355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Колычев » Мрак в конце тоннеля » Текст книги (страница 4)
Мрак в конце тоннеля
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 05:12

Текст книги "Мрак в конце тоннеля"


Автор книги: Владимир Колычев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– А заодно собрание проведем, – постановил я. – Решать надо, как дальше жить будем… Ты, капитан, информацию подготовь, что там за уровень радиации наверху. И нам «карандаши» раздай.

– Какие карандаши? – не понял «капитан».

– Индивидуальные дозиметры. Трубки такие блестящие.

– А-а, ИД-1?.. Так это, они старые, не работают. Там налет какой-то внутри…

– А рентгенометр? Ну, зеленый такой, с микрофоном, – оговорился я.

– С зондом, – поправил меня капитан. – Рентгенометр ИД-5…

– Что, тоже не работает?

– Нет, этот работает. Я замеры делал. Могу показать…

– И сколько мы рентген получили? Ну, примерно?

– Я не знаю. Индивидуальные дозиметры показали бы, но они не работают…

– А рентгенометр?

Эти вопросы я задавал по пути в помещение, где находились измерительные приборы. Я шел широким шагом, и Болгаров едва поспевал за мной.

– Он замеряет ионизационный ток. То есть обнаруживает процесс, который образуется после ядерного излучения. Излучение ионизирует вещество, вокруг которого образуются ионизационные токи. Чем больше токи, тем большее поражение мы получили…

«Капитан» говорил не очень быстро и внятно, я не совсем его понимал.

– Я слышал, уровень радиации сейчас порядка ста рентген, – вспомнил я, о чем говорил Валера.

– Да, примерно такой уровень был в момент взрыва. Но это проникающая радиация. Это гамма-излучение и поток быстро движущихся элементарных частиц – нейтронов, протонов, бета– и альфа-частиц. И длится это излучение всего несколько секунд после взрыва…

Мы вошли в помещение, кое-как оборудованное под пост радиометрического контроля. На шатком обшарпанном столе стояла коробка с индивидуальными дозиметрами, прибор «ДП-5» с микроамперметром на нем, кнопками, тумблерами и переключателями, войсковой прибор химической разведки; на стеллажах лежали свернутые и в чехлах комплекты общевойсковой защиты, противогазы, а на стенах было развешано несколько плакатов гражданской обороны. Жаль, что я не удосужился ознакомиться с ними раньше, а то не выглядел бы сейчас болваном в своих собственных глазах… Ну не понимал я, как радиоактивное излучение может длиться всего несколько секунд: ведь известно же, что проходят годы и столетия, прежде чем оно сходит на нет. А тут какие-то секунды… Но ведь Болгаров говорил со знанием дела.

– Излучение ионизирует клетки нашего тела, разрушая их, – положив ладонь на рентгенометр, продолжал Болгаров. – Самая сильная ионизирующая способность у альфа-излучения, но у него очень слабая проникающая способность. Его может задержать обычный лист бумаги. Так что здесь, в бункере, альфа-частиц точно нет. У бета-излучения проникающая способность больше, но в наше бомбоубежище оно тоже не проникло, в этом я вас уверяю. У гамма-излучения проникающая способность выше, чем у бета, в сто раз, но к нам оно проникло в незначительных количествах. Наибольшую опасность для нас представляет нейтронное излучение – вот оно-то и побывало у нас, и дало те самые сто рентген, о которых вы говорите. Но ионизирующая способность у нейтронов гораздо ниже, чем у альфа-частиц. Вот если бы сто рентген дало бы альфа-излучение, мы бы, возможно, здесь бы с вами не разговаривали… Сейчас нейтроны к нам уже не проникают, уровень радиации обычный для природной среды. Но клетки нашего тела в какой-то степени ионизированы, и мы можем замерить ионизационные токи – узнать, насколько мы, так сказать, фоним.

Болгаров настроил прибор, поднес зонд к моей груди. Стрелка даже не шелохнулась.

– Вот видите, первый поддиапазон молчит, – с безмятежным видом прокомментировал он. – Что ж, перейдем на миллирентгены.

