Текст книги "Марсианин. Третья часть (СИ)"

Автор книги: Владимир Карман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Однако вскоре Даруэт понял, что сам мир они увидят не скоро, и что в ближайшее время придется ограничиться знакомством с ближними окрестностями озер: лабиринт, в который они бесстрашно вошли оказался столь запутанным, что пробираться сквозь него без подготовки, как они вскоре поняли, было самоубийственной затеей. Благоразумие взяло верх. Правда, проявил его не сам Даруэт, а Коут-Я. Они остановились возле очередной развилки, поняв, что если пойдут дальше, то могут остаться в лабиринте навсегда. Участие в вылазке Коут-Я тяготило Даруэта, но, с другой стороны, и помогало ему. Если бы не настойчивость младшего гранда, они бы шли и шли вперед, или куда там на самом деле? И тем самым отрезали бы себе путь назад. Однако Коут-Я проявил благоразумие, настояв сначала на остановке, а затем на возвращении к озерам. В том, что Ю уступил Я, не было ничего постыдного. Таково уж назначение нижнего титула – выступать благоразумным сдерживающим фактором при горячих и безрассудных Ю. Традиция повелевала в тех случаях, когда из уст Я звучало "настаиваю", остановиться и обсудить совершаемое.

– Досточтимый Ю, – сказал Коут-Я, почтительно склонив голову и приложив правую ладонь к сердцу, – я рискну предположить, что мы уже прошли ту часть пути, которую провидение предназначило нам для проверки умения распутывать свой след. Нам, как я полагаю, следует отсюда проделать обратный путь к озерам и убедиться, что судьба благоприятствует нам. Кроме того, это поможет лучше изучить ближайшие подходы к Озеру. Иначе мы станем путаться каждый раз, возвращаясь в лагерь.

– Благородный Я, – отвечал Даруэт, уже понявший, что погорячился, начав этот марш, не подумав о его организации, – это разумное предложение. Действительно, подумал он, нельзя действовать, не подготовив все для возможных столкновений с противником. Надо хорошо изучить подступы к озеру, чтобы определить места, где наиболее удобно устроить засады и места обороны. Было еще одно обстоятельство, которое заставило Даруэта стать не по чину уступчивым. В этом он не сознался бы никому – здесь в этих узких отливающих синевой ходах, он вдруг испытал приступы дикого холодящего душу страха от мысли, что может остаться в этих запутанных ходах навсегда. Он совершенно не умел ориентироваться в лабиринте, в то время как Коут-Я делал это прекрасно.

Коут-Я знал, когда проявить настойчивость. Он в свое время испытывал примерно то же, что и Даруэт сейчас, но в более легкой форме. Хотя бы потому, что, выходя в туннели – а этот выход для него был далеко не первым, – проявлял предусмотрительность, и любопытство его не превосходило благоразумие. А сейчас благоразумие подсказывало ему, не сознаваться в том, что он хорошо знает то место, где они оказались. Желание проучить заносчивого Ю было лишь одним из мотивов, которыми он руководствовался. Чтобы управлять Даруэтом, ему следовало продемонстрировать свою нужность, а еще лучше – незаменимость. Даруэт, пытаясь вывести отряд к озерам, конечно же заблудился. И настолько при этом удалился от правильного пути, что Коут-Я стал опасаться, что и сам уже потерял ориентиры. И в тот момент, когда Коут-Я уже решил забрать инициативу, чтобы вывести отряд к озерам, случилось то, что должно было когда-то произойти... Они столкнулись с жителями верхнего мира.

Сначала услышали приглушенные голоса, раздававшиеся из-за поворота туннеля. Говорил один и, кажется, о чем-то спрашивал. Настойчиво, но спокойно. Видно было, что он сердится, однако так, как сердятся уверенные в себе люди. Изредка ему кто-то отвечал немногословно, чуть недовольно, но виновато. Потом стали различимы шаги. Чужих, если судить по шуму, было не менее четырех. Даруэт жестом отдал команду воинам, те мгновенно прижались к стенкам туннеля и взяли наизготовку копья. Отходить в глубь лабиринта было поздно.

