Текст книги "Последний день матриархата"
Автор книги: Владимир Машков
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Перехваченное письмо
Я неточно выразился. Наташин отец не пришел, а ворвался в нашу квартиру, сметая все на своем пути.
Собственно, на его пути был один мой папа.
Папа вертелся у зеркала, примеряя новый галстук-бабочку. Хотя папа чуть ли не ежевечерне отправлялся в театр, все равно каждый поход в храм искусства был для него праздником, и потому папа облачался соответственно этому торжественному событию.
Папа посмотрел на себя в зеркало и остался собой доволен. Потому что вполголоса замурлыкал легкомысленную песенку Герцога из оперы «Риголетто»: «Сердце красавицы склонно к измене и к перемене, как ветер мая…»
Поскольку мой папа был влюблен в мою маму, я понял, он надеется, что мама к нему переменится, и у нас снова все будет хорошо. А вполголоса папа мурлыкал потому, что не хотел мешать маме, которая сидела за своей машинкой.
А я сидел за уроками. Правда, сегодня ничего не лезло мне в голову. Я представлял, как Наташа распечатывает конверт. Письмо приводит ее в восторг. Ей ужасно хочется узнать, кто его написал, но послание не подписано. Наташа теряется в догадках. Ей ни за что не докопаться, что я написал письмо. А тогда зачем было огород городить, то есть отправлять ей послание. Ведь я хотел, чтобы она узнала обо мне.
И в это время раздался нетерпеливый звонок. Чувствовалось, что тот, кто стоит за дверью, вовсе не намерен ждать, пока папа причешет остатки своих некогда пышных кудрей.
А я сразу похолодел. Вероятно, седьмой, неизвестный еще науке орган чувств подсказал мне: «Это по твою душу».
– А где Ромео? – раздался знакомый голос.
Я выглянул из комнаты. Это был действительно Наташин отец. Он потрясал перед носом моего папы распечатанным письмом. Я узнал конверт – это было мое письмо. Но каким образом оно оказалось в руках Наташиного отца? Неужели Наташа сама отдала? Нет, ни за что не поверю.
– Добрый вечер, может, вы объясните причину вашего визита, – с изысканной вежливостью произнес мой папа, и только тот, кто его хорошо, вроде меня, знал, мог догадаться, что папа едва сдерживает гнев.
– Добрый вечер, – вынужден был поздороваться Наташин отец, и глаза его зажглись – он увидел меня. – А, вот и Ромео. Между прочим, я вычислил, что это твоя работа.
– Простите, – мой папа был недоволен, что его бесцеремонно оттерли в собственной квартире, но законы гостеприимства были для него превыше всего, – простите, я не понял, кто вам нужен?
– Автор этого душещипательного романса, этого стихотворения в прозе, – Наташин отец поднял вверх разорванный в спешке конверт. – То есть ваш сын. Вот тут черным по белому напечатано, кто автор и где он живет.
Ну и растяпа я! Нарочно печатал на машинке, чтобы Наташа не узнала меня, а сам взял и на конверте, там, где ставится адрес отправителя, напечатал всю правду – и как меня зовут, и где я живу. Теперь понятно, почему Наташин отец так быстро меня разыскал. Но зачем Наташа отдала ему письмо? Неужели она ни во что меня не ставит, неужели я для нее нуль без палочки?
Между тем мой папа взял письмо, пробежал его глазами.
– Кир, это ты писал?
Я молча кивнул.
– Какой слог! – восхитился папа, перечитывая письмо. – Кир, твоей рукой водило вдохновение!
Наташин отец выхватил у моего папы письмо и потряс им уже перед моим носом.
– Я запрещаю тебе писать моей дочери и забивать ей голову всякой сентиментальной ерундой.
Я бросился, чтобы вырвать у него письмо. Но он был начеку и поднял руку с разорванным конвертом вверх, так, что я не мог достать.
– Вы не можете мне запретить писать вашей дочери, – с удивлением услыхал я свой дрожащий от волнения голос. – Хочу и буду.
– Как у вас оказалось письмо, адресованное вашей дочери?
На поле боя появилась моя мама.
– Проще простого, – невозмутимо ответил Наташин отец. – Я увидел в почтовом ящике письмо, распечатал его, и вот я здесь.
– Значит, ваша дочь письма не видела и даже не знает, что оно ей отправлено? – моя мама любила точность, хотя и я и она уже догадались, что до Наташи письмо не дошло.
Затаив дыхание, мы с папой следили за их перепалкой.
