Текст книги "Первоапрельский велосипед"

Автор книги: Владимир Гольдштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

ВСЕМОГУЩИЙ

Ол понимал, что спасения нет.

Всемогущий Повелитель смотрел ему прямо в глаза – в самые зрачки, и этот взгляд пронизывал Ола насквозь, прожигал душу, не оставляя ни малейшей надежды на милосердие или сострадание.

Он старался отвести взгляд или закрыть глаза. Тщетно – разящий взор Повелителя был во сто крат сильнее, и Ол это прекрасно знал. Когда Всемогущий так смотрит на тебя, когда его взгляд наполнен этой дикой ненавистью и безумной решительностью – самые темные силы Вселенной встают за его спиной, и нет в мире ничего, что способно остановить поток уничтожающей энергии. Нет – потому что в такие секунды Повелитель становится Всемогущим Богом, способным на все.

Всю жизнь Ол верил в другого Бога – вернее, старался верить. Его учили, что Бог милосерден и умеет прощать. Ол честно старался верить. Его учили, что надо только покаяться, и все плохое навсегда исчезнет. Ол был готов поверить. Наконец, ему давали священные книги и показывали строки, где говорилось, как силен Бог в своей любви и как он может одарить неописуемым счастьем, если искренне верить, молиться и бороться с грехами – порождением дьявола. Ол верил, молился и боролся.

Но каждый раз, когда он оказывался перед ужасным ликом Всемогущего, вера давала трещину. Сколько бы он ни искал истинного Бога – его любовь, расположение и снисхождение, – на пути появлялось это багровое, ненавидящее лицо с перекошенным ртом и растрепанными волосами. Нет, Всемогущий Повелитель не был всесильным дьяволом – это Ол знал точно. Хотя бы потому, что никогда не причинял вреда другим – только ему одному и только тогда, когда Ол отчаивался. Впрочем, Ол не был во всем этом уверен. Он вообще ни в чем не был уверен! Когда он слушал проповедников и читал книги, ему казалось, что он все понял и со всем согласен, но это продолжалось недолго. До того самого момента, когда перед ним опять появлялся Всемогущий. Тогда Ол где-то в глубине своей израненной души начинал чувствовать, что ему сказали не все и, возможно даже, что-то вычеркнули из великих книг. Что-то важное, что-то, без чего он не мог понять, почему безжалостный Повелитель куда реальнее книжного Бога. Ол не знал, откуда берется это запретное чувство, он прятал его от самого себя и отчаивался еще больше.

Отчаиваться было от чего. Жизнь, будто издеваясь, постоянно лишала его всех радостей – всего, чего он страстно желал, начиная от любви и заботы в детстве и заканчивая нормальной работой и достатком. И каждый раз, как только Олу становилось невыносимо, Всемогущий Повелитель пытался добить его окончательно. Всемогущий появлялся, как вездесущий прокурор, не прощающий ни одной ошибки, как палач, одержимый единственной целью – привести свой же приговор в исполнение.

Но самое страшное в жизни Ола случилось сегодня.

Он потерял Ее. Ол не любил Ее. Вернее, не просто любил. Он не мог без Нее жить ни одной минуты, нет – ни одной секунды! Любовь – это всего лишь слово, его можно произнести, и оно будет что-то значить. Но то, что испытывал Ол, было неизмеримо выше всяких слов и понятий. Это были радость и горе вместе – в одном необъяснимом чувстве, которое до краев заполняло Ола и давало ему веру в лучшее, несмотря на все испытания. Они познакомились еще детьми, и с тех пор Она стала частью его жизни – главной частью, ради которой стоило найти хорошую работу, стать обеспеченным человеком и надеяться. Надеяться на то, что однажды Она улыбнется и скажет: «Да!» Он был абсолютно уверен – это его девочка. Девушка, женщина… Он знал и любил Ее всю жизнь, и даже Всемогущий ничего не мог поделать.

Сегодня Она пришла в этот дом. Она никогда не приходила раньше сама – только в детстве. Ол понял: что-то случилось. Неужели это тот – самый прекрасный, самый главный момент, которого он ждал столько лет? Но Она не позволила ему долго мечтать.

– Ол! Я знаю, как ты относишься ко мне. И относился всегда. Ты мне – как друг, как брат, но… В общем, поэтому я и должна сказать тебе первому. Я выхожу замуж. Тебе интересно, за кого?

Ему было не интересно. Потому что привычный холодный ком отчаяния – но во много раз сильнее, чем всегда, – подкатил к горлу и мешал дышать.

