Текст книги "Прихоть русского немца(СИ)"

Автор книги: Владимир Колычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

срочно отозвали пятнадцать охранников, из которых сколотили три пятерки.

Отбор кандидатов в боевое ядро производился по принципу: поменьше

извилин в мозгу и побольше лютости. После потери трех бойцов выяснилось,

что во главе пятерок нужно ставить отморозков, которые при этом дружат с

головой хотя бы на уровне десятого класса средней школы. Этим и занялся

Диомидов. Поскольку вошедшие во вкус иноверные рэкетиры на

предложение поделить город подобру-поздорову ответили категорическим

отказом, пришлось вразумлять их силой. Переломанными конечностями и

пробитыми черепами не обошлось. "Минотавр" торжественно похоронил

еще трех ратников, а мелкие группировки свои потери не считали. Стрельба

и поминки случались с завидной регулярностью.

Во время перерыва Куропяткин подошел к Атаманову. Генерал, узрев

журналиста, радостно осклабился и произнес, протягивая руку: "Завтра, надо

полагать, опять в "Ведомостях" меня укусите?".

Сравнение с собакой Куропяткина покоробило, но ставить генерала на

место было не в его интересах. Стоявший рядом журналист газеты "Глас

народа" Гарик Микулин подобострастно хихикнул. В народе издание

именовали "Поносом", потому что оно в каждом номере публиковало доклад

или очередное интервью председателя облсовета. Журналисты "Ведомостей"

и "Поноса" терпеть не могли друг друга. Первые считали вторых

откровенными угодниками, а вторые первых – наглыми борзописцами.

– Постараемся, Сергей Викторович, – дерзко пообещал Куропяткин.

– А хотите поучаствовать в задержании преступника? – неожиданно

предложил Атаманов.

– Шутите, Сергей Викторович, – оживился Гарик, – кого брать будем?

– Или вы только критиковать мастера? – генерал никак не отреагировал на

реплику Микулина.

Он смотрел на Куропяткина в упор, хитро прищурившись, и нельзя было

понять, шутит главный мент области или говорит всерьез.

– Вы с Лепиховым знакомы? – поинтересовался генерал. И, не дожидаясь

ответа, добавил:

– Позвоните ему завтра, сошлитесь на меня. Телефон приемной вам

известен.

Атаманов направился к выходу. По пути его попыталась перехватить

журналистка "ТВ-Профи" Алина Мухина, но генерал ловко увернулся от

направленного ему в рот микрофона и удалился. Рыжеволосая и

длинноногая Алина, которую иначе как Мухой не называли, подскочила к

Куропяткину.

– Что он тебе сказал?

– Для тебя ничего интересного, – отрезал Куропяткин.

Про себя он называл Муху полупроводником. Эта рыжая стерва считала

себя классной журналисткой и звездой телеэкрана, требовала от коллег,

чтобы они незамедлительно делились с нею новостями, хотя сама утаивала

информацию, причем даже в том случае, когда ей самой это было невыгодно.

– Главный мент пригласил Сержа на задержание особо опасного

преступника, – проинформировал Муху Гарик.

– Ни хрена себе! – поразилась Муха и, круто развернувшись, подбежала к

своему оператору и начала что-то взволнованно ему объяснять.

Тот послушно кивал и с интересом посматривал в сторону Сергея.

– Вот сучара! – обозвал про себя Гарика Куропяткин. – Сейчас Муха полетит

к председателю комитета облсовета по работе с правоохранительными

органами, и начнет ему лапшу на уши вешать, дескать, менты ущемляют

независимую прессу. А у того давно при виде Мухи слюнки текут.

Опасения Куропяткина сбылись самым гнусным образом. Когда утром

позвонил Лепихову, полковник заявил, что журналисты его задолбали и

повесил трубку. Сергей перезвонил главе пресс-центра областной милиции

Нине Павловне и объяснил ей ситуацию. Худая и некрасивая, эта женщина

пережила всех начальников, каждый из которых, вступив в должность,

первым делом вместе с мебелью в приемной избавлялся от руководителя

информационной службы, однако через пару месяцев все возвращалось на

круги своя. Нина Павловна явно знала какую-то тайну, о которой не ведали

более молодые и грудастые соперницы, и потому дослужилась до

полковника. Выслушав журналиста, Нина Павловна попросила немного

подождать. Куропяткин слышал, как она с кем-то говорила по внутреннему

телефону. "Вы можете через двадцать минут к управлению подъехать?" -

спросила она. "Смогу", – заверил Сергей. В трубке раздались короткие гудки.