Шедший первым безбоязненно миновал поворот и остановился, оборвав себя на полуслове. Он был поражен увиденным, впрочем, Дурэт был поражен не менее: так необычно выглядел этот человек. Блестящая, гладкая, свободного покроя одежда, удобная, без висящих концов, подобранная у кистей рук, отливала мягкой голубизной и почти сливалась со стенами. Лицо и кисти рук, казалось, плавали в воздухе. Воины, натренированные и быстро соображающие убийцы, не метнули копий – потому что в этом пока не было необходимости. Человек этот не имел при себе ни копья, ни палицы. Однако руки его не были пусты. Что-то не имеющее острых углов и не приспособленное ни для обороны, ни для нападения, свешивалось у него на ремне через плечо. И этот непонятного предназначения предмет – темный, поворачивающийся к ним длинным выступом с вырезанным в нем круглым отверстием, – он придерживал-подправлял рукой, не делая попытки отвести руку для удара или замахнуться для броска.

Удивленный голос раздался из-за поворота, голос того, кто только что сердился. Человек, не сводя с них глаз, односложно ответил и попятился, чтобы скрыться за спасительным поворотом. Даруэт грозно окликнул его, тоном и жестом потребовав остановиться. Человек повиновался и повернулся к гранду, чуть выставив в его сторону странный предмет с отверстием. И Даруэт понял, что человек этот не так уж и беззащитен... Он словно разглядел зловещий отблеск опасности, скрывающейся в отверстии его оружия. Это было оружие! Он был готов уже подать команду к нападению, как из-за поворота, отстранив стоящего впереди, вдруг вышел еще один человек. Он был старше и сложением уступал первому. Маленькая бородка говорила о его благородном происхождении. Человек этот поднял обе руки до уровня плеч и медленно поводил ими, давая понять, что безоружен и настроен миролюбиво. Кроме всего прочего, он перекрыл собой того, который продолжал из-под руки гипнотизировать Даруэта отверстием своего непонятного оружия. Коут-Я, который так и не поднял копья, осторожно отстранил Даруэта и вышел навстречу. Он прижал руку к сердцу и чуть склонил голову. Незнакомец повторил его движения. Напряжение ослабло. Даруэт решил было дать команду к отходу – медленному, осторожному, как вдруг маленький человек шагнул вперед и протянул в сторону Коут-Я руку. Тот отступил, и рука незнакомца повисла в воздухе, но он не убирал ее, явно ожидая ответного жеста. Коут-Я поколебался и протянул свободную от оружия руку – левую. Но незнакомец улыбнулся и покачал головой указав глазами на правую. Коут-Я переложил копье в левую руку и повторил жест. Их ладони соприкоснулись.

– Я Игар, – произнес незнакомец и чуть наклонил голову. Представился.

– Коут-Я, – ответил Коут.

Ладонь, которую принял Коут-Я, была узкая, слабая. Потому он ответил легким пожатием, чтобы не причинить старику неудобств. За спиной сердито засопел Даруэт. Коут-Я понял, что пора отступать на второй план. Он отошел в сторону и, почтительно наклонив голову, произнес, указывая на гранда:

– Даруэт-Ю, достопочтенный гранд.

Старик протянул Даруэту руку, но тот своей не подал. Он уловил в имени аборигена титул "я" и остерегся поступить опрометчиво: допустить фамильярность со стороны младшего гранда по отношению к себе не собирался. Старик постоял немного с протянутой рукой, усмехнулся, взглянул остро, и взгляд этот сказал Даруэту, что сейчас, гранд поступил неблагоразумно. Старичок неторопливо убрал руку и повернулся к Коут-Я. Осторожно, чтобы не вызвать волнения, сунул руку в карман, достал оттуда поблескивающий продолговатый предмет и тот час предмет этот издал удивительную мелодию. Полившиеся из него звуки, неизвестно как умещавшиеся в плоском прямоугольнике, очаровал и привел Коут-Я и воинов в изумление. А из-за поворота на них с любопытством смотрело еще несколько человек – все в одинаковых, отливающих голубым костюмах, в шапках с длинным выступающем вперед куском твердой материи. Старичок протянул Коут-Я эту волшебную вещь, говоря этим, что дарит ее.

