилось к шару, тишина в лаборатории уже не была столь густой и напряженной – неугомонному американцу удалось все-таки разрядить нервное напряжение. Когда узкий огненный кинжал снова, как это могло показаться, вошел в глубь шара, Мишель Салоп даже сострил: если внутри экипаж пришельцев-малюток, гарнизону сейчас самое время выбрасывать белый флаг! Держались они, конечно, молодцами, но…
– Но глубина проникновения – ноль целых, ноль десятых, ноль сотых, ноль тысячных, – сказал Донкин.
Горелка еще ближе подошла к шару и на несколько минут застыла в неподвижности. Пламя по-прежнему разбивалось о поверхность шара, не оставляя на ней даже микроскопической царапины. Тогда горелка снова стала медленно перемещаться, словно нащупывая, где же все-таки у этого шара уязвимое место.
Похоже, что не было!
Проходили минуты, десятки минут, желтый шар поворачивался в разные стороны, пламя не пропускало ни одного участка его поверхности; и теперь в лаборатории снова воцарилась гнетущая, напряженная тишина. Донкин вдруг почувствовал, что у него смертельно, невозможно устали ноги, – наверное, никогда в жизни, так казалось в этот момент, – не испытывал он такой усталости. Горелка теперь работала на последнем пределе мощности, но температура шара не поднялась даже на тысячную долю градуса. И ни один из квадратных миллиметров поверхности не уступил огненному ножу.
– Три против одного, – в гробовой тишине пробурчал американец.
– Ладно, – сказал Донкин. – Сделаем короткую остановку, если члены Комиссии не против, и сменим положение исследуемого объекта.
Механическая рука с горелкой отодвинулась, пламя погасло. Теперь, через несколько минут, предстояло сделать еще одну попытку и, вероятно, последнюю. Сейчас руки-манипуляторы опустят шар на дно камеры и сменят свое местоположение. Тогда пламя горелки пройдет по тем участкам поверхности, которые до этого были закрыты железными «пальцами», и, может быть, именно там и отыщется ахиллесова пята ярко-желтого шара… но скорее всего ее не существует.
Шар, находящийся до этого в полной неподвижности, дрогнул и стал опускаться вниз. Механические руки бережно опустили его на дно и разжались, отойдя немного в стороны. Одна из рук поднялась повыше, другая опустилась. Потом руки снова сжали шар, повернули на девяносто градусов вокруг оси и опять разжались. Одна из рук сместилась вправо, другая влево; и они вновь потянулись к шару, чтобы теперь захватить его окончательно и поднять наверх, к горелке…
За всем тем, что произошло в следующий момент, никто не успел уследить: все произошло мгновенно, в сотую долю секунды. На дне камеры только что лежал шар, и тут же вместо него появились две половинки шара. Позже, когда видеозапись повторяли с большим замедлением, можно было увидеть, как шар некоторое время чуть покачивался на дне камеры, потом замер, а затем на его поверхности, строго по «экватору», появилась ярко-красная нить. Тут же верхняя половина поднялась в воздух, в воздухе отошла в сторону, перевернулась и мягко легла рядом с нижним полушарием. Верхняя половина была пуста, а нижняя заполнена желтого цвета деталями самых причудливых форм, в которых на первый взгляд не было никакого порядка. Детали были кубовидными и цилиндрическими, коническими и горообразными, детали были объемными и плоскими; и, однако, во всем этом нелепом желтом нагромождении угадывался все-таки некий центр, что-то самое главное, потому что одна из деталей – узкая длинная пластинка – имела другой цвет, была ослепительно красной.
Но все подробности этого внезапного превращения были увидены уже позже, позже появилась и все объясняющая версия – верная ли только? – для того, чтобы открыть шар, необходимо было просто придать ему строго определенное положение, что и сделали случайно руки-манипуляторы; а в первое мгновение члены Комиссии, ученые со знаменитыми именами, молча застыли, оцепенело глядя на телеэкран. Стыдно признать, но у Мориса Клемана действительно даже был раскрыт рот, потому что никто не ожидал, что ЭТО произойдет так просто.
Желтая мешанина непонятных деталей и ярко-красная пластинка среди них…
Сразу приковывающая к себе взгляд ярко-красная пластинка.
Джон Саймон пришел в себя первым и кинулся к окну иллюминатора, словно бы усомнился в исправности телеаппаратуры, но аппаратура была в порядке: на дне камеры действительно лежали две половинки раскрывшегося шара, и точно так же, как на телеэкране первой бросалась в глаза узкая ослепительного красного цвета пластинка сантиметров в десять длиной…