Проверив, лежат ли в сумке диктофон и фотоаппарат, Куропяткин вылетел

на улицу. К счастью, редакционная "девятка" стояла у входа. С ее водителем

Сергей намотал не одну тысячу километров по области. "Олежек! Одно

колесо здесь – другое в управлении милиции на Толстого", – взволнованно

произнес Сергей, усаживаясь в машину.

– Мокруха? – деловито осведомился Олег.

– Если повезет, увижу, как менты настоящего бандита ловят.

Девятка, взвизгнув шинами, сорвалась с места и устремилась в центр

города, где располагалось областное управление МВД. Наблюдая, как ловко

и непринужденно Олег управляет автомобилем, пересекая двойные

сплошные линии и подрезая попутные легковушки, Сергей подумал, что ему

такие лихие гонки не по зубам – даже если пересядет когда-нибудь со своего

тихоходного "запорожца" на крутой "мерс" или "бимер", так и будет

плестись по городу, соблюдая положенную дистанцию и ПДД. Правильно

однажды сказала Марина: "Наглости в тебе не хватает, Пяткин, а без нее

акула пера все равно, что птица без перьев". Жена работала режиссером на

областном телевидении, но после рождения Катюши о любимом ремесле ей

пришлось забыть: дочка часто болела и супруги решили, что нанимать няню,

как им советовали знакомые, глупо и недальновидно. Вместо того, чтобы

отдавать ненаглядное чадо в чужие руки, разумнее взять на пару лет отпуск

по уходу за ребенком.

Тогда они не сомневались, что поступили правильно, но когда дочурка

окрепла и пришла пора отдавать ее в садик, телевизионное начальство

предложило Марине незавидную должность литературного редактора. По

сути это был щелчок по носу: новый руководитель городской

телерадиокомпании, который когда-то работал инструктором в

идеологическом отделе обкома партии и бдительно следил, чтобы в прессе не

появилось ничего предосудительного, дал ей понять, что в ее услугах не

нуждается. Марина полдня рыдала, так как не ожидала такой подлянки от

бывшего коммуниста. Сергей жене сочувствовал, однако полагал, что зря она

так кипятится: на телевидении свет клином не сошелся – за последние два

года появилось пять новых газет, и никто не мешает Марине заняться

печатной журналистикой. Но как только заикнулся об этом, Марина едва не

съела его с потрохами.

– Это для тебя телевизор – обычный ящик, возле которого можно валяться на

диване, ковыряясь в носу и жуя бутерброды, – негодовала она, сверкая

потемневшими от злости глазами и размахивая перед ним острыми

кулачками. – Ты понятия не имеешь, сколько людей создают десятиминутный

блок новостей, какими потом и кровью добывается трехминутный сюжет.

Тебе хорошо говорить: сел за комп, накатал статью, и весь оставшийся день

лясы точишь, обхаживая смазливых журналисток, которые в слове "корова"

делают две орфографические ошибки.

Марина явно намекала на Оксану. Пару месяцев назад устроилась в

"Ведомости" разбитная фифочка. Сергея попросили взять над нею шефство,

чему он втайне порадовался: на эту изящную длинноволосую симпатичную

девушку с наивными по-азиатски раскосыми агатовыми глазами плотоядно

поглядывали почти все мужчины редакции, за исключением главного

редактора. Сергей подозревал, что шеф был бы тоже не прочь приударить за

Оксаной, однако опасался гнева супруги, работающей в "Ведомостях"

главбухом.

О том, что в его отделе появилась новая сотрудница, Куропяткин жену не

известил. Оксана приехала в Украину из Узбекистана, где после тысяча

девятьсот девяносто первого года на русский язык и славян начались

гонения. До переезда в Украину она компьютер и в глаза не видела, а потому

писала по старинке – шариковой ручкой на стандартных листах бумаги. С

грамотой у нее было не очень, однако на ошибки закрывали глаза: Оксана

имела собственный изящный стиль, а наборщица и корректор быстро

доводили текст до ума, так что на стол главного редактора статья попадала в

отшлифованном виде.

