355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Гуляев » Любань. 1942. часть 1(СИ) » Текст книги (страница 2)
Любань. 1942. часть 1(СИ)
  • Текст добавлен: 21 апреля 2017, 23:30

Текст книги "Любань. 1942. часть 1(СИ)"


Автор книги: Владимир Гуляев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

...Потом был госпиталь.

Внешние телесные раны подлечили, но внутренние остались открытыми: неужели все красноармейцы – пограничники, его бойцы, с которыми он, бок обок, почти два последних года охранял границу, которых обучал военному делу, погибли?! Может хоть кто-то из них выжил в той мясорубке, как он был ранен и лечится где-нибудь в госпитале. Встретятся ли они когда-нибудь? Как жизнь быстро закрутила, не думал, не гадал, а вот он, живой, в Сибири, куда никогда и не собирался попасть, с новым назначением в качестве командира кавалерийского полка.

И сейчас, глядя на этих новобранцев, деревенских мужиков, он, вдруг, как наяву увидел их убитыми, лежащими "навалом", друг на друге, в неестественных позах с вывернутыми руками и ногами. От этого заломило в затылке, холодный ветерок зашевелил волосы. Придя в себя от страшных и непонятных видений, он увидел улыбающихся и уставших от занятий мужиков в военной форме, без привычной ему, военной выправки. Они полулежали и сидели небольшими группами, курили и что-то обсуждали. Где-то в стороне, за деревьями, играла гармонь, и гармонист пел песню, хорошо пел, душевно. Несколько голосов подхватывали припев.

"В далекий край товарищ улетает,

Родные ветры вслед за ним летят.

Любимый город в синей дымке тает,

Знакомый дом, зеленый сад

и нежный взгляд.

Пройдет товарищ все бои и войны,

Не зная сна, не зная тишины.

Любимый город может спать спокойно

И видеть сны и зеленеть среди весны.

Когда ж домой товарищ мой вернется,

За ним родные ветры прилетят.

Любимый город другу улыбнется:

Знакомый дом, зеленый сад,

веселый взгляд."

«Красиво поют, спокойно. Как будто и войны нет. Как же мне их научить, подсказать им: как не погибнуть в первом бою...».

Его мысли опять вернулись к "пятёрке бойца Леонтия", так он автоматически выделил для себя эту группу. Их задумка прямо вписывалась в тактику, в соответствии с какой и нужно будет иногда действовать кавалеристам. Суть была проста, она и раньше применялась в кавалерии и была в следующем: в одном из учебных рейдов по пересеченной местности, Леонтий спрыгнул с коня и несколько десятков метров двигался вместе с Седым, держась одной рукой за подпругу, в другой руке была винтовка. Сбоку казалось, что лошадь бежит одна, без всадника, потом он быстро вскочил в седло и произвел выстрелы по мишени. В другой раз он спешился и залег за небольшим холмиком и подготовился к стрельбе, а конь тем временем продолжал движение без него какое-то время. В бою это могло дать бойцу преимущество, ввести в заблуждение противника, и дать время для выбора удобной позиции и подготовки к атаке или обороне. Да, завтра же, начнем отрабатывать и эти уловки, введем их в тактику ведения боя.

4. 1941г. – в деревне.

С уходом мужиков на фронт, некогда людное и шумное село, как-то сразу осунулось, погрустнело. На улицах стало безлюдно. Будто жизнь замерла, приостановилась. Не было прежнего привычного людского гомона, разухабистых песен молодёжи на вечеринках, казалось, что всё окунулось в пустоту и мрак, паники и растерянности не было, но в души людей поселилась боль и тревога за жизнь близких, ушедших на фронт, за судьбу Родины. Каждый независимо от возраста понимал, что настало трудное, тяжкое время. Война – это как большой пожар для страны. Пожар беспощадный и долгий.

Помнили ещё в деревне белобандитские расправы с жителями в гражданскую, помнили и надеялись, что не допустят немца так далеко, все равно побьют его мужики.