– Понимаешь, Ол, твоя любовь… Это больше жалость – твоя жалость к себе. Ты всегда как будто ищешь у меня поддержки, признания. Это не то, но… я не могу объяснить. Любовь – это совсем другое, понимаешь? Ну, ладно – все – прости, наша свадьба будет…

Дальше Ол не слушал.

Как только Она ушла, он постарался спрятаться. Он метался по дому в поисках самого дальнего и темного угла. Он знал, что Всемогущий отыщет его, если захочет, и все-таки лихорадочно пытался спастись. Наконец, он выбежал во двор. Тощая пожилая соседка напротив что-то весело говорила прохожему, склонившись над низким забором. Рядом сидел ее кот – почему-то тоже тощий – и подставлял облезлый бок заходящему солнцу. Ол не переносил ни вечно хихикающую соседку, ни ее плешивого кота, но сегодня вся эта идиллическая картина – вместе с беспечным солнцем и яркой травой – казалась ему особенно оскорбительной на фоне страшного мрака внутри.

Ол не был сумасшедшим. Он был отчаянным неудачником во всем – и проверил это множество раз. Но сегодня… Это уже слишком! Ол бросился обратно в дом, метнулся к крутым ступенькам в подвал и рванул старую поцарапанную дверь.

Он уже забыл, когда заглядывал в заброшенный чулан. Под слоями пыли и паутины здесь постепенно собрались предметы мебели, груды вещей и стопки книг – нужных и тех, что жалко выбросить, старых и не очень. Единственная лампочка давно перегорела, но вечерний свет пробивался через крохотное мутное оконце, освещая какие-то мешки и коробки. Вся беспросветная жизнь Ола отобразилась в этом подвале. Нет – это и была его жизнь! Едкая пыль горьких воспоминаний и липкая паутина вечных неудач. И маленькое светлое оконце надежды, которое мерцало до сегодняшнего дня. А все потому, что он – никчемное грешное ничтожество, не способное абсолютно ни на что и не достойное ни капли любви! И так будет всегда, потому что он это заслужил!

Ол протянул руку к верхней книге в стопке. Так и есть – это был один из священных фолиантов, подаренных ему кем-то много лет назад. Вот что он сделал с книгой – вместо того, чтобы читать каждый день, оставил в чулане! Ни во что по-настоящему не верящий, мерзкий неудачник, который вообще не имел права даже мечтать, нет – даже смотреть в сторону такой девушки! Недаром Она всегда называла его этим коротким презрительным «Ол» вместо полного имени. Надо же – а ведь в детстве он, кажется, гордился этим длинным красивым именем. Тогда он еще хоть чем-то мог гордиться!

Ол почувствовал, как защемило сердце, и тяжесть в горле стала совершенно невыносимой. Он судорожно глотнул спертый воздух и поднял глаза. Лучше бы он этого не делал. Прямо напротив него из черноты подвала возник перекошенный ненавистью и презрением ужасный лик Всемогущего.

Всемогущий Повелитель смотрел ему в глаза – в самые зрачки, и этот взгляд пронизывал Ола насквозь, прожигал душу, не оставляя ни малейшей надежды на милосердие или сострадание.

Ол знал, что последует дальше, и это случилось.

– Ты ослушался меня! – закричал Всемогущий. – Как ты посмел?! Ты – тупой и гадкий земляной червяк! Что ты вообще здесь делаешь? Как ты вообще посмел родиться?! Ты только уродуешь весь мир своими грязными мыслями и мерзкими поступками! Такие, как ты, не должны ходить по земле! Твое место в подвале – где угодно, лишь бы ты не мешал нормальным людям верить, как все, и отмаливать грехи! Ты понял?!! Вся твоя жизнь – один большой неискупаемый грех, сплошная вина и ошибки. И само твое рождение – тоже грех!

Ол бросил робкий взгляд на священную книгу, смутно вспоминая слова о милосердии к грешникам, но Всемогущий умел мгновенно читать мысли.

– Что?!! Эта книга не для таких, как ты! Ты всю свою жизнь сомневался в великих истинах! Ты бросил ее в пыль, а теперь просишь о помощи?! Вот тебе помощь!! – и Всемогущий с силой швырнул священную книгу прямо ему в лицо.

Книга чуть задела Ола и, зашелестев страницами, рухнула, ударившись о стену за спиной. «Разве можно так обращаться с книгой?» – еще более робко подумал Ол.

– Ты сам виноват в этом! – тут же закричал Всемогущий. – Это ты меня вынудил! Слышишь? Ты!! Нет тебе прощения и не будет никогда!! – его лицо запылало гневом, губы сжались, глаза почти выкатились из орбит.