– Не хватало еще, чтобы она его увидела, – ухмыльнулся в бороду Наташин отец.
Мама протянула руку, недвусмысленно требуя, чтобы Наташин отец отдал письмо. Наташин отец покорно вернул распечатанный конверт. А мама отдала письмо мне и тем самым восстановила справедливость. Ведь если письмо не попадает тому, кому оно написано, значит, оно должно оставаться у того, кто его написал.
– А сейчас потрудитесь оставить дом, куда вы явились незваным гостем, – мама глядела прямо в глаза Наташиному отцу.
Мой папа подбежал к двери и картинно распахнул ее.
– Ну смотри, Ромео, еще одно письмо увижу, руки-ноги оторву и спички вставлю.
Наташин отец повернулся и пошел к выходу.
– Ну и наградил управдом соседом – питекантроп, пещерный житель.
Папа захлопнул за Наташиным отцом дверь, подлетел к маме и бухнулся перед ней на колени.
– Ма-а-ть! Ты была великолепна! Как Ермолова в роли Марии Стюарт!
– Ну что ты, встань! – мама зарделась, как девчонка. – Значит, это наш новый сосед? Но у него, по-моему, мальчик. Я видела его в джинсах, с боксерскими перчатками.
– У него девочка, – папа в одно мгновение очутился на ногах. – Угловатая, похожая на мальчишку. Очаровательное существо.
– У него и мальчик и девочка, – подал я голос.
Папа повернулся ко мне. В его глазах появился странный блеск, и папу неудержимо понесло:
– Страшный людоед заточил в замке красавицу, держит ее взаперти, на хлебе и воде, но отважный рыцарь, – папа положил мне на плечо руку, словно благословляя на подвиг, – преодолел все преграды и вырвал красавицу из лап людоеда… Кир, – встрепенулся папа, – доверь мне свое письмо, клянусь тебе, я доставлю его ей, что бы это мне ни стоило.
– Кирюша сам решит, что ему делать, – прервала мама папин монолог.
– Была бы честь предложена, – папа обиженно пожал плечами.
– По-моему, ты опаздываешь в театр, – уже мягче напомнила мама.
– Как сказал Шекспир, жизнь – театр, и все люди – актеры. Нутром чувствую, тут заваривается нечто настоящее.
Папа надел плащ, взял берет, поцеловал маму и пошел в театр.
– Ты вырос, а я и не заметила.
Мама виновато улыбнулась и пошла к своей машинке. А меня неудержимо потянуло на улицу.
– Мама, я пойду погуляю, – крикнул я и, схватив куртку, выскочил во двор.
Едва я очутился на улице, как сразу отыскал на седьмом этаже Наташино окно. Хотя в нем не горел свет, я почувствовал, как забилось у меня сердце. Я прикоснулся рукой – под моими пальцами зашуршала бумага. Я вынул письмо, которое так и не увидела сегодня Наташа. И когда она его увидит?
Под чьими-то ногами захрустел ледок. Я поспешно спрятал письмо в карман куртки.
Ко мне подошла женщина в лыжном костюме. Из-под вязаной шапочки выбивались седые коротко стриженные волосы. Во рту у нее торчала незажженная папироса.
Бабушка подняла голову и тоже посмотрела, как мне показалось, на Наташино окно.
– Спички у тебя есть? – ошарашила меня бабушка вопросом.
– Ну что вы! – искренне возмутился я. – Я не курю.
– Молодец, – похвалила меня бабушка и спросила: – Я, знаешь, что делаю, чтобы бросить курить?
– Что? – меня заинтересовала забавная бабушка.
– Не ношу с собой спичек, – выпалила бабушка и сообщила шепотом, точно по секрету: – Между прочим, она уехала с отцом на автомобиле.
– Кто? – Я сделал вид, что не понял, о ком говорит бабушка.
Бабушка глянула на часы и спохватилась:
– Ой, через пять минут передача начинается…
И бабушка припустила со всех ног через двор.
Любопытно, что за передача, ради которой бабушка забыла о спичках и так резво помчалась домой?
А потом мои мысли снова вернулись к Наташе. Что за ерунда получается? Никак мне не удается встретиться с Наташей! Во сне мешает ее братец, а наяву – отец. Что делать?
Тут я заметил, что наш двор опустел. Наверное, все пошли глядеть ту самую телепередачу. Я заторопился домой.
Не сбрасывая куртки, я включил телевизор. Еще не появилось изображение, а я уже услышал родной голос – по телевизору выступал папа. А вот он и сам собственной персоной.
