Текст книги "Черный лебедь"

Автор книги: Владимир Колычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

5

Прошла зима, заканчивалась весна, не за горами летняя сессия, а затем и госы. Я только что вернулся с преддипломной практики. Май месяц, яркое и теплое солнце, вокруг юные дивы во всей своей красе – прочь зимние одежды, даешь короткие юбки и оголенные плечи. Впрочем, на проходящих мимо красоток я заглядывался скорее из эстетических соображений, нежели из похотливо-непотребных. Я любил Женю, и больше мне в этой жизни никто не был нужен.

Я серьезно смотрел в свое будущее. И так же серьезно относился к учебе. Хотя, казалось бы, зачем мне гражданская экономика, если во мне так сильно желание стать военным офицером. И я собирался им стать – если не в этом году, то уж в следующем точно. Буду служить, а Женя будет меня ждать. И совсем не так легкомысленно, как она ждала своего бывшего парня. Ведь его-то она не любила.

Мне нужны были гарантии на положительные отметки в зачетной ведомости. В своих знаниях я не сомневался, но тем не менее искал дополнительные возможности укрепить свои шансы на успех. Поэтому после занятий я начинал терроризировать своих преподавателей. То к одному на консультацию запишусь, то к другому. Пусть видят, как я переживаю за дело, пусть берут мои старания на заметку. Я только что отстал от заведующей кафедрой «Экономика промышленности». Это была довольно симпатичная женщина средних лет, молодящаяся, но с замашками старой девы. Ходили слухи, что она действительно в свои тридцать восемь лет до сих пор остается девственницей. Скорее всего, брехня, но ведь слухи на пустом месте не рождаются. У Валентины Марковны не было ни мужа, ни детей, никто и никогда не видел ее с мужчиной. Но это ее личное дело. Я и не думал к ней приставать, а она и не пыталась со мной заигрывать. Чисто творческая встреча. Хотя какое может быть творчество в экономике? Это ж сплошная нудистика. Но как бы то ни было, расставались мы с Валентиной Марковной с видимым чувством обоюдного творческого удовлетворения. Она делала вид, что рада за меня, хотя на самом деле думала о том, что ей уже давно пора быть дома. И я делал вид, что доволен уроком, хотя всей душой был в общаге, где сейчас меня должна была ждать Женя. Видно, я не успел стереть с лица печать этого самого удовлетворения, поэтому не избежал ехидного вопроса поджидавшей меня за дверью девушки.

– Ну и как Валь-Марковна, хороша?

Это была Майя. Только она могла спросить такое. Как всегда – во всей своей красе. В одном только дисгармония – фирменный джинсовый комбинезон должен был подчеркивать стройность ее чудной фигуры, но в нем она казалась какой-то расплывчатой. Хотя, в общем-то, смотрелась здорово.

– Тсс! – Я приложил палец к губам.

Мне вовсе не хотелось, чтобы Валентина Марковна стала свидетельницей столь идиотского допроса. Ведь она могла выйти из кабинета вслед за мной.

– Что, спит? – снова съязвила Майя. – Это как же ты уморил бабу.

Она говорила на ходу, потому как я стремительно шел по гулкому пустому коридору. От кабинета подальше уходил. И от самой Майи уходил. Уж очень она была хороша собой, чтобы оставаться бесстрастным в ее присутствии. А я должен был оставаться таким, чтобы держать ее на расстоянии.

Я шел, пока Майя не схватила меня за руку. Мне бы вырваться, но я остановился.

– Ну, извини, – виновато потупилась она. – Наговорила тебе черт знает чего.

– Ничего, бывает. Рад тебя видеть. Извини, мне пора.

– Куда ты так торопишься? К ней? – досадливо поморщилась Майя.

Конечно же, я понял, о ком идет речь.

– К ней.

– Лучше б ты с Валь-Марковной.

– Снова городишь какую-то чушь.

– Это от обиды.

– Как там твой Игорек поживает?

Этим вопросом я давал понять ей, что не чувствую за собой никакой вины. Ведь это она меня бросила этой зимой, но никак не наоборот.

– Поживает! – нахохлилась Майя. Глаза ехидно сузились, губы скривились в язвительной параболе. – Привет тебе передает. Но без денег!

– Это ты о чем?

– Ох! Ох! Как будто я не знаю, что ты меня ему продал!

– Идиотка! – выпалил я.

А ничего другого на ум и не пришло.

Я повернулся к Майе спиной и широким шагом направился к лестнице. Но она не собиралась меня отпускать. Побежала за мной, как нашкодившая собачонка. Снова схватила за руку. Пришлось остановиться.

– Извини! Я знаю, что Игорь мне наврал!

– Твой Игорь – урод! Потому и наврал. А ты дура! Потому и поверила! Передай этому выкидышу, пусть держится от меня подальше. А то ведь язык вырву!

– И правильно сделаешь!

– А тебе бы уши надрать. Нашла кому поверить.

– Но ведь поверила, – с горечью во взгляде развела она руками. – Потому что дура. А передавать я ему ничего не стану. Между нами все кончено!

– Могу тебя поздравить, – усмехнулся я. – Этот жук тебя недостоин. Найдешь себе хорошего, достойного парня. Удачи тебе!

Я снова попытался уйти, но Майя вцепилась в мою руку с еще большей силой, чем в прошлый раз. Вцепилась в нее, как утопающий в спасательный круг.

– Какого парня?! – истошным голосом вопросила она. – У меня есть парень! Это ты!!!

– Извини, но поезд ушел.

– Да, но его можно догнать!

– Догнать можно, а пассажира снять – нет.

– Это ты про нее, да? Про эту, как ее...

– Женя ее зовут. Для тебя – Евгения, раз ты ее так не любишь.

– А за что ее любить? Парня у меня отбила!

– Да, но мне почему-то кажется, что ты сама все время от меня отбиваешься. Все к Игорьку бегаешь.

– Но я же не виновата в том, что он меня обманул!

Ответ родился в ту же секунду. Для этого мне пришлось немного перефразировать известную пушкинскую строчку:

– Ах, обмануть того не трудно, кто сам обманываться рад. А если ты и вправду поверила, то грош тебе цена.

– Но он так убедительно врал.

– У каждого свои проблемы. Мне пора.

– Но я не хочу, чтобы ты уходил. Я же тебя люблю!

И снова, в который раз, на меня смотрели глаза безоглядно влюбленной девушки. Но как можно было верить ей после того, как она, воспользовавшись совсем неубедительным предлогом, бросила меня. И хорошо, что бросила. Теперь я с Женей, и мы с ней счастливы.

– Ты не пробовала в театральный поступать? А то в тебе великая актриса умирает, – уничижительно усмехнулся я.

– Но я действительно тебя люблю. Вот увидишь, я буду тебе верной женой.

– Мне?! Женой?! Ну и шутки у тебя!

– Но ты обязан на мне жениться.

– Ну, я, конечно, порядочный человек, но не до такой же степени.

– Я не знаю, какая у тебя степень, но точно знаю, что жду от тебя ребенка.

– Чего?! – оторопело уставился я на Майю.

– У нас. Будет. Ребенок, – пытаясь скрыть наползающую на губы улыбку, отчеканила она.

– У кого у вас? И от кого?

– Я же говорю, от тебя. И у нас с тобой.

– Так, погоди, дай собраться с мыслями.

Я нащупал взглядом скамейку под Доской почета, обессиленно опустился на нее и в попытке привести себя в чувство потер ладонями виски.

– Собирайся, не собирайся, а от ребенка никуда не денешься, – усмехнулась Майя. – То есть ты можешь деться, а он со мной останется.

– Ты уверена, что от меня?

– На все сто. Во-первых, по срокам, а во-вторых... Я знаю, ты не поверишь, но у нас с Игорем вообще ничего не было.

– Не поверю, – кивнул я.

– А зря. Но убеждать в этом я тебя не буду. А буду убеждать, что ребенок от тебя. Можешь к врачу моему сходить, он скажет, когда меня надуло. Мы тогда с тобой встречались.

– Выходит, ты уже на четвертом месяце, – посчитал я.

– Да, и уже заметно.

Теперь я понимал, почему она была в комбинезоне. Скоро на платья свободного покроя перейдет. Но я-то здесь при чем?