Ол ощутил, как в предчувствии чего-то страшного и непоправимого сердце сжалось в крохотный комок.

– И теперь у тебя никогда не будет любви! И денег! И радости! И здоровья! Ты заслужил страдания. Я заклинаю тебя! Навсегда, навечно!!..

Заклятия Всемогущего сбывались всегда. Но такого он еще не говорил. Олу стало невыносимо страшно. Его ушедшая в пятки душа лихорадочно пыталась что-то придумать, найти какой-то выход, какое-то спасение.

– Ты заслужил это! Ты сам хотел этого! Тебя уже ничто не спасет – ни книги, ни молитвы, ни даже сам Бог!! Будь ты трижды проклят!!!

В ту же секунду всеми своими внутренностями Ол ощутил волну неописуемого черного ужаса. В одно мгновение он увидел себя со стороны – совершенно уничтоженного, без искорки веры и малейшей надежды, без шанса на спасение. Он понял, что одиночество, болезни и нищета теперь останутся с ним всегда – даже после смерти! Это было хуже, чем ад.

Ол открыл рот, чтобы закричать… но было поздно.

Кулак Всемогущего изо всех сил ударил его в лицо, и резкая боль почти свалила Ола с ног.

Осколки большого зеркала, прикрепленного в проеме старого трюмо, рассыпались по неровному полу. Брызги крови от сильно порезанной руки были видны всюду – на остатках зеркала, на деревянной раме, на одежде. Но боль, как ни странно, ушла почти сразу. Перекошенного лица больше не было – вместо своего отражения Ол видел только пыльную стену за разбитым зеркалом.

Ол машинально завернул кулак в носовой платок и почти беззвучно прошептал:

– Господи! Но ведь ты же где-то есть, я знаю! Пожалуйста, помоги мне – дай мне только один знак. Только один – что ты есть, Господи. И подскажи, как мне жить дальше. И… жить ли вообще… Я пойму…

Ол тяжело вздохнул, медленно наклонился и осторожно вытащил распахнутую священную книгу, только что брошенную им за трюмо и теперь застрявшую между осколками зеркала. Крупные капли еще не застывшей крови попали и сюда. Ол заметил, что капельки почему-то не впитались в бумагу и заполнили ровную горизонтальную полоску – как раз под частью строки, состоящей из трех слов: «…как самого себя».

Ол скосил глаза и прочитал сначала: «Возлюби ближнего своего, как самого себя».

– Как самого себя… – будто во сне, повторил Ол. – Я должен понять. Я должен… Господи, спасибо тебе – все равно спасибо за все…

Ол машинально пролистал книгу и уткнулся взглядом в подпись на первом листе: «Дорогому, самому любимому сыну Олмайти от любящих родителей. Люби Бога так же, как Он тебя!»

– Я… я… я люблю тебя, Господи! – выдохнул Ол и, как всегда, поднял глаза вверх. Но там, вместо привычной иконы, блестел лишь изогнувшийся книзу осколок зеркала, который чудом остался в раме. В лучах почти севшего солнца в осколке горело необычным ярким светом бледное, растерянное лицо с впавшими глазами. Это было лицо Олмайти[1]1
  Almighty [олмайти] (англ.) – всемогущий, всесильный


[Закрыть].

«ЗАНАВЕС!»

Сколько раз уже, выполняя беззвучную команду, эта умелая рука опускала истершийся рубильник в конце представления.

Первым всегда уходил верхний свет. Яркие лучи каждый раз меркли по-другому. Иногда это происходило мгновенно, и темнота жадно проглатывала необъятную сцену, будто понимая, что скоро все равно придется уступить место новым потокам света. Чаще лучи уходили постепенно, превращаясь сначала в густой липкий туман, чтобы затем медленно, но неумолимо раствориться где-то вверху.

Главный Герой или Героиня еще продолжали суетиться и выкрикивать какие-то реплики на блекнущих подмостках, не замечая, что окружающие персонажи уже совсем не так свежи, как в начале или в середине спектакля, и теперь, будто по инерции, лишь доигрывают свои разноплановые роли, не слишком заботясь о качестве игры.

Все бледнее становилась краска на разноцветных декорациях, со знанием дела выстроенных вокруг сцены, и даже великолепный реквизит и костюмы, без которых ни одно представление невозможно и которыми так дорожили Главные Герои, вдруг начинали казаться грудой ненужного, отработавшего хлама. Вентиляция тоже медленно сбавляла обороты, и воздух незаметно превращался в затхлый кисель из полустертых воспоминаний Главных Героев.