– Ушедшие, – вдруг прошептал один из воинов и повалился на колени.

Старик посмотрел на него с улыбкой.

***

Шумное исчезновение Володи ничего хорошего не предвещало. Следовало предпринять кой-какие меры безопасности и на время свернуть деятельность. Игорь Валентинович отправил смену изгоев по домам, велел охране сгрузить готовые цилиндрики и заготовки в сумки и отнести их к озерам. Там, оставив своих головорезов охранять подступы к пещерам, где располагались схроны, прошел в одиночку по только ему знакомым переходам и спрятал весь компромат в тайник. Это главное. Теперь, если и будет рейд и обыск, пусть попробуют что-нибудь ему предъявить. Надо было совершить еще один переход – на легальный производственный участок и вынести оттуда оружие и кой-какую аппаратуру. За незаконное хранение двух пистолетов могли пожурить, но судить не будут: это не цилиндрики, за которых пришьют и незаконное производство, и контрабанду и пособничество террористам. На подходе к производственному участку они и столкнулись со странными людьми с копьями.

Марсианская община, многие из членов которой могли свободно передвигаться в зоне наката, хранила немало легенд. Одна из них рассказывала о странных людях с копьями, якобы время от времени появляющихся на побережье. О дикарях, которые топят провинившихся женщин в озерах. Когда-то кто-то вроде бы видел это и рассказал другим. Со временем рассказ оброс массой удивительных подробностей, обрел сюжет, в основе которого лежала душераздирающая любовная история, произошедшая в племени одичавших беглых горняков. Мало кто верил в ее подлинность. Хотя бы потому, что никто из обитателей Богадельни сам такого не видел. Однако недавний случай с Кульковым служил косвенным подтверждением того, что такое могло иметь место. И еще... Случай с Лидой... Усольцев, после смерти Кулькова серьезно задумался о контакте. Искал, хотя и тщетно, следы пребывания странных людей в туннелях. Готовился к встрече. И она произошла... Вот они стояли друг против друга, сжимая оружие.

– Игорь Валентинович, – спросил у него из-за плеча охранник, – так что с ними делать будем? Отпускаем или..?

– Ни то, ни другое... Дружить будем. Я сам все сделаю.

Он еще раз осмотрел дикарей. Именно дикарей, а не одичавших. Это чувствовалось во всем: в облике, манере держаться. Отметил, что парни упитанные и крепкие. Значит там, где они обитают, еды достаточно. Не надо спешить. Сначала мы их в гости пригласим, а потом... Куда же им деваться от правил хорошего тона? Закон гостеприимства дикарями, как утверждают этнографы, почитается. Главное правильно сориентироваться и выбрать верный тон. Этот общительный мужичок с подстриженной бородкой явно у них не старший. Старший – тот длиннобородый молодой спесивец с крашенной в синее головой, который посчитал для себя унизительным поручкаться с незнакомцем. Ну что ж, ему будет дана возможность в том раскаяться. Но и злить его особенно не стоит – вполне возможно, что он, несмотря на молодые годы, уже большая шишка у себя в таборе. А борода, кстати, неплохой социальный ориентир. Рядовые воины бритые, этот Кот одет побогаче и бородка у него есть, а молодец и одет ярко и бороду носит длинную, завитую. Но и моя бородка свою роль сыграет.

Игорь Валентинович улыбнулся самой любезной улыбкой Коут-Я и приглашающим жестом указал ему в ту сторону, откуда он вывел свой отряд, подумав, продолжая тему имиджной статусности, что неплохо было бы их с батюшкой свести. Пусть отец Кирилл побудет у нас за главного. И бородат, и осанист. Эх, уговорить бы его рясу золоченую надеть!