Помнили и пожар в 28-м году, когда осенним ветреным днём из-за шалости детей с огнём загорелась деревня с ветреной стороны, головёшки бросало на сотни метров по ветру. Основная масса людей находилась в поле, и тушить пожар практически было некому. Люди, увидев пожар, побросали все полевые работы, и кто как мог, прибежал в деревню тушить пожар всеми возможными подручными средствами, но бушующее огненное море потушить было невозможно. Спасти практически ничего не удалось. Выгорела вся нагорная часть деревни, некогда красивая, с широкими и прямыми улицами, застроенная добротными пятистенными домами с резными наличниками на окнах, крытыми въездными воротами и входными калитками, с добротными амбарами и надворными постройками, со многими посадками – декоративными и плодоносящими. За один день, к вечеру, вся деревня превратилась в чёрную, зияющую зловещей темнотой пустошь.

Люди долго и трудно выходили из этой трагедии, это была трагедия для многих жителей деревни, которые своим трудом из поколения в поколение возводили и поднимали своё хозяйство, строили дома – чтобы жить. И как всегда было на Руси – ближний помогал ближнему, так и в то время: помощь пришла из соседних, близлежащих сёл, помогали, кто, чем мог: кто лесом, кто своими трудовыми руками, кто тем, что присылал какие-то продукты, в основном картошку и хлеб погорельцам, кто и делился последним из зимней одежды.

Так уж испокон века повелось, что Русь жива скорбью и лихом, и в дни лихолетья самый бедный отдаст с себя, бедствующему, самое последнее, что он имеет. И тогда стараниями людей и помощью из государственной, социалистической казны, нагорная часть деревни была за 2-3 года почти полностью восстановлена, поднята из пепла и гари. Вот и сейчас, знали сельчане, что всем миром одолеют врага, кто с оружием в руках на фронте, а кто здесь своим трудом на полях да фермах.

«К началу войны в Новообинцевском сельсовете было 5 колхозов: „Комсомолец“, „Красноармеец“, „Красный Путиловец“, „Заречный Трудовик“, Степной Трудовик». Почти с первых дней войны председатели всех колхозов были призваны в действующую армию. Их заменили женщины. А ранней осенью 1941 года, после окончания полевых работ, от всех этих колхозов была сформирована большая группа молодых, пятнадцати – семнадцатилетних, ребят и девчат и послана на учёбу на курсы трактористов, в МТС, в соседнюю деревню, чтобы за зиму подготовить механизаторов, готовых выполнять работу ушедших на фронт трактористов и комбайнёров. Все были молоды, полны решимости и энергии." (из воспоминаний Ветерана ВОВ Н.Л. Гуляева, р.п. Павловск, 1988г.).

Прасковья, рано утром, приготовив завтрак, будила старших сыновей, Николая и Фёдора:

– Вставайте, ребятки, уж петухи скоро закукарекают, на работу пора, да и на учебу поспеть, на курсы – то.

Старший Николай семнадцати лет, рослый и крепкий парень, на целую голову был выше отца, два раза ездил в райвоенкомат, просился на фронт – с отцом воевать рядом.

– Молод, парень, вижу что большой, но возрастом пока не подходишь. Подожди, на следующий год призовём, успеешь ещё, навоюешься, учись пока на тракториста, может в танкисты пойдёшь, а может "бронь" получишь! – говорил военком.

"Бронь – бронь", нужна мне эта "бронь"! На фронт идти надо" – думал Николай.

Средний Фёдор, ростом был мал для своих пятнадцати лет, полтора метра всего, но крепенького телосложения, часто подтрунивал над Николаем. Вот и сейчас за завтраком:

– Коль, вот мне бы от тебя сантиметров пятнадцать росту забрать, мы б с тобой одного роста были, тогда бы и мне и тебе в тракторе удобно было бы сидеть. А так с твоим ростом тебя в танкисты не возьмут – голова из башни будет торчать и в кавалерию, как отца, тоже не возьмут, ноги длинные. Только в пулеметчики, сила есть, пулемет носить. А может, и командиром будешь! Да, Коль?

– Ладно, болтать – то. Поели, ну и пошли коров кормить, а то еще в Шелаболиху на занятия опоздать не хватало.