Он щелкнул переключателем, но стрелка осталась на месте. И с третьего раза ничего не получилось. И только когда он перешел на четвертый поддиапазон, стрелка поднялась до половины шкалы.

– Ну вот, всего двадцать пять миллирентген. Жить будете, товарищ… Я не совсем понял, кто вы по званию…

– Майор, – подсказал я.

– Жить будете, товарищ майор.

– А двадцать пять миллирентген – это опасно?

– Нет, это вполне допустимая доза.

«Капитан» успокоил не только меня, но всех моих товарищей по несчастью, что находились за мной. Все они жадно и с волнением внимали специалисту.

– А это, санитарную обработку проводить надо? – спросил «моряк». – Ну, помыться там, одежду выстирать…

– Если только заражение обмундирования и кожных покровов составит пятьсот миллирентген в час. У вас и пятидесяти не наберется… Но коли есть желание принять душ и постирать одежду, возражать не буду. Запас воды у нас приличный, при разумном расходовании хватит на несколько месяцев…

– А до этого у нас закончится провизия, – озадаченно протянул «гаваец».

– Так через две недели можно будет на поверхность выйти. А там и еда, и вода… – «Моряк» озадаченно почесал затылок. – Только я чего-то не пойму. Излучение действует несколько секунд, и все? Тогда почему на поверхность выходить нельзя?

– Потому что там излучение, – ответил «капитан». – Но уже не от самого взрыва, а от выпавших радиоактивных веществ. Это продукты деления атомного горючего, оставшиеся после взрыва части ядерного заряда, а также радиоактивные изотопы, образовавшиеся во внешней среде под воздействием нейтронов… Все это сейчас очень сильно фонит, создавая угрозу для жизни. Радиоактивная пыль может попасть на одежду, на кожу, вызывая ионизацию клеток. Но самое страшное, если альфа-частицы попадут в организм с водой или едой… Так что прежде чем выйти на поверхность, нужно дождаться, когда понизится уровень радиации. А понижается он с кратностью в семь часов. Через семь часов после взрыва он должен уменьшиться в десять раз, через четырнадцать – в двадцать, через сорок девять часов – в сто раз, через две недели – в тысячу раз… Должен уменьшиться в тысячу раз, а как будет на самом деле, покажет время… Выйдем на поверхность, сделаем замеры – прибор «ДП-5» у нас работает, защита есть, противогазы тоже…

– А противогазы в рабочем состоянии?

– Э-э… – замялся Болгаров. – Думаю, что да…

– Хлорпикрин есть?

– Нет, нет, нет! – замахал руками «капитан», радуясь тому, что нет возможности создать газовую камеру, где бы он на себе проверил работоспособность противогазов. – Да и не нужно это!

– Как это не нужно?

– Трудней задержать химическое вещество, а радиоактивную пыль задержит даже неисправный противогаз…

– А если нас еще и химией начнут травить? – спросил «моряк».

– Э-э… Ну все, конечно, может быть…

– Хреново ты к войне подготовился, капитан!

– А кто ж знал, что так будет?

– Создали тут бутафорию!

– Так нам только за это деньги и платили… Надо наверх пробиваться, в третий блок, там все на случай войны… Только я не знаю, захотят ли они поделиться с нами. Пока все нормально, пока хотят договариваться, а что будет через две недели, я не знаю. Может, они с ума к этому времени сойдут! Может, вырежут нас всех к чертовой матери!

«Капитана» затрясло от собственного пророчества. Мне даже показалось, что сейчас он еще и расплачется… Да, неважный попался нам командир. Вроде бы и умный мужик, а толку от него никакого. Но и мне вовсе не хотелось брать на себя его обязанности. Пусть он дальше руководит процессом, а я буду сдерживать толпу, в роли добровольного жандарма.

2

Я стоял у плаката с изображением рентгенометра «ПД-5». Лампочка под сводчатым в разводах потолком едва теплилась, но все же я смог прочесть информацию о его назначении. Измеритель мощности дозы являлся основным прибором для измерения уровня радиации и радиоактивной зараженности различных предметов по гамма-излучению. По гамма-излучению!