Коут-Я, правильно истолковав жест Игоря Валентиновича, обратился к Даруэту:

– Достопочтенный Ю, эти люди, как мне кажется, приглашают нас в гости.

Глава одиннадцатая

Они прошли мимо широкой арки – входа в цех формовки. Хотя название «цех», если уж честно, звучит излишне уважительно для пещеры с низким потолком, кривыми стенами и кое-как выровненными полами. Да и какой это цех, если работа вся здесь в буквальном смысле ручная – десятка два формовщиков укладывали листы «стекла» в формы, втискивая их в лотки ладонями. Дело с виду нехитрое, но чтобы гнуть стекло быстро и качественно требовалась не только данная этим людям от природы уникальная способность, но и хороший навык. Не так-то просто было уложить пластину в задающую форму, не истончив ее сверх меры и не повредив: ведь у некоторых из марсов стекло под руками буквально плавилось. Усольцев, тоже обладая энергетикой, позволяющей ему воздействовать на стекло, тем не менее, с этой простой работой справиться не мог. Не хватало сноровки и терпения. Впрочем, чего он не стеснялся и о чем постоянно заявлял публично, (с одной стороны, чтобы поддержать людей, с другой – чтобы польстить и тем самым подавить у них представление об их приниженном положении) и способности у него были ниже средних. Гораздо меньше, чем организаторские. Хотя, если честно сказать, тонкой работы руками не сделаешь. Да и не требовалось этого. Пластинки, что гнули по заданным формам здесь, шли главным образом на бронежилеты, так что выдерживать их размеры до микрона не требовалось. Легальная продукция предназначалась для силовиков. А вот кому достанется сверхплановая, а точнее неучтенная, а еще точней – левая, не знал даже Усольцев. Не исключено, что тем, в кого станут стрелять спецназовцы.

Показывать цех посторонним не хотелось: больно уж неприглядно он выглядел. Прямо скажем, хвалиться нечем. Да и цеховой люд – в большинстве своем женщины – утомленные жарой и монотонностью производства, не особенно заботились о приличии и работали в том, в чем им было удобней. А если учесть, что многие из них были в годах, то вид их не отвечал не только этическим, но и эстетическим нормам. Но и миновать цех было невозможно: он располагался рядом с маленьким кабинетом начальника производства, куда они направлялись.

Гости, проходя мимо арки, оживились. И Усольцев сразу смекнул от чего: от вида полуобнаженных женщин. Его догадка тут же подтвердилась. Когда из арки вышли две молодые женщины – раскрасневшиеся, в широких коротких рубахах, с глубоко расстегнутым воротом, дикари пришли в плохо скрываемое возбуждение. Работницы же замерли, пораженные увиденным. Что они могли подумать об этом шествии? Только то, что несколько бородачей в грубо пошитых одеждах, напоминающих балахоны и с заостренными палками в руках вели мэра под конвоем к конторе.

– Ой, Игорь Валентинович, это кто? – Ойкнула одна из работниц.

– Это наши гости, Валя, – ответил Игорь Валентинович, вставляя ключ в замок. – Идите, девочки, работайте! – Сказал он с мягкой укоризной в голосе, которая означала крайнюю степень недовольства.

Те, мелькая пятками, сверкающими из тапок на босу ногу, бросились в пещеру, и Игорь Валентинович поспешил завести дикарей в кабинет, предвидя, что сейчас вся смена выскочит в коридор, чтобы полюбоваться на невиданных гостей.