Серьёзный был Николай, ответственный. Встав из-за стола, Николай вышел из дома, Фёдор догнал его уже возле калитки. По дороге к ним присоединился старший сын дяди Архипа, двоюродный брат Иван, одногодок Фёдора. Немногословный и всегда немного угрюмый, Иван был заядлым рыбаком. В рыбалке равных ему было не много, даже взрослые деревенские мужики, лучшие рыбаки села, признавали в нем себе ровню, по умению и удачливости в рыбной ловле. Архип, работавший кузнецом, тоже был настоящий рыбак, но Иван, которого он начал приучать к рыбацкому делу почти "с пелёнок", обогнал его в этом деле уже к годам четырнадцати. Это была его страсть, его призвание. Братья первыми поздоровались с Иваном:

– Привет, Иван, чё такой хмурной – то? Не выспался, что ли?

– Не выспался, не выспался. Выспался! Вчера с Генкой перемёты ставили, да мордушки в затоне установили. Щас батя с Петькой и Генкой будут рыбу вынимать, ещё перемет утопят! А я коровам хвоста крутить буду! Тьфу! – ответил Иван, смотря куда-то в сторону.

– Ничего, они не утопят, не впервой. – Утопят, как пить дать, утопят. – Давай шагу, братья, прибавим, вон и девчонки уже впереди нас. – Тебе бы только рыбачить! А на тракторе тоже нужно научиться, девки, что ли будут за тебя пахать? – Рыбу-то мы тоже в колхоз сдаём. Это тоже для колхоза, не только домой. Да и душа у меня к технике этой не лежит так, как у вас. Ребята догнали девушек, тоже идущих на ферму: – А вот и женихи наши, а мы-то думали, вы уже сено кидаете! Фёдор подскочил к ним, ловко подхватил двоих под руки: – Сено-солома! А мы с вами знакомы? Меня Фёдором зовут! – Ух-ты, ухажёр, какой! Небольшой, а шустренький! – Мал золотник, да дорог! Все "курсанты-трактористы" утрами, часов в пять, встречались либо по дороге, либо на скотных дворах, девчата доили коров, парни убирали загоны и приносили сено на корма. После они всей компанией направлялись в соседнюю деревню, которая находилась в трех километрах от их села, на учебу. Нужно было успеть к 9 часам.

Ребята и девчата в первую половину дня изучали теорию, а после обеда разбирали и собирали двигатель и ходовую часть гусеничного трактора "Сталинец-60". Изучалось все до мелких частей и деталей.

Николай автоматически разбирал и собирал узлы трактора, не вникая в самую суть, в основу работы двигателя, трансмиссии, системы передач, понимая что "Фёдор, видимо, прав – не быть ему танкистом, вон в фильмах танкисты, как и лётчики, все небольшого роста, значит либо артиллерия, либо Морфлот. В мае ему будет восемнадцать, значит, после посевной могут забрать на фронт, а это значит в июле-августе, а может и после уборочной, как отца. Как он там? То, что отец попадёт в кавалерию, сомнений не было, в военкомате знали, что он был в конной армии. Увидеться, в ближайшее время, не придётся, до Барнаула далековато, из колхоза не уйдёшь, не отпустят. Может на фронте, потом, увидимся? Хотя вряд ли!" Домой с учёбы возвращались поздно.

– Скоро дожди начнутся, а там и зима не за горами. Надо бы нам лошадь с телегой в правлении выпросить. Поди, дадут?

– Ты у нас, Коля, самый представительный, поговори в сельском Совете, выделят...

После ухода братьев, сразу проснулся и младший Гена. – Ты чего так рано встал-то? Спи ещё, в школу-то рано. – Да я, мам, пойду «мордушки» проверю, да переметы гляну. – Поешь. – Потом приду с рыбалки, поем. Дядя Архип, поди, уже на берегу с Петькой.

Генка убежал. Прасковья стала убирать со стола, а думки были о детях и Леонтии: "Как он там, сердешный? А ну как убьют! Коля с Федей уже почти взрослые, теперь вот на механизаторов учатся, некогда им по дому дела делать, отойдут вскоре от семьи, Маша ещё совсем мала, вся мужская работа на Генку ляжет. Да она и сейчас на нём. И огород вскопать и дрова заготовить, вон и крышу надо к зиме залатать, а годков – то ему всего двенадцать! Трудно будет, ох, трудно" – Думала про себя, а вслух о своих бедах и тревогах никогда и никому не говорила.