Папу не узнать – на нем нет маминого передника.
– Сделай тише, – услышал я голос мамы. – И вообще тебе пора ложиться спать.
Я уменьшил громкость. Папа зашептал:
– Любовь – это самое сильное человеческое чувство. Именно она, любовь, и делает человека человеком, в конце концов.
Да, ради такой передачи можно забросить все дела. Я придвинул кресло поближе к телевизору и стал слушать и смотреть папу. Вместе с миллионами телезрителей.
Поверженная королева
Когда на следующий день я пришел в класс и увидел Наташу, то обрадовался и успокоился. Ну уж в школе мне никто не помешает с ней встречаться.
Но не тут-то было. На первой же переменке Наташу окружили мальчишки. После вчерашнего происшествия Наташа сразу стала популярной личностью. Забегали мальчишки и из других классов. Слава Наташи стала поистине общешкольной.
В общем, каждую переменку возле Наташи вились мальчишки. Наташа благосклонно принимала знаки внимания со стороны мужской половины класса, а женская половина ее попросту не интересовала.
Я, естественно, оказался в женской половине, и меня Наташа вовсе не замечала. Я для нее был человеком-невидимкой.
Я очень хотел виться вокруг Наташи, но не вился. Потому что я хотел видеться с ней наедине, а не вместе с классом.
А тут еще меня взяли в оборот девчонки. Их разбирало любопытство. Судя по всему, из Светы и Аллы они вытянули всю информацию, какую можно было извлечь. Но она показалась девчонкам недостаточной. К Наташе они не осмеливались лезть с расспросами – знали, что получат от ворот поворот.
Значит, единственным источником информации оставался я. На переменке девчонки вцепились в меня, вытащили в коридор и, прижав к окошку, отрезали все пути к отступлению. Я попытался вырваться, но где там! Не знаю, как в других школах, но в нашем классе все девчонки как на подбор – на две-три головы выше мальчишек. Поэтому из-за девчонок меня и вовсе не было видно, и я не мог подать сигнал бедствия. Всякий, кто проходил по коридору, наверное, думал, что девчонки уединились и шушукаются, и никто не догадывался, что они меня допрашивают.
Правда, одна возможность удрать у меня все-таки была – сигануть в окошко. Но я вовремя вспомнил, что наш класс находится на третьем этаже, и предпочел отвечать на вопросы.
– Выкладывай, что там было, – кивнув головой на учительскую, строго спросила Лялька.
Как пишут в ученых книгах, Лялька была в нашем классе неформальным лидером у девчонок, а если попросту – заводилой. К тому же совсем недавно вокруг нее вились мальчишки. Короче говоря, Лялька была королевой. Причем правящей. Я, хоть и считался старостой, никакой властью не обладал.
– Где? – я прикинулся непонятливым, чтобы выиграть время, потому что не знал, как выкручиваться.
– В учительской, – Лялька даже топнула ногой, от нетерпения ее лицо вдруг сделалось злым и некрасивым.
Неужели я когда-то был в нее влюблен и притом по уши? Это было сто лет тому назад, еще до появления Наташи. Вспомнив Наташу, я вновь обрел твердость духа.
– А я там не был, – ответил я.
– А где ты был? – словно с ножом к горлу, пристала ко мне Лялька.
– Я прогулял урок, – чистосердечно признался я.
– Ты, маменькин сыночек? – не поверила Лялька, а за ней и другие девчонки. – Не ври! Врать стыдно!
– Я не вру, я говорю правду, – крикнул я.
Вероятно, за плотной стеной девчонок мой крик прозвучал, как мышиный писк.
– Чтобы ты, пай-мальчик, и прогулял урок, такого быть не может, – не унималась Лялька. – Не виляй хвостом, отвечай, эту задаваку собираются вытурить из школы?
Ах, вот оно что! Лялька увидела, что все мальчишки переметнулись к Наташе. Девчонки пока держатся. Но Лялька сама была девчонка и знала, как ненадежны ее подруги. И потому Лялька была бы рада избавиться любым способом от соперницы. Даже с помощью педсовета.
– В нашей школе, – произнес я директорским голосом, – просто так, за здорово живешь, ученицами не бросаются. Их, если надо, перевоспитывают.
Лялька почувствовала, что моими устами глаголет директор, то есть истина, и, фыркнув, удалилась. За ней потянулись Света, Алла и остальные девчонки.
Я вздохнул с облегчением. Хотя понимал, что девчонки мне этого не простят. Особенно Лялька.