Поздно вечером в пятницу Оксана дописала статью о молодой женщине,

заказавшей убийство мужа родному брату. Чтобы статья вышла во вторник,

Куропяткин прихватил рукопись домой, намереваясь поправить ее на

компьютере. Он начал набирать статью, однако закончить не успел: дочка

попросила отремонтировать любимую куклу, у которой оторвалась рука.

Пока он, ругая китайских производителей, возился с куклой, в соседней

комнате раздался истерический хохот. Недоуменно переглянувшись с

Катюшей, Сергей поспешил к жене: Марина сидела за его столом и,

изнемогая от смеха, читала рукопись.

– Пяткин, – осведомилась она, – где ты раскопал это чудище?

Врать, будто текст прислали по почте, не имело смысла: педантичная

Оксана в начале статьи указала ее название и свои данные. Марина могла

взять любой номер "Ведомостей" и убедиться, что Оксана Коржавина не

только является штатным сотрудником редакции, но еще и работает в отделе

"Право".

– А что, собственно, тебя так рассмешило? – обиделся за подопечную

Сергей.

Марина в минуты благодушия произносила его фамилию в укороченном

виде, но если раньше он на это никак не реагировал, пропуская куцый

вариант мимо ушей, сегодня фривольное обращение почему-то задело.

– И перестань называть меня Пяткиным. В конце концов, это не смешно.

Брови Марины изумленно поползли вверх.

– Знаешь что, – жена сделала многозначительную паузу. – Я не виновата, что

у твоего папаши такая занятная фамилия. И не придирайся к словам. Какая

муха тебя укусила? – Марина с демонстративной небрежностью перелистала

злополучную рукопись и в упор взглянула на мужа. – А может и не муха

вовсе, а змея? Есть такие пресмыкающиеся, которым плохо, когда другим

хорошо.

– Между нами ничего не было, – пошел на попятную Сергей. – Я не виноват,

что Оксана в мой отдел попала.

– Ню-ню, – насмешливо протянула Марина. – Только учти, Куропяткин,

служебные романы до добра не доводят.

Трудно сказать, повлиял ли неприятный разговор с женой или обидела

утилитарность Оксаны, которая, нащупав слабину в начальстве, стала

сдавать откровенно сырые статьи, рассчитывая, что Куропяткин будет их

переписывать, но через пару недель его отношения с подчиненной совсем

разладились, девушка запросилась в другой отдел. Кроме того, в городе

открылся новый коммерческий телеканал, куда Марину пригласили

заместителем гендиректора, и она, дорвавшись до любимого дела, отпустила

вожжи: перестала доставать мужа профилактическими беседами и

перлюстрировать лежащие на его столе бумаги. Однако про Оксану не

забывала и при случае с сарказмом вспоминала безграмотную "корову".

Занятый мыслями о жене, Куропяткин рассеянно смотрел на дорогу, когда

навстречу "девятке" неожиданно выскочил черный "BMW". Машины

непременно расквасили бы железные обличья, если бы Олег не крутанул

руль вправо. "Девятка", подпрыгнув, вылетела на тротуар, едва не сбив двух

зазевавшихся девчонок, которые с визгом разлетелись в разные стороны.

Мотор заглох, и в салоне стало так тихо, что Сергею показалось, будто

прохожие слышат учащенное биение его сердца. Он тупо взирал на толстый

ствол клена, в который почти уперся бампер легковушки, когда послышался

взволнованный голос Олега: "Вот суки. Сюда идут". Куропяткин оглянулся.

К "девятке" неторопливо приближались трое плечистых парней.

– Мы правила нарушили? – поинтересовался Сергей.

– Они сплошную пересекли, – пояснил Олег. – Считают, сволочи, что им все

должны уступать дорогу. Сиди, я сейчас.