Подходя к, длинному, речному затону, шириной метров сорок, с берегами, поросшими камышом, Геннадий увидел Петьку с дядей Архипом.

Начиналась добыча рыбы с проверок мордушек. Архип не торопясь вытягивал одну, а братья Гена и Петр тащили, вдвоём, другую. Рыбу выкладывали в плетеные корзины, потом подвешивали жмых внутри мордушки и погружали её опять в воду. Опростав все мордушки, около десятка, они приступали к проверке переметов.

Процесс ловли рыбы увлекал, а утренняя тишина и водная гладь затона, подёрнутая серебристой дымкой тумана, легкого и прохладного, действовала успокаивающе. В эти утренние минуты, вблизи реки, особо ощущается тонкая грань между тенью и светом, и открывается тайна жизни: рождение нового дня. И, кажется, что такая тишина и спокойствие везде, и нет войны. С первыми лучами осеннего солнца рыбалка заканчивалась и предстояла работа по чистке рыбы, сортировке по размерам и засолки в бочках.

Уставшие рыбаки позволили себе отдых. Архип достал кисет, соорудил "козью ножку", раскурил её и, глядя вдаль за реку, заговорил:

– Вот так, сынки, и деды, и отцы наши рыбалили здесь. Когда я был такой же, как вы, то тоже с братьями у дедов учился этому делу. Река тогда далее была, да и по шире чуток. Залив этот уже был, днями тут, бывало, такие чехарды с дружками устраивали, что ого-го-го, шумливые были, молодые... А дед-то ваш, отец мой, Сергей Лексеевич, заядлый был рыбак, лучше его и рыбака-то в деревне не было, уж ежели он пойдет где сети ставить, так ты хоть рядом свою сеть забрось по ходу или после хода, всё равно вся рыба в его сеть пойдёт. Заговор знал, наверное. Вот Ванька, видимо, в него. И дед Лексей, говорили, тоже рыбак был! Может и он вот также на этом месте сидел, да смотрел на "зареку", восход встречал, как мы сейчас. Может и ваши дети и внуки, потом, тоже здесь будут рассвет встречать, да рыбу ловить, только заводь эта лет через тридцать, наверное, в Обь уйдет, видите, как река течением забоку подмывает и подмывает.

Архип всегда что-нибудь вспоминал и рассказывал ребятам, пока курил свою самокрутку. Вопросы ему не задавали, кричать надо было, по причине его глухоты после контузии. Да он и сам знал, что и когда рассказать, а слушать его истории было всегда интересно.

– Ну, что, полюбовались утречком, понесем теперь женщинам улов готовить в засолку, а то вам скоро в школу бежать, а мне в кузню, кувалдой малость постучать.

5. 1941г. В Барнауле.

Вот уже чуть больше месяца Леонтий находился в армии, в Барнауле, получая весточки из дома, что всё нормально, дети в школу пошли, уборочная закончилась, с зерном на зиму будут, грибы, огурцы и капусту засолили, картошки накопали много.

Он вспомнил, как, почти в это же время, только в 37-м году, ему тоже не пришлось заниматься уборочной и подготовкой к зиме, а пришлось целый месяц жить в городе у дядьки, материного брата, Туева.

Он, красноармеец – кавалерист, почти целый месяц скрывался от второго ареста!..

Урожайный 1937 год стал тогда для колхозников великим трудовым испытанием. На уборку обильного урожая были брошены все силы. Большую и трудоёмкую работу, с раннего утра до вечера, выполняли женщины и девочки – подростки: они вязали снопы, ставили их в кучи для последующего скирдования в клади, после чего производился обмолот кладей молотилками. А мужики – колхозники практически сутками находились в полях, на полевых станах, работая и днем и ночью, отдыхая по переменке по 2-3 часа в сутки. Леонтий был бригадиром одной из полеводческих бригад. С техникой было сложно, всего один трактор "Фордзон" и косовица выполнялась в основном конными жатками-лобогрейками и крылатками (жнейками самоскидками). Пыль стояла над полем постоянно, не успевая оседать на землю. Привозной воды хватало на приготовление пищи и немного промыть глаза, поэтому все были черно-серые от пыли и загара.