Успел. Как только воины, озираясь на проем, где исчезли женщины, зашли в помещение, Игорь Валентинович тут же захлопнул дверь и принялся рассаживать их за стол. Один из охранников по его приказанию включил чайник, другой достал печенье, сахар, конфеты и выставил все это на стол. Длиннобородый и среднебородый, прежде чем усесться, передали свои копья короткобородому, который постоянно крутился возле них и которого Усольцев мысленно окрестил начальником охраны. Игорь Валентинович меж тем задумался. Упустить возможность свестись дружбу с дикарями было нельзя. Следовало расположить из к себе, войти в доверие, выяснить, где находятся их становище, откуда взялось оно в катакомбах. Однако, сделать это пока не представлялось возможным. Они не говорили по-русски. И это было еще одним доказательством не одичалости, а дикости. Здесь, в "бутылке" не было иных зон, кроме российской. За сто лет существование рудника где-то в глубине катакомб вполне могло организоваться поселение из беглых горняков, солдат, обслуги. Люди эти могли одичать, но говорить они могли только на русском языке. Эти же русского не знали. А тот язык, на котором они говорили, не знал Игорь Валентинович, свободно владевший английским, понимавший по-немецки, чуть-чуть по-французски и по-испански.

Он видел, что жили дикари своим укладом, устоявшимся бытом. У них были начальники и воины, пусть примитивное, ремесло. Истощенными они тоже не выглядели, а это значит, что была у них своя кормовая база. Но где? Где? И древки копий у них были деревянные. В катакомбах деревья не росли. Обдумывая и прикидывая, Игорь Валентинович не забывал о роли хозяина – в полголоса отдавал распоряжения, стараясь, чтобы звучали они отрывисто и повелительно. Этим же тоном, сообщил своим людям, что его резкий тон – спектакль для дикарей и что обижаться на это не следует, а наоборот, следует ему подыгрывать. Он уловил, что в группе существует жесткая иерархия и потому демократические манеры общения со своими подчиненными ему авторитета в глазах гостей не прибавят. Охрана поняла и принялась изображать из себя бояр при дворе Ивана Грозного – чопорных и сдержанно подобострастных, при этом дилетантски фальшивя. Игорь Валентинович, вспомнив притчу о принуждаемом к молитвам дураке, вздохнул, и, особенно не переживая по поводу того, как его играет свита – времени на режиссуру не было – анализировал обстановку. Сам он старался сыграть свою роль – роль влиятельного вождя – как можно вернее. Когда туземец с завитой бородой усаживался на стул, Игорь Валентинович так подгадал движение, что их пятые точки коснулись сидений одновременно. Молодой спесивец выпятил губу, однако стерпел, хотя видно было, что посчитал это для себя обидным. Коут-Я опустился рядом с вождем, выждав, пока тот усядется. Видимо, синеголовый предполагал, что так же поступит и Усольцев. "А вот фиг тебе!" – с удовольствием подумал Игорь Валентинович, наслаждаясь маленькой победой на психологическом фронте. Воины садиться за стол не стали – расположились за спинами начальников, чуть наклонив, упертые древками в пол, копья.

– Коля, – окликнул Игорь Валентинович начальника охраны. – Давай-ка, друг мой, присаживайся рядышком, будешь моим думным дьяком.

– Лучше уж виночерпием, – отозвался дюжий Николай голосом оперного Бориса Годунова. Он немного растягивал слова и старательно окал, видимо, воссоздавая таким образом исторический колорит давно минувшей эпохи.

– Эх, батюшку бы Кирилла сюда с кадилом, – сказал Игорь Валентинович, обращаясь к гостям, – он бы сыграл вам императора. Но делать нечего. Рад приветствовать вас, други дорогие, в наших пенатах. Угощайтесь, чем Марс послал. Вот уж и впрямь, когда я ем, то глух и нем.

Конфеты и печенье дикарям понравились. И они не удивились им, а скорее обрадовались. Как чему-то знакомому и желанному. Разглядывали обертки и что-то сдержанно обсуждали при этом. А вот чай они пили не охотно. Видно было, что к горячим напиткам они были не привычны. Общались хозяева и гости между собой при помощи жестов. Игорь Валентинович держался естественно, но с большим достоинством. Он играл. Но не как артист на сцене. Его действия скорей напоминали игру футбольной команды. Такая ассоциация пришла ему в голову, и она ему понравилась. "На своем поле играю", – усмехнулся он, развивая ее. Спокойно и уверенно брал инициативу в свои руки, контролировал все поле, учитывая тактически и психологические особенности соперников. Перво-наперво оценил, как сели за стол. Отметил, что нехитрую обстановку кабинета изучали с интересом, мебель их заинтересовала, однако ни как предметы обиход, а их конструкция и материал. И сладостям гости, кажется, не очень удивились. Ели с удовольствием, но без гастрономического восхищения. Значит, вкус сладкого им знаком. Конфетные обертки рассматривали не с удивлением, а с интересом. В рот конфеты положили лишь тогда, когда он откусил от своей. Долго засиживаться за столом смысла не было: кроме попить-поесть никаких занятий из-за отсутствия контакта. Игорь Валентинович несколько раз пытался заговаривать на известных ему языках. Но реакции не было. Он сам и понимал тщетность этих попыток.

Хотя бы потому, что в облике гостей было мало европейского, а что-то ближневосточное было определенно. Игорь Валентинович затруднялся отнести их к какой-то определенной этнической группе, однако у него уже выстраивалась некая гипотеза, о том, что на заре освоения Марса группа татарских или еще каких-то рабочих тюрских кровей ушли из поселка и обосновались в пещерах. Много лет жили обособленно, одичали...Но все равно не вязалось. Откуда древки для копий, чем питаются? Откуда про конфеты знают? Хорошо бы попробовать поговорить с ними на каком-то восточном наречии. Но сам он кроме трех слов по-узбекски: "карасоч джигит" и "олсоч джигит" не знал. Впрочем, он все-таки ввернул их в речь, но гости никак на эти слова не отреагировали. Надо было прощаться. Вести их в поселок, а тем более знакомить с ними военных, Игорь Валентинович не собирался. Во всяком случае, сейчас. Он еще не определился, что можно получить от этого знакомства для себя и для общины. Однако контакт следовало закрепить. Их надо было заинтересовать.

Игорь Валентинович как раз раздумывал о подарке, когда сработал сигнал переговорника. Включив его, чуть было машинально не извинился перед гостями, как привык поступать в подобных случаях, за вынужденное отвлечение от общения, и тут увидел, как смотрят на него Даруэт и Коут. Включил громкую связь. Эффект был ошеломляющим. Однако насладиться изумлением дикарей ему не пришлось. Разговор был слишком серьезным. Звонили из второго секрета. Сообщили, что вооруженные люди, похоже, что "земляне", напали на патруль. Один человек убит, другому удалось бежать. Была слышна перестрелка на подступах к озерам. Да, видно предположение его оправдывалось. Кажется, Земля решила перейти к активным действиям. Но только странно как-то. Не силами же двух человек они пытаются это сделать.

Игорь Валентинович отключил связь и призадумался. Разоруженный пост был, конечно, незаконным, однако существовал уже долгое время. О нем было известно и армейскому начальству, и руководству рудника. Так что это? Одиночное действие военных, посчитавших для себя оскорбительным присутствие иных вооруженных людей в из зоне ответственности? Какая-то заранее запланированная операция? Если операция, то почему его, исполняющего обязанности мэра, о ней не уведомили? Впрочем, что тут удивляться. Игорь Валентинович знал расклад. Его охватило беспокойство и ему стало не до гостей. Странно только, что начали федералы свои действия не с его ареста. Что-то их всполошило, нарушило планы. И что теперь делать? Сил для противостояния явно недостаточно. Да и нужно ли это противостояние? Ведь как предусматривалось? Предложить землянам уникальную технологию взамен на автономию. И не всего марсианского сектора, а только общины "ветеранов Марса". Рудник и поселок никто отчуждать не думал. Да и на что они марсианам? Но, видно, Земля рассудила иначе, решив, что убрав двух-трех человек, решит все проблемы. То, что из этих двух-трех, первым будет он, Игорь Валентинович не сомневался.