Он вышел из автомобиля и направился к незнакомцам. Идущий

впереди тип, на груди которого красовалась увесистая золотая цепочка с

распятием, скривившись, пробасил: "Ну что, сучара, в штаны наложил?". Его

спутники, взяв Олега в кольцо, переминались с ноги на ногу.

– Это еще нужно разобраться, кто и куда наложил, – невозмутимо ответил

Олег.

– Ты на кого бочку катишь? – развеселился мордоворот с распятием на

груди. – Сейчас увидим, какой ты крутой.

Он кивнул стоявшему справа напарнику, который, судя по косому шраму

на переносице, занимался боксом.

Мысли в голове Куропяткина заметались, подобно стае голубей, на

которых внезапно набросился свирепый бездомный барбос. Если

смалодушничаю, как Олегу в глаза посмотрю? Трясущимися руками он

начал шарить в сумке, презирая себя за предательскую слабость, и нащупал

небольшой прямоугольник из плотного картона. В глаза бросилась ярко-

золотистая надпись: "Семен Диомидов. Вице-президент БФ "Минотавр". Эту

визитку, прощаясь, подарил ему Клещ. Куропяткин бросил ее в сумку и

забыл.

Холодея от собственной решимости, Куропяткин распахнул дверцу машины

и приблизился к качкам.

– Кто бригадир? – спросил он.

Парень с распятием на груди нехотя повернулся в его сторону и ощупал

тяжелым мутным взглядом.

– Чего надо?

Сергей показал ему визитку.

Тот недоуменно уставился на шафранную надпись. По мере того, как

информация преодолевала темные закоулки его недалекого ума, он

уменьшался в размерах, как проткнутый шилом футбольный мяч.

– А теперь валите отсюда, – мрачно посоветовал Куропяткин и добавил,

обращаясь к Олегу:

– Поехали.

Водитель с готовностью поспешил к машине. "Девятка" так резво дала

задний ход, что братки еле успели отпрыгнуть на тротуар. До самого

управления милиции Олег молчал и когда они остановились у трехэтажного

здания, возле которого были припаркованы автомобили с милицейскими

номерами, спросил:

– Ну, ты, Серый, даешь. Что ты им показал?

– Визитку одного авторитета. Поезжай в редакцию, назад сам доберусь.

Начальница пресс-центра, выслушав душещипательный рассказ

журналиста о причине его опоздания, сочувственно изрекла:

– Житья не стало от этих уродов и куда только милиция смотрит.

Сообразив, что сморозила глупость, улыбнулась и сказала:

– Сейчас посмотрю, на месте ли Лепихов.

Нина Павловна отсутствовала недолго. Вернувшись, хитро подмигнула и

пояснила:

– Времени у него, как всегда в обрез, но поговорить с вами согласился.

Кабинет номер шесть.

Лепихов сидел за столом и по телефону распекал подчиненного.

– Ты своей жене басни рассказывай, – сузив раскосые глаза, доставшиеся,

вероятно, от кривоногих потомков Чингисхана, басил в трубку Андрей

Виленович. – С каких это пор стал таким законником? Реляцию прокурора

ему, бляха муха, подавай. Имей в виду, если не заарканишь Хавича, я тебе

такую красивую реляцию выпишу, что мозги мигом прочистятся.

Он жестом указал журналисту на стул, продолжая допытываться у

собеседника, почему тот отпустил какого-то Хавича. Сергей с любопытством

разглядывал начальника угро, с которым раньше встречался только на

брифингах. Судя по всему, Андрей Виленович относился к пишущей братии

примерно так же, как командировочный люд к тараканам и клопам. На

брифингах Лепихов обычно сухо зачитывал официальное сообщение, после

чего удалялся, не обращая внимания на уточняющие вопросы журналистов,

оставляя им на растерзание начальника пресс-службы.

Лепихов милицейскую форму принципиально не носил, отдавая

предпочтение отечественным неказистым костюмам. Был он костист,

длиннорук и неулыбчив, за что и получил язвительное прозвище Орангутанг.

Закончив разговор, Лепихов бросил трубку, и устало произнес, обращаясь к

Куропяткину.