А ведь я чувствовал какой-то подвох. Поэтому и пришел в пункт дозиметрического контроля. Проснулся среди ночи; тьма вокруг, а в ней разлита тревога, и она тяжелыми каплями скатывалась на сознание, лишая меня покоя. Я чувствовал радиацию, я ощущал, как она разъедает меня изнутри, как разлагает мозг, сердце, легкие, печень, почки. А Болгаров уверял, что ничего страшного не происходит. Что-то не то было в его объяснениях, что-то не то…

«Капитан» сейчас спал. Отсек, в котором он обитал, оборудован был железной дверью, и не так-то просто до него добраться.

Кубрик этот находился в конце полутемного коридора, у аварийного входа. У тяжелой сейфовой двери я увидел «моряка», Сергея Павловича Князьева, как он мне представился, и еще одного дневального из дежурной смены. Они стояли на полусогнутых ногах, чуть наклонившись вперед. И лицом друг к другу. Но смотрели куда-то вверх, навострив уши.

Услышав мои шаги, «моряк» протянул ко мне руку, требуя тишины. Я замер, прислушался. За дверью, где-то под потолком, раздавался странный звук. Как будто гигантская крыса разрывала лапами землю.

– Что там такое? – шепотом спросил я.

– Не знаю, – пожал плечами «моряк». – Как будто кто-то скребется.

– Кто?

– Спроси что-нибудь полегче.

– Может, сверху к нам кто-то продирается?

– Запросто… Они там дизель экономят, напряжение в сети совсем никакое. Мы для них лишние. Может, вырезать нас хотят?

– Зачем? Им проще провод к нам отрезать, – логически рассудил я.

Но все же тревога в душе усилилась. Не к добру этот шум за дверью аварийного входа.

У нас была связь с третьим блоком – Болгаров часто разговаривал с начальником гражданского бомбоубежища, спрашивал радиационную обстановку, просил повысить напряжение в сети; и вроде бы общение проходило бесконфликтно. Иногда до нас доносились звуки сверху – то дверь с силой откроется, стукнувшись о стену, то что-нибудь упадет. Этажи разделяли не только плиты перекрытия, но и слой земли, поэтому мы не могли слышать шаги какого-нибудь тяжеловеса. Зато легко улавливались звуки воды, льющейся сверху по трубам за стеной умывальника. Это указывало на то, что над нами бурлила жизнь.

Ну а вдруг обитателям третьего блока не хватает жизненного пространства, вдруг им нужны наши просторы, не заселенные и на десять процентов? Что, если поэтому они готовят диверсию?.. Но ведь можно просто договориться? Мы пустим их сюда, а они поделятся с нами продовольственными запасами… А если они не хотят делиться? Вдруг мы для них настолько чужие, что нас уже приговорили к смерти?

Все эти мысли противоречили здравому смыслу, но тревога становилась все сильней. И шум за дверью сгущал ее, а еще, также извне, в мое сознание, казалось, вплывали телепатические волны, внушающие мне беспокойство. Мало-помалу я становился неврастеником, и меня уже пугало все – и ядерное пепелище на месте Москвы, и эта невыносимая толща земли со всех сторон. Казалось, еще чуть-чуть – и меня накроет приступ клаустрофобии.

И не было уже никаких сомнений в том, что я стал жертвой ядерной войны. Почти никаких… Сомнения заменило чувство тревоги, и оно, казалось, сводило меня с ума. А ведь шла всего третья ночь нашего заточения. Неужели через неделю я стану законченным психом?

Шум за дверью вдруг стих. Но теперь тревога исходила от самой тишины, вязкой, гнетуще-тяжелой.

– Кажется, успокоились, – безрадостно прошептал «моряк».

Сергей Павлович действительно был акционером нескольких металлургических заводов, миллионером. Но, поскольку непосредственного участия в управлении этими предприятиями он не принимал, то врагов у него, как ему хотелось на это надеяться, не было, поэтому жилось ему спокойно и опасения за собственную жизнь не донимали. Поэтому и не пользовался услугами телохранителей, которых мог бы взять с собой сюда, под землю. И это хорошо, иначе бы мне пришлось иметь дело с ними за то, что я наехал на их босса.