Наскоро презентовав Даруэту и Коту по фонарику, Усольцев свернул прием. Велел Николаю проверить подходы, а сам начал собираться в дорогу. Вещмешок был уложен заранее. Порылся в сейфе, проверяя не оставил ли чего важного, но кроме красавца складного ножа ничего не нашел. А нож пригодится. Лучше бы если их было два. Но ничего. Позвонил Николай и сообщил, что все чисто. Игорь Валентинович вновь включил громкий звук, чтобы закрепить впечатление, произведенное электроникой на дикарей. Они и так уже "плыли", но нужно было их додавить. Услышав колин голос из маленькой коробочки, дикари совершенно обалдели. В таком подавленном состоянии Игорь Валентинович вывел их из кабинета. Вызвал старшего участка и начальника караула. Велел препятствий силовикам не чинить, лишнее оружие – то, что было у охраны сверх разрешенного – убрать в схроны. Никаких споров и не дай Бог перестрелок. Станут спрашивать про него, отвечать, что обнаружил обособленно живущую группу беглых вахтовиков и ушел к ним для ознакомления с ситуацией на месте.

Но как жаль, что не удалось! Как жаль! И ведь никакого умысла на восстание или что-то такое не было... Только переговоры. Условием их успешности стало то, что армия приняла на вооружение новые боевые машины десанта, приспособленные для монтажа бронестекла. А это емкий рынок для их "стеклянной" продукции. Большие средства и большие возможности. Индивидуальная "телега". А это тысячи тонн необходимых материалов и инструментов. Возможность найма специалистов. Это бытовое обустройство и расширение производственных площадей. Это возможности дальнейшей колонизации Марса. Но ТАМ, видно, рассудили иначе. ТАМ решили частное производство стекла национализировать. Наверное, местные вахтовики-менеджеры похлопотали. Начальник рудника имеет здесь свой финансовый интерес. Да и кое-кто еще. Денежки-то ожидаются от контракта немалые. А ему – Усольцеву – теперь куда? Ну, укроется он на нижних озерах, отсидится там месяц-другой, пока консервы не закончатся. А потом сдаваться? Впрочем, надо пересидеть, а там видно будет. Ведь кроме него с марсианами никто не сладит. Недели через две, максимум через месяц, они примутся его искать и звать назад. Главное пережить трудные времена. Хотя, может быть, все это и пустышка. Не в нем, и не в производстве дело. Какой-нибудь левый инцидент, не имеющий к его планам никакого отношения.

Однако в голове у Игоря Валентиновича прокручивался уже другой, авантюрный, но кажется, более надежный план. Они быстро прошли пяток коридоров, и вышли на площадку, где сплетались в узелок несколько ходов. И тут увидели двух человек, уходящих в зев противоположного туннеля. Они были в камуфляжах охраны внешнего периметра. Что им тут делать? Николай и Игорь Валентинович подумали об этом одновременно. Однако Игорь Валентинович не склонен был сейчас кого-то цеплять и обращать тем самым на себя внимание. У Николая же сработал командирский инстинкт, и он окликнул уходящих. Второй охранник, оттеснив Игоря Валентиновича, встал рядом с командиром.

Зря они это делали. Еще ничего не произошло, а его интуиция, не раз спасавшая в пылу академических схваток, шахтерских поножовщин оттолкнула его назад. И вовремя: через несколько мгновений и туннель наполнился шумом выстрелов. Оба охранника повалились наземь. Игорь Валентинович, расставив руки, стал теснить дикарей вглубь туннеля. Те не сопротивлялись. Они были ошарашены и потому послушны. Куда только девались их гонор и несговорчивость? Некоторое время шли быстрым шагом, но их никто не преследовал.