– Читаю ваши статьи, хлестко излагаете, хотя по отношению к нам иногда

перегибаете палку. Не подумайте, что честь мундира защищаю. Что греха

таить, мусора у нас в исконно смысле этого слова предостаточно, только не

всегда его выгребать позволяют. Вы вот меня Орангутангом прозвали, -

сменил тему Лепихов и испытующе уставился на Куропяткина.

Журналист, смешавшись, покраснел, будто сам придумал оскорбительную

кличку.

– Я не в обиде. В переводе с одного из африканских языков орангутанг

означает "человек из джунглей". Пишущая братия на меня дуется – общаться

не желаю. Доверие – штука тонкая, его заслужить надо. Пару лет назад один

из ваших, не буду называть имя, пообещал выдать в эфир строго

дозированную информацию, а вместо этого растрезвонил о том, о чем ни в

коем случае не должны были знать преступники. В результате погиб наш

сотрудник, кстати, отец двоих детей. Если не ошибаюсь, это вы однажды

написали о Звере хвалебный очерк.

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Куропяткин, начавший

привыкать к внезапным поворотам беседы, не сразу понял, о ком идет

речь.

– Зверь? Кто такой?

– Вы его хорошо знаете, – усмехнулся Андрей Виленович. – Я имею в виду

Семена Диомидова. Пойдемте, схемку покажу.

Встав с кресла, Лепихов жестом пригласил журналиста в соседнюю

комнату. Куропяткин вошел вслед за начальником угро в помещение, не

имевшее не только окон, но и мебели, за исключением куцего стола, на

котором стоял телефон времен взятия Зимнего дворца. Лепихов подошел к

стене, закрытой занавеской из плотной ткани, прикрепленной к алюминиевой

трубке с помощью обычных зажимов "крокодил", и рывком отдернул ее. К

стене был пришпилен кнопками большущий лист ватмана, испещренный

квадратиками и стрелками. Поверх листа крупными буквами было написано:

"Организованная преступная группировка "Минотавр". В центре схемы в

красном квадрате значился главарь: "Константин Васильевич Цыганков

(Циклоп)". Чуть ниже более мелкими буквами были написаны его домашний

адрес и телефон. Правее красовался квадратик с надписью: "Семен

Ефимович Диомидов (Зверь)". Более подробно ознакомиться со схемой

Лепихов журналисту не позволил – решительно задернул занавеску, однако

Куропяткин успел заметить, что квадратиков с внесенными в них фамилиями

было около сотни. Стрелки на схеме, как он догадался, означали

подчиненность бандитов или их связи. Сергей, конечно, не раз слышал, что

подручные Циклопа – страшная сила и на их счету куча трупов, однако

только сейчас убедился, насколько разветвлена и многочисленна эта

группировка, напоминающая по своей структуре натуральное воинское

подразделение.

Лепихов, довольный произведенным эффектом, вернулся в кабинет и,

усевшись за стол, закурил. Он молчал, давая возможность журналисту

переварить увиденное. Когда зазвонил телефон, Андрей Виленович, сняв

трубку и выслушав собеседника, коротко ответил: "Позже позвони" и

вопросительно посмотрел на журналиста.

– У вас наверняка возник вопрос: "Коль милиция так хорошо осведомлена о

Циклопе и его подельниках, то почему они до сих пор на свободе?". Вопрос

правильный. Проблема в том, что люди в красных квадратиках на схеме пока

что недосягаемы, причем по независящим от нас причинам. Видели, как

передвигается стреноженная лошадь? Если не снять с нее путы, то далеко не

ускачет. Маленький пример. Взяли мои сотрудники некоего Хавича, полный

отморозок между прочим, объявленный в России в розыск. А прокурор

санкцию на арест не дал, вот и пришлось его отпустить. Кстати, Хавич не зря

в наш город заглянул, у него давние связи с Циклопом. Вот так и работаем, -

мрачно заключил Лепихов.

Пока он жадно курил, Куропяткин размышлял. Напрасно радовался, когда

Нина Павловна объявила об этой встрече. Ясно, что разоткровенничался

Лепихов не зря – что-то нужно от журналиста.

– Вас, наверное, интересует, почему вашего бывшего школьного приятеля

Зверем зовут, – нарушил молчание Лепихов, стряхнув пепел. – В

"Минотавре" функционирует хорошо отлаженная служба безопасности,

заведует которой Альберт Адонц. Бывший полковник МВД между прочим.