Леонтий, на свой страх и риск, периодически отпускал домой по одному человеку, на пару-другую часов на "помывку", а сам исполнял работу временно отсутствующего.В субботний день во время обеда мужики решили отпустить своего бригадира в баню:

– Иди, Сергеич, домой. В бане помоешься, отдохнешь нормально хоть разок. А утром завтра и вернешься. Мы справимся, не подведем.

– Точно справитесь?

– Да не сумневайся, иди, вишь как вымотался за неделю! А мы тут ускорим жатку-то!

Ближе к ночи Леонтий направился домой: "Вёдро" стоит устойчивое без облачка, стало быть, успеем убрать пшеничку".

Часа через три он уже сидел за столом, отмытый и разгоряченный. Картошка в мундире, соленые грибы и огурцы стояли в ряд, аромат наваристой аппетитной ухи, зеленого лука и укропа расслаблял:

– Ну, вот, Паша, теперь чай можно и стопаря под ушицу! Да грибочков с огурчиком! Хороший нынче урожай, Паша! Очень хороший. На трудодни будут зерно выдавать, с хлебом да с кашей будем, значит. Надо будет сусек подделать.

Вся семья сидела за столом, сыновья с серьезным видом хлебали уху, годовалая Маша не спала, а вертелась у матери на коленях.

Рано утром, до рассвета по прохладе, Леонтий пошел на бригадный стан. Над полем стелился сплошной утренний туман. Вдруг из тумана, как из воды, вынырнул прицепщик Ваня:

– Дядя Леня, не ходите туда, там эти в фуражках приехали, Вас спрашивают.

– Чего ты мелешь? Кто приехал, кто спрашивает?

– Один из них ругается, говорит, куда он ушел, про Вас, как он посмел бросить работу, говорит, что Вас посадят. Дядя Леня, мужики меня послали, предупредить!

То, что посадят точно, это Леонтий знал, тоже точно. Правда, могут и не посадить, но это вряд ли! Время тяжелое, вон Егора Поногушина, кузнеца сельского, как забрали непонятно за что, рано утром, так уже, скоро, третий месяц ничего о нем не слыхать. Да и сам-то тогда семь месяцев ни за что отмотал!

Мысль сработала сразу: нужно рвануть в Барнаул, к родственникам матери, там отсидеться и поглядеть, куда эта чёртова кривая выведет! Город большой, поди и искать не будут.

Пробираться до Барнаула Леонтий решил вдоль берега Оби: подальше от дорог, да и деревьев вдоль берега много. К утру следующего дня он был уже в городе.

Пока шел в город, Леонтий все время думал о том, кто же мог донести на него, да так быстро: ушел-то он домой поздненько вечером, домой пришел уже затемно, вроде ни с кем не встречался! Но кто-то же донес! Так и до сих пор он не узнал, кто же это был. Догадка, конечно, есть! Но это – догад, а он не бывает богат! Что ж, видимо так и не узнаю, кто, думал Леонтий.

Родственники приняли беглеца, что ж делать, сами в свое время вынуждены были уехать из Барнаула, чтобы скрыться от расстрела, всей семьей, правда, это было в 18-м или 19-м году! Но было. Так что знакомая ситуация, а свой своему поневоле друг.

На третий день Леонтий неожиданно попал в больницу: поднялся сильный жар, ломота по всему телу, аж кости выворачивало. Лечили три недели, а там и в деревне и в районе постепенно все улеглось, Леонтия, по прошествии, почти месяца, никто не разыскивал.

Выписавшись из больницы, он с больничной справкой, похудевший вернулся домой. Получилось, что его никто и не искал, с работы он не сбегал, а лечился в больнице. Так вот вышло, что судьба не дала его в обиду, а то пилить бы ему лес где-нибудь на Севере.

Как интересно жизнь распоряжается судьбами человеческими, думал Леонтий. Вот у брата матери, Туева, тоже судьба поработала с выдумкой, судя по его рассказам.