Не успели девчонки отойти, как меня взяли в плен мальчишки. Хотя мальчишки в нашем классе не были такими дылдами, как девчонки, а некоторые вообще с меня ростом, однако одноклассников я боялся больше, чем одноклассниц. С девчонками всегда можно договориться, на них слова действуют. К сожалению, у мальчишек самый весомый аргумент – кулак.
– Слушай, Наташка так и сказала, что она одна виновата? – мальчишки оказались более любопытными, чем девчонки. – Это правда?
– Правда, – подтвердил я.
– И ни на кого не валила, не выкручивалась?
Я покачал головой.
– Вот это по-мужски, – услышал я голос Сани.
Мальчишки расступились и пропустили моего друга. Теперь я спасен. Когда со мной Саня, меня никто и пальцем не тронет.
– Ну и девчонка! – восхищенно цокали мальчишки и один за другим исчезали.
Я благодарно посмотрел на Саню. От дальнейших расспросов я был избавлен.
– У тебя сегодня тренировка? – спросил я.
– Сегодня и ежедневно, – ответил Саня.
Мимо нас в окружении мальчишек прошла Наташа. Я проводил веселую компанию завистливым взглядом.
– А на сборы когда?
– Через две недели, – Саня даже не покосился на Наташу. – Билеты уже заказаны.
На некотором отдалении за мальчишками проследовала Лялька. Ну и ну! До чего унизилась королева! Бегает за мальчишками, словно обыкновенная девчонка.
– Счастливый, – протянул я. – Мы будем учиться, а ты станешь загорать на южном солнышке.
Через две недели Санин папа вез команду юниоров на Черное море, на сборы. Вместе с папой, естественно, летел и сын.
А на следующей переменке произошло событие, которое потрясло всю школу, и как ни удивительно, оказалось мне на руку.
Как и вчера, по коридору двигалась необычная процессия. Снова наша классная Калерия Васильевна вела нарушительницу покоя. На сей раз ею была Лялька.
На лице у нашей классной уже не было красных пятен – оно все пылало праведным гневом. А Лялька гордо шествовала рядом, не забывая, впрочем, стрелять глазами по сторонам – все ли мальчишки ее видять? Она добилась своего, в коридоре было полно мальчишек, и они провожали Ляльку взглядами, в которых недоумение смешивалось с восторгом.
Когда шествие исчезло за дверью учительской, Саня развел руками:
– Сбесились девчонки…
А я задумался. Увидев, что мальчишки один за другим покидают ее и переходят к Наташе, Лялька решилась на отчаянный шаг – она закурила. До сего дня не бравшая в рот сигареты, Лялька задымила – явно в пику Наташе.
Вскоре стало известно, что Лялька перестаралась. Пороху ей хватило лишь на то, чтобы с независимым видом продефилировать по коридору. А в учительской ей стало плохо. Прибежала доктор, приехали родители и отвезли дочку домой.
Вот так печально закончился выход Ляльки в новой для себя роли.
Наташа слушала, как девчонки ахают и охают, обсуждая происшествие с Лялькой, и загадочно улыбалась.
Вместо последнего урока состоялось собрание.
От перенесенных волнений в лице у нашей классной не было ни кровинки.
– Каждый день чепе! – негодовала Калерия Васильевна. – Девочки, опомнитесь! Вы же будущие матери!
Наташа решительно поднялась:
– А кто видел, чтобы я курила после этого?
И села, и по своей привычке уставилась в окно, словно пережидая, когда вся эта кутерьма закончится.
– Никто не видел, – согласилась Калерия Васильевна. – Кто еще хочет сказать?
Одна за другой поднялись Света и Алла. Они промямлили что-то о вреде курения и обещали никогда больше не прикасаться к сигаретам.
Классной понравились выступления девочек, и она принялась тормошить мужскую половину класса.
– А что же мальчики молчат?
– Потому что мальчики не курят, – бросил с места Саня, задетый за живое.
– Я скажу, – я поднялся и поправил очки. – Вы можете себе представить Мону Лизу Джоконду с сигаретой в зубах?
Как учил меня папа, я сделал паузу. Я глядел в затылок Наташи. Она медленно повернулась ко мне.
– Или Василису Прекрасную? – ободренный вниманием Наташи, я продолжал свой монолог. – Вот почему женщин боготворили поэты и художники, в их честь слагали стихи и писали картины. А сейчас? Про нынешних девчонок разве напишешь стихотворение или нарисуешь картину?
На губах у Наташи появилась загадочная улыбка – точь-в-точь как у Джоконды.
Я запнулся и сел. Мою мысль подхватила и развила Калерия Васильевна – она говорила о красоте истинной и мнимой.
Потом встал Саня. Мой друг был, как всегда, краток.
– Пусть попробует курильщик поиграть в футбол два тайма. Ручаюсь, что за десять минут он превратится в мокрую курицу.
Наташа, задумавшись, слушала Саню и не улыбалась. Это не ускользнуло от внимательного взгляда классной.
– Саня верно сказал, – похвалила Калерия Васильевна. – Спорт и курение не дружат.
Мы дали слово, что не будем курить нигде, никогда, ни за что и ни при какой погоде.
Когда мы шумно поднялись, классная сказала:
– Кирилл, я тебя попрошу остаться.
Я посмотрел с огорчением вслед Наташе и вздохнул:
– Хорошо.
– Я буду говорить с тобой без предисловий, – сказала Калерия Васильевна, когда мы остались вдвоем в классе. – Кирилл, мне нужна твоя помощь.
Наша классная преподавала математику, а математика, как известно, наука, которая довольствуется малым количеством слов. Вот и Калерия Васильевна не любила ходить вокруг да около, а сразу выкладывала то, что думает, излагала суть дела.
– Я готов вам помочь, – предложил я.
– Другого ответа я от тебя и не ждала, – Калерия Васильевна встала из-за стола. – Будь добр, проводи меня, по дороге все и обсудим.
Когда мы очутились на улице, я завертел головой по сторонам. У поворота на стадион мелькнула знакомая голубая куртка. Наташа сегодня была в гордом одиночестве. Ага, значит, мальчишки не знают, чью сторону – Наташи или Ляльки – им брать. А пока посчитали за лучшее держаться нейтралитета. Что за непостоянные существа, эти мужчины!
– Что нам делать с Наташей? – прямо поставила вопрос Калерия Васильевна.
– А что случилось? – испугался я и только сейчас заметил, что классная несет тяжелую сумку. – Позвольте, я возьму…
– Спасибо, – улыбнулась Калерия Васильевна, отдавая мне сумку. – Дело в том, что о Наташе и Ларисе надо ставить вопрос на педсовете.
– Не надо, – попросил я.
Мне пришлось увеличить скорость, потому что голубую куртку заслонили коричневые плащи. Чтобы не отстать от меня, классная тоже прибавила шагу.
– А как мне быть? – спросила Калерия Васильевна. – Мне кажется, что Наташа славная, интересная девочка…
– Это правда, – с удовольствием согласился я.
– Но сколько в ней глупой бравады, вообще наносного, курение, например, – продолжала классная. – Кто-то должен повлиять на нее в положительную сторону. Родители не в счет. Подруги у нее в классе есть?
– Пожалуй, нет, – я сбавил скорость, потому что голубая куртка замерла у витрины спортивного магазина.
– Я и сама знаю, – классная тоже зашагала помедленнее. – Да и тут необходимо мужское влияние. Вот если бы Саня согласился взять над Наташей шефство – лучшей кандидатуры не найти.
– Это почему не найти? – обиженно протянул я.
– Я видела, как Наташа внимательно его слушала, – объяснила Калерия Васильевна и вздохнула. – Но, это нереально… У Сани ежедневные тренировки.
– У него ни капли свободного времени, – поддакнул я.
– К сожалению, Саня отпадает, – задумчиво произнесла классная, – но другой кандидатуры я не вижу.
Мы остановились друг против друга, и Калерия Васильевна некоторое время пристально разглядывала меня.
– Нет, не вижу, – покачала она головой.
– А я?
– Ты? – обрадовалась Калерия Васильевна. – А и правда, ты. Если ты согласен, Кирилл, лучшего я бы ничего не желала.
– Я согласен, – торопливо произнес я, боясь, как бы классная не передумала.
– Ну и чудненько! – классная забрала у меня сумку и показала на голубую куртку, которая маячила впереди. – Тебе прямо? А мне направо. До свидания, спасибо, что поднес сумку. И помни – не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.
Мы распрощались с классной. Вот везет так везет. О такой удаче я и не мечтал. Теперь я могу видеть Наташу каждый день не только в школе, но и дома. Пускай попробует пещерный житель, ее папочка, выгнать меня. Кишка тонка!
Я помчался вдогонку за Наташей, но ее и след простыл.
У витрины спортивного магазина я притормозил. Клюшки, шайбы, мячи, гантели, гири… Интересно, что могло тут привлечь внимание Наташи?