Сам он руки в крови не пачкает, да ему это и ни к чему. У него под рукой

Диомидов, любимое оружие которого – пистолет ТТ. Главным образом

потому, что их на военных складах полно и раздобыть новый раз плюнуть.

Да и по кучности стрельбы "Макаров" с ним и рядом не валяется. А Зверь -

парень осторожный и засвеченным стволом не пользуется. Тактика у него

простая, но верная: завалил выстрелом в голову заказанное лицо, а ствол

сбросил.

– Честно говоря, не понимаю, куда вы клоните. Хотите, чтобы я поближе

сошелся с Диомидовым?

– Нанимать вас в соглядатаи, извините за резкость, никто не собирается.

Наша проблема – тотальное отсутствие профессионалов в области массовой

информации. Наша ведомственная газетенка – отрыжка прошлого. Лично

мне нужен журналист, который бы дружил с мозгами, самостоятельно

фильтровал информацию и не подставлял ни милицию, ни газету. Предлагаю

такой вариант сотрудничества: вы указываете номер факса, наша пресс-

служба сбрасывает вам сообщения под вашу личную ответственность, а

далее распоряжаетесь полученной информацией, как вздумается. Если я

сочту, что вы нарушили соглашение, не взыщите – оно автоматически

аннулируется.

– А последствия?

– Да никаких, эксклюзивный канал закроется, только и всего.

– То есть предлагаете играть втемную? Сбросили дезу, а отвечать будут

солидарно автор публикации и редакция?

– Я заинтересован в сотрудничестве на долговременной основе. Впрочем,

вам решать.

Сергей встал и направился к двери, но что-то его остановило.

– А как бы вы поступили на моем месте? – обернувшись, спросил он с

вызовом.

– Я бы от такого предложения не отказался, тем более, что второго раза не

будет.

В преимуществе нового статуса Куропяткин убедился через несколько дней

после встречи с Лепиховым. В лесополосе за городом обнаружили сгоревшие

дотла "Жигули", в багажнике которых покоилось три трупа. Официальный

текст милицейской пресс-службы оригинальностью не блистал: обычная

бандитская разборка. Куропяткин в раздражении смял бумажку и швырнул в

мусорную корзину. В этот момент факс, стоявший на автомате, снова

пискнул, из его чрева выползло сообщение без подписи: "Как нам удалось

выяснить из вызывающих доверие источников, трое погибших (клички

Мотыль, Зубан и Ряха) неоднократно упоминались в оперативных сводках в

связи с вооруженными нападениями. Вскрытие показало, что жертвы были

расстреляны из автоматического оружия калибра семь шестьдесят два

миллиметра. Не исключено, что их пытали, о чем свидетельствуют

прижизненные травмы на руках и ногах, нанесенные тупым металлическим

предметом. По мнению экспертов, убийство произошло примерно за два часа

до того, как машину подожгли. Отсутствие в крови убитых алкоголя наводит

на мысль, что это не обычная бандитская разборка, а демонстративная

ликвидация отработанного материала".

Это был совсем другой коленкор. В такой упаковке информация тянула на

эксклюзив. А вечерний блок новостей на "ТВ-Профи", когда Муха с

перекосившимся от желчи лицом ссылалась на "Ведомости", едва не вышиб

слезу умиления у хозяина газеты, который после увиденного вдвое повысил

Сергею зарплату.

Лепихов, вероятно, проникся доверием к Куропяткину. Факс журчал с

завидной регулярностью. И надо же – по закону подлости материал о самом

начальнике угро вышел с дурацким ляпом! В принципе, ни одна газета не

может избежать всяческих досадных ошибок и опечаток. Известный закон

публикаций Джоунса гласит: "При подготовке номера в него всегда

вкрадывается несколько ошибок, которые никто не заметит". Джоунс прав,

но горькая правда в том, что некоторые опечатки кардинально меняют жизнь

автора статьи.

Домой Сергей вернулся удрученный. Когда вошел в квартиру, Марина

ошарашила еще одной новостью.