Глава двенадцатая

Ооста не беспокоился о Даруэте. Потому что и не собирался дожидаться его. У него и в мыслях не было организовывать поиски в случае долгого отсутствия попутчика или откладывать сроки возвращения. Впрочем, понятие 'сроки' здесь, в мире вечного синеватого полумрака, были весьма условны. Три дня он собирался пробыть в подземелье. Три раза организм должен был потребовать для себя сна. Для Даруэта сон был единственным ориентиром. У Ооста был еще один – число купаний. Новые куклы, как знал он из практики, должны были выкупаться двенадцать раз. Сначала они делали это охотно, даже неистово. Но после каждого вхождения в воду все больше насыщались и, в конце концов, наступал момент, когда они становились равнодушными к живительной влаге. Это и было сигналом к возвращению. Уйти не дождавшись Даруэта не означало поступить нечестно или предосудительно. Таков был закон: младший заботится о том, чтобы не отстать от отряда, он должен согласовывать свои действия и соизмерять свои планы с замыслом руководителя похода. Это его забота и его беспокойство быть в нужный момент на месте. Но был и еще один момент, который позволял Ооста уйти с чистой совестью, не дождавшись попутчиков – с ними был Коут-Я, который знал тайну возвращения. Ее Ооста открыл своему соратнику, научив в правильном порядке вдавливать в стену камешки. Мало ли что может произойти в этом мире.

Лиудау вышла из озера – она купалась чаще и больше других... Купалась в одежде, словно стыдясь ногаты. Это, наверное, происходит потому, что он, создавая ее, ярко представлял себе именно то, что его сильней всего пленило в Лиудау настоящей. Ооста закрыл глаза, стараясь вспомнить ее лицо и мысленно сравнивая его с лицом своего творения. Тогда он был моложе и предприимчивей, чем сейчас. Тогда он был еще полноправным грандом, а кукол – исключительно воинов – изготовлял по необходимости, чтобы пополнить сильно поредевший в стычках с соседями отряд. Это было время столкновений из-за женщин. Их уже не хватало на всех, но было еще достаточно, чтобы устраивать из-за них многочисленные стычки. Неуклюжие, медлительные бессмертные бессмертными по-настоящему не были. В бою убить их было невозможно, хотя и сами они из-за медлительности не всякого могли достать копьем или булавой. Они брали неутомимостью. Однако бессмертие их исчислялось несколькими днями – через неделю после появления на свет, они начинали слабеть и исчезали. По сравнению с настоящими бессмертными, оставленными Ушедшими, или изготовленными старыми мастерами, его бессмертные были неуклюжими тупыми болванами.

Сначала он решил, что надо изготовлять их как можно больше. И действительно, враги вязли в массе воинов, которые получали благодаря этому возможность разить, особо не выбирая цели, и потому убивали много эффективней, чем, если бы дрались в рассосредоточенном строю. Было у них еще одно преимущество – они не путали живых с фантомами и не отвлекались на пустые видения. Вскоре соседи поняли, что искать счастья во владениях Ооста Тариастн Барку бесполезное занятие, и оставили в покое его крепость, за стенами которой спокойно отсиделась его супруга. Но и Ооста сильно утомила необходимость еженедельно воспроизводить воинов в большом количестве.

Однажды он мрачно пошутил в разговоре с супругой, сказав в ответ на обычные женские сетования по поводу несчастной женской доли, выражавшейся во фразе: "попробовал бы вы, мужчины, хоть раз родить!":

– Ты рожала пять раз, а я рожаю каждую неделю.

Когда воинственные соседи оставили его в покое, он смог отдохнуть от необходимости производить воинов в таком количестве и задуматься над тем, как сделать их долговечными, более ловкими и умелыми. В те времена Ооста воспроизводил одного воина. Вернее, копировал тело и воинские навыки одного из самых искусных и мощных воинов пустыни. Копии с него были безлики: проявлялись лишь общее очертание передней части головы – те, что необходимы для придания схожести с человеком. Ооста тогда уже знал, что слух и зрение бессмертных не зависит от того, будут ли у них глаза и уши. А вот сила от величины и толщины тел зависела. Но был известный предел. Слишком крупные тела становились слишком медлительными и неспособными к бою. К тому времени он уже научился вызывать образы из тьмы. Вообще-то для этого подходила любое место, куда не попадал свет. Но он предпочел превратить в мастерскую подвал под донжоном фамильного замка.