А ведь я действительно готов был подраться с ним, чтобы приструнить распоясавшуюся толпу. Я в тот день и собрание провел, и даже организовал дежурство по бункеру. И лекарства в медпункт вернулись в тот же день.

Мне удалось предотвратить бунт на корабле. Но сейчас я, пожалуй, не взялся бы за это дело. Не хотелось мне ни во что больше ввязываться: лень меня одолела. Замкнутое пространство, казалось, высасывало жизненную энергию, насыщая образующиеся пустоты апатией, густой, как болотная жижа. И еще изнутри меня разъедала радиация, заставляя принимать на грудь больше обычного. Коньяк заканчивался, запасов спиртного в убежище не было, и я даже представить боялся, что будет со мной, когда нечем будет глушить свой страх… Тогда я точно сойду с ума через неделю.

Со скрипом открылась дверь, и к нам вышел заспанный Болгаров. Вместо полевой формы на нем был байковый спортивный костюм, такой же мятый, как и его лицо.

– Что у вас тут такое? – потирая глаза, спросил он.

– Да за дверью шуршал кто-то, – ответил Сергей Павлович.

– Мыши?

– Ага, размером со слона.

– Тогда уже размером с мамонта, – в мрачной усмешке скривил я губы. – У мамонта бивни есть, а слону землю рыть нечем…

– Может, вы сами раздули этого слона? – спросил «капитан». – Из мыши.

– Может, и раздули. А ты, я так думаю, этого слона сдул. «ДП-5» какое излучение измеряет?

– Радиоактивное.

– А точней? Альфа, бета, гамма?

– Ну, гамма… Хотя можно и бета-излучение обнаружить. А что такое?

– Нейтронное излучение оно не обнаруживает. И не замеряет. А у нас тут больше всего нейтронное излучение было. Какую дозу мы получили?

Я едва не разорался от волнения. Точно, нервы ни к черту. Что-то нужно делать, иначе я и недели не протяну.

– Ну, не очень большую…

– А фонит от нас как?

– Ну, вы же купались, одежду стирали… Успокойся, Платон Григорьевич, – встревоженно смотрел на меня Болгаров.

– Надо было и гамму замерить. – Мне пришлось напрячь всю свою волю, чтобы взять себя в руки.

– Нечем.

– Мог бы и сказать…

– Должен же я был вас как-то успокоить… Я вам даже больше скажу. Прибор не работает. То есть он работает, но там встроенный источник радиации…

На губах у Болгарова заиграла торжественно-загадочная улыбка, как будто он собирался сообщить нам сенсационную новость. Но в это время послышался женский визг.

Он исходил из коридора, соединяющего между собой первый и второй блоки.

– Что там такое?

Пока моя голова соображала, ноги уже понесли тело вдоль по большому коридору. И все остальные полуночники бросились за мной.

В перемычке между блоками находилась телеграфная, а напротив – большое жилое помещение, разделенное дощатыми перегородками на несколько комнат для семейных пар. В этих отсеках и сырости было поменьше, чем в нашем, например, кубрике, и теплей, и светлей, и кровати стояли нормальные, а не нары. В одной из комнат что-то происходило.

Какой-то женщине мог присниться кошмарный сон, но я почему-то далек был от этой мысли. Интуиция подсказывала мне, что произошло нечто экстраординарное.

Я сворачивал в переходной коридор, когда снова прозвучал женский крик – на этот раз протяжно, надрывно и пронзительно. И еще я услышал чье-то злобное рычание и глухие удары.

Железная дверь тамбура, общего для семейных комнат, была открыта. И следующая, тонкая деревянная дверь распахнута настежь; переступив порог, я увидел жуткую картину. Один здоровяк держал «гавайца» за сведенные за спину руки, а другой – бил жертву кулаками в живот. Его подруга Нина стояла на кровати в розовой пижаме и что есть мочи кричала, призывая на помощь. Но налетчики никак не реагировали на это. Похоже, они ничего не соображали и не понимали, что их могут остановить силой.