– Тут тебя какой-то Краб домогается. Дважды звонил, хочет с тобой о чем-

то переговорить.

– Что за Краб? – удивился Куропяткин.

– Тебе лучше знать, – пожала плечами жена. – Сказал, ты его знаешь. Обещал

перезвонить.

Иващенко

Сидя в стареньком скрипучем кресле, расшатанные ножки которого давно

бы отвалились, если бы их не перетянули крест-накрест бечевкой, Настя

рыдала сладко и самозабвенно, как умеют плакать только маленькие дети и

старики. Когда зазвонил телефон, она вздрогнула и непроизвольно

откинулась на спину, в результате чего кресло с противным скрежетом

рухнуло на пол, увлекая плаксу за собой. Ударившись локтем о паркет, Настя

взвизгнула от резкой боли, пронзившей руку, вскочила на ноги и, горестно

подвывая, побрела в прихожую, где надрывался проклятый телефон.

– Алло, Настюха, это ты? – раздался в трубке возбужденный голос подруги

Ольги.

Этот простенький вопрос, на который Настя вчера, вероятно, не обратила бы

внимания, потому что Ольга не могла похвастать ни умом, ни смекалкой,

настолько ее обозлил, что она выпалила "Коза драная!" и швырнула трубку

на рычаг.

Не успела отойти от аппарата, как тот снова ожил.

– Не поняла, – невозмутимо поинтересовалась Ольга. – Это о ком?

– А ты как думаешь?

– Было бы из-за чего переживать, этот козел и ноготка твоего не стоит.

Таких мужиков как грязи, имя им – легион.

– А ты откуда знаешь, что Олег ушел?

– Здрасьте! – возмутилась Ольга. – Баба Клава разве тебе не звонила?

Прижав трубку к уху, Настя медленно опустилась на пол. Бабу Клаву,

жившую в однокомнатной квартире в третьем подъезде, называли

Штирлицем, потому что она первой узнавала все горячие новости и,

обзванивая знакомых, щедро делилась добытой информацией.

– Не звонила, – с тихой обреченностью произнесла Настя.

– За нею не заржавеет, – пообещала подруга. – Твой обормот цельный

грузовик подогнал вместе с грузчиками. Баба Клава сказывала, что они часа

полтора всякий скарб таскали. Всю квартиру, поди, до донышка выскреб,

крохобор?

Настя и сама не могла уразуметь, что ее больше обидело: внезапный съезд

мужа с квартиры или хамская экспроприация мебели, включая купленную

вскладчину. Он оставил только дурацкое кресло и видавший виды диван.

Однако обсуждать эту тему с подругой Настя не желала: боль была

настолько остра и пронзительна, что никаких сил на разговоры не осталось.

– Слушай, а он хотя бы кухню оставил?

– Понятия не имею. Я туда еще не заглядывала.

– Так сходи, – потребовала подруга. – А я пока на линии повишу.

Настя давно смирилась, что Ольга с грацией носорога постоянно

вмешивается в ее личную жизнь. Хоть и говорят, что любопытство не порок,

но любая дотошность должна иметь границы. Когда Настя задавала Ольге

какой-нибудь каверзный вопрос, та замыкалась, как ракушка, и поспешно

переводила беседу в другое русло, но сама почему-то считала, что подруга

должна отчитываться перед ней как на духу.

Настя проковыляла на кухню и озадачилась: древний обшарпанный

гарнитур "Миди", от которого она давно хотела избавиться, никуда не делся,

зато прожорливый, как советский военно-промышленный комплекс,

холодильник "Донбасс" улетучился. Аппарат сжирал больше электричества,

чем производил холода, и при этом через каждые полгода ломался. Она

давно предлагала мужу поменять его на современную модель, но тот

напоминал глухаря на токовище: зачем избавляться от старой советской

техники, если она работает. Не позарился он и на газовую плиту, что,

впрочем, неудивительно: агрегат сработали лет через десять после окончания

войны, за долгие годы эксплуатации он оброс изрядной коркой жира, которая

оказалась не по зубам даже самым лютым чистящим средствам.