Только в зале ничего не менялось до последнего мгновения. Немногочисленные Зрители в своих белесых одеждах казались мраморными статуями, застывшими в ожидании скорой развязки. Аплодисментов почти никогда не было – лишь задумчивое созерцание, больше похожее на молчаливую работу жюри, нежели на восторженное внимание впечатлительных ценителей.

Самым последним обычно смолкал Суфлер. На протяжении всего представления он изо всех сил старался напомнить Главному Герою хоть что-то из роли, которую тот старательно учил накануне спектакля. Но Герои, как правило, уже после первого действия начисто забывали не только роль, но и цель своего появления на сцене, и начинали нести бездарную отсебятину, несмотря на отчаянные попытки вспомогательных персонажей следовать гениальному замыслу бессильного теперь Режиссера. А главное – Герои уже в середине пьесы начинали путать действие на сцене с реальной жизнью, разворачивающейся за стенами зала. Поэтому большинство спектаклей заканчивались намного раньше отведенного времени, хотя Зрители, казалось, до конца не теряли уверенности в том, что пьеса все же оправдает их надежды и Герой окажется на высоте.

И лишь когда становилось ясно, что текст окончательно перевран, а сюжет до неузнаваемости искажен Главным Героем, забывшим идею и тему и бесцельно меняющим аляповатые маски, раздавалась над залом беззвучная, но властная команда: «Занавес!»

Когда непроницаемая многослойная ткань тяжелым черным покрывалом падала перед сценой, в самое последнее мгновение Герой иногда вспоминал истинный сюжет. Но было поздно: персонажи и реквизит уже рассыпались в пыль для того, чтобы появиться в новом спектакле и с новой целью. И только Зрители знали, получит ли еще когда-нибудь Герой новую роль, чтобы снова учить текст и, возможно, опять забыть его на сцене. Тем более что каждый из них когда-то тоже отыграл Главную Роль в своем Спектакле.

«Занавес!» – и умелая рука вновь опускала истершийся рубильник. Но никогда он не задерживался внизу. В Зале всегда ждали терпеливые Зрители, и рубильник тем же движением мгновенно поднимался вверх. И вспыхивал яркий свет под невидимым потолком, и занимал свое место старательный Суфлер, и появлялись привлекательные персонажи на фоне новых блистательных декораций.

Первым звуком, который доносился со сцены, всегда был пронзительный крик новорожденного – очередной Главный Герой вначале еще так хорошо помнил роль. В этом крике слышалось все: и холод от прихода в земной мир, и песня любви, и сладость побед, и боль утрат, и страх смерти – все, что ожидало нового Героя в его спектакле на яркой сцене.

И стремительной волной вечной надежды устремлялся вверх послушный Занавес.

ПРИТЧИ

ПЯТЬ МУДРЕЦОВ

Пять мудрецов заблудились в лесу. Первый сказал:

– Я пойду влево – так подсказывает моя интуиция.

Второй сказал:

– Я пойду вправо – недаром считается, что «право» от слова «прав».

Третий сказал:

– Я пойду назад – мы оттуда пришли, значит, я обязательно выйду из леса.

Четвертый сказал:

– Я пойду вперед – надо двигаться дальше, лес непременно закончится, и откроется что-то новое.

Пятый сказал:

– Вы все неправы. Есть лучший способ. Подождите меня.

Он нашел самое высокое дерево и взобрался на него. Пока он лез, все остальные разбрелись – каждый в свою сторону. Сверху он увидел, куда надо идти, чтобы быстрее выйти из леса. Теперь он даже мог сказать, в какой очередности доберутся до края леса другие мудрецы. Он поднялся выше и смог увидеть самый короткий путь. Он оказался над проблемой и решил задачу лучше всех! Он знал, что сделал все правильно. А другие – нет. Они были упрямы, они его не послушали. Он был настоящим Мудрецом!

Но это не все – потому что… он ошибался.

Все сделали правильно. Тот, кто пошел влево, попал в самую чащу. Ему пришлось голодать и сражаться с дикими зверями. Но он научился выживать в лесу, стал частью леса и мог научить этому других. Тот, кто пошел вправо, встретил разбойников. Они отобрали у него все и заставили грабить вместе с ними. Но через некоторое время он постепенно разбудил в разбойниках то, о чем они забыли: человечность и сострадание. Раскаяние некоторых из них было столь сильным, что после его смерти они сами стали мудрецами. Тот, кто пошел назад, проложил через лес тропинку, которая вскоре превратилась в дорогу для всех желающих насладиться лесом, не рискуя заблудиться. Тот, кто пошел вперед, стал первооткрывателем. Он побывал в местах, где не бывал никто, и открыл для людей прекрасные новые возможности, удивительные лечебные растения и великолепных животных. Тот, кто влез на дерево, стал специалистом по нахождению коротких путей. К нему обращались все, кто хотел побыстрее решить свои проблемы – даже если это не приведет к развитию. Так, все пятеро мудрецов выполнили свое предназначение.

Умей подняться выше и увидеть короткий путь.

Умей разрешить другим идти собственным путем.

Умей признать мудрецами всех – каждый путь важен и достоин уважения.

А еще…

Постарайся заглянуть за финал – там всегда есть продолжение.

БОЖЕСТВЕННОЕ ДЕЛО

Один Священник считал себя преданным слугой Бога – и был им. Каждое утро он вел служение в Храме и каждое утро, повторяя заученные фразы и благословения, в душе молил только об одном: чтобы Бог наконец проявил себя, подал любой знак своего присутствия – как в давние времена, подробно описанные в Священных Книгах. Но Бог молчал. Священник продолжал верить – его убеждения были сильны и со временем только укреплялись, несмотря на отсутствие желанного сигнала. Он ощущал, что Бог всегда рядом, именно потому он и стал Священником. И все же он мечтал о том сладком мгновении, когда воочию увидит, услышит или почувствует присутствие Бога.

Священник досконально изучил по древним трактатам все проявления божественного. Среди них были и сияющие ангелы, и раскаты грома во время службы, и столбы белого огня, и парящий над полом алтарь… И еще – в Священных Книгах постоянно говорилось о том, что все эти чудеса могут произойти только в ответ на строжайшее соблюдение обрядов, ритуала молитвы и порядка поведения в Храме. Поэтому Священник очень внимательно следил за выполнением правил, описанных в Книгах.

Но однажды, во время важнейшей службы, все пошло наперекос. Во-первых, на улице лил дождь, и прихожане наследили на полу. Во-вторых, дети, которые в соответствии с правилами находились вместе с матерями на специальном балконе, то и дело нарушали священную молитву громкими возгласами. Наконец, специальные молитвенные колпаки, надетые на всех прихожанах мужского пола, от дождя сморщились и имели жалкий вид.

Но Священник не сдавался. Он понял, что это испытание и сегодня нужно провести службу, как никогда, точно и правильно. Он изо всех сил старался громко выговаривать строчки молитвы на древнем языке, косясь на тех, кто посмел отвлечься от текста. Вдруг мальчик на балконе уронил вниз свой колпак и громко заплакал. «Только этого не хватало!» – возмутился про себя Священник, упорно продолжая читать молитву. Один из служителей поднял колпак и бросил его обратно на балкон. Но колпак зацепился за выступающий край балкона и повис. Служитель стал подпрыгивать, пытаясь снять колпак. Он был толстым и низкого роста, так что, когда он подскакивал с топорщащейся вверх бородой, это выглядело очень забавно. Плакавший ребенок на балконе успокоился, а потом и вовсе зашелся смехом.

Служитель между тем сбросил мешавшую молитвенную мантию и продолжал свои попытки с неутихающим рвением. Вслед за уронившим колпак мальчиком стали громко смеяться и другие дети. Священник пришел в ужас: «В них что – дьявол вселился?! Да как они смеют устраивать здесь этот хохот! И это – в самом ответственном месте молитвы, где говорится о любви Бога!» Мужчины внизу обернулись к балкону и, увидев странное зрелище, тоже начали смеяться. Они пытались сдерживаться, но это явно не получалось. Смех стал заполнять весь Храм.

Священник понял, что этот грех ни ему, ни прихожанам не искупить ничем – смеяться посреди главной молитвы недели?! Да ведь это же смех над самим Богом!

И тут что-то сверкнуло ему прямо в глаза. Сначала Священник подумал, что это кто-то на балконе расшалился и балуется с маленьким зеркалом. В следующую секунду он осознал: зеркало ни при чем. Непонятно каким образом из-за туч пробился яркий луч солнца, проник через окно и заскользил по его лицу. Священник отмахнулся, как от назойливой мухи. Но лучик описал дугу, упал куда-то вниз и замер. Полуослепший Священник невольно скосил глаза. Луч остановился на позолоченном переплете Священной Книги, как раз на том месте, где древний переплетчик изобразил суровый лик Бога. И Священник увидел, что уголки рта Великого Бога изогнулись в улыбке.