Текст книги "Многоэтажка"

Автор книги: Владимир Голубь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Перед глазами до сих пор все кружилось, однако мир стал светлее.

– Это все они! Честно, если бы не они, я бы ни за что… Ты веришь мне, Макс? Поверь, пожалуйста! Мне так жаль, так жаль! Я столько времени не решался встретиться с тобой лицом к лицу. Не знал, как мне тебе все объяснить…

Я повернул голову.

Он сильно изменился.

Раньше это был солидный молодой мужчина, отчаянно любивший свой дорогой деловой костюмчик настолько, что никогда с ним не расставался. Даже в худших условиях он всегда следил за собой, стриг волосы, брился. Он был душой компании, мог поддержать любого и постоянно улыбался, уверяя нас, что все будет хорошо, и мы обязательно выживем.

А сейчас…

Длинные сальные патлы. Огромная борода, скрывавшая половину лица, и мутные глаза, познавшие отчаяние. На нем уже не было его любимого костюма, а лишь грязное тряпье, изъеденное временем.

Дрожащие руки, исхудавшее тело – не осталось того человека, которого я когда-то знал.

Мне стало на удивление спокойно. Время словно замедлилось, и мысли в голове текли спокойным ручьем, пока где-то на фоне он до сих пор изливался в извинениях и говорил, как ему жаль.

– Я так рад, что успел вовремя, – он рассмеялся, утирая текущие из глаз слезы. – Я услышал, что что-то не так, и сразу же поднялся наверх. Я бы пришел раньше, если бы эти твари не загородили проход на четвертом этаже. Мне пришлось загнать их в…

– Генри, – прервал я его тихим шепотом.

– Да?

– Генри… Тебе правда жаль?

– Да! – он закивал, продолжая рыдать. – Ты простишь меня? В конце концов, мы с Лорой ведь любили друг друга! Я так счастлив, что успел тебя спасти! Не бойся, мы тебя подлатаем, и ты обязательно…

– Генри, – я уставился ему в глаза. – Если тебе жаль… Скажи мне, как они проникли в дом?

Его руки, перевязывающие тряпьем мой обрубок, застыли. В глазах мелькнул страх, однако он все равно улыбнулся и пробормотал:

– О ч-чем ты, Макс? Откуда мне знать? Наверняка нашли какой-то лаз или что-нибудь еще. Помнишь, Алан постоянно пропадал, а потом прятался по углам и вечно что-то жевал? Я еще думал, откуда он ее берет, еду-то, ведь к запасам у него доступа не было, но не стал его трогать. Наверняка он скрыл от нас путь наружу!

В горле пересохло. Я сглотнул, но даже слюны не оставалось. Кругом лишь кровь.

– Генри, – с нажимом повторил я его имя. – Думаешь, я дурак?

– Что? – он изобразил на лице удивление. – Конечно, нет, Макс! Ты мне не доверяешь? Вспомни, мы ведь когда-то были друзьями! Если бы не тот… случай, мы бы до сих пор дружили! Я просто хочу заслужить твое прощение!

Я через силу улыбнулся.

Совесть – вот что его мучило. Я знал этот взгляд, ведь таким же был мой собственный. Совесть съедала его изнутри, мешала спать, сводила с ума. Столько времени он не показывался, а теперь пришел просить прощения? Неужели он действительно настолько обезумел, что надеялся, что я отпущу все его грехи, потому что он «спас мне жизнь»?

– На самом деле ты всегда был трусом, Генри. Небось и сейчас отсиживался до последнего, пока не убедился, что не пострадаешь?

Не выдержав моего взгляда, он отвел глаза и продолжил перевязывать мою руку.

– Но за это я тебя не виню. За это я тебя прощаю.

Он снова посмотрел на меня с надеждой.

– П-правда, Макс?

– Да, – я кивнул. – В конце концов, я такой же трус. И я сделал не меньше плохого, чем ты. Может, даже больше?

– В смысле? – он нахмурился, не понимая, о чем я говорю.

Воспоминания до сих пор вспыхивали одно за другим, однако на сей раз я относился к ним спокойно. Я принимал их и принимал себя.

– Тот день… Когда монстры ворвались внутрь… Когда все, кого мы знали, погибли… Помнишь его?

– Угу. Как не помнить, – он вздохнул. – Кошмар наяву. Я думал, что тоже умру.

– И я думал, что ты умер. Какая прекрасная новость, что мы оба живы, верно?

– Ха-ха-ха! Да, просто прекрасная! Не все так плохо, пока мы живы!

– Да-а, ты часто это говорил, – протянул я.

– Так ведь правда, а? – усмехнувшись, он покачал головой. – Пока мы живы, всегда есть шанс исправить ошибки.

Я вздохнул, поморщившись от острой боли.

– Я это сделал.

– Что?

Не особо обратив внимания на мои слова, он переспросил.

– Я это сделал, – прошептал я. – Я открыл проход. Я впустил их внутрь в тот раз. Из-за меня они сожрали всех наших знакомых. Ты прощаешь меня, Генри?

Я хотел сказать столько всего. Хотел столько всего донести до него, чтобы увидеть его боль и отчаяние. Чтобы он хоть на каплю испытал то, что испытал некогда я. Но это было невозможно, ведь у него не было ничего, что я мог у него отнять. Кроме…

Он замер. Его щека нервно задергалась, но натянутая улыбка с губ никуда не пропала.

– К-конечно, прощаю, Макс. Я могу тебя понять. Ты ведь сейчас наверняка очень жалеешь, да?

– Жалею ли я? – я задумался. – Среди них были дети. Невинные люди, которым просто не повезло оказаться в окружении ублюдков. Но нет, я не жалею. Если бы у меня был шанс все исправить, я бы все равно поступил так же.

Он молчал, и тогда я позвал его:

– Генри, ты помнишь, какой сегодня день?

– А к-какое сегодня число? – промямлил он в ответ. – Прости, я давно не слежу за календарем…

– Седьмое июля. День рождения Лоры.

Я повернул голову вбок и увидел раздавленный всмятку фотоаппарат. В таком состоянии его уже точно нельзя было починить.

– Генри, – я вздохнул, – ты как никогда вовремя, – и вонзил нож ему между ребер.

Он был абсолютно никчемен. Не имел ничего. Кроме своей жалкой жизни, которая уже тоже не стоила ни гроша.

– Это ничего не исправит, Генри, – сказал я, проворачивая рукоять ножа. – Я просто хочу тебя убить.

Я прощаю тебя за то, что ты впустил сюда этих тварей. Я прощаю тебя за то, что из-за тебя я лишился руки и наверняка скоро умру. Но я никогда не прощу тебя за то, что ты сделал.

Я хотел это сказать и сказал бы, если бы говорить не было так трудно.

Я смотрел, как его лицо искажается в неверии и боли. Он отстранился, прижав к открывшейся ране ладонь, но после такого удара никто бы не выжил.

Его рот беззвучно открывался и закрывался, как у рыбы, оказавшейся на суше. Кровь хлестала из него, и тощее тело задрожало, прежде чем бессильно упасть на пол рядом.

– Стоило проверить, есть ли у меня еще нож, Генри. Я ведь не дурак.

Монстр не просто так зашел сюда. Этот ублюдок прятался здесь, зная, что я обязательно приду, если зверь станет ломиться в мою квартиру, в мой дом. В последнее место, которое имело для меня хоть какую-то ценность.

Я убил его, но совсем не ощутил удовлетворения. И дело было вовсе не в том, что месть не исправляла никаких ошибок. Наоборот, его убийство принесло мне удовольствие, однако этого было мало. Будь у меня шанс, я бы убивал его сотню, тысячу раз – столько, пока не утолил бы свой голод.

Я перевернулся на живот и медленно поднялся, упираясь единственной рукой в пол.

Осталось совсем немного…

Я взглянул на его тело. В его остекленевших глазах до сих пор читалось недоверие и некая обида, а конечности подрагивали в посмертных судорогах.

– Пора домой…

Я схватил его за волосы и потащил в квартиру.

У меня не было времени, чтобы высказать все свои мысли ему при жизни. Я надеялся, что после смерти все же существует ад, и там мы снова встретимся, чтобы я смог истязать его до скончания веков.

Это правда, я был таким же монстром, если не хуже. Я обрек десятки невинных жизней на смерть, чтобы избавиться от таких ублюдков, как он. Я поступил подло, предоставив чудовищам разбираться с другими чудовищами, а не покончил с ними сам. Но я хотел уничтожить их – и сделал это. Я убил и виновных, и тех, кто это допустил, ведь на них лежала вина не меньшая.

Если ты закрываешь на все глаза, это не значит, что ты сохраняешь нейтралитет. Просто ты слишком труслив, чтобы вмешаться, и это не делает тебя невиновным.

А невинные… Они просто оказались не в том месте и среди плохих людей. Мне совсем не жаль. Я не стану себя оправдывать, это было неправильно. Но я так поступил. Я не стану искать отпущения грехов, ведь лицемерие еще хуже.

Мысли путались.

Шурх… Шурх…

Его тело с шорохом скользило по полу. Он значительно потерял в весе, но тащить его в таком состоянии все равно было сложно.

– Еще немного…

Я переступил порог.

Меня обдало трупной вонью.

Из-за всей этой беготни я даже забыл про запах, а респиратор, видимо, остался где-то среди обломков, слетев с головы.

Странно, ведь за столько времени этот запах должен был выветриться. Или он настолько въелся в мою кожу, что теперь стал частью меня?

Дверь спальни оказалась закрыта. Кажется, он в нее не заглядывал.

Совесть настолько свела тебя с ума, что ты готов был на все, чтобы получить прощение? Но таким, как ты, прощения нет. Да и человек, у которого ты должен был ее просить, давно…

Я нажал обрубком на ручку и толкнул дверь.

…мертв.

– Здравствуй, Лора, – я радостно улыбнулся лежавшему в кресле скелету. – С днем рождения, сестричка. Я принес тебе подарок!

Я должен был раньше понять, кто вы такие. Должен был раньше избавиться от вас, чтобы вы не смогли никому навредить. Если бы я сделал это раньше… моя сестра не стала бы такой.

С люстры на потолке еще свисал черный провод с петлей на конце.

Сколько сожалений… Сколько боли…

Почему люди просто не могут оставить друг друга в покое?

Как легко оборвать чью-то жизнь.

Одно неверное движение, один неверный поступок – и человека больше нет. Я убедился в этом на собственном опыте, и все равно до сих пор не понял, почему стремление к разрушению всегда пересиливает ценность существования.

– Смотри, я собрал для тебя всю коллекцию, – пробормотал я в полубреду и бросил его труп к остальным.

На ней до сих пор было то желтое платье. Спустя столько времени оно уже выцвело, кое-где виднелись пятна, а по юбке шел длинный разрез, оставленный чьим-то ножом.

Думаю, жизнь вовсе не жестока. Жестоки тут только люди.

Ощущая, как ускользает сознание, я отошел к стене и медленно сполз вниз.

Моя сестра еще лежала в кресле – там, где я ее оставил, – а вокруг нее, будто в молитве, выстроилось еще шесть тел. Один из них был совсем свежий, только с прилавка.

– Я так устал…

Сил не осталось, даже чтобы плакать.

– Время идет. Время идет…

Я попытался посмотреть на свои часы и хихикнул, обнаружив вместо них пустоту. Тогда я поднял голову выше, и дрожащий взгляд сконцентрировался на круглых настенных часах.

Все три стрелки стояли.

Я медленно выдохнул и прикрыл глаза. Клонило в сон.

Теперь я наконец могу отдохнуть.

Конец