Настя присела на стульчик и призадумалась. Первое, чем займется в

ближайшее время – поищет приемлемый холодильник. Это даже хорошо, что

Олег избавил ее от старья. В Италии народ вообще выкидывает древнюю

мебель на улицу. Заодно надо переклеить обои, а то квартира в бомжатник

превратилась. "Как был ты дураком, так им и остался, – мысленно обратилась

она к теперь уже бывшему супружнику, – вот и мучайся теперь со своим

хламом". Вернувшись к трубке, Настя предложила:

– А давай-ка, подруга, подваливай ко мне, только по пути выпивки прикупи

– обмоем начало новой жизни.

– Вот это по-нашему, – обрадовалась Ольга. – И никаких соплей. Жди, скоро

буду.

Повесив трубку, Настя вернулась на кухню. Ясный пень, Ольга прихватит с

собой своего благоверного. Трофим по натуре бирюк, из него каждое слово

раскаленным паяльником нужно вытаскивать, но это дельное качество с

лихвой перекрывалось другим совершенно бесполезным, и даже вредным,

учитывая нынешние затруднения Насти, обстоятельством – уж больно

пожрать любит. От мысли, что придется переться в расположенный на

соседней улице гастроном, настроение спикировало со сверхзвуковой

скоростью. И кто ее за язык тянул? Нужны ей эти посиделки, как колготки

корове. А с другой стороны, с какой стати она должна ломать голову над

провиантом?

– Еще не ушла? – поинтересовалась Настя, набрав номер подруги. – У меня

с харчами напряг, а проще говоря, хоть шаром покати.

– Да я в этом не сомневалась, – успокоила ее Ольга. – Банку огурцов с собой

беру и пельмени. Думаю, с головой хватит. Еще в магазине колбасы вареной

прикуплю. Ты же знаешь, Троф, если не полопает, весь вечер дуться будет.

***

С прошлым нужно прощаться легко. Что толку рвать волосы на голове и

кручиниться о том, чего не вернешь? Умом это Настя, конечно, понимала, но

внезапное одиночество, обрушившееся на нее в самый неподходящий

момент, давило с такой силой, что хотелось сжаться в комочек, отключить

рвущиеся наружу воспоминания, и забыться в благотворном сне. А еще

лучше – уснуть и не проснуться. Настя считала, что на людей, умерших

подобным образом, снизошла божья благодать. Легкую смерть господь

дарует только избранным – тем, кто такую кончину заслужил если не

примерным поведением, то хотя бы страдальчеством. Зла Олегу она не

желала: мужики и так неслабо вымирают, если дело и дальше таким макаром

пойдет, бабы передерутся из-за уцелевших экземпляров. Да и переехал Олег

недалеко – на соседнюю улицу. Все мужики – хреновые конспираторы. Даже

непонятно, как из них получаются приличные разведчики, каким образом эти

носороги умудряются вести двойную игру на секретной службе. У них же

интуиции с гулькин нос, не говоря уже о более тонких материях. Когда Олег

в первый раз ей изменил, она это по его глазам поняла: бегающим и

виноватым, как у нашкодившего кота. Но виду не подала, решила, что один

поход мужика налево еще ничего не значит. Да и к чему истреблять посуду и

закатывать истерики, если толку от этого ноль, зато негатив налицо -

мужчина уйдет в такое подполье, из которого его никакая армия не вышибет.

Житейская мудрость "мужик перебесится, да и вернется в семью"

неожиданно дала сбой: новая пассия, похоже, взяла Олега в крутой оборот -

объясняя поздние возвращения с работы, он безбожно врал, ссылаясь на дни

рождения сослуживцев, юбилеи руководства и прочую муру.

Видела она его пассию – ухоженная и расфуфыренная, денег на себя точно

не жалеет. Да и комплекция впечатляющая. Насчет себя Настя не

обольщалась – худышка субтильная, а положившая глаз на ее муженька

мадам едва влезала в обтягивающие прикиды. Что же тянуло его к этой

стерве? Еда? Дома питался чем придется, кажется вообще не замечал, что

лежит в тарелке. Постель? Тут, конечно, могли быть варианты. Мужики

любят новенькое, как говорится с пылу с жару, но испытательный срок давно

прошел, а Олег явно взял курс на развод. Все попытки Насти разговорить