Это были люди из нашей группы – Слава и Сева, как они называли друг друга. Бритоголовый Слава в натовском камуфляже работал кулаками, а его дружок Сева держал жертву. И у обоих вид совершенно невменяемый, глаза мутные, невидящие.

Слава, казалось, даже не увидел меня, когда я, схватив его за плечо, развернул к себе лицом. И никак не отреагировал, когда я ударил его головой. Это был мой коронный удар, и Слава не смог устоять на ногах. Сознание он потерял еще в падении, а на бетонный пол тяжело бухнулось уже бесчувственное тело. Следом за ним упал и «гаваец», потому что его уже некому было держать, а сам стоять он не мог.

Сева отступил в угол между шкафом и стенкой. Он смотрел на меня так, как будто только что проснулся и сейчас не мог понять, что происходит.

– Ну ты и урод! – разъяренно заорал на него я.

– Я… Я не хотел…

На самом деле Сева все понимал и отдавал себе отчет в своих действиях. Только по физиономии получить не хотел, поэтому и напустил на себя жалкий вид.

– Это все Слава!

Он пальцем тыкал в своего дружка, который лежал на полу и конвульсивно дергал ногой, будто подтверждая свою вину.

Похоже, я переборщил с ударом – как бы до летального исхода дело не дошло. Я склонился над Славой, приложил средний и указательный пальцы к его кадыку, свел их чуть-чуть в сторону к углублению, где ритмично, без затуханий бился пульс. Я несколько раз несильно хлестнул его ладонью по щекам, и он открыл глаза. И нога дергаться перестала. И сам он даже не пытался брыкаться…

– Это все Слава, – повторил Сева. – Бабу захотел…

– Моя Нина – не баба!

«Гавайцу» помогли подняться на ноги. Пошатнувшись, он подошел к Севе и с такой силой врезал ему кулаком в челюсть, что тот гулко стукнулся затылком о стену и с обморочным видом сполз на пол. Но и сам мститель не смог при этом удержаться на ногах, хорошо, Валера вовремя подоспел; обхватив его руками, смог удержать на весу.

– Эта сволочь сказала, что я с ним теперь должна жить, – пояснила Нина, показав на поднимающегося с пола Славу.

– А что, одним все, а другим ничего? – возмущенно спросил тот, с ненавистью глянув на меня.

– Животное!

А что я еще мог сказать? Оскотинился мужик, потерял человеческое лицо, потому и напал на более слабого «самца», чтобы завладеть его «самкой». И ни к чему тратить сейчас на него слова, пытаясь убедить его в том, что так поступать непозволительно. Судить его надо. Собрать людей и судить. А может, и смертный приговор ему вынести. Чтобы другим неповадно было.

Слава поднялся на ноги, пугливо отошел к дальней стене и по-шакальи, исподлобья обвел взглядом собравшихся в комнате людей.

– Ты, козел, я тебе сейчас морду набью! – заорал на него Валера.

Он думал, что Слава дрогнет перед ним, но тот, напротив, взбеленился.

– А давай раз на раз! – в бешенстве заорал он. – Я тебя сейчас самого козлом сделаю!

– Обломаешься!

Валера струхнул, но попытался скрыть внутренний страх за внешней бравадой.

– А ты, Слава, точно животное!

Зато «моряк» ничуть не боялся сойтись с подлецом на кулаках. И рукав на куртке стал закатывать.

– Я тебя сейчас бить буду.

Совсем недавно я всерьез думал, что во мне перегорело желание радеть за справедливость. Но даже сейчас, под гнетом сильнейшей депрессии, я готов был бороться за нее не только на словах, но и на деле. Можно было бы отдать Славу и его придурковатого дружка на растерзание толпе, но все-таки я решил изолировать их, чтобы затем устроить показательный суд.

Я сам шагнул к Славе, чтобы взять его за шкирку, но тот, похоже, окончательно пришел в себя. Парень он мощный, тяжеловесный, и «гавайца», как я видел, бил со знанием дела. Но в том-то и дело, что я видел, как он избивал слабого. И алкогольный градус во мне снизился до критического порога, за которым я слабо владею собой. Одним словом, у меня чесались кулаки, поэтому я с удовольствием навалился на противника.

Тот действительно оказался неплохим бойцом и даже смог провести точный удар. Правда, я чуть увел голову в сторону, и кулак хоть и больно, но всего лишь чиркнул по челюсти. Я резко сблизился с противником, и мой кулак тараном врезался Славе под самый подбородок. И еще удар, и еще…

Когда я иду на удар, меня лучше не злить. А Слава смог это сделать, поэтому я потерял контроль над собой. И хорошо, что «моряк» оттащил меня от жертвы.

Я разъяренно глянул на Сергея Павловича, но наказывать его не стал.

– Если ты такой умный, вяжи эту тварь!

«Моряк» согласно кивнул и, приподняв полы охотничьей куртки, начал вынимать из брюк ремень.

Я глянул на Валеру и глазами показал ему на Севу. Тот все понял и тоже стал доставать поясной ремень, чтобы связать парня.

– Не надо! Хватит! – вмешался вдруг Болгаров. – Я вам сейчас все объясню! Дело в том, что…

Но ничего объяснить он не успел. Вдруг со стороны запасного входа что-то взорвалось. Звук был резким и таким громким, что, несмотря на расстояние, зазвенело в ушах. И стены содрогнулись, и пыль с потолка посыпалась.

Люди, собравшиеся у дверей комнаты – а их было много, побежали на звук. Любопытство разобрало и меня, но я должен был закончить с преступниками. Одного вязал «моряк», другого – Валера, а я наблюдал за ними, ну в точности, как прокурор – за действиями милиции.

И только пронзительный женский визг смог оторвать меня от столь занимательного процесса. Стремительным шагом я вышел в общий тамбур для трех комнат с дощатыми стенами и тонкими филенчатыми дверями, затем – в коридорный перешеек и по инерции, не успев свернуть, стукнулся плечом о закрытую дверь пустующей телеграфной, куда собирался поместить Славу и Севу.

Но мысли об арестантах вмиг выветрились у меня из головы под напором новых, как оказалось, куда более страшных событий.

Я еще не вышел из соединительного коридора, когда мой нос уловил кисловато-едкий запах сгоревшего тротила. В клубах дыма, смешанного с бетонной пылью, бежали люди, но уже в обратную от взрыва сторону. Я увидел Нину; девушка с истошным криком неслась ко мне. На лице гримаса ужаса, в глазах безумный страх. В шаге от нее бежал Валера, так же, как и большинство, разбуженный девичьими криками, а точней, первым ночным происшествием, которое должно было показаться мне сущим пустяком по сравнению с тем ужасом, который происходил сейчас.

За Ниной, плечом к плечу с Валерой бежало незнакомое мне существо с грязными патлами и какой-то сверхъестественной яростью в красных воспаленных глазах. Слой серой пыли запудривал безобразные гнойники на лице; одежда грязная, в каких-то бурых разводах, рваная. В руках он держал кирку, которой и ударил девушку.

Затупленный конец кирки скользнул по ее ключице, царапнул грудь, но плоть не пробил. То ли патлатая страхолюдина промазала, то ли собиралась поймать Нину киркой как крюком. Выяснить это я не успел, потому что Валера резко сместился и, повернувшись к уродливому существу, толкнул его двумя руками. Они вместе повалились на пол, но на них уже готов был обрушиться другой упырь с таким же гниющим лицом и чернозубым оскалом.

Если бы я не вмешался, это существо забило бы Валеру кайлом. Пока оно замахивалось, я успел сблизиться с ним и двумя руками схватиться за кирку. Но вырвать оружие не удалось: ревущее пугало крепко держалось за него, а сила в его руках казалась если не чудовищной, то близко к тому.

Секунду-две, пока длилось немое противостояние, я смотрел в глаза упырю. Глаза его напоминали пылающие кратерные озера – сверху яростный огонь горючей жидкости, а под ней студеная, глубокая и мертвая вода. Кто-то зажег этот яростный огонь, а само существо, казалось, совершенно не понимало, что с ним происходит. Глаза его полыхали, лицо искажала бесконтрольная злоба, но под этой маской я смог разглядеть безжизненную арктическую пустыню.

Не вышло у меня завладеть киркой, но я смог ударить упыря ногой в живот. С истошным, похожим на ржание звуком он упал, спиной навалившись на знакомого мужчину из нашей группы, за которым гнались его патлатые и гнилозубые сородичи. В полутьме под потолком я увидел, как взметнулся вверх молот кирки, и услышал человеческий вскрик.

Инстинкт самосохранения удержал меня от безрассудного шага, и я не стал лезть в надвигающуюся на меня гущу событий. К тому же нужно было выручать Валеру, которого уже с ревом погреб под собой сбитый им страшила.

Я схватил упыря за шкирку, но ветхая ткань его куртки расползлась под моей рукой. Тогда я ударил его замком из сцепленных рук по затылку, и Валера этим воспользовался.

Я не мог помочь парню скинуть с себя отдаленное подобие человека, потому что мне пришлось уворачиваться от кирки, которую обрушил на меня другой гнилолицый гнилозуб. Я ушел чуть в сторону, избежав убийственного удара, но существо, не удержавшись на ногах, рухнуло на меня. Я оттолкнул его в сторону и устремился к железной двери. По пути протянул руку Валере, помогая ему подняться.

Жилой отсек из трех семейных комнат был открыт, и стоящий в дверном проеме «моряк» махал нам рукой, требуя поспешить. Нина уже скрылась за железной дверью, и мы с Валерой могли последовать за ней. Но парня схватили за ноги, он стал падать, а я попытался его удержать.

Один упырь держал его за ноги, другой навалился со спины, третий тянул к нему кирку. И тут я решил воспользоваться пистолетом.

Одной рукой я тянул на себя Валеру, а другой достал из кобуры пистолет. Но мне нужно было передернуть затвор, чтобы дослать патрон в патронник, и я отпустил парня. Не скажу, что во мне богатырская сила, но после того, как я это сделал, Валера стремительно стал удаляться от меня. Одни чудовища тащили его за ноги, а другие уже лезли на меня. Кто-то замахнулся кайлом…

Оглушительно звонко хлопнул выстрел. Пуля попала в глаз существу с окровавленными бинтами на шее. Он дико взвыл от боли, выронил из рук рубящее свое оружие, закрыл руками лицо, но не упал, а продолжил надвигаться на меня. И другие уроды напирали, протягивая ко мне загрубелые и полопавшиеся от грязи руки. А вот и киркой кто-то замахнулся… Бах! Бах! Бах!

Резиновые пули не смогли остановить странных людей, но слегка замедлили их продвижение. Я вполне успевал забежать в отсек и спрятаться за железной дверью, но, увы, «моряк» уже изменил свое решение. Он захлопнул спасительную, как мне казалось, дверь перед самым моим носом. И мне ничего не оставалось, как забыть о ней и отступать дальше в глубь коридорного перешейка.

Сворачивая в коридор второго блока, я заметил, что существа в грязных обносках следуют за мной. Но несколько из них остались возле двери, за которой забаррикадировался «моряк» со товарищи.

Упыри шли за мной, косолапо переваливаясь с ноги на ногу. Вроде бы и неторопливая у них походка, но двигались они на удивление быстро. И мне пришлось перейти на бег, чтобы оторваться от них.

Я не знал, что это за существа, но понимал, что их много и пришли они сюда, чтобы уничтожить нас. А появились они со стороны запасного входа. Вышли к двери, взорвали ее тротиловым зарядом и хлынули в коридор первого отсека, сметая все на своем пути.

Неужели радиация нейтронной бомбы оказалась столь сильной, что превратила обитателей верхнего третьего блока в мутантов? Или эти монстры попали в убежище уже после взрыва?.. Но человек не мог мутировать так быстро! Он мог умереть или слечь от смертельной дозы облучения. Но даже под гниющими язвами лучевой болезни он бы не потерял человеческого обличья, не стал бы сбиваться в звериные стаи, чтобы уничтожать на своем пути все живое… К тому же существа, утащившие Валеру, мутировали уже давно; на мысль об этом наводила хотя бы истлевшая одежда на них…

И это, похоже, не простые, а зомбированные мутанты. Я чувствовал, что им не нужна моя плоть, и не к ней они рвутся, а кто-то невидимый управляет ими, натравливая на неугодных ему людей.

Некогда было размышлять над мерзостями навалившегося бытия. На меня со стороны главного входа надвигалась рослая особь с киркой в руках. Лысая в язвах голова, темные круги под ввалившимися глазами, скривленный беззубый рот; нижняя челюсть опущена, как у законченного олигофрена в состоянии глубокой задумчивости. Он приближался ко мне походкой злобствующего орангутанга, даже ухал как обезьяна. Но мне больше всего не нравилось, что он размахивал кайлом, собираясь обрушить на меня острую половину молота.

Я уже сменил обойму в пистолете, дослал патрон в патронник, поэтому мне ничего не мешало выстрелить в него. Но все-таки я подошел к нему поближе и выстрелил точно по глазам. Мутированная особь взвыла, выронив из рук кирку, но тут же нагнулась, чтобы подобрать упавшее оружие. Я ударил упыря ногой в бок, оттолкнув его к стене. Он не упал, но руку от кирки отвел, и это позволило мне завладеть ею.

Я мог бы ударить воющее существо кайлом, но не стал тратить время. За мной двигалась хрюкающая масса косолапых мутантов, и я убегал от них непонятно куда. Главный вход заблокирован, а помещения второго блока как жилые, так и служебные были без дверей. Ни спрятаться, ни закрыться. А упыри продолжали следовать за мной.

Коридоры второго и первого блоков сходились у главного входа. Но там я напоролся на нападавших. Один был с киркой, другой – с тяжелым ломом, и оба перли на меня с уверенностью бронетанковых единиц.

Одного я ударил с разворота киркой в голову. Услышал, как хлюпнула пробитая острием плоть, почувствовал, как на щеку плюхнулась жирная теплая капля, но результат своей работы рассматривать не стал. Некогда было. Мне нужно было двигаться дальше, поэтому второго мутанта я обошел, едва увернувшись от лома, штыковым ударом направленного в меня.

Я побежал по знакомому коридору, мимо своего отсека, в глубине которого, в полумраке заметил неподвижное тело лежащего на полу человека. Это мог быть кто-то из братьев Сахатовых. Увы, у меня не было времени уточнять, кто именно из них пал от кирки подземных упырей. Тем более что на пути снова попался мутант с разбитой головой и окровавленным лицом. Он был без кайла, но бросился на меня с мощью и ловкостью разъяренного льва. Хорошо, коридор был достаточно широким, чтобы я смог увернуться.

Я ушел в сторону, но при этом совершенно случайно задел киркой гниломордого оборванца, который на пару с таким же уродом, как и сам, вытаскивал из соседнего кубрика молодого парня из нашей группы. В груди у Миши кровоточила глубокая рана, и он как минимум был без сознания. Но если он все-таки жив, куда его тащат мутанты?

Вопрос этот отдаленной зарницей мелькнул в моем сознании, но некогда было искать ответ на него. Нужно было спасаться от погони, которая не отставала. И еще свой львиный прыжок готовился повторить мутант с разбитой головой. А спереди на меня надвигалась целая толпа упырей, через которую мне нужно было прорваться.

В полумраке затянутого дымом коридора я едва заметил тело лежащего у меня на пути человека. В самую последнюю минуту я перескочил через него, но прыжок мой оказался слишком коротким, чтобы я смог преодолеть кровяную лужу. Я поскользнулся на липкой густой жиже и едва удержался на ногах. Хорошо, что удержался. Мутанты были очень близко, и упади я на пол, они навалились бы на меня и погребли под своей смрадной и ревущей массой. Но я вклинился в их толпу, изо всех сил размахивая киркой; проломил голову одному и сбил с ног другого зомби.

Я бы прорвался сквозь толпу, если бы кто-то не схватил меня за ноги. Я упал, ткнувшись головой в стонущего человека, лежащего поперек дороги. Некогда было рассматривать, кто это, нужно было немедленно подниматься.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю