Текст книги "Занос"

Автор книги: Владимир Сорокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Владимир Сорокин. Занос

памяти Д. А. Пригова

что-то вроде пьесы

– Первое марта, а так метет… – Станислав глянул в окно машины, покачал красивой, с ранней проседью, головой.

– Завтра еще больше навалит. Обещали… – крепкошеий водитель в серебристо-сером костюме кивнул злобно и доброжелательно.

– Мда… супрематизм… – пробормотал Михаил, щурясь на проносящиеся мимо заснеженные подмосковные поселки.

– Что? – повернулся к нему рядом сидящий Станислав.

– Так, ничего… – нервно улыбнулся Михаил. – Просто слово с утра привязалось.

– Какое? – изогнул черную, густую бровь Станислав.

– Супрематизм.

– Почему – супрематизм?

– Просто так… – Михаил вздохнул, шлепнул Станислава по коленке. – Я дико рад тебя видеть! Так хорошо, что все обошлось. И рад за тебя, очень. Мы с Натой думали, что…

– Это все думали! – белозубо засмеялся Станислав. – Обо мне все всегда почему-то думают трагически! В сослагательном наклонении!

– Стас, мы так тогда переживали, это был такой удар для всех, Ната все время плакала…И Тимур, и Бахирев, все, для всех это было просто…ну, шок прямо…

– Все обошлось, Миша. Жив, пьян и нос в кокосе… Нервничаешь? – Станислав накрыл его прохладную, узкую руку своей широкой и всегда теплой ладонью.

– Ну… – пожал плечами Михаил и рассмеялся. – Все вместе как-то…много всего сразу. И ты, и это…

– Нервничай, нервничай! Это хорошо. Обновляет кровь.

– Слушай, Стас, – решительно вздохнул Михаил, – а может все-таки…

– Даже и не думай, – Станислав ткнул его кулаком в бедро.

– Нет, ты не дослушал…

– И не дослушаю! Все, вопрос закрыт.

– Да я же не против, но давай…

– Отбой! Отговорила роща золотая. Stop looking back, baby.

– Да я за! Вопрос не в этом, ты хоть выслушай меня. Ведь двенадцатого будет корректней. И проще, и правильней…

– Закрыт вопрос, Миша. Как говорил товарищ Ленин: промедление, батенька, смерти подобно. И хватит, все. Тсс… – Станислав приложил палец к своим полным чувственным губам с узенькой, тщательно подровненной полоской усов. – Со спиной как у тебя?

– Ну… – утвердительно покачал плечами Михаил.

– Подкачался?

– Just a little… – наморщил лоб Михаил.

– Вот и ладно.

Трогая усы, Станислав отвернулся в окно.

Три массивные черных джипа неслись по белому от снежной пурги Можайскому шоссе, по разделительной полосе, обгоняя частые машины, прочь от Москвы, вслед за юркой серо-голубой милицейской бмв с проблесковым маячком на крыше. Метель клубилась и стелилась под колеса.

Минут пятнадцать ехали молча, потом бмв свернул налево, джипы последовали за ним. Кортеж доехал до шлагбаума с двумя солдатами, стоящими в белых полушубках, с автоматами и рациями под заносимым снегом навесом. Солдат громко назвал номера джипов, рация разрешительно прохрипела. Другой солдат открыл шлагбаум. Дорога пролегла через вековой еловый бор и вскоре уперлась в зеленый металлический забор с зелеными стальными воротами. На воротах золотился герб России. Ворота плавно поползли в сторону, открывая шлагбаум, за ним такую же, но уже свежерасчищенную дорогу, и деревянный домик-КПП с окошком, телекамерами и лейтенантом милиции на крыльце. Шлагбаум сразу же поднялся. Бмв, проехав шлагбаум, резко свернул и встал на стоянку рядом с КПП, выключив маячок. Джипы тронулись дальше, но не успели проехать с пол-километра, как вдруг заснеженный бор расступился, открывая вид дивной красоты: посреди широкой, ровной, устланной снегом и окруженный вековыми елями поляны возвышался громадный, затейливый деревянный шатер на четырех могучих столбах. Островерхая четырехскатная крыша его, устланная драницей, дотягиваясь коньком почти до макушек старых елей, размашисто текла вниз и у скатов плавно изгибалась вверх всеми четырьмя углами. Под шатром, строго по центру располагались еще два таких же по форме шатра, один меньше другого, накрывающие друг друга. Под малым шатром темнела небольшая фигурка, похожая на вставшего на задние лапы медведя. Издали она выглядела совсем крошечной под этими тремя размашистыми крышами. Снежная пелена клубилась в вышине над главной крышей, завихрялась вниз по изогнутым скатам, ниспадала и, кружась, норовила затечь под этот громадный шатер. Старые, почти черные ели сурово и торжественно обстояли поляну. В бору, в мешанине заснеженных еловых лап еле различалась простая русская бревенчатая изба с голубенькими наличниками на окошках.

Сбавив ход, джипы стали медленно подъезжать к величественному сооружению. С каждым метром они словно уменьшались рядом с этой громадиной, а подъехав и остановившись, и вовсе словно превратились в три игрушечные детские машинки.

Михаил неотрывно смотрел на сооружение, которое уже не помещалось в окне джипа. Станислав в это время щурился на свой iPhone, отключая его:

– Ну, и как тебе?

Михаил, опустив окно, высунул голову наружу:

– Круто.

Быстрые хлопья снега тут же упали на лицо, но он не обратил внимания.

– Мда… – он покачал головой, улыбнулся.

– Высокий, а? – гордо улыбнулся Станислав. – Тридцать два метра.

– Ёптеть…

– Размах! – шлепнул Станислав его по коленке. – Ладно, закрой, простудимся.

Михаил закрыл окно. В редких волосах его виднелись снежинки.

– Нет, ну я не думал… – возбужденный взгляд его уперся в аккуратный затылок водителя.

– И не надо думать, Миша, – Станислав достал красивый носовой платок, резко высморкался, глянул в окно. – Ага. Идет чистый человек.

Все уставились в окна машины.

От избушки по расчищенной дорожке через пургу шел человек. Он явно никуда не торопился, двигался равномерно, опираясь на посох, не обращая внимания на кружащийся вокруг него снег.

«Игумен…» – подумал Михаил.

Неспешно человек дошел до джипов и встал шагах в десяти от них. Он был высок, полноват, с непокрытой головою, на которой шевелились от ветра кудрявые, спутанные черные волосы. На плечи у него была накинута долгополая шуба черного меха. Крепкая рука опиралась на медный посох.

– Пора, Михаил Андреевич, – серьезно произнес Станислав.

Они вылезли из машины.

Станислав взял Михаила за руку и медленно подвел к человеку с посохом. Едва Михаил увидел его лицо, как сразу понял, что человек этот слеп. Лицо его было необычным: бледное, одутловатое, с мешками под белесыми, невидящими глазами, с гладким бледным и спокойным лбом мыслителя и отшельника, с массивным угреватым, упрямым носом аскета и нелюдима, с большим и тоже упрямым, бледногубым ртом, обрамленное клочковатой черной бородой, но при этом безусое, с копной спутанных, давно не мытых, курчавых, смоляных волос, полных набившегося в них снега. В лице этом было достаточно и от монаха и от цыгана, и от разбойника. Было в нем и что-то затаенное, страшное, непредсказуемое. Долго смотреть в это лицо было трудно. Как и многие слепые, человек с посохом держался слишком прямо, слегка задирая голову, отчего казался еще выше, а росту он был солидного.

– Здравствуй, Хранитель, – произнес Станислав.

– Здравствуй, Проводник, – ответил тот глухим грудным голосом.

– Привел я человека, Хранитель.

– Что за человек?

– Зовут Михаилом. Пора ему пришла.

Хранитель протянул левую руку. Станислав взял руку Михаила и положил ее на широкую ладонь Хранителя. Одутловатые грубые пальцы с грязными ногтями сомкнулись вокруг холеных пальцев Михаила:

– Здравствуй, Михаил.

– Здравствуй, Хранитель, – произнес Михаил, ежась на ветру.

– Готов ли ты к заносу?

– Готов, Хранитель.

– Имеешь ли ты?

– Имею, Хранитель.

Хранитель пожевал губами, выпустил руку Михаила. Поднял посох и резко, с глухим стуком опустил на припорошенный снегом камень дорожки:

– Заноси!

Станислав сделал знак рукой. Тут же дверцы двух сопровождающих джипов распахнулись, из них полезли слуги в строгих одинаковых костюмах цвета окислившегося свинца. Двое вынесли свернутую ковровую дорожку, двое других – небольшой деревянный сундук. Быстро расстелив дорожку от ног Хранителя до ступеней шатра, слуги поставили на дорожку сундук рядом с Хранителем, поклонились и скрылись в машинах.

Михаил опустился на колени перед сундуком, а затем медленно согнулся, коснувшись лбом дорожки и замер в таком положении. Хранитель, не выпуская из правой длани посоха, левой коснулся сундука и ощупал его. Сундук был простым, деревянным, сделанным, как было видно, недавно и с некой нарочитой грубостью. Доски его даже не были толком оструганы. К сундуку были приделаны две железные ручки. Хранитель взялся за одну из них. За другую взялся Проводник.

– Готов, Михаил? – спросил Хранитель.

– Готов! – громко ответил тот, не поднимая лица.

– Взя-ли!

Хранитель и Проводник рывком подняли сундук и поставили его на спину Михаилу. Ощутив нешуточную тяжесть сундука, Михаил схватился правой рукой за одну из ручек, напрягся изо всех сил, судорожно встал на одно колено, крякнул и, дрожа всем телом, подтянув вторую ногу, приподнялся с сундуком на спине. Выдохнув резко дважды, как штангист, он втянул носом морозный, пахнущий снегом воздух и гусиным шагом, с сундуком на спине, двинулся по ковровой дорожке. Хранитель и Проводник пошли рядом, сопровождая его. Ковровая дорожка была цвета переспелой хурмы, с двумя розовыми полосками по краям. Снег быстро припорашивал ее. Михаил видел свои английские туфли от «Alden» и сине-бирюзовый, в желтоватую полоску галстук, раскачивающийся в такт мелким шагам. Этот галстук ему подарила теща, купив его почему-то в Бухаресте. Но галстук понравился и Нате и ему.

Михаил шел, редко втягивая носом воздух и скупо, резко выдыхая ртом. Сундук был тяжел. Но Михаил ожидал эту тяжесть и внутренне был готов к ней.

«Шестьдесят девять… – думал он, стараясь не торопиться и не сбиваться с центра дорожки и подбадривая себя. – Нормально, Мишаня-бушаня… не предел наших возможностей…»

Дорожка уперлась в деревянные ступени, выкрашенные в напряженный бордовый цвет. Ступеней было три, они вели на широкий подиум.

Михаил преодолел первую ступень, вторую. На третьей оступился. Сундук на его спине качнулся.

– Держим, держим, – раздался рядом голос Проводника.

Справившись с сундуком, Михаил застыл на третьей ступени. Отдышался, осторожно занес правую ногу, поставил на подиум. Перенес на нее центр тяжести. Крякнул. И поставил на подиум левую ногу.

– Прямо, – подсказал Проводник.

Михаил двинулся прямо, чувствуя стремительно навалившуюся усталость. Ступени отняли силы. Радужные круги поплыли у него перед глазами, кровь застучала в висках. Ноги стали подгибаться.

– Держим, держим. Идем.

Но он держал и шел уже из последних сил. Справа по дереву подиума равномерно тюкал посох Хранителя. Проводник бесшумно двигался слева.

«Господи, помоги…» – взмолился Михаил, задыхаясь.

Бордовый пол качнулся под ногами. Михаил еле переставлял дрожащие ноги, ботинки скребли по полу. Вдобавок, он вдруг разом почувствовал, что замерз. И снежный ветер, словно назло, достал его и здесь, под шатрами, толкнул в лицо, сбил дыхание. Сундук зашатался на спине. Михаил из последних сил засеменил вперед, сгибаясь все сильнее и уже готовясь завалиться вперед, но вдруг его остановили:

– Дома!

Руки сопровождающих подхватили со спины смертельно давящий сундук и с размаху, со стуком поставили его впереди на подиум. Бордовый пол загудел. В изнеможении Михаил рухнул на колени и уронил голову на грубую, занозистую крышку сундука, прижался щекой.

Отдышавшись и придя в себя, он открыл глаза. В трех шагах от него, прямо по центру трех шатров возвышалась та самая фигура, которую он издали принял за вставшего на дыбы медведя. Но это был вовсе не медведь, а скульптурная композиция, состоящая из двух человеческих фигур, соответствующих реальным человеческим размерам. Одна из этих фигур сидела на закорках у другой. Нижняя фигура была деревянной, искусно выточенной из дерева, текстурой похожего на дуб: судя по пропорциям, низкорослый человек в костюме, при галстуке, в ботинках стоял на подиуме в спокойной и уверенной позе. На закорках у него, обхватив руками за плечи и шею, сидел голый человек, отлитый из темного металла, похожего на простое железо. Руки деревянного человека поддерживали за голени ноги железного. По пропорциям обе скульптуры были почти одинаковые, но выражения лиц у них сильно различались. Лицо деревянного человека было простоватым, широковатым, самоуверенным и слегка благодушным. Дубовые, коротко подстриженные волосы слегка курчавились на его голове, деревянные губы чуть расходились в полуулыбке. Голова железного человека была лысоватой, жилистое лицо сужалось к маленькому упрямому подбородку и смотрело напряженно, с неприветливой внимательностью. Небольшие, но мускулистые руки железного человека цепко оплелись вокруг широкой шеи деревянного, пальцы вцепились в предплечья, по которым бежали подробные дубовые складки.

Не успел Михаил толком разглядеть скульптуру, как Хранитель стукнул посохом в пол и заговорил глухим сильным голосом:

– Великий Медопут, держатель тайных пут, прими дары от твоей детворы. Для дела, для братства, для русского богатства, супротив мирового блядства.

И сразу же перед изваянием в полу открылась круглая темная дыра. Рука Проводника коснулась плеча Михаила. Не вставая с колен, Михаил открыл сундук. Он был полон золотого песка. Сверху на песке лежал кусок медвежьего сала, вырезанного из медвежьей спины вместе с шерстью. Михаил вцепился пальцами в эту шерсть, подполз к изваянию и стал обтирать медвежьим салом дубовые ботинки стоящего. Обтерев их как можно тщательней, он принялся обтирать железные ступни сидящего на закорках. Едва он завершил сальное обтирание, как властная длань Хранителя выхватила сало у него из рук. Михаил подполз к сундуку, схватился за ручку, подтянул его к дыре. В дыре, пониже толстых досок пола неподвижно стояла темная вода. Михаил зачерпнул пригоршней золотой песок и высыпал в воду. Она приняла его бесшумно, едва шелохнувшись. Облегченно вздохнув, Михаил стал черпать песок пригоршнями и сыпать в воду. Золотые песчинки исчезали в ней со сдержанным блеском. Он черпал и сыпал, черпал и сыпал приятно тяжелое, текущее сквозь пальцы золото, постепенно приходя в себя после заноса и успокаиваясь. Лицо его смутно отражалось в темной воде, он понял, что вода эта – чистая, прозрачная, колодезная, хотя под тремя шатрами она и казалась такой темной. Сундук постепенно пустел. От этой работы Михаил согрелся, да и метель, как ему показалось, поутихла. Хранитель и Проводник неподвижно стояли рядом, каждый со своей стороны.

Быстрое золото… – думал он обрывочно, поглядывая вскользь на изваяние, – быстрое золото и чистая вода… ледяная вода… ни рябинки, ни следа… слава Богу, что я донес, не споткнулся… шестьдесят девять килограммов золотого песка… какие подробные ботинки у него… даже шнурки выточили… какая же это фирма… неужели старый добрый «Edward Green»?

Время словно остановилось, золото перетекало из сундука в воду, Михаил работал все спокойней и уверенней, словно делал это каждый день. Дыхание его стало ровным, вернулось внутреннее равновесие, а вместе с ним и чувство глубокого, полного удовлетворения. С каждой пригоршней золотого песка в темную воду уходило тяжкое, вязкое беспокойство последних месяцев, а вместе с ним и накопившиеся за эти месяцы душевная усталость и смутная тревога.

«Как хорошо, что это случилось…» – думал он.

Наконец, золото было вычерпано из сундука. И тут же Хранитель кинул в сундук сало, захлопнул крышку, они с Проводником подхватили опустевший сундук, пошли в сторону от изваяния и размашисто водрузили сундук на широкую черную тарелку на треножнике, которую Михаил заметил только теперь. В тарелке вспыхнул газовый огонь, охватил сундук и вскоре грубые доски его затрещали в голубоватом пламени. Хранитель и Проводник подошли к Михаилу, повернулись к изваянию.

– Да здравствует Великий Медопут! – громко и торжественно произнесли они и склонились в глубоком поясном поклоне.

Михаил, по-прежнему стоящий на коленях, тоже склонился, лицо его нависло над водой. И вдруг четыре крепкие руки схватили его и с силой швырнули в дыру. Он вошел в воду, успев выкрикнуть «что?» и больно ударившись пятками о край дыры, заставив пол угрюмо загудеть. И закричал в эту ледяную, темную, смертельно объявшую его воду так неистово и отчаянно, что проснулся.

Подмосковный дом Михаила в коттеджном поселке «Светлые ручьи» на 1-ом Успенском шоссе. 1 марта 2009 года. 9.02 утра. Спальня. Михаил и его жена Ната в постели.

Михаил(потирает лицо, тяжело вздыхает) Уа-а-а-ах… надо же…

Ната(обнимает его) Милый, ты так нежно стонал во сне. (игриво) Кто же тебе приснился?

Михаил(приподнимается на локтях, садится) Фу-у-у-у… хрень какая…

Ната Что?

Михаил(смеется в изнеможении) Какая чушь! Надо же…

Ната Не групповая любовь?

Михаил Если бы…

Ната(обнимает его) А я была в твоем сне?

Михаил К сожалению, нет.

Ната(надувает пухлые, недавно надутые губы) Ну вот! Всегда так у тебя.

Михаил Знаешь, мне приснилось, будто я… (смеется, откидывается на подушку) Нет, это пиздец какой-то!

Ната Ну. Не ругайся с утра. У вас сегодня Великий пост начался.

Михаил Будто я делал такой… занос…

Ната Занос? Как это?

Михаил Такой сундук, полный золота… золотого песка… (шарит на мраморном столике сигареты, закуривает) я нес этот сундук… золотой песок… я сыпал его в такое… круглое… типа очка… (смеется)

Ната Это просто «Граф Монтекристо»!

Михаил(вспоминает) А! Я же еще Стаса видел.

Ната Стаса?

Михаил Да, Стаса. (становится серьезным, курит) Мы с ним ехали туда… он смеялся… а я говорю: Стасик, как хорошо, что ты жив.

Ната(вздыхает) Да, тяжелый сон. А я его во сне видела сразу после похорон.

Михаил Ты уже рассказывала.

Ната(прижимается к нему) Миш, ну зачем ты сразу куришь? Это вредно, мы же говорили.

Михаил Жить тоже вредно…(сильно затягивается, тушит сигарету) Который час?

Ната(смотрит на свой мобильный) Десятый.

Михаил В десять Таня приедет.

Ната(зевает) А ко мне педикюрша к десяти ввалится. (нежно берет Михаила за гениталии) Мы утром всегда куда-то торопимся. Почему?

Михаил Ну… не всегда…

Ната Мишенька хочет нежного?

Михаил Хочет, но…

Ната А без «но» можно? (скидывает с Михаила одеяло)

Михаил Ну… можно и без «но»…

Ната снимает с себя пеньюар, умело ласкает Михила ртом, потом садится на него спиной к нему, начинает двигаться.

Ната Мишеньке нравится моя спинка?

Михаил Очень…

Ната Мишенька хочет свою Наточку?

Михаил Очень…

Ната Мишенька любит ее сладенькую пипу?

Михаил Очень…

Ната Мишеньке хорошо с Наточкой?

Михаил Очень…

Ната Мишенька любит делать нежное?

Михаил Очень…

Ната Любит делать это с Наточкой?

Михаил Очень…

Ната Любит это делать и смотреть?

Михаил Очень…

Ната Смотреть на наточкину спинку?

Михаил Очень… а-а-а-а-а! (кончает)

Ната О-о-о, Мишенька кончил, так быстро?! Безумец! Безумец и террорист!

Ната слезает с Михаила, ложится рядом, обняв его.

Михаил Похмелье…

Ната А Мишенька разрешит Наточке кончить?

Михаил Конечно… фу-у-у-у… похмелье…

Ната(достает из-под кровати бархатную коробку) Ты же вроде много не пил вчера…

Михаил Польская зубровка – дерьмо. Борька ее так любит… (вспоминает, морщится) Ой, бля, они же у нас остались…

Ната(достает из коробки изящный вибратор, прикладывает к своим гениталиям) Остались…

Михаил Почему они всегда у нас ночуют? Живут в Переделкино, в двух шагах… загадка…

Ната(улыбаясь, смотрит в потолок) Загадка… загадка, Мишенька… мир, это вообще загадка… огромная…

Михаил(вытирается ее пеньюаром) Зарекаюсь пить зубровку… Боря все-таки мудак…

Ната Мудак… конечно мудак… ой, какой мудак… А Мишенька возьмет Наточку за сосочек?

Михаил берет Нату за сосок.

Ната(радостно глядя в потолок) Ой… как Наточке хорошо… ей сейчас будет совсем хорошо… ой, Мишенька, твоя Наточка… твоя нежная Наточка… твоя любимая Наточка… твоя единственная Наточка… твоя Наточка, твоя Наточка, твоя Наточка, твоя Наточка, твоя Наточка, твоя Наточка… конча-а-а-а-а-ает! (кончает, отбрасывает вибратор, обнимает Михаила)

Лежат некоторое время молча.

Ната Согрей свою Наточку.

Михаил Нат, мне вставать пора.

Ната Ну, и вставай, противный…

Михаил(целует ее) Не дуйся.

Михаил встает, снимает с вешалки халат, подходит к трюмо жены, стоит, переводя дыхание. Отсоединяет мобильный телефон от подзарядки, включает, кладет в карман халата. Поворачивается к иконостасу, быстро крестится, кланяется.

Михаил Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного.

Ната Зажги лампадку.

Михаил зажигает лампадку, выходит из спальни. Оказывается в просторной ванной комнате. Сбросив халат, мочится стоя в унитаз, подходит к раковине, смотрится в зеркало.

Михаил Отговорила роща золотая… Ёптеть, как же я играть-то буду…

Умывается, чистит зубы, берет электробритву, подумав, кладет на место. Заходит в душевую кабину, принимает контрастный душ, подбадривая себя вскриками и кряхтением. Выходит из кабины, растирается полотенцем, прыскается дезодорантом, смазывает руки кокосовым маслом, растирает, надевает халат, выходит из ванной, спускается вниз по лестнице. На ходу достает мобильный, набирает номер.

Михаил Таня? Здрасьте. Вы уже в пути? Ааа… понятно. Да нет, я просто хотел перенести на попозже… Нет, нет, ничего. Сделаю усилие. Это полезно. Жду вас.

Убирает мобильный в карман, проходит через пустую гостиную, сворачивает в малую кухню. Там готовит завтрак кухарка Людмила и пьет кофе слуга Сергей.

Людмила, Сергей С добрым утром, Михал Андреич.

Михаил Доброе утречко. Боря с Гелей не встали?

Сергей Нет еще.

Михаил Слава Богу.

Людмила Завтракать будете?

Михаил Нет.

Проходит в большую кухню, открывает холодильник, достает лимон, разрезает его пополам, выдавливает в стакан, добавляет воды и ложку меда, размешивает, выпивает залпом. Достает с полки бутылку с настойкой женьшеня, наливает в стакан чайную ложку, добавляет воды, выпивает. Достает из ящика «Алкозельцер», бросает в стакан таблетку, замечает на настенных часах время 9.30, включает радио «Эхо Москвы», садится за стол, положив ноги на стол, слушает новости, пьет из стакана. Входит Сергей.

Сергей Михал Андреич, завтрак когда накрыть?

Михаил Когда эти встанут.

Сергей Здесь или на веранде?

Михаил Здесь… или, нет. Давай на веранде, что ли.

Сергей Хорошо. (выходит)

Михаил сидит некоторое время, слушая радио.

Михаил Люд! Сделай мне маленький эспрессо.

В кармане халата Михаила звонит мобильный.

Михаил(достает мобильный) Да, Нат.

Голос Наты Миш, ты представляешь, звонит педикюрша, ее занесло на повороте возле Лапино, машина в березу врезалась.

Михаил Ни хрена себе. Она-то как?

Голос Наты Жива, цела вроде.

Михаил В березу! Чего она, разогналась, что ли? Водит давно?

Голос Наты Там лед на повороте, Мишенька! Занос. Ужас, а?

Михаил Помощь ей нужна?

Голос Наты Она вызвала ГАИ и ангела. Вытащат… Главное – сама цела, правда?

Михаил А береза? Цела?

Голос Наты Тебе все хиханьки.

Михаил И хаханьки. Ладно… (зевает) Без педикюра я тебя хочу еще сильнее.

Убирает мобильный. Людмила вносит чашку с эспрессо.

Михаил Мерси. (пьет кофе) В березу… (усмехается) Мда… как жену чужую обнимал березку… (вспоминает) Да. (достает мобильный, набирает номер)

Голос секретарши Слушаю, Михаил Андреевич.

Михаил Роза, день добрый.

Голос секретарши Здравствуйте.

Михаил Меня не будет сегодня. Пусть они над договором не работают сегодня, ясно?

Голос секретарши Все отменяется?

Михаил Да. На завтра перенеси. Без меня пусть не работают. Никакой инициативы. Скажи Аванесову. На завтра. На то же время.

Голос секретарши 13.00.

Михаил Да, в час.

Голос секретарши Хорошо.

Михаил убирает мобильный. Входит Сергей.

Сергей Михал Андреич, Таня приехала.

Михаил Так рано? Еще десяти нет! Черт… (встает) чего она так рано… Вот кого никогда и нигде не заносит… Ладно, пусть переодевается, я буду через пять минут.

Выходит из кухни, поднимается на второй этаж, идет в гардеробную, снимает халат, не торопясь, надевает трусы, шорты, майку, белые махровые носки, кроссовки. Смотрит на себя в зеркальную дверь платяного шкафа, трогает щеки, потом массирует шею.

Михаил Супрематизм Супрематизмович Супрематизмов…

Делает перед зеркалом легкую разминку. Потом садится на пол, на колени, сидит, закрыв глаза и сосредоточенно вдыхая носом и выдыхая ртом. Встает рывком с колен, спускается по лестнице в подвальный этаж, проходит в спортзал. Посередине спортзала стоит стол для настольного тенниса. Возле стола разминается Таня. Она в майке, короткой юбке, кроссовках. Ей девятнадцать лет.

Михаил(поднимает сжатый кулак) Татьяна.

Таня(с улыбкой поднимает свой кулак) Михаил.

Михаил(подходит, протягивает руку) Как оно?

Таня(пожимает ему руку) Окидок!

Михаил Стукнемся?

Таня Стукнемся!

Михаил подходит к полке, берет свою ракетку, прыскает на нее спреем, потом стирает влагу с резины специальной губкой. Таня вынимает из футляра свою ракетку, берет шарик, ловко и быстро бьет его три раза об пол, занимает место у стола, жонглируя шариком и пританцовывая на месте. Михаил встает напротив. Они разыгрываются.

После пятиминутного разыгрывания, Таня берет сетку на стойке, полную шариков, ставит справа от стола, берет шарик, набрасывает Михаилу, который старается исполнить топ-спин справа. Так она набрасывает шарик за шариком, комментируя и давая советы.

Таня На правую ногу упор… ноги полусогнуты…и раз… руку заносим… и раз… вращательно двигаем корпус влево… и раз… и пошел упор на левую… и выход… и снова на правую… и руку заносим… занос руки… и раз… и занос руки… и раз… стоп!

Тренинг останавливается.

Таня Михаил, я, повторяю, ну, повторяю и буду повторять: главное в топсе – правильный занос руки. Занос! Без правильного заноса руки ничего не получится, сто пудов. Все начинается с кисти, а за кистью и весь корпус пошел, пошел, пошел… (показывает) и раз: правильный подход к мячу. Если есть правильный занос руки – есть и правильный подход к мячу, есть правильное касание. А так идет простой накат. А простой накат нам не нужен.

Михаил Absolutely!

Таня Делаем занос?

Михаил Делаем занос!

Таня(накидывает мяч) Топсик, в гости к нам!

Михаил Топсик, в гости к нам!

Тренинг продолжается. Шарики в сетке кончаются.

Михаил(устало дыша) Отдохнем.

Таня Отдохнем.

Михаил берет полотенце, вытирает лицо и шею, садится в кресло, берет с журнального столика колокольчик, звонит. Входит Сергей с подносом, ставит на столик свежевыжатый сок, воду, стаканы. Уходит. Михаил разливает сок, они с Таней берут стаканы, чокаются.

Михаил За топс.

Таня За топс.

Пьют сок: Михаил – сидя в кресле, Таня – прислонившись к колонне.

Михаил Ммм… хорошо. Фуу… похмелье проходит.

Таня Вчера пили?

Михаил Последний день масленицы. Необходимо.

Таня Блины, да?

Михаил Блины.

Таня А у нас мама в четверг пекла. С селедкой.

Михаил А ты совсем не пьешь?

Таня Почему? По праздникам, ну, там, на днях рождения. Я мартини белый люблю.

Михаил Хороший выбор.

Пьют молча.

Михаил(встает, допив сок) Стукнемся?

Таня Стукнемся.

Играют тренировочную партию, Таня не наносит атакующих ударов, только пассивно обороняется. Михаил выигрывает 11-8.

Таня Михаил, занос руки. Занос руки.

Михаил Да, да, да.

Играют вторую тренировочную партию. Михаил выигрывает 11-7. Делают паузу, пьют сок и воду.

Михаил Ну, что, реальную?

Таня Реальную.

Играют настоящую партию. Михаил проигрывает 5-11.

Михаил(тяжело дыша) Не побил рекорда.

Таня Похмелье!

Михаил Да, похмелье. Спасибо, Тань. В душ и завтракать.

Татьяна берет свою сумку, убирает ракетку, идет в душевую. Михаил поднимается на второй этаж, принимает душ, переодевается в китайский костюм, в котором последнее время ходит дома, неспешно спускается вниз, проходит на зимнюю веранду. Здесь за столом уже сидят Ната, ее брат Анзор, Борис, его жена Геля. Анзор модный телеведущий российского MTV, эту зиму живет в доме Михаила из-за ремонта в своей новой квартире. Борис скульптор, он чуть постарше Михаила. К столу, кроме йогуртов и легкой закуски поданы оставшиеся со вчерашнего вечера блины и шампанское. От приготовленной Людмилой овсянки все отказались. Сергей прислуживает.

Михаил Доброе утречко всем.

Борис(поднимает бокал) Аве, цезарь!

Геля(целует Михаила) Мишенька, как у вас славно спится!

Анзор Как сыграл?

Михаил(садясь на свое место) Вполне. Чего не присоединился?

Анзор Ну, нам, профанам…

Ната Миша, педикюршу ангел увез.

Михаил Слава Богу. Можно закусить спокойно.

Все смеются.

Михаил Так. А кто разрешил пить шампанское?

Борис Я! Именем Ли Бо и Кальтенбруннера. Они оба начинали свой день с вина!

Михаил Второй плохо кончил.

Борис Да, да! (смеется) А я и забыл об этом!

Михаил(колеблется, затем говорит Сергею) Сереж, плесни и мне, что ли.

Борис Отлично! И очень правильно!

Сергей наливает Михаилу шампанского.

Профаны опохмеляются пивом.

Ната Анзорчик это всегда говорит.

Борис Истину не грех и повторить-с!

Геля Миша, повторюсь в сотый раз, у вас чудесный вид из мансарды, особенно зимой. Я утром выглянула: чудо! Все занесло! Белое, красивое! И поле видно!

Михаил You are welcome, Геля. Поля скоро не будет. Ладно, господа, с началом Великого поста. (поднимает бокал)

Все смеются, чокаются, пьют.

Ната А я не пью! Вот так!

Борис Натка, благодаря тебе мы все спасемся!

Ната(шутливо бьет его по губам) Не богохульствуй!

Входит Таня.

Таня С добрым утром.

Анзор Таньк, чао. А я встал поздно.

Ната Садитесь, Таня.

Борис Вы – та самая мастер?

Таня Я мастер.

Михаил Мастерица. На все руки.

Борис Выпьете с нами декадентского напитка?

Таня Я за рулем.

Борис(удивленно пожимает плечами) Я не вижу у вас никакого руля.

Все смеются.

Геля Господа, давайте выпьем за Наточку и Мишу. Вчера было так чудесно! Ребята, как у вас всегда уютно, и так просто, и без понтов этих, и…

Борис И пьется хорошо, и естся! Миша, шоб ты так жил и впредь!

Миша Буду, буду. (стучит по дереву)

Чокаются, пьют.

Михаил(Борису) Все хорошо, кроме твоей любимой польской зубровки. Напоил меня дрянью. Голова еле прошла. Благодаря Тане.

Ната Я думала – благодаря мне?!

Михаил Вы обе сегодня потрудились.

Смеются.

Борис А по-моему – достойная водка. У меня вообще… ничего… Как говорил мой дедушка: бутылку выпил, и ни ветра в жопе!

Ната Борька-реалист!

Борис Я сюрреалист!

Анзор Польская тема уже не актуальна. Если бы вы вчера пили чачу, я бы поддержал разговор.

Михаил «Вы»! А ты что, зубровку не пил?

Анзор Я пил виски. Родной бурбон.

Михаил А, да… ты пил виски. (кивает Борису на Анзора) Он сообразительный, да?

Борис Поколение текилы.

Михаил А пьет почему-то бурбон!

Смеются.

Ната(гладит голову Михаилу) Как твоя головушка?

Михаил Полегче.

Ната Покинешь нас?

Михаил Я все отменил.

Ната Ты с нами?

Михаил(жует) С вами, с вами…

Геля Ура! Миша с нами!

Борис Миша с нами! (поднимает бокал) За Мишу!

Пьющие За Мишу!

Чокаются, пьют

Геля Наточка, я вчера забыла спросить: а где ж ваш попугай? Ара ваш этот… как его зовут-то…