– Может, ты что-то путаешь?

– Что я путаю? То, что ребенок от тебя? Я уверена в этом.

– Но... – начал было я.

– Я все поняла, – перебила меня Майя. – Наш ребенок тебе не в радость. В радость было его делать. Ладно, не хочешь, не надо, я уж как-нибудь сама.

Я видел, как на ее прекрасные глаза наворачиваются слезы, слышал, как дрожит от обиды ее голос.

– Прощай.

Она повернулась ко мне спиной. Она уходит. Уходит в надежде, что я ее остановлю. Но если я ее не остановлю, она уйдет. И родит. И будет воспитывать ребенка сама. И будет рассказывать ему, что его папа был летчиком.

– Погоди! – окликнул я Майю.

Но она не остановилась, лишь ускорила шаг. И все равно она от меня не ушла. Я нагнал ее, мягко взял за руку:

– Ну чего ты кипятишься? Дай в себя прийти.

Я пришел в себя. И склонился, как мне тогда казалось, к единственно правильному решению. Я сам рос без отца и прекрасно знал, что это такое. Своему ребенку я такого не желал.

А потом была встреча с Женей. Неловко, если не сказать грубо, я допытывался, не замечает ли она внутри себя каких-либо странностей. Похоже, вид у меня был при этом таким глупым, что она не просто догадалась, но еще и посмеялась надо мной.

– Ты думаешь, что я беременна? Спасибо за заботу, но ничего нет.

Уверенности в ее словах не было. Да и какая могла быть уверенность, если в последний раз у нас было совсем недавно, вчера. Зато улыбка на губах ярко сияет. Весело ей оттого, что я такой глупый. И приятно осознавать, что я забочусь о ней. Знала бы она, чем вызвана такая забота.

– Может, все-таки покажешься врачу? – не сдавался я.

Улыбка сползла с ее лица, взгляд принял озадаченное выражение.

– Что-то случилось?

– Да нет, нормально все, – с показной беспечностью сказал я.

– Тогда зачем этот разговор?

– Представь себе, но я только что узнал, откуда дети берутся.

Было бы смешно, если бы Женя в это поверила. Но, похоже, она пропустила мое глупое объяснение мимо ушей. Ее волновало другое.

– Ты боишься, что у нас может быть ребенок? – обеспокоенно спросила она.

– Нет, конечно. Хотя... Мы еще молодые, а ты вообще на первом курсе. Надо бы поберечься.

– Все зависит от тебя.

Ее пожелание было воспринято мною как руководство к действию. От меня зависело, быть ребенку или нет, поэтому наша с Женей встреча закончилась невинными поцелуями. Поцелуи. Когда-то они воспринимались как прелюдия к более серьезным отношениям. Сейчас же я воспринимал их как прелюдию к нашему расставанию.

Честное слово, если бы Женя по моей вине оказалась в интересном положении, я бы предпочел ее Майе. Но с Женей пока ничего не произошло. Создавшуюся неясность могло развеять только время. И дабы не попасть впросак, я продолжал встречаться с ней в ожидании, когда она преподнесет новость – не самую приятную в нашем положении, но избавляющую меня от всяких сомнений.

Но прошел месяц, другой, а Женя так и не потрясла меня такой новостью. Зато Майя поправлялась на глазах. Комбинезон сделался ей тесен, и в институте она стала появляться, как я когда-то предполагал, в платьях свободного покроя. Четвертый месяц, пятый. А на шестом у нее начались каникулы, которые должны были плавно перерасти в академический отпуск по уходу за ребенком. А я к этому времени успешно разобрался с летней сессией и государственными экзаменами.

Красный диплом и звание «лейтенант запаса» поставили крест на моих отношениях с институтом. Но свободным я себя не чувствовал. С одной стороны, меня притягивала Женя, с другой – Майя с не родившимся пока ребенком. Два месяца я стоял перед выбором, и вот настала пора, когда я должен был расставить точки над «i». Я принял решение, но, чтобы утвердиться в нем, провел небольшое расследование. Майя предлагала мне сходить к ее врачу, вряд ли ожидая, что я так и поступлю. Но я сходил к врачу и узнал, что в самом начале своей беременности она встречалась со мной. А я был далек от мысли, что Майя могла встречаться и со мной, и с Игорем одновременно.

И вот наступил тот день, когда я должен был поставить Женю перед свершившимся фактом. Ох, и долго я оттягивал этот момент, но все же это произошло. Вкратце, скрипящим от натуги голосом я обрисовал ей ситуацию и сказал, что ухожу к Майе.

– Пойми, она ждет от меня ребенка.

Я и сам понимал, что мои объяснения звучат более чем нелепо. Как понимал, что Женя не сможет их понять.

– Но это нечестно!

Я ждал, что за этим восклицанием последует тягостно-продолжительная истерика, но Женя больше ничего не сказала. Уронила голову на грудь и молча вышла из моей комнаты. Ушла, чтобы больше никогда сюда не возвращаться. Вслед за ней из этой комнаты вышел и я. И тоже для того, чтобы сюда не возвращаться. Закончилась моя учеба в институте, начиналась новая жизнь. Увы, в этой жизни не было места для Жени. И это при том, что в своем будущем с Майей я не был уверен.

6

По распределению я должен был ехать в далекий Казахстан. Мне, в общем-то, было все равно – не так страшен черт, как его малюют. Опять же, думал я, в любое время меня могли призвать на военную службу. Но призвали меня гораздо раньше, сразу же после выпуска. И все благодаря Майе, вернее, ее родному дяде, который занимал какую-то очень важную должность в областном военкомате. И служить мне выпало не абы где, а в славной мотострелковой дивизии, дислоцированной в нашем не менее славном городе.

Но прежде чем отправиться к первому в своей жизни месту службы, я должен был отгулять сначала свою собственную свадьбу, а затем отпуск. Родители Майи торопились выдать замуж тяжелую дочь, пока ее еще не совсем развезло. Торопились и успели. Шел шестой месяц беременности, но живот у Майи был не очень заметен. А грамотно пошитое свадебное платье вообще скрывало этот недостаток. Недостаток, который я должен был воспринимать как достоинство. Должен был, но почему-то не воспринимал. Ребенок, которого ждала Майя, казался мне обузой в этой жизни. Ведь я любил Женю. Но, в общем-то, я любил и Майю. И готов был полюбить нашего ребенка. Но каждый раз я представлял, как плачет в подушку брошенная мною Женя, и мне становилось не по себе. Иной раз хотелось схватиться за голову и бежать, бежать куда глядят глаза. Если без Жени, то вообще ничего не нужно.

Но все мои попытки сбежать из плена, в котором я оказался, закончились свадьбой. Загс, банкетный зал в столовой, пьянка-гулянка, все как положено. Изображая счастливого жениха, я находился в постоянном напряжении. Боялся, что среди гостей вдруг увижу Женю. Как же мне будет стыдно смотреть ей в глаза.

Но Женя не появилась. Зато вечером, в то время когда народ уже гулял вовсю, в толпе приглашенных гостей я вдруг обнаружил совершенно ненужного здесь Игорька. Пьяный, покачиваясь, с налитыми кровью глазами, он шел прямо на Майю. И, наверное, врезался бы в нее, если бы я не перегородил ему путь.

– Тпрр, лошадка! – осадил я его.

– А по башке? – злобно прошипел он.

Мне ничего не оставалось, как сделать ему больно и вывести на свежий воздух. Там я его и отпустил в надежде, что он немедленно исчезнет. Но Игорек не исчезал. И брызгал ядом, как бешеная собака слюной.

– Ты, урод! Ты еще пожалеешь!

– Еще слово, и я за себя не отвечаю. – Это было первое с моей стороны предупреждение.

Но Игорек ему не внял.

– Сука! Кровавыми слезами рыдать будешь!

Я не имел ничего общего с китайцами со всеми их последними предупреждениями. Поэтому от слов сразу перешел к делу. Подошел к Игорьку и ударил его в лоб самой мягкой частью кулака. Это был не только оглушающий, но еще и отрезвляющий удар. Парень понял, чем может закончиться для него моя повторная попытка вправить ему мозги. Понял и поспешно ретировался. Сел в новенькую «семерку» и был таков.

Майю искать не пришлось. Все это время она стояла неподалеку, молча наблюдая за развитием событий. Встревоженная, взволнованная. Я так же молча, но вопросительно посмотрел на нее.

– И надо было ему припереться, – сказала она с таким видом, будто чувствовала за собой вину.

Но ведь она же не виновата в том, что Игорек в нее влюблен. Как не виновата в том, что предпочла обеспеченной жизни с ним мою скромную персону. А ведь у меня нет состоятельных родителей, которые могли бы купить мне квартиру и машину. С Игорьком Майя могла иметь все, но она выбрала меня. Простила бы ему обман и вышла за него замуж, так нет, она стала моей женой. Потому что ребенок от меня. И потому что любит, не мыслит жизни без меня. И я ее любил. Да, любил. Хотел я это признавать или нет, но факт оставался фактом. И ее любил, и Женю. Но раз уж так вышло, что женился на одной, то другую придется забыть.

– Надеюсь, он не будет преследовать тебя дальше? – спросил я.

– Я тоже на это надеюсь. Ты же видел, он пьяный.

– С горя напился.

– Ну и что? А ты бы не напился, если бы я вышла замуж за другого? – пытливо посмотрела на меня Майя.

Я знал, какого ответа она от меня ждет.

– Напился бы, – кивнул я.

Ну, напиваться бы я не стал. Хотя, положа руку на сердце, кошки бы на душе заскребли, узнай я, что Майя вышла замуж за того же Игорька.

– Тебе не кажется, что нам уже пора? – загадочно улыбнулась она.

Нас ждала первая в нашей жизни брачная ночь. И пусть все цветы уже сорваны – даже плоды завязались, – своей актуальности она не теряла. К тому же мы оба уже устали и от торжеств, и от гостей.

– Пора, – кивнул я.

У нас не было своей квартиры. Но для нас был заказан номер люкс в самой лучшей гостинице города. Майя считала, что так будет гораздо романтичней, чем в квартире у ее родителей. Но меня гостиница больше настраивала на походный лад, нежели на романтический.

– Этот год обещает быть самым насыщенным, – снимая с себя пиджак, сказал я. – Диплом, свадьба. А впереди армия и ребенок. Отпуск пролетит, не заметишь, а потом в часть.

– Ты так говоришь, как будто эта часть где-то на луне находится. Все рядом. Днем служишь, ночью со мной.

Жить мы предполагали у родителей Майи. Мне такой вариант не нравился, поэтому я искал альтернативу.

– А если меня куда-нибудь к черту на кулички зашлют? В городе только штаб и два полка, а третий полк в ста километрах.

– Не волнуйся, дядя уже обо всем договорился. Служить будешь в городе. А если зашлют, поеду с тобой.

– Ты уверена в этом?

– Уверена. Как в том, что я твоя жена.

Хотелось бы мне, чтобы ее слова шли от души. Я смотрел ей в глаза, и мне казалось, что ее решимость быть со мной во всех тяготах и лишениях была самой что ни на есть искренней. Но мне нужна была не только решительная, но и верная жена. Пока Майя была мне подругой, я еще мог простить ее уход к Игорьку. Но сейчас она мне жена, и если вдруг изменит, то пусть пеняет на себя. Я не знал, что с ней тогда сделаю, но мало ей не покажется.

Отгремела свадьба, как миг пролетел отпуск, совмещенный с медовым месяцем. Сочи, море, пальмы. Но не все коту масленица. Настала пора, когда лейтенант Сокольский должен был явиться в штаб мотострелковой дивизии. Из запаса «гражданский лейтенант» уже выбыл, но военной формой еще не обзавелся. Поэтому перед начальником отдела кадров я предстал в штатском. Он неприязненно глянул на меня, просмотрел мои документы, уныло вздохнул и выписал мне предписание в тот самый полк, который находился в ста километрах от города. Похоже, он ждал, что я начну возмущаться, но я воспринял эту новость как должное. Может быть, в награду за мое спокойствие он сообщил мне приятную новость. Оказывается, в полку только что сдали новый дом, и часть офицерского общежития освободилась. А это значило, что как человек семейный я мог претендовать на служебную жилплощадь.

В полку меня приняли без особой радости. Я должен был доложить о своем прибытии командиру, но тот даже не захотел меня принять, переадресовал начальнику штаба, а тот, недолго думая, отправил меня в строевую часть.

Зато у начальника политотдела я провел битый час. Он долго и нудно выяснял, почему я так бестолково использовал пять лет, проведенные в институте. Оказывается, за это время я просто обязан был вступить в ряды коммунистической партии. Сначала был допрос, затем занудная лекция о политике партии и правительства. В конце концов начальник политотдела выдавил из меня обещание вступить в партию и отпустил.

Я поступал в распоряжение командира второго батальона. Но прежде чем отправиться в подразделение, я заглянул к начальнику вещевой службы. Пора бы и переодеться. Начальником этой службы был совсем еще молодой, но чрезвычайно деловой и заносчивый старший лейтенант. Фуражка невероятных размеров, идеально ровные, судя по всему, негнущиеся погоны, превосходно пошитый китель, блестящие и ровные, как трубы, хромовые сапоги. Словом, щеголь армейский. На откормленном лице написано пренебрежение ко всему окружающему миру и ко мне в частности.

– Экономист? – с кривой усмешкой спросил он.

Я удивился. У меня что, на лбу написан экономический факультет? Скорее всего, он уже проведал обо мне из каких-то своих закрытых для общего пользования источников.

– Ну, есть немного, – пожал я плечами. – А что?

– А то, что на мое место и не мылься.

– Ничего себе. Даже не думал.

Действительно, по логике вещей я мог занять место начальника какой-нибудь тыловой службы. Но наша военная кафедра «пекла» исключительно командиров мотострелковых взводов. Именно на эту должность меня направляли сейчас. Если, конечно, комбат не найдет мне иное применение.

– И не думай. Женат? – Он многозначительно посмотрел на золотое кольцо на пальце моей правой руки.

– Женат.

Я настороженно смотрел на этого хлыща. Не слишком ли много вопросов он задает?

– Кольцо снять надо будет, – важным, чуть ли не повелительным тоном сказал он.

Пришлось ставить его на место.

– А ты кто такой?

Но старлей не очень-то и смутился.

– Начальник вещевой службы. Если тебе это о чем-то говорит. А еще кадровый офицер. В отличие от всяких там «пиджаков».

Я был на военных сборах и знал, как называют в войсках офицеров-двухгодичников. Как знал, что к ним здесь относятся не лучше, чем к студентам с «женского» экономического факультета. Надо сказать, я был готов к пренебрежительному к себе отношению, которое демонстрировал сейчас этот щеголь. Но, видно, вспыхнули в моих глазах какие-то зловещие искорки, если «вещевик» решил сменить холодный гнев на еще более холодную милость.

– А насчет кольца я тебе как профессионал говорю. У нас в училище один с кольцом был, в машину загружались, поскользнулся, за крючок зацепился, и нет пальца, с мясом вырвало. Или ты думаешь, что ничего здесь делать не будешь?

Я промолчал. Не было никакого желания развивать эту глупую тему. Скажет командир снять кольцо – сниму. Может, и сам сниму, но не сейчас.

– Не волнуйся, Губаров у нас такой – по самое некуда загрузит, – продолжал умничать старлей. – Так что хлебнешь. Все как у нормальных людей будет. Только в Афган не пошлют, там своих дилетантов хватает.

– Может, довольно? – не выдержал я.

Мне хватило такта, чтобы воздержаться от более резкого выпада в адрес этого балабола.

– Что, не нравится? – усмехнулся старлей. – А зря. Слушал бы, на ум наматывал.

– На ус, – поправил я его. И, не давая продолжить, перевел разговор в другое русло. – Мне бы переодеться.

– Переодеваются в раздевалке перед уроком физкультуры, – усмехнулся он. – А у нас получают военную форму одежды. Иди к начальнику склада, он сейчас на месте. Я позвоню.

Начальник склада, старый прожженный прапорщик, встретил меня с таким видом, будто и знать не знал о моем существовании. Или даже знать не хотел. «Ходят тут всякие», – читалось в его глазах.

– Думаешь, у меня что-то на тебя есть? – угрюмо, с хитрым прищуром спросил он.

– Ну, мне сказали...

– Вот тебе и «ну». Говорить у нас все мастера. Я солдат одеваю, а офицерам материал на пошив выдаю. А вам... гм, товарищ лейтенант, готовая форма полагается. Не солдатскую же парадку выдавать.

Прапорщик долго и выжидательно смотрел на меня. Но ничего не дождался. Хотя бы потому, что в тот момент я не понимал, чего ему от меня надо. Это уже потом я узнал, что этот пройдоха хотел раскрутить меня на магарыч.

– Ладно, что-нибудь придумаем, – махнув на меня рукой, разочарованно протянул он.

То ли думать было не из чего, то ли напрягаться особо не хотелось, но китель, который он мне выдал, был как минимум на размер меньше требуемого. По швам не трещал, заплат не имел, но смотрелся на мне, как тришкин кафтан. И полушерстяная полевая форма не очень-то соответствовала моему размеру. И ничего другого в запасниках у прапорщика не имелось.

– Мне бы лучше на размер больше или на два. Я бы ушил.

– А ушивать нельзя! – словно его ужалили, взвился начальник склада. – Порча государственного имущества! Да и нет у меня больше. Ты на себя посмотри! У тебя пятьдесят шестой, рост пятый. А у меня только пятьдесят четвертый, рост четвертый. Так что не повезло тебе. Вернее, вам. Короче, чем богаты, тем и рады!

Зато парадная форма и обувь соответствовали моему размеру. Но ведь мне же не в парадной форме по части ходить. Я получил почти все, что положено было мне по офицерской норме довольствия – вплоть до нижнего белья и носков. Шинели, кителя, брюки, фурнитура. Набрался целый ворох, который с трудом уместился в баул из плащ-накидки. И это при том, что я так и остался в гражданке. Ведь нужно было еще оборудовать и нашить на китель погоны и петлицы. А я, если честно, даже не представлял, как это делается. Придется везти все домой, там мама что-нибудь придумает. А домой могут и не отпустить, служба уже началась, а завтра будние дни. Хорошо, если с жильем проблема решится, а если нет...

Я попросил прапорщика оставить баул с вещами у него на складе, но он воспротивился. «Ты уже расписался, и если что-то пропадет...» Пришлось тащиться в расположение батальона с подъемной, но неудобной в транспортировке ношей.

Шедшие навстречу мне люди улыбались. Но я бы не сказал, что эти улыбки носили дружелюбный характер. Офицеры насмехались надо мной почти в открытую, солдаты же прятали насмешки, но не очень старательно. Как будто на лбу у меня было выбито жирным текстом «недолейтенант-двухгодичник».

Возможно, мне только казалось, что я стал предметом всеобщих насмешек. Резкая смена обстановки, перепад мозгового давления – мало ли что могло померещиться. Но когда я наконец-то попал в казарму, где находился штаб батальона, дневальный посмотрел на меня, как воробей на таракана. Так и склевал бы меня, будь его воля. Но он всего лишь крикнул: «Дежурный по роте, на выход!»

Откуда-то из глубин спального помещения вынырнул толстощекий сержант с оттянутым до колен ремнем. Расстегнутый чуть ли не до пупа ворот «хэбэ», свежий подворотничок толщиною в палец. Подозрительно-настороженный взгляд, застывшая на лице ухмылка.

– Вот, служить прибыл, – сказал я.

Сержант моментально расслабился, ухмылка ожила.

– А-а, ясно. А чего не в форме?

Я взглядом показал на свою ношу:

– Вот, только что выдали.

Сержант почесал затылок.

– Странно, я думал, ты будешь в форме. И не один. Ладно, пошли.

Он махнул рукой, увлекая меня за собой. Мы вместе вошли в огромных размеров помещение, большую половину которого занимали двухъярусные кровати. Широкий, крытый паркетом проход, койки стройными рядами, стулья, тумбочки. Чистота, порядок. Людей почти нет.

Сержант подвел меня к идеально заправленной койке возле самого прохода.

– Здесь и будешь жить.

Сначала я бросил вещи на кровать, и только затем до меня дошло, что это место не может быть моим.

– Эй, ты чо, охренел? – рявкнул сержант.

И ногой пнул мой баул, отчего тот раскрылся. Часть вещей упала на пол. Офицерские фуражки, сапоги, портупея.

– Э-э, я не понял! – ошеломленно глянул он на меня.

– Что тут непонятного? Офицер я, лейтенант.

– А-а, так бы сразу и сказали, товарищ лейтенант. Двухгодичник?

– Угадал.

– Э-э, хорошо, что угадал. Тогда тебе к ротному надо. Или к комбату. Ты у комбата был?

– Нет.

Только я ответил, как перед нами возник молодой совсем парень в офицерской рубашке. На плечах лейтенантские погоны. На лице печать великодержавной важности.

– Что здесь происходит? – так же важно спросил он, обращаясь к сержанту.

Тот не стал вытягиваться в струнку перед офицером, но в его голосе звучало почтение.

– Да вот, товарищ лейтенант, офицер к нам прибыл.

Зато во взгляде, брошенном на меня, угадывалось пренебрежение.

– Из какого училища? – с интересом посмотрел на меня лейтенант.

Но сам все понял, глянув на разбросанные вещи:

– А-а, понятно. По призыву?

– Ага.

– Ему к комбату надо, – подсказал сержант.

Но лейтенант резко его одернул:

– Тебя, Патрикеев, не спрашивают. Почему в сортире бардак?

Сержант исчез – как будто корова языком слизала.

– Я слышал, он к тебе на «ты» обращался, – вполголоса сказал лейтенант. – Не знаю, учили вас там, в институте, или нет, но не позволяй солдатам обращаться к себе на «ты». И на голову сядут, и ножки свесят.

– А ты давно уже служишь?

– Очень давно, – улыбнулся лейтенант. – Целых три недели.

– А сержант тебя слушается, – заметил я.

– Так я тебе о чем и говорю. Как себя поставишь, так и служба пойдет. Олег!

– Всеволод.

Олег провел меня в ротную канцелярию, где я смог оставить вещи. Затем сопроводил в штаб батальона.

Комбат встретил меня хмурым взглядом. Это был могучего вида мужчина с бритой под ноль головой и темным от загара лицом.

– Товарищ командир батальона, лейтенант Сокольский явился, – начал было я, но офицер меня перебил:

– Во-первых, не товарищ командир, а товарищ майор, во-вторых, не явился, а прибыл. Ну а в-третьих, прибыл так прибыл. Лишний... э-э, патрон... э-э, в бою не помеха. Если, конечно, патрон этот стреляет. Честно тебе скажу, дорогой ты мой, не люблю я двухгодичников. Одни убытки от вас. Ты не обижайся, это я не про тебя. А может, и про тебя. И какой же черт придумал военную кафедру. Боевая масса бронетранспортера?

Вопрос, последовавший вслед за риторическим, прозвучал так неожиданно, что я растерялся.

– Ну чего молчишь? – усмехнулся комбат.

– Какого бронетранспортера?

– А машинки такие, с большими колесиками, башенки там еще такие с пулеметиками. Может, видел?

– Ну, есть БТР-70, а есть БТР-60.

– А-а, ты и это знаешь, – приятно удивился майор. – Есть еще БТР-80, но мы его еще не получали. У нас «семидесятки» на вооружении. Про него и спрашиваю. Какая у него боевая масса?

– Не знаю, – честно признался я.

– Плохо. А какое вооружение на машине, знаешь?

– Ну, пулемет башенный. Э-э, крупнокалиберный. И еще мелкокалиберный.

– Тьфу ты! Мелкокалиберный! Нет такого слова. И с каких это пор «семь шестьдесят два» стал малым калибром? Ладно, что с «пиджака» возьмешь. Ты извини, что я тебя так называю. Но как я еще могу тебя называть? Как у тебя со спортом? Кросс на десять километров пробежать сможешь?

– Смогу, – уверенно сказал я.

– А бегал?

– И бегал, и добегал.

– И за сколько?

– Ну, самый лучший показатель – сорок восемь минут.

Бегал я отлично. За что несколько раз был использован на студенческих соревнованиях по легкой атлетике. Звезд с неба не хватал, но и борозды вроде бы не портил.