В 1890-1996гг. он проходил службу на Дальнем Востоке, жребием судьбы в конце службы выпало ему около года проходить службу, по – хозяйству, у тамошнего флотского чиновника высокого ранга, уже довольно пожилого, обрюзгшего и вредного старикашки под семьдесят лет. Работа была разная: уборка двора, конюшни, уход за 4-мя добрыми рысаками, попутно дрова порубить и прочее.

А вот жена у него была молодая и статная дама тридцати одного года. И матрос Туев, стал замечать заинтересованные взгляды молодой хозяйки.

Потом начались расспросы: откуда он? Как служба идет? Скоро ли домой? Матрос, помогите это, принесите то...

Одним словом, однажды произошло то, что и должно было произойти между двумя молодыми мужчиной и женщиной. Через пять месяцев, в течение которых молодые люди продолжали тайком встречаться, у Алексея Туева, закончился срок службы, и он уехал домой в Томскую губернию, с. Павловск.

Прошло много лет, Алексей переехал в Барнаул, женился, занялся небольшим бизнесом при пароходстве: поставлял некоторые продукты питания для буфетов пароходства, мало-помалу скопил капиталец, выбился так сказать в люди. Приобрел хорошую квартиру на первом этаже в районе речного порта. А тут война, потом революция, после которой начались смутные времена в городе, власть почти два года постоянно менялась, переходя от большевиков к белогвардейцам, шла Гражданская война. В один из периодов очередной смены власти в конце 1918 года, когда Красные вновь вошли в город.

И вот однажды под вечер в квартиру Туевых в сопровождении нескольких красноармейцев вошел молодой комиссар. Пройдя в большую комнату, он сел на стул, осмотрелся по сторонам. Потом некоторое время рассматривал стоящих перед ним членов семьи, спросил:

– Как Ваша фамилия?

– Туевы мы.

– А Вы служили в 90-х годах прошлого века на Дальнем Востоке?

– Да, служил. – Всем выйти. – Сказал молодой комиссар красноармейцам и после продолжительного молчания:

– Значит вы мой отец! Знаете, а я представлял Вас немного другим. Мать очень хорошо отзывалась о Вас и долгое время думала, когда стала вдовой, что Вы вернетесь. Только благодаря тому, что она Вас любила, я посоветую Вам забрать свою семью, самое необходимое и сейчас же, немедленно покинуть город. Иначе Вы будете расстреляны, как мироед и классовый враг, ваша фамилия в расстрельном списке. Поспешите. Это всё, что я могу для Вас сделать. Ели будет нужно, я Вас позже найду... Прощайте!

– А... Ваша мать? Она...?

– Она умерла пять лет назад. У Вас мало времени! Через два часа, мы будем здесь снова, так что у вас есть всего час – полтора.

На этом они расстались, и больше их дороги не пересеклись. Скорее всего, он, его сын, погиб в том революционном огне. Всё произошло так быстро, что Туев, даже, не успел узнать ни фамилии, ни имени их семейного спасителя, оказавшегося его сыном.

Почему-то именно эти воспоминания неожиданно всплыли из памяти Леонтия, с такой ясностью, как будто это было вчера, и они придали ему уверенность в том, что и на этот раз его судьба сделает правильный ход, подскажет ему правильный путь.


6. На фронт.

В конце сентября пришло указание о прекращении встреч красноармейцев полка с родственниками, это означало, что скоро полк должен будет отправляться на фронт. Начался период ожидания и подготовки к отправке, занятия продолжались, все было вроде как прежде, но чуть по-другому. Вопрос, куда отправят, прямо висел в воздухе.

По сводкам информбюро фашисты приближались к Москве! Значит под Москву!

В октябре полк погрузился в эшелоны и отправился на Запад, на фронт.

На встречу с запада шли эшелоны с ранеными и гражданским населением, эвакуированными в тыл с фронтовой зоны. Железнодорожные станции напоминали большие муравейники.

Через несколько дней эшелон прибыл на станцию Чебсара Вологодской области, где в полк поступило небольшое пополнение из вологодских новобранцев с лошадьми.

Линия фронта была уже близко, немецкие самолеты периодически бомбили железнодорожные станции, деревни и дороги, по которым в обе стороны шло движение: армейские части к фронту, беженцы в тыл.

В этих условиях, приближенных к боевым, полк, до ожидания особого распоряжения о дальнейших действиях, продолжил боевую и конную подготовку. Приближалась зима и моросящие дожди, переходящие в мокрый снег, ночные заморозки и холодные ветра давали понять, что она не за горами, поэтому у кавалеристов добавилось забот: нужно было готовить лошадей к зимним условиям, самим привыкать к зимнему снаряжению.

Во время ухода за лошадьми после долгих дневных тренировок, Леонтий сказал мужикам:

– Да, братцы, похоже, майор прав был, когда говорил, что шашкой нам махать не придется.

С его старшинством мужики как-то сразу, впервые дни знакомства, согласились и воспринимали его слова, как слова рассудительного и правильно принявшего решения человека. Видимо это произошло из-за его мужицкой прямоты, спокойствия при разговоре, убежденности в своей правоте и уверенности.

– Прав! Нужно нам сейчас больше учиться прятаться за лошадью и спрыгивать на ходу, падать с неё учиться, чтобы не переломать себе ребра. Вот что я думаю! Скакать-то мы почти научились! Прятаться будем учиться.

– Падать-то мы хорошо научились, – пошутил Иван Бахарев.

– А щас, в морозы, вообще будем соскальзывать как пирог с лопаты, – поддержал шутку Обидин Алексей.

Все дружно рассмеялись и продолжили чистить и обтирать лошадей от пота, чтобы потом укрыть попоной от холода.

В середине декабря была объявлена боевая тревога, прошло срочное полковое построение:

– Товарищи, красноармейцы, получен боевой приказ командования. В результате успешного контрнаступления войск под Москвой и снятием непосредственной угрозы столице нашей Родины, дивизия направляется на спасение Ленинграда, попавшего в блокаду в начале сентября 1941 г. Город задыхается от голода и холода...Наша боевая задача...

...Срочно погрузились в эшелоны, которым был дан зеленый свет в направлении на северо-запад.

Вскоре выяснилось, что эшелоны направляются через Вологду на Волховский фронт, под Тихвин, и что там идут очень тяжелые бои.

7. 1942г. Волховский фронт.

«В начале января 1942 года по дивизии было объявлено, что она теперь входит в состав 13 кавалерийского корпуса, а командир корпуса – Гусев Николай Иванович. А корпус входит во 2-ю Ударную Армию – командующий армией генерал Клыков Николай Константинович. Главная цель 2-й Ударной Армии – прорвать блокаду Ленинграда.»

"Готовилась Любанская операция. Замысел этой операции заключался в том, чтобы ударом войск центра Волховского фронта (силы 2-й ударной и 59 армии) и 54 армии Ленинградского фронта прорвать оборону противника, развить наступление и соединиться в районе г. Любань, тем самым окружив и уничтожив большую группировку немецких войск в этом районе (см. рис.). Выполнение этой задачи давало нашим войскам в дальнейшем выйти в тыл немецко-фашистским войскам, блокировавшим Ленинград с юга.

Наступление началось 7 января. Оно велось в лесисто – болотистой местности, в условиях бездорожья, по глубокому снегу. В войсках не хватало автоматического оружия, транспорта, средств связи, продовольствия и фуража. В течение трех дней наши войска пытались прорвать оборону немцев, но успеха не достигли. 10 января командующий фронтом временно прекратил атакующие действия частей. В этот же день у 2-й ударной появился новый командарм – генерал-лейтенант Н.К.Клыков.

На Волховском фронте были перегруппированы силы, сосредоточены резервы. 13 января после полуторачасовой артиллерийской подготовки наступление возобновилось на всем участке центра Волховского фронта. К сожалению, только 2-я ударная армия имела основной и единственный успех в этой операции. Её натиск действительно был страшен. Усиленные резервами, переброшенными с других участков фронта, войска второй ударной 17 января прорвали первый оборонительный рубеж противника.

К концу января ей удалось вклиниться узкой полосой, между деревнями Мясной Бор – Спасская Полисть, в расположение 18-й армии противника, и продвинуться вглубь немцев на 75 км, перерезав железную дорогу Новгород – Ленинград. Передовые части 2 армии вышли на подступы г. Любань и охватили вражескую группировку с юга. Остальные армии фронта практически остались на исходных рубежах и вели тяжелые оборонительные бои.

Между 2-й ударной и 54 армией Ленинградского фронта оставалось всего 55 км."

По прибытии на ст. Большой Двор, спешным порядком была произведена разгрузка и 236-й полк, в составе 87-й кавдивизии, конным строем двинулся на Тихвин. Во время марша стало известно, что наши войска взяли Тихвин и успешно продвигаются к реке Волхов. Дивизия в составе 236-го, 241-го, 244-го кавполков продолжила «марш» на Волховский фронт походным порядком: все бойцы шли пешком, а на лошадях в седлах транспортировали боеприпасы и фураж.

– Ну, вот, Леонтий, а ты падать учиться, падать! Чтоб ребра не сломать! Второй месяц на лошадь не садились, – пошучивал Бахарев, – Эвон, змеиногорцы за лошадей как спрятались, не то, что немец, я их уже неделю не вижу и не слышу.

– Это они с лопаты соскользнули. Да затаились, чтоб табачком не делиться, – поддержал его Гриша Меньшиков.

– А чё, у них еще табачок остался? Я бы погрелся, малость, табачком-то. А то мороз гуляет под шинелькой.

"В январе-апреле 1942 г. ударные группировки Ленинградского и Волховского фронтов предприняли наступление навстречу друг другу на Любаньском направлении с целью разгрома немецкой группы армий «Север» и деблокирования Ленинграда. Главная роль в этом наступлении отводилась соединениям 2-й Ударной армии Волховского фронта. Навстречу войскам Волховского фронта в направлении на Любань наступала 54-я армия Ленинградского фронта. Активная роль в наступлении отводилась 13-й кавалерийскому корпусу генерал-майора Н.И. Гусева.

Корпус был сформирован в конце декабря 1941 – начале января 1942 гг. из 25-й кавдивизии полковника Д.М. Баринова, 80-й кавдивизии полковника Л.А. Сланова и 87-й кавдивизии ("алтайской") полковника В.Ф. Трантина3.

Командовать корпусом был назначен боевой опытный командир Николой Иванович Гусев. Директивой командующего Волховским фронтом за ? 0021 от 23 января 1942 г. 13-му кавкорпусу в составе 25-й, 87-й кавалерийских дивизий, 366-й стрелковой дивизии и трех лыжных батальонов было приказано с 6 часов 24 января войти в прорыв на участке 2-й ударной армии и разгромить остатки противника в полосе Ленинградского шоссе, не допустив образования обороны противника на реках Тигода и Кересть.

Была поставлена задача к исходу 25 января выйти на р. Трубица, выдвинув передовые отряды к Сенной Керести, Новой деревне, Финеву Лугу. В дальнейшем наступать в общем направлении Ольховка, Апраксин Бор и Любань. Не позднее 27 января перехватить шоссе и железную дорогу Чудово – Ленинград и овладеть Любанью." "Искусно использовав глубокие ложбины перед линией немецкого фронта, красноармейцы врубились в позиции противника, раздавили цепь опорных пунктов и главными силами 13-го кавалерийского корпуса из состава 2-й ударной армии, словно вода в половодье через прорванную плотину, устремились в немецкий тыл.

Постоянно бросая в трех – пятикилометровую брешь новые и новые части, русские продвигались к дороге Новгород – Чудово. В кошмарный мороз, когда столбик термометра опускался до отметки 30-40 градусов ниже нуля, рассеянные немецкие роты закреплялись на лесных полянах и росчистях, на высоких снежных холмах и заставляли красноармейцев, дорогой ценой платить за каждый шаг продвижения.

Бойцам 13 кавалерийского корпуса понадобилось четыре дня, чтобы покрыть восьмикилометровый путь до дороги. Когда же они, наконец, вышли к ней, то достигли немногого, поскольку три немецких укрепленных пункта – Мостки, Спасская Полисть и Земтицы – продолжали сдерживать натиск. Окруженные русскими, эти опорные пункты продолжали держаться на протяжении нескольких недель в тылу советского наводнения. Они стали основными точками притяжения сил в боях за жизненно важные дороги, связывавшие север и юг Волховского фронта. Это был превосходный прорыв, но "тоннель", по которому продвигались войска, оказался чересчур